Однажды приехал я на летние каникулы из техникума. Витя,
мой сосед и в детстве постоянный спутник в походах на рыбалку, был еще
школьником. В селе гостил брат моего сокурсника, тоже старшеклассник. Они на
другой же день уговорили меня вспомнить прошлое, и наша троица отправилась на
рыбалку за реку Алей, в Дальнюю Перемойку.
Эта старица, наиболее глубокая по сравнению с другими, с
малых лет привлекала мое внимание. Первый раз меня привел туда отец. Не хотел он
меня тогда брать: мал еще был. Но вскоре я очень даже пригодился! Лодка, на
которой нужно было переплыть реку, оказалась на противоположном берегу. Я
сплавал за ней, и мы пошли по некошеному лугу к Перемойке. Из обуви для меня
нашлись только валенки. От росы они стали полными воды. Но я мирился с этим,
даже виду не показывал, что мне тяжело шагать.
Берега и тогда были заросшие кустарником, на воде –
лопухи и ряска. Лишь единственное место было пригодно для ужения с берега. Мы
переночевали в стоге сена, а на зорьке явились к облюбованному месту. Моя первая
в жизни бамбуковая удочка, краса и гордость, позволяла сделать довольно дальний
заброс. Поплавки удочек мальчиков были ближе к берегу.
А вот и поклевка на моей удочке. Такая необычная. Я с
удочкой с детства и всегда мог понять, какая рыба клюет и какого размера.
Сообразил и на этот раз, что клюет линь. А поклевка у него осторожная. Он долго
смакует насадку, и поплавок в это время кивает и кивает, находясь на одном
месте. Тут уж надо набраться терпения. И когда поплавак лег на бок, а потом
стал тонуть и уходить в сторону, я подсек. Что тут началось! На крючке сидел
какой-то зверь. Он потянул с такой силой, что леска лопнула. Она оказалась
очень тонкой для такой рыбы.
Трясущимися от волнения руками я заменил леску на более
мощную. Подобрал крючок покрупнее. Через несколькоминут, показавшимися мне вечностью, снова
сделал дальний заброс. Ребята, которых я еле утихомирил, так они были
возбуждены увиденным, собрали свои удочки и ждали, что же будет дальше. А клев,
несмотря на возню и в воде, и на берегу, все же продолжился. Полукилограммовые
лини брали с перерывом минут в пять-десять. Это потому, что каждый пойманный
линь выделывал такие фокусы, так рвался в разные стороны, что леска свистела, а
лопухи всплывали, подрезанные. После такого шума обитателям глубин требовалось
успокоиться.
Короче говоря, наловил я одной удочкой целое ведро линей,
разложил их на три кучки и честно поделился с мальчиками. Все пришли домой с
уловом! А вечером снова в стог, утром – на старое место. Но клев был уже хуже.
Ребята совсем ничего не поймали. А я умудрился дополнительно к немногочисленным
линям добыть несколько карасей и красноперок. И снова разделил рыбу. Вижу, мои
попутчики этого уже ждали. Им понравилось. А мне стало обидно за себя. Дома едоков
человек восемь, женщины и девочки, которые годами не видят рыбы. А я
расщедрился, благородного из себя разыгрываю.
На третий день – снова на ночь в стог. А утром я сделал
дипломатическое заявление: я оставляю вам свое проверенное уловистое место, а
сам поищу себе другое, и пусть каждый ловит сам для себя. И ушел вдоль берега
искать, где бы закинуть удочку. А такого участка чистой воды, без лопухов и
ряски, больше нигде не было. Ни на что не надеясь, я метрах в ста от ребят
обмял в промежутке между кустами траву, кончиком удилища раздвинул окошечко в
ряске, снайперским броском запустил туда крючок, вымерил глубину и опустил
червяка почти до самого дна.
Сижу и понимаю, что зря покинул насиженное место. Но дело
было уже не в улове, а в принципе. До десятка килограммов отличной рыбы я
подарил ребятам, сколько же можно? Мне было приятно дарить рыбу, но стыдно было
перед матерью, перед сестрами и племянницами. Чем я им помогаю, явившись на
каникулы?
Много времени
прошло, солнце уже припекать начало. И вдруг мой поплавок ожил! Он так долго
кивал, стоя на месте, приподнимаясь и опускаясь, что у меня еле хватило
терпения дождаться, пока он стал медленно опускаться в глубину. Тут я сделал
подсечку! Не буду рассказывать о том, что я пережил за время борьбы с рыбиной.
Леска звенела и свистела. Подрезанные лопухи всплывали, ряска разлеталась, как
от ножа. Выволок я его. Это был линь. Взвешиватьего было не начем. Тогда я еще не знал шутку,
от чего у рыболова левая рука всегда болит. Он, дескить, стучит по ней ребром
ладони правой руки, показывая, каких размеров была поймана, а чаще всего
сорвалась рыба. В простоте своей я замерил линя старым способом. От кончиков
пальцев он доставал мне до средины мускула. Это, как я понимаю, до 50
сантиметров!
Больше клева не было. Вспомнив о том, что у меня есть
блесна, я привязал ее к длинной леске и стал кидать наугад на чистые места. И,
о чудо! Вскоре я имел пару щук и солидного окуня. Парни мои от зависти
посинели. Отобрали у меня удочку и блесну, метались по берегу, делали заброс за
забросом. Но… Ничего они не поймали. Рыбы я им не дал. До сих пор сидит во мне
двойственное чувство. Как будто я и прав. И в то же время пожадничал. Так и
живу с этим.
[Скрыть]Регистрационный номер 0156280 выдан для произведения:
КАК
Я ЛОВИЛ ЛИНЯ
Однажды приехал я на летние каникулы из техникума. Витя,
мой сосед и в детстве постоянный спутник в походах на рыбалку, был еще
школьником. В селе гостил брат моего сокурсника, тоже старшеклассник. Они на
другой же день уговорили меня вспомнить прошлое, и наша троица отправилась на
рыбалку за реку Алей, в Дальнюю Перемойку.
Эта старица, наиболее глубокая по сравнению с другими, с
малых лет привлекала мое внимание. Первый раз меня привел туда отец. Не хотел он
меня тогда брать: мал еще был. Но вскоре я очень даже пригодился! Лодка, на
которой нужно было переплыть реку, оказалась на противоположном берегу. Я
сплавал за ней, и мы пошли по некошеному лугу к Перемойке. Из обуви для меня
нашлись только валенки. От росы они стали полными воды. Но я мирился с этим,
даже виду не показывал, что мне тяжело шагать.
Берега и тогда были заросшие кустарником, на воде –
лопухи и ряска. Лишь единственное место было пригодно для ужения с берега. Мы
переночевали в стоге сена, а на зорьке явились к облюбованному месту. Моя первая
в жизни бамбуковая удочка, краса и гордость, позволяла сделать довольно дальний
заброс. Поплавки удочек мальчиков были ближе к берегу.
А вот и поклевка на моей удочке. Такая необычная. Я с
удочкой с детства и всегда мог понять, какая рыба клюет и какого размера.
Сообразил и на этот раз, что клюет линь. А поклевка у него осторожная. Он долго
смакует насадку, и поплавок в это время кивает и кивает, находясь на одном
месте. Тут уж надо набраться терпения. И когда поплавак лег на бок, а потом
стал тонуть и уходить в сторону, я подсек. Что тут началось! На крючке сидел
какой-то зверь. Он потянул с такой силой, что леска лопнула. Она оказалась
очень тонкой для такой рыбы.
Трясущимися от волнения руками я заменил леску на более
мощную. Подобрал крючок покрупнее. Через несколькоминут, показавшимися мне вечностью, снова
сделал дальний заброс. Ребята, которых я еле утихомирил, так они были
возбуждены увиденным, собрали свои удочки и ждали, что же будет дальше. А клев,
несмотря на возню и в воде, и на берегу, все же продолжился. Полукилограммовые
лини брали с перерывом минут в пять-десять. Это потому, что каждый пойманный
линь выделывал такие фокусы, так рвался в разные стороны, что леска свистела, а
лопухи всплывали, подрезанные. После такого шума обитателям глубин требовалось
успокоиться.
Короче говоря, наловил я одной удочкой целое ведро линей,
разложил их на три кучки и честно поделился с мальчиками. Все пришли домой с
уловом! А вечером снова в стог, утром – на старое место. Но клев был уже хуже.
Ребята совсем ничего не поймали. А я умудрился дополнительно к немногочисленным
линям добыть несколько карасей и красноперок. И снова разделил рыбу. Вижу, мои
попутчики этого уже ждали. Им понравилось. А мне стало обидно за себя. Дома едоков
человек восемь, женщины и девочки, которые годами не видят рыбы. А я
расщедрился, благородного из себя разыгрываю.
На третий день – снова на ночь в стог. А утром я сделал
дипломатическое заявление: я оставляю вам свое проверенное уловистое место, а
сам поищу себе другое, и пусть каждый ловит сам для себя. И ушел вдоль берега
искать, где бы закинуть удочку. А такого участка чистой воды, без лопухов и
ряски, больше нигде не было. Ни на что не надеясь, я метрах в ста от ребят
обмял в промежутке между кустами траву, кончиком удилища раздвинул окошечко в
ряске, снайперским броском запустил туда крючок, вымерил глубину и опустил
червяка почти до самого дна.
Сижу и понимаю, что зря покинул насиженное место. Но дело
было уже не в улове, а в принципе. До десятка килограммов отличной рыбы я
подарил ребятам, сколько же можно? Мне было приятно дарить рыбу, но стыдно было
перед матерью, перед сестрами и племянницами. Чем я им помогаю, явившись на
каникулы?
Много времени
прошло, солнце уже припекать начало. И вдруг мой поплавок ожил! Он так долго
кивал, стоя на месте, приподнимаясь и опускаясь, что у меня еле хватило
терпения дождаться, пока он стал медленно опускаться в глубину. Тут я сделал
подсечку! Не буду рассказывать о том, что я пережил за время борьбы с рыбиной.
Леска звенела и свистела. Подрезанные лопухи всплывали, ряска разлеталась, как
от ножа. Выволок я его. Это был линь. Взвешиватьего было не начем. Тогда я еще не знал шутку,
от чего у рыболова левая рука всегда болит. Он, дескить, стучит по ней ребром
ладони правой руки, показывая, каких размеров была поймана, а чаще всего
сорвалась рыба. В простоте своей я замерил линя старым способом. От кончиков
пальцев он доставал мне до средины мускула. Это, как я понимаю, до 50
сантиметров!
Больше клева не было. Вспомнив о том, что у меня есть
блесна, я привязал ее к длинной леске и стал кидать наугад на чистые места. И,
о чудо! Вскоре я имел пару щук и солидного окуня. Парни мои от зависти
посинели. Отобрали у меня удочку и блесну, метались по берегу, делали заброс за
забросом. Но… Ничего они не поймали. Рыбы я им не дал. До сих пор сидит во мне
двойственное чувство. Как будто я и прав. И в то же время пожадничал. Так и
живу с этим.
Хм.. если рассматривать это как лит. дневник. то могу сказать, что жадность - это несколько иное. На мой взгляд , жадность - когда не дал нуждающемуся, когда у тебя вдоволь. А кормить халявщиков -ха! Руки-ноги есть? Снасть есть? Вперед. парни! Это что - то древнее, оставшееся еще от советской интеллигенции,чувство вины за ближнего, коему не повезло. А ближний приложил все усилия, что мог? Или понадеялся на соседа? Ну, тут сколько людей, столько мнений. Как литературное произведение - средний балл. Конечно, ругать проще, чем хвалить. Но сильно ругать не хочу. Кое где страдает орфография, но в целом, несмотря на незамысловатый слог и сюжет, впечатление приятное. Спасибо.