ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Искушение тракториста

Искушение тракториста

 Пасха тот год выдалась поздняя, а весна наоборот – ранняя, на страстной неделе такая теплынь стояла, прямо лето, да и только. Я тогда трактористом в колхозе работал на Кировце. И вот выпала мне ночная смена пахать на дальних угодьях аккурат в пятницу. Собираюсь на работу, а жена мне бубнит: «Знаешь, Саня, какая будет нынче ночь строгая, вся нечисть перед Пасхой бесится. Так ты уж там поаккуратней». Я отвечаю ей: «Чего мне боятся! Я человек не верующий. Это пусть те поберегутся, кто всякие приметы и прочие басенки слушает». Она опять своё: «А всё ж, попридержи коней!» ну, и накаркала…
          Только приехал на поле, свет вырубился. Хорошо, что ещё светло было, исправил, до самой темноты возился. Сел в кабину, прожектора настроил и погнал загонка за загонкой, потянул борозду, план давать надо, я же, как ни как, в своём звене знаменосец! Совсем ночь настала. Тут вижу, мелькает свет на полевой дороге. Едет мотоцикл и прямо ко мне, водила рукой машет, меня зовёт. Остановил трактор, подхожу.
          — В чём дело?
          — Выручай, братан! – говорит мне парень, молодой, незнакомый – ЧП у нас получилось. Едем мы из соседней деревни, из Самородовки, на двух мотоциклах и один заглох. Будь человеком, поехали со мной, посветишь нам своими фарами, а мы его подремонтируем.
          Отказывать нельзя, поехал. Есть неписаный закон: водила водиле помогать должен. Проехали с полкилометра, действительно стоит на дороге Урал с люлькой, а возле него ещё один парень в кожанке и с ним две девахи молодые, сисястые. Не знаю, толи они уже отметили Пасху, толи репетировали, только были все поддатые. Поставил я Кировец, свет настроил и минут за пятнадцать мы, втроём, мотоцикл реанимировали, ожил он, задышал. Вся компания обрадовалась, парни кричат мне:
          — Водку будешь?
          — А чего же не сполоснуть горло, – отвечаю – Тем более, обмыть починку надо.
          Достают они из люльки сумку, в ней три бутылки водки, два стакана и закусь кое какая – печенки, конфетки. Девчата пить отказались, а мы втроём одну бутылочку «уговорили». Парни тем временем открывают вторую.
          — Нет! – отказываюсь я – Это уже перебор, мужики. Надо же и край знать, я ведь, как никак на работе!
          — Не боись, братан! – толкуют они – в поле инспекторов нет.
          — Нет то нет, – отпираюсь я. – А вот ночью, во хмелю, наковыряешь поле, испоганишь, завтра перепахивать заставят за свой счёт.
          В общем, выпил я ещё один стакан, ради приличия, больше не стал.
          — Ну не хочешь водку, – не отстают они – бери себе на всю ночь любую из девчонок. Одно условие: утром привезёшь её в деревню.
          — Да вы что, ребята, – опешил я – как можно! Я человек женатый, мне такое и совесть не позволит.
          — Какая совесть? – смеётся тот, что в кожанке – На её месте давно хрен вырос. Может ты сомневаешься начёт согласия?
          Он к девчонкам обернулся, те головами кивают: «Пусть выбирает».
          — Нет, нет! – запротестовал я – спасибо за уважение, у меня дома этого добра, хоть ложкой хлебай! Поеду я, время – деньги.
          Расстались мы, больше я их и не видел. Приехал на свой участок, плуг в землю опустил и, как говорится, дал газу до отказу!
          Ночь тихая, тихая, тёмная, как в колодце вода, а звёзды такие яркие, будто кто небо с шампунем вымыл, не светят, а, прямо, пылают, аж душно от них. Земля за день отпарилась,  разомлела, девятилемешный плуг, как сало пластает. Дух от земли такой ядерный, такой осязаемый идёт, что хоть на хлеб намазывай! Я дверки в тракторе распахнул, хорошо мне, душа поёт! Тут чувствую, что эта самая душа разделилась во мне на две половинки. Одна из них, в которой ни стыда, ни совести, шепчет мне: «Эх, Саня, Саня! Какой же ты лошара! Судьба тебе в рот сладенькую конфетку положила, а ты плюёшься. Погляди, какая ночь безлунная, свидетелей – никого. Стал бы на краю поля, потешил бы себя до утра, юность бы вспомнил, а в конторе сказал бы, что, мол, трактор сломался, ночью не смог починить». А та половинка, в которой совесть застряла, хвалит меня: «Молодец, Саня, настоящий мужик! Своё достоинство не уронил и честь жены не опозорил! А то ведь любовные шашни, как шило – сколько его в мешок не прячь, всё одно когда-нибудь оно вылезет и уколет. Скажет тебе твоя Зина: «Знаю теперь я, Саня, какой ты у нас пахарь–передовик, как ты по ночам стараешься, трудодни зарабатываешь, палочки ставишь». А первая половина опять за своё: «Был ты дураком, Саня, дураком и помрёшь! Глянь какая у  Кировца кабина просторная, какая тёплая. На улице весна в разгаре, щепка на щепку лезет, а ты… Эх, ты!»
          Представил я себе как бы мы с молодухой на этих сиденьях покувыркались, как бы она при звёздах мне голым задом посверкала, какое у неё тело молодое, духмяное, ядрёное, как свежесорваный огурец.  Размечтался, рассиропился, аж вспотел. И вот, в свете этих миражей, при развороте на новую загонку, в свете фар, вижу: лежит на краю поля голая баба, в том смысле, что совершенно обнажённая, без всех прибамбасов. От неожиданности я даже протрезвел и руки у меня затрусились! Мама моя дорогая, это ещё откуда? Не знала баба хлопоты и купила порося! Этого мне только не хватало! Тормознул трактор, размышляю: как она сюда попала? И вдруг догадка, как озарение: а эти четверо на мотоциклах, не их ли это работа? Может была с ними ещё и третья подруга, которую они порешили. Ишь, как ловко у них продумано! Всё верно, вот они меня водчёнкой-то и подпаивали, чтобы, значит, я крайним оказался. Стало быть мне сейчас к ней подходить ни в коем случае не надо, чтоб ни каких моих следов. Обвинить меня, может, и не обвинят, хотя наши сыщики любят валить на крайнего, но по судам затаскают. Придётся в район за тридцать км ездить за свой счёт, а сколько будет нервотрёпки, пересудов всяких! Тут надо подумать как себя правильно вести! Пропашу-ка я ещё одну загонку, помозгую.     
           Тронул трактор, двери закрыл, на всякий случай, на щеколды, а сам мыслю: «Ну откуда может взяться в глухом поле, за семь вёрст от села, женщина без обмундирования? Почудилось тебе, Саня всё! Нет там никакой девки! Это сухой бурьян да полынь отсвет дают, белеют, а ты во хмелю закимарил, забылся, вот тебе и показалось». А что если совсем не пахать в этом месте? Переехать дальше и начать новую загонку. Так ведь следователь спросит: «А почему вы, Александр Петрович не вспахали этот клин?» что ему правильно ответить? Уж лучше скажу, что была ночь, ничего не видел, проехал мимо. Впрочем, сейчас уточним, может и вправду показалось, всё-таки ночь есть ночь. Крутнулся, потянул к тому краю поля… Нет, не показалось! Лежит, сердечная, в том же месте.  Свалилась же, япона мать, на мою голову! Пройтись бы, посмотреть, однако же жутковато. Любому человеку в одиночку, тёмной ночью подойти к мертвяку боязно.  До неё хоть и далековато ещё, однако же, в лучах фар чётко видится на весеннем чернозёме женская фигура: лежит она на спине, голова на бок повёрнута, ноги поджаты, росточка не большого, грудей и рук разобрать не могу, но тело молодое, белое, белое. Что делать? Решил ещё круг пропахать, повременить, подойду, как ближе подъеду.
          Тяну загонку, а сам весь в думках и сам же у себя спрашиваю: а с чего ты взял, что она мёртвая? Может, она спит пьяная в лобузы, ночь-то вон какая тёплая. Подойдёшь ты к ней, а она тебе когтями рожу-то и расцарапает, с бодуна да с просонку, а в милиции скажет, что ты её домогался. Доказывай потом, что ты не верблюд!
          Еду, водка в мозгах булькает, думать мешает. Всякая хреновина в голову лезет.  Может не даром меня Зинка моя вечером напутствовала? Может, это козни Лукавого? В самом деле, не слишком ли много приключений за одну ночь? Ишь какой тонкий искус: сначала сладкой водочкой соблазняли, потом молоденькими девчонками, а теперь и того круче получается! Нечисть на выдумки способна!  У неё, говорят, есть даже такая баба, называется Ночная Дева, любого мужика заласкает до смерти. Подойду к ней, а она вцепится в меня и – прощай мама!
          Однако,  к тому времени две половины души во мне слились воедино и внутренний голос шепчет мне: «Слабак ты, Петрович, слабак! Выпил три стаканчика без закуся и скапустился. Раньше тебе и полведра пойла было мало. Чего ты запаниковал? Что ты едрёну мать гнёшь? Ты же в кабине сидишь, как в танке, у тебя три фары светят ярче прожектора! Ты хозяин сложившихся обстоятельств, всё в тових руках. Вот сейчас мы развернёмся, пойдём на обратный круг и, когда подъедем к тому месту, где девка лежит, ты выйдешь из кабины и трезво всё осмотришь».
          Ладно, думаю, годиться! Развернул плуг, из ящика с инструментом достал разводной ключ, положил рядом на сиденье, так, на случай, если отмахнуться придётся. Дал малый газ, лемеха пашут, а я еду весь на «измене», весь в напряжении, всматриваюсь в темноту…  Ближе…ближе….ближе. Вот она! Да-а-а! Лежит на краю поля, в бурьяне, целлофановый мешок из-под удобрений…
          Тут край неба белеть стал, светает в это время уже рано. Прошла ночь, слава тебе, Господи! Не крещёный, перекрестился.
 
 
 
04.02.2020г.
 

 

© Copyright: Василий Реснянский, 2020

Регистрационный номер №0474934

от 6 июня 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0474934 выдан для произведения:  Пасха тот год выдалась поздняя, а весна наоборот – ранняя, на страстной неделе такая теплынь стояла, прямо лето, да и только. Я тогда трактористом в колхозе работал на Кировце. И вот выпала мне ночная смена пахать на дальних угодьях аккурат в пятницу. Собираюсь на работу, а жена мне бубнит: «Знаешь, Саня, какая будет нынче ночь строгая, вся нечисть перед Пасхой бесится. Так ты уж там поаккуратней». Я отвечаю ей: «Чего мне боятся! Я человек не верующий. Это пусть те поберегутся, кто всякие приметы и прочие басенки слушает». Она опять своё: «А всё ж, попридержи коней!» ну, и накаркала…
          Только приехал на поле, свет вырубился. Хорошо, что ещё светло было, исправил, до самой темноты возился. Сел в кабину, прожектора настроил и погнал загонка за загонкой, потянул борозду, план давать надо, я же, как ни как, в своём звене знаменосец! Совсем ночь настала. Тут вижу, мелькает свет на полевой дороге. Едет мотоцикл и прямо ко мне, водила рукой машет, меня зовёт. Остановил трактор, подхожу.
          — В чём дело?
          — Выручай, братан! – говорит мне парень, молодой, незнакомый – ЧП у нас получилось. Едем мы из соседней деревни, из Самородовки, на двух мотоциклах и один заглох. Будь человеком, поехали со мной, посветишь нам своими фарами, а мы его подремонтируем.
          Отказывать нельзя, поехал. Есть неписаный закон: водила водиле помогать должен. Проехали с полкилометра, действительно стоит на дороге Урал с люлькой, а возле него ещё один парень в кожанке и с ним две девахи молодые, сисястые. Не знаю, толи они уже отметили Пасху, толи репетировали, только были все поддатые. Поставил я Кировец, свет настроил и минут за пятнадцать мы, втроём, мотоцикл реанимировали, ожил он, задышал. Вся компания обрадовалась, парни кричат мне:
          — Водку будешь?
          — А чего же не сполоснуть горло, – отвечаю – Тем более, обмыть починку надо.
          Достают они из люльки сумку, в ней три бутылки водки, два стакана и закусь кое какая – печенки, конфетки. Девчата пить отказались, а мы втроём одну бутылочку «уговорили». Парни тем временем открывают вторую.
          — Нет! – отказываюсь я – Это уже перебор, мужики. Надо же и край знать, я ведь, как никак на работе!
          — Не боись, братан! – толкуют они – в поле инспекторов нет.
          — Нет то нет, – отпираюсь я. – А вот ночью, во хмелю, наковыряешь поле, испоганишь, завтра перепахивать заставят за свой счёт.
          В общем, выпил я ещё один стакан, ради приличия, больше не стал.
          — Ну не хочешь водку, – не отстают они – бери себе на всю ночь любую из девчонок. Одно условие: утром привезёшь её в деревню.
          — Да вы что, ребята, – опешил я – как можно! Я человек женатый, мне такое и совесть не позволит.
          — Какая совесть? – смеётся тот, что в кожанке – На её месте давно хрен вырос. Может ты сомневаешься начёт согласия?
          Он к девчонкам обернулся, те головами кивают: «Пусть выбирает».
          — Нет, нет! – запротестовал я – спасибо за уважение, у меня дома этого добра, хоть ложкой хлебай! Поеду я, время – деньги.
          Расстались мы, больше я их и не видел. Приехал на свой участок, плуг в землю опустил и, как говорится, дал газу до отказу!
          Ночь тихая, тихая, тёмная, как в колодце вода, а звёзды такие яркие, будто кто небо с шампунем вымыл, не светят, а, прямо, пылают, аж душно от них. Земля за день отпарилась,  разомлела, девятилемешный плуг, как сало пластает. Дух от земли такой ядерный, такой осязаемый идёт, что хоть на хлеб намазывай! Я дверки в тракторе распахнул, хорошо мне, душа поёт! Тут чувствую, что эта самая душа разделилась во мне на две половинки. Одна из них, в которой ни стыда, ни совести, шепчет мне: «Эх, Саня, Саня! Какой же ты лошара! Судьба тебе в рот сладенькую конфетку положила, а ты плюёшься. Погляди, какая ночь безлунная, свидетелей – никого. Стал бы на краю поля, потешил бы себя до утра, юность бы вспомнил, а в конторе сказал бы, что, мол, трактор сломался, ночью не смог починить». А та половинка, в которой совесть застряла, хвалит меня: «Молодец, Саня, настоящий мужик! Своё достоинство не уронил и честь жены не опозорил! А то ведь любовные шашни, как шило – сколько его в мешок не прячь, всё одно когда-нибудь оно вылезет и уколет. Скажет тебе твоя Зина: «Знаю теперь я, Саня, какой ты у нас пахарь–передовик, как ты по ночам стараешься, трудодни зарабатываешь, палочки ставишь». А первая половина опять за своё: «Был ты дураком, Саня, дураком и помрёшь! Глянь какая у  Кировца кабина просторная, какая тёплая. На улице весна в разгаре, щепка на щепку лезет, а ты… Эх, ты!»
          Представил я себе как бы мы с молодухой на этих сиденьях покувыркались, как бы она при звёздах мне голым задом посверкала, какое у неё тело молодое, духмяное, ядрёное, как свежесорваный огурец.  Размечтался, рассиропился, аж вспотел. И вот, в свете этих миражей, при развороте на новую загонку, в свете фар, вижу: лежит на краю поля голая баба, в том смысле, что совершенно обнажённая, без всех прибамбасов. От неожиданности я даже протрезвел и руки у меня затрусились! Мама моя дорогая, это ещё откуда? Не знала баба хлопоты и купила порося! Этого мне только не хватало! Тормознул трактор, размышляю: как она сюда попала? И вдруг догадка, как озарение: а эти четверо на мотоциклах, не их ли это работа? Может была с ними ещё и третья подруга, которую они порешили. Ишь, как ловко у них продумано! Всё верно, вот они меня водчёнкой-то и подпаивали, чтобы, значит, я крайним оказался. Стало быть мне сейчас к ней подходить ни в коем случае не надо, чтоб ни каких моих следов. Обвинить меня, может, и не обвинят, хотя наши сыщики любят валить на крайнего, но по судам затаскают. Придётся в район за тридцать км ездить за свой счёт, а сколько будет нервотрёпки, пересудов всяких! Тут надо подумать как себя правильно вести! Пропашу-ка я ещё одну загонку, помозгую.     
           Тронул трактор, двери закрыл, на всякий случай, на щеколды, а сам мыслю: «Ну откуда может взяться в глухом поле, за семь вёрст от села, женщина без обмундирования? Почудилось тебе, Саня всё! Нет там никакой девки! Это сухой бурьян да полынь отсвет дают, белеют, а ты во хмелю закимарил, забылся, вот тебе и показалось». А что если совсем не пахать в этом месте? Переехать дальше и начать новую загонку. Так ведь следователь спросит: «А почему вы, Александр Петрович не вспахали этот клин?» что ему правильно ответить? Уж лучше скажу, что была ночь, ничего не видел, проехал мимо. Впрочем, сейчас уточним, может и вправду показалось, всё-таки ночь есть ночь. Крутнулся, потянул к тому краю поля… Нет, не показалось! Лежит, сердечная, в том же месте.  Свалилась же, япона мать, на мою голову! Пройтись бы, посмотреть, однако же жутковато. Любому человеку в одиночку, тёмной ночью подойти к мертвяку боязно.  До неё хоть и далековато ещё, однако же, в лучах фар чётко видится на весеннем чернозёме женская фигура: лежит она на спине, голова на бок повёрнута, ноги поджаты, росточка не большого, грудей и рук разобрать не могу, но тело молодое, белое, белое. Что делать? Решил ещё круг пропахать, повременить, подойду, как ближе подъеду.
          Тяну загонку, а сам весь в думках и сам же у себя спрашиваю: а с чего ты взял, что она мёртвая? Может, она спит пьяная в лобузы, ночь-то вон какая тёплая. Подойдёшь ты к ней, а она тебе когтями рожу-то и расцарапает, с бодуна да с просонку, а в милиции скажет, что ты её домогался. Доказывай потом, что ты не верблюд!
          Еду, водка в мозгах булькает, думать мешает. Всякая хреновина в голову лезет.  Может не даром меня Зинка моя вечером напутствовала? Может, это козни Лукавого? В самом деле, не слишком ли много приключений за одну ночь? Ишь какой тонкий искус: сначала сладкой водочкой соблазняли, потом молоденькими девчонками, а теперь и того круче получается! Нечисть на выдумки способна!  У неё, говорят, есть даже такая баба, называется Ночная Дева, любого мужика заласкает до смерти. Подойду к ней, а она вцепится в меня и – прощай мама!
          Однако,  к тому времени две половины души во мне слились воедино и внутренний голос шепчет мне: «Слабак ты, Петрович, слабак! Выпил три стаканчика без закуся и скапустился. Раньше тебе и полведра пойла было мало. Чего ты запаниковал? Что ты едрёну мать гнёшь? Ты же в кабине сидишь, как в танке, у тебя три фары светят ярче прожектора! Ты хозяин сложившихся обстоятельств, всё в тових руках. Вот сейчас мы развернёмся, пойдём на обратный круг и, когда подъедем к тому месту, где девка лежит, ты выйдешь из кабины и трезво всё осмотришь».
          Ладно, думаю, годиться! Развернул плуг, из ящика с инструментом достал разводной ключ, положил рядом на сиденье, так, на случай, если отмахнуться придётся. Дал малый газ, лемеха пашут, а я еду весь на «измене», весь в напряжении, всматриваюсь в темноту…  Ближе…ближе….ближе. Вот она! Да-а-а! Лежит на краю поля, в бурьяне, целлофановый мешок из-под удобрений…
          Тут край неба белеть стал, светает в это время уже рано. Прошла ночь, слава тебе, Господи! Не крещёный, перекрестился.
 
 
 
04.02.2020г.
 
 
 
Рейтинг: 0 398 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!