Интервью

18 июля 2018 - Павел Недоступов
article420906.jpg
- Ты точно знаешь где это? – в очередной раз спросила Анжела. Машина стояла в пробке на одной из центральных улиц столицы. Воздух вокруг буквально гудел от напряжения нервов водителей сотен автомобилей. Кондиционер не справлялся с сорокаградусной жарой, и к тому же в салон просачивался едкий, разламывающий голову, запах горючего, разогретого асфальта и выхлопных газов. В такие минуты Анжела жалела, что пять лет назад уехала из Ростова в погоне за столичной мечтой. Но сейчас больше всего молодую журналистку бесил водитель их съемочной группы Василий Петрович. Ей казалось что он понятия не имеет как добраться до Второй Красноярской. Его презрительное отношение к ней и снисходительная улыбка, которой он отвечал на все вопросы и советы, все бесило молодую женщину. Её раздражало то, что она никак не могла подпортить жизнь пожилому Василию Петровичу, он ей не подчинялся. За не имением лучшего она стала злиться на всю ситуацию в целом. - Какое мне вообще дело до отставного писаки. Он же вот уже двадцать лет ничего популярного не написал, да и непопулярного тоже. И что на уме у Илюшина? Тоже мне главред. Звезду канала отправить на запись интервью с унылым говнописателем какого-то там пыльного века! - во время монолога Анжела гламурно морщила носик и стильно закатывала глазки. Андрей, совсем молодой оператор, работавший с телезвездой впервые, попытался как-то оправдать Илюшина. - Леонид Беркер лауреат нобелевской премии шестьдесят четвертого года. Нобелевскими лауреатами в тридцать три года становиться далеко не всякие «говнописатели». Завтра Леониду Ивановичу исполняется восемьдесят, так что Илюшин довольно своевременно вспомнил о нем. Крайнее видеоинтервью у Беркера брали в девяносто первом. В свое время критики называли его «последним из могикан серебряного века» и «эхом Булгакова», а это, Анжела, кое-чего да стоит. Журналистка повернулась к оператору с переднего сиденья и с гадливой улыбочкой осведомилась: - И чем же старик заслужил столь лестную похвалу? А премии в те времена раздавали исключительно по политическим соображениям, я знаю. Сванидзе об этом говорил. - Заслужил тем, что его пьесы были совершенством. Их ставили во всех мировых театрах. Но перестройка сотворила с его поколением что-то ужасное и мало кто смог найти себя в наши дни. И он не смог. – как-то неуверенно проговорил Андрей. - Значит он слабый и не такой уж талантливый, раз не смог подстроиться под меняющийся мир. – самодовольно закончила Анжела. Тем временем молчаливый Василий Петрович по каким то улочкам и переулкам вырулил на свободную дорогу и спустя десять минут припарковался около одного из подъездов свежеотреставрированной «сталинки». - Вторая Красноярская, тринадцать. – с неизменной полуулыбкой пробормотал водитель. - Неужели! Ждите здесь. – фыркнула девушка и первой выбралась из машины. На красивом, но каком-то шаблонном лице Анжелы светилась вежливая улыбка. Она умело расточала похвалы Леониду Ивановичу, играя привычную лицемерную роль. - Дорогой Вы наш, ну куда же вы пропали? Без Вас драматургия до сих пор в коме. Целых двадцать лет мы ждали и надеялись. Как Вам не стыдно, - журналистка игриво погрозила пальчиком писателю, открывшему дверь. Леонид Иванович Беркер, без пяти минут восьмидесятилетний старик, удивлял своей моложавостью. Она выражалась не во внешности, которая, надо признаться, вполне соответствовала возрасту. Моложавость пожилого писателя проявлялась в его манере держаться, в его осанке и одежде, в его взгляде и речи. Темно-синие джинсы и черная водолазка не только хорошо смотрелись с седым ежиком на голове писателя, но и скидывали десяток лет. - А вы милочка сильно-то не балабольте. У меня уже не работает орган, так что мне ваш фасад не страшен. Проходите и разуться не забудьте. Тапки в корзине, слева от двери. Беркер развернулся и прошел в комнату, не глядя на гостей, и Анжела тут же зашептала в ухо Андрею: - Вот извращенец! Орган у него не работает, я вообще удивлена как у него все остальное работает. Ты готовь камеру и микрофон, а я уж постараюсь вывести этого старика на чистую воду. Андрей прошел вслед за писателем, а Анжела задержалась перед зеркалом, поправила челку и про себя проговорила: - Задам я тебе жару, хренов Булгаков! В зале было чисто убрано, со вкусом, но скромно подобранная мебель соответствовала внешности Леонида Ивановича. Удивляло отсутствие запаха, характерного для жилища стариков и больных. Складывалось ощущение, что квартиру только что проветривали. Хозяин усадил журналистку в кресло напротив себя, поставив на журнальный столик пару бокалов белого вина. Анжела, подозрительно оглядевшись, произнесла: - Леонид Иванович, пока оператор готовит аппаратуру, я бы хотела уточнить пару вопросов относительно предстоящей беседы, во-первых… - Можете спрашивать что угодно, я буду отвечать на всё. Напрягаться стану не я от ваших вопросов, а вы от моих ответов, уж это-то я вам обещаю, - старик крякнул и поудобней уселся в кресле. Анжела, немного смутившись после такого начала, тут же вернула себе самообладание и приготовилась к драке. Как и любая молодая особа, испытавшая прелести легкого успеха, замешанного на подвешенном языке, унаследованной от мамы женской хитрости и на половину искусственной сексуальности, девушка была уверена в себе. Её не пугали ни возраст писателя, ни его многочисленные заслуги и звания. Она видела впереди лишь цель, видела ее подсознательно, и стремилась к ее достижению интуитивно. Главным было доказать во что бы то ни стало состоятельность своего образа жизни и состоятельность самой себя как личности. Лицо Леонида Ивановича оставалось невозмутимо, тогда как глаза тонко, иронично улыбались, цепко следя за Анжелой. Девушке явно не хватало опыта общения с взрослыми людьми. За свою недолгую, но стремительную карьеру она не успела познакомиться с действительно стоящими личностями, общаясь лишь с марионетками продюсеров, по сути, такими же как она баловнями судьбы, чьи речи были пропитаны наставлениями пиар-специалистов и полны заученных фраз. И, тем не менее, не отдавая себе отчета, она решилась на схватку с противником, о силах которого даже не догадывалась. Для Анжелы Беркер был своего рода пришельцем из далеких времен. И если и был у неё интерес к старику, то только как к посланнику прошлых эпох, которого она считала почти таким же разумным как пещерных дикарей. Она искренне удивлялась как современный пусть даже и восьмидесятилетний человек, живущий в одно с ней время, может одеваться в вещи явно китайского производства, пусть чистые и опрятные, но совершенно не кошерные. Она наивно полагала, не заметив в квартире писателя плазмы на пол стены, что жизнь проходит мимо старика-извращенца, и уж конечно она была до глубины души возмущена словами Беркера о неработающем органе. Ей-то казалось, что ее сексуальность безраздельно властвует над всем живым миром, от котят до эвкалиптов. Вызов был брошен, и девушка без колебаний приняла его. - Ну… - протянула девушка,- раз так, дождемся пока Андрей все подготовит и начнем. Анжела достала из сумочки планшетник и принялась сосредоточенно в нем копаться. Леонид Иванович понимающе улыбнулся краешком губ и мечтательно прикрыл глаза. - У меня все готово. Анжела, мы можем начинать. – Андрей закончил возиться с камерой и светом и ждал команды от напарницы. - Леонид, - обратилась к писателю журналистка, - вы готовы? Если вам нужна минутка чтобы собраться с мыслями, не стесняйтесь… - Вот уж обо мне беспокоится не стоит. Начинайте, а там посмотрим, кому нужно будет мысли в кучу собирать. - Итак, Андрей, Леонид Иванович, мы записываем, - в такие мгновения в Анжеле просыпалось то немногое настоящее, что пока в ней сохранилось. Даже сейчас, начиная интервью с самым никчемным и безынтересным по ее мнению собеседником, журналистка была довольна. Довольна своей работой, своим положением в городе, довольна всем. В такие минуты она была счастлива. Этот ее редкий дар уметь быть счастливой, разговаривая с людьми и задавая им вопросы, и сделал Анжелу знаменитой. Семнадцатилетней девочкой, не блиставшей ни умом, ни из ряда вон выходящей внешностью не заинтересовался ни один вуз. С ее тройками по основным предметам и родителями-работягами путь к знаниям был наглухо закрыт стальной стеной и обнесен тремя рядами колючей проволоки. Сначала Анжела пустилась во все тяжкие. Попробовала практически все запрещенные вещества, но решила вернуться к алкоголю. Как-то ночью, опустошая вторую бутылку мартини, Анжела отдыхала в одном популярном клубе родного Ростова. Изрядно захмелев, она, впоследствии, не могла вспомнить, как познакомилась со своим будущим главным редактором. Сначала Илюшин просто захотел развлечься и по-легкому снять девочку. Но пока он слушал Анжелу в такси по пути в гостиницу и отвечал на ее неожиданно интересные вопросы, у медиамагната сексуальное желание сменилось желанием заработать на этой провинциалке. Природное чутье не обмануло Илюшина, врожденный талант у Анжелы был. Вот только ему стоило сначала выучить девочку в приличном институте, а уж потом пускать ее в море московских акул. Но жажда скорой наживы и сны о бешеных рейтингах возобладали над здравым смыслом, и уже через полгода на столичном медианебосклоне засверкала новая недозвездочка, в недалеком прошлом рядовая ростовская «золушка». Беда Анжелы не в том, что она не хотела стать образованной, беда в том, что она не понимала как сильно ей это необходимо. Ведь ее жизнь превратилась в сказку. И она, вполне возможно что и справедливо, опасалась поговорки и продолжала иметь журавля, пока долбанная синица летает к дождю, как сама иногда выражалась звезда прайм-тайм. Ее вполне устраивало брать интервью у звезд. Ведь они никогда не кончались. Умирают одни, очередь двигается – приходят другие. И публике нравилось. В восемь часов вечера, чуть ли не половина психически здорового населения страны, уютно жующая перед экранами свои вкусные ужины, быстренько глотала все недожеванное и с замиранием сердца (или того что у психически здоровых его заменяет) прислушивалась к позывным вечернего выпуска « Гости с…» с Анжелой. Первый год пролетел счастливо и беззаботно. Анжела наслаждалась свалившимся успехом, и снова почти поверила в Деда Мороза. Она надарила кучу подарков родителям и подругам, сделала себе грудь и губы, сменила нескольких любовников. Но прошло время, и в ней проснулось новое чувство. Она не знала, что столичная жизнь со временем превращает здоровые амбиции в тщеславие, любовь к жизни в жажду славы, а честолюбие в корысть. Теперь девочка сама захотела стать звездой. И начала сама себя съедать, кусочек, и без того не жирной души, за кусочком. Депрессии сменяли одна другую, нервы сдавали. Анжела начала огрызаться на знакомых и коллег, не в силах пережить свои комплексы. Последней каплей был легкий южный акцент, от которого, как ни старалась журналистка, избавиться не сумела. Как ни убеждал ее Илюшин, что именно из-за него она так мила зрителю, Анжела не верила. Настроение стало влиять на работу, и вот уже главный редактор начал подумывать, а не совершить ли ему еще один вояж по стране в поисках талантов. Беркер был своего рода местью Илюшина, за сорванный Анжелой прием по случаю десятого дня рождения их телеканала. С таким настроением девушка обратилась к писателю с первым вопросом: - Леонид Иванович, расскажите нам, почему вы решили стать писателем, вам наверное захотелось денег и славы? Секунду помолчав, Беркер стал громко хохотать, но приступ почти мгновенно сменился озлобленным взглядом, заставившим Анжелу повыше поднять перед собой планшетник, будто он мог ее защитить. - Девочка, ты знаешь, что тебя зря называют лучшим интервьюером нашей страны? Во времена, когда я начинал заниматься литературой, чтобы заработать или прославиться, надо было идти на завод или в летное училище. А я просто не мог не писать, одно время пытался, но как видишь ничего не вышло. Журналистка решила быстренько сменить тему, пока неадекватный писатель не кинулся на нее с кулаками. - А кем бы вы стали, если бы профессии писателя в природе не существовало? - Это уже лучше, - Беркер позволил себе легкую улыбку, - мне кажется, что повернись история таким образом, меня бы на свете не было. Ведь не мы же в самом деле рождаем литературу, наоборот, она рождает писателей. Вы спросите, а кто родил первого писателя, тогда, когда еще ничего не было написано? Литература это дух. Дух нашей жизни и сознания, дух нашего языка и времени. - А какая литература родила, вас? Как писателя? Когда вы начали свою карьеру? – Анжела мало что поняла, но, решив не раздражать Леонида Ивановича, зацепилась за единственные понятные слова. - В двадцать лет я прочел Кафку. Все что смог найти и крепко задумался. Он ведь подошел очень близко к тайне литературы. Кафка писал нечто неподдающееся классификации. Не пьесы, но очень театральные, не романы, но с глубоким смыслом, не комедии, но до абсурда смешные, не зарисовки, но меткие и точные. Я долго размышлял над тем, с чем же я все-таки столкнулся. И однажды понял. Видишь ли, Кафка пытался создать абсолютное произведение. Произведение, описывающее жизнь и вселенную, всю целиком, без остатка. Произведение, которое объясняло бы все. Это как универсальный физический закон, описывающий все процессы, происходящие с материей и временем. Своего рода утопия, но я в нее верю. Кафке не хватило одного шага для того чтобы нащупать верный путь. А я его нащупал. Я прошел тот же путь, что и великий Австриец, и остановился там же где и он, чтобы перевести дыхание. Роман, за который я получил нобелевскую премию, и есть моя остановка, мой «Процесс». Пьесы, которыми так восхищались тупоголовые критики всего мира, я писал только ради денег, чтобы в комфортных условиях творить свой философский камень. И спустя двадцать лет я поднялся на следующую ступень. Но страх остановил меня. Я почувствовал себя Франкенштейном, я открыл ящик Пандоры. Я создал величайшее произведение, я написал заклинание. Это был рассказ. И он исполнял самые сокровенные желания читателя. Магия, божественное чудо, назовите как угодно. Произведение-заклинание это последняя ступень, на следующей меня ждал абсолют, но шагнуть на нее я так и не решился. Я старый человек, многое видел, о многом знаю, многое помню. Я хорошо представляю, что может сделать с миром это знание. Я сжег рассказ и почти год не прикасался к бумаге. Я надеялся, что время лишит меня способности творить. И вот, дрожащий перед неизвестностью, я написал еще один рассказ. Увы, он тоже стал заклинанием. Я сжег и его. После этого я перестал писать, совсем. Леонид Иванович отпил большой глоток из бокала, перевел дыхание и вопросительно уставился на моргающую ничего непонимающими глазами Анжелу. Немая сцена длилась секунд десять. Анжела, наконец-то пришла в себя, тряхнула головой и с издевкой спросила Беркера: - Смеетесь, вам уже о том свете пора думать, а вы мне тут сказками голову морочите. Не хотите давать интервью, скажите прямо, у меня особого желания слушать старого импотента нет. Или вы просто так отмазались, наверняка исписались, не смогли найти себя в новой динамичной стране, а теперь оправдываетесь, скармливая простакам бородатые сказки. - Значит, не веришь? – хитро улыбнувшись, спросил писатель. - Вот ни единому словечку! - Проверить хочешь? Скажи о чем мечтаешь, а я напишу для тебя рассказ-заклинание и ты убедишься на себе! - Ну как же сказала! А вы потом будете перед смертью вспоминать меня и смеяться над моей наивностью и глупостью. Не дождетесь. – Анжела договорила и состроила скучающую гримасу. - Можешь и не говорить, - спокойно ответил Беркер, - у тебя же в глазах все читается. Анжела хотела съязвить, но не успела ничего произнести. Леонид Иванович с удивительной для его возраста легкостью вскочил с места и бросив через плечо: - Пять минут, и можете уходить, - скрылся в соседней комнате. Как только он вышел, журналистка зашипела на Андрея: - Чего ты стоишь, остолоп? Не видишь, твой Булгаков спятил. Камеру в охапку и ходу отсюда. Ну, я Илюшину такое устрою. Но сбежать им не удалось, пока они возились в прихожей, натягивая обувь, появился Леонид Иванович с листком в руках. - Не забудьте мой подарок, - он сунул листок в руку Анжеле, - прочитайте перед сном и вы поверите мне. Анжела в ответ быстро-быстро закивала и, захлопывая дверь, сказала напоследок: - Конечно, прочитаю. Всенепременно, придурок чокнутый. Прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов, Беркер довольно пробормотал: - Лучший интервьюер страны, н-да… - и пошел пить чай. Вернувшись в офис, Анжела устроила Илюшину форменную истерику. Шеф, привыкший к постоянным капризам и нервным срывам своей подопечной, философски отнесся к излияниям журналистки. Выслушав ее рассказ и отсмотрев материал, он велел сдать его в архив, а Анжеле посоветовал посетить спа-салон или сходить по магазинам, чтобы успокоить нервы. Молодая звезда сделала и то и другое. Дома она выпила два бокала шампанского и приняла ванну. Ее мысли были уже далеко от случившегося днем, но доставая из сумочки телефон, она заметила листок – прощальный подарок Леонида Беркера. Брезгливо держа его двумя пальцами, девушка собиралась уже выкинуть рассказ-заклинание, но врожденное любопытство, присущее всем женщинам предательски заставило руку остановиться на полпути к урне. «Посмотрим на что ты все-таки способен, товарищ Беркер» - подумала Анжела. Нырнув под одеяло, девушка потянулась, дернула шнурок светильника и, развернув листок, принялась читать. Два абзаца она, казалось, читала вечность. Красивые слова складывались в красивые фразы. Она бы не смогла, прочитай текст даже сто раз, сказать, о чем именно он был. Но в момент прочтения, она точно знала, что этот текст – совершенство. Всей отпущенной природой интуицией, всей своей душой, Анжела верила в то, что читала. Она одновременно была и поражена открытием ( в голове пролетела мысль «а старик-то не обманул») и удивлена происходящими с ней переменами. Это ощущение длилось не больше минуты, но Анжела точно знала – она уже не та, какой была раньше. Мгновение и девушка все поняла. Это было так ясно и просто, и в тоже время так немыслимо. Ее мечта исполнилась. Вдруг, кто-то выключил и вновь включил свет. Свет. Красота. Повсюду свет и красота. Она купалась в лучах света и сама была красотой. Как же это было прекрасно. Мечта сбылась, и старик не обманул. Анжела готова была расцеловать вздорного сумасшедшего за то, что он подарил ей ни с чем несравнимое счастье. Когда зрение привыкло к ослепляющему свету, она заметила внизу сотни красивых людей. Она почувствовала их мысли. Они восхищались. Восхищались окружающей их красотой и ее великолепием. Её совершенством. Триумф Анжелы видели все. Она дарила свет людям. Дарила им счастье видеть себя и наслаждаться своей красотой. Чистая, веселая и сумасбродная радость заполнила все существо Анжелы. Она стала звездой. Стала ярче всех окружающих, и все смотрели на нее снизу вверх. Смотрели и не могли отвести взгляд. Она светила и блистала. Она была на вершине блаженства, когда старые воспоминания стали пробиваться сквозь пелену новых впечатлений. Она узнавала место, в котором собрались все эти люди, те, кому она дарила свет и красоту. Те кого она наблюдала внизу. Анжела не успела почувствовать ужас, подступавший к ее сознанию. Она только уловила его холодное дуновение, когда осознание пришло, ее личность угасла. Но напоследок молодая ростовская «золушка» вспыхнула ослепительно ярко. Вспыхнула и погасла. На открытии Большого театра гости особенно восхищались Анжелой. Люстра в этот вечер блистала ярче любой звезды. Люстра, которая раньше была человеком.

© Copyright: Павел Недоступов, 2018

Регистрационный номер №0420906

от 18 июля 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0420906 выдан для произведения: - Ты точно знаешь где это? – в очередной раз спросила Анжела. Машина стояла в пробке на одной из центральных улиц столицы. Воздух вокруг буквально гудел от напряжения нервов водителей сотен автомобилей. Кондиционер не справлялся с сорокаградусной жарой, и к тому же в салон просачивался едкий, разламывающий голову, запах горючего, разогретого асфальта и выхлопных газов. В такие минуты Анжела жалела, что пять лет назад уехала из Ростова в погоне за столичной мечтой. Но сейчас больше всего молодую журналистку бесил водитель их съемочной группы Василий Петрович. Ей казалось что он понятия не имеет как добраться до Второй Красноярской. Его презрительное отношение к ней и снисходительная улыбка, которой он отвечал на все вопросы и советы, все бесило молодую женщину. Её раздражало то, что она никак не могла подпортить жизнь пожилому Василию Петровичу, он ей не подчинялся. За не имением лучшего она стала злиться на всю ситуацию в целом. - Какое мне вообще дело до отставного писаки. Он же вот уже двадцать лет ничего популярного не написал, да и непопулярного тоже. И что на уме у Илюшина? Тоже мне главред. Звезду канала отправить на запись интервью с унылым говнописателем какого-то там пыльного века! - во время монолога Анжела гламурно морщила носик и стильно закатывала глазки. Андрей, совсем молодой оператор, работавший с телезвездой впервые, попытался как-то оправдать Илюшина. - Леонид Беркер лауреат нобелевской премии шестьдесят четвертого года. Нобелевскими лауреатами в тридцать три года становиться далеко не всякие «говнописатели». Завтра Леониду Ивановичу исполняется восемьдесят, так что Илюшин довольно своевременно вспомнил о нем. Крайнее видеоинтервью у Беркера брали в девяносто первом. В свое время критики называли его «последним из могикан серебряного века» и «эхом Булгакова», а это, Анжела, кое-чего да стоит. Журналистка повернулась к оператору с переднего сиденья и с гадливой улыбочкой осведомилась: - И чем же старик заслужил столь лестную похвалу? А премии в те времена раздавали исключительно по политическим соображениям, я знаю. Сванидзе об этом говорил. - Заслужил тем, что его пьесы были совершенством. Их ставили во всех мировых театрах. Но перестройка сотворила с его поколением что-то ужасное и мало кто смог найти себя в наши дни. И он не смог. – как-то неуверенно проговорил Андрей. - Значит он слабый и не такой уж талантливый, раз не смог подстроиться под меняющийся мир. – самодовольно закончила Анжела. Тем временем молчаливый Василий Петрович по каким то улочкам и переулкам вырулил на свободную дорогу и спустя десять минут припарковался около одного из подъездов свежеотреставрированной «сталинки». - Вторая Красноярская, тринадцать. – с неизменной полуулыбкой пробормотал водитель. - Неужели! Ждите здесь. – фыркнула девушка и первой выбралась из машины. На красивом, но каком-то шаблонном лице Анжелы светилась вежливая улыбка. Она умело расточала похвалы Леониду Ивановичу, играя привычную лицемерную роль. - Дорогой Вы наш, ну куда же вы пропали? Без Вас драматургия до сих пор в коме. Целых двадцать лет мы ждали и надеялись. Как Вам не стыдно, - журналистка игриво погрозила пальчиком писателю, открывшему дверь. Леонид Иванович Беркер, без пяти минут восьмидесятилетний старик, удивлял своей моложавостью. Она выражалась не во внешности, которая, надо признаться, вполне соответствовала возрасту. Моложавость пожилого писателя проявлялась в его манере держаться, в его осанке и одежде, в его взгляде и речи. Темно-синие джинсы и черная водолазка не только хорошо смотрелись с седым ежиком на голове писателя, но и скидывали десяток лет. - А вы милочка сильно-то не балабольте. У меня уже не работает орган, так что мне ваш фасад не страшен. Проходите и разуться не забудьте. Тапки в корзине, слева от двери. Беркер развернулся и прошел в комнату, не глядя на гостей, и Анжела тут же зашептала в ухо Андрею: - Вот извращенец! Орган у него не работает, я вообще удивлена как у него все остальное работает. Ты готовь камеру и микрофон, а я уж постараюсь вывести этого старика на чистую воду. Андрей прошел вслед за писателем, а Анжела задержалась перед зеркалом, поправила челку и про себя проговорила: - Задам я тебе жару, хренов Булгаков! В зале было чисто убрано, со вкусом, но скромно подобранная мебель соответствовала внешности Леонида Ивановича. Удивляло отсутствие запаха, характерного для жилища стариков и больных. Складывалось ощущение, что квартиру только что проветривали. Хозяин усадил журналистку в кресло напротив себя, поставив на журнальный столик пару бокалов белого вина. Анжела, подозрительно оглядевшись, произнесла: - Леонид Иванович, пока оператор готовит аппаратуру, я бы хотела уточнить пару вопросов относительно предстоящей беседы, во-первых… - Можете спрашивать что угодно, я буду отвечать на всё. Напрягаться стану не я от ваших вопросов, а вы от моих ответов, уж это-то я вам обещаю, - старик крякнул и поудобней уселся в кресле. Анжела, немного смутившись после такого начала, тут же вернула себе самообладание и приготовилась к драке. Как и любая молодая особа, испытавшая прелести легкого успеха, замешанного на подвешенном языке, унаследованной от мамы женской хитрости и на половину искусственной сексуальности, девушка была уверена в себе. Её не пугали ни возраст писателя, ни его многочисленные заслуги и звания. Она видела впереди лишь цель, видела ее подсознательно, и стремилась к ее достижению интуитивно. Главным было доказать во что бы то ни стало состоятельность своего образа жизни и состоятельность самой себя как личности. Лицо Леонида Ивановича оставалось невозмутимо, тогда как глаза тонко, иронично улыбались, цепко следя за Анжелой. Девушке явно не хватало опыта общения с взрослыми людьми. За свою недолгую, но стремительную карьеру она не успела познакомиться с действительно стоящими личностями, общаясь лишь с марионетками продюсеров, по сути, такими же как она баловнями судьбы, чьи речи были пропитаны наставлениями пиар-специалистов и полны заученных фраз. И, тем не менее, не отдавая себе отчета, она решилась на схватку с противником, о силах которого даже не догадывалась. Для Анжелы Беркер был своего рода пришельцем из далеких времен. И если и был у неё интерес к старику, то только как к посланнику прошлых эпох, которого она считала почти таким же разумным как пещерных дикарей. Она искренне удивлялась как современный пусть даже и восьмидесятилетний человек, живущий в одно с ней время, может одеваться в вещи явно китайского производства, пусть чистые и опрятные, но совершенно не кошерные. Она наивно полагала, не заметив в квартире писателя плазмы на пол стены, что жизнь проходит мимо старика-извращенца, и уж конечно она была до глубины души возмущена словами Беркера о неработающем органе. Ей-то казалось, что ее сексуальность безраздельно властвует над всем живым миром, от котят до эвкалиптов. Вызов был брошен, и девушка без колебаний приняла его. - Ну… - протянула девушка,- раз так, дождемся пока Андрей все подготовит и начнем. Анжела достала из сумочки планшетник и принялась сосредоточенно в нем копаться. Леонид Иванович понимающе улыбнулся краешком губ и мечтательно прикрыл глаза. - У меня все готово. Анжела, мы можем начинать. – Андрей закончил возиться с камерой и светом и ждал команды от напарницы. - Леонид, - обратилась к писателю журналистка, - вы готовы? Если вам нужна минутка чтобы собраться с мыслями, не стесняйтесь… - Вот уж обо мне беспокоится не стоит. Начинайте, а там посмотрим, кому нужно будет мысли в кучу собирать. - Итак, Андрей, Леонид Иванович, мы записываем, - в такие мгновения в Анжеле просыпалось то немногое настоящее, что пока в ней сохранилось. Даже сейчас, начиная интервью с самым никчемным и безынтересным по ее мнению собеседником, журналистка была довольна. Довольна своей работой, своим положением в городе, довольна всем. В такие минуты она была счастлива. Этот ее редкий дар уметь быть счастливой, разговаривая с людьми и задавая им вопросы, и сделал Анжелу знаменитой. Семнадцатилетней девочкой, не блиставшей ни умом, ни из ряда вон выходящей внешностью не заинтересовался ни один вуз. С ее тройками по основным предметам и родителями-работягами путь к знаниям был наглухо закрыт стальной стеной и обнесен тремя рядами колючей проволоки. Сначала Анжела пустилась во все тяжкие. Попробовала практически все запрещенные вещества, но решила вернуться к алкоголю. Как-то ночью, опустошая вторую бутылку мартини, Анжела отдыхала в одном популярном клубе родного Ростова. Изрядно захмелев, она, впоследствии, не могла вспомнить, как познакомилась со своим будущим главным редактором. Сначала Илюшин просто захотел развлечься и по-легкому снять девочку. Но пока он слушал Анжелу в такси по пути в гостиницу и отвечал на ее неожиданно интересные вопросы, у медиамагната сексуальное желание сменилось желанием заработать на этой провинциалке. Природное чутье не обмануло Илюшина, врожденный талант у Анжелы был. Вот только ему стоило сначала выучить девочку в приличном институте, а уж потом пускать ее в море московских акул. Но жажда скорой наживы и сны о бешеных рейтингах возобладали над здравым смыслом, и уже через полгода на столичном медианебосклоне засверкала новая недозвездочка, в недалеком прошлом рядовая ростовская «золушка». Беда Анжелы не в том, что она не хотела стать образованной, беда в том, что она не понимала как сильно ей это необходимо. Ведь ее жизнь превратилась в сказку. И она, вполне возможно что и справедливо, опасалась поговорки и продолжала иметь журавля, пока долбанная синица летает к дождю, как сама иногда выражалась звезда прайм-тайм. Ее вполне устраивало брать интервью у звезд. Ведь они никогда не кончались. Умирают одни, очередь двигается – приходят другие. И публике нравилось. В восемь часов вечера, чуть ли не половина психически здорового населения страны, уютно жующая перед экранами свои вкусные ужины, быстренько глотала все недожеванное и с замиранием сердца (или того что у психически здоровых его заменяет) прислушивалась к позывным вечернего выпуска « Гости с…» с Анжелой. Первый год пролетел счастливо и беззаботно. Анжела наслаждалась свалившимся успехом, и снова почти поверила в Деда Мороза. Она надарила кучу подарков родителям и подругам, сделала себе грудь и губы, сменила нескольких любовников. Но прошло время, и в ней проснулось новое чувство. Она не знала, что столичная жизнь со временем превращает здоровые амбиции в тщеславие, любовь к жизни в жажду славы, а честолюбие в корысть. Теперь девочка сама захотела стать звездой. И начала сама себя съедать, кусочек, и без того не жирной души, за кусочком. Депрессии сменяли одна другую, нервы сдавали. Анжела начала огрызаться на знакомых и коллег, не в силах пережить свои комплексы. Последней каплей был легкий южный акцент, от которого, как ни старалась журналистка, избавиться не сумела. Как ни убеждал ее Илюшин, что именно из-за него она так мила зрителю, Анжела не верила. Настроение стало влиять на работу, и вот уже главный редактор начал подумывать, а не совершить ли ему еще один вояж по стране в поисках талантов. Беркер был своего рода местью Илюшина, за сорванный Анжелой прием по случаю десятого дня рождения их телеканала. С таким настроением девушка обратилась к писателю с первым вопросом: - Леонид Иванович, расскажите нам, почему вы решили стать писателем, вам наверное захотелось денег и славы? Секунду помолчав, Беркер стал громко хохотать, но приступ почти мгновенно сменился озлобленным взглядом, заставившим Анжелу повыше поднять перед собой планшетник, будто он мог ее защитить. - Девочка, ты знаешь, что тебя зря называют лучшим интервьюером нашей страны? Во времена, когда я начинал заниматься литературой, чтобы заработать или прославиться, надо было идти на завод или в летное училище. А я просто не мог не писать, одно время пытался, но как видишь ничего не вышло. Журналистка решила быстренько сменить тему, пока неадекватный писатель не кинулся на нее с кулаками. - А кем бы вы стали, если бы профессии писателя в природе не существовало? - Это уже лучше, - Беркер позволил себе легкую улыбку, - мне кажется, что повернись история таким образом, меня бы на свете не было. Ведь не мы же в самом деле рождаем литературу, наоборот, она рождает писателей. Вы спросите, а кто родил первого писателя, тогда, когда еще ничего не было написано? Литература это дух. Дух нашей жизни и сознания, дух нашего языка и времени. - А какая литература родила, вас? Как писателя? Когда вы начали свою карьеру? – Анжела мало что поняла, но, решив не раздражать Леонида Ивановича, зацепилась за единственные понятные слова. - В двадцать лет я прочел Кафку. Все что смог найти и крепко задумался. Он ведь подошел очень близко к тайне литературы. Кафка писал нечто неподдающееся классификации. Не пьесы, но очень театральные, не романы, но с глубоким смыслом, не комедии, но до абсурда смешные, не зарисовки, но меткие и точные. Я долго размышлял над тем, с чем же я все-таки столкнулся. И однажды понял. Видишь ли, Кафка пытался создать абсолютное произведение. Произведение, описывающее жизнь и вселенную, всю целиком, без остатка. Произведение, которое объясняло бы все. Это как универсальный физический закон, описывающий все процессы, происходящие с материей и временем. Своего рода утопия, но я в нее верю. Кафке не хватило одного шага для того чтобы нащупать верный путь. А я его нащупал. Я прошел тот же путь, что и великий Австриец, и остановился там же где и он, чтобы перевести дыхание. Роман, за который я получил нобелевскую премию, и есть моя остановка, мой «Процесс». Пьесы, которыми так восхищались тупоголовые критики всего мира, я писал только ради денег, чтобы в комфортных условиях творить свой философский камень. И спустя двадцать лет я поднялся на следующую ступень. Но страх остановил меня. Я почувствовал себя Франкенштейном, я открыл ящик Пандоры. Я создал величайшее произведение, я написал заклинание. Это был рассказ. И он исполнял самые сокровенные желания читателя. Магия, божественное чудо, назовите как угодно. Произведение-заклинание это последняя ступень, на следующей меня ждал абсолют, но шагнуть на нее я так и не решился. Я старый человек, многое видел, о многом знаю, многое помню. Я хорошо представляю, что может сделать с миром это знание. Я сжег рассказ и почти год не прикасался к бумаге. Я надеялся, что время лишит меня способности творить. И вот, дрожащий перед неизвестностью, я написал еще один рассказ. Увы, он тоже стал заклинанием. Я сжег и его. После этого я перестал писать, совсем. Леонид Иванович отпил большой глоток из бокала, перевел дыхание и вопросительно уставился на моргающую ничего непонимающими глазами Анжелу. Немая сцена длилась секунд десять. Анжела, наконец-то пришла в себя, тряхнула головой и с издевкой спросила Беркера: - Смеетесь, вам уже о том свете пора думать, а вы мне тут сказками голову морочите. Не хотите давать интервью, скажите прямо, у меня особого желания слушать старого импотента нет. Или вы просто так отмазались, наверняка исписались, не смогли найти себя в новой динамичной стране, а теперь оправдываетесь, скармливая простакам бородатые сказки. - Значит, не веришь? – хитро улыбнувшись, спросил писатель. - Вот ни единому словечку! - Проверить хочешь? Скажи о чем мечтаешь, а я напишу для тебя рассказ-заклинание и ты убедишься на себе! - Ну как же сказала! А вы потом будете перед смертью вспоминать меня и смеяться над моей наивностью и глупостью. Не дождетесь. – Анжела договорила и состроила скучающую гримасу. - Можешь и не говорить, - спокойно ответил Беркер, - у тебя же в глазах все читается. Анжела хотела съязвить, но не успела ничего произнести. Леонид Иванович с удивительной для его возраста легкостью вскочил с места и бросив через плечо: - Пять минут, и можете уходить, - скрылся в соседней комнате. Как только он вышел, журналистка зашипела на Андрея: - Чего ты стоишь, остолоп? Не видишь, твой Булгаков спятил. Камеру в охапку и ходу отсюда. Ну, я Илюшину такое устрою. Но сбежать им не удалось, пока они возились в прихожей, натягивая обувь, появился Леонид Иванович с листком в руках. - Не забудьте мой подарок, - он сунул листок в руку Анжеле, - прочитайте перед сном и вы поверите мне. Анжела в ответ быстро-быстро закивала и, захлопывая дверь, сказала напоследок: - Конечно, прочитаю. Всенепременно, придурок чокнутый. Прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов, Беркер довольно пробормотал: - Лучший интервьюер страны, н-да… - и пошел пить чай. Вернувшись в офис, Анжела устроила Илюшину форменную истерику. Шеф, привыкший к постоянным капризам и нервным срывам своей подопечной, философски отнесся к излияниям журналистки. Выслушав ее рассказ и отсмотрев материал, он велел сдать его в архив, а Анжеле посоветовал посетить спа-салон или сходить по магазинам, чтобы успокоить нервы. Молодая звезда сделала и то и другое. Дома она выпила два бокала шампанского и приняла ванну. Ее мысли были уже далеко от случившегося днем, но доставая из сумочки телефон, она заметила листок – прощальный подарок Леонида Беркера. Брезгливо держа его двумя пальцами, девушка собиралась уже выкинуть рассказ-заклинание, но врожденное любопытство, присущее всем женщинам предательски заставило руку остановиться на полпути к урне. «Посмотрим на что ты все-таки способен, товарищ Беркер» - подумала Анжела. Нырнув под одеяло, девушка потянулась, дернула шнурок светильника и, развернув листок, принялась читать. Два абзаца она, казалось, читала вечность. Красивые слова складывались в красивые фразы. Она бы не смогла, прочитай текст даже сто раз, сказать, о чем именно он был. Но в момент прочтения, она точно знала, что этот текст – совершенство. Всей отпущенной природой интуицией, всей своей душой, Анжела верила в то, что читала. Она одновременно была и поражена открытием ( в голове пролетела мысль «а старик-то не обманул») и удивлена происходящими с ней переменами. Это ощущение длилось не больше минуты, но Анжела точно знала – она уже не та, какой была раньше. Мгновение и девушка все поняла. Это было так ясно и просто, и в тоже время так немыслимо. Ее мечта исполнилась. Вдруг, кто-то выключил и вновь включил свет. Свет. Красота. Повсюду свет и красота. Она купалась в лучах света и сама была красотой. Как же это было прекрасно. Мечта сбылась, и старик не обманул. Анжела готова была расцеловать вздорного сумасшедшего за то, что он подарил ей ни с чем несравнимое счастье. Когда зрение привыкло к ослепляющему свету, она заметила внизу сотни красивых людей. Она почувствовала их мысли. Они восхищались. Восхищались окружающей их красотой и ее великолепием. Её совершенством. Триумф Анжелы видели все. Она дарила свет людям. Дарила им счастье видеть себя и наслаждаться своей красотой. Чистая, веселая и сумасбродная радость заполнила все существо Анжелы. Она стала звездой. Стала ярче всех окружающих, и все смотрели на нее снизу вверх. Смотрели и не могли отвести взгляд. Она светила и блистала. Она была на вершине блаженства, когда старые воспоминания стали пробиваться сквозь пелену новых впечатлений. Она узнавала место, в котором собрались все эти люди, те, кому она дарила свет и красоту. Те кого она наблюдала внизу. Анжела не успела почувствовать ужас, подступавший к ее сознанию. Она только уловила его холодное дуновение, когда осознание пришло, ее личность угасла. Но напоследок молодая ростовская «золушка» вспыхнула ослепительно ярко. Вспыхнула и погасла. На открытии Большого театра гости особенно восхищались Анжелой. Люстра в этот вечер блистала ярче любой звезды. Люстра, которая раньше была человеком.
 
Рейтинг: +1 264 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!