Гусыня.

30 января 2014 - Людмила Ойкина
article184697.jpg
Каждый из нас – это только половинка человека, рассеченного на две части, и поэтому люди  ищут иногда всю свою жизнь, пока не находят, соответствующую им половинку.

Надежда и Николай нашли друг друга в юности. Встречаясь тайком от родителей вечерами на  деревенской улице, их охватывало такое чувство привязанности друг к другу, что даже не хотелось разлучаться до следующего свидания.
Их любовь была яркая, жгучая, словно вспышка молнии. Николай все чаще и чаще поговаривал о свадьбе. Когда же речь об этом зашла с матерью, та неожиданно отказалась назвать Надю своей невесткой.
- Пока я жива, не быть этому! – сказала, как отрезала, и, как будто, прошипела:
Ш.! Ш.!Ш.!, а потом добавила:
- Гусыня!
-Кто, гусыня? – не понял  сын.
- Надежда твоя гусыня, и весь род их гусиный.
Не быть этой свадьбе никогда!  Ее прадед раскулачивал твоего прадеда. Отправил всю его семью на выселки, а у нашего, так называемого кулака, только и было, что две коровы, лошадь и десять гусей. Коров и лошадь отвели в колхоз, а гусей растащили по дворам. Семье ее прадедушки досталась  гусыня, которая еще долго приходила на осиротевший  двор моего деда.

Расстроенный Николай, не пойдя против воли матери, уехал в город. Через месяц женился, вскоре у него родились одногодки-сыновья, а потом и дочь.

Надежда так и не вышла замуж, а прозвище, данное матерью Николая, так навсегда и прилипло к ней, но оно ей было, словно бы и  кстати. Работала она воспитательницей детского сада и всегда была в окружении малышей. 
«Гусыня идет! Попрошу Гусыню, она не откажет», -  так за глаза говорили о ней в селе. Надя знала об этом, но ничего поделать с этим не могла, даже, ни на кого  не сердилась, и постепенно  смирилась с этим. Только вот, каждый раз, словно холодок по телу пробегал, когда слышала, как Архиповна, мать Николая, вслед ей шипела, совсем по-гусиному:
 « Ш.!Ш.!Ш.! Гусыня!».

Время шло, через семь лет Николай неожиданно овдовел (жена умерла на родах), и вернулся в родное село, а после сороковин по памяти жены, наперекор матери, пришел в дом бывшей невесты.
Открыв дверь и увидев его, Надя все поняла. Их лица в это время отражали свет полной луны, а может это луна нарочно  отражала глубокий свет их лиц.  Раскаты былой боли глухо стучали в их сердцах! Николай протянул к ней руки:
- Прости!
- За что?
- За боль, что я причинил тебе по своей собственной глупости.
 Надя ждала его других слов, а он ничего не говорил, только смотрел и смотрел в ее глаза, словно бы никак не мог  наглядеться. Потом он взял ее руки в свои руки  и, как бывало раньше, молча, прижался к ним губами.
Он молчал, словно бы, обдумывая, свои слова. Она же, молча, ждала его слов, и он, наконец-то, как-то с надрывом, охрипшим от волнения голосом, заговорил, смотря ей прямо в глаза: «Бери, Наденька, и меня в примаки, и моих детей. С моей матерью нам не ужиться». В ее глазах, все еще отражавших полный свет луны, он прочел то, что хотел услышать: «Да!».

Наутро Николай  пришел вместе с детьми в ее дом, а к полудню по селу разнеслась новость: Гусыня вышла замуж! Малышка сразу, почувствовав ласку и заботу Надежды, полюбила ее, а мальчишки все время смотрели на нее исподлобья, словно затравленные волчата, и, совсем как бабушка, украдкой  шипели: «Ш.! Гусыня!».
- За что они меня так не любят? – спрашивала она мужа.
- Полюбят еще!  Тебя просто невозможно не полюбить, Наденька!  Потерпи немножко! – утешал он ее.
И она терпела, виду никому не подавала, а, оставаясь одна, плакала и спрашивала уже у самой себя, что же она делает не так?

Через год справили поминки по бывшей жене Николая,  после которых пошли, как полагается по христианскому обычаю, на ее могилу. Николай с Надеждой и малышкой  шли впереди, а за ними бабушка с внуками. Подошли к могиле, заботливо ухоженной руками Николая и Нади и, молча, встали у ограды.
- Мамка ваша родная! – сказала Архиповна внучатам и запричитала, кося глаз на сына:
- Что же ты, сношенька, наделала, на кого оставила  своих малых детушек!  Встань-ка, ненаглядная моя, погляди на своих сиротинушек, как растут они без тебя, словно в поле былиночки, и никто-то их не пожалеет, не погладит по головушке….
 
На ее причитания пришли сельские  зеваки, случайно оказавшиеся рядом. Кто-то сказал: « А Гусыня-то, молчит!».
Петя с Ваней, как всегда исподлобья, взглянули на мачеху. Она стояла с их сестренкой на руках белее снега, и казалось, что вот-вот упадет. На ее лице не было ни кровиночки,  только брови выгнулись острой, тонкой дугой, словно спрашивая всех собравшихся: » Ну, за что вы меня так, что я вам всем сделала?».
Николай  решил остановить   мать: «Хватит, мама, причитать, не сиротки они!»
Слезы  ручьем побежали из глаз Надежды.

Вдруг Петя неожиданно для всех подбежал  к мачехе, обнял ее за ноги и спрятал лицо в складках ее широкой юбки. То же самое, только  с другой стороны, сделал и Ваня.
- Не Гусыня это. Мамка это наша! Слышишь ты? – крикнул он обидчику в толпу тоненьким, дрожащим  голоском.
- Слышишь, ты! Это мамочка наша! – повторил за ним Ваня и сжал маленькие кулачки, словно угрожая кому-то.
Надежда отдала дочку мужу и, прижав сыновей к себе,  прошептала:
- Деточки мои, милые! Мама я ваша, мама!

Архиповна неожиданно прекратила причитать и, в изумлении, уставилась на теперешнюю сноху и внуков, вдруг поняв, что стоявшие рядом с ними  люди, не на ее стороне. Надежда теперь стояла, словно мадонна.  С обеих сторон ее  обхватили маленькие ручонки сыновей Николая, ставшими, наконец-то, и ее детьми.  За короткое мгновение перед ней вдруг промелькнула вся ее любовь к сыну, только что прекратившей причитания женщины и смотревшей на нее теперь, как-то совсем  по-другому.
Была ее  любовь в юности яркая и жгучая, словно вспышка молнии, а стала в миг тихой и надежной, словно свет полной луны, который опять свел ее со второй своей половинкой. Пусть она теперь не такая яркая, но зато своим новым светом новая любовь неожиданно принесла ей покой и тихое семейное счастье….
 Так трудно было ждать, так трудно было терпеть, так трудно было надеяться! Целых семь лет до полнолуния, но она все же, дождалась своего счастья!

 - Прости меня, Надежда! – кинулась в ноги к ней свекровь.
 - Бог простит тебя, мама!
Услышав ласковое слово «мама», Архиповна смахнула набежавшую слезу и обратилась к сыну:
 - И ты, прости меня, сын! – и вдруг неожиданно для всех  рассмеялась:
 - И все-таки ты, Надежда, гусыня!  Вон как гусята   спрятались-то  под твоими крылышками!

Вдруг, откуда ни возьмись, пошел тихий дождик, словно смывая  все, никому, теперь  не нужные, обиды. Домой они шли уже одной семьей.  Николай с Танюшей  на руках шел впереди, за ними Надежда с Ваней и  Петей, крепко державшимися за  руки матери.
А за ними величественно шагала Архиповна, наконец-то понявшая, что настоящую любовь не победить никому и никогда,  до самого дома, говорившую, как заевшая пластинка, одну и ту же фразу:  «Боже праведный! Вернулась все-таки наша  гусыня-то в свой двор, да еще и  с гусятами!». 



 

© Copyright: Людмила Ойкина, 2014

Регистрационный номер №0184697

от 30 января 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0184697 выдан для произведения: Каждый из нас – это только половинка человека, рассеченного на две части, и поэтому люди  ищут иногда всю свою жизнь, пока не находят, соответствующую им половинку.

Надежда и Николай нашли друг друга в юности. Встречаясь тайком от родителей вечерами на  деревенской улице, их охватывало такое чувство привязанности друг к другу, что даже не хотелось разлучаться до следующего свидания.
Их любовь была яркая, жгучая, словно вспышка молнии. Николай все чаще и чаще поговаривал о свадьбе. Когда же речь об этом зашла с матерью, та неожиданно отказалась назвать Надю своей невесткой.
- Пока я жива, не быть этому! – сказала, как отрезала, и, как будто, прошипела:
Ш.! Ш.!Ш.!, а потом добавила:
- Гусыня!
-Кто, гусыня? – не понял  сын.
- Надежда твоя гусыня, и весь род их гусиный.
Не быть этой свадьбе никогда!  Ее прадед раскулачивал твоего прадеда. Отправил всю его семью на выселки, а у нашего, так называемого кулака, только и было, что две коровы, лошадь и десять гусей. Коров и лошадь отвели в колхоз, а гусей растащили по дворам. Семье ее прадедушки досталась  гусыня, которая еще долго приходила на осиротевший  двор моего деда.

Расстроенный Николай, не пойдя против воли матери, уехал в город. Через месяц женился, вскоре у него родились одногодки-сыновья, а потом и дочь.

Надежда так и не вышла замуж, а прозвище, данное матерью Николая, так навсегда и прилипло к ней, но оно ей было, словно бы и  кстати. Работала она воспитательницей детского сада и всегда была в окружении малышей. 
«Гусыня идет! Попрошу Гусыню, она не откажет», -  так за глаза говорили о ней в селе. Надя знала об этом, но ничего поделать с этим не могла, даже, ни на кого  не сердилась, и постепенно  смирилась с этим. Только вот, каждый раз, словно холодок по телу пробегал, когда слышала, как Архиповна, мать Николая, вслед ей шипела, совсем по-гусиному:
 « Ш.!Ш.!Ш.! Гусыня!».

Время шло, через семь лет Николай неожиданно овдовел (жена умерла на родах), и вернулся в родное село, а после сороковин по памяти жены, наперекор матери, пришел в дом бывшей невесты.
Открыв дверь и увидев его, Надя все поняла. Их лица в это время отражали свет полной луны, а может это луна нарочно  отражала глубокий свет их лиц.  Раскаты былой боли глухо стучали в их сердцах! Николай протянул к ней руки:
- Прости!
- За что?
- За боль, что я причинил тебе по своей собственной глупости.
 Надя ждала его других слов, а он ничего не говорил, только смотрел и смотрел в ее глаза, словно бы никак не мог  наглядеться. Потом он взял ее руки в свои руки  и, как бывало раньше, молча, прижался к ним губами.
Он молчал, словно бы, обдумывая, свои слова. Она же, молча, ждала его слов, и он, наконец-то, как-то с надрывом, охрипшим от волнения голосом, заговорил, смотря ей прямо в глаза: «Бери, Наденька, и меня в примаки, и моих детей. С моей матерью нам не ужиться». В ее глазах, все еще отражавших полный свет луны, он прочел то, что хотел услышать: «Да!».

Наутро Николай  пришел вместе с детьми в ее дом, а к полудню по селу разнеслась новость: Гусыня вышла замуж! Малышка сразу, почувствовав ласку и заботу Надежды, полюбила ее, а мальчишки все время смотрели на нее исподлобья, словно затравленные волчата, и, совсем как бабушка, украдкой  шипели: «Ш.! Гусыня!».
- За что они меня так не любят? – спрашивала она мужа.
- Полюбят еще!  Тебя просто невозможно не полюбить, Наденька!  Потерпи немножко! – утешал он ее.
И она терпела, виду никому не подавала, а, оставаясь одна, плакала и спрашивала уже у самой себя, что же она делает не так?

Через год справили поминки по бывшей жене Николая,  после которых пошли, как полагается по христианскому обычаю, на ее могилу. Николай с Надеждой и малышкой  шли впереди, а за ними бабушка с внуками. Подошли к могиле, заботливо ухоженной руками Николая и Нади и, молча, встали у ограды.
- Мамка ваша родная! – сказала Архиповна внучатам и запричитала, кося глаз на сына:
- Что же ты, сношенька, наделала, на кого оставила  своих малых детушек!  Встань-ка, ненаглядная моя, погляди на своих сиротинушек, как растут они без тебя, словно в поле былиночки, и никто-то их не пожалеет, не погладит по головушке….
 
На ее причитания пришли сельские  зеваки, случайно оказавшиеся рядом. Кто-то сказал: « А Гусыня-то, молчит!».
Петя с Ваней, как всегда исподлобья, взглянули на мачеху. Она стояла с их сестренкой на руках белее снега, и казалось, что вот-вот упадет. На ее лице не было ни кровиночки,  только брови выгнулись острой, тонкой дугой, словно спрашивая всех собравшихся: » Ну, за что вы меня так, что я вам всем сделала?».
Николай  решил остановить   мать: «Хватит, мама, причитать, не сиротки они!»
Слезы  ручьем побежали из глаз Надежды.

Вдруг Петя неожиданно для всех подбежал  к мачехе, обнял ее за ноги и спрятал лицо в складках ее широкой юбки. То же самое, только  с другой стороны, сделал и Ваня.
- Не Гусыня это. Мамка это наша! Слышишь ты? – крикнул он обидчику в толпу тоненьким, дрожащим  голоском.
- Слышишь, ты! Это мамочка наша! – повторил за ним Ваня и сжал маленькие кулачки, словно угрожая кому-то.
Надежда отдала дочку мужу и, прижав сыновей к себе,  прошептала:
- Деточки мои, милые! Мама я ваша, мама!

Архиповна неожиданно прекратила причитать и, в изумлении, уставилась на теперешнюю сноху и внуков, вдруг поняв, что стоявшие рядом с ними  люди, не на ее стороне. Надежда теперь стояла, словно мадонна.  С обеих сторон ее  обхватили маленькие ручонки сыновей Николая, ставшими, наконец-то, и ее детьми.  За короткое мгновение перед ней вдруг промелькнула вся ее любовь к сыну, только что прекратившей причитания женщины и смотревшей на нее теперь, как-то совсем  по-другому.
Была ее  любовь в юности яркая и жгучая, словно вспышка молнии, а стала в миг тихой и надежной, словно свет полной луны, который опять свел ее со второй своей половинкой. Пусть она теперь не такая яркая, но зато своим новым светом новая любовь неожиданно принесла ей покой и тихое семейное счастье….
 Так трудно было ждать, так трудно было терпеть, так трудно было надеяться! Целых семь лет до полнолуния, но она все же, дождалась своего счастья!

 - Прости меня, Надежда! – кинулась в ноги к ней свекровь.
 - Бог простит тебя, мама!
Услышав ласковое слово «мама», Архиповна смахнула набежавшую слезу и обратилась к сыну:
 - И ты, прости меня, сын! – и вдруг неожиданно для всех  рассмеялась:
 - И все-таки ты, Надежда, гусыня!  Вон как гусята   спрятались-то  под твоими крылышками!

Вдруг, откуда ни возьмись, пошел тихий дождик, словно смывая  все, никому, теперь  не нужные, обиды. Домой они шли уже одной семьей.  Николай с Танюшей  на руках шел впереди, за ними Надежда с Ваней и  Петей, крепко державшимися за  руки матери.
А за ними величественно шагала Архиповна, наконец-то понявшая, что настоящую любовь не победить никому и никогда,  до самого дома, говорившую, как заевшая пластинка, одну и ту же фразу:  «Боже праведный! Вернулась все-таки наша  гусыня-то в свой двор, да еще и  с гусятами!». 



 
 
Рейтинг: +3 439 просмотров
Комментарии (2)
Валентина Егоровна Серёдкина # 13 февраля 2014 в 18:49 0
Чудесное произведение! Волнующая тема... Развязка яркая, светлая... Спасибо, Людмила! Вдохновения Вам!

Успехов! светлой радости! 38 soln
Людмила Ойкина # 14 февраля 2014 в 10:19 0
Спасибо.! rose