ГРУЗЧИКИ
ГРУЗЧИКИ
Раньше жили - не тужили, А теперь аж рвутся жилы.
Работают карманники на городском рынке спокойно, без всякого страха. Кто торгует, и кто работает здесь, их знают всех в лицо, но, как говорится, друг другу не мешают. Что может сделать простой человек, если омоновцы у них корифаны, за руку здороваются, да еще, возможно, и деньги делят между собой. Грубо работают, часто попадаются. Забрали их омоновцы, отошли за угол, и все дела, завтра все на своих местах, одни воруют, другие их забирают, и так без конца. Причитает где-нибудь старушка: украли у нее последнюю пенсию, чуть не рвет на себе волосы, а кто виноват. Сама не усмотрела. Жалко ее людям, ну, пожаловалась в милицию, а толку что?! Эх! нынешние времена, нет на Вас Глеба Жиглова. И кто ворует, и кто забирает их - все жулье.
Ну, а нам скучать некогда, мы, грузчики, народ двужильный, ко всему приученный, привыкли ничему не удивляться, на все смотреть как бы со стороны и все примечать. Нас немного, но без нас никуда, кто же захочет на себе товар таскать, коли деньги есть в кармане, только дурак. А у нас денег нет, хотя у каждого не одна специальность, а может десяток, а то и больше. Но стоят все предприятия в городе или еле теплится в них жизнь, а тут хоть на кусок хлеба заработаешь, не пропадать ведь рабочему человеку.
Вот летит с тележкой мой напарник Сергей Черный, орел, да и только: статный, ладно скроенный, а голова уже седая. Отчего поседел? Наверное, от жизни хорошей. Но ничего, улыбается, балагур, а вообще мы его зовем Ворчун-Бурчун. Ворчит от доброты своей, такой уже характер.
Все, что заработали за день, делим поровну, вот и вся арифметика. Вывезли у китайцев товар утром со склада, а вечером завезли обратно - вот и деньги. Только, как они достаются! Рубашка от пота не успевает высыхать. Летом можно и без рубашки, а зимой куда денешься? То в жар, то в холод, так и закаляемся, в кавычках. Можно и чахотку заработать в экстремальных условиях; но ничего, терпим. Тяжело с китайцами работать: платят мало, а работы больше, чем у русских, зато веселее, это точно, и без курьезных случаев не обходится.
«Глиса, киска кусал», - вопрошает меня Паша-китаец, что в переводе означает: «Гриша кошку кушал». Я, конечно, шокирован, но быстро нашелся: «А ты»? - и уставился в безусое лицо Паши. Тот засмущался, захлопал своими глазами, затем скороговоркой выпалил: «Очень вкусно». Смеялись уже оба, Паша объяснял, что кошку надо нашинковать мелко-мелко, затем змею, все смешать, что-то еще добавить, но я уже не слушал, достаточно было первых двух основных компонентов. А четыре матерых китайских таракана, каждый по пять сантиметров, терзали, остервенело жвачку. Черные и толстые, что майские жуки, они между делом прислушивались к разговору: «Дурачок, от такого деликатеса отказался, а тут давись американской резиной - чудак человек». Может быть и так, грузчики любят почудить, не один я такой.
Однажды Ворчун-Бурчун полрынка китайцев послал ко мне за лягушками. Они бросали свои рабочие места и находили меня в любом конце рынка и просили продать лягушек. Я таращил от удивления свои глаза, а они жестами показывали, как прыгает лягушка, но не знали, как ее назвать, и сколько стоит одна штука. Сначала мне тоже было весело, но за два дня я весь выдохся и показывать и объяснять, что у меня нет ничего, а мне не верили, да еще Сергей их подогревал, видите ли, цирк устроил. И я решил рубить под корень. «Бурчун, если еще раз пошлешь ко мне китайцев, то я накормлю тебя лягушками досыта, до отвала, - понял? Тогда мне легче будет объяснять китайцам, что такое «пук». «Дурачок» - проворчал Сергей, и оставил меня в покое. А дело было так: подходит
группа китайцев с блокнотами и ручками наготове и просит: «Глиса, что такое пук?» Я, конечно, не понял постановки вопроса. Мне повторили. Когда до меня все дошло, то я уже не видел на небе смеющегося солнышка, а видел ожидающие лица китайцев. Ну, как им объяснить русскую душу? И что нашелся за умник такой из наших покупателей, что ввинтил в ихние головы это слово, посмотреть бы на него: хитер бобер. Однако объяснял я им очень долго. Выпучивал свои глаза, показывал, как болит живот, затем приседал и говорил так: «Вот вам пук». Когда до них дошло, то смеху не было предела. Не знаю, что они записали в своих блокнотах, но то в одном конце рынка, то в другом слышалось «пук» и хохот, и так весь день. Бурчуну тоже надоели порядком: «Сереза, да Сереза объясни нам еще пук».
Вот Алексеич - брат Бурчуна. Добрейшей души человек. Бывший десантник, руки, что кувалды, в дипломатию долго не вдавался, мог рьяным китайцам и по шее дать - и вся дипломатия. «Мы у себя дома, и извольте наши законы уважать», - и его уважали, но не закон, а вообще, где он? У китайцев на этот счет проще. Поймали они нашего воровайку. В пять секунд все бросают рабочие места, а женщины следят за товаром; град ударов со всех сторон, и милиция уже не нужна, да и толку с нее, с нашей милиции.
Жалко только детей, защищаем их, как только можем, а ведь тоже воруют, от нищеты своей, от безвыходности. И старые воруют, и молодые люди тоже воруют. Аж, страшно становится. И непонятно, отчего наверху воруют. Им-то плохо не живется, и этим ворам не чета, воруют - так миллиарды. Получается, что, чуть ли не вся страна ворует, но это не так.
Очень много попрошаек: калек, больных и просто нищих. Вот мальчик подбирает из лотка битые яйца и кушает их. Тетя ругает его, боится, что заболеет он и умрет. А мальчик уже серьезно так рассуждает, этот белокурый голубоглазый и чумазый малыш: «Тетя, голодные не болеют». А что у него на душе, когда он видит, как другие
жируют, - голодный! Это только со временем узнаем, потому и тяжело на душе.
Вот навстречу мне движется другой грузчик Федот. Молодой еще, лет двадцати двух. Но с него толку уже не будет, это точно. За деньги продаст и Родину, и флаг, и маму родную, а совесть еще раньше. Плохо с работой, безработных море, вот и берет он таких в напарники себе. Тот за червонец в день пашет на Федулу, а у того уже сотня в кармане, вот и вся справедливость. И получается, что ждать нам хорошего уже нечего. Если мы сами друг с друга последнюю шкуру снимаем, причем с радостью. А ведь это так и задумано там, где-то за границей, что мы сами друг друга своими же руками да делами передушим, а помощников, да особенно за доллары, у нас в стране предостаточно.
Били Федота, правда, по другой причине, два Володи. Тоже грузчики. Били уже за свое: личное, но толку мало: учеба не пошла впрок. Сейчас Федот собирается за границу, ищет себе в жены еврейку, и в Израиль, или еще куда, нет у него Родины, да и нужен ли он Родине: без него воздух чище, скатертью дорога, Федот!
Бывали случаи и трагичные, до сих пор мороз по коже гуляет, как увиденное вспомнишь, а дело было так. Закончился рабочий день у нас, а тут Валера, грузчик, летит вниз по ступенькам и что-то кричит, а что, понять не можем, поняли, что зовет на помощь, и за ним скорее. И, как сейчас вижу, идет кореец Гена нам навстречу: пена на губах, в руках металлическая вешалка с проволоки, а крючок от нее в глазу сидит, где-то там зацепился. Гонял он от своего товара пацанов. Гонял, чтобы не мешали они работать. А домой собрался ехать на мотоцикле, они его вешалкой и зацепили на ходу за глаз. Помочь надо мужику, избавить его от боли такой, а ведь глаз - дело нешуточное. Хорошо, Саша Жилкин не растерялся и решился на такое дело. Свалили мы Гену на землю, зажали ему голову, руки и ноги, точно тисками, я, Бурчун и Валера, а Саша и Алексеич вытащили из глазницы крючок. Все было сделано быстро и четко, а «скорая помощь» пришла не скоро, аж через сорок минут. Что бы делал человек с вешалкой в руках и крючком в глазнице, ведь каждое движение отдавалось болью и какой! Повезло торговцу: глаз остался цел, крючок лишь скользнул по глазу и ушел глубже под глаз, а вообще мы не врачи и не нам об этом судить, что смогли, то и сделали, даже больше. А Саша Жилкин возится с бездомной кошкой, подобрал ее на рынке и устроил на жилье в камере хранения, зовет ее Киря-Киря, на каком языке - корейском, китайском или сам придумал, - нам об этом не узнать. А Киря-Киря улыбается своей симпатичной кошачьей мордочкой: будьте человечны, не забывайте, что вы люди - правда, Саша?
Бывают и с китайцами конфликты, не без этого. В основном молодежь настроена агрессивно. Что им в головы в Китае вдалбливают, когда они сюда едут, я не знаю, но что здесь у нас все можно - это точно, были бы деньги. А денег у них хватает, в еде себе не отказывают ни в чем, и овощи трескают и фрукты, а рыба и мясо постоянно у них в меню, так что нам порой приходится только слюни утирать от такой справедливости, да еще у себя дома. Конечно, обидно и хочется сказать: «Эй, вы там, наверху, поверните свое мурло к нам,
глядите, до чего людей довели, предатели - иначе вас я не назову, и то еще мягко сказано, такой народ губить вздумали, мы не русскоязычные, мы все русские, не забывайте этого!»
Летит по ступенькам вниз в подвал Володя вместе с мешком. Мешок больше его, вместе и кувыркаются. Хотели сгубить его, пьяного, и толкнули китайцы. Когда я увидел, что китайцы что-то возбужденно талдычат между собой и вниз показывают, понял, что что-то здесь не так, и бросился в подвал. Володя был весь в крови, в пьяных слезах говорил: «Что вы делаете, выродки?»
Дотащил я его мешок до места, забрал деньги у китайцев, сунул их Володе: «Иди домой и пей уже до конца за то, что жив остался». А с китайцев что возьмешь: нет свидетелей, как с гуся вода с них. Не знаем мы, кто сюда едет и с какой целью, и вообще, кто их проверяет, и проверяют ли? Работал у нас Андрей, человек серьезный, степенный, убеленный сединой, и, наверно, очень наблюдательный. Не раз он мне говорил: «Гриша, смотри: вот китаец весь холеный да начищенный, и гонору через край, вылитый офицер, руки лишний раз не запачкает - вот и торговец, а по-русски чешет лучше нашего». Беспокоится русский человек за свою Родину - молодец, Андрей! Обидно, что не беспокоятся те, кому надо беспокоиться и этим делом заниматься. Вот и получается, что потом все боком нам выходит, второй порт Артур себе готовим, дважды на грабли наступаем, понимаем, только когда в лоб получим, да уже поздно бывает.
Про Валеру я уже вспоминал, наверное, он не забудет, как ему с газового баллончика в лицо китаец заехал, глаза тогда чуть не повылазили от слез и боли.
А китайцу что? Отвалил пятьсот рублей мировых, вот и весь счет, а жаль. Работает грузчиком и брат Валеры - Володя. С пятнадцати лет начал работать он наравне со взрослыми. Пришел на рынок ослабленный, бледный совсем. Тащит мешок, тащит, а потом на него и падает, отдохнет и дальше идёт. За полтора года работы вошел в силу парень, вырос на целую голову, а несет на себе столько, что и взрослый не утащит. Говорили ему, сорвешь спину, не бери столько, но разве его уговоришь, упрямый очень. Ему бы по-хорошему учиться надо, но разве до этого сейчас? Семье помогать надо, а еще надо всем выжить, назло всем нашим врагам. Шутя и прозвали его Вова-китайчонок, а он уже выше нас. А все равно ребенок, все «ушу» осваивает и до игрушек охотник. Лишь бы водку не начал пить, а то пропадет хлопец, так и не пожив на свете. Сколько спиваются ребят на этой работе или, точнее, каторге. Гибнут ни за что, и нет никому до них дела, как будто бы и нет человека, вернее, вообще не было, а это уже страшно.
И женщинам достается на рынке, торгуют, потому что нет другой работы. Промерзают насквозь, потому и болячек всех не пересчитать, а лечить их некому, да особенно за бесплатно, они ведь нигде не числятся, вроде как не работают - парадокс! Но, и здесь не все так грустно: многие для сугрева уже пропустили грамм так пятьдесят или сто, а может, и то, и другое вместе. Вот и смотрят на все веселее, только это не долго длится, и опять дозаправка, так и гибнут дети в утробе матери, еще не успев родиться, вместе с матерями своими.
А курят почти все женщины, молодежь особенно. Иногда просишь их: «Девушки, не губите себя, вы ведь будущие матери, или посмотрите на страшных, прокуренных бабок, ведь и вы такими будете, если, конечно, все доживем при такой жизни». Смеются мне в ответ хохотушки: «Дядя Гриша, нашли с кем сравнивать, да мы никогда в жизни такими не будем». Эх, молодость, молодость, а ведь девчонки очень хорошие, чуткие, добрые. Узнали, что у меня день рождения, смотрю, засуетились Юля с Леной, а что, не говорят. Сами все светятся от доброты своей, торжественно мне открыточку вручают: «Поздравляем Вас, любим Вас и целуем Вас», - и обе так, в щеки, и расцеловали. Правда, приятно, а мне особенно, ведь мои дети далеко, аж, в Израиле, а сердце ведь тоже не каменное. Тут к ним и Галя Борзых подключилась, та почти моих годов, а тоже жизнь не сложилась. Смотрю, подарок мне тащат, не пожалели денег, сами ведь немного получают, а ведь поздравили, растрогали меня. Вот он, русский человек, характер его. Сам в беде, а добрым остается и еще другим старается что-то доброе сделать. Спасибо, мои дорогие матрешки, наши русские красавицы, от чистого сердца спасибо.
А что грузчики, что друзья мои: «Раз день рождения, Семенович, то вот тебе подарок от нас, - и кожаные перчатки суют в руки, - ну а с тебя, соответственно, магарыч».
Все чин по чину, и чуть не раздавили в своих объятиях - спасибо, хлопцы, уважили меня. Я ушел на выходные, а ребята два дня пили.
Пришел я на работу, а мне все чудеса рассказывают, что было, и что не было, и китайцы тоже по-своему объясняют: «Сереза плохой-плохой, сосиску на хлеб положил и водку-водку кушает». Опять Бурчун чудачил, ну, как своего друга в обиду давать? И я тоже им объясняю, что раз бутерброд жует, то это по-русски! Это очень хорошо - Хао, не пропащий еще, наш Бурчун-Ворчун. Китайцы тоже пьют, но очень мало, и вообще, пьяных не любят, ни своих, ни чужих. Я сейчас со смехом вспоминаю, как один пьяный китаец тащится возле зеркала, что он там видит, я не знаю: «У-тю!» - и целует зеркало, опять отодвинется и опять: «У-тю-тю», - и опять целует, и так без конца, конечно, русским не чета, нашим побуянить надо, душу излить, а если зеркало, то вдребезги. Как говорится, вся душа нараспашку, а китайца так и не понять, что он видит, и что он хочет. Высказаться толком и то не умеет, правду говорят: «Восток - дело тонкое», а еще подходит - темное. А наши люди проще, окружили меня Алексеич, Бурчун и Саша Жилкин: «Не смейся, Семенович, за твое здоровье два дня пили», - ну как тут сердиться на них, сам бы выпил, да душа не принимает.
И еще немного о женщинах. Работает здесь на рынке одна красавица - Ирина Александровна. Возле нее всегда народу полно. Истина простая, сама статная, да еще холостячка, и к тому же - спиртом торгует. Вот мужики и валят валом. А сама она хохотушка, на язык остра, вот и получается, что ей все душу изливают. А русскому человеку - что надо? Немножко внимания, хоть самую малость, а тут столько внимания сразу.
Стоит эта красивая тетя за прилавком и рядом тип в черных очках. И щебечут они, что два воробья. Тип уже забыл про свои фингалы, что под глазами. Забыл про все на свете, он уже, можно сказать, попал в рай. Только мне со стороны тоже все видно: Лиса Алиса и кот Базилио из «Золотого ключика», вылитые два персонажа. Только у Базилио, у этого кота, нет костылей, но я думаю, что это недолго, ноги ему скоро обломают, это точно, вон как на него косяка давят другие грузчики. Я тоже пробовал к ней подъехать со своими шуточками: «Лиса-Алиса, да Лиса- Алиса», - получил в ребро кулаком и успокоился, уж больно грозная тетя.
Ну что же, может, кому-то повезет больше, чем мне. Ведь у нее двое детей, их надо кормить и растить, вот и
приходится быть такой расторопной и на работе, и в личной жизни. Что я знаю, - могу опять получить в ребро. Молчу-молчу-молчу.
5 ноября 1999 г.
ГРУЗЧИКИ
Раньше жили - не тужили, А теперь аж рвутся жилы.
Работают карманники на городском рынке спокойно, без всякого страха. Кто торгует, и кто работает здесь, их знают всех в лицо, но, как говорится, друг другу не мешают. Что может сделать простой человек, если омоновцы у них корифаны, за руку здороваются, да еще, возможно, и деньги делят между собой. Грубо работают, часто попадаются. Забрали их омоновцы, отошли за угол, и все дела, завтра все на своих местах, одни воруют, другие их забирают, и так без конца. Причитает где-нибудь старушка: украли у нее последнюю пенсию, чуть не рвет на себе волосы, а кто виноват. Сама не усмотрела. Жалко ее людям, ну, пожаловалась в милицию, а толку что?! Эх! нынешние времена, нет на Вас Глеба Жиглова. И кто ворует, и кто забирает их - все жулье.
Ну, а нам скучать некогда, мы, грузчики, народ двужильный, ко всему приученный, привыкли ничему не удивляться, на все смотреть как бы со стороны и все примечать. Нас немного, но без нас никуда, кто же захочет на себе товар таскать, коли деньги есть в кармане, только дурак. А у нас денег нет, хотя у каждого не одна специальность, а может десяток, а то и больше. Но стоят все предприятия в городе или еле теплится в них жизнь, а тут хоть на кусок хлеба заработаешь, не пропадать ведь рабочему человеку.
Вот летит с тележкой мой напарник Сергей Черный, орел, да и только: статный, ладно скроенный, а голова уже седая. Отчего поседел? Наверное, от жизни хорошей. Но ничего, улыбается, балагур, а вообще мы его зовем Ворчун-Бурчун. Ворчит от доброты своей, такой уже характер.
Все, что заработали за день, делим поровну, вот и вся арифметика. Вывезли у китайцев товар утром со склада, а вечером завезли обратно - вот и деньги. Только, как они достаются! Рубашка от пота не успевает высыхать. Летом можно и без рубашки, а зимой куда денешься? То в жар, то в холод, так и закаляемся, в кавычках. Можно и чахотку заработать в экстремальных условиях; но ничего, терпим. Тяжело с китайцами работать: платят мало, а работы больше, чем у русских, зато веселее, это точно, и без курьезных случаев не обходится.
«Глиса, киска кусал», - вопрошает меня Паша-китаец, что в переводе означает: «Гриша кошку кушал». Я, конечно, шокирован, но быстро нашелся: «А ты»? - и уставился в безусое лицо Паши. Тот засмущался, захлопал своими глазами, затем скороговоркой выпалил: «Очень вкусно». Смеялись уже оба, Паша объяснял, что кошку надо нашинковать мелко-мелко, затем змею, все смешать, что-то еще добавить, но я уже не слушал, достаточно было первых двух основных компонентов. А четыре матерых китайских таракана, каждый по пять сантиметров, терзали, остервенело жвачку. Черные и толстые, что майские жуки, они между делом прислушивались к разговору: «Дурачок, от такого деликатеса отказался, а тут давись американской резиной - чудак человек». Может быть и так, грузчики любят почудить, не один я такой.
Однажды Ворчун-Бурчун полрынка китайцев послал ко мне за лягушками. Они бросали свои рабочие места и находили меня в любом конце рынка и просили продать лягушек. Я таращил от удивления свои глаза, а они жестами показывали, как прыгает лягушка, но не знали, как ее назвать, и сколько стоит одна штука. Сначала мне тоже было весело, но за два дня я весь выдохся и показывать и объяснять, что у меня нет ничего, а мне не верили, да еще Сергей их подогревал, видите ли, цирк устроил. И я решил рубить под корень. «Бурчун, если еще раз пошлешь ко мне китайцев, то я накормлю тебя лягушками досыта, до отвала, - понял? Тогда мне легче будет объяснять китайцам, что такое «пук». «Дурачок» - проворчал Сергей, и оставил меня в покое. А дело было так: подходит
группа китайцев с блокнотами и ручками наготове и просит: «Глиса, что такое пук?» Я, конечно, не понял постановки вопроса. Мне повторили. Когда до меня все дошло, то я уже не видел на небе смеющегося солнышка, а видел ожидающие лица китайцев. Ну, как им объяснить русскую душу? И что нашелся за умник такой из наших покупателей, что ввинтил в ихние головы это слово, посмотреть бы на него: хитер бобер. Однако объяснял я им очень долго. Выпучивал свои глаза, показывал, как болит живот, затем приседал и говорил так: «Вот вам пук». Когда до них дошло, то смеху не было предела. Не знаю, что они записали в своих блокнотах, но то в одном конце рынка, то в другом слышалось «пук» и хохот, и так весь день. Бурчуну тоже надоели порядком: «Сереза, да Сереза объясни нам еще пук».
Вот Алексеич - брат Бурчуна. Добрейшей души человек. Бывший десантник, руки, что кувалды, в дипломатию долго не вдавался, мог рьяным китайцам и по шее дать - и вся дипломатия. «Мы у себя дома, и извольте наши законы уважать», - и его уважали, но не закон, а вообще, где он? У китайцев на этот счет проще. Поймали они нашего воровайку. В пять секунд все бросают рабочие места, а женщины следят за товаром; град ударов со всех сторон, и милиция уже не нужна, да и толку с нее, с нашей милиции.
Жалко только детей, защищаем их, как только можем, а ведь тоже воруют, от нищеты своей, от безвыходности. И старые воруют, и молодые люди тоже воруют. Аж, страшно становится. И непонятно, отчего наверху воруют. Им-то плохо не живется, и этим ворам не чета, воруют - так миллиарды. Получается, что, чуть ли не вся страна ворует, но это не так.
Очень много попрошаек: калек, больных и просто нищих. Вот мальчик подбирает из лотка битые яйца и кушает их. Тетя ругает его, боится, что заболеет он и умрет. А мальчик уже серьезно так рассуждает, этот белокурый голубоглазый и чумазый малыш: «Тетя, голодные не болеют». А что у него на душе, когда он видит, как другие
жируют, - голодный! Это только со временем узнаем, потому и тяжело на душе.
Вот навстречу мне движется другой грузчик Федот. Молодой еще, лет двадцати двух. Но с него толку уже не будет, это точно. За деньги продаст и Родину, и флаг, и маму родную, а совесть еще раньше. Плохо с работой, безработных море, вот и берет он таких в напарники себе. Тот за червонец в день пашет на Федулу, а у того уже сотня в кармане, вот и вся справедливость. И получается, что ждать нам хорошего уже нечего. Если мы сами друг с друга последнюю шкуру снимаем, причем с радостью. А ведь это так и задумано там, где-то за границей, что мы сами друг друга своими же руками да делами передушим, а помощников, да особенно за доллары, у нас в стране предостаточно.
Били Федота, правда, по другой причине, два Володи. Тоже грузчики. Били уже за свое: личное, но толку мало: учеба не пошла впрок. Сейчас Федот собирается за границу, ищет себе в жены еврейку, и в Израиль, или еще куда, нет у него Родины, да и нужен ли он Родине: без него воздух чище, скатертью дорога, Федот!
Бывали случаи и трагичные, до сих пор мороз по коже гуляет, как увиденное вспомнишь, а дело было так. Закончился рабочий день у нас, а тут Валера, грузчик, летит вниз по ступенькам и что-то кричит, а что, понять не можем, поняли, что зовет на помощь, и за ним скорее. И, как сейчас вижу, идет кореец Гена нам навстречу: пена на губах, в руках металлическая вешалка с проволоки, а крючок от нее в глазу сидит, где-то там зацепился. Гонял он от своего товара пацанов. Гонял, чтобы не мешали они работать. А домой собрался ехать на мотоцикле, они его вешалкой и зацепили на ходу за глаз. Помочь надо мужику, избавить его от боли такой, а ведь глаз - дело нешуточное. Хорошо, Саша Жилкин не растерялся и решился на такое дело. Свалили мы Гену на землю, зажали ему голову, руки и ноги, точно тисками, я, Бурчун и Валера, а Саша и Алексеич вытащили из глазницы крючок. Все было сделано быстро и четко, а «скорая помощь» пришла не скоро, аж через сорок минут. Что бы делал человек с вешалкой в руках и крючком в глазнице, ведь каждое движение отдавалось болью и какой! Повезло торговцу: глаз остался цел, крючок лишь скользнул по глазу и ушел глубже под глаз, а вообще мы не врачи и не нам об этом судить, что смогли, то и сделали, даже больше. А Саша Жилкин возится с бездомной кошкой, подобрал ее на рынке и устроил на жилье в камере хранения, зовет ее Киря-Киря, на каком языке - корейском, китайском или сам придумал, - нам об этом не узнать. А Киря-Киря улыбается своей симпатичной кошачьей мордочкой: будьте человечны, не забывайте, что вы люди - правда, Саша?
Бывают и с китайцами конфликты, не без этого. В основном молодежь настроена агрессивно. Что им в головы в Китае вдалбливают, когда они сюда едут, я не знаю, но что здесь у нас все можно - это точно, были бы деньги. А денег у них хватает, в еде себе не отказывают ни в чем, и овощи трескают и фрукты, а рыба и мясо постоянно у них в меню, так что нам порой приходится только слюни утирать от такой справедливости, да еще у себя дома. Конечно, обидно и хочется сказать: «Эй, вы там, наверху, поверните свое мурло к нам,
глядите, до чего людей довели, предатели - иначе вас я не назову, и то еще мягко сказано, такой народ губить вздумали, мы не русскоязычные, мы все русские, не забывайте этого!»
Летит по ступенькам вниз в подвал Володя вместе с мешком. Мешок больше его, вместе и кувыркаются. Хотели сгубить его, пьяного, и толкнули китайцы. Когда я увидел, что китайцы что-то возбужденно талдычат между собой и вниз показывают, понял, что что-то здесь не так, и бросился в подвал. Володя был весь в крови, в пьяных слезах говорил: «Что вы делаете, выродки?»
Дотащил я его мешок до места, забрал деньги у китайцев, сунул их Володе: «Иди домой и пей уже до конца за то, что жив остался». А с китайцев что возьмешь: нет свидетелей, как с гуся вода с них. Не знаем мы, кто сюда едет и с какой целью, и вообще, кто их проверяет, и проверяют ли? Работал у нас Андрей, человек серьезный, степенный, убеленный сединой, и, наверно, очень наблюдательный. Не раз он мне говорил: «Гриша, смотри: вот китаец весь холеный да начищенный, и гонору через край, вылитый офицер, руки лишний раз не запачкает - вот и торговец, а по-русски чешет лучше нашего». Беспокоится русский человек за свою Родину - молодец, Андрей! Обидно, что не беспокоятся те, кому надо беспокоиться и этим делом заниматься. Вот и получается, что потом все боком нам выходит, второй порт Артур себе готовим, дважды на грабли наступаем, понимаем, только когда в лоб получим, да уже поздно бывает.
Про Валеру я уже вспоминал, наверное, он не забудет, как ему с газового баллончика в лицо китаец заехал, глаза тогда чуть не повылазили от слез и боли.
А китайцу что? Отвалил пятьсот рублей мировых, вот и весь счет, а жаль. Работает грузчиком и брат Валеры - Володя. С пятнадцати лет начал работать он наравне со взрослыми. Пришел на рынок ослабленный, бледный совсем. Тащит мешок, тащит, а потом на него и падает, отдохнет и дальше идёт. За полтора года работы вошел в силу парень, вырос на целую голову, а несет на себе столько, что и взрослый не утащит. Говорили ему, сорвешь спину, не бери столько, но разве его уговоришь, упрямый очень. Ему бы по-хорошему учиться надо, но разве до этого сейчас? Семье помогать надо, а еще надо всем выжить, назло всем нашим врагам. Шутя и прозвали его Вова-китайчонок, а он уже выше нас. А все равно ребенок, все «ушу» осваивает и до игрушек охотник. Лишь бы водку не начал пить, а то пропадет хлопец, так и не пожив на свете. Сколько спиваются ребят на этой работе или, точнее, каторге. Гибнут ни за что, и нет никому до них дела, как будто бы и нет человека, вернее, вообще не было, а это уже страшно.
И женщинам достается на рынке, торгуют, потому что нет другой работы. Промерзают насквозь, потому и болячек всех не пересчитать, а лечить их некому, да особенно за бесплатно, они ведь нигде не числятся, вроде как не работают - парадокс! Но, и здесь не все так грустно: многие для сугрева уже пропустили грамм так пятьдесят или сто, а может, и то, и другое вместе. Вот и смотрят на все веселее, только это не долго длится, и опять дозаправка, так и гибнут дети в утробе матери, еще не успев родиться, вместе с матерями своими.
А курят почти все женщины, молодежь особенно. Иногда просишь их: «Девушки, не губите себя, вы ведь будущие матери, или посмотрите на страшных, прокуренных бабок, ведь и вы такими будете, если, конечно, все доживем при такой жизни». Смеются мне в ответ хохотушки: «Дядя Гриша, нашли с кем сравнивать, да мы никогда в жизни такими не будем». Эх, молодость, молодость, а ведь девчонки очень хорошие, чуткие, добрые. Узнали, что у меня день рождения, смотрю, засуетились Юля с Леной, а что, не говорят. Сами все светятся от доброты своей, торжественно мне открыточку вручают: «Поздравляем Вас, любим Вас и целуем Вас», - и обе так, в щеки, и расцеловали. Правда, приятно, а мне особенно, ведь мои дети далеко, аж, в Израиле, а сердце ведь тоже не каменное. Тут к ним и Галя Борзых подключилась, та почти моих годов, а тоже жизнь не сложилась. Смотрю, подарок мне тащат, не пожалели денег, сами ведь немного получают, а ведь поздравили, растрогали меня. Вот он, русский человек, характер его. Сам в беде, а добрым остается и еще другим старается что-то доброе сделать. Спасибо, мои дорогие матрешки, наши русские красавицы, от чистого сердца спасибо.
А что грузчики, что друзья мои: «Раз день рождения, Семенович, то вот тебе подарок от нас, - и кожаные перчатки суют в руки, - ну а с тебя, соответственно, магарыч».
Все чин по чину, и чуть не раздавили в своих объятиях - спасибо, хлопцы, уважили меня. Я ушел на выходные, а ребята два дня пили.
Пришел я на работу, а мне все чудеса рассказывают, что было, и что не было, и китайцы тоже по-своему объясняют: «Сереза плохой-плохой, сосиску на хлеб положил и водку-водку кушает». Опять Бурчун чудачил, ну, как своего друга в обиду давать? И я тоже им объясняю, что раз бутерброд жует, то это по-русски! Это очень хорошо - Хао, не пропащий еще, наш Бурчун-Ворчун. Китайцы тоже пьют, но очень мало, и вообще, пьяных не любят, ни своих, ни чужих. Я сейчас со смехом вспоминаю, как один пьяный китаец тащится возле зеркала, что он там видит, я не знаю: «У-тю!» - и целует зеркало, опять отодвинется и опять: «У-тю-тю», - и опять целует, и так без конца, конечно, русским не чета, нашим побуянить надо, душу излить, а если зеркало, то вдребезги. Как говорится, вся душа нараспашку, а китайца так и не понять, что он видит, и что он хочет. Высказаться толком и то не умеет, правду говорят: «Восток - дело тонкое», а еще подходит - темное. А наши люди проще, окружили меня Алексеич, Бурчун и Саша Жилкин: «Не смейся, Семенович, за твое здоровье два дня пили», - ну как тут сердиться на них, сам бы выпил, да душа не принимает.
И еще немного о женщинах. Работает здесь на рынке одна красавица - Ирина Александровна. Возле нее всегда народу полно. Истина простая, сама статная, да еще холостячка, и к тому же - спиртом торгует. Вот мужики и валят валом. А сама она хохотушка, на язык остра, вот и получается, что ей все душу изливают. А русскому человеку - что надо? Немножко внимания, хоть самую малость, а тут столько внимания сразу.
Стоит эта красивая тетя за прилавком и рядом тип в черных очках. И щебечут они, что два воробья. Тип уже забыл про свои фингалы, что под глазами. Забыл про все на свете, он уже, можно сказать, попал в рай. Только мне со стороны тоже все видно: Лиса Алиса и кот Базилио из «Золотого ключика», вылитые два персонажа. Только у Базилио, у этого кота, нет костылей, но я думаю, что это недолго, ноги ему скоро обломают, это точно, вон как на него косяка давят другие грузчики. Я тоже пробовал к ней подъехать со своими шуточками: «Лиса-Алиса, да Лиса- Алиса», - получил в ребро кулаком и успокоился, уж больно грозная тетя.
Ну что же, может, кому-то повезет больше, чем мне. Ведь у нее двое детей, их надо кормить и растить, вот и
приходится быть такой расторопной и на работе, и в личной жизни. Что я знаю, - могу опять получить в ребро. Молчу-молчу-молчу.
5 ноября 1999 г.
Нет комментариев. Ваш будет первым!