Я – Яша ***, уже три года в Израиле, живу в Яффо (старинный город, вплотную прилегающий к телль-Авиву), работал садовником, люблю море. За забором моего маленького дворика, через узкий переулок, где двум легковушкам не разойтись, - синагога, молельный дом.
В окна моей веранды иногда заглядывал один из самых больших кактусов, и я с нетерпением жду, когда он, наконец-то, расцветет.
А теперь о моем герое.. С ним я познакомился в самолете (да, в том самом, который перевез нас в Израиль), а потом оказалось, что мы учимся в одном ульпане (школе, где учат алимов ивриту). Алимами называют новых эмигрантов в Израиле. Называют их так лет десять, пятнадцать – ком, как повезет.
Мы с моим героем, волею судеб оказались «один на один» и нам ничего не оставалось, как помогать и советоваться друг с другом. У обоих у нас были семьи. Отличие заключалось в том, что моя «алия» прошла спокойно, а он никак не мог угомониться, расстаться с прошлым, и в этом были все его проблемы. Сейчас он кончил курсы техника ПК и готовился к первой своей работе. У трапа самолета, приземлившегося в аэропорту Бен-Гурион, у нас обоих одновременно отняли наши уже порядком поднадоевшие за пол столетие лица, и выдали временные – будем называть их алимовские. Он безмерно скучал о привычном своем отражении в зеркалах, перестав даже общаться с этим достижением цивилизации. Раньше зеркало отражала начальника отдела по разработке каких-то электронных штук.
Как и почти каждый день, мы встретились с ним «у самого синего моря» и побрели под шумы его. Но настроению него не соответствовала моя грусть с обидой вперемешку. Он ждал первый рабочий день в Израиле.
Я поведал ему, как позавчера мне позвонила какая-то женщина и сказала, что привезла мне вести от друга, которого так недоставало, и без которого было так одиноко. У меня начался праздник.
Я привык быть рядом с другом долгие годы, и теперь все сны проводил в его обществе. И вот долгожданное письмо. Радости моей не было предела. Мы договорились с туристкой, что я приду в гостиницу назавтра. Я не спал всю ночь.
До гостиницы было километров пять. Я шел пешком, так как поездка на автобусе стоила целый доллар. (Поездки на автобусах не предусматривались в «эмигрантской корзине). Я шел в середине дня, и жара измучила меня до невозможности. Совсем не заметил как вышел на набережную и праздная толпа на фоне морских красот еще больше впрыснула адреналина. Я не шел – летел. Крутящиеся двери впустили меня в шикарный вестибюль и я не огорчился, когда узнал, что туристский автобус задерживается.
Я прождал в вестибюле гостиницы до вечера, так как группа задержалась в Иерушалаеме. Их пригласили на прием ирию (мэрию).
И вот, наконец, конверт уже обжигает руки. Поскорее хотелось узнать, что происходит там с ними, брошенными мной так скоропалительно, и в трудное время. Я торопливо вышел на набережную Тель-Авива, присел на первую же скамейку и, нервничая, обнажил листок, предвкушая удовольствие от встречи с ним.
Меня сразу же поразило число строк и размеры бумажки. Это никакое не письмо, а второпях написанная записка, с формальным приветом, и извинениями за отсутствие времени. Я долго оторопело перечитывал ничего не значившие, чужие, предложения чужого человека.
А как же я? Я ведь совсем один, без них, без всего. Жара упала в море, и место ее заполнила духота, старавшаяся достойно заменить сестренку.
Я оторопел уставившись в бесформенный, злобный прибой. Очнулся, когда волны покрыл вечерний мрак и побрел восвояси пешком уже в темноте, стараясь не вдыхать раскаленные молекулы городской смеси кислорода с черт знает чем.
Путь мой лежал по бульвару Иерушалаем, который, пересекая Яффо, как бы соединял Тель-Авив с Бат-Ямом (город примыкающий к Яффо). Бульвар этот отличался на редкость неприглядным видом. Он кишел наркоманами.
В центре две линейки огромных деревов неизвестного мне происхождения, а по обоим сторонам проезжих частей несуразные, бесформенные трех и четырех этажные строения времен английского мандата. Вдобавок все фасады домов имели серый и грязно-серый окрас. Здесь и днем было неуютно, а в вечерние часы и того безрадостнее.
В голове безвыходно закрутилась обида и отчаянное желание забыть о нем навсегда, жестоко наказав и зная наперед, что рано или поздно и ему станет также больно, как и мне сегодня….
Мой друг слушал меня невнимательно, а когда я закончил, невпопад произнес: – Яша – это был мой единственный шанс. (Он имел ввиду работу по ремонту ПК).
- Пусть хоть тебе повезет здесь, заметил я. Завтра пойдем вместе и купим настоящую отвертку «Филипс». - Не надо, я их уже получил. А ты знаешь, там бесплатный кофе и секретарша моет за всеми чашки.
Тот день запомнился на долго, так как на следующий меня уволили с садовников. В Израиле не было дворников, а только садовники. Кругом цвели деревья и кусты.
Днем раньше, то есть именно в тот черный день, я развесил на всех дверях квартир, под окнами которых я наводил порядок, список предметов, которые не нужно жильцам выбрасывать в окна. Среди них имелся набор противозачаточных средств и предметов женской гигиены.
Председатель домкома, из рук которого я получал заработанные шекели, возмутился, заявил, что я нарушаю права человека такими действиями, и он найдет более покладистого и более грамотного специалиста.
Оказалось, что не все ивритские слова в опубликованном мной объявлении были написаны мной правильно. Странно, а я сверил все со словарем. У меня появилось время, и в свой первый незанятый граблями и метлой день я с радостью продолжил читать о незаслуженных страданиях Иова.
Тора и Ветхий завет – великие книги *. Читайте их, там уже все сказано.
***
* Иов — библейский персонаж, герой книги Иова Ветхого завета. Величайший праведник и образец веры и терпения, хотя и не принадлежал к избранному роду Аврамову. Он жил в земле Уц, в северной части Аравии, «был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла», а по своему богатству «был знаменитее всех сынов Востока». У него было семь сыновей и три дочери, составлявшие счастливое семейство. Этому счастью позавидовал сатана и перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и все его благочестие. Чтобы изобличить эту ложь, Бог позволил Иову испытать все бедствия земной жизни. Затем, уже на грани отчаяния Иова Г-дь возвращает ему все блага