.. И очи черные свели с ума

          Драматические события, о которых я хочу рассказать, произошли в нашем спокойном степном поселке "Балтрабочий” в конце 60-х годов прошлого века. В то время у нас как-то часто менялись председатели сельских советов. Чуть ли не каждый год приезжали представители райкома партиии рекомендовали нам, депутатам сельского совета избирать в секретари то одного, то другого своего выдвиженца, и все неудачно и неудачно. И вот как-то привезли в поселок очередного "ставленника”, худого, белобрысого, но довольно симпатичного мужчину и после привычного предисловия: "мы тут посоветовались и рекомендуем вам избрать...” предложили нам нового председателя совета. Вначале он нам пришелся по душе: вежливый, не гомонистый, вроде как деловой, в меру активный, да к тому же мог стричь, т.е. им ел навыки парикмахера, а для поселка, в котором не было своей парикмахерской, это имело немаловажное значение. Правда, подстригал он только мужчин и то по выбору, в основном поселковое начальство и сельскую интеллигенцию. К тому же он оказался рыбаком, а так как у меня в те времена не было своего транспорта, а у него имелся сельсоветовский мотоцикл, но не было снастей, то мы организовали с ним мотоциклетно-рыбацкий "тандем” и довольно часто ездили на рыбалку.

         Правда мотоцикл "Минск” был слабеньким, плохо "тянул” двух взрослых мужчин и даже на небольшом участке подъема мне приходилось вставать со своего места и идти или бежать рядом с мотоциклом до тех пор, пока он не взберется на очередную горку.Женат был Петр Васильевич Немцов (так звали председателя совета) на чернобровой и черноокой красавице Марии.   Я ее хорошо знал еще в те времена, когда работал учителем школы в соседнем селе Уваровское и играл в самодеятельных спектаклях. С ней был связан один забавный эпизод из нашей "театральной деятельности”.  По вечерам мы репетировали чеховскую пьесу "Медведь”.  На репетиции помимо "артистов” приходили их друзья, знакомые, сельская молодежь, как теперь говорят, чтобы "потусоваться” и пощелкать семечки.

        Однажды после занятий в школе я пришел с опозданием на репетицию и вдруг при неверном сиянии керосиновой лампы вижу, что за длинным столом сидит незнакомая мне и очень симпатичная девушка, с роскошными курчавыми черными волосами, с черными очами, черными бровями. Я был буквально ослеплен ее красотой. В той пьесе я играл главную роль помещика-ловеласа, который по ходу действия соблазняет потерявшую мужа вдовушку. Произнося по тексту слова любви, я смотрел не столько на свою партнершу, сколько на прекрасную незнакомку. После репетиции я подсел к ней, завязал знакомство, стал читать наизусть стихи, "разливался соловьем”. Она почти не поддерживала мой разговор, а только загадочно улыбалась, как Леонардовская "Джоконда”. Потом я предложил ее проводить домой, она согласилась, вышла из-за стола и я едва не ахнул. Моя новая знакомая Мария оказалась чуть ли не "карлицей”: при сравнительно большом туловище она имела коротенькие и очень толстые ноги. Теперь модно говорить про современных длинноногих девушек, что ноги у них "растут от ушей”, так вот у Марии ступни начинали расти буквально от зада!  Да, это было полное разочарование, лучше бы она не вставала из-за стола. Да и интеллект у нее оказался подстать росту. Она была студенткой какого-то Грозненского ПТУ и приехала погостить к матери на майские праздники. Довел я ее до подворья и, извинившись, что мне нужно проверять школьные тетради, чуть ли не бегом припустил домой.

            И вот теперь, через десяток лет, я снова увидел Марию уже в качестве жены председателя совета. Причем жена эта оказалась гулящей, и изменяла ему, что называется, направо и налево.   Проработал у нас Петр Васильевич года два и вдруг с ним стали происходить странные вещи: он стал заговариваться, нести какую-то непонятную околесицу, стал чего-то бояться, оглядываться по сторонам. Как-то, когда я у него очередной раз подстригался, он начал подбривать мне затылок опасной бритвой и говорит: "А недавно я подбривал Гавриила Петровича Сулеменко (нашего заведующего гаражом) и так мне хотелось ему горло бритвой перерезать, едва сдержался!” У меня буквально мурашки пошли по телу, ведь он говорил эти слова, а при этом водил бритвой по моей шее... Я не показал своего волнения и спрашиваю: "А что же он такого сделал, чтобы его полосовать бритвой?” А тот мне в ответ:  "Так ведь он при немцах полицаем служил и расстреливал наших людей!”  Я прекрасно знал, что Сулеменко был фронтовиком, прошел всю войну, имел много наград и никаким полицаем он не был, но не стал спорить с мазохистом-"парикмахером”, а после стрижки сразу же нашел Сулеменко, рассказал ему об этом эпизоде и посоветовал емуникогда больше не стричься у Немцова.

         Еще больше меня напугал другой случай, произошедший в нашем дворе. В то время в школе появился мотоцикл, двухколесный "Ковровец”, мы купили его на "арбузные” деньги, т.е. на деньги, вырученные от продажи арбузов со школьной бахчи. На этом мотоцикле обучали учеников вождению, но он частенько выходил из строя. Петр Васильевич не только был хорошим мотоциклистом, но и неплохо разбирался в технике, мог отремонтировать мотоцикл. Теперь уже на рыбалку я мог ездить самостоятельно на школьном мотоцикле. Как-то я собрался порыбачить, приготовил снасти, нехитрую закуску, но сколько ни пытался, никак не мог завести мотоцикл. Пошел в сельсовет, попросил Петра Васильевича помочь мне с неисправныммотоциклом. Тот безропотно пришел, посмотрел, сказал, что поломка не значительная и начал возиться с машиной. А я тем временем пошел в магазин за бутылкой, надо же угостить человека за помощь! 

        Возвращаюсь обратно, смотрю, мотоцикл стоит на месте, а Петра Васильевича нигде не видно. Вдруг из кустов сирени раздается: "Григорий Тихонович, а Вы меня не убьете?” "Да с какой стати мне Вас убивать!,”- говорю я ему. "Ну, как же, думаете я не знаю, что вы подполковник КГБ и это ведь вы повесили мою мать в Курской, напротив универмага!” Я так и похолодел. Боже мой, так это же настоящий сумасшедший! Какой я подполковник? Да и мать у него жива-здоровенька! И зачем он спрятался в кусты? Короче, не стал я с ним распивать бутылку, отдал ее вместе со своей закуской, сел на отремонтированный мотоцикл и поехал поскорее в райисполком, чтобы там приняли меры и убрали от нас больного человека.

         Через полгода, когда Петр Васильевич уже был на пенсии по инвалидности, произошел совсем уж дикий случай. Как-то ночью после посещения интерната я зашел в школу (дело было зимой), чтобы посмотреть, как прибрались технички, наносили ли они на растопку печей дров, угля. Закрывая двери школы, я услышал выстрел, женский крик, а потом мужской голос. Вскоре подошла ко мне насмерть перепуганная библиотекарь, Катя Дадашева, и говорит с причитаниями: "Григорий Тихонович, это стрелял в меня наш сумасшедший. Он думал, что это вы из интерната идете, обознался, извинился передо мной и сказал, что вы у него в списке из 7 человек, которых он должен убить. Есть в этом списке и Сулеменко, и парторг совхоза, а вы в этом списке под третьим номером”. Самое удивительное, в этом списке, как оказалось, не было ни одного любовника жены, которых бы хватило на целую ученическую тетрадку! Оказывается, Немцов достал или у кого-то купил одноствольное ружье, сделал из него обрез и вышел с ним на "тропу войны”. Утром я пошел к парторгу, у того в кабинете был телефон, редкая по тем временам вещь. Мы позвонили в милицию, попросили срочно прислать милиционеров, чтобы отобрать у Немцова ружье и увезти из поселка этого опасного для жителей человека. Нам пообещали это сделать, но по русской безалаберности то ли забыли про это, то ли оставили "на потом”. А потом произошла трагедия...

         Примерно через месяц после этого случая, во дворе стояла уже весна, к нам в поселок приехала милиция, предупредили меня и еще нескольких человек, чтобы мы были осторожнее, так как накануне в поезде наш сумасшедший Немцов убил одного из "списка семерых”, председателя нашего рабочего кооператива Василия Карпича. Причем убил он его из обреза, а потом сбежал из поезда и теперь вполне может вновь объявиться в нашем поселке. Начался план "перехват”, вокруг поселка милиция устроила засаду, в которую все-таки угодил Немцов, когда по высохшему каналу пробирался в "Балтрабочий”. При захвате он оказал сопротивление и как потом похвалялся: сумел "убить или ранить еще одного врага народа”.  Кстати, в купе поезда они встретились с Карпичем по существу случайно. Карпич возвращался из Ставрополя с совещания, где ему вручали грамоту и премию, а Немцов ехал из Минеральных Вод, от врача-психиатора. Встретившись, они мирно беседовали, даже играли в карты, пригласив для компании двух женщин из соседнего купе. Потом женщины ушли в свое купе, Карпич прилег отдохнуть на нижнюю полку, а когда он заснул, Немцов в упор выстрелил в него из обреза. Сорвав стоп-кран, он остановил поезд, спрыгнул и скрылся в лесополосе.

        Хоронили Карпича всем поселком. Это был прекрасный, душевный и очень добрый человек. Он был моим хорошим приятелем и заядлым охотником. На его похоронах мы организовали прощание с ним трехкратным залпом холостыми выстрелами из охотничьих ружей. Никогда еще мне не доводилось видеть, как убивалась на похоронах жена по мужу. Она буквально выла "белугой”, бросалась за мужем в могилу, но через полгода благополучно вышла замуж за другого, а когда того посадили в тюрьму за аварию с человеческими жертвами, быстренько вышла замуж за третьего. Вот такой бывает женская память!   Что же касается нашего сумасшедшего, то он наконец-то попал в тот дом, куда его давным-давно должны были направить, жаль только, что это сделали лишь после смерти ни в чем не повинного человека. При этом никто из правоохранительных органов так и не был наказан за беспечность и халатность. Никто, ни один человек!