03 ДАШЕНЬКА

 ДАШЕНЬКА

Рассказ

1

 До прихода Фомича наша бригада представляла собой застой в миниатюре. Настолько всё застойное и стабильное было, что утром, идя на работу, я мог на 99 и 9 десятых предсказать: кто будет в бытовке, чем занимается, какое первое слово скажет, увидев меня. И так в течение 12 лет.

В бригаде нас было пятеро: четыре сантехника и сварщик. Мы настолько сработались, прикипели друг к другу, что знали о каждом, что называется всю подноготную. При этом, как ни странно, внерабочее время визуально не общались, хотя были и грибники и рыбаки. Оказавшись за проходной фабрики, расходились в разные стороны, окунались с головой в свои персональные миры. Собственно и там у каждого был свой застой с редкими семейными праздниками. Кроме сварщика Калиныча, пенсионера, остальные были предпенсионного возраста - в районе полтинника. Так что у каждого стабильная семья со стажем в 15-20 лет, взрослые дети, у некоторых внуки. Худо-бедно жизнь сложилась. Особых изменений не предвиделось, главное, досидеть до пенсии на одном месте. И сидели стабильно, как вбитые в стену дюбеля.

Работа у нас, как говорится, не бей лежачего. Система функционирует, радиаторы греют, водичка бежит, бачки смывают. А что ещё надо? Вот и сидели в бытовке, дожидаючи заявок или ЧП. Иной раз по три четыре дня ни одна зараза не вспомнит о тебе в течение смены. Мастер заглянет утречком: все присутствуют? - и исчезает в неизвестном направлении. Таким образом, предоставленные сами себе, мы, словно части некого аппарата, приступали к стабильной функции: рубились до одури в домино. За час до обеда любители принять 50 грамм для аппетита бросались в поиски нужных монет. Вот ведь непонятка: на фабрике в основном женщины работали, кляли, на чём свет стоит, пьянчужек, в упор видели, что водопроводчик стреляет на «пузырь»… и спокойно одалживали деньги.
Те, кто жил в двух шагах от работы, обедать уходили домой, остальные выкладывали на стол, что принесли с собой - закусь к стабильной бутылочке водки. После обеда опять домино…

Так жили мы, не тужили годами, пока однажды не пришёл новенький-Фомич. Вообще-то по штату нам полагался ещё один сантехник, и ежегодно устраивались новые, но долго не задерживались - максимум три месяца. Приходила в основном молодёжь – тридцатилетние, как правило, борзые и нахальные, не ведали нормы в злоупотреблении зелёным змием, плюс не умели удачно вынести за проходную, что стибрили. А выносить было что: тетради, календари, альбомы, да и просто чистую бумагу. Вот и вылетали, либо за пьянку, либо за хищение.
За день до прихода Фомича мы уже немного о нём знали: Дубов Алексей Фомич,47 лет, живёт где-то за городом, до этого работал на заводе, который, перейдя на рыночные отношения, внезапно обанкротился, последовало массовое увольнение рабочих.

И вот он явился. Вошёл в бытовку, где от курева дым висел коромыслом, постоял секунду и, распахнув дверь, прижал её куском трубы. Свежий воздух ворвался, обдал нас, и мы разом повернулись к двери. И офигели.
Стоит на пороге низкорослый крепыш, одет как на парад, на плече молодёжная сумка, в руках объёмный пластиковый пакет.
 - Привет, мужики,- поздоровался, добродушно улыбаясь.- Принимаете в клуб самоубийц? Который свободный шкафчик?
- Этот,- показал Калиныч на первый от двери. - А почему клуб самоубийц?
Фомич показал на дымовое облако, что слоями потянулось к дверному проёму:
-Травитесь.
Мы невольно переглянулись: только воспитателей нам и не хватало.
Фомич распахнул дверцы шкафчика, повесил на крючок сумку, пакет прислонил к дверце. После чего подошёл к столу:
-Будем знакомиться, - протянул руку Калинычу:- Алексей.

Мы всё ещё были в странной прострации, недоумевая: это сантехник? что за розыгрыш? Да от него за версту разит кабинетным работником, он, поди, разводной ключ от посатиж не отличит.
Кроме того, что Фомич был одет в «парадно-выходное», все отметили его холёные чистые руки, аккуратно постриженные и обработанные ногти. Пожатие его, надо сказать, было крепкое, чувствовалось наличие силушки. Конечно же, поразили его роскошные русые волосы с лёгкой проседью, волнистые. Бабы, должно быть, видя такое богатство, от зависти немеют. Короче: не мужские у Фомича были волосы. Равно как и пышные ресницы. Круглое светлое лицо снизу обрамляла короткая бородка. Но главное, что нас поразило - это запах. Мы привыкли к запаху табака, неделями немытой пепельницы, пота, перегара, а тут властно окатил нас вкусный дамский запах - некая смесь одеколона и ванильных сдобных булочек. Странно, только мы почувствовали себя как бы не в своей тарелке, словно не Фомич вклинился в наш мирок, а женщина.
- Мужики, сразу предупреждаю: я не пью и не курю. Предвидя вопрос, отвечаю: я не больной, просто не вижу смысла дымить и глотать спиртное. Если это не препятствие, значит, будем дружить и сработаемся. Ладушки?

Такого я за свою жизнь ещё не видел! Вот произнёс Фомич это «Ладушки» с такой невыразимой словами интонацией, что всю нашу скованность как рукой сняло: оживились так, будто давний дружок в гости пожаловал.
Домино в этот день было напрочь забыто. С нами творилось нечто невообразимое: меньше чем за полчаса Фомич буквально всех очаровал. Думаю, каждый тогда подумал, как и я: ТАК очаровать может только женщина. Мы, по сути, циники, отчасти пошляки и матершинники на глазах преображались. Фомич проник в наши замшелые души, взбаламутил их и озарил тёплым, нежным светом. И мы с удивлением обнаружили, что можем разговаривать довольно связно, избегая матов (Фомич вообще не выражался, самым крепким выражением было «В рот тебе дышло»). Но самое поразительное то, что мы, вдруг не сговариваясь, стали выходить из бытовки, чтобы покурить. Непостижимо…

До обеда проговорили, как ошалелые. Как водится в таких случаях, начали с воспоминаний, кто, где раньше работал, затем разговор плавно перетекал на другие темы. Обычно тем было три: курьёзные производственные случаи, отношения с бабами и питьевой вопрос. С Фомичом было всё иначе: он не только показал себя отменным рассказчиком, но и чутко руководил беседой - как только подступала тривиальная тема, он незаметно, без провалов, переводил разговор на политику, на «тихую охоту», на детей и животных.
Перед обедом произошла ещё одна странность: Толик Хряков и Генка Зотов, жившие недалеко от фабрики, не пошли домой обедать, сказали, что сходят в столову.
- Зачем вам травиться казённым,- оживился Фомич. - Счас рубанём домашнего борщеца.
В момент выставил на стол объёмный термос, банку со сметаной и пухлый газетный свёрток.
- Дашенька мне тут загрузила, точно я на сутки заступаю.
Так впервые мы услышали это трепетное «Дашенька» с непередаваемой словами интонацией. В ней были и любовь, и нежность, и ласка, и ещё бог весь что, такое же дивное в первозданной чистоте.
Будь на месте Фомича кто-то другой, непременно кто-нибудь из нас сморозил бы пошлость в адрес жён, а тут никто даже и попытки не сделал. Точно мы давно знали неведомую Дашеньку, уважали настолько, что и в мыслях не было чем-то её оскорбить.
Термос был двухкамерный: в одном борщ, в другом картошка, тушённая с мясом. Господи, что за запах распространился, когда Фомич открыл крышку! Это чудо, что мы не захлебнулись слюной и не свалились замертво. А вкус! Лично я ничего вкуснее за свою жизнь не едал. Блаженство желудку.
- Фомич, в чём секрет? - спросил Серёга Кургузов, первым опустошив тарелку.- Моя берёт те же продукты, сварит – веришь, нет, давлюсь, когда ем. Твой борщец король, мой - нищий доходяга.
- Нет никакого секрета. Дашенька любит меня и всё делает с душой.
-Получается, моя ни в грош не ставит меня? Говорит, что любит, а сама врёт?
Фомич задумчиво развернул газетный свёрток - в нём оказался пластиковый пакет с пирожками.
- Любовь, Серёжа, каждый понимает по-своему. У одних она разрастается, скажем, как клеверное поле, а у других…как фикус в горшке на окне.
-Ты хочешь сказать, что у твоей Дашеньки клеверное поле, а у моей Надьки фикус?- почему-то растерялся Серёга.
- Я не могу ничего утверждать, потому что не знаю Надю. Не знаю, какие у вас отношения. Я могу говорить только о Дашеньке. Она пропитана любовью, как говорится, до мозга костей. Все её мысли, устремления в одном направлении: сделать мне приятное. Заметь: не себе. Потому что она знает: её старания оценят и вернут сторицей. Аксиома: добро рождает добро, как аукнется, так и откликнется.
Все как-то необычно затихли, ушли в себя. Лично я подумал о своей жене. Уверен, что и остальные вспомнили своих благоверных.

Так вот, с Машкой мы уже тянем телегу под названием «брак» двадцать третий год, и дня не могу вспомнить, когда обед был вкусный настолько, что захотелось бы добавки. Ну, с моей всё ясно стало после свадьбы: не любит она это дело, стоять у плиты, устаёт как от тяжёлой работы, даже почистив картошку. Какая уж тут душа.
Прав, тысячу раз прав тот, кто первый сказал: »Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». По себе знаю: когда тебе подают на ужин сваренные абы как макароны с безвкусной или, хуже того, пересоленной сосиской.…Ешь, потому что организм требует хоть что-нибудь положить в желудок. Честно скажу: после такой пищи не до любви, напротив, закипаешь злобой на «кухарку». И в постели уже не любишь её, а словно мстишь. Недовольна: нет чувств. Как любит повторять Калиныч: » Какая кормёжка, такая и долбёжка». По-моему достаточно одной извилины, чтобы это понять. Не понимает. Годами как попугай долдонит: я не умею, у меня не получается.…И не получится, потому что делает всё не любя, без души. Действительно: когда любовь вроде фикуса на окне, то и сам невольно становишься…горшочком для этого фикуса. То ли дело клеверное поле- размах, раздолье…
Убеждён: если бы меня кормили такой вкуснятиной, как Фомича, то и Машка была бы Машенькой, и я бы выглядел таким же моложавым и счастливым. Вот смотрю на Фомича, и тоска зелёная берёт: почти одногодки, а он как свеж, буквально светится изнутри, а я…тусклый, погасший старик. Ах, мне б такую Дашеньку…

Потом мы пили чай. Не как всегда, швырнув в кружку пакетик и получив нечто со вкусом сена, а настоящий заварной с добавкой мяты, смородинового листа, и ещё каких то травок. Аромат обалденный! Под чай пирожки пошли в улёт. Я сроду не любил пирожки с картошкой, с яйцом и луком (только с капустой), а тут трескал, - за уши не оттянешь,- смакуя, прихлёбывал наивкуснейший чай.
 - Ну, Фомич, ты нас побаловал. Пища богов!
- Это всё Дашенька,- слегка смутился Фомич.
- Передавай ей наше огромнейшее спасибо,- за всех сказал Калиныч.- Желаем долго здравствовать. Сколь годков ей?
- Двадцать второй пошёл.
 - Дочка? А мы-то подумали…
 - Правильно подумали: жена и есть. Четыре года, как женаты.
 - Это что ж получается, - с сомнением сказал Кургузов,- тебе сорок три было, а ей…восемнадцать?
 - Да. Ей и сейчас не дашь её лет. Совсем девчонкой смотрится, школьницей.

Мы натурально выпали в осадок.
- Ну, ты, Фомич, даёшь… - поперхнувшись, вымолвил Зотов.
- Мужики, не думайте, ничего такого, всё по совести, всё чисто.
- Верим, верим, успокойся Фомич,- странно покряхтел Калиныч.- Ладно, пойду я, займусь делом для семьи, для дома.
Вслед за Калинычем и у остальных вдруг обнаружились срочные неотложные дела.
 - Мужики, помочь?
 - Отдыхай Фомич, нужен будешь - позовём.
- Ладушки,- просто сказал Фомич и принялся мыть посуду.

Расходились какие-то притихшие, подавленные.
Конечно же, никаких дел ни у кого не было. Лично я взял шведки, и под видом проверки отопления, слонялся по цехам, глуша в себе взбудораженные мысли. Думаю, у всех в этот момент были одни и те же думы: ну, почему, почему такая несправедливость? Почему Фомичу такое сокровище, а у нас…старухи, которые в пять раз больше требуют, чем отдают? За что?
Да, нами обуяла самая настоящая зависть. И мы сбежали друг от друга, чтобы не видеть горечи и обиды в глазах. О, как паршиво нам было в эти минуты…

2

Есть люди с явно выраженными лидерскими качествами и ты, невольно, подчиняешься их, умно выражаясь, харизме, поддаёшься влиянию, становишься ведомым. А есть другие: ничегошеньки у них лидерского, не выпячивают себя, живут естественно, однако их поведение, поступки настолько заразительны, что ты, не замечая как, начинаешь подражать. И тем самым опять таки становишься ведомым.

Таким был Фомич. Несмотря что жил дальше всех, на работу приходил (вернее, приезжал на велосипеде) первый и умудрялся до нашего появления сделать нечто, от чего мы впадали в краткосрочный транс.
Приходим во вторник - и не узнаём своей бытовки: полы намыты (мы раз в неделю слегка пройдёмся веником), на столе идеальный порядок, топчан застелён покрывалом, вечно засаленная серая подушка спрятана в пёструю наволочку.
Приходим в среду - опять всё намыто, начищено, из углов убрана паутина, над столом прибита полочка, на ней аквариум с двумя золотыми рыбками.
Приходим в четверг - на полу весёленький вязаный коврик, окно вымыто, на подоконнике горшочки с цветами – ухоженные, цветущие, благоухающие. На столе ваза с садовыми цветами. На холодильнике вместо нашего исторического телевизора «Радуга» (эдакая махина в половину холодильника, работала через раз, давно собирались скинуться и купить новый, да всё как-то руки не доходили) стоит «Сони» с встроенным видеомагнитофоном, рядом стопка видеокассет.
В пятницу нас не было. В четверг за час до конца смены мастер обрадовал:
 - Завтра всем скопом едете в командировку, в детский лагерь, подготовить систему к отопительному сезону. Соберите всё что надо, загрузите в мою машину. Утром у входа вас будет ждать автобус. Дубов остаётся на фабрике. Фомич продолжай знакомиться с системой: запустим отопление - пойдёшь в смену.

Приходим в понедельник - уже на вахте нас оповестили о новых подвигах Фомича: в бойлерной сделал душевую кабину. Вообще-то душ общественный имелся на первом этаже рядом с заготовительным цехом, но он постоянно был занят. Да мы особо то и не рвались туда: перед уходом домой поплескаешь на морду, утрёшься - и ладушки. Дома-то у всех была ванна, там и намывались. Фомич чувствовал себя не в своей тарелке, если уходил с работы, не ополоснувшись.
В бытовке нас ждали новые сюрпризы: облупленные жёлтые от курева стены были заклеены обоями с бодреньким орнаментом, такими же обоями обклеены наши замызганные с пятнами ржавчины шкафчики. На стенах разместилась «картинная галерея» - репродукции известных полотен, фото пейзажей, животных, маленьких детей - в самодельных рамочках, выкрашенных под бронзу.
- Фомич…в рот тебе дышло…- крякнул Калиныч.- Когда только успел?
Фомич пожал плечами, слегка смущённо улыбаясь.

От прежней нашей жизни не осталось и следа. Да и мы сами не заметили, как стали другими. Домино отправили в отставку, и перешли на шахматы, курить выходили за дверь, в присутствии Фомича старались не употреблять мат. Время обеда превратилось в приятную трапезу с просмотром фильма. Заканчивали обед чаем или с свежесвареным кофе (Фомич принёс кофеварку, кофе покупали по очереди) с неизменной выпечкой от Дашеньки. После обеда как-то само собой установился расслабляющий час отдыха: каждый располагался поудобнее и неспеша без эмоций говорили »про жизнь». Фомич чутко руководил беседой - умело сглаживал вдруг возникавшие острые углы, возвращал в прежнее русло, если разговор уходил в сторону. Самое поразительное, что в эти часы мы сами себя открывали по-новому, узнавали друг о друге неожиданные подробности. Не отнять: умел Фомич создать атмосферу для полного откровения, почти исповеди. И ничего не пропускал, всё фиксировал, точно на диктофон записывал. А потом, видимо, с Дашенькой «прослушивали».

Дашенька звонила едва ли не каждый час. Только раздавалась весёленькая мелодия детской песенки из мультика, Фомич с трепетом брал мобильник, а мы дружно отправлялись курить за дверь. В спину нам бабочкой летело:
- Да, солнышко, слушаю.
В прежнее время мы непременно бы позубоскалили на счёт «солнышка», но теперь молча курили, пряча друг от друга глаза, и глушили сладкий вздох зависти. Слышимость была отменная и мы всякий раз были в курсе, зачем Дашенька позвонила: узнать, как себя чувствует Фомич, вкусен ли был обед, понравились ли ребятам (тоесть нам) пирожки, беспокоилась о больном желудке Калиныча, сообщала рецепт лечебного травяного чая, затем следовал ворох советов, как Серёге избавиться от потливости ног, как Толику найти общий язык с дочкой, как лечить больную ногу тёщи, что подарить супруге Бориса на день рождения…

Дашенька была в курсе нашей жизни, словно мы являлись её родственниками. Заботу и участие она проявляла с такой живостью, точно была нашей любящей сестрёнкой. Разумеется, мы ценили это, и каждый раз прощаясь с Фомичом, передавали горячие приветы Дашеньке, совали презенты - шоколадки. Фомич смущался, отнекивался, но брал, комично вздохнув, сообщал:
- Дашенька обожает шоколад. Сластёна…

Невольно подслушивая разговоры Фомича с Дашенькой, мы, терзаемые завистью, с горечью отмечали: наши жёны хорошо, если в полгода раз позвонят, да ито если что-то очень надо, например, зайти после работы в магазин купить хлеб или масло. И до лампочки им с кем работаем, тем более их проблемы. Главное, чтобы зарплату вовремя приносил и был трезв. Что бы просто так позвонить и спросить: как ты там?..на грани фантастики. А Дашенька.… Эх, до того твоя жизнь покажется такой пустой и никчёмной, что хоть головой об стенку…
Но Фомич заканчивает разговор, и мы возвращаемся в бытовку. И ощущение такое, будто с холода вошли в жарко натопленное с вкусными запахами помещение. И уже не хочется об стенку головой, а хочется жить, жить, жить…

И мы жили. Видеть Фомича, слышать его дивный бархатистый голос, окунаться в удивительный тёплый свет его карих глаз-бальзам на наши изболевшие души. А приветы и советы Дашеньки действовали на нас как депрессанты. Тайно чисто платонически мы влюбились в Дашеньку. И готовы были любого измордовать, если хоть тень бросит на наших кумиров.
Приближалось начало отопительного сезона, и мы с грустью вздыхали: встанем в смены, будем редко видеться. Смены у нас сутки через трое. Раньше мы как-то не заморачивались на этот счёт: либо пьянствуешь три выходных, либо как лошадь пашешь на даче. Теперь расклад другой. Хорошо если ты будешь менять Фомича или он тебя, хоть полчасика пообщаешься, а если твоя смена всерёдке, то можно и за весь сезон не увидеться. Все, кроме Калиныча, ждали проблем при составлении графика дежурств.

3
Проблем, однако, не случилось.
Любая хозяйка вам скажет, что непьющий рукастый сантехник, да ещё приятный в общении - это клад. Намаявшись со своими жэковскими, да и мы обленившиеся не очень-то соглашались на халтуры (только если с бодуна, а опохмелиться не на что), работницы фабрики обратили внимание на Фомича. А он безотказный всем:
 - Без проблем. Когда подойти? Спиртное не предлагать.
К началу отопительного сезона на Фомича была уже очередь.
Фомич не переставал нас удивлять! Ночью на смене мы обычно давим храпака, а Фомич читал книги. И не какие-то там дюдики и прочую муть, а классиков и серьёзную современную литературу. Я был его сменщиком. Прихожу утром: кругом порядок музейный, звучит ретромузыка, Фомич выбрит, намыт, благоухает карамельными запахами. Вид отоспавшегося довольного жизнью человека. Вахтёры говорят: в любое время ночи приди - дверь нараспашку, сидит, читает, слушает музыку. Спросят:
- Фомич, ты когда спишь? Отдохнул бы.
- Дома отосплюсь.
С другими сменщиками было так:
- Привет. - Привет. - Как у нас? - Всё путём.- Ну, отдыхай. - Ну, бывай.

И всё, разбегались до следующей смены. С Фомичом было иначе. Попьёшь культурно кофейку с только что приготовленными гренками, поговоришь о прочитанной книге или о просмотренном фильме. И получаешь на весь день огромный заряд бодрости. Чего-чего, а бодрости в Фомиче были несметные залежи, и он щедро делился ею, не задумываясь о плате. Лично я если не посплю ночью хоть четыре часика потом весь день как вареный, а Фомич как огурчик.

По графику мы меняемся в 8.00, Фомич уходил в начале десятого. На велосипеде до Московского вокзала, потом на электричке почти полтора часа, затем от станции до деревни 35 км крутить педали. У нас задубевших лентяев в голове не укладывалось: как можно всё это выдержать и быть всё время бодрым, жизнерадостным? Это ж как надо любить Дашеньку (разумеется, взаимно), чтобы в 47 лет радоваться жизни как в двадцать, не чуя неудобств и усталости? Поневоле завистью заболеешь.
Утром следующего дня Фомич как штык в половине восьмого на фабрике, бодрый и счастливый, с пакетом свежей выпечки и ворохом приветов-пожеланий-советов от Дашеньки. Посмаковав кофе в компании (Калиныч и Серёга ходили каждый день плюс дежурный), Фомич брал инструменты, нужный набор сантехнических деталей и отправлялся на халтуру. Вечером стабильно заезжал на фабрику - ополоснуться в душе. Вахтёрши его буквально боготворили, так что проблем с пропуском не было.
Кстати, фанатично подражая Фомичу, мы тоже стабильно стали после смены принимать душ, тщательно бриться, пользоваться туалетной водой. Надо сказать, что сей факт (по общему признанию) добавил в наших семьях проблем: супруги примитивно решили, что у благоверных появились симпатии на стороне. О том, каких усилий стоило переубедить их в заблуждении, особая история, о ней как-нибудь в другой раз расскажу.

Как-то поинтересовались мы у Фомича: чем занимается Дашенька, откуда столько знает (рецепты, советы)? Дашенька веб-дизайнер, заказы находит в Интернете, выполненные работы отправляет по электронной почте. Деньги за работу заказчики перечисляют на её счёт в банке. Дашенька зарабатывает в день две-три, а то и все пять месячных зарплат Фомича. Что удивительно: в их семье вопрос денег никогда не был камнем преткновения-всё в общий котёл, не зацикливаясь, кто сколько вносит. Деньги в основном тратились на оплату Интернета, на себя, и на благоустройство дома.
Калиныч озвучил вопрос, который давно копошился у нас на языках: почему не заводят детей?
Фомич погрустнел, тяжело вздохнув, сообщил: в детстве Дашенька попала в жуткую аварию, внешне ничего не повредила, а внутренне…Дашеньке удалили матку и часть желудка…
Жалость и сочувствие к Дашеньке, которые мы испытали в тот момент, были огромными, они окончательно прояснили: нам не кажется, мы действительно влюблены в Дашеньку.
Помнится, Генка Зотов, поперхнувшись, сказал:
 - Фомич, ты б привёз фото Дашеньки. Хочется взглянуть на твоё сокровище. Не боись, не сглазим.
- Я не боюсь. У Дашеньки только детские фотки. Не любит сниматься: получается плохо. Не фотогенична. Если ничего не случится, летом приглашаю в гости: будем отмечать первую пятилетку нашей семьи.
 - Какие разговоры! Непременно будем, и подарочек вам выдадим - закачаетесь! 
Не получилось…

4

Всё началось, я думаю, 17 ноября, в мою смену. Перед обедом к нам зашёл электрик Яшка Губанов. И с порога, не поздоровавшись, начал:
- Мужики, я в отпаде. Счас и вы будете. Фомич то…баба! В смысле раньше бабой был, потом операция и всё такое…
 - А в глаз?- угрожающе поднялся Кургузов, расценив эту ересь как покушение на кумира.
Мы с Калинычем тоже поднялись настроенные пинками выпроводить незваного гостя.
- Погодите мужики, не кипятитесь,- Яшка опасливо отступил к двери. - Я продаю, за что купил. Котельщица Галка на вахте рассказывала…
Отшвырнув Яшку, мы гуртом понеслись в котельную.

Галина Кутепова, оператор котельной, объёмная бабища сорока лет и ростом под два метра встретила нас с монолитным спокойствием:
- И не пытайтесь меня переубедить: у меня чутьё. Чинил вчера он у меня водопровод, ещё попросила шифоньер подремонтировать - дверцы расхлябались. Наблюдаю, как работает, беседуем, и вдруг точно прозрела - батюшки! да это ж женщина! Да вы сами-то повнимательней присмотритесь. Как ходит, как говорит. Голос то, голос, неужели не чувствуете? Бархатный, чисто бабский. У моей старшей сестры такой голос…
 - Слушай ты, швабра!- не выдержав, оборвал Калиныч.- У тебя мозги, поди, тоже жиром заплывают. Кончай эту хренотень распространять, мужика позорить. Ещё услышу,…я из тебя шкварок вот в этом котле нажарю.
- Да пошли вы в задницу!- вспыхнула Галина.- Защитнички! Вы думаете, я не понимаю, что вы гоголями ходите? Понимаю! Чуете бабье…

Короче, мы в три глотки выдали этой бабище, что мы о ней думаем, даже извлекли со складов запылившиеся матерные определения.
Галина жутко разобиделась:
- Ладно, козлы, я докажу, что была права. Тогда посмотрим, кто из кого шкварки будет жарить. Ты старый хрен ещё в ногах у меня будешь валяться, извиняться.
- Скорее ты худышкой станешь,- огрызнулся Калиныч.
- Посмотрим. А сейчас проваливайте, пока охрану не позвала!

Вернулись мы к себе. Зараза Галка заронила в наши души крошку сомнения и с каждым часом эта крошка набухала, набухала.…Лихорадочно стали прокручивать все дни с момента появления Фомича. Да, есть сходство с женским голосом, да, в первый же день мы почувствовали необычное очарование, да, многие поступки Фомича отдают женским, ну, взять хотя бы чистоплотность, все эти цветочки, постоянное стремление убрать, упорядочить, почистить.…А чисто женское неприятие мужских особенностей, как словесная грубость, бездумные выпивки, неряшливость?…

- Стоп, мужики!- остановил внезапно потоки крамольных мыслей Калиныч.- Бабий бред всё это. Фомич- мужик, настоящий. Как говорится: о таком каждая баба мечтает. Думаю, что Галка попыталась подкатить к Фомичу, но получила от ворот поворот. Обидевшись и надумала курица безмозглая замарать мужика. Всё, ставим точку.
И действительно, до конца смены мы больше к этой теме не возвращались.

Утром Фомич как обычно приехал в половине восьмого. Видимо что-то в моём взгляде было такое, что он замер, пристально всмотрелся в меня:
- Боря, что случилось? Я что-то сделал не так? Обидел? Выкладывай начистоту. Давай сразу царапинку залечим, пока не загноилась.
И я рассказал о вчерашнем происшествии. Фомич облегчённо вздохнул и полез во внутренний карман пиджака. Вынул паспорт, развернув на нужной странице, протянул:
- Читай.
Штамп прописки сухо сообщал: Дубов А.Ф.прописан в д. Сретенка с 12 февраля 1975 года. Тоесть со дня получения паспорта в 16 лет.
- Я родился в Сретенке, и проживаю до сих пор. Минус два года армии. А теперь подумай Боря: смог бы я оставаться в деревне сменив пол? Ты знаешь, сколько эта операция стоит?
- Всё, всё, Фомич закрываем эту тему. Извини, что поддался бабьей фантазии…
- Ладушки. Включай кофеварку. Дашенька напекла таких плюшек, что ты сейчас про всё худое позабудешь.
Плюшки были божественно хороши!

5

А на следующий день Фомич не появился, хотя у него была договорённость с тремя женщинами из печатного цеха: у одной что-то смеситель в ванной барахлил, у другой нужно было заменить унитаз, у третьей - подключить стиральную машинку.
В три часа дня мне позвонил Калиныч и, хлюпая носом, сообщил: Фомич умер…
Я как был в домашнем, - поменял только тапки на кроссовки,- понёсся на фабрику. Все наши были уже здесь. Бледные, с влажными глазами. Фабрика гудела, обсуждая печальную новость. Подробностей никто не знал, только это: позвонила сестра Фомича, сказала, что ночью с Алексеем случился инфаркт…
Мы кое-как взяли себя в руки и прошлись по фабрике, собрали деньги на похороны. Уже в бытовке, сложив деньги в конверт, который нам принёс мастер, Калиныч оглядел всех красными мокрыми глазами и почему-то протянул конверт мне:
 - Боря, завтра с утра съездишь в Сретенку. Узнай, как там и что, когда похороны, чем помочь. Позвонишь нам…
- Это… - с трудом выдавил Серёга.- Пошли ко мне…велик дам…

Сретенка - типичная классическая русская деревенька. В советское время она наверняка смотрелась, как ядрёная крестьянская девка, а ныне создавала впечатление дряхлой поизносившейся старушки. Одна единственная улица, которая одновременно и дорога регионального значения. Асфальт наверняка обновили в один из последних годов существования Советского Союза, тоесть в прошлом веке. В центре деревушки дорога-улица расширялась в обе стороны, образуя некое подобие площади. Слева стояло двухэтажное деревянное здание, окна второго этажа заколочены досками, почерневшими от времени. Часть стёкл первого этажа выбиты. Дверь наискось забита двумя горбылями. Над дверью выцветшая вывеска »КЛУБ. БИБЛИОТЕКА». Подходы к зданию заросли травой. Жуткая печать запустения.
Справа от дороги кирпичное одноэтажное здание в виде буквы «Е». Центральный выступ-магазин »Продукты», левое крыло - «Хозтовары»,правое-«Почта». Судя по тому какой ржавый амбарный замок висел на двери «Хозтовары»-это крыло давно прекратило деятельность, остальные ещё худо-бедно функционировали.

На крыльце «Почты» два затрапезных мужичка в замасленных телогрейках о чём-то горячо спорили. У входа в магазин стояли три пожилых женщины и, судача о своём, время от времени, поглядывали на мужичков.
Я подъехал к магазину.
- Здравствуйте. Не подскажете, какой дом Дубова Алексея Фомича?
Женщины с повышенным любопытством посмотрели на меня, странно переглянулись.
- Так там никого нет. Вам надо к его сестре, Зоя напротив живёт.
 - И как проехать?
 - Идёмте, покажу, - вышла вперёд сухонькая женщина в коричневой подростковой курточке, на голове тёплый пёстрый платок. В правой руке женщина держала холщёвую сумку, пухлую от хлебных кирпичиков, в левой…лыжная палка, заменяющая ей клюку.
- Давайте сумку довезу.

Я взял сумку, хоть женщина и отнекивалась, повесил на руль, и мы неторопливо двинулись. Женщина искоса поглядывала на меня, тяжело вздыхала.
- Вы кто Дубовым будете?- наконец, решилась заговорить. - На велосипеде, значит, не издалека.
- Из Питера. Работали вместе с Фомичом.
 - Да-а, работящий был мужик.…У нас тут всегда шибко уважали его. А как жалели-то…
 - Жалели? Почему?
- Как жеж не жалеть. Мужик на загляденье, не пьющий, папироску с мальства в рот не брал, всё в дом тащил. Дочек шибко любил. Живи да радуйся. Так нет, Танька шалава взбрыкнула, точно головёнкой ударилась: скушно, вишь, живём, коровьим навозом пропахла, в театры не ходим, в эти, как их…прозванье на жопу схожее.
- Шопы?
- Во, оно самое. Собрала дочек и подалась в Ленинград. Не ведаю, как уж она там хвостом вертела, только подцепила мужика с деньжищами. Приезжали потом на двух машинах с охранниками мордоворотами. Лёша сам не свой был от выходки жёнушки, надавили на беднягу, подписал какие-то бумаги. Опосля выяснилось: согласие на развод и что отказывается от детей. Лёша после того дня совсем сломался. Пить стал, дважды Зоя из петли вытаскивала.…Сказывали, мужика Танькиного потом убили, вроде из бандитов был, а сама она с дочками укатила в Италию.…С того и жалели.

- А Дашенька?- неожиданно для самого себя спросил.
Женщина приостановилась, зыркнула на меня и тут же опустила голову, нервно чиркнула острым концом палки по асфальту.
- О том у Зои спросите…
«Должно быть, деревенские не приняли неравный брак Фомича. Да, нелегко тебе Фомич тут жилось. И ведь ни полсловечком не обмолвился. Слушали его и верили: всё просто замечательно. Бедная Дашенька, такая потеря…»

Женщина тяжело молчала, шаркала литой подошвой валенок, нервно чиркала палкой об асфальт.
- Как только земля носит таких подлюк!- внезапно вновь заговорила женщина.- Прикатила корова расфуфыренная, гадостей наговорила и укатила. Ну, какое твоё собачье дело у кого, что за душой!? У Алексея итак сердце надорвано было, а тут такое…
- Танька?- осторожно спросил я.
- От вас прикатила, из Питера, тоже говорила, вместе работаем.

Я тормознул: спине стало холодно, в сердце неприятно кольнуло. Я интуитивно догадался, о ком шла речь: Галка Кутепова, желая доказать свою правоту, приезжала в Сретенку. Что же такого она наговорила, что у Фомича инфаркт случился? Выходит,…Галка убила Фомича?! Нихрена себе задвижки.…Да за это её точно следует на шкварки пустить…»
- Алё, мужчина? Пришли. Вон дом Алексея, а тот наискосок Зоин. Спасибо, что подмогли.

Я прислонил велосипед к полосатому под «зебру» штакетнику, припал к калитке и во все глаза смотрел на дом Фомича. А посмотреть было на что!
По зелёным волнам (сосенки, ели и вечнозелёный кустарник) плыл, скользил дивный корабль. Серебристая сверкающая крыша взметнулась парусом, на «коньке» изящная женская фигурка на вытянутых руках держит тарелку спутниковой антенны. Широкие аркообразные окна, ажурная резьба наличников, рифлёные как шифер стены, плюс причудливое сочетание цветов и оттенков -от молочно белого до золотисто-голубого - всё в комплексе придавало дому лёгкость и великолепие. Чувствовалось: строилось не только с большой любовью и мастерством, но и с удивительным художественным вкусом.
Я не мог оторвать восторженных глаз от веранды, точнее от её стен, украшенных сказочной резьбой. На какое-то время я даже забыл о цели приезда.

- Здравствуйте,- наконец, вернули меня на грешную землю.
Рядом стоял крупный тучный мужчина с объёмным «пивным« животом, его гладко выбритое одутловатое лицо украшали роскошные «хохляцкие» усы-висюльки. Его большие слегка на выкате голубые глаза влажно блестели от скопившихся слёз.
 - Вы…к Алексею?
Я кивнул.
- У нас он лежит.…Говорил: уйду на погост из родимого дома.…За неделю до этого всё просил Зою не нарушить его желания…
- Стоп! Погодите…как за неделю? Он что,…знал, что умрёт?
- Знал, конечно…- Мужчина протяжно вздохнул, лицо его стало как у несправедливо обиженного ребёнка.- Присядем, что-то ноги не держат…
Присели на скамейку у забора, синхронно достали сигареты, закурили.
- Рак у Лёши был, запустил.… Врачи развели руками: безнадёжен.… Два-три месяца, сказали, проживёт, при благоприятном случае…Дом завещал моей меньшой. Дрянь неблагодарная.…Говорит: нужен мне этот дом, как рыбе зонтик…мол, после школы выйду замуж за иностранца и уеду в Америку. Ну, скажите: не дрянь?

Я дипломатично кивнул. Помедлив, спросил:
- А как же Дашенька?
- Дашенька…- мужчина вздрогнул, точно его внезапно кольнули, быстро глянул на меня болезненным взглядом и отвёл глаза, нервно затянулся в последний раз, бросив окурок, тщательно растёр его каблуком.
 - Мы собрали деньги…Дашеньке…
Мужчина тяжело поднялся, глухо обронил:
- Идёмте,…познакомлю.

Мы прошли от калитки до веранды по песчаной дорожке, по бокам которой доцветали незнакомые мне цветы. Запах был приятный и…как бы сдержанный, точно цветы понимали: раскованно благоухать - наглость в эти скорбные часы.
Миновали веранду, прошли в просторный овальный коридор, по бокам двери. Мужчина прошёл к дальней, приоткрыв, кивнул мне: входи.

Благодаря широким окнам в комнате было светло, как и на улице. Широкая с резными спинками кровать аккуратно застелена, поверх покрывала горка подушек - от большой до маленькой «думки». Напротив кровати трюмо, зеркало завешено чёрным куском материи, на тумбочке шеренгами выстроились тюбики, флакончики, баночки - косметика. Возглавляла шеренги чудная шкатулка на тонких ножках имитирующих кошачьи лапки. В центре комнаты круглый стол, покрытый праздничной скатертью. На столе плоская тарелка, на ней стакан с прозрачной жидкостью, сверху кусок хлеба. Рядом с тарелкой подсвечник - художественно обработанный древесный корень в образ сказочного дракончика, в его приоткрытой пасти замерла электрическая «свеча». Она горела в полнакала.

У окна, вполоборота, стояло кресло, и в нём сидела девушка в длинном до пят чёрном платье, лицо девушки спрятано под чёрной вуалью.
- Здравствуйте,- я скорбно поздоровался, лихорадочно достал из внутреннего кармана конверт с деньгами, шагнул к креслу.
На коленях девушки лежала рыжая кошка, она подняла голову, глянула на меня щёлочками глаз, печально, почти беззвучно, мяукнула. Затем вновь уронила голову на лапы.
- Извините, мы тут собрали вам деньги…

Мужчина протопал к креслу и…кощунственно откинул вуаль с лица девушки.
У меня прервалось дыхание, тело точно охватило параличом, рука разжалась, и конверт упал у изящной туфельки, выглядывавшей из-под полы платья.
Это была кукла. Обычная резиновая кукла из секс-шопа. Личный стилист подобрал ей причёску, макияж, бижутерию. И кукла, словно ожила - ощущение такое, будто это живая девушка, просто глубоко задумалась, а может, и задремала.

Я медленно, словно оттаивал, приходил в себя. Мужчина опустил вуаль на лицо девушки, поправил складки.
 - Это…Дашенька?- с трудом протолкнул я сквозь пересохшее горло.
- Дашенька… Вам нужно выпить,- забеспокоился мужчина.- Лицо такое…даже страшно смотреть. Идёмте на веранду, там коньяк найдётся…

Я выпил залпом две рюмки, ничего не почувствовав: точно воду хлебнул. Затем тяжело опустился на стул, тупо уставясь в пол. В груди почему-то всё ныло, как ошпаренное кипятком. Обида и ещё нечто невыразимое буквально душили меня спазмами в горле. Похожее состояние было у меня в тот далёкий день, когда внезапно умерла бабушка, любимейший на тот момент человек.
Мужчина тоже выпил, взяв рюмку, отошёл к окну, облокотившись о косяк, закурил, стряхивая пепел в рюмку. Некоторое время молча смотрел в сад, затем видимо решил, что настал момент расставить все точки над »ё».

После третьей попытки Фомича наложить на себя руки, родственники стали подумывать о помещении его в клинику. Желательно в хорошую. Проблема была лишь в наличие денег: в клиниках запрашивали неподъёмные суммы. Кое-как наскребли на предварительный осмотр. Тогда-то и выяснилось, что у Фомича рак, да в таком запущенном виде, что лечить бесполезно. Жить ему осталось максимум три месяца. Поплакали, погоревали, привезли Фомича домой, стали потихоньку готовиться к скорбному дню.
И вдруг однажды,- это было без малого пять лет назад,- утром Зоя пошла проведать брата, а увидев, так и села: Лёша трезвый выбритый одет в лучший костюм, собирался в город. Зачем? Лишь загадочно улыбнулся.
Вернулся из города на такси, поздно, ближе к полночи. Привёз с собой несколько коробок. Компьютер купил, в кредит. Сказал, что надоело ему сантехником работать, мотаться в город, освоит компьютерный дизайн, станет дома заказы выполнять. Фомич с детства был башковитый и если что освоит, то вкладывает всю душу. Мастером в полном смысле слова становится. Вот и с компьютером: меньше чем за месяц освоил науку веб-дизайна, да так классно, что заказы посыпались, только успевай. Приличные деньги платили, всё в долларах, на специальный счёт в банке переводили. Фомич менялся на глазах: бросил пить и курить, затеял перестраивать дом. У него раньше-то был как у всех: стандартный, серенький. А теперь во какая прелесть. И всё сам, своим умом доходил, из Интернета черпал информацию.

Родственники были в недоумении: что произошло? Откуда столько энергии? Точно Фомичу дали шанс на вторую жизнь, и он решил её прожить светло, бодро.
Но самое удивительное обнаружила Зоя: Фомич всё делал так, чтобы создавалось впечатление о присутствии в доме хозяйки. Ежедневные обеды, на зависть наивкуснейшие, ежедневная выпечка, в доме чистота и порядок, как при рачительной и расторопной хозяйке. На вопросы не отвечал, либо отделывался шуточками, а взгляд такой загадочный. Не будь его жизнь на глазах сестры, она могла бы подумать: влюбился братец. Но в том-то и дело что в доме и не пахло женщиной. Зоя выбрала самую оптимальную версию: у братца слегка поехала крыша. Пусть, решила, потешится напоследок. Последок, однако, растянулся на годы.

Закончив перестройку дома, Фомич вдруг изъявил желание «пойти в люди». Объяснил так: что-то я стал закисать у компьютера. И вскоре устроился на завод сантехником. Денег у него скопилось достаточно, мог бы купить средний автомобиль, но предпочитал мотаться на велосипеде…
Так было до вчерашнего дня. О болезни все забыли, да и можно ли было подумать, глядя на этого пышущего здоровьем мужчину в расцвете сил?

Вчера днём из города приехала фифочка, нагрянула к Фомичу и, видимо, застала его врасплох. Что произошло в доме, неизвестно, только фифочка вылетела как ошпаренная, что-то кричала злое. Потом остановилась у магазина купить сигарет. Там как раз бабы собрались, ждали привоза свежего хлеба. Все почему-то решили, что эта фифочка и есть причина тех удивительных изменений в жизни Фомича. Кто-то из баб бросил реплику. Как же взвилась дамочка! Точно помои выплеснула на женщин:
- Дебил ваш Фомич! Его в дурку надо! Баб живых кругом как грязи, а он трахается с резиновой куклой!
Женщины готовы были размазать горлопанку по стене магазина, но она вывернулась, сиганула в машину и ударила по газам.

Деревня не город, тут в одном конце чихнут, в другом здравия желают. Весть моментом облетела все дома и затаилась в доме Зои. Пересилив себя, сестра пошла к брату, прояснить, что есть правда, а что просто бабья выдумка.
Фомич полураздетый лежал на полу. Схватил руку сестры, с великим трудом выдавил сквозь уже немеющие губы:
- Позаботься…о Дашеньке…
Дашенька - резиновая кукла бесстыже распласталась на разобранной постели…

Дашенька - в честь школьной любви Фомича.
А как же телефонные звонки? Всё очень просто: Фомич выставлял время будильника. Звучал сигнал, он брал трубку,…а дальше начиналась театральная игра. Впрочем, нет: Фомич не играл, он жил этим, отсюда такая искренность, тон, выражение лица, что у нас рождалась лишь зависть…

Эпилог
 Едва мы отметили сороковой день смерти Фомича, как на другой день  случилось необьяснимое событие. Иначе как мистикой и не объяснить.
 Галина Кутепова после смены поехала на дачу и попала в жуткую аварию. Тело-то её спасли, хоть и пришлось часть ампутировать,- ноги, левую руку,- а вот разум…Родственники поместили неразумный обрубок в богадельню при женском монастыре...
 

25-27 октября 2007г.