Белая нота. 1

 Белая нота.

Хороший тёплый весенний день. Наверное. Ему это было безразлично. Ну, очки только нацепил свои круглые, с коноплей на тёмных окулярах. Солнцезащитные же, но выглядел он в них, мягко говоря, странно, если не примут за слепого. Да ну и к чёрту! Всё таки хорошая погода. Он почти улыбался, и видимо, все же всепроникающие солнечные лучи достигли его души. В груди тепло, хотя и воздух влажный. Снег ещё лежал, грязный на начало апреля, и в тени он такой твёрдый, весь в чёрных точках, а вокруг деревья, особенно молоденькие, с зелеными листиками, травка свежая. И ветер прохладный, лёгкий. А он в своей красной клетчатой рубашке, старой и местами испачканной, джинсы у штанин – напрочь затертые. Прилично выглядели лишь серые с белыми полосами кроссовки. 
В нагрудном кармане – MP3, с его любимой музыкой, и наушники змеятся из карманной щели к ушным раковинам. О да! Город, пятница, пускай будет она, хотя можно и вторник, не помешает, однозначно. Воробьи в лужах свинячатся, ну и пусть, ему даже радостно! Где же подляна зарыта то? 
И снова город, машины, весенние каникулы, что ли? Много молодёжи, и деток много во дворах и на улице. Не, не живут конечно, играют. Здорово! 
…Вернулся, слегка усталый, но довольный. Подъезд выкрашен в зелёный, значит, всё нормально. Этаж там какой? Ага, четвёртый, второй подходит, не плохо. Его черная дверь, на которой, правда, красуется нецензурная надпись красным баллончиком, это адекватно. Вот дверь напротив раздражает. Тревога, а не дверь. Чистенькая, серая, и ручка в виде чёрной ноты, чёрт бы её побрал! А хотя ну её, дверь то закрыта, и ладно. Лёгкое раздражение не помешает – достигнуто чувство удовлетворения. 
Во, теперь он дома, вернее, в квартире. Коридор, кухня, комната, подсобка ещё. Ну-ну, уборная, как её, туалет, унитаз, раковина, всё такое… Там же ванна, за ширмой, над раковиной старенькой, с коричневыми полосами от ржавчины, висит зеркало, квадратом, или даже ромбом, повёрнутое острым углом вниз, и вверх, и по краям. Сбоку к стене привинчен деревянный держатель для полотенец, на полу и по стенам кафель, как угодно было, коричневый на полу и светло-бежевый на стенах. Насчёт угодности, конечно, наврал, просто так досталось, ну его это устраивало. Пошёл, умылся бы хоть! Умылся. В зеркале, оно, кстати, отражения показывало, вместилось и его. Впалые щёки на лице, которое имело болезненный вид из-за землистого оттенка и полуприкрытых веками глаз, которые, однако, иногда сверкали, как чёрные угольки на фоне сероватых белков. Впрочем, они обычно были задумчиво-грустными, если не безразличными. Густые чёрные брови часто были нахмурены, поэтому на переносице обозначивались две морщинки. Губы бледные, на фотках точно, а сейчас и ничего вроде, растрёпанные волосы – пепельные. Гладко выбрит. Длинный нос с горбинкой, будто когда-то кто-то сломал его. Да молодой он, молодой, чего сомневаешься?! Худой только, и высокий чересчур, под два метра почти. А зовут его Зима.