"Грустная история."

                                              Грустная история.
                                                     ( часть I).      
       Уборщица Клава, простая с виду женщина средних лет, но уже порядком располневшая, шла по широкому больничному коридору, переваливаясь с боку на бок,  неся в одной руке ведро с водой, в другой швабру. Мимо, с гордо поднятой головой и глубокомысленным видом прогуливался интеллигентного вида пожилой мужчина. Это был тот самый случай, когда только по внешним признакам, можно угадать с вероятностью 50 на 50 - «Бывший отставной военный или большой начальник». Погоны в прошлом вроде как бы обязывают отставника ходить с важным видом, внутренне сосредоточенным, а экс–начальников повышенное самомнение заставляет ещё по инерции раздувать щёки и мысленно пребывать на должностном  олимпе.
Поравнявшись с Клавой, он остановился.
- Разрешите обратиться, - с видом подобострастия произнёс мужчина и  застыл в «глубоком пардоне». Он вопросительно смотрел на уборщицу. Она с невозмутимым видом поставила ведро на пол, продолжая держать одной рукой швабру вертикально, а вторую руку вытянула по шву.
- Обращайтесь, - ответила без тени смущения, с твёрдостью в голосе Клава.
- Где у вас тут процедурный кабинет?
Она расслабилась, голос смягчился. Клава поправила сползшую набок косынку. 
- По коридору прямо, после пяти палат направо, - для убедительности, уборщица сопровождала свои слова жестом свободной руки.
      БОМЖ (человек без определённого места жительства) Иван Сергеевич Гриб, лёжа на потрёпанном диване в коридоре центральной больницы, с умным видом читал кусок газеты. В забинтованных обмороженных руках он держал разорванную по диагонали, всю в жирных пятнах страницу номера двухмесячной давности. Осунувшееся лицо без эмоций с тусклыми и  безжизненными глазами, взъерошенными волосами, после того как его пытались отмыть санитары, очень походило на закопченную гипсовую фигуру Мефистофеля. Правда, классическую картину слегка подпортил кроваво - фиолетовый бланж под левым глазом. С очень серьёзным видом и газетой в руках Гриб мог бы претендовать на статус БИЧа (бывшего интеллигентного человека), но без крыши над головой в миру, паспорта и банальной прописки ему не светило им стать.
Он краем уха услышал диалог этих двоих и заинтересовался. Иван Сергеевич опустил клочок газеты, стал безучастно за ними наблюдать и раздавать характеристики. 
- А уборщица-то, не так проста, как кажется на первый взгляд, по всем признакам пытается под модницу молотить! Прямо сама важность! - притворно удивился Гриб. – Две лопаты «штукатурки» и ты уже неотразима. Приём старый, но результат обеспечен. Плюс в новый синий халат приоделась, только что со склада.
Он опустил глаза и поинтересовался, во что обута Клава. Строгий судья сразу же обнаружил и отметил дисгармонию в «наряде» уборщицы.
- Проза жизни – на ногах не доношенные матерчатые полукеды «от внука». От абсурдного сочетания одежды с резиновой обувью всё «великолепие» разумеется, сразу меркнет, - констатировал БОМЖ. – Хотя…, с другой стороны в каждой женщине должна быть какая-то загадка. Кеды – это круто!
Закончив с первым персонажем, Иван Сергеевич перешёл к отставнику.
- А этот павлин в поношенном спортивном  костюме, со слегка пришибленным видом, явно на публику играет. Хвост перед тёткой распустил, манерами хочет пронять её, пень трухлявый.
Гриб подвёл черту под своими «беспристрастными» наблюдениями.
- Рисуются друг перед другом, солдафон и метёлка, - он сплюнул в сердцах.
В этот момент где-то совсем рядом раздался звонкий голос молоденькой  медсестры. 
- Деришапка и Погорелый, быстренько собирайтесь на уколы! 
- Ну и фамилии! – подумал Гриб. – У первого, какая-то холопская, а у второго – «тушите свет». Он Погорелый, жена Погорелая, дети Погорелые. Семейка - сплошь обездоленных погорельцев. Мрак! С моим псевдонимом, отнюдь, тоже не всё в порядке, были бы шампиньоны в лукошке.
Он представил себе лесную полянку полную белых грибов, которую обступил притихший осенний лес, из которого доносились радостные птичьи голоса. С цветка на цветок перелетали пчёлы и насекомые, усердно жжужа и занимаясь своими делами не на кого не обращая внимания. Между двух вытянувшихся стеблей сорняка паук мастерил свою ловушку - паутину. С крепкими ножками, большими коричневыми шляпками, белые грибы стояли, словно аристократы среди своих собратьев. Иван Сергеевич вообразил, как ходит между грибницами с ножичком в руке, срезает наиболее красивые экземпляры и с улыбкой умиления осторожно кладёт их в корзинку. Вот он взял самый большой и красивый из них, стал его нюхать, продолжительно втягивая ноздрями грибной воздух с примесью прелых листьев. Иван Сергеевич даже «поплыл» от этой виртуальной  картины, умиротворённо закрыл глаза и наслаждался придуманным мирком.
        К БОМЖу подошла санитарка Валя, и прервав его мысленные интерпретации на фамильные темы и виртуальные прогулки по лесу, трескучим голосом настойчиво позвала на завтрак.
- Иван Сергеевич, Вы приглашаетесь в столовую.
- А-а! Чего?! – выйдя из прострации, очнулся Гриб.
- Кушать иди, бродяга, ням-ням, - нелюбезно гаркнул, проходивший мимо ветеран, отставной полковник, Егор Дмитриевич Макаров.
- Чего раскомандовался тут, тебя забыли спросить, - в отместку «ужалил» обидчика БОМЖ, рассердившись на то, что его приняли за глухого.
Иван Сергеевич, внутренне негодуя, мысленно обозвал отставника - сивым мерином. Он медленно, кряхтя, сполз с дивана, надел стоптанные тапочки, подтянул  явно неудобные штаны и запахнул на худом теле застиранный больничный халат.  Потом с трудом передвигая ноги, Гриб побрёл в сторону столовой. 
- Ты смотри, какой герой! Его накормить хотят, а он кочевряжиться и волком зыркает, – возмутилась санитарка. – Вчера привезли почти до смерти замёрзшего, неухоженного и смердящего. Думали, дуба врежет, но, слава Богу, откачали. Не успел оклематься, уже хвост поднимает.
Её диагноз, с улыбкой на лице, поправила проходившая мимо молодая врач.
- Валентина Николаевна, не дуба врежет, а наступит летальный исход.
- Ему горемыке один чёрт, врежет или наступит, - смотря на удалявшегося Ивана Сергеевича, парировала санитарка и размашисто перекрестилась несколько раз. 
       БОМЖу накрыли за столиком в стороне от всех. Как ни старались его отмыть, всё равно один нюанс имел место быть – он продолжал «благоухать», отнюдь не розами, но уже не так стойко, как когда его привезли, всего перемёрзшего и трясущегося. Тогда запах густо наполнял помещение и резко ударял в нос. На этом фоне по палатам какой-то остряк даже пустил анекдот, проведя параллель. В рассказанной истории ассенизатор купил ящик хвойного мыла, чтобы отмыться и вернуть по этой причине ушедшую от него жену. Когда содержимое ящика закончилось, он поинтересовался у товарища, чем от него пахнет. Тот некоторое время брезгливо принюхивался, затем дал предельно откровенный ответ: «Меня не покидает стойкое ощущение, что под ёлкой кто-то сильно нагадил».
        Ивана Сергеевича отмывали мылом с нежным запахом сирени. Даже уборщица Клава, нюхавшая за свою трудовую деятельность всякие «прелести», и та не выдержала.
- От запаха такой сирени, уж больно глаза сильно режет! – подметила она,  покачивая головой, пройдя мимо БОМЖа. – Скунс и рядом не стоял. 
        В столовой отовсюду застучали ложки о тарелки. БОМЖ у входа остановился и миролюбиво поздоровался: «Boun giorno господа, Bongour леди, Buenos dias ковбои!». Земляки промолчали и посмотрели на него недружелюбно и настороженно. Контингент был в основном преклонного возраста. За всех на грузинском языке ответил такой же остряк.
- Гамарджоба батоно.
- Прошу пардона, где здесь можно присесть, дабы кашки откушать? – поинтересовался БОМЖ, произнеся вопрос елейным голосом.
Общество снова промолчало. Повариха половником указала ему на выделенное место.
- Вон твоя порция.
Гриб не спеша примостился за крайним столиком и внимательно осмотрел сидевших с кислыми лицами присутствующих. Освоившись, он демонстративно, чтобы все обратили на него внимание, усиленно начал чесать свою не стриженую гриву на голове, потом выглядывающую между полами халата растительность на груди. Иван Сергеевич, поймав на себе настороженные, косые и вопросительные взгляды, громким голосом пояснил:
- Вши подлюки заели, на пару с чесоточным зуднем стараются! – произнёс он, не  меняя выражения на лице. – Тоже, наверное, кушать хотят. 
Вокруг него мгновенно образовалась санитарная зона. Больные с чувством гадливости хватали  тарелки, кружки и быстро, почти бегом, пересаживались подальше от БОМЖа. Иван Сергеевич, досмотрев немую сцену до конца, криво улыбнулся, взял свою тарелку и понюхал её содержимое. Потом почерпнул кашу кончиком ложки, недоверчиво поглядел на слипшийся комок, повертел в руке и осторожно попробовал.
- А это что за хрень?– послышалось возмущение из угла, где примостился Гриб. – Такую бурду невозможно есть! С подобным питанием уж точно не избавишься от дефицита веса, - он наморщился, словно на язык ему попал горький перец.
Всё внимание присутствующих снова переключилось на БОМЖа.
– В моём районе живёт пёс по кличке «Шницель», коты «Муха» и «Фингал» они бы на такую еду даже не посмотрели, не то чтобы притронулись. - Иван Сергеевич сморщил нос и презрительно скривил губы.
На миг воцарилась оглушительная тишина.
- Это, ни в какие ворота не лезет, как можно слушать всю эту чушь от «богодула». В районе, какой свалки интересно вы пировали? – съязвила дородная румянощёкая тётка, с надменностью в голосе. – До сих пор сам издаёт её умопомрачительные «ароматы», чем затрудняет дыхание окружающих, а гонору!
- Может, Вы отбивных желаете или деликатесов? – тут же съехидничал вслед за ней кто-то из больных. – Так сейчас сбегаем.
- Мне не к чему сии изыски, мне бы вкусно поесть, – равнодушно парировал БОМЖ.
- Люди, голодранец такое говорит! Не абсурд ли?! – вслед за ними желчно обронила интеллигентного вида женщина в очках с красивой, золотистой оправой.
Она с удивлёнными глазами покачала головой и насмешливо улыбнулась.
– Простите за сравнение.
- Я ведь тоже, не в обществе богемных людей очутился. Но, явилось чудо! Передо мной сидит ангелоподобная Мария с лучезарной улыбкой, у которой нет ни одного порока по определению! С неё просто иконы писать можно!– постарался на  очередной выпад иронично ответить Гриб. – Уточняю,  я не  асоциальный дегенерат, а просто человек с низким уровнем достатка. Это когда – дензнаков в кармане не густо или совсем их нет.
БОМЖ для убедительности потёр палец о палец и объвёл всех присутствующих твёрдым взглядом.
- Благородная внешность, оказывается, бывает, обманчива, - Гриб притворно погрустнел. - Между прочим, молчание иногда красноречивее слов, - обменявшись любезностями, он уставился на автора предыдущего «укола». – А еда действительно фиговая. 
Женщина явно обескураженная, сразу и не сообразила, что ему на это ответить, сидела и часто моргала глазами.
Эмоции постепенно начинали зашкаливать. Возмущения становились всё более громкими и активными, равнодушных и безучастных почти не осталось. Высказывания порою обретали крайнюю форму грубости:
- БОМЖ совсем офонарел!; А у тебя рожа не треснет от халявных запросов?!; Не зажрался ли ты, друг?! Как только таких земля носит?! 
- И таких и всяких носит, - Гриб тяжело вздохнул, смотря грустными глазами в тарелку. – Носит, носит, а потом вдруг к себе принимает. Люди, не разменивайте свою жизнь на мелочи, радуйтесь каждой минуте, - оптимистично призвал он народ восторгаться белым светом. 
Иван Сергеевич, не обращая внимания на дальнейшие комментарии соотечественников, откинулся на спинку стула и продолжил мысль о своём «параллельном» мире. 
- Если хотите знать, у меня возле кафе «Каштан» место постоянное есть. Там подобных помоев нет в помине, только гамбургеры, и чебуреки с «Кока-колой» - пальчики оближешь! Есть вообще куски, всего один раз надкусанные.
- Какая трогательная подробность, - тут же прокомментировала его откровения молодая девушка с перебинтованной рукой.
- Возле «Макдональдса», - продолжил БОМЖ не обращая на неё внимания, - тоже не хило, а тут суп-каша похожая на жёлто-зелёную трясину в миске, - он снова скривился, хитро и испытывающе, словно издеваясь,  смотрел на окружающих, прикрываясь серьёзным выражением лица.
Все кто присутствовал в столовой, перестали есть. У одних ложки остановились на полпути ко рту, у других прилипли к тарелкам. Народ сидел с застывшими физиономиями. Всеобщее оцепенение прервала повариха Анна Петровна, женщина далеко не юного возраста.
- Слышишь, оборванец, не порти людям аппетит. Заткнись! Не нравится, вали под свой «Каштан» побираться, - сделала она ему едкое замечание.
 - Зер Гут, только советы дают, когда о них просят, - тут же нашёл контраргумент Иван Сергеевич. – Ваша столовая наследие прошлого, - со скрытым сарказмом добавил он и продолжал разыгрывать комедию дальше.
- Не надо пудрить нам мозги и не морочь то, чего у меня нет, поганец, а то вылетишь отсюда как пробка из бутылки, - в голосе Анны Петровны уже ощущался холодок некой угрозы.
Защищая честь женщины, как истинный джентльмен повариху поддержал бывший служивый, пожилой полковник Макаров.
- Наелся объедков буржуйской пищи, сволочь, и возомнил из себя американца. Гнать его в шею, «пакость» такую! – рявкнул отставник с солдатской прямотой, безумно тараща глаза.
Седые виски не мешали ему выражаться чересчур прямолинейно.
Иван Сергеевич не преминул обратить внимание отставника на непозволительность такого тона.
- Нельзя ли аккуратнее в выражениях, Герр полковник? Моралисты мне тут нашлись, – став в позу, возмутился БОМЖ.
Последние капли терпения у окружающих иссякли. Гнев полковника спровоцировал заметное оживление и новую волну возмущённых возгласов в безропотных рядах. Мнение народа оказалось почти однополярным, без особых разногласий. Загалдели, перебивая друг друга, даже ранее молчавшие.
- Смотришь на него и диву даёшься! Как этому шаромыжнику хватает  наглости такое говорить, как только язык поворачивается.  Знаю я эту забегаловку «Каштан»! - завопила ещё не старая, довольно колоритная тётка, раскрасневшись и выпучив «масляные» глаза через очки с сильными диоптриями. – Круглые сутки в ней или под её стенами  со всего района алкоголики и БОМЖи, с синими лицами от водки, с похмелья «здоровье поправляют».  
- Дама, не умничайте, примите лекарство и успокойтесь. У вас очень прямолинейное видение. Они ведь тоже члены нашего общества, и как многие другие, собираются там, чтобы просто «потусить» или пивка попить. Не люди что ли?- ответил ей Гриб равнодушно, с интересом рассматривая большую, волосатую бородавку на её лбу, и мысленно рассуждая. – А кожа на рыхлом носу у тётки на кирзу смахивает, словно его шершавым языком лизали. Смотри, как распалилась пухломордая - слюной брызжет и готова вцепиться в глотку. Безумные глаза, если бы не толстые линзы, вылезли бы наружу как у рака.
Его пристальные наблюдения прервал очередной жаждущий исподтишка пнуть «лежащего». 
- Чувство собственного достоинства окончательно потерял иуда, понимаешь ли, - поддержал их убелённый сединами, тучный и одутловатый пенсионер Махоркин, которого за большие оттопыренные уши Гриб про себя прозвал «вываркой». – Для него «жизнь собачья» нормой стала. Дармоед!
- Смотрите, а у этого дяди на лбу написано конкретно: «Я хороший и правильный».
Условную надпись, Гриб прочитал медленно, с выражением. Он усмехнулся и после этого бесцеремонно показал пальцем на набыченно смотревшего Махоркина.   
Пенсионер покраснел, поджал губы и раздул ноздри. В ответ он начал скрежетать зубами и играть желваками.
- Не обижайте больного человека, это стыдно! - раздался призыв плаксивым голосом от единственного неравнодушного заступника из народа.
Прозвучал он не твёрдо и решительно, а больше был похож на козлиное блеяние из стада. БОМЖ миролюбиво усмехнулся.
- Ты болезненный сильно не переживай, себя побереги, а этого и лопатой не «усыпишь»!
После ряда агрессивных высказываний в свой адрес, Иван Сергеевич избрал тактику – «око за око».
По поводу главного вопроса по существу, на всё население раздался всего один нейтральный голос: «Что поделаешь, такой у нас сервис». Сказано было тихо и робко.  
БОМЖ замолчал, сидел и смотрел на них искоса. Он понял, что расшевелил улей, а недовольство жизнью, которое имеется у людей, сейчас выплеснут ему на голову.
- Продолжать не стоит, я ухожу, а то моё присутствие некоторых тут раздражает. Спорить с вами «monkey business» (несерьёзное поведение), - это была его слабая попытка успокоить общественность, дабы пресечь их бурные возмущения.
Однако разрядить обстановку не удалось и волна критики не спала, язвительные комментарии естественно продолжились. Какой-то блаженный дед с соседнего стола, с явными признаками утраченного рассудка, словно проснувшись, в унисон всем закричал: «Расстрелять продавшегося  американцам гада! Его слова – злой умысел!».
- Это уже не смешно! Чего ты орёшь, как кастрированный кот?! – для начала, грубо приструнил его Гриб. - Лепёшка мамонта!
Дед - патриот испугался и съёжился от такого смелого отпора. Он вытаращил бесцветные водянистые глаза, бубнил что-то невнятное, и шамкал губами, при этом периодически обнажая один сохранившийся передний зуб.
- Как говорится: «Всех не перевешаешь», - сделал в свою очередь контрудар Иван Сергеевич. - Не гундите, поглощайте «съедобный мусор», с вашими гастрономическими пристрастиями всё ясно, - лукаво улыбнулся Гриб, закончив пикироваться, и, буркнув что-то под нос, медленно встал из-за стола.
На выходе, он пожелал всем приятного аппетита и удачи, слегка прихрамывая, побрёл в сторону дивана сиротливо стоявшего в конце коридора. Иван Сергеевич покинул столовую с ощущением плевка на собственном затылке. Сделав вывод на будущее, Гриб отметил про себя очевидный факт: «Вариант с шутками тут не проходит, народ собрался идейно-кондовый, ещё хорошо помнящий предыдущее столетие с демонстрациями и красными флагами, с такими же взглядами на жизнь». Иван Сергеевич медленно шёл с непроницаемым выражением лица, и невозможно было понять, обиделся он или нет на гнев народный, на полное к себе презрение.
        Контингент отделения был разношёрстным, как у больных, так и у медперсонала. К Ивану Сергеевичу подошла медсестра Зинаида Кукушкина, в общении слегка грубоватая, но женщина с добрым сердцем и мягкой душой. Ей было  лет под сорок, дама высокого роста, имевшая мощный мужской склад телосложения. Главным шармом Зинаиды был её пышный бюст. Даже экс - военнослужащий, отставной полковник для себя как-то отметил, когда она появляется рядом, закипает кровь и почему-то хочется громко подать команду «Смирно!». 
- Слышишь, «обморок», сейчас будем ставить тебе самогонный аппарат, - обратилась она бесцеремонно, держа в руках капельницу.
- Это очень мило, когда так говорят. Между прочим, меня Иваном Сергеевичем зовут, - отреагировал на грубый тон в свой адрес Гриб, приоткрыв один глаз. – Я слышал краем уха, что всем тут импонируют Ваше обаяние и простота. Простоту я уже почувствовал, осталось дождаться обаяния.
- Хорошо, я буду звать тебя «Ваша, светлость!» или «Ваше, благородие!». А можно более аристократично - «Ваше, сиятельство!». Как Вам больше нравится, Иван Сергеевич?! – она, кривляясь, язвительно изобразила  глубокое почтение – реверанс.
Подражая воспитанницам пансиона благородных девиц, Зинаида отвела одну ногу назад, касаясь пола кончиком носка и, сгибая колени, выполнила полуприседание, одновременно сделав наклон головы, с направленным вниз взглядом невинной скромницы. Полы белого халата она слегка придерживала руками.
- Мне смеяться или плакать? – с безразличным видом отреагировал Гриб на её издевательство.
- Давай руку, недоразумение, - уже изменившимся тоном потребовала медсестра.
- Се непременно, графиня, - тоже ехидно ответил ей БОМЖ. 
Он задрал рукав потёртой пижамы, и на предплечье показалась крупная синяя наколка с кривыми буквами - «Зиночка, ты для меня всё». Медсестра в изумлении застыла на месте.
- Где-то я уже видела такую татуировку, - промелькнуло в голове. – Не может быть! Скорее всего, это совпадение.
Зина пристально всматривалась в его искорёженное лицо.
- Если, допустим, свёрнутый набок нос вернуть на прежнее место, шрам на лбу и щеке заштопать… Стоп, вот оно подтверждение – маленькая родинка над правой бровью. Она стояла в оцепенении, а мысли копошились в тех годах, когда она была ещё молодой, наивной девчонкой…
       Иван Степанов рос в районе, застроенном преимущественно частными домами, там же проходило детство и молодость Зинаиды Кукушкиной. С самой ранней поры, ещё в мальчишеской ватаге, Иван слыл вожаком, прирождённым лидером, кумиром мальчишек и любимцем девочек. Красив собой, умён и смел, играл на гитаре, пел. Влюблял в себя девчонок с первого взгляда. Она - обычная, без каких-либо выдающихся качеств девчушка, как и многие её сверстницы, тайно была в него влюблена, а всеобщий фаворит её в упор не видел. Шансов стать девушкой первого парня на районе у Зины не было никаких. Сердце легендарного Стёпы, как его звала молодёжь, принадлежало первой красавице окрестностей тоже по имени Зинаида и фамилии Веснина. Чтобы понравиться парню и быть стройнее всех девчонок-соперниц, Кукушкина даже начала заниматься спортом. Но, … это не помогло, не хватило времени.  Иван был старше и после окончания школы, поступил в Высшее военно-морское училище. На четвёртом курсе женился на Зинаиде-красавице. Девчонки района, млевшие от восхищения и вздыхавшие по идеальному парню, по окончании романтического периода молодости, постепенно повыходили замуж, стали рожать детей, увеличивая население города. Окончив училище, Иван со своей супругой уехал на Север. Лет пять назад мадам Степанова вернулась к родителям, молва поведала, что они с Иваном расстались. В районе Веснина надолго не задержалась, снова вышла замуж и умотала на другой край страны. Родители Степанова продали дом и тоже куда-то переехали. В частном секторе, в котором все всегда знают обо всём и обо всех, этот след был потерян. Зина Кукушкина тоже вовремя нашла свою половину в жизни, вышла замуж, родила сына. Счастье длилось до предыдущего года, неожиданно любимый супруг её подло предал, нашёл другую, намного моложе и ушёл. Зинаида так возненавидела бывшего мужа, что попыталась полностью вычеркнуть его из своей жизни, даже вернула себе девичью фамилию… 
- Чего застыла барышня, столбняк, что ли поразил? – вывел её из состояния глубоких размышлений голос БОМЖа. – Вы меня лечить изволите, Ваша светлость?! Чай, корона с головы не упадёт? – с едкой иронией отправил он ещё одну ответную шпильку.
- Ты такой же Гриб, как я Сморчкова или Рыжикова, Степанов!
Он пристально посмотрел ей в глаза.
- Узнала, Кукушкина?!
- Мысленно нос на место передвинула, шрамы заретушировала и узнала парня былой славы. Если бы не твоя родинка над правой бровью…  От кумира девчонок нашего района осталось одно воспоминание.
- Не трать зря время. Можешь не стараться стыдить, у меня подобные эмоции уже отмерли навсегда.
Зинаида приступила к своим обязанностям, стала ставить ему капельницу.
- Успеешь мне ещё поплакаться, Степанов, я заступила дежурить  на сутки.
Вечером она принесла ему целую миску отварного мяса и хлеб.
- Давай, Ваня, налегай, тебе надо повышать гемоглобин и поправляться, а то одни рёбра. Я посмотрела историю твоей болезни, к сожалению всё совсем грустно - их очень много, этих болезней. Мой друг!
Степанов, не спеша, с достоинством приступил к еде, - Зинаида, с состраданием в глазах наблюдала за ним.
- Ты зачем сегодня в столовой цирк устроил, Ваня? Против тебя все ополчились, - в уголках её глаз еле просматривалась усмешка. – Сострадания теперь от них не жди.
Он недоумённо поднял брови.
- Просто высказал альтернативную точку зрения и неожиданно встретил непонимание окружающих. Я ведь всего лишь пошутил, а «весёлый и доброжелательный» народ вдруг банально окрысился, - Иван смотрел на неё невинными глазами, – Беда в том, что у больных оказалось обострённое чувство справедливости.
- Не прикидывайся обиженным, мне люди всё рассказали. Мой тебе совет, попридержи при себе кривляния, Бенни Хилл, а то выставят на улицу, прямо на мороз. За окном сейчас «собачий холод».
- Подумаешь, какие «господа»! Потерпят. 
Он ел, а она рассматривала его, не веря ещё в то, что перед ней тот самый парень – кумир с менталитетом победителя.
- В нём было раньше всё: и красота, и ум, и столько других положительных качеств, что хоть отбавляй. В кого превратила судьба легенду района? Мне трудно примириться с этим даже мысленно, – думала она, на него глядя.
Посидев немного, Зинаида ушла исполнять свои обязанности. Гриб – Степанов наевшись мяса от души, прилёг отдохнуть. Он закрыл глаза, и некоторое время испытывал сытое удовольствие, от которого давно отвык. Состояние его плавно перешло в дрёму.
         Мимо кровати медленно проходили две женщины. Одна из них держа в руках журнал и ручку, зачитала вслух очередной вопрос из кроссворда.
- Зелёные удобрения?
- Я о таком чуде даже никогда и не слышала, - удивлённо призналась её собеседница и пожала плечами.
- Я тоже.
- Сидераты, - подсказал им БОМЖ, лёжа на спине с закрытыми глазами.
Они обе остановились и заинтересованно посмотрели на него, потом проверили ответ.
- Правильно! – восхищённо воскликнула та, которая отвечала за записи. – Ну-ка Вам ещё один вопросик, гражданин: «Искусство ради искусства?».
Она решила подкинуть знатоку вопросы, на которые они с подругой ранее не смогли ответить, как ни старались.
- Маньеризм, - невозмутимо ответил Гриб, приоткрыл глаза и смотрел на них долгим немигающим взглядом.
- Тогда, древнекитайский философ? - не унималась женщина.
- Самый известный - Конфуций. Полагаю, что это то, что вам надо.
- И последний, очень сложный вопрос: «Взгляд назад, взгляд в прошлое?».
- Ретроспектива, - продолжал слёту отгадывать Иван Сергеевич.
- Вы, наверное, знали ответы на этот кроссворд, - с ироничной ухмылкой на лице засомневалась в его способностях женщина.
- Первый раз слышу. Буду предельно откровенен с вами, дамы: чтобы отвечать на подобные вопросы, надо иметь определённый уровень знаний и соответствующий интеллект, - скептически намекнул он на невыдающиеся возможности собеседниц.– Уяснили?
В глазах БОМЖа явно читалась скрытая усмешка.
Женщины смотрели на него с удивлением и переваривали услышанную дерзость.
- Для уточнения проверим ваши энциклопедические знания. Возможно, я ошибаюсь. Угадайте сходу: «Клара Цеткин – это мужик или женщина?».
Подружки продолжали, молча хлопать глазами.
- Это женщина, - не дождавшись ответа, пояснил он, с самодовольным видом ехидно подсмеиваясь.
Ивана Сергеевича развеселили их глаза по пять копеек.
– Не могу знать, какой была Цеткин дамой, но однозначно женского рода, - тут его потянуло на разглагольствования. - Я бы современным штангисткам, женщинам-боксёрам, борцам и всем  спортсменкам не женских видов спорта по этому подобию давал бы фамилии. Например: «Штангистка Валя Петров, метатель молота Аня Дудкин, или ещё лучше - армресслер Надя Бочкин».    
Окончив умничать и посмотрев на кислые лица собеседниц, по всем признакам не разделявших данную точку зрения, Иван Сергеевич безразлично повернулся набок в сторону стенки, чтобы погрузиться в сон.
- Скучно с вами, - услышали женщины упрёк в свой адрес.
Они ожили и удивлённо переглянулись.
- Ничего не понимаю, БОМЖ на такие вопросы отвечает! – прошептала одна другой. - Всезнайка с «пещерным» видом.
- Самое интересное, что БОМЖ – интеллектуал, намекает на то, что мы недоучки. Вот дела!
Иван Сергеевич не страдал тугоухостью и подслушал, о чём они шептались. Он, не поворачивая головы, бросил философскую фразу с кратким уточнением источника:
- Умное лицо – ещё не признак ума. Мюнхаузен, - монотонно произнёс Гриб.
Женщины улыбнулись.
- А апломба сколько, Боже мой! – произнесла одна из них и рассмеялась.
Они ушли, а впечатления тётушек перехлёстывали через край.
                                                                                                  
                                         ( продолжение следует)                                                                                              
                                                                                                  Ю.Таманский 
                                                                                                  г. Севастополь     2015г.
 
 

© Copyright: Юрий Таманский, 2015

Регистрационный номер №0316434

от 12 ноября 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0316434 выдан для произведения:                                               Грустная история.
                                                     ( часть I).      
       Уборщица Клава, простая с виду женщина средних лет, но уже порядком располневшая, шла по широкому больничному коридору, переваливаясь с боку на бок,  неся в одной руке ведро с водой, в другой швабру. Мимо, с гордо поднятой головой и глубокомысленным видом прогуливался интеллигентного вида пожилой мужчина. Это был тот самый случай, когда только по внешним признакам, можно угадать с вероятностью 50 на 50 - «Бывший отставной военный или большой начальник». Погоны в прошлом вроде как бы обязывают отставника ходить с важным видом, внутренне сосредоточенным, а экс–начальников повышенное самомнение заставляет ещё по инерции раздувать щёки и мысленно пребывать на должностном  олимпе.
Поравнявшись с Клавой, он остановился.
- Разрешите обратиться, - с видом подобострастия произнёс мужчина и  застыл в «глубоком пардоне». Он вопросительно смотрел на уборщицу. Она с невозмутимым видом поставила ведро на пол, продолжая держать одной рукой швабру вертикально, а вторую руку вытянула по шву.
- Обращайтесь, - ответила без тени смущения, с твёрдостью в голосе Клава.
- Где у вас тут процедурный кабинет?
Она расслабилась, голос смягчился. Клава поправила сползшую набок косынку. 
- По коридору прямо, после пяти палат направо, - для убедительности, уборщица сопровождала свои слова жестом свободной руки.
      БОМЖ (человек без определённого места жительства) Иван Сергеевич Гриб, лёжа на потрёпанном диване в коридоре центральной больницы, с умным видом читал кусок газеты. В забинтованных обмороженных руках он держал разорванную по диагонали, всю в жирных пятнах страницу номера двухмесячной давности. Осунувшееся лицо без эмоций с тусклыми и  безжизненными глазами, взъерошенными волосами, после того как его пытались отмыть санитары, очень походило на закопченную гипсовую фигуру Мефистофеля. Правда, классическую картину слегка подпортил кроваво - фиолетовый бланж под левым глазом. С очень серьёзным видом и газетой в руках Гриб мог бы претендовать на статус БИЧа (бывшего интеллигентного человека), но без крыши над головой в миру, паспорта и банальной прописки ему не светило им стать.
Он краем уха услышал диалог этих двоих и заинтересовался. Иван Сергеевич опустил клочок газеты, стал безучастно за ними наблюдать и раздавать характеристики. 
- А уборщица-то, не так проста, как кажется на первый взгляд, по всем признакам пытается под модницу молотить! Прямо сама важность! - притворно удивился Гриб. – Две лопаты «штукатурки» и ты уже неотразима. Приём старый, но результат обеспечен. Плюс в новый синий халат приоделась, только что со склада.
Он опустил глаза и поинтересовался, во что обута Клава. Строгий судья сразу же обнаружил и отметил дисгармонию в «наряде» уборщицы.
- Проза жизни – на ногах не доношенные матерчатые полукеды «от внука». От абсурдного сочетания одежды с резиновой обувью всё «великолепие» разумеется, сразу меркнет, - констатировал БОМЖ. – Хотя…, с другой стороны в каждой женщине должна быть какая-то загадка. Кеды – это круто!
Закончив с первым персонажем, Иван Сергеевич перешёл к отставнику.
- А этот павлин в поношенном спортивном  костюме, со слегка пришибленным видом, явно на публику играет. Хвост перед тёткой распустил, манерами хочет пронять её, пень трухлявый.
Гриб подвёл черту под своими «беспристрастными» наблюдениями.
- Рисуются друг перед другом, солдафон и метёлка, - он сплюнул в сердцах.
В этот момент где-то совсем рядом раздался звонкий голос молоденькой  медсестры. 
- Деришапка и Погорелый, быстренько собирайтесь на уколы! 
- Ну и фамилии! – подумал Гриб. – У первого, какая-то холопская, а у второго – «тушите свет». Он Погорелый, жена Погорелая, дети Погорелые. Семейка - сплошь обездоленных погорельцев. Мрак! С моим псевдонимом, отнюдь, тоже не всё в порядке, были бы шампиньоны в лукошке.
Он представил себе лесную полянку полную белых грибов, которую обступил притихший осенний лес, из которого доносились радостные птичьи голоса. С цветка на цветок перелетали пчёлы и насекомые, усердно жжужа и занимаясь своими делами не на кого не обращая внимания. Между двух вытянувшихся стеблей сорняка паук мастерил свою ловушку - паутину. С крепкими ножками, большими коричневыми шляпками, белые грибы стояли, словно аристократы среди своих собратьев. Иван Сергеевич вообразил, как ходит между грибницами с ножичком в руке, срезает наиболее красивые экземпляры и с улыбкой умиления осторожно кладёт их в корзинку. Вот он взял самый большой и красивый из них, стал его нюхать, продолжительно втягивая ноздрями грибной воздух с примесью прелых листьев. Иван Сергеевич даже «поплыл» от этой виртуальной  картины, умиротворённо закрыл глаза и наслаждался придуманным мирком.
        К БОМЖу подошла санитарка Валя, и прервав его мысленные интерпретации на фамильные темы и виртуальные прогулки по лесу, трескучим голосом настойчиво позвала на завтрак.
- Иван Сергеевич, Вы приглашаетесь в столовую.
- А-а! Чего?! – выйдя из прострации, очнулся Гриб.
- Кушать иди, бродяга, ням-ням, - нелюбезно гаркнул, проходивший мимо ветеран, отставной полковник, Егор Дмитриевич Макаров.
- Чего раскомандовался тут, тебя забыли спросить, - в отместку «ужалил» обидчика БОМЖ, рассердившись на то, что его приняли за глухого.
Иван Сергеевич, внутренне негодуя, мысленно обозвал отставника - сивым мерином. Он медленно, кряхтя, сполз с дивана, надел стоптанные тапочки, подтянул  явно неудобные штаны и запахнул на худом теле застиранный больничный халат.  Потом с трудом передвигая ноги, Гриб побрёл в сторону столовой. 
- Ты смотри, какой герой! Его накормить хотят, а он кочевряжиться и волком зыркает, – возмутилась санитарка. – Вчера привезли почти до смерти замёрзшего, неухоженного и смердящего. Думали, дуба врежет, но, слава Богу, откачали. Не успел оклематься, уже хвост поднимает.
Её диагноз, с улыбкой на лице, поправила проходившая мимо молодая врач.
- Валентина Николаевна, не дуба врежет, а наступит летальный исход.
- Ему горемыке один чёрт, врежет или наступит, - смотря на удалявшегося Ивана Сергеевича, парировала санитарка и размашисто перекрестилась несколько раз. 
       БОМЖу накрыли за столиком в стороне от всех. Как ни старались его отмыть, всё равно один нюанс имел место быть – он продолжал «благоухать», отнюдь не розами, но уже не так стойко, как когда его привезли, всего перемёрзшего и трясущегося. Тогда запах густо наполнял помещение и резко ударял в нос. На этом фоне по палатам какой-то остряк даже пустил анекдот, проведя параллель. В рассказанной истории ассенизатор купил ящик хвойного мыла, чтобы отмыться и вернуть по этой причине ушедшую от него жену. Когда содержимое ящика закончилось, он поинтересовался у товарища, чем от него пахнет. Тот некоторое время брезгливо принюхивался, затем дал предельно откровенный ответ: «Меня не покидает стойкое ощущение, что под ёлкой кто-то сильно нагадил».
        Ивана Сергеевича отмывали мылом с нежным запахом сирени. Даже уборщица Клава, нюхавшая за свою трудовую деятельность всякие «прелести», и та не выдержала.
- От запаха такой сирени, уж больно глаза сильно режет! – подметила она,  покачивая головой, пройдя мимо БОМЖа. – Скунс и рядом не стоял. 
        В столовой отовсюду застучали ложки о тарелки. БОМЖ у входа остановился и миролюбиво поздоровался: «Boun giorno господа, Bongour леди, Buenos dias ковбои!». Земляки промолчали и посмотрели на него недружелюбно и настороженно. Контингент был в основном преклонного возраста. За всех на грузинском языке ответил такой же остряк.
- Гамарджоба батоно.
- Прошу пардона, где здесь можно присесть, дабы кашки откушать? – поинтересовался БОМЖ, произнеся вопрос елейным голосом.
Общество снова промолчало. Повариха половником указала ему на выделенное место.
- Вон твоя порция.
Гриб не спеша примостился за крайним столиком и внимательно осмотрел сидевших с кислыми лицами присутствующих. Освоившись, он демонстративно, чтобы все обратили на него внимание, усиленно начал чесать свою не стриженую гриву на голове, потом выглядывающую между полами халата растительность на груди. Иван Сергеевич, поймав на себе настороженные, косые и вопросительные взгляды, громким голосом пояснил:
- Вши подлюки заели, на пару с чесоточным зуднем стараются! – произнёс он, не  меняя выражения на лице. – Тоже, наверное, кушать хотят. 
Вокруг него мгновенно образовалась санитарная зона. Больные с чувством гадливости хватали  тарелки, кружки и быстро, почти бегом, пересаживались подальше от БОМЖа. Иван Сергеевич, досмотрев немую сцену до конца, криво улыбнулся, взял свою тарелку и понюхал её содержимое. Потом почерпнул кашу кончиком ложки, недоверчиво поглядел на слипшийся комок, повертел в руке и осторожно попробовал.
- А это что за хрень?– послышалось возмущение из угла, где примостился Гриб. – Такую бурду невозможно есть! С подобным питанием уж точно не избавишься от дефицита веса, - он наморщился, словно на язык ему попал горький перец.
Всё внимание присутствующих снова переключилось на БОМЖа.
– В моём районе живёт пёс по кличке «Шницель», коты «Муха» и «Фингал» они бы на такую еду даже не посмотрели, не то чтобы притронулись. - Иван Сергеевич сморщил нос и презрительно скривил губы.
На миг воцарилась оглушительная тишина.
- Это, ни в какие ворота не лезет, как можно слушать всю эту чушь от «богодула». В районе, какой свалки интересно вы пировали? – съязвила дородная румянощёкая тётка, с надменностью в голосе. – До сих пор сам издаёт её умопомрачительные «ароматы», чем затрудняет дыхание окружающих, а гонору!
- Может, Вы отбивных желаете или деликатесов? – тут же съехидничал вслед за ней кто-то из больных. – Так сейчас сбегаем.
- Мне не к чему сии изыски, мне бы вкусно поесть, – равнодушно парировал БОМЖ.
- Люди, голодранец такое говорит! Не абсурд ли?! – вслед за ними желчно обронила интеллигентного вида женщина в очках с красивой, золотистой оправой.
Она с удивлёнными глазами покачала головой и насмешливо улыбнулась.
– Простите за сравнение.
- Я ведь тоже, не в обществе богемных людей очутился. Но, явилось чудо! Передо мной сидит ангелоподобная Мария с лучезарной улыбкой, у которой нет ни одного порока по определению! С неё просто иконы писать можно!– постарался на  очередной выпад иронично ответить Гриб. – Уточняю,  я не  асоциальный дегенерат, а просто человек с низким уровнем достатка. Это когда – дензнаков в кармане не густо или совсем их нет.
БОМЖ для убедительности потёр палец о палец и объвёл всех присутствующих твёрдым взглядом.
- Благородная внешность, оказывается, бывает, обманчива, - Гриб притворно погрустнел. - Между прочим, молчание иногда красноречивее слов, - обменявшись любезностями, он уставился на автора предыдущего «укола». – А еда действительно фиговая. 
Женщина явно обескураженная, сразу и не сообразила, что ему на это ответить, сидела и часто моргала глазами.
Эмоции постепенно начинали зашкаливать. Возмущения становились всё более громкими и активными, равнодушных и безучастных почти не осталось. Высказывания порою обретали крайнюю форму грубости:
- БОМЖ совсем офонарел!; А у тебя рожа не треснет от халявных запросов?!; Не зажрался ли ты, друг?! Как только таких земля носит?! 
- И таких и всяких носит, - Гриб тяжело вздохнул, смотря грустными глазами в тарелку. – Носит, носит, а потом вдруг к себе принимает. Люди, не разменивайте свою жизнь на мелочи, радуйтесь каждой минуте, - оптимистично призвал он народ восторгаться белым светом. 
Иван Сергеевич, не обращая внимания на дальнейшие комментарии соотечественников, откинулся на спинку стула и продолжил мысль о своём «параллельном» мире. 
- Если хотите знать, у меня возле кафе «Каштан» место постоянное есть. Там подобных помоев нет в помине, только гамбургеры, и чебуреки с «Кока-колой» - пальчики оближешь! Есть вообще куски, всего один раз надкусанные.
- Какая трогательная подробность, - тут же прокомментировала его откровения молодая девушка с перебинтованной рукой.
- Возле «Макдональдса», - продолжил БОМЖ не обращая на неё внимания, - тоже не хило, а тут суп-каша похожая на жёлто-зелёную трясину в миске, - он снова скривился, хитро и испытывающе, словно издеваясь,  смотрел на окружающих, прикрываясь серьёзным выражением лица.
Все кто присутствовал в столовой, перестали есть. У одних ложки остановились на полпути ко рту, у других прилипли к тарелкам. Народ сидел с застывшими физиономиями. Всеобщее оцепенение прервала повариха Анна Петровна, женщина далеко не юного возраста.
- Слышишь, оборванец, не порти людям аппетит. Заткнись! Не нравится, вали под свой «Каштан» побираться, - сделала она ему едкое замечание.
 - Зер Гут, только советы дают, когда о них просят, - тут же нашёл контраргумент Иван Сергеевич. – Ваша столовая наследие прошлого, - со скрытым сарказмом добавил он и продолжал разыгрывать комедию дальше.
- Не надо пудрить нам мозги и не морочь то, чего у меня нет, поганец, а то вылетишь отсюда как пробка из бутылки, - в голосе Анны Петровны уже ощущался холодок некой угрозы.
Защищая честь женщины, как истинный джентльмен повариху поддержал бывший служивый, пожилой полковник Макаров.
- Наелся объедков буржуйской пищи, сволочь, и возомнил из себя американца. Гнать его в шею, «пакость» такую! – рявкнул отставник с солдатской прямотой, безумно тараща глаза.
Седые виски не мешали ему выражаться чересчур прямолинейно.
Иван Сергеевич не преминул обратить внимание отставника на непозволительность такого тона.
- Нельзя ли аккуратнее в выражениях, Герр полковник? Моралисты мне тут нашлись, – став в позу, возмутился БОМЖ.
Последние капли терпения у окружающих иссякли. Гнев полковника спровоцировал заметное оживление и новую волну возмущённых возгласов в безропотных рядах. Мнение народа оказалось почти однополярным, без особых разногласий. Загалдели, перебивая друг друга, даже ранее молчавшие.
- Смотришь на него и диву даёшься! Как этому шаромыжнику хватает  наглости такое говорить, как только язык поворачивается.  Знаю я эту забегаловку «Каштан»! - завопила ещё не старая, довольно колоритная тётка, раскрасневшись и выпучив «масляные» глаза через очки с сильными диоптриями. – Круглые сутки в ней или под её стенами  со всего района алкоголики и БОМЖи, с синими лицами от водки, с похмелья «здоровье поправляют».  
- Дама, не умничайте, примите лекарство и успокойтесь. У вас очень прямолинейное видение. Они ведь тоже члены нашего общества, и как многие другие, собираются там, чтобы просто «потусить» или пивка попить. Не люди что ли?- ответил ей Гриб равнодушно, с интересом рассматривая большую, волосатую бородавку на её лбу, и мысленно рассуждая. – А кожа на рыхлом носу у тётки на кирзу смахивает, словно его шершавым языком лизали. Смотри, как распалилась пухломордая - слюной брызжет и готова вцепиться в глотку. Безумные глаза, если бы не толстые линзы, вылезли бы наружу как у рака.
Его пристальные наблюдения прервал очередной жаждущий исподтишка пнуть «лежащего». 
- Чувство собственного достоинства окончательно потерял иуда, понимаешь ли, - поддержал их убелённый сединами, тучный и одутловатый пенсионер Махоркин, которого за большие оттопыренные уши Гриб про себя прозвал «вываркой». – Для него «жизнь собачья» нормой стала. Дармоед!
- Смотрите, а у этого дяди на лбу написано конкретно: «Я хороший и правильный».
Условную надпись, Гриб прочитал медленно, с выражением. Он усмехнулся и после этого бесцеремонно показал пальцем на набыченно смотревшего Махоркина.   
Пенсионер покраснел, поджал губы и раздул ноздри. В ответ он начал скрежетать зубами и играть желваками.
- Не обижайте больного человека, это стыдно! - раздался призыв плаксивым голосом от единственного неравнодушного заступника из народа.
Прозвучал он не твёрдо и решительно, а больше был похож на козлиное блеяние из стада. БОМЖ миролюбиво усмехнулся.
- Ты болезненный сильно не переживай, себя побереги, а этого и лопатой не «усыпишь»!
После ряда агрессивных высказываний в свой адрес, Иван Сергеевич избрал тактику – «око за око».
По поводу главного вопроса по существу, на всё население раздался всего один нейтральный голос: «Что поделаешь, такой у нас сервис». Сказано было тихо и робко.  
БОМЖ замолчал, сидел и смотрел на них искоса. Он понял, что расшевелил улей, а недовольство жизнью, которое имеется у людей, сейчас выплеснут ему на голову.
- Продолжать не стоит, я ухожу, а то моё присутствие некоторых тут раздражает. Спорить с вами «monkey business» (несерьёзное поведение), - это была его слабая попытка успокоить общественность, дабы пресечь их бурные возмущения.
Однако разрядить обстановку не удалось и волна критики не спала, язвительные комментарии естественно продолжились. Какой-то блаженный дед с соседнего стола, с явными признаками утраченного рассудка, словно проснувшись, в унисон всем закричал: «Расстрелять продавшегося  американцам гада! Его слова – злой умысел!».
- Это уже не смешно! Чего ты орёшь, как кастрированный кот?! – для начала, грубо приструнил его Гриб. - Лепёшка мамонта!
Дед - патриот испугался и съёжился от такого смелого отпора. Он вытаращил бесцветные водянистые глаза, бубнил что-то невнятное, и шамкал губами, при этом периодически обнажая один сохранившийся передний зуб.
- Как говорится: «Всех не перевешаешь», - сделал в свою очередь контрудар Иван Сергеевич. - Не гундите, поглощайте «съедобный мусор», с вашими гастрономическими пристрастиями всё ясно, - лукаво улыбнулся Гриб, закончив пикироваться, и, буркнув что-то под нос, медленно встал из-за стола.
На выходе, он пожелал всем приятного аппетита и удачи, слегка прихрамывая, побрёл в сторону дивана сиротливо стоявшего в конце коридора. Иван Сергеевич покинул столовую с ощущением плевка на собственном затылке. Сделав вывод на будущее, Гриб отметил про себя очевидный факт: «Вариант с шутками тут не проходит, народ собрался идейно-кондовый, ещё хорошо помнящий предыдущее столетие с демонстрациями и красными флагами, с такими же взглядами на жизнь». Иван Сергеевич медленно шёл с непроницаемым выражением лица, и невозможно было понять, обиделся он или нет на гнев народный, на полное к себе презрение.
        Контингент отделения был разношёрстным, как у больных, так и у медперсонала. К Ивану Сергеевичу подошла медсестра Зинаида Кукушкина, в общении слегка грубоватая, но женщина с добрым сердцем и мягкой душой. Ей было  лет под сорок, дама высокого роста, имевшая мощный мужской склад телосложения. Главным шармом Зинаиды был её пышный бюст. Даже экс - военнослужащий, отставной полковник для себя как-то отметил, когда она появляется рядом, закипает кровь и почему-то хочется громко подать команду «Смирно!». 
- Слышишь, «обморок», сейчас будем ставить тебе самогонный аппарат, - обратилась она бесцеремонно, держа в руках капельницу.
- Это очень мило, когда так говорят. Между прочим, меня Иваном Сергеевичем зовут, - отреагировал на грубый тон в свой адрес Гриб, приоткрыв один глаз. – Я слышал краем уха, что всем тут импонируют Ваше обаяние и простота. Простоту я уже почувствовал, осталось дождаться обаяния.
- Хорошо, я буду звать тебя «Ваша, светлость!» или «Ваше, благородие!». А можно более аристократично - «Ваше, сиятельство!». Как Вам больше нравится, Иван Сергеевич?! – она, кривляясь, язвительно изобразила  глубокое почтение – реверанс.
Подражая воспитанницам пансиона благородных девиц, Зинаида отвела одну ногу назад, касаясь пола кончиком носка и, сгибая колени, выполнила полуприседание, одновременно сделав наклон головы, с направленным вниз взглядом невинной скромницы. Полы белого халата она слегка придерживала руками.
- Мне смеяться или плакать? – с безразличным видом отреагировал Гриб на её издевательство.
- Давай руку, недоразумение, - уже изменившимся тоном потребовала медсестра.
- Се непременно, графиня, - тоже ехидно ответил ей БОМЖ. 
Он задрал рукав потёртой пижамы, и на предплечье показалась крупная синяя наколка с кривыми буквами - «Зиночка, ты для меня всё». Медсестра в изумлении застыла на месте.
- Где-то я уже видела такую татуировку, - промелькнуло в голове. – Не может быть! Скорее всего, это совпадение.
Зина пристально всматривалась в его искорёженное лицо.
- Если, допустим, свёрнутый набок нос вернуть на прежнее место, шрам на лбу и щеке заштопать… Стоп, вот оно подтверждение – маленькая родинка над правой бровью. Она стояла в оцепенении, а мысли копошились в тех годах, когда она была ещё молодой, наивной девчонкой…
       Иван Степанов рос в районе, застроенном преимущественно частными домами, там же проходило детство и молодость Зинаиды Кукушкиной. С самой ранней поры, ещё в мальчишеской ватаге, Иван слыл вожаком, прирождённым лидером, кумиром мальчишек и любимцем девочек. Красив собой, умён и смел, играл на гитаре, пел. Влюблял в себя девчонок с первого взгляда. Она - обычная, без каких-либо выдающихся качеств девчушка, как и многие её сверстницы, тайно была в него влюблена, а всеобщий фаворит её в упор не видел. Шансов стать девушкой первого парня на районе у Зины не было никаких. Сердце легендарного Стёпы, как его звала молодёжь, принадлежало первой красавице окрестностей тоже по имени Зинаида и фамилии Веснина. Чтобы понравиться парню и быть стройнее всех девчонок-соперниц, Кукушкина даже начала заниматься спортом. Но, … это не помогло, не хватило времени.  Иван был старше и после окончания школы, поступил в Высшее военно-морское училище. На четвёртом курсе женился на Зинаиде-красавице. Девчонки района, млевшие от восхищения и вздыхавшие по идеальному парню, по окончании романтического периода молодости, постепенно повыходили замуж, стали рожать детей, увеличивая население города. Окончив училище, Иван со своей супругой уехал на Север. Лет пять назад мадам Степанова вернулась к родителям, молва поведала, что они с Иваном расстались. В районе Веснина надолго не задержалась, снова вышла замуж и умотала на другой край страны. Родители Степанова продали дом и тоже куда-то переехали. В частном секторе, в котором все всегда знают обо всём и обо всех, этот след был потерян. Зина Кукушкина тоже вовремя нашла свою половину в жизни, вышла замуж, родила сына. Счастье длилось до предыдущего года, неожиданно любимый супруг её подло предал, нашёл другую, намного моложе и ушёл. Зинаида так возненавидела бывшего мужа, что попыталась полностью вычеркнуть его из своей жизни, даже вернула себе девичью фамилию… 
- Чего застыла барышня, столбняк, что ли поразил? – вывел её из состояния глубоких размышлений голос БОМЖа. – Вы меня лечить изволите, Ваша светлость?! Чай, корона с головы не упадёт? – с едкой иронией отправил он ещё одну ответную шпильку.
- Ты такой же Гриб, как я Сморчкова или Рыжикова, Степанов!
Он пристально посмотрел ей в глаза.
- Узнала, Кукушкина?!
- Мысленно нос на место передвинула, шрамы заретушировала и узнала парня былой славы. Если бы не твоя родинка над правой бровью…  От кумира девчонок нашего района осталось одно воспоминание.
- Не трать зря время. Можешь не стараться стыдить, у меня подобные эмоции уже отмерли навсегда.
Зинаида приступила к своим обязанностям, стала ставить ему капельницу.
- Успеешь мне ещё поплакаться, Степанов, я заступила дежурить  на сутки.
Вечером она принесла ему целую миску отварного мяса и хлеб.
- Давай, Ваня, налегай, тебе надо повышать гемоглобин и поправляться, а то одни рёбра. Я посмотрела историю твоей болезни, к сожалению всё совсем грустно - их очень много, этих болезней. Мой друг!
Степанов, не спеша, с достоинством приступил к еде, - Зинаида, с состраданием в глазах наблюдала за ним.
- Ты зачем сегодня в столовой цирк устроил, Ваня? Против тебя все ополчились, - в уголках её глаз еле просматривалась усмешка. – Сострадания теперь от них не жди.
Он недоумённо поднял брови.
- Просто высказал альтернативную точку зрения и неожиданно встретил непонимание окружающих. Я ведь всего лишь пошутил, а «весёлый и доброжелательный» народ вдруг банально окрысился, - Иван смотрел на неё невинными глазами, – Беда в том, что у больных оказалось обострённое чувство справедливости.
- Не прикидывайся обиженным, мне люди всё рассказали. Мой тебе совет, попридержи при себе кривляния, Бенни Хилл, а то выставят на улицу, прямо на мороз. За окном сейчас «собачий холод».
- Подумаешь, какие «господа»! Потерпят. 
Он ел, а она рассматривала его, не веря ещё в то, что перед ней тот самый парень – кумир с менталитетом победителя.
- В нём было раньше всё: и красота, и ум, и столько других положительных качеств, что хоть отбавляй. В кого превратила судьба легенду района? Мне трудно примириться с этим даже мысленно, – думала она, на него глядя.
Посидев немного, Зинаида ушла исполнять свои обязанности. Гриб – Степанов наевшись мяса от души, прилёг отдохнуть. Он закрыл глаза, и некоторое время испытывал сытое удовольствие, от которого давно отвык. Состояние его плавно перешло в дрёму.
         Мимо кровати медленно проходили две женщины. Одна из них держа в руках журнал и ручку, зачитала вслух очередной вопрос из кроссворда.
- Зелёные удобрения?
- Я о таком чуде даже никогда и не слышала, - удивлённо призналась её собеседница и пожала плечами.
- Я тоже.
- Сидераты, - подсказал им БОМЖ, лёжа на спине с закрытыми глазами.
Они обе остановились и заинтересованно посмотрели на него, потом проверили ответ.
- Правильно! – восхищённо воскликнула та, которая отвечала за записи. – Ну-ка Вам ещё один вопросик, гражданин: «Искусство ради искусства?».
Она решила подкинуть знатоку вопросы, на которые они с подругой ранее не смогли ответить, как ни старались.
- Маньеризм, - невозмутимо ответил Гриб, приоткрыл глаза и смотрел на них долгим немигающим взглядом.
- Тогда, древнекитайский философ? - не унималась женщина.
- Самый известный - Конфуций. Полагаю, что это то, что вам надо.
- И последний, очень сложный вопрос: «Взгляд назад, взгляд в прошлое?».
- Ретроспектива, - продолжал слёту отгадывать Иван Сергеевич.
- Вы, наверное, знали ответы на этот кроссворд, - с ироничной ухмылкой на лице засомневалась в его способностях женщина.
- Первый раз слышу. Буду предельно откровенен с вами, дамы: чтобы отвечать на подобные вопросы, надо иметь определённый уровень знаний и соответствующий интеллект, - скептически намекнул он на невыдающиеся возможности собеседниц.– Уяснили?
В глазах БОМЖа явно читалась скрытая усмешка.
Женщины смотрели на него с удивлением и переваривали услышанную дерзость.
- Для уточнения проверим ваши энциклопедические знания. Возможно, я ошибаюсь. Угадайте сходу: «Клара Цеткин – это мужик или женщина?».
Подружки продолжали, молча хлопать глазами.
- Это женщина, - не дождавшись ответа, пояснил он, с самодовольным видом ехидно подсмеиваясь.
Ивана Сергеевича развеселили их глаза по пять копеек.
– Не могу знать, какой была Цеткин дамой, но однозначно женского рода, - тут его потянуло на разглагольствования. - Я бы современным штангисткам, женщинам-боксёрам, борцам и всем  спортсменкам не женских видов спорта по этому подобию давал бы фамилии. Например: «Штангистка Валя Петров, метатель молота Аня Дудкин, или ещё лучше - армресслер Надя Бочкин».    
Окончив умничать и посмотрев на кислые лица собеседниц, по всем признакам не разделявших данную точку зрения, Иван Сергеевич безразлично повернулся набок в сторону стенки, чтобы погрузиться в сон.
- Скучно с вами, - услышали женщины упрёк в свой адрес.
Они ожили и удивлённо переглянулись.
- Ничего не понимаю, БОМЖ на такие вопросы отвечает! – прошептала одна другой. - Всезнайка с «пещерным» видом.
- Самое интересное, что БОМЖ – интеллектуал, намекает на то, что мы недоучки. Вот дела!
Иван Сергеевич не страдал тугоухостью и подслушал, о чём они шептались. Он, не поворачивая головы, бросил философскую фразу с кратким уточнением источника:
- Умное лицо – ещё не признак ума. Мюнхаузен, - монотонно произнёс Гриб.
Женщины улыбнулись.
- А апломба сколько, Боже мой! – произнесла одна из них и рассмеялась.
Они ушли, а впечатления тётушек перехлёстывали через край.
                                                                                                  
                                         ( продолжение следует)                                                                                              
                                                                                                  Ю.Таманский 
                                                                                                  г. Севастополь     2015г.
 
 

 

Грустная история - II

Путешествие Монахова.