ГлавнаяПрозаМалые формыРепортажи → «Сказ О царевне Лягушке» Мудрость в древних Сказах

«Сказ О царевне Лягушке» Мудрость в древних Сказах

26 ноября 2014 - Влад Ташевич
article255395.jpg

Жили-были на Свете Белом царь, без которого в голове совсем плохо, и царица, что зовется Мудрой Софией, что в Золотом царстве сознания обитает, где собственно голова и находится. И было у них три сына – мысли о том, как дальше жить, жизнь творить; да еще три сына – три состава человеческого сознания, а значит и семьи в целом, коя суть один большой организм: старший сын – суть олицетворение золотого царства сознания, где мудрая София правит, и где если лада нет – глупость обитает; средний сын – олицетворяет среднее царство сознания – медное, где дева Обида правит; а  младший — серебряное царство, коим боль управляет. И надумали царь с царицей женить сыновей, чтоб каждый из них в своем царстве правил, целостность для себя и семьи общей обрел. Жену найти — жизнь самости начинать,  обрести свою половинку – целостность обрести. Дали им в руки по луку – намерению, да по каленой стрелочке – желанию-хотению и отправили в чисто поле – поле чистого сознания.
Повернулись братья в разные стороны, да пустили стрелочки – свою судьбу пытать, счастья искать. А попала стрела старшего сына – мысли первой – в терем боярский (бо-яр – место, где ярь обитает) – чтобы мудрость не спала, ей ярная сила, движение надобно. Стрела среднего сына попала на купеческий двор (Купь – купа – купель – там вода, что чувства несет с солнцем Купалой венчается-единится), чтобы чувства угомонить-управить, обиду усмирить надо солнце правды зажечь. А стрела младшего далече улетела, с глаз скрылась, в дремучем лесе очутилась. И пошел Иван-дурак искать свою стрелу, свою судьбу заветную.
Долго ли коротко он шел, да на болото стоячее набрел, где мысли не текут и не плывут, а стоят, дремлют, от бездействия гниют-воняют, спящих по жизни поджидают, чтобы своим примером показать, как можно жизнь проспать, да без движения загнить-завонять, еще при жизни трупом стать. Вдруг видит посереди болота сидит лягушка-квакушка, его стрелу во рту держит. Кожа зеленая, сморщенная – красоты никакой в помине нет. Хотел Иван назад без оглядки бежать, да вдруг говорит лягушка человеческим голосом:
— Постой Иван, не убегай, возьми меня в жены.
Делать нечего, что хотел – то нашел, коль не то помыслил, то не то и получил. Когда  тобой боль правит, то мир тебя твоей же болью и ладит. Вот с болью Иван пошел – боль и нашел. Взял  Иван лягушку, завернул в платочек, да понес домой. А лягушка та не простая была, а Василиса Прекрасная, Кощеем заколдованная. Попала она к нему от мамки-няньки Бабы Яги Костяной Ноги, да не случайно, а в услужение, ума разума разумения. Предложил ей Кощей женою стать. Отказалась Василиса – не увидела, что Кощей не себя предлагает, а познать свою костность предлагает (кость – кощ – кощна – казна – богатство без развития). Не увидела этого Василиса за своей красотой – вот и обратил ее Кощей в лягушку на тридцать три года, да отправил на болото, где силы прошлого стоят, мудрание творят – поразмыслить да мудрости набраться. А личину другую дал, чтоб не о красоте Василиса думала, а в воды прошлого смотрела, двигаться вперед училась, дары Богов в богатство, а не казну превращать. Приходит Иван домой, а там уж братья со своими женами пред батюшкой да матушкой стоят, свою охоту кажут, благословения просят. Стоит Иван, стесняется, боль свою прячет. Тут его черед дошел жену будущую казать, свою охоту рассказать. Иван смущается, платочек пред всеми развязывает, лягушку показывает. Люд удивляется, только царица с царем не смущаются. Но на то и царь с царицей, чтоб мудрыми быть – вот и проверяют они по обычаю, кои предками еще заведен, охоту молодых — насколько готовы они семьи создать, ладом жить, да мир свой творить, друг друга целить. Вот и говорит царь: «А ну-ка милые сношеньки мои, коя из вас сноровистей будет да к утру мне ковер соткет. Ступайте, да за дело принимайтесь». Непростое дело царь задал – хитрое, то не просто ковер соткать в одну ночь нужно, а жизнь-судьбу показать, как ее строить да ладить молодые будут. Ведь ковер – дело мудрое: ков-ание м-ир-а великое. Пришел Иван домой, сел, голову повесил. Сидит мрачнее тучи, на себя и мир обиженный. Говорит ему лягушка: «Не кручинься, Иванушка, утро вечера мудренее, ложись-ка спать, утром видно будет».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Села она перед окном, из тумана стан сотворила, нити лунные да звездные протянула, да ковер ткать принялась, звезды частые в него вплетать – устремление к небесам да звездной божественной мудрости казать. А как Солнце всходить стало – работу закончила, лягушачью кожу натянула, да оземь ударилась – вновь в лягушку оборотилась. Проснулся Иван, взял ковер, да к батюшке пошел. А там уж братья старшие стоят, а царь-батюшка на троне сидит.
— Ну что ж, сыны милые, показывайте, что невестки сотворили, — молвил царь.
Развернул ковер старший сын: «Ну что ж, этот ковер в сенях постелить, ноги вытирать будем». То не оскорбление было, а честь не малая, ведь сени – место перед горницей, это вход в мир дома, через сени в мир семьи зло проникнуть может – тут ков-ер оберегающий нужен, зло не пускающий. Такое обережье сотворить — уменье надо. Жена, что обережье творит, достойна мудрость семьи охранять. Показал ковер средний сын: «Ну а этот – на конюшню, лошадей покрывать да вытирать будем». Чтобы чувства живы были, им резвость нужна, чтоб обида не возникала, да домом не правила, ее на пользу направить можно – резвость действий подгонять. Развернул ковер младший сын, а там часты звезды хоровод водят, месяц средь небес бежит, Солнышко светит: «Ну и ковер – всем коврам ковер! В горнице по праздникам такой вешать!» Мирозданье сей ковер изображал – путь души светлой к небесам напоминал. Вот и будет он гостям в празднике путь Богов в Ирий напоминать, пойти по сему пути души призывать. А что еще нужно, чтобы боль избыть – о великом предназначении души напомнить. «А теперь пускай-ка невестушки по рубашке мне к утру сотворят, посмотрим, как в этот раз справятся». Рубашка дело особенное – для мужа ее сотворить – себя показать, свое желание на развитие семьи указать. Свекру рубаху сотворить – знание о роде показать, как успела его узнать, корни понять, развитие рода как продолжить собралась. Пришел домой Иван, опять голову повесил, а лягушка опять свое: «Ложись Иван почивать, утро вечера мудренее».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Взяла туман – полотно раскроила, холодную росу собрала – полотно отбелила, паутину скатала – нити спряла, краски с цветов ночных собрала. А как солнышко всходить стало – рубашка уж готова была, а Василиса опять лягушкой обернулась. Проснулся Иван, взял сверток с рубашкой, да к батюшке пошел. А там уж братья старшие стоят, а царь-батюшка на троне сидит. Развернул царь рубашку старшего сына: «Ну что ж, хороша – на охоту одевать буду». Охота – для резвости ума и души раздолье. Для мудрости достойное оживление. Развернул царь рубашку невестой среднего сына сделанную: «А эту после бани надевать буду». Для того, чтобы обиду избыть, лучше всего в баню сходить. Не только человек в бане очищается – грязь со всего рода смывается. Развернул царь рубашку младшего сына невестой вышитую, а там дерева по подолу колышутся, кони резвые по рукавам пляшут, часты звезды по вороту рассыпаются: «Ну а эту только по праздникам надевать, народ удивлять!»
Узор рубашки сей не просто родовое древо отражает, да семью царя, его сыновей изображает, а пожелание содержит – не просто царем на земле стать, а до Богов в небесах, к звездам подняться. «Ну а теперь пусть испекут каравай к утру». Каравай —  пища не простая, а обрядовая, это пища богов, как ее невесты испекут, такие Боги и будут сию пищу вкушать. Пришел Иван домой – пуще прежнего голову повесил. А лягушка и спрашивает: «Что, Иван не весел, голову повесил? Что царь-батюшка уразумел-загадал?» Рассказал ей Иван о поручении царя-батюшки, а лягушка и говорит: «Ложись Иван почивать, утро вечера мудренее».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Взяла она пыльцу цветочную, молоко Млечного Пути, свет звезд ясных – в кадке все замесила, каравай сотворила. Солнышко взошло – Василиса опять в лягушку превратилась. Проснулся Иван, взял сверток с караваем, да к отцу пошел. Развернул царь каравай невесты старшего сына: «Этот каравай в голодный год есть». Чтоб разум чист был, живот иногда в голоде держать надо. Недаром говорят: «К сытому брюху — учение глухо». Развернул царь каравай невесты среднего сына: «Этим гостей непрошенных угощать». Непрошенный гость горечь вкушая, обидеться может и в тебе обиду вызвать, чтобы одному душой не гореть. Коли вылечиться от обиды хочешь – пилюлю не проглотишь, в себе будешь боль искать – душу себе и другому целить. Обиду с кем вкушаешь, с тем и вылечиться можешь. Развернул царь каравай младшего сына, а там храмы макоглавые вверх стремятся, терема да сады высятся: «Ну,  этот только по праздникам кушать!» Боль правит в нашем мире, и в любом доме, и если уметь распознавать ее да вовремя узнавать, да тело от  ее очищать, то любой дом дворцом покажется. «Что ж, дорогие сыны, вы себя показали, судьбу по нраву себе нашли, завтра пир и разом все три свадьбы сыграем».
Пришел Иван домой – голову повесил, думает, как на пир с лягушкой идти, как с ней венчаться. Боль в душе его горела – не увидел он за работами невесты своей красоту души ее – печалился. А лягушка и говорит: «Ступай-ка Иван завтра на пир один, а как услышишь стук да гром – не пугайся и гостям скажи – то моя лягушонка в коробчонке едет».
Наступил день, съехались гости, столы накрыли, вот и царевичи пожаловали со своими невестами, лишь Иван один пришел невесел. Вдруг услышали гости стук да гром – напугались, под лавки да столы попрятались. А Иван и говорит: «Не пугайтесь, люди добрые, то моя лягушонка в коробчонке едет». Подъезжает к палатам царским золотой возок, запряженный конями белыми, золотыми попонами укрытые. И выходит из нее краса — ни пером описать, ни в сказке сказать, и подходит к Ивану, низко кланяется, да руку подает. «Что ж ты Иван, бери свою невесту под руку, веди к родителям своим, проси благословения да женою нарекай, али не помнишь, что обещание дал, когда на болоте меня и свою стрелу нашел».
Обрадовался Иван, что суженая красавицей оказалась, взял ее за руку, к родителям повел, за стол рядом усадил. Пир веселый идет, народ гудет – праздник идет: молодых славят-величают, на жизнь наставляют. А Иван сидит думу думает – боль в нем старая свербит, охоту вызывает – хочется Ивану иметь красивую жену, а не лягушку. А в это время танец царь объявляет – молодиц танцевать вызывает. Вышли царевичей жены молодые – красоту казать, охоту в царевичах-мужьях пробуждать. Вышла Василиса Прекрасная, стала танец вести, левым рукавом махнула – озеро посередь залы образовалось, правым рукавом махнула – лебеди белые по озеру поплыли. Красуется Василиса, забыв, что не красотой надо лад создавать, а мудростью. А Иван тем временем домой побежал, кожу лягушачью схватил, да в печь кинул – кожа то и сгорела. Прибежала Василиса домой, кинулась под лавку, где кожу лягушачью оставила – а кожи нет, смотрит, а она в печи догорает. «Что же ты Иван наделал, всего три денечка до конца моего срока осталось, и была бы я твоею, а теперь ищи меня в царстве Кощея Бессмертного».
Налетел вихрь, закружил Василису, обернулась она кукушкою серой, и унес ее вихрь. Остался Иван один одинешенек. Потужил он, отцу с матерью повинился, да отправился Василису искать, из неволи ее добывать. Долго ли коротко его путь шел – до границы царств дошел. Смотрит – стоит избушка на курьих ножках, сзади лес темнеет, в избе огонь горит. «Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом», — говорит Иван. Повернулась избушка, а оттуда голос: «Это кто избушку повернул, меня разбудил? Чу, русским духом пахнет! Гой ли ты, добрый молодец?»
— Накорми, напои, в баньке попарь, а потом молодца, старая, спрашивай, — отвечает Яге Иван.
А жила в той избушке на границе миров Баба Яга – жрица мудрая, баба вещая, коя для того жила, чтобы молодцев неразумных за мудростью посылать судьбу свою искать, путь им подсказать. Поэтому и старой она величалась – мудрой значит. Накормила его волхвиня пищей не с этого мира, чтоб легче было пересечь Ивану границу миров, напоила водою не живой, не мертвой, в баньке попарила, душу раненую от боли излечила, дух прочь изгнала, да обратно потом возвернула. А после обо всем расспросила – куда идет, чего ищет, зачем путь держит. Поведал ей Иван, что натворил, что идет невесту свою искать – из неволи вызволять. Открыла ведунья, что трудная дорога ему предстоит в царство Кощея Бессмертного, что злато хранит-стережет, богам благодать никак не отдает. Властвует в том царстве камень недвижимый да кощь неотвратимый. А чтоб смерти избыть, надо смерть Кощея добыть, а смерть его в игле, а игла в яйце, яйцо в утке, а утка в зайце, а заяц в хрустальном ларце, а ларец на дубе, а дуб на острове Буяне на море на Окияне.  Встал Иван по утру, стал в дорогу собираться, а Баба Яга ему в дорогу клубочек дала. Клубочек непростой – волшебный, путеводный. Поблагодарил ягиню Иван, в путь отправился. Долго ли коротко он шел, трое сапог износил, три платья изорвал, глубоко в миры Нави зашел. Только присел отдохнуть, глядь – медведь стоит, врата прикрывает. Натянул Иван тетиву, а медведь говорит человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь». Не стал Иван в медведя стрелять, понял –  не простой то медведь, а сам Велес волохатый, хранитель врат из царств мертвых.
Дальше Иван пошел. Устал, притомился, проголодался. Видит – заяц сидит. Натянул лук, хотел тетиву спустить, да взмолился заяц человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь». Отпустил Иван зайца. Догадался, что не просто заяц это был, а страж Лунный, хранитель солнца Нави, который чувство ведания помогает раскрывать, интуицию человеку возвращать.
Долго шел Иван, еще три царства прошел, трое сапог стер, три платья износил, три мира яви одолел. Видит – селезень плавает, хотел тетиву натянуть, да заговорил селезень человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь».
Отпустил Иван селезня. Догадался, поумнел в дороге, что не простой селезень это был, а сам Род-хранитель, мира Яви творитель. Это тот селезень вначале мира в море нырял, остров Буян со дна доставал. Он помогает в себе зерно мечты доставать, родовую память пробуждать. Шел-шел Иван, в царство Прави зашел.
Видит, на берегу щука бъется. Взмолилась щука человеческим голосом: «Отпусти меня, Иван, в воду, я тебе пригожусь». Отпустил Иван щуку в воду. Понял – не простая то щука, Род то непроявленный, что весь мир на себе держит, весь мир родит. Помогает он в себе всё познать, от личин не бежать, к самому началу себя прийти. Катился клубочек катился, да к терему кощея прикатился. Солнце высоко стоит – Кощей на злате спит. Видит Иван – у окошка Василиса сидит, думу думает. Окликнул ее Иван и спрашивает: «Невестушка моя милая, что сидишь, печалишься, али с белым светом прощаешься? Не кручинься – вот он я, жених твой, Иван-царевич».
— Здрав будь, добрый молодец, сердечный друг Иванушка! Как ты сюда попал?
— Прошел я три царства Навных, три царства Явных, забрался на поднебесную, семь пар сапог износил, семь одеж изорвал, так к тебе стремился, так хотел тебя найти, из неволи вызволить.
— Как же мы убежим отсюда, Иванушка?
— Знаю я, где смерть кощеева хранится, но как до нее добраться – не знаю.
— Схоронись, Иванушка, солнце садет, скоро Кощей вернется, я у него про смерть его и вызнаю.
Тут раздался стук да гром, полыхнуло на небе, и приземлился на двор Змей о трех головах. Только и успел Иван в лопухи нырнуть. Ударился Змей оземь и обратился в Кощея Бессмертного. Кощей костями гремит, врата Нави хранит, миром мертвых правит, злато ведает, что богатством не стало, а в кощну превратилось. Учит он своим примером как трупом при жизни не стать, в движении не остановиться, богатство, Богами данное не зарывать, а в дело пускать. Не тот богат, у кого казны палат, а тот богат, кто богатство в дело пускает, себя развивает.
— Чу, чую русским духом пахнет!
— Почудилось тебе, Кащеюшка, сам над Русью налетался, духу  того набрался, вот и чуется тебе, – отвечает ему Василиса Премудрая. — Бдительность Кащея усыпляет, чарами да красой обволакивает. За стол его сажает, беседу ведет. Прошлый опыт привлекает, мудрой за то ее Кащей называет. Так в разговорах, да беседе вызнала Василиса как смерть Кащея найти, как к острову Буяну пройти. А как утро зачало, солнце взошло – Кощей улетел, а Иван в дорогу отправился.
Долго ли коротко шел Иван, пришел к морю, видит – остров Буян. Не простой это остров – с начал времен стоит. А на острове том дуб стоит, вершиной небеса подпирает, корнями исподний мир держит, ствол его между небесами Яви и Прави покоится. А на дубе том на цепях ларец хрустальный висит. Широк дуб, могуч – не обхватишь его, не повалишь его.
Вдруг откуда не возьмись Велес-медведь. Дуб лапами обнял, раскачал, да вырвал его с корнями, вниз макушкой опустил, корнями вверх задрал. Повалился сундук – раскололся, выбежал оттуда заяц, да как припустит. Оглянуться Иван не успел, как заяц Лунный того зайца настиг, лапкой стукнул, да из него утка выпорхнула. Летит утка, выше поднебесной поднимается. Глядь, селезень ввысь взмывает, утку ту нагоняет, клювом разбивает, а оттуда яйцо падает, да в самое Окиан-море! Закручинился Иван – как яйцо со дна достать. Глядь, а в море щука плещется. Щука в море ныряла, яйцо доставала, Ивану возвращала.
Иван не просто яйцо разбивал, иглу доставал – мир заново создавал: мировой столб-дуб медведь Велес повернул – время заново начал, зайца заяц разбил – Солнце да Луну заново родил, селезень утку поймал – мир заново зачинал, щука-Род яйцо достала – вселенную заново зачинала. То не просто смерть Кощея на конце иглы – то смерть старого мира, а за ним начало нового, где бог не казну хранит, а богатство творит, где красота не просто напоказ блистает – мир  и бога ладит да правит.
Иван-дурак иглу сломал – Кощею и миру старому смерть послал. Свет заново зачинался, остров Буян и мир заново нарождался. А в нем уже Иван  не дурак, а царевич, Василиса не просто Прекрасная, а Премудрая. Иван смог боль да страх в дороге избыть, себя старого перекроить, Василиса у Кощея  в ученицах была, в болоте сидела – из прошлого опыт извлекать наумела. А там дорога не дальняя – близкая к родителям в дом, царю с царицей поклон. В трудах да старанье Иван и Василиса себя обрели, целым стали, семьей называться стали, чего и вам пожелали. Был и я на их пиру – поучился разуму да уму, как боль и гордыню избыть, себя не забыть, к себе идти, мир творить, семью ладить.
 

 

© Copyright: Влад Ташевич, 2014

Регистрационный номер №0255395

от 26 ноября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0255395 выдан для произведения:
Жили-были на Свете Белом царь, без которого в голове совсем плохо, и царица, что зовется Мудрой Софией, что в Золотом царстве сознания обитает, где собственно голова и находится. И было у них три сына – мысли о том, как дальше жить, жизнь творить; да еще три сына – три состава человеческого сознания, а значит и семьи в целом, коя суть один большой организм: старший сын – суть олицетворение золотого царства сознания, где мудрая София правит, и где если лада нет – глупость обитает; средний сын – олицетворяет среднее царство сознания – медное, где дева Обида правит; а  младший — серебряное царство, коим боль управляет. И надумали царь с царицей женить сыновей, чтоб каждый из них в своем царстве правил, целостность для себя и семьи общей обрел. Жену найти — жизнь самости начинать,  обрести свою половинку – целостность обрести. Дали им в руки по луку – намерению, да по каленой стрелочке – желанию-хотению и отправили в чисто поле – поле чистого сознания.
Повернулись братья в разные стороны, да пустили стрелочки – свою судьбу пытать, счастья искать. А попала стрела старшего сына – мысли первой – в терем боярский (бо-яр – место, где ярь обитает) – чтобы мудрость не спала, ей ярная сила, движение надобно. Стрела среднего сына попала на купеческий двор (Купь – купа – купель – там вода, что чувства несет с солнцем Купалой венчается-единится), чтобы чувства угомонить-управить, обиду усмирить надо солнце правды зажечь. А стрела младшего далече улетела, с глаз скрылась, в дремучем лесе очутилась. И пошел Иван-дурак искать свою стрелу, свою судьбу заветную.
Долго ли коротко он шел, да на болото стоячее набрел, где мысли не текут и не плывут, а стоят, дремлют, от бездействия гниют-воняют, спящих по жизни поджидают, чтобы своим примером показать, как можно жизнь проспать, да без движения загнить-завонять, еще при жизни трупом стать. Вдруг видит посереди болота сидит лягушка-квакушка, его стрелу во рту держит. Кожа зеленая, сморщенная – красоты никакой в помине нет. Хотел Иван назад без оглядки бежать, да вдруг говорит лягушка человеческим голосом:
— Постой Иван, не убегай, возьми меня в жены.
Делать нечего, что хотел – то нашел, коль не то помыслил, то не то и получил. Когда  тобой боль правит, то мир тебя твоей же болью и ладит. Вот с болью Иван пошел – боль и нашел. Взял  Иван лягушку, завернул в платочек, да понес домой. А лягушка та не простая была, а Василиса Прекрасная, Кощеем заколдованная. Попала она к нему от мамки-няньки Бабы Яги Костяной Ноги, да не случайно, а в услужение, ума разума разумения. Предложил ей Кощей женою стать. Отказалась Василиса – не увидела, что Кощей не себя предлагает, а познать свою костность предлагает (кость – кощ – кощна – казна – богатство без развития). Не увидела этого Василиса за своей красотой – вот и обратил ее Кощей в лягушку на тридцать три года, да отправил на болото, где силы прошлого стоят, мудрание творят – поразмыслить да мудрости набраться. А личину другую дал, чтоб не о красоте Василиса думала, а в воды прошлого смотрела, двигаться вперед училась, дары Богов в богатство, а не казну превращать. Приходит Иван домой, а там уж братья со своими женами пред батюшкой да матушкой стоят, свою охоту кажут, благословения просят. Стоит Иван, стесняется, боль свою прячет. Тут его черед дошел жену будущую казать, свою охоту рассказать. Иван смущается, платочек пред всеми развязывает, лягушку показывает. Люд удивляется, только царица с царем не смущаются. Но на то и царь с царицей, чтоб мудрыми быть – вот и проверяют они по обычаю, кои предками еще заведен, охоту молодых — насколько готовы они семьи создать, ладом жить, да мир свой творить, друг друга целить. Вот и говорит царь: «А ну-ка милые сношеньки мои, коя из вас сноровистей будет да к утру мне ковер соткет. Ступайте, да за дело принимайтесь». Непростое дело царь задал – хитрое, то не просто ковер соткать в одну ночь нужно, а жизнь-судьбу показать, как ее строить да ладить молодые будут. Ведь ковер – дело мудрое: ков-ание м-ир-а великое. Пришел Иван домой, сел, голову повесил. Сидит мрачнее тучи, на себя и мир обиженный. Говорит ему лягушка: «Не кручинься, Иванушка, утро вечера мудренее, ложись-ка спать, утром видно будет».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Села она перед окном, из тумана стан сотворила, нити лунные да звездные протянула, да ковер ткать принялась, звезды частые в него вплетать – устремление к небесам да звездной божественной мудрости казать. А как Солнце всходить стало – работу закончила, лягушачью кожу натянула, да оземь ударилась – вновь в лягушку оборотилась. Проснулся Иван, взял ковер, да к батюшке пошел. А там уж братья старшие стоят, а царь-батюшка на троне сидит.
— Ну что ж, сыны милые, показывайте, что невестки сотворили, — молвил царь.
Развернул ковер старший сын: «Ну что ж, этот ковер в сенях постелить, ноги вытирать будем». То не оскорбление было, а честь не малая, ведь сени – место перед горницей, это вход в мир дома, через сени в мир семьи зло проникнуть может – тут ков-ер оберегающий нужен, зло не пускающий. Такое обережье сотворить — уменье надо. Жена, что обережье творит, достойна мудрость семьи охранять. Показал ковер средний сын: «Ну а этот – на конюшню, лошадей покрывать да вытирать будем». Чтобы чувства живы были, им резвость нужна, чтоб обида не возникала, да домом не правила, ее на пользу направить можно – резвость действий подгонять. Развернул ковер младший сын, а там часты звезды хоровод водят, месяц средь небес бежит, Солнышко светит: «Ну и ковер – всем коврам ковер! В горнице по праздникам такой вешать!» Мирозданье сей ковер изображал – путь души светлой к небесам напоминал. Вот и будет он гостям в празднике путь Богов в Ирий напоминать, пойти по сему пути души призывать. А что еще нужно, чтобы боль избыть – о великом предназначении души напомнить. «А теперь пускай-ка невестушки по рубашке мне к утру сотворят, посмотрим, как в этот раз справятся». Рубашка дело особенное – для мужа ее сотворить – себя показать, свое желание на развитие семьи указать. Свекру рубаху сотворить – знание о роде показать, как успела его узнать, корни понять, развитие рода как продолжить собралась. Пришел домой Иван, опять голову повесил, а лягушка опять свое: «Ложись Иван почивать, утро вечера мудренее».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Взяла туман – полотно раскроила, холодную росу собрала – полотно отбелила, паутину скатала – нити спряла, краски с цветов ночных собрала. А как солнышко всходить стало – рубашка уж готова была, а Василиса опять лягушкой обернулась. Проснулся Иван, взял сверток с рубашкой, да к батюшке пошел. А там уж братья старшие стоят, а царь-батюшка на троне сидит. Развернул царь рубашку старшего сына: «Ну что ж, хороша – на охоту одевать буду». Охота – для резвости ума и души раздолье. Для мудрости достойное оживление. Развернул царь рубашку невестой среднего сына сделанную: «А эту после бани надевать буду». Для того, чтобы обиду избыть, лучше всего в баню сходить. Не только человек в бане очищается – грязь со всего рода смывается. Развернул царь рубашку младшего сына невестой вышитую, а там дерева по подолу колышутся, кони резвые по рукавам пляшут, часты звезды по вороту рассыпаются: «Ну а эту только по праздникам надевать, народ удивлять!»
Узор рубашки сей не просто родовое древо отражает, да семью царя, его сыновей изображает, а пожелание содержит – не просто царем на земле стать, а до Богов в небесах, к звездам подняться. «Ну а теперь пусть испекут каравай к утру». Каравай —  пища не простая, а обрядовая, это пища богов, как ее невесты испекут, такие Боги и будут сию пищу вкушать. Пришел Иван домой – пуще прежнего голову повесил. А лягушка и спрашивает: «Что, Иван не весел, голову повесил? Что царь-батюшка уразумел-загадал?» Рассказал ей Иван о поручении царя-батюшки, а лягушка и говорит: «Ложись Иван почивать, утро вечера мудренее».
Солнце скрылось, Луна взошла, ударилась лягушка об пол, скинула кожу и предстала перед звездными очами Василиса Прекрасная. Взяла она пыльцу цветочную, молоко Млечного Пути, свет звезд ясных – в кадке все замесила, каравай сотворила. Солнышко взошло – Василиса опять в лягушку превратилась. Проснулся Иван, взял сверток с караваем, да к отцу пошел. Развернул царь каравай невесты старшего сына: «Этот каравай в голодный год есть». Чтоб разум чист был, живот иногда в голоде держать надо. Недаром говорят: «К сытому брюху — учение глухо». Развернул царь каравай невесты среднего сына: «Этим гостей непрошенных угощать». Непрошенный гость горечь вкушая, обидеться может и в тебе обиду вызвать, чтобы одному душой не гореть. Коли вылечиться от обиды хочешь – пилюлю не проглотишь, в себе будешь боль искать – душу себе и другому целить. Обиду с кем вкушаешь, с тем и вылечиться можешь. Развернул царь каравай младшего сына, а там храмы макоглавые вверх стремятся, терема да сады высятся: «Ну,  этот только по праздникам кушать!» Боль правит в нашем мире, и в любом доме, и если уметь распознавать ее да вовремя узнавать, да тело от  ее очищать, то любой дом дворцом покажется. «Что ж, дорогие сыны, вы себя показали, судьбу по нраву себе нашли, завтра пир и разом все три свадьбы сыграем».
Пришел Иван домой – голову повесил, думает, как на пир с лягушкой идти, как с ней венчаться. Боль в душе его горела – не увидел он за работами невесты своей красоту души ее – печалился. А лягушка и говорит: «Ступай-ка Иван завтра на пир один, а как услышишь стук да гром – не пугайся и гостям скажи – то моя лягушонка в коробчонке едет».
Наступил день, съехались гости, столы накрыли, вот и царевичи пожаловали со своими невестами, лишь Иван один пришел невесел. Вдруг услышали гости стук да гром – напугались, под лавки да столы попрятались. А Иван и говорит: «Не пугайтесь, люди добрые, то моя лягушонка в коробчонке едет». Подъезжает к палатам царским золотой возок, запряженный конями белыми, золотыми попонами укрытые. И выходит из нее краса — ни пером описать, ни в сказке сказать, и подходит к Ивану, низко кланяется, да руку подает. «Что ж ты Иван, бери свою невесту под руку, веди к родителям своим, проси благословения да женою нарекай, али не помнишь, что обещание дал, когда на болоте меня и свою стрелу нашел».
Обрадовался Иван, что суженая красавицей оказалась, взял ее за руку, к родителям повел, за стол рядом усадил. Пир веселый идет, народ гудет – праздник идет: молодых славят-величают, на жизнь наставляют. А Иван сидит думу думает – боль в нем старая свербит, охоту вызывает – хочется Ивану иметь красивую жену, а не лягушку. А в это время танец царь объявляет – молодиц танцевать вызывает. Вышли царевичей жены молодые – красоту казать, охоту в царевичах-мужьях пробуждать. Вышла Василиса Прекрасная, стала танец вести, левым рукавом махнула – озеро посередь залы образовалось, правым рукавом махнула – лебеди белые по озеру поплыли. Красуется Василиса, забыв, что не красотой надо лад создавать, а мудростью. А Иван тем временем домой побежал, кожу лягушачью схватил, да в печь кинул – кожа то и сгорела. Прибежала Василиса домой, кинулась под лавку, где кожу лягушачью оставила – а кожи нет, смотрит, а она в печи догорает. «Что же ты Иван наделал, всего три денечка до конца моего срока осталось, и была бы я твоею, а теперь ищи меня в царстве Кощея Бессмертного».
Налетел вихрь, закружил Василису, обернулась она кукушкою серой, и унес ее вихрь. Остался Иван один одинешенек. Потужил он, отцу с матерью повинился, да отправился Василису искать, из неволи ее добывать. Долго ли коротко его путь шел – до границы царств дошел. Смотрит – стоит избушка на курьих ножках, сзади лес темнеет, в избе огонь горит. «Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом», — говорит Иван. Повернулась избушка, а оттуда голос: «Это кто избушку повернул, меня разбудил? Чу, русским духом пахнет! Гой ли ты, добрый молодец?»
— Накорми, напои, в баньке попарь, а потом молодца, старая, спрашивай, — отвечает Яге Иван.
А жила в той избушке на границе миров Баба Яга – жрица мудрая, баба вещая, коя для того жила, чтобы молодцев неразумных за мудростью посылать судьбу свою искать, путь им подсказать. Поэтому и старой она величалась – мудрой значит. Накормила его волхвиня пищей не с этого мира, чтоб легче было пересечь Ивану границу миров, напоила водою не живой, не мертвой, в баньке попарила, душу раненую от боли излечила, дух прочь изгнала, да обратно потом возвернула. А после обо всем расспросила – куда идет, чего ищет, зачем путь держит. Поведал ей Иван, что натворил, что идет невесту свою искать – из неволи вызволять. Открыла ведунья, что трудная дорога ему предстоит в царство Кощея Бессмертного, что злато хранит-стережет, богам благодать никак не отдает. Властвует в том царстве камень недвижимый да кощь неотвратимый. А чтоб смерти избыть, надо смерть Кощея добыть, а смерть его в игле, а игла в яйце, яйцо в утке, а утка в зайце, а заяц в хрустальном ларце, а ларец на дубе, а дуб на острове Буяне на море на Окияне.  Встал Иван по утру, стал в дорогу собираться, а Баба Яга ему в дорогу клубочек дала. Клубочек непростой – волшебный, путеводный. Поблагодарил ягиню Иван, в путь отправился. Долго ли коротко он шел, трое сапог износил, три платья изорвал, глубоко в миры Нави зашел. Только присел отдохнуть, глядь – медведь стоит, врата прикрывает. Натянул Иван тетиву, а медведь говорит человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь». Не стал Иван в медведя стрелять, понял –  не простой то медведь, а сам Велес волохатый, хранитель врат из царств мертвых.
Дальше Иван пошел. Устал, притомился, проголодался. Видит – заяц сидит. Натянул лук, хотел тетиву спустить, да взмолился заяц человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь». Отпустил Иван зайца. Догадался, что не просто заяц это был, а страж Лунный, хранитель солнца Нави, который чувство ведания помогает раскрывать, интуицию человеку возвращать.
Долго шел Иван, еще три царства прошел, трое сапог стер, три платья износил, три мира яви одолел. Видит – селезень плавает, хотел тетиву натянуть, да заговорил селезень человеческим голосом: «Не губи меня, Иван, я тебе пригожусь».
Отпустил Иван селезня. Догадался, поумнел в дороге, что не простой селезень это был, а сам Род-хранитель, мира Яви творитель. Это тот селезень вначале мира в море нырял, остров Буян со дна доставал. Он помогает в себе зерно мечты доставать, родовую память пробуждать. Шел-шел Иван, в царство Прави зашел.
Видит, на берегу щука бъется. Взмолилась щука человеческим голосом: «Отпусти меня, Иван, в воду, я тебе пригожусь». Отпустил Иван щуку в воду. Понял – не простая то щука, Род то непроявленный, что весь мир на себе держит, весь мир родит. Помогает он в себе всё познать, от личин не бежать, к самому началу себя прийти. Катился клубочек катился, да к терему кощея прикатился. Солнце высоко стоит – Кощей на злате спит. Видит Иван – у окошка Василиса сидит, думу думает. Окликнул ее Иван и спрашивает: «Невестушка моя милая, что сидишь, печалишься, али с белым светом прощаешься? Не кручинься – вот он я, жених твой, Иван-царевич».
— Здрав будь, добрый молодец, сердечный друг Иванушка! Как ты сюда попал?
— Прошел я три царства Навных, три царства Явных, забрался на поднебесную, семь пар сапог износил, семь одеж изорвал, так к тебе стремился, так хотел тебя найти, из неволи вызволить.
— Как же мы убежим отсюда, Иванушка?
— Знаю я, где смерть кощеева хранится, но как до нее добраться – не знаю.
— Схоронись, Иванушка, солнце садет, скоро Кощей вернется, я у него про смерть его и вызнаю.
Тут раздался стук да гром, полыхнуло на небе, и приземлился на двор Змей о трех головах. Только и успел Иван в лопухи нырнуть. Ударился Змей оземь и обратился в Кощея Бессмертного. Кощей костями гремит, врата Нави хранит, миром мертвых правит, злато ведает, что богатством не стало, а в кощну превратилось. Учит он своим примером как трупом при жизни не стать, в движении не остановиться, богатство, Богами данное не зарывать, а в дело пускать. Не тот богат, у кого казны палат, а тот богат, кто богатство в дело пускает, себя развивает.
— Чу, чую русским духом пахнет!
— Почудилось тебе, Кащеюшка, сам над Русью налетался, духу  того набрался, вот и чуется тебе, – отвечает ему Василиса Премудрая. — Бдительность Кащея усыпляет, чарами да красой обволакивает. За стол его сажает, беседу ведет. Прошлый опыт привлекает, мудрой за то ее Кащей называет. Так в разговорах, да беседе вызнала Василиса как смерть Кащея найти, как к острову Буяну пройти. А как утро зачало, солнце взошло – Кощей улетел, а Иван в дорогу отправился.
Долго ли коротко шел Иван, пришел к морю, видит – остров Буян. Не простой это остров – с начал времен стоит. А на острове том дуб стоит, вершиной небеса подпирает, корнями исподний мир держит, ствол его между небесами Яви и Прави покоится. А на дубе том на цепях ларец хрустальный висит. Широк дуб, могуч – не обхватишь его, не повалишь его.
Вдруг откуда не возьмись Велес-медведь. Дуб лапами обнял, раскачал, да вырвал его с корнями, вниз макушкой опустил, корнями вверх задрал. Повалился сундук – раскололся, выбежал оттуда заяц, да как припустит. Оглянуться Иван не успел, как заяц Лунный того зайца настиг, лапкой стукнул, да из него утка выпорхнула. Летит утка, выше поднебесной поднимается. Глядь, селезень ввысь взмывает, утку ту нагоняет, клювом разбивает, а оттуда яйцо падает, да в самое Окиан-море! Закручинился Иван – как яйцо со дна достать. Глядь, а в море щука плещется. Щука в море ныряла, яйцо доставала, Ивану возвращала.
Иван не просто яйцо разбивал, иглу доставал – мир заново создавал: мировой столб-дуб медведь Велес повернул – время заново начал, зайца заяц разбил – Солнце да Луну заново родил, селезень утку поймал – мир заново зачинал, щука-Род яйцо достала – вселенную заново зачинала. То не просто смерть Кощея на конце иглы – то смерть старого мира, а за ним начало нового, где бог не казну хранит, а богатство творит, где красота не просто напоказ блистает – мир  и бога ладит да правит.
Иван-дурак иглу сломал – Кощею и миру старому смерть послал. Свет заново зачинался, остров Буян и мир заново нарождался. А в нем уже Иван  не дурак, а царевич, Василиса не просто Прекрасная, а Премудрая. Иван смог боль да страх в дороге избыть, себя старого перекроить, Василиса у Кощея  в ученицах была, в болоте сидела – из прошлого опыт извлекать наумела. А там дорога не дальняя – близкая к родителям в дом, царю с царицей поклон. В трудах да старанье Иван и Василиса себя обрели, целым стали, семьей называться стали, чего и вам пожелали. Был и я на их пиру – поучился разуму да уму, как боль и гордыню избыть, себя не забыть, к себе идти, мир творить, семью ладить.
 

 
 
Рейтинг: +2 669 просмотров
Комментарии (6)
valerij reshetnik # 26 ноября 2014 в 20:45 +2
Сказка, конечно, старая, народная,
но мы живём постоянно сказками обещаний
тех, кто смысл не понимает жизни народа
и быль делает тёмной, как болото. c0137
Влад Ташевич # 1 декабря 2014 в 11:00 +1
Я сказки воспринимаю как СКАЗЫ, сказания о достоверном, но аллегорическими выражениями. Главное в этих сказах, дошедших до нас - народная мудрость, многовековые наблюдения и тайны зарождения мира.
Рад Вам весьма)
Анжелика Хорес # 1 декабря 2014 в 11:27 +1
Здорово! С какой подоплёкой, видением сказка! Никогда не думала о подстрочнике.
Влад Ташевич # 1 декабря 2014 в 11:29 0
Да, неожиданно))
Александр Виноградов-Белый # 6 декабря 2014 в 07:34 +1
Сказка ложь, да в ней намёк.
Влад Ташевич # 6 декабря 2014 в 11:08 0
Да, так и есть)