Мама Валя

 

 

                Мама Валя

 

Мать, устав от нестерпимой боли,

В страхе за страдающих детей,

Собрав в себе всю мощь и силу воли,

Кричит: «Спасите наших сыновей!»

 

Приехали в детский дом красивые дядя с тетей, и очень много они нам подарков привезли. Мне тогда всего шесть лет было. А среди детей уже слух прошел, что это не простые гости и что хотят они выбрать среди нас себе сына или дочку и стать ему или ей правдашними, настоящими, добрыми и красивыми папой и мамой. Я как увидела гостей, таки поняла, что снились они мне уже во сне, и не один раз - это за мной они приехали. Чувствовала я все это своим маленьким сердцем, а сказать не могла, так я растерялась. Тут наша воспитательница и говорит нам: «Расскажите, дети, стихо­творение нашим гостям. Можете и спеть, и станцевать - все можете. Только старайтесь». Очень стараются дети, всем хочется папу с мамой удивить. И еще им домой очень хочется: далеко-далеко уехать на поезде к самому синему морю. Как в сказке. Дошла и до меня очередь. И стала я танцевать, потому что все слова позабыла. Петь, и говорить я уже не могла, все из головы моей вылетело. Одно я знала и понимала: это мои папа с мамой. Кружилась я в беленьком платьице с огромными яркими бантами на голове в немыслимо сказочном танце. Под чудесную музыку, что из меня струилась. И все замолчали: и взрослые, и дети - очаровала я их. Много было в этом танце и земного чуда, и небесного, и горького до слез - от моей доли сирот­ской. Не могли этого не заметить мои родители и не почувство­вать мою душу. Смахнула слезинки с глаз своих Любовь Яковлев­на Вялых и протянула ко мне свои добрые руки. Я застыла на месте от удивления, еще не понимая всего произошедшего. Я верила и не верила, что тетя зовет меня к себе, меня, а не кого-то другого, ведь столько детей вокруг. Изумленные глаза сирот, которые раньше меня поняли все это, торопили меня: «Ну что же ты? Спеши, а то уйдут. Лети!» Вся разнаряженная и легкая, я не поняла, как оказалась на руках у своей мамы и застыла там, крепко обвив ее шею своими ручонками:

- Я ждала тебя, мама. Долго-долго.

Слезы катились из глаз детей от счастья, большого и нежного, как летнее солнце, которое никого не забыло.

Мой папа Василий Иванович Вялых раньше всех пришел в себя. Увидев столько плачущих лиц, он растерялся, но его добрая душа подсказала, что счастливые детские слезы могут перейти в настоящие, горькие и неудержимые. И тогда Васи­лий Иванович принялся совать конфеты в детские ручонки: «Кушайте на здоровье, ешьте!»

Моя родная мама Татьяна Яковлевна Кравченко умерла от болезни, когда мне не было еще и года. Мой отец тогда уже не жил с семьей и меня как сироту отдали в детский дом. Позднее в своих стихах я выразила эту незабываемую боль такими словами:

 

Так распорядилась моя судьба,

Что мало помню я сиротские года,

Тот детский дом на берегах Биры,

И там, внутри, под крышею детдома,

Всегда звучало как-то незнакомо:

«Вот эта Валя, тоже сирота».

 

Я свято верю, что Господь Бог послал мне таких родителей, как мои новые папа с мамой. Иначе всего этого я и не представляю: всю свою сиротскую долю и такой чудесный день моего нового рождения. Прекрасные и высокообразованные, мои родители привили мне любовь к знаниям и труду, а глав­ное - любовь к людям. Они являются примером для меня в этой жизни.

И все же я иду по жизни своей, необычной дорогой: навер­ное, это мое предназначение свыше. И пусть это покажется кому-то смешным, но каждый человек должен выполнить свою добрую миссию в этой жизни. Иначе он не жил, его просто не было в этом мире, он умер еще раньше.

Я смотрю на Валентину Васильевну, ее красивое лицо в ореоле седеющих волос. Ее тихий, но душевный голос при­влекает к себе людей своей искренностью, а большие серые глаза лучатся добротой и чистотой. А то вдруг вспыхнули веселой смешинкой, и хочется ее слушать и слушать бесконечно. Ведь не зря называют ее молодые солдаты мамой Валей. Проще и точнее вряд ли скажешь. Сколько силы и мысли в этих словах, как все это измерить! Вот такая она, мама Валя, Валентина Васильевна Бычкова, председатель комитета солдатских матерей.

- Я никогда не чувствовала себя сиротой со своими родителями, но и не забывала об этом никогда. Наверное, это особенность моего характера, - рассказывает Валентина Васильевна. – И, тем не менее я росла очень веселой и общи­тельной девочкой. Танцы и пение всегда привлекали меня и с легкостью очаровывали мою душу. Всего какой-то миг, и мы уже становимся, едины в чудесной силе и невысказанной красоте танца. Также легко мне давалось и рисование. Летела невиданной красоты бабочка и задела мое детское вообра­жение. Очарованная, я возвращаю ее в сказку, тут же нарисованную на альбомном листе. И парит уже там моя волшебная принцесса-бабочка в лучах солнца, мимо рук доброго молодца, да не дается ему, ведь сказка еще только начинается.

Наверное, поэтому я и выучилась на клубного работника, ведь фантазии и мечты во мне было не измерить сколько. А дел там было, сколько не сделанных, в этой любимой работе! Хоть живи там, создавай новую сказку. Наверное, оно так и есть, ведь вся моя жизнь прожита так, что иначе не скажешь - сказка. Сказка, где обязательно добро побеждает зло, все люди красивые и добрые и любят свою Родину.

Там и мужа я встретила - прямо на работу ко мне в клуб пришел красавец старшина пограничник. Чудо-богатырь Вячеслав Бычков. Молодой, улыбчивый и очень добрый человек. Тут наш директор совхоза Николай Иванович Крюков весело говорит пограничнику: «Смотри, герой, а то уведут нашу принцессу, - и на меня глазами показывает, - обидно будет». Встретилась я взглядом с Вячеславом и поняла, что он - судьба моя. Своей душой поняла. Он тоже все понял, герой моей мечты.

- Как ремонт клуба закончите, так и свадьбу сыграем. Всех приглашаем. Правда, Валя?

- Вот это по-нашему, - радуется как ребенок Николай Иванович.

И все люди вокруг нас счастливы, ведь мало счастья не бывает - его всем хватает. А через месяц комсомольская свадьба гремела так, что и на той стороне Амура слышно было. А отзвуки ее плясали по отрогам Малого Хингана, и Амур-батюшка притопывал в такт пляске: «Эх-эх-эх!».

Так и получилось, что вся мой дальнейшая жизнь связана с военной службой моего мужа: куда он, туда и я, что ниточка за иголочкой. Но иногда тяжело становится ветерану-пограничнику, моему Славику, доброму и любимому человеку - воспоминания так и давят его, хотят раздавить и уничтожить героя.

.. .Прут китайцы грудью на наших пограничников, плюют им в лицо, пинают их ногами, но стрелять в провокаторов нельзя, нет приказа. Но вдруг расступилась толпа озверевших маоистов. И по нашим воинам бьют в упор китайские захватчики из наших же советских автоматов. Разгорается бой, и уже нет сил, чтобы удержать наших бойцов: вот он враг идет на нашу землю, а там матери и дети. Это война! И все, как на войне: огонь! Быстро закончились патроны, ведь всего выдано по три рожка. И наши ребята ползают среди убитых китайцев и подбирают брошенные автоматы - огонь! Колют наших солдат маоисты штыками, выкалывают им глаза, обрезают уши. Но поднимаются пограничники в атаку - за Родину! Померкло солнце от дыма, снег сразу почернел от пролитой крови солдат. Заухали орудия с той стороны Амура, но опять нет приказа, нам стрелять по врагу: молчит Хабаровск, молчит и Москва. Как может быть такое? Как?

- Огонь! - командует начальник заставы, а больше никто не берет на себя ответственность за эту агрессию. - За Родину!

Смерч огня накрывает орды китайских захватчиков, весь остров Даманский и китайскую территорию. Тысячи трупов убитых врагов не заменят наших дорогих мальчишек, и боль от их потери несоизмерима ни с чем.

Затем Афганистан, и там опять воюет мой Вячеслав Петро­вич Бычков, голубоглазый и рано поседевший богатырь - за Родину! И падают наши солдаты на чужую землю, задыхаясь от пыли и ее горечи. И так два года там, в чужой стране, где солнце и то чужое. Ноет израненная спина, болят ноги у солдата. Молчат боевые награды и скорбен их лик. Нет Даманского и нет Афганистана, а боль в душе осталась навсегда - больно! И ему больно, и мне, и всем матерям, чьи дети уже никогда не вернутся домой. Нет войне!

Но гибнут наши солдаты и на войне, и без нее тоже гибнут. Надо остановить это безумие и жестокость. Ведь наши детки рождены для жизни, для счастья. Думайте, матери, и только всем вместе нам можно найти правильное решение. Оно есть, сердце подскажет его, но нельзя молчать - это смерть всем нам.

Я одиннадцать лет руковожу комитетом солдатских матерей нашей области. Тысячи писем прошло через мои руки и сердце, а это чужая боль, невыплаканные слезы и тяжкий стон души: «Помогите!» А ведь доходило до страшного варианта. Голодают пограничники! Жители села Пузино собирают по домам картошку, другие овощи, чтобы поддержать наших бойцов. Повариха варит им из своих домашних запасов, ведь баландой своих детей грех кормить - нельзя! Плачет женщина от безысходности своего положения, ведь и она сама не получает зарплату. Даже детское пособие никто в селе не получает. Также бедствуют офицеры и их семьи. Солдаты ходят через границу к китайцам и выменивают там, на продукты все, что можно. Тащат туда все, что плохо лежит, голод толкает их на безумие. Нет границы! Одежда изодрана, обуви нет, в наряды ходить не в чем. Хотя в городе прямо с машин продается и тушенка, и амуни­ция. Все новенькое, прямо со складов, а на заставах - пусто!

Я написала письмо в ФСБ, и все, как есть в нем изложила.

И то коллективное письмо с заставы тоже приложила к своему посланию - для больше убедительности. Ехали добрые люди в Москву и увезли мое письмо в Кремль. Через некоторое время приезжают ко мне на работу работники прокуратуры и изымают у меня всю документацию и письма. Представьте себе мое душевное состояние, тут поневоле седых волос добавится - и войны не надо. Но что мне делать? Дело сделано, и я жду вызова к следователю каждую минуту, а это пытка.

Я не знаю, кто со мной беседовал и чина его не знаю, но видно, что следователь проделал большую работу с моими бумагами. Усталое его лицо было открыто, и не было там неприязни ко мне. Оно прояснилось, так как с него исчезла тень усталости, и глаза его светились добротой.

- Извините нас, Валентина Васильевна. Я преклоняюсь перед вашим патриотизмом. Вы делаете нужное дело для всей нашей страны. Ваши документы и письма, что были изъяты нами, вам привезут на машине. Спасибо вам! - сейчас он улыбался, этот седеющий следователь, как обычный, простой человек. - Спасибо!

Налаживалась нормальная жизнь на заставах, где уже работали различные комиссии из разных ведомств. И вдруг еще одно важное событие в моей жизни - я получаю письмо от Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина. Очень хорошее письмо со словами благодарности ко мне за всю мою проделанную работу, на благо нашей Родины. У меня словно крылья за спиной выросли, и сразу померкли все мои обиды, и горечь в душе утихла за весь чиновничий холод, а порой и нескрываемую их враждебность ко мне. Захотелось мне еще лучше работать и еще больше делать людям добра - служить Отчизне.

Я никогда не забуду ельцинские годы правления. Это было роковое время для нашего государства и всего народа. Армия погибала без боя и без всякой войны, достаточно было одной подписи чиновника. Все продавалось и покупалось - вооружение, амуниция и, что самое страшное, люди. Нищета, беспредел и гибель простых людей никого не волновали: шел передел государственной собственности. Но были патриоты в России, они всегда были. И только благодаря этим людям, мы не растеряли свои главные ценности - чувство добра и наше стремление помочь другим людям, попавшим в беду.

Звонит мне жена начальника погранзаставы Виктория Северцева: «Валентина Васильевна, родная, приезжайте, а то беда случится. Что делать - не знаем».

Помогли мне добрые люди достать машину, и я уже в дороге. Скорее туда, на заставу. Встретили меня начальник заставы Северцев и его жена и сразу заговорили о деле. «Беда у нас, - рассказывают мне супруги. - Жена одного из молодых офицеров закрылась в своей квартире вместе с полутора­годовалым сыном и никого к себе в дом не пускает. Уже три дня прошло, и печка у нее не топится. А ведь конец октября на дворе, и по утрам трава изморозью покрывается - не до шуток теперь. Что делать - мы не знаем. Одна надежда на вас, больше никто нам не поможет. Ее муж лейтенант Родькин уехал служить в Таджикистан, один, без семьи, уехал. А там ведь война идет, и в приказе про семью ни слова нет. Все доку­менты на довольствие с ним уехали. Теперь Люда, жена его, и сын у нас на довольствии не числятся, нет документов. Обиделась девчонка на всех людей. Ведь сама она сиротой росла, а про сына своего совсем не думает - дитя еще. Но что мы можем сделать? - сетует начальник заставы, и лицо его взволновано. - Ничего не хочет она от нас принимать. Гордость не позволяет ей это сделать. Но ребенок ведь у нее».

Открыла нам дверь худенькая Люда Родькина, совсем еще подросток, и молча прошла до своей кровати, упала на нее лицом вниз. Маленький ребенок лежит в кроватке, видно, что он болен, личико его покрыто нездоровым румянцем. Он не кричит, этот малыш. Наверное, у него нет сил, плакать. А в доме у них, как говорится, хоть шаром покати: ни хлеба, ни макарон, ни крошки нет. Смотрит ребенок на меня своими синими глазенками, а в углах глаз слезинки таятся - страшно мне стало.

- Быстрее к врачу, - говорю я Вике и протягиваю ей безвольное тельце малыша. - Быстрее!

Села я возле Люды на табурет. Погладила ее по спутан­ным волосам. И давай ей рассказывать про то, как я со своим Славиком все заставы объездили. И ничего, мы живы, остались, да еще двоих детей вырастили. Долго я так говорила, Люда молчала, и я уже отчаялась чего-то от нее добиться. Как вдруг всхлипнула женщина, из-под подушки письмо достает и мне протягивает: «Читайте!» Письмо это было от ее мужа.

Можно сказать, что бодрым оно было. Но в конце были такие вот слова: «Со мной все может случится, поэтому ты свободна в своем выборе - устраивай свою жизнь сама». О ребенке, их ребенке, ни слова не было в этом письме.

Всхлипы превратились в рыдания, громкие и безудержные с тяжким стоном - плакала душа матери.

- Как он так может? Как? - Люда обняла меня, и мы вместе плакали.

Я приехала в город и металась по кабинетам - нужны деньги, и деньги приличные, чтобы хоть как-то помочь семье Родькиных. Но нищета кругом, никто не получает зарплату. И бюджетных денег - ноль. И вдруг меня осенило - банк! Только там есть деньги, ведь люди там не бедствуют - скорее туда!

Выслушала меня Лидия Зеленская, директор нашего отделения Сбербанка, и ее лицо омрачилось. И в банке тоже нет денег, как ни странно это звучит. Но помочь погранични­кам надо. Она задумалась, эта мудрая и добрая женщина. Седеющие ее волосы, казалось, излучали какую-то сильную энергию. Недаром говорится в народе, что когда человек делает людям добро, он весь светится. Это душа его ликует от счастья.

- Приходите завтра. Все будет нормально, - говорит мне директор банка. - Все будет хорошо.

На следующий день автобус с женщинами, заполненный подарками, мчится на заставу - скорее, скорее туда! Нашлись деньги, в это даже трудно поверить. Все сотрудники банка от чистого сердца принесли свои личные сбережения на подарки пограничникам и семье Родькиных. Безучастных людей не осталось, все единогласно решили помочь воинам - надо!

Удивились Северцевы такой делегации, что к ним на заставу приехала, но по нашим лицам они поняли, что все хорошо, выход найден. Прямо на улице были накрыты столы для всего личного состава части. Конфеты, торты, печенье, давно забытые даже по виду, а не то, что по вкусу, украшали столы. Солдаты, как малые дети, радовались угощению и хорошим подаркам, что были вручены каждому бойцу тут же, никого не забыли. Дошла очередь и до Люды Родькиной, она тоже была на празднике вместе с женами офицеров. Под аплодисменты ей вручили красивую шубу и зимние сапоги, а в придачу еще и валенки. Маленькому Мише Родькину тоже подарили валеночки, шубку и целую гору всякой одежды: «Расти, малыш, пограничником, сильным расти!» Директор банка вручила Людмиле конверт с деньгами: «Это от всех нас подарок. Чужой беды не бывает. Знай, что в ЕАО живут добрые и отзывчивые люди». Плачет Людмила от счастья. Какой счастливый день сегодня! И солнце сегодня очень яркое, и осень необычайно красивая, вся в золотых листьях. О люди, добрые-предобрые!

Вскоре приехал лейтенант Родькин и увез свою семью в Таджикистан. Мы добились этого от командования, через Москву действовали. Семья должна быть всегда вместе, иначе это не семья. Заезжал офицер перед отъездом ко мне и благодарил меня за помощь, но я не одна Родькиным помогала, а много хороших людей. Поэтому я сказала ему: «Когда ты сам будешь генералом, то не допускай такого, что случилось с твоей семьей. Помни это!»

Я слушаю Валентину Васильевну и восхищаюсь ее титанической работоспособностью и добротой. Вокруг нее горы писем и альбомы с фотографиями. Постоянно звонит телефон, и люди просят о встрече с ней. Когда она успевает все это делать, ведь семья у нее и папа с мамой старенькие, и им нужно внимание.

Я обязательно вернусь к этой теме - солдатских матерей и председателю этого комитета Валентине Васильевне Бычковой. Обязательно вернусь. Под впечатлением ее рассказов я четко представляю себе, как летит наша «вертушка» над полем боя где-то в Чечне. Летит мама Валя, везет нашим солдатам письма и посылочки от родных, а на земле разрываются снаряды, трассирующие пули врезаются в небо, рядом с вертолетом - это стреляют боевики. Залп с вертолета по боевикам, и уходит машина в сторону. «Нельзя рисковать гражданскими людьми и мамой Валей», - так думает командир. А на земле смерч огня, это бьют наши орудия и минометы по врагам. Ведь все воины знают, кто летит к ним в гости. И никто не заставляет подниматься наших бойцов в атаку, но они уже поднялись - за маму Валю! Она должна долететь!

Мать качает сына в колыбели,

На различных языках Земли

Молит Бога о его спасении:

Господи! Помилуй! Сохрани!

 

Слова В. Бычковой, из песни: «Зов материнского сердца».

 

30.01.2006г.

 

© Copyright: Григорий Хохлов, 2016

Регистрационный номер №0340736

от 6 мая 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0340736 выдан для произведения:

 

 

                Мама Валя

 

Мать, устав от нестерпимой боли,

В страхе за страдающих детей,

Собрав в себе всю мощь и силу воли,

Кричит: «Спасите наших сыновей!»

 

Приехали в детский дом красивые дядя с тетей, и очень много они нам подарков привезли. Мне тогда всего шесть лет было. А среди детей уже слух прошел, что это не простые гости и что хотят они выбрать среди нас себе сына или дочку и стать ему или ей правдашними, настоящими, добрыми и красивыми папой и мамой. Я как увидела гостей, таки поняла, что снились они мне уже во сне, и не один раз - это за мной они приехали. Чувствовала я все это своим маленьким сердцем, а сказать не могла, так я растерялась. Тут наша воспитательница и говорит нам: «Расскажите, дети, стихо­творение нашим гостям. Можете и спеть, и станцевать - все можете. Только старайтесь». Очень стараются дети, всем хочется папу с мамой удивить. И еще им домой очень хочется: далеко-далеко уехать на поезде к самому синему морю. Как в сказке. Дошла и до меня очередь. И стала я танцевать, потому что все слова позабыла. Петь, и говорить я уже не могла, все из головы моей вылетело. Одно я знала и понимала: это мои папа с мамой. Кружилась я в беленьком платьице с огромными яркими бантами на голове в немыслимо сказочном танце. Под чудесную музыку, что из меня струилась. И все замолчали: и взрослые, и дети - очаровала я их. Много было в этом танце и земного чуда, и небесного, и горького до слез - от моей доли сирот­ской. Не могли этого не заметить мои родители и не почувство­вать мою душу. Смахнула слезинки с глаз своих Любовь Яковлев­на Вялых и протянула ко мне свои добрые руки. Я застыла на месте от удивления, еще не понимая всего произошедшего. Я верила и не верила, что тетя зовет меня к себе, меня, а не кого-то другого, ведь столько детей вокруг. Изумленные глаза сирот, которые раньше меня поняли все это, торопили меня: «Ну что же ты? Спеши, а то уйдут. Лети!» Вся разнаряженная и легкая, я не поняла, как оказалась на руках у своей мамы и застыла там, крепко обвив ее шею своими ручонками:

- Я ждала тебя, мама. Долго-долго.

Слезы катились из глаз детей от счастья, большого и нежного, как летнее солнце, которое никого не забыло.

Мой папа Василий Иванович Вялых раньше всех пришел в себя. Увидев столько плачущих лиц, он растерялся, но его добрая душа подсказала, что счастливые детские слезы могут перейти в настоящие, горькие и неудержимые. И тогда Васи­лий Иванович принялся совать конфеты в детские ручонки: «Кушайте на здоровье, ешьте!»

Моя родная мама Татьяна Яковлевна Кравченко умерла от болезни, когда мне не было еще и года. Мой отец тогда уже не жил с семьей и меня как сироту отдали в детский дом. Позднее в своих стихах я выразила эту незабываемую боль такими словами:

 

Так распорядилась моя судьба,

Что мало помню я сиротские года,

Тот детский дом на берегах Биры,

И там, внутри, под крышею детдома,

Всегда звучало как-то незнакомо:

«Вот эта Валя, тоже сирота».

 

Я свято верю, что Господь Бог послал мне таких родителей, как мои новые папа с мамой. Иначе всего этого я и не представляю: всю свою сиротскую долю и такой чудесный день моего нового рождения. Прекрасные и высокообразованные, мои родители привили мне любовь к знаниям и труду, а глав­ное - любовь к людям. Они являются примером для меня в этой жизни.

И все же я иду по жизни своей, необычной дорогой: навер­ное, это мое предназначение свыше. И пусть это покажется кому-то смешным, но каждый человек должен выполнить свою добрую миссию в этой жизни. Иначе он не жил, его просто не было в этом мире, он умер еще раньше.

Я смотрю на Валентину Васильевну, ее красивое лицо в ореоле седеющих волос. Ее тихий, но душевный голос при­влекает к себе людей своей искренностью, а большие серые глаза лучатся добротой и чистотой. А то вдруг вспыхнули веселой смешинкой, и хочется ее слушать и слушать бесконечно. Ведь не зря называют ее молодые солдаты мамой Валей. Проще и точнее вряд ли скажешь. Сколько силы и мысли в этих словах, как все это измерить! Вот такая она, мама Валя, Валентина Васильевна Бычкова, председатель комитета солдатских матерей.

- Я никогда не чувствовала себя сиротой со своими родителями, но и не забывала об этом никогда. Наверное, это особенность моего характера, - рассказывает Валентина Васильевна. – И, тем не менее я росла очень веселой и общи­тельной девочкой. Танцы и пение всегда привлекали меня и с легкостью очаровывали мою душу. Всего какой-то миг, и мы уже становимся, едины в чудесной силе и невысказанной красоте танца. Также легко мне давалось и рисование. Летела невиданной красоты бабочка и задела мое детское вообра­жение. Очарованная, я возвращаю ее в сказку, тут же нарисованную на альбомном листе. И парит уже там моя волшебная принцесса-бабочка в лучах солнца, мимо рук доброго молодца, да не дается ему, ведь сказка еще только начинается.

Наверное, поэтому я и выучилась на клубного работника, ведь фантазии и мечты во мне было не измерить сколько. А дел там было, сколько не сделанных, в этой любимой работе! Хоть живи там, создавай новую сказку. Наверное, оно так и есть, ведь вся моя жизнь прожита так, что иначе не скажешь - сказка. Сказка, где обязательно добро побеждает зло, все люди красивые и добрые и любят свою Родину.

Там и мужа я встретила - прямо на работу ко мне в клуб пришел красавец старшина пограничник. Чудо-богатырь Вячеслав Бычков. Молодой, улыбчивый и очень добрый человек. Тут наш директор совхоза Николай Иванович Крюков весело говорит пограничнику: «Смотри, герой, а то уведут нашу принцессу, - и на меня глазами показывает, - обидно будет». Встретилась я взглядом с Вячеславом и поняла, что он - судьба моя. Своей душой поняла. Он тоже все понял, герой моей мечты.

- Как ремонт клуба закончите, так и свадьбу сыграем. Всех приглашаем. Правда, Валя?

- Вот это по-нашему, - радуется как ребенок Николай Иванович.

И все люди вокруг нас счастливы, ведь мало счастья не бывает - его всем хватает. А через месяц комсомольская свадьба гремела так, что и на той стороне Амура слышно было. А отзвуки ее плясали по отрогам Малого Хингана, и Амур-батюшка притопывал в такт пляске: «Эх-эх-эх!».

Так и получилось, что вся мой дальнейшая жизнь связана с военной службой моего мужа: куда он, туда и я, что ниточка за иголочкой. Но иногда тяжело становится ветерану-пограничнику, моему Славику, доброму и любимому человеку - воспоминания так и давят его, хотят раздавить и уничтожить героя.

.. .Прут китайцы грудью на наших пограничников, плюют им в лицо, пинают их ногами, но стрелять в провокаторов нельзя, нет приказа. Но вдруг расступилась толпа озверевших маоистов. И по нашим воинам бьют в упор китайские захватчики из наших же советских автоматов. Разгорается бой, и уже нет сил, чтобы удержать наших бойцов: вот он враг идет на нашу землю, а там матери и дети. Это война! И все, как на войне: огонь! Быстро закончились патроны, ведь всего выдано по три рожка. И наши ребята ползают среди убитых китайцев и подбирают брошенные автоматы - огонь! Колют наших солдат маоисты штыками, выкалывают им глаза, обрезают уши. Но поднимаются пограничники в атаку - за Родину! Померкло солнце от дыма, снег сразу почернел от пролитой крови солдат. Заухали орудия с той стороны Амура, но опять нет приказа, нам стрелять по врагу: молчит Хабаровск, молчит и Москва. Как может быть такое? Как?

- Огонь! - командует начальник заставы, а больше никто не берет на себя ответственность за эту агрессию. - За Родину!

Смерч огня накрывает орды китайских захватчиков, весь остров Даманский и китайскую территорию. Тысячи трупов убитых врагов не заменят наших дорогих мальчишек, и боль от их потери несоизмерима ни с чем.

Затем Афганистан, и там опять воюет мой Вячеслав Петро­вич Бычков, голубоглазый и рано поседевший богатырь - за Родину! И падают наши солдаты на чужую землю, задыхаясь от пыли и ее горечи. И так два года там, в чужой стране, где солнце и то чужое. Ноет израненная спина, болят ноги у солдата. Молчат боевые награды и скорбен их лик. Нет Даманского и нет Афганистана, а боль в душе осталась навсегда - больно! И ему больно, и мне, и всем матерям, чьи дети уже никогда не вернутся домой. Нет войне!

Но гибнут наши солдаты и на войне, и без нее тоже гибнут. Надо остановить это безумие и жестокость. Ведь наши детки рождены для жизни, для счастья. Думайте, матери, и только всем вместе нам можно найти правильное решение. Оно есть, сердце подскажет его, но нельзя молчать - это смерть всем нам.

Я одиннадцать лет руковожу комитетом солдатских матерей нашей области. Тысячи писем прошло через мои руки и сердце, а это чужая боль, невыплаканные слезы и тяжкий стон души: «Помогите!» А ведь доходило до страшного варианта. Голодают пограничники! Жители села Пузино собирают по домам картошку, другие овощи, чтобы поддержать наших бойцов. Повариха варит им из своих домашних запасов, ведь баландой своих детей грех кормить - нельзя! Плачет женщина от безысходности своего положения, ведь и она сама не получает зарплату. Даже детское пособие никто в селе не получает. Также бедствуют офицеры и их семьи. Солдаты ходят через границу к китайцам и выменивают там, на продукты все, что можно. Тащат туда все, что плохо лежит, голод толкает их на безумие. Нет границы! Одежда изодрана, обуви нет, в наряды ходить не в чем. Хотя в городе прямо с машин продается и тушенка, и амуни­ция. Все новенькое, прямо со складов, а на заставах - пусто!

Я написала письмо в ФСБ, и все, как есть в нем изложила.

И то коллективное письмо с заставы тоже приложила к своему посланию - для больше убедительности. Ехали добрые люди в Москву и увезли мое письмо в Кремль. Через некоторое время приезжают ко мне на работу работники прокуратуры и изымают у меня всю документацию и письма. Представьте себе мое душевное состояние, тут поневоле седых волос добавится - и войны не надо. Но что мне делать? Дело сделано, и я жду вызова к следователю каждую минуту, а это пытка.

Я не знаю, кто со мной беседовал и чина его не знаю, но видно, что следователь проделал большую работу с моими бумагами. Усталое его лицо было открыто, и не было там неприязни ко мне. Оно прояснилось, так как с него исчезла тень усталости, и глаза его светились добротой.

- Извините нас, Валентина Васильевна. Я преклоняюсь перед вашим патриотизмом. Вы делаете нужное дело для всей нашей страны. Ваши документы и письма, что были изъяты нами, вам привезут на машине. Спасибо вам! - сейчас он улыбался, этот седеющий следователь, как обычный, простой человек. - Спасибо!

Налаживалась нормальная жизнь на заставах, где уже работали различные комиссии из разных ведомств. И вдруг еще одно важное событие в моей жизни - я получаю письмо от Президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина. Очень хорошее письмо со словами благодарности ко мне за всю мою проделанную работу, на благо нашей Родины. У меня словно крылья за спиной выросли, и сразу померкли все мои обиды, и горечь в душе утихла за весь чиновничий холод, а порой и нескрываемую их враждебность ко мне. Захотелось мне еще лучше работать и еще больше делать людям добра - служить Отчизне.

Я никогда не забуду ельцинские годы правления. Это было роковое время для нашего государства и всего народа. Армия погибала без боя и без всякой войны, достаточно было одной подписи чиновника. Все продавалось и покупалось - вооружение, амуниция и, что самое страшное, люди. Нищета, беспредел и гибель простых людей никого не волновали: шел передел государственной собственности. Но были патриоты в России, они всегда были. И только благодаря этим людям, мы не растеряли свои главные ценности - чувство добра и наше стремление помочь другим людям, попавшим в беду.

Звонит мне жена начальника погранзаставы Виктория Северцева: «Валентина Васильевна, родная, приезжайте, а то беда случится. Что делать - не знаем».

Помогли мне добрые люди достать машину, и я уже в дороге. Скорее туда, на заставу. Встретили меня начальник заставы Северцев и его жена и сразу заговорили о деле. «Беда у нас, - рассказывают мне супруги. - Жена одного из молодых офицеров закрылась в своей квартире вместе с полутора­годовалым сыном и никого к себе в дом не пускает. Уже три дня прошло, и печка у нее не топится. А ведь конец октября на дворе, и по утрам трава изморозью покрывается - не до шуток теперь. Что делать - мы не знаем. Одна надежда на вас, больше никто нам не поможет. Ее муж лейтенант Родькин уехал служить в Таджикистан, один, без семьи, уехал. А там ведь война идет, и в приказе про семью ни слова нет. Все доку­менты на довольствие с ним уехали. Теперь Люда, жена его, и сын у нас на довольствии не числятся, нет документов. Обиделась девчонка на всех людей. Ведь сама она сиротой росла, а про сына своего совсем не думает - дитя еще. Но что мы можем сделать? - сетует начальник заставы, и лицо его взволновано. - Ничего не хочет она от нас принимать. Гордость не позволяет ей это сделать. Но ребенок ведь у нее».

Открыла нам дверь худенькая Люда Родькина, совсем еще подросток, и молча прошла до своей кровати, упала на нее лицом вниз. Маленький ребенок лежит в кроватке, видно, что он болен, личико его покрыто нездоровым румянцем. Он не кричит, этот малыш. Наверное, у него нет сил, плакать. А в доме у них, как говорится, хоть шаром покати: ни хлеба, ни макарон, ни крошки нет. Смотрит ребенок на меня своими синими глазенками, а в углах глаз слезинки таятся - страшно мне стало.

- Быстрее к врачу, - говорю я Вике и протягиваю ей безвольное тельце малыша. - Быстрее!

Села я возле Люды на табурет. Погладила ее по спутан­ным волосам. И давай ей рассказывать про то, как я со своим Славиком все заставы объездили. И ничего, мы живы, остались, да еще двоих детей вырастили. Долго я так говорила, Люда молчала, и я уже отчаялась чего-то от нее добиться. Как вдруг всхлипнула женщина, из-под подушки письмо достает и мне протягивает: «Читайте!» Письмо это было от ее мужа.

Можно сказать, что бодрым оно было. Но в конце были такие вот слова: «Со мной все может случится, поэтому ты свободна в своем выборе - устраивай свою жизнь сама». О ребенке, их ребенке, ни слова не было в этом письме.

Всхлипы превратились в рыдания, громкие и безудержные с тяжким стоном - плакала душа матери.

- Как он так может? Как? - Люда обняла меня, и мы вместе плакали.

Я приехала в город и металась по кабинетам - нужны деньги, и деньги приличные, чтобы хоть как-то помочь семье Родькиных. Но нищета кругом, никто не получает зарплату. И бюджетных денег - ноль. И вдруг меня осенило - банк! Только там есть деньги, ведь люди там не бедствуют - скорее туда!

Выслушала меня Лидия Зеленская, директор нашего отделения Сбербанка, и ее лицо омрачилось. И в банке тоже нет денег, как ни странно это звучит. Но помочь погранични­кам надо. Она задумалась, эта мудрая и добрая женщина. Седеющие ее волосы, казалось, излучали какую-то сильную энергию. Недаром говорится в народе, что когда человек делает людям добро, он весь светится. Это душа его ликует от счастья.

- Приходите завтра. Все будет нормально, - говорит мне директор банка. - Все будет хорошо.

На следующий день автобус с женщинами, заполненный подарками, мчится на заставу - скорее, скорее туда! Нашлись деньги, в это даже трудно поверить. Все сотрудники банка от чистого сердца принесли свои личные сбережения на подарки пограничникам и семье Родькиных. Безучастных людей не осталось, все единогласно решили помочь воинам - надо!

Удивились Северцевы такой делегации, что к ним на заставу приехала, но по нашим лицам они поняли, что все хорошо, выход найден. Прямо на улице были накрыты столы для всего личного состава части. Конфеты, торты, печенье, давно забытые даже по виду, а не то, что по вкусу, украшали столы. Солдаты, как малые дети, радовались угощению и хорошим подаркам, что были вручены каждому бойцу тут же, никого не забыли. Дошла очередь и до Люды Родькиной, она тоже была на празднике вместе с женами офицеров. Под аплодисменты ей вручили красивую шубу и зимние сапоги, а в придачу еще и валенки. Маленькому Мише Родькину тоже подарили валеночки, шубку и целую гору всякой одежды: «Расти, малыш, пограничником, сильным расти!» Директор банка вручила Людмиле конверт с деньгами: «Это от всех нас подарок. Чужой беды не бывает. Знай, что в ЕАО живут добрые и отзывчивые люди». Плачет Людмила от счастья. Какой счастливый день сегодня! И солнце сегодня очень яркое, и осень необычайно красивая, вся в золотых листьях. О люди, добрые-предобрые!

Вскоре приехал лейтенант Родькин и увез свою семью в Таджикистан. Мы добились этого от командования, через Москву действовали. Семья должна быть всегда вместе, иначе это не семья. Заезжал офицер перед отъездом ко мне и благодарил меня за помощь, но я не одна Родькиным помогала, а много хороших людей. Поэтому я сказала ему: «Когда ты сам будешь генералом, то не допускай такого, что случилось с твоей семьей. Помни это!»

Я слушаю Валентину Васильевну и восхищаюсь ее титанической работоспособностью и добротой. Вокруг нее горы писем и альбомы с фотографиями. Постоянно звонит телефон, и люди просят о встрече с ней. Когда она успевает все это делать, ведь семья у нее и папа с мамой старенькие, и им нужно внимание.

Я обязательно вернусь к этой теме - солдатских матерей и председателю этого комитета Валентине Васильевне Бычковой. Обязательно вернусь. Под впечатлением ее рассказов я четко представляю себе, как летит наша «вертушка» над полем боя где-то в Чечне. Летит мама Валя, везет нашим солдатам письма и посылочки от родных, а на земле разрываются снаряды, трассирующие пули врезаются в небо, рядом с вертолетом - это стреляют боевики. Залп с вертолета по боевикам, и уходит машина в сторону. «Нельзя рисковать гражданскими людьми и мамой Валей», - так думает командир. А на земле смерч огня, это бьют наши орудия и минометы по врагам. Ведь все воины знают, кто летит к ним в гости. И никто не заставляет подниматься наших бойцов в атаку, но они уже поднялись - за маму Валю! Она должна долететь!

Мать качает сына в колыбели,

На различных языках Земли

Молит Бога о его спасении:

Господи! Помилуй! Сохрани!

 

Слова В. Бычковой, из песни: «Зов материнского сердца».

 

30.01.2006г.

 

 
Рейтинг: 0 539 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!