В
дивизии, в отряде управления, летал у нас один самолет, мимо которого мало кто мог пройти, не облизнувшись. Ли-2 –
«Малый советский спиртоносец». На нем использовалось
40 литров спирта. Большой
спиртовоз – это Ан-8. Он по
110
литров этого добра таскал. Спирт использовался как
противообледенительное средство. Когда самолет попадал в зону обледенения,
система разбрызгивала спирт через каналы в винтах на плоскости и фюзеляж.
Обычно
эти самолеты, не успев оторваться от полосы, даже в Сахаре, сразу же попадали в
зону интенсивного обледенения. И до самой посадки из этой благословленной зоны
не выходили. Прямо рок какой-то над этими самолетами висел. Ненастье
подтверждалось метеобюлетнем, который подписывал дежурный синоптик. А уж он в
день полетов Ли-2 домой на бровях добирался. И дивизионное начальство
поражалось, как это все летают «ясно 10 и миллион на миллион», а вокруг Ли-2
облака с обледенением, причем интенсивным, кучкуются? Только на стоянке они
рассеиваются. Но за доверчивость у каждого дивизионного начальника в сейфе
бутылка со спиртом стояла. И было чем брусничный сироп сдобрить. А уж с
клоповкой* – высший пилотаж!
Однажды
самолет действительно попал в обледенение. Доложили командиру: лед быстро
нарастает! Он и сам это видел. Но команду на включение системы не давал. Все экономил. Когда правый летчик
начал слабо попискивать и управлять самолетом стало трудно, а угол атаки
приблизился к критическому, он сказал: «Включай!» и тут же через 2 секунды
крикнул «Выключай!» На их счастье они вышли из облаков. Командир попенял
экипажу. Не могли еще пару минут потерпеть? Сколько спирта зря израсходовали!
Матросы
в дивизионное начальство не входили. Но, вопреки требованиям устава и грозных
директив, норовили надраться, чем только можно. Спирт на этой стремянке
ценностей, ввиду своей действенности, стоял выше всех. Ночью самолет стоял на
охраняемой часовым стоянке и был опломбирован. Но наш матрос, которого куда ни
целуй, везде одно и то же мягкое место, не спит, думает: как бы офицеру жизнь
усложнить? И придумали.
С
некоторых пор спирта, что после полета оставался и тщательнейшим образом в
журнал, тремя подписями заверенный, занесен был, утром в бачке не оказывалось.
Бачок был пуст, как казна, которая везде и всегда пуста. Долгое время самое
скрупулезное расследование причин этого таинственного явления выявить не могло.
Одновременно участились случаи пьянства матросов. Они попадали на гауптвахту в
сильном опьянении и с дикой жаждой по утрам. Жажда немедленно переходила в
новое опьянение, стоило дать матросу вволю напиться воды. Привлеченный к следствию
оперуполномоченный особого отдела быстро тайное сделал явным.
В
состав группы хищения спирта входили: механик самолета, апист (водитель АПА –
аэродромного источника питания), часовой на посту и разводящий. Часовой
пропускал преступную группировку на пост и охранял их во время экспроприации
спирта. Разводящий должен был проинформировать группу в случае прибытия
дежурного по караулам или проверяющего. Апист снабжал предприятие
электроэнергией.
Главную роль
играл механик самолета. Он, выходя из
самолета, незаметно включал тумблер противообледенительной системы, которая,
из-за отсутствия тока на борту, даже будучи включенной, не работала. Ночью он прибывал на стоянку. Туда же
приезжал АПА. Оставалось только подключить АПА к самолету, запустить генератор
и подставить под винты тазики и котелки.
Сложнее было легализовать
открытие оперуполномоченного. Однако и тут нашли выход. Стартех самолета и
ответственный офицер заперлись в домике отряда управления, откуда стоянка ЛИ-2
была, как на ладони. Дежурный по караулам нейтрализовал разводящего. Остальных
арестовали стартех с ответственным офицером и вызванный патруль. Все нестыковки,
связанные с хранением и употреблением спирта на законные нужды, были списаны на
преступную группировку. Получалось, что они выпили целую железнодорожную
цистерну. Зато долгое время не было нужды «летать в облаках». Над всем Дальним
Востоком сияло безоблачное небо. К большому сожалению синоптиков.