Акварель

26 ноября 2021 - Валентин Воробьев
Аля обмакнул кисточку в гранёный стакан с водой и долго размешивал кристально чистую жидкость. Перед ним лежал большой альбом с листами из плотной, немного шероховатой бумаги и акварельные краски: всего семь, как у радуги, цветов. Всё это богатство ему подарили на День рождения родители.
Аля с детства любил рисовать; а теперь, когда ему исполнилось целых семь лет и он стал совсем большим, это желание зарисовать себе в альбом всё, чего только касался его взгляд, казалось, достигло заоблачных высот.
В садике всегда хвалили его рисунки и ставили в пример другим детям. А мама говорила, что, наверное, Аля станет известным художником, как и его двоюродные братья. Михаил и Рудольф (мама и папа называли их — Миня и Рудик) — мамины племянники — были уже взрослыми дядями и действительно работали художниками, правда, где — этого Аля не знал. Да и картин их Аля тоже никогда не видел. А ему так хотелось увидеть, хоть что-нибудь нарисованное его родственниками, которыми он очень гордился; ведь они были — художники!
Недавно Аля с родителями даже побывал у них в гостях. А жили они со своими жёнами в большой квартире на две семьи, в старом, ещё сталинской постройки доме, в центре города.
Все взрослые, по обычаю, сидели за большим круглым столом, пили водку, закусывали её разносолами, шумно что-то обсуждали и громко смеялись.
Аля, конечно, участия в их застолье не принимал; его накормила на кухне тётя Вера, жена Михаила, и теперь ему было скучно, и хотелось скорее пойти домой, ведь там его ждал альбом с красками.
Походив по квартире и подивившись на старинную мебель и дорогие ковры, чего не было, да и не могло быть в той каморке, в длинном чёрном бараке на окраине города, где ютилась Алина семья, мальчик подошёл к матери:
— Мам, а когда мы пойдём домой?
— Скоро, сынок, скоро, — мать погладила Алю по голове. А отец, сидевший рядом, сказал:
— Аля, не мешай взрослым, иди, порисуй лучше что-нибудь.
— Как же я буду рисовать, папа, у меня же здесь нет ни бумаги, ни красок?
— Иди, вон, попроси у Рудика, он тебе, кстати, и сам что-нибудь нарисует, он же художник! — легонько подтолкнул Алю отец.
Аля ещё робел вот так, запросто обращаться к двоюродному брату, тем более, что они были едва знакомы, да и Рудик был намного старше Али; но желание посмотреть, как рисует настоящий художник, всё же пересилило его робость и он подошёл к нему.
— Дядя Руда, — тихонько обратился Аля к своему родственнику. Но тот как раз выпивал очередную рюмку водки и поэтому совершенно не обратил внимания на мальчика.
— Дядя Руда! — уже громче позвал Аля.
— Чего тебе, Алик? — спросил, повернувшись к мальчику и дожёвывая кусок копчёной колбасы, Рудик.
— Дядя Руда, нарисуй-те мне что-нибудь, — Алик не рискнул пока называть Рудика просто по имени и переходить на «ты».
— Что? Нарисовать? — не понимая, переспросил Рудик.
— Да, нарисуйте, — уже смелее заговорил Аля, — вы же художник!
— Гм… художник… конечно, я художник! Что же тебе нарисовать и, главное, чем и на чём?
— Вот, вот, покажи своё мастерство, брат! — громко крикнул Миня, сидевший напротив, а его жена, Вера, тут же ткнула его локтем в бок. Миня как-то сразу сник и больше не сказал ни слова.
— Ну ладно, сейчас, — Рудик хлопнул себя по карманам брюк и вытащил из одного смятую половинку тетрадного листка, а из другого — какой-то огрызок зелёного, плохо заточенного карандаша. Разгладив бумагу на коленке, он тут же легко набросал какую-то странную фигуру. Затем он поднял листок над столом и, показав рисунок всем, отдал его Але:
— Вот, возьми на память, — широко улыбнулся Рудик и откинулся на спинку стула.
— Да, это шедевр! — опять подал голос Миня, правда, не так громко, опасливо косясь на свою супругу.
Аля смотрел на листок и даже не верил увиденному; на глаза ему навернулись слёзы. Рисунок изображал всадника на коне. Но разве это конь? Нет, это какой-то колченогий осёл, ноги которого разъехались, как у коровы на льду. А всадник был похож на горбуна в конусном клоунском колпаке. Одной рукой, о трёх пальцах, клоун держал над головой кривую саблю, похожую на серп, а другой рукой, вовсе без пальцев, каким-то образом цеплялся за гриву «коня». И это рисовал художник!
— Спасибо, — Аля еле выдавил из себя слово благодарности и тихо отошёл в дальний угол комнаты.
А взрослые уже продолжали пить и закусывать.
Вспоминая тот случай, Аля никак не мог понять, почему никто тогда не сказал, что рисунок плохой, что так рисовать не годится, тем более художнику!
Нет, уж он-то, Аля, не станет так рисовать. Он будет рисовать, нет – писать картины, которые будут нравиться всем. Он будет настоящим художником! И Аля смело провёл влажной кисточкой по твёрдому брусочку синей краски, повращал на нём кисть, ещё раз окунул кончик кисточки в стакан с водой, от чего вода возле кисточки тут же окрасилась в синий цвет, и ещё раз поводил кисточкой по краске. Теперь можно было рисовать море...
Создание высокохудожественного произведения – дело долгое, трудное и кропотливое, требующее от художника высокого мастерства и огромного жизненного опыта. Аля еще ничего из этого не имел, но он очень старался. А терпение и труд, как мы знаем, всё перетрут. Так, по прошествии целого часа усердной работы, картина была закончена. На ней по высоким синим волнам грозно плыл зелёный военный корабль, из трёх труб которого валил густой чёрный дым. Из пушки на носу вылетали друг за другом чёрные прямоугольные снаряды, и самый первый из них упирался в жёлтый вражеский самолёт с чёрными крестами на крыльях. На мачте корабля развивался красный флаг; в голубом небе резвились белокрылые чайки.
Вдоволь налюбовавшись на дело своих рук, Аля, конечно же, захотел показать картину маме. Мама готовила ужин на керогазе: жарила дешёвую камбалу, от чего по всей маленькой комнатке разносился ужасный запах — смесь подгоравшей рыбы и сгоравшего керосина.
— Смотри, мама, правда красиво?! – Аля, спрашивая мать, уже знал наперёд её мнение. Но очередная похвала матери не могла не льстить самолюбию маленького художника.
— Ой, какая красота! – ахнула мама. – Да ты просто настоящий художник! А что это за чёрные прямоугольники, которые падают с самолёта? Мешки с углём, что ли?
— Это же снаряды, мама! Корабль стреляет в самолёт. Что же тут непонятного? — обиделся Аля.
— Ну, ладно, ладно, не обижайся; я ведь только женщина, а женщины плохо разбираются в военной технике. Вот придёт с работы папа, уж он точно определит, что это летит, снаряды или мешки. Наш папа был на войне, как ты знаешь...
А вот и наш папа! – мать засуетилась, отстранила сына и загремела посудой, расставляя на столе жестяные миски.
Из коридора в комнату, широко раскрыв дверь, вошёл отец. Он был, как обычно после работы, хмур и чёрен лицом, и выглядел очень уставшим. Сразу у порога он сел на табурет, с трудом стащил тяжёлые сапоги, развернул мятые портянки и, пошевелив пальцами ног, издал вздох облегчения. В комнату, кроме запаха рыбы и керосина, добавилась тяжёлая вонь потных мужских ног.
— Дай, что ли, воды! – отец сурово глянул на мать. Та бросилась наливать в таз воду из ведра, стоявшего в углу. Затем подала отцу тряпку, заменявшую полотенце для ног.
Аля подумал, что наступил подходящий момент, чтобы показать отцу свою картину.
— Папа, посмотри, какую картину я нарисовал. Правда, я буду художником?
Отец хмуро глянул на акварель:
— Х.йдожником ты будешь, а не художником, — сквозь зубы процедил отец. Грубое слово больно ударило Алю, и у него перехватило дыхание. С громким криком «Ма-ам!!!», он бросился к матери и забился в плаче у неё в объятиях.
— Ну что ты, Вася, зачем на ребёнке срывать злость, — укорила она мужа.
— А что он мне тут какую-то мазню подсовывает! – запальчиво крикнул отец. – Жрать давай!
С тех пор Аля больше не рисовал. А ту свою картину разорвал на мелкие кусочки и выбросил на улицу. Сильный порыв ветра подхватил обрывки и, будто осенние листья, понёс их куда-то вдаль.

© Copyright: Валентин Воробьев, 2021

Регистрационный номер №0500753

от 26 ноября 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0500753 выдан для произведения: Аля обмакнул кисточку в гранёный стакан с водой и долго размешивал кристально чистую жидкость. Перед ним лежал большой альбом с листами из плотной, немного шероховатой бумаги и акварельные краски: всего семь, как у радуги, цветов. Всё это богатство ему подарили на День рождения родители.
Аля с детства любил рисовать; а теперь, когда ему исполнилось целых семь лет и он стал совсем большим, это желание зарисовать себе в альбом всё, чего только касался его взгляд, казалось, достигло заоблачных высот.
В садике всегда хвалили его рисунки и ставили в пример другим детям. А мама говорила, что, наверное, Аля станет известным художником, как и его двоюродные братья. Михаил и Рудольф (мама и папа называли их — Миша и Рудик) — мамины племянники — были уже взрослыми дядями и действительно работали художниками, правда, где — этого Аля не знал. Да и картин их Аля тоже никогда не видел. А ему так хотелось увидеть, хоть что-нибудь нарисованное его родственниками, которыми он очень гордился; ведь они были — художники!
Недавно Аля с родителями даже побывал у них в гостях. А жили они со своими жёнами в большой квартире на две семьи, в старом, ещё сталинской постройки доме, в центре города.
Все взрослые, по обычаю, сидели за большим круглым столом, пили водку, закусывали её разносолами, шумно что-то обсуждали и громко смеялись.
Аля, конечно, участия в их застолье не принимал; его накормила на кухне тётя Вера, жена Михаила, и теперь ему было скучно, и хотелось скорее пойти домой, ведь там его ждал альбом с красками.
Походив по квартире и подивившись на старинную мебель и дорогие ковры, чего не было, да и не могло быть в той каморке, в длинном чёрном бараке на окраине города, где ютилась Алина семья, мальчик подошёл к матери:
— Мам, а когда мы пойдём домой?
— Скоро, сынок, скоро, — мать погладила Алю по голове. А отец, сидевший рядом, сказал:
— Аля, не мешай взрослым, иди, порисуй лучше что-нибудь.
— Как же я буду рисовать, папа, у меня же здесь нет ни бумаги, ни красок?
— Иди, вон, попроси у Рудика, он тебе, кстати, и сам что-нибудь нарисует, он же художник! — легонько подтолкнул Алю отец.
Аля ещё робел вот так, запросто обращаться к двоюродному брату, тем более, что они были едва знакомы, да и Рудик был намного старше Али; но желание посмотреть, как рисует настоящий художник, всё же пересилило его робость и он подошёл к нему.
— Дядя Руда, — тихонько обратился Аля к своему родственнику. Но тот как раз выпивал очередную рюмку водки и поэтому совершенно не обратил внимания на мальчика.
— Дядя Руда! — уже громче позвал Аля.
— Чего тебе, Алик? — спросил, повернувшись к мальчику и дожёвывая кусок копчёной колбасы, Рудик.
— Дядя Руда, нарисуй-те мне что-нибудь, — Алик не рискнул пока называть Рудика просто по имени и переходить на «ты».
— Что? Нарисовать? — не понимая, переспросил Рудик.
— Да, нарисуйте, — уже смелее заговорил Аля, — вы же художник!
— Гм… художник… конечно, я художник! Что же тебе нарисовать и, главное, чем и на чём?
— Вот, вот, покажи своё мастерство, брат! — громко крикнул Михаил, сидевший напротив, а его жена, Вера, тут же ткнула его локтем в бок. Михаил как-то сразу сник и больше не сказал ни слова.
— Ну ладно, сейчас, — Рудик хлопнул себя по карманам брюк и вытащил из одного смятую половинку тетрадного листка, а из другого — какой-то огрызок зелёного, плохо заточенного карандаша. Разгладив бумагу на коленке, он тут же легко набросал какую-то странную фигуру. Затем он поднял листок над столом и, показав рисунок всем, отдал его Але:
— Вот, возьми на память, — широко улыбнулся Рудик и откинулся на спинку стула.
— Да, это шедевр! — опять подал голос Михаил, правда, не так громко, опасливо косясь на свою супругу.
Аля смотрел на листок и даже не верил увиденному; на глаза ему навернулись слёзы. Рисунок изображал всадника на коне. Но разве это конь? Нет, это какой-то колченогий осёл, ноги которого разъехались, как у коровы на льду. А всадник был похож на горбуна в конусном клоунском колпаке. Одной рукой, о трёх пальцах, клоун держал над головой кривую саблю, похожую на серп, а другой рукой, вовсе без пальцев, каким-то образом цеплялся за гриву «коня». И это рисовал художник!
— Спасибо, — Аля еле выдавил из себя слово благодарности и тихо отошёл в дальний угол комнаты.
А взрослые уже продолжали пить и закусывать.
Вспоминая тот случай, Аля никак не мог понять, почему никто тогда не сказал, что рисунок плохой, что так рисовать не годится, тем более художнику!
Нет, уж он-то, Аля, не станет так рисовать. Он будет рисовать, нет – писать картины, которые будут нравиться всем. Он будет настоящим художником! И Аля смело провёл влажной кисточкой по твёрдому брусочку синей краски, повращал на нём кисть, ещё раз окунул кончик кисточки в стакан с водой, от чего вода возле кисточки тут же окрасилась в синий цвет, и ещё раз поводил кисточкой по краске. Теперь можно было рисовать море...
Создание высокохудожественного произведения – дело долгое, трудное и кропотливое, требующее от художника высокого мастерства и огромного жизненного опыта. Аля еще ничего из этого не имел, но он очень старался. А терпение и труд, как мы знаем, всё перетрут. Так, по прошествии целого часа усердной работы, картина была закончена. На ней по высоким синим волнам грозно плыл зелёный военный корабль, из трёх труб которого валил густой чёрный дым. Из пушки на носу вылетали друг за другом чёрные прямоугольные снаряды, и последний из них упирался в жёлтый вражеский самолёт с чёрными крестами на крыльях. На мачте корабля развивался красный флаг; в голубом небе резвились белокрылые чайки.
Вдоволь налюбовавшись на дело своих рук, Аля, конечно же, захотел показать картину маме. Мама готовила ужин на керогазе: жарила дешёвую камбалу, от чего по всей маленькой комнатке разносился ужасный запах — смесь подгоравшей рыбы и сгоравшего керосина.
— Смотри, мама, правда красиво?! – Аля, спрашивая мать, уже знал наперёд её мнение. Но очередная похвала матери не могла не льстить самолюбию маленького художника.
— Ой, какая красота! – ахнула мама. – Да ты просто настоящий художник! А что это за чёрные прямоугольники, которые падают с самолёта? Мешки с углём, что ли?
— Это же снаряды, мама! Корабль стреляет в самолёт. Что же тут непонятного? — обиделся Аля.
— Ну, ладно, ладно, не обижайся; я ведь только женщина, а женщины плохо разбираются в военной технике. Вот придёт с работы папа, уж он точно определит, что это летит, снаряды или мешки. Наш папа был на войне, как ты знаешь...
А вот и наш папа! – мать засуетилась, отстранила сына и загремела посудой, расставляя на столе жестяные миски.
Из коридора в комнату, широко раскрыв дверь, вошёл отец. Он был, как обычно после работы, хмур и чёрен лицом, и выглядел очень уставшим. Сразу у порога он сел на табурет, с трудом стащил тяжёлые сапоги, развернул мятые портянки и, пошевелив пальцами ног, издал вздох облегчения. В комнату, кроме запаха рыбы и керосина, добавилась тяжёлая вонь потных мужских ног.
— Дай, что ли, воды! – отец сурово глянул на мать. Та бросилась наливать в таз воду из ведра, стоявшего в углу. Затем подала отцу тряпку, заменявшую полотенце для ног.
Аля подумал, что наступил подходящий момент, чтобы показать отцу свою картину.
— Папа, посмотри, какую картину я нарисовал. Правда, я буду художником?
Отец хмуро глянул на акварель:
— Х.йдожником ты будешь, а не художником, — сквозь зубы процедил отец. Грубое слово больно ударило Алю, и у него перехватило дыхание. С громким криком «Ма-ам!!!», он бросился к матери и забился в плаче у неё в объятиях.
— Ну что ты, Вася, зачем на ребёнке срывать злость, — укорила она мужа.
— А что он мне тут какую-то мазню подсовывает! – запальчиво крикнул отец. – Жрать давай!
С тех пор Аля больше не рисовал. А ту свою картину разорвал на мелкие кусочки и выбросил на улицу. Сильный порыв ветра подхватил обрывки и, будто осенние листья, понёс их куда-то вдаль.

 
О свободе
Химик. Фантастический рассказ
Рейтинг: +6 371 просмотр
Комментарии (8)
Татьяна Петухова # 26 ноября 2021 в 12:19 +1
Спасибо, Валентин. Возможно, отец потом пожалеет о своей грубости, но душевная связь с сыном может оборваться навсегда.
Доброе слово всех окрыляет,доброе слово сердца открывает!
Валентин, пишите и пишите,на мой взгляд, у Вас и проза, и стихи хорошо получаются.
read-9
Валентин Воробьев # 26 ноября 2021 в 18:16 +1
Спасибо, Татьяна Леонидовна! Я, как и Аля, очень старался.:)
Галина Дашевская # 27 ноября 2021 в 13:53 +2
Валентин, прекрасный рассказ. Вот как бывает, что негативное слово, сказанное родитетялями может навсегда отбить желание у мальчика писать картины.
Я рано стала писать, но в основном сказки. Меня высмеял родной человек.

Долго (много лет) ничего не писала.

Прошло много лет и стала писать стихи, но всегда говорю, что они у меня слабенькие. Я не огрчаюсь. Просто пишу, потому что так просит моя душа.
Валентин Воробьев # 27 ноября 2021 в 16:24 +2
Спасибо, Галя!
К сожалению, так бывает, и довольно часто.
Но если душа просит, то надо писать, однозначно. Если долго мучится, что-нибудь получится.)))
Надежда Киселева # 27 ноября 2021 в 15:02 +1
Вот так и программируют родители своих детей на бездарную жизнь. А если бы папа сказал доброе слово, даже если картина ему не понравилась, то сын писал бы дальше картины. И, возможно, стал бы настоящим художником!
Замечательная проза, Валентин. Жаль мальчишку.
live1
Валентин Воробьев # 27 ноября 2021 в 16:28 0
Спасибо, Надежда!
Може, и не стал бы мальчик художником, но ведь доброе слово и кошке приятно. А так, после всего этого, доверительных отношений с отцом у него не будет.
Blestyashchij-buket
Ирина Бережная # 3 декабря 2021 в 17:55 +2
Галинка, моя любимая подруга посоветовала почитать этот рассказ. Мне он понравился. В нём заложена такая мысль, что если человек обронит слово (может даже не со зла), то этого хватит на долгие годы перечеркнуть желание у человека что-либо делать - писать, рисовать, хорошо учиться и т.д. Такой человек должен бать прежде всего сильным, чтоб его не гнобили. А может это лишь мои мысли вслух.
Валентин Воробьев # 11 декабря 2021 в 07:56 +2
Спасибо, Ирина!
Интересные ассоциации вызвал мой рассказ у вас, мне это нравится. Наверное, вы правы в том, что "человек должен быть прежде всего сильным, чтоб его не гнобили". Но это скорее всего относится к взрослому человеку. Ребёнку же подобает уважать и во всём слушаться своих родителей. Но как можно уважать такого отца?
spasibo=9