Рабы праведности. VII. Галоперидол

Максим проснулся около пяти часов утра. Открыв глаза, он направился на кухню и налил чашку кофе с молоком, желая избавиться от отвратительного привкуса алкоголя. Голова была ясна, несмотря на «приличное» количество выпитого коньяка накануне. Максим закурил, устало и бесцельно смотря в окно, за которым властвовала утренняя тьма, разбавленная мокрыми пятнами редких городских фонарей.
Впервые за последний месяц Нагатин не испытывал противоречивых и мучительных эмоций. Он был пуст и спокоен, осознавая, что его «спокойствие» сейчас самое хрупкое и непродолжительное состояние. Максим почти точно знал, что с наступлением нового дня ему не избежать «крайностей», которыми изобиловала в последнее время его жизнь, поэтому боялся углубляться в размышления, наслаждаясь тишиной, которая случается иногда по утрам: город ещё не стонал под натиском нового дня, а большинство горожан лишь ожидало пробуждения.
Максим посмотрел на спящие во мраке осени дома, представляя, что сейчас где-то там спит его любимая Зоя, где-то просыпается «свободный человек» Мещерский, где-то безнадёжно ропщет на Бога Лазарь, где-то сытно храпит Рябков со своей Риткой, а где-то терзается Замятин и …
Нагатин остановился на мысли о Замятине и ещё раз оценил свои планы, намереваясь реализовать задуманное уже сегодня. Словно пытаясь не забыть какие-либо мелочи, он бегло проговорил последовательность действий, загибая пальцы на руке, и отправился досыпать оставшиеся несколько часов до начала дня.
 Окончательно проснувшись к восьми часам утра, Максим быстро собрался и отправился пешком за автомобилем, который оставил вчера возле ресторана. Шагая по сырому городу, он размышлял над делом Замятина. Максиму было глубоко плевать на то, что придуманное им «спасение» Замятина противоречило уголовному кодексу. Профессиональная этика, впрочем, как и попираемые им общечеловеческие нормы и правила, остались теперь далеко на кладбище его прошлой жизни, потерявшей всякий смысл.   
- Алексей Павлович, здравствуйте! – Максим позвонил Мещерскому, намереваясь поставить его в известность о своём визите. - Это Нагатин.
- А-а, Максим, здравствуйте! Рад слышать, - бодро ответил Мещерский. – Славно мы с вами вчера пофилософствовали? Как вы себя чувствуете?
- Всё нормально. Коньяк был отличный, поэтому я и чувствую себя хорошо, - Нагатин продолжил, не оставив Мещерскому возможности ответить. - Алексей Павлович, мне сегодня необходимо увидеться с Замятиным. Это займёт не более часа. Это очень важно и я просил бы вас, позволить мне...
- Максим, Замятин очень плох, - ответил Мещерский, перебив Нагатина. - Сегодня с утра я получил томографию и… в общем у него был микроинсульт и самое главное, обнаружена гематома. Гематома незначительная и пока не прогрессирует, но это всё-таки очень нехороший звонок.
- Гематома, - удивился Максим. - Как это случилось?
- Я сейчас не могу точно сказать. Скорее всего, последствия ранения в голову. Это кстати, во многом объясняет его нестабильное самочувствие в последнее время.
- Всё-таки, ответьте, я смогу с ним увидеться? Обещаю, что это не займёт больше часа, - настаивал Максим.
- Хорошо, приезжайте, что-нибудь придумаем. Жду вас, - Мещерский завершил вызов и многозначительно посмотрел на Лёнчика, сидевшего в кабинете и внимательно слушавшего весь разговор.
- Это чё, значит, он сам концы отдаст? – с надеждой спросил Лёнчик. – Если сам, то это хорошо, нам с тобой мараться не придётся.
- Нам с тобой? – с удивлением повторил слова Лёнчика Мещерский и «одел» привычную маску непонимающего человека. - Вы о чём Леонид?
- Слушай сюда Айболит, - Лёнчик подвинул стул к Мещерскому и склонился над столом. – Мои пацаны тебя по старым делам пробили и… я балдею, да ты ведь сучара мокрушник не хуже меня. Я то хоть бухой, по дурости попал. С меня один спрос, а вот ты… ты их, как это правильно, преднамеренно завалил?
- Ты убил двоих детей. О чём ты говоришь? – резко ответил Мещерский, ристально смотря на смеющегося Лёнчика.
- О, гляди, какой сочувствующий нашёлся. Заплачь ещё! – грубо сказал Лёнчик. – Чё же ты тогда бабки взял и меня отмазываешь? А? Или что, деньги не пахнут?
- Что!? – наигранно возмутился Мещерский.
- Да ты не рисуйся тут! Ты не девица я не прокурор, - Лёнчик почувствовал, что «взял» Мещерского за живое. – Ты чё думал, я лох беспонтовый и ты меня разведёшь? Не-ет, ошибаешься. Я с такими ворами сидел, что ты и представить не можешь. Тебе на районе каждая тварь скажет, кто такой Лёнчик? Не веришь? Иди, спроси у кого хочешь.    
- Ты что несёшь?
- Расскажи, как у тебя в 2006 двое придурков один за другим зажмурились, а? Один повесился, а у другого сердце не выдержало. Так было? – Лёнчик набычившись посмотрел на Мещерского. – Чё, нечего сказать? Так может ты ему этот приступ сердечный таблетками своими и организовал, а второго подвесил? Из меня кочан капусты хотел сделать, а этих чертей так сразу на тот свет и отправил!
- Я не понимаю о чём ты говоришь.
- Понимаешь, всё ты понимаешь. По глазам вижу, что понимаешь, - с ехидной улыбкой произнёс Лёнчик. – Думаешь, как я узнал? Сейчас за бабки в ментовке правильным людям любую справку дадут. Санитары то твои уж два года как откинулись. Знаешь, какое у тебя про между ними погоняло? Галоперидол! В общем, ребятки мои с ними потолковали и… продолжать?
- Что ты хочешь? – Мещерский «выходил» из себя, но старался сдерживать бурлившие эмоции.
- Я хочу чтобы ты узнал всё, что натрепал Замятин этому следаку? - Лёнчик озлобился. - Чё он всё ездит к нему, если он нихера не помнит. Допросы, расспросы, фуфло это всё, я чувствую? Когда эти два мента споются, поздно будет.
- Что значит споются? – спросил Мещерский.
- Слушай святоша, - грубо сказал Лёнчик, - хватит из себя целку строить. Ща он тя этому следопыту вложит и ты по-другому запоёшь. Я то на крайняк с ворами на зоне как дома буду, а ты? Ты чё, думаешь, будешь там вот таким фраерком в белом халате расхаживать и бабло с земли поднимать? Да тебя там пацаны ещё на прописке определят …
- Хватит! Ничего ему Замятин не говорил, сколько раз повторять!? Я говорил с Нагатиным, он ни разу не интересовался тобой, - Мещерский задумался над словами Лёнчика, вспоминая историю с квартирами, которая неминуемо бы всплыла, начнись в отношении него расследование.
- Слушай сюда, лекарь, - лицо Лёнчика исказилось. – Сейчас мои пацаны стараются, чтобы родня на мировую пошла и мне лишние проблемы ни к чему. Если договорятся, я отсюда снимусь и мы с тобой никогда больше не увидимся. А если Замятин всю мазу сорвет из-за тебя, то… ты только одно запомни, что мы с тобой повязаны и я тебя, сука, спалю первого, если что. Понял, Галоперидол?
- Леонид, - Мещерский наспех обдумал дальнейшие действия и, совладав с собой, продолжил в присущей ему спокойной манере. – У Замятина сейчас и без тебя проблем достаточно. Что он может рассказать, если ему самому светит десять лет. Кто ему поверит? Нагатин? Не думаю, он сам чудаковатый малый.
- Чудаковатый! – возмутился Лёнчик. – Эти чудаковатые и «шьют» потом дела. Ты не врубаешься?
- В конце концов, Леонид, ты же с ним в одной палате и прекрасно видишь, какое у него состояние. Да ему сейчас не дай Бог лишнее движение совершить или наклониться неудачно… считай всё, повторный инсульт и привет. Так-что не приставай ко мне больше со своими навязчивыми подозрениями и поверь, что он ничего не понял из моего разговора с твоим сыном.
- Повторный инсульт… - Лёнчик задумавшись повторил слова Мещерского и внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь понять истинный смысл сказанного.  
- Можешь идти, на сегодня хватит. - Мещерский источал спокойствие и холодность.
    Оставшись один, Мещерский встал из-за стола и подошёл к окну, размышляя о вероятных сценариях развития событий с Замятиным и, взвесив их возможный исход, убедился в том, что остановился хоть и на спонтанном, но правильном решении.
- Надеюсь, этот идиот всё понял, - сквозь зубы процедил он и вышел из кабинета, надеясь встретить Нагатина внизу у центрального входа.
    Мещерский быстро спустился по лестнице и оказался на первом этаже больницы, где находилось мужское общепсихиатрическое отделение. Забежав к заведующему отделения, он уже через несколько минут оказался в холле больницы, встречая Нагатина с ключами от небольшого зала групповой терапии, который оказался свободен.
    Тем временем Лёнчик вернулся в палату и подошёл к лежащему в кровати Замятину. Близко наклонившись к нему, он с ненавистью посмотрел на Владимира, который ещё не проснулся. За всей этой сценой с удивлением наблюдал Лазарь, сидевший на своей кровати и читавший Писание.
- Ты что Ирод задумал? – спросил Лазарь. – Не тронь его.
- Заткнись, не твоё дело юродивый, - негромко ответил Лёнчик и сел на кровать к Лазарю. – Он тебе что-нибудь рассказывал про меня? Говори, сука, - Лёнчик сильно ткнул кулаком Лазаря в грудь.
- Что, совесть замучила? – Лазарь ответил не сразу, кашляя и испытывая боль в груди.
- Что-о, - процедил сквозь зубы Лёнчик, стараясь не разбудить Владимира, и поднял руку с растопыренными пальцами, – да я тебя удавлю сука.
- Покаяться тебе надо, - тихо сказал старик, - как же ты можешь так жить. Ведь невинные, чистые души на тебе, ангелы.
- Без тебя разберусь, придурок.
- Не ведаешь, что творишь. Смотри, стонешь уже по ночам. Какому Богу отмаливать себя будешь? У кого будешь прощения просить?
- Прощения, - выкатив глаза, шёпотом повторил Лёнчик. - Слушай, архимандрит, ты мне лекций не читай. Говори, что рассказывал тебе Замятин?
- Ничего он мне не рассказывал. Уйди от меня, мне смрадом твоим уже дышать невмоготу.
 - Невмоготу, значит, а этот твой мученик что ли? – Лёнчик указал пальцем на Владимира. – Порешил здорового мужичка ни за что и бабу свою чуть не грохнул. Этот значит хороший? Да?
- Не тронь его, тебе его греха не понять.
- Ах, не понять? – слова Лазаря привели Лёнчика в ярость и он соскочил с кровати, бешено смотря на Лазаря. В это мгновение дверь в палату открылась и вошёл санитар.
- Приказ Алексея Павловича: Лёнчик на уборку, Замятин подъём! – санитар пропустил уходящего из палаты Лёнчика и подошёл ближе к Замятину. – Замятин, подъём я сказал.
- Что? – Владимир непонимающе открыл глаза.
- К Мещерскому быстро!
    Владимир тяжело поднялся с кровати, чувствуя слабость во всём теле. Голова болела, кружилась и не отступала тошнота. Владимир с трудом оделся о пошёл вслед за санитаром на первый этаж в зал для групповой терапии.
    Лёнчик тем временем уже остервенело тёр тряпкой старый линолеум в коридоре отделения. Увидев Замятина и санитара, ему вспомнились слова Мещерского о слабости Владимира и о его беспомощности в случае…
- Сука, вот бы тебя с лестницы спустить, чтобы ты башку свою разбил. Тогда точно концы двинешь. - Неожиданно проговорился Лёнчик и оглянулся, словно боясь быть услышанным.
    Проводив санитара с Замятиным взглядом, Лёнчик бросил тряпку в ведро и подойдя к грубой лестнице он посмотрел вниз, оценивая возможные последствия падения.
- Моли Бога волчара, - Лёнчик вернулся к уборке, - лишь бы ты сука обратно без санитара пошёл, лишь бы без санитара…
    Мещерский же встретил Нагатина в холле и пригласил проследовать за собой.
- Максим у нас в отделение карантин, поэтому вам с Замятиным придётся пообщаться здесь, - Мещерский открыл зал ключами и вошёл внутрь, пригласив следователя. Почти сразу за ними в помещение вошёл подоспевший санитар и посадил Владимира за стол. -  Максим Дмитриевич у вас ровно час и прошу вас… - Мещерский сказал таким тоном, словно между Нагатиным и ним уже имелась обоюдная договорённость, – позвоните мне как закончите, я зайду за Владимиром.
- Спасибо, Алексей Павлович, - Максим закрыл дверь и снял куртку, после чего посмотрел на осунувшегося и небритого Владимира с серым лицом и рассеянным взглядом. - Владимир, здравствуйте! Я сегодня к вам в последний раз.
- Здравствуйте, Максим Дмитриевич, - тихо поздоровался Владимир.
- Не важно выглядите. Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Нагатин.
- Давление никак не отпускает. Голова раскалывается. Целый день на уколах… лежу в палате.
- Владимир, я встречался с Анастасией, - Максим достал из портфеля папку с делом и бланк протокола допроса подозреваемого. Разложив аккуратно документы, он встал из-за стола и, задумавшись, подошёл к окну с решёткой.
- И что? – спросил Замятин.
- Ничего, - Максим решил не пересказывать Владимиру услышанное от Анастасии, тем более, что Мещерский просил не тревожить его. – Аморальная женщина ваша Анастасия Юсупова.
- Не понимаю? – удивился Замятин. – Что значит аморальная?
- Что тут непонятного? Аморальная, значит, безнравственная. Эта женщина своим поведением довела вас до совершения преступления и вы в состоянии аффекта, ничего не помня, совершили убийство Константина Авдеева.
- Что это значит?
- Это значит, что вы раскаиваетесь и полностью признаёте свою вину, - Максим не поворачивался, говорил уверенно и убедительно. – Вы заканчиваете игры с памятью…
- Но, я действительно… - Владимир перебил Нагатина, пытаясь оправдаться.
- Хватит, - резко сказал Нагатин и, вернувшись за стол, пронзительно посмотрел на обескураженного подследственного. – Я сказал, что ты заканчиваешь свои игры с памятью и дашь мне показания, свидетельствующие о том, что Константин был не единственным мужиком у Анастасии.
- Но ведь это не так.
- Это так, понял! – Нагатин сердился. - Придумывай что хочешь. Костик у неё был, ты был, Олежка, Витёк, похеру кто там ещё. Вспоминай любого мужика, которого видел когда-нибудь рядом с ней. Электрика, сантехника, соседа - без разницы.
- Не понимаю…
- Что ты всё не понимаешь!? Слушай меня. Сейчас составим протокол, где ты всё напишешь об убийстве, - Нагатин уловил на себе вопросительный взгляд Владимира, - я тебе всё продиктую. Сделаешь, как я скажу, пойдёшь по 107-й, понял? Осядешь где-нибудь в колонии поселении лет на пять и будешь грехи замаливать до конца дней.
- Но я ведь не помню ничего. – Владимир продолжал с удивлением смотреть на Нагатина. – Я же…
- Слушай Замятин, ты, что совсем тупой? - следователь прервал Владимира, - Тебе все колени надо будет в молитвах в кровь стереть, чтобы по 105-й не пойти. Ты понимаешь, что тебе червонец строго режима могут прописать? Как ты будешь на зоне сидеть. У тебя полрожи нет и здоровье ни к чёрту, посмотри на себя. Давление подскочило, так ты уже почти неделю лежишь. Ты, что бык, что ли здоровый? Ты и года не протянешь.
- Правильно всё вы говорите, - Владимир опустил голову. - Зачем вы это делаете?
- Сейчас не об этом, - Нагатин не стал распространяться и протянул бланк протокола Замятину. - После того как напишешь, я тебе покажу показания свидетелей, протокол осмотра места преступления, прокол осмотра трупа, фотографии, в общем всё, что нужно, раз ты не помнишь нихрена. Но знай, что твоя «тема» с памятью в суде не прокатит. Тебя обвинитель размажет, да ты и сам знаешь, как судья расценит твоё поведение. Что я тебе менту всё объяснять должен? Никакая бумажка из дурдома тебя не спасёт, ни надейся.
    Владимир ошеломлённо смотрел на Нагатина всё время, пока Максим говорил.
- Я буду писать обвинительное заключение по делу и ты не должен допустить ошибок и запомнить хотя бы те материалы, которые мне удалось собрать. Поправишься и проведём следственный эксперимент.
- Спасибо, - дрожащим голосом ответил Владимир и закрыл лицо руками.
- Потом отблагодаришь, - Максим замялся перед следующим вопросом, но всё же спросил. -  Почему ты её не убил? Ты же с дежурки примчался её убивать.
- Я не помню, правда, не помню. Может потому что любил её сильно, не знаю… может испугался.
- Любил?
- Сейчас всё кажется совершенно другим. Мне, наверное, надо было с ней поговорить или как-то не знаю… - вздохнул Замятин. -  Как-то надо было по-другому. Я понимаю, что многое сделал неправильно: убил человека и… вообще не нужно было начинать с ней встречаться.
- Она сказала, что просто хотела счастья с тобой.
- Счастья? Но разве мы не были счастливы, если были вместе несколько лет?
- Не были. У тебя с ней счастье в разных единицах измерялось, - Нагатин решил перевести тему разговора. - Ладно, сейчас не это главное. Что-нибудь осталось в голове?
- Всё обрывается, как только в дом к ней вхожу.
- Значит, не только баней у тебя воспоминания заканчиваются? – усмехнулся Нагатин.
- Есть ещё что-то несвязанное, какие-то обрывки, - Владимир волновался и нервно потирал руки. – Я примчался, заглянул в окно, а они… в общем, у меня и «снесло крышу» окончательно. Дашка то, наверное, у соседки была, ну я и…
- Примерно так и было, - подтвердил воспоминания Замятина Максим. - У тебя были ключи от дома. Поэтому ты вошёл почти без шума и…
- Да, ключи были… - Замятин замолчал и, обдумывая продолжение разговора, достал из кармана фотографию Анастасии. – Вот, мне больше не понадобится.
- Что так и не вспомнил? – спросил Нагатин, забирая фотографию Анастасии.
- Это уже неважно, чувств совсем нет… даже ненависти. Ничего нет… зачем я? - Владимир снова закрыл лицо руками и захныкал, беспомощно трясясь всем телом. – Зачем это всё случилось…
- Не знаю, - ответил Нагатин и отвёл взгляд, не желая смотреть за терзаниями жалкого, изуродованного Замятина. – Плата за любовь…
- Что? – словно не расслышав слов Нагатина, переспросил Замятин.
- Плата твоя за любовь, - Нагатин закончил беседу словами Лазаря. – Хватит убиваться, бери ручку и давай писать, а то времени нет...
    В течение получаса протокол был готов. По мере его составления Нагатин рассказывал истинную картину происходившего, стараясь останавливаться на деталях. Владимиру было нелегко, но он искренне пытался запомнить рассказ следователя. Время встречи заканчивалось и Владимир пожаловался Нагатину на невыносимую головную боль.
- Ладно, потерпи, - Нагатин позвонил Мещерскому и сообщил о завершении встречи, -  сейчас придёт Мещерский, а ты держись.
    Мещерский достаточно быстро спустился со второго этажа и вошёл в зал. Максим уже собрал документы и стараясь не смотреть на Владимира, одевал куртку.
- Так, ну что? – Мещерский вошёл без стука и выглядел возбуждённым. – Закончили?
- Да, спасибо, - ответил Нагатин и первым вышел из кабинета.
- Пойдёмте, - Мещерский закрыл кабинет и вместе с Владимиром и Нагатиным прошёл по коридору и остановился возле двери перед лестницей, ведущей на второй этаж, где находилось судебно-психиатрическое отделение. - Владимир вы поднимайтесь, я сейчас буду.
    Мещерский захлопнул дверь небольшого тамбура и повернулся к Нагатину.
- Надеюсь, он не сбежит, - Мещерский нервно улыбнулся. - Максим, я провожу вас, а то вы опять заблудитесь. Пойдёмте.
    Нагатин вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха после удушливого и спёртого воздуха больницы. С крыльца он заметил Лазаря, сидевшего на скамейке возле старых яблонь.
- Здравствуйте Лазарь, - улыбнувшись, сказал Максим.
- Доброго здоровья, - Лазарь выглядел озадаченным.
- Я Нагатин Максим Дмитриевич, следователь, - Нагатин ещё раз улыбнулся. – Вы меня помните? Мы несколько дней назад с вами разговаривали.
- Разве всех упомнишь, - безразлично ответил Лазарь и, достав небольшую книжицу, уткнулся в неё не обращая на Нагатина внимания.
    Максим отошёл от старика, испытывая неловкость и направился к автомобилю в то время как в больнице начался настоящий переполох.
- А ну отойди, - Мещерский пихнул одного из санитаров и склонился над Владимиром. – Как это случилось!?
- Я не знаю Алексей Павлович. Я спускался по лестнице смотрю, а он лежит возле батареи, - оправдывался растерянный санитар. – Я его ещё когда к вам вёл, он на ногах еле стоял.
- Ты чего стоишь? Быстро за носилками, - Мещерский фыркнул на одного из санитаров и аккуратно дотронулся до сильной ссадины на лбу Замятина. – Он об батарею, что ли ударился!?
- Не знаю, - ответил санитар, разводя руками.
- Что ты вообще знаешь! - нарочито громко сказал Мещерский. – Что, никто не видел как он упал?
- Никто, я его первый нашёл и мы сразу вас позвали.
- Вот носилки! – запыхавшись сообщил, вернувшийся санитар.
- Аккуратно! Не трясите его! – негодовал Мещерский, - Давайте его в палату. Быстро!

© Copyright: Сергей Дубовик, 2013

Регистрационный номер №0169311

от 13 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0169311 выдан для произведения: Максим проснулся около пяти часов утра. Открыв глаза, он направился на кухню и налил чашку кофе с молоком, желая избавиться от отвратительного привкуса алкоголя. Голова была ясна, несмотря на «приличное» количество выпитого коньяка накануне. Максим закурил, устало и бесцельно смотря в окно, за которым властвовала утренняя тьма, разбавленная мокрыми пятнами редких городских фонарей.
Впервые за последний месяц Нагатин не испытывал противоречивых и мучительных эмоций. Он был пуст и спокоен, осознавая, что его «спокойствие» сейчас самое хрупкое и непродолжительное состояние. Максим почти точно знал, что с наступлением нового дня ему не избежать «крайностей», которыми изобиловала в последнее время его жизнь, поэтому боялся углубляться в размышления, наслаждаясь тишиной, которая случается иногда по утрам: город ещё не стонал под натиском нового дня, а большинство горожан лишь ожидало пробуждения.
Максим посмотрел на спящие во мраке осени дома, представляя, что сейчас где-то там спит его любимая Зоя, где-то просыпается «свободный человек» Мещерский, где-то безнадёжно ропщет на Бога Лазарь, где-то сытно храпит Рябков со своей Риткой, а где-то терзается Замятин и …
Нагатин остановился на мысли о Замятине и ещё раз оценил свои планы, намереваясь реализовать задуманное уже сегодня. Словно пытаясь не забыть какие-либо мелочи, он бегло проговорил последовательность действий, загибая пальцы на руке, и отправился досыпать оставшиеся несколько часов до начала дня.
 Окончательно проснувшись к восьми часам утра, Максим быстро собрался и отправился пешком за автомобилем, который оставил вчера возле ресторана. Шагая по сырому городу, он размышлял над делом Замятина. Максиму было глубоко плевать на то, что придуманное им «спасение» Замятина противоречило уголовному кодексу. Профессиональная этика, впрочем, как и попираемые им общечеловеческие нормы и правила, остались теперь далеко на кладбище его прошлой жизни, потерявшей всякий смысл.   
- Алексей Павлович, здравствуйте! – Максим позвонил Мещерскому, намереваясь поставить его в известность о своём визите. - Это Нагатин.
- А-а, Максим, здравствуйте! Рад слышать, - бодро ответил Мещерский. – Славно мы с вами вчера пофилософствовали? Как вы себя чувствуете?
- Всё нормально. Коньяк был отличный, поэтому я и чувствую себя хорошо, - Нагатин продолжил, не оставив Мещерскому возможности ответить. - Алексей Павлович, мне сегодня необходимо увидеться с Замятиным. Это займёт не более часа. Это очень важно и я просил бы вас, позволить мне...
- Максим, Замятин очень плох, - ответил Мещерский, перебив Нагатина. - Сегодня с утра я получил томографию и… в общем у него был микроинсульт и самое главное, обнаружена гематома. Гематома незначительная и пока не прогрессирует, но это всё-таки очень нехороший звонок.
- Гематома, - удивился Максим. - Как это случилось?
- Я сейчас не могу точно сказать. Скорее всего, последствия ранения в голову. Это кстати, во многом объясняет его нестабильное самочувствие в последнее время.
- Всё-таки, ответьте, я смогу с ним увидеться? Обещаю, что это не займёт больше часа, - настаивал Максим.
- Хорошо, приезжайте, что-нибудь придумаем. Жду вас, - Мещерский завершил вызов и многозначительно посмотрел на Лёнчика, сидевшего в кабинете и внимательно слушавшего весь разговор.
- Это чё, значит, он сам концы отдаст? – с надеждой спросил Лёнчик. – Если сам, то это хорошо, нам с тобой мараться не придётся.
- Нам с тобой? – с удивлением повторил слова Лёнчика Мещерский и «одел» привычную маску непонимающего человека. - Вы о чём Леонид?
- Слушай сюда Айболит, - Лёнчик подвинул стул к Мещерскому и склонился над столом. – Мои пацаны тебя по старым делам пробили и… я балдею, да ты ведь сучара мокрушник не хуже меня. Я то хоть бухой, по дурости попал. С меня один спрос, а вот ты… ты их, как это правильно, преднамеренно завалил?
- Ты убил двоих детей. О чём ты говоришь? – резко ответил Мещерский, ристально смотря на смеющегося Лёнчика.
- О, гляди, какой сочувствующий нашёлся. Заплачь ещё! – грубо сказал Лёнчик. – Чё же ты тогда бабки взял и меня отмазываешь? А? Или что, деньги не пахнут?
- Что!? – наигранно возмутился Мещерский.
- Да ты не рисуйся тут! Ты не девица я не прокурор, - Лёнчик почувствовал, что «взял» Мещерского за живое. – Ты чё думал, я лох беспонтовый и ты меня разведёшь? Не-ет, ошибаешься. Я с такими ворами сидел, что ты и представить не можешь. Тебе на районе каждая тварь скажет, кто такой Лёнчик? Не веришь? Иди, спроси у кого хочешь.    
- Ты что несёшь?
- Расскажи, как у тебя в 2006 двое придурков один за другим зажмурились, а? Один повесился, а у другого сердце не выдержало. Так было? – Лёнчик набычившись посмотрел на Мещерского. – Чё, нечего сказать? Так может ты ему этот приступ сердечный таблетками своими и организовал, а второго подвесил? Из меня кочан капусты хотел сделать, а этих чертей так сразу на тот свет и отправил!
- Я не понимаю о чём ты говоришь.
- Понимаешь, всё ты понимаешь. По глазам вижу, что понимаешь, - с ехидной улыбкой произнёс Лёнчик. – Думаешь, как я узнал? Сейчас за бабки в ментовке правильным людям любую справку дадут. Санитары то твои уж два года как откинулись. Знаешь, какое у тебя про между ними погоняло? Галоперидол! В общем, ребятки мои с ними потолковали и… продолжать?
- Что ты хочешь? – Мещерский «выходил» из себя, но старался сдерживать бурлившие эмоции.
- Я хочу чтобы ты узнал всё, что натрепал Замятин этому следаку? - Лёнчик озлобился. - Чё он всё ездит к нему, если он нихера не помнит. Допросы, расспросы, фуфло это всё, я чувствую? Когда эти два мента споются, поздно будет.
- Что значит споются? – спросил Мещерский.
- Слушай святоша, - грубо сказал Лёнчик, - хватит из себя целку строить. Ща он тя этому следопыту вложит и ты по-другому запоёшь. Я то на крайняк с ворами на зоне как дома буду, а ты? Ты чё, думаешь, будешь там вот таким фраерком в белом халате расхаживать и бабло с земли поднимать? Да тебя там пацаны ещё на прописке определят …
- Хватит! Ничего ему Замятин не говорил, сколько раз повторять!? Я говорил с Нагатиным, он ни разу не интересовался тобой, - Мещерский задумался над словами Лёнчика, вспоминая историю с квартирами, которая неминуемо бы всплыла, начнись в отношении него расследование.
- Слушай сюда, лекарь, - лицо Лёнчика исказилось. – Сейчас мои пацаны стараются, чтобы родня на мировую пошла и мне лишние проблемы ни к чему. Если договорятся, я отсюда снимусь и мы с тобой никогда больше не увидимся. А если Замятин всю мазу сорвет из-за тебя, то… ты только одно запомни, что мы с тобой повязаны и я тебя, сука, спалю первого, если что. Понял, Галоперидол?
- Леонид, - Мещерский наспех обдумал дальнейшие действия и, совладав с собой, продолжил в присущей ему спокойной манере. – У Замятина сейчас и без тебя проблем достаточно. Что он может рассказать, если ему самому светит десять лет. Кто ему поверит? Нагатин? Не думаю, он сам чудаковатый малый.
- Чудаковатый! – возмутился Лёнчик. – Эти чудаковатые и «шьют» потом дела. Ты не врубаешься?
- В конце концов, Леонид, ты же с ним в одной палате и прекрасно видишь, какое у него состояние. Да ему сейчас не дай Бог лишнее движение совершить или наклониться неудачно… считай всё, повторный инсульт и привет. Так-что не приставай ко мне больше со своими навязчивыми подозрениями и поверь, что он ничего не понял из моего разговора с твоим сыном.
- Повторный инсульт… - Лёнчик задумавшись повторил слова Мещерского и внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь понять истинный смысл сказанного.  
- Можешь идти, на сегодня хватит. - Мещерский источал спокойствие и холодность.
    Оставшись один, Мещерский встал из-за стола и подошёл к окну, размышляя о вероятных сценариях развития событий с Замятиным и, взвесив их возможный исход, убедился в том, что остановился хоть и на спонтанном, но правильном решении.
- Надеюсь, этот идиот всё понял, - сквозь зубы процедил он и вышел из кабинета, надеясь встретить Нагатина внизу у центрального входа.
    Мещерский быстро спустился по лестнице и оказался на первом этаже больницы, где находилось мужское общепсихиатрическое отделение. Забежав к заведующему отделения, он уже через несколько минут оказался в холле больницы, встречая Нагатина с ключами от небольшого зала групповой терапии, который оказался свободен.
    Тем временем Лёнчик вернулся в палату и подошёл к лежащему в кровати Замятину. Близко наклонившись к нему, он с ненавистью посмотрел на Владимира, который ещё не проснулся. За всей этой сценой с удивлением наблюдал Лазарь, сидевший на своей кровати и читавший Писание.
- Ты что Ирод задумал? – спросил Лазарь. – Не тронь его.
- Заткнись, не твоё дело юродивый, - негромко ответил Лёнчик и сел на кровать к Лазарю. – Он тебе что-нибудь рассказывал про меня? Говори, сука, - Лёнчик сильно ткнул кулаком Лазаря в грудь.
- Что, совесть замучила? – Лазарь ответил не сразу, кашляя и испытывая боль в груди.
- Что-о, - процедил сквозь зубы Лёнчик, стараясь не разбудить Владимира, и поднял руку с растопыренными пальцами, – да я тебя удавлю сука.
- Покаяться тебе надо, - тихо сказал старик, - как же ты можешь так жить. Ведь невинные, чистые души на тебе, ангелы.
- Без тебя разберусь, придурок.
- Не ведаешь, что творишь. Смотри, стонешь уже по ночам. Какому Богу отмаливать себя будешь? У кого будешь прощения просить?
- Прощения, - выкатив глаза, шёпотом повторил Лёнчик. - Слушай, архимандрит, ты мне лекций не читай. Говори, что рассказывал тебе Замятин?
- Ничего он мне не рассказывал. Уйди от меня, мне смрадом твоим уже дышать невмоготу.
 - Невмоготу, значит, а этот твой мученик что ли? – Лёнчик указал пальцем на Владимира. – Порешил здорового мужичка ни за что и бабу свою чуть не грохнул. Этот значит хороший? Да?
- Не тронь его, тебе его греха не понять.
- Ах, не понять? – слова Лазаря привели Лёнчика в ярость и он соскочил с кровати, бешено смотря на Лазаря. В это мгновение дверь в палату открылась и вошёл санитар.
- Приказ Алексея Павловича: Лёнчик на уборку, Замятин подъём! – санитар пропустил уходящего из палаты Лёнчика и подошёл ближе к Замятину. – Замятин, подъём я сказал.
- Что? – Владимир непонимающе открыл глаза.
- К Мещерскому быстро!
    Владимир тяжело поднялся с кровати, чувствуя слабость во всём теле. Голова болела, кружилась и не отступала тошнота. Владимир с трудом оделся о пошёл вслед за санитаром на первый этаж в зал для групповой терапии.
    Лёнчик тем временем уже остервенело тёр тряпкой старый линолеум в коридоре отделения. Увидев Замятина и санитара, ему вспомнились слова Мещерского о слабости Владимира и о его беспомощности в случае…
- Сука, вот бы тебя с лестницы спустить, чтобы ты башку свою разбил. Тогда точно концы двинешь. - Неожиданно проговорился Лёнчик и оглянулся, словно боясь быть услышанным.
    Проводив санитара с Замятиным взглядом, Лёнчик бросил тряпку в ведро и подойдя к грубой лестнице он посмотрел вниз, оценивая возможные последствия падения.
- Моли Бога волчара, - Лёнчик вернулся к уборке, - лишь бы ты сука обратно без санитара пошёл, лишь бы без санитара…
    Мещерский же встретил Нагатина в холле и пригласил проследовать за собой.
- Максим у нас в отделение карантин, поэтому вам с Замятиным придётся пообщаться здесь, - Мещерский открыл зал ключами и вошёл внутрь, пригласив следователя. Почти сразу за ними в помещение вошёл подоспевший санитар и посадил Владимира за стол. -  Максим Дмитриевич у вас ровно час и прошу вас… - Мещерский сказал таким тоном, словно между Нагатиным и ним уже имелась обоюдная договорённость, – позвоните мне как закончите, я зайду за Владимиром.
- Спасибо, Алексей Павлович, - Максим закрыл дверь и снял куртку, после чего посмотрел на осунувшегося и небритого Владимира с серым лицом и рассеянным взглядом. - Владимир, здравствуйте! Я сегодня к вам в последний раз.
- Здравствуйте, Максим Дмитриевич, - тихо поздоровался Владимир.
- Не важно выглядите. Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Нагатин.
- Давление никак не отпускает. Голова раскалывается. Целый день на уколах… лежу в палате.
- Владимир, я встречался с Анастасией, - Максим достал из портфеля папку с делом и бланк протокола допроса подозреваемого. Разложив аккуратно документы, он встал из-за стола и, задумавшись, подошёл к окну с решёткой.
- И что? – спросил Замятин.
- Ничего, - Максим решил не пересказывать Владимиру услышанное от Анастасии, тем более, что Мещерский просил не тревожить его. – Аморальная женщина ваша Анастасия Юсупова.
- Не понимаю? – удивился Замятин. – Что значит аморальная?
- Что тут непонятного? Аморальная, значит, безнравственная. Эта женщина своим поведением довела вас до совершения преступления и вы в состоянии аффекта, ничего не помня, совершили убийство Константина Авдеева.
- Что это значит?
- Это значит, что вы раскаиваетесь и полностью признаёте свою вину, - Максим не поворачивался, говорил уверенно и убедительно. – Вы заканчиваете игры с памятью…
- Но, я действительно… - Владимир перебил Нагатина, пытаясь оправдаться.
- Хватит, - резко сказал Нагатин и, вернувшись за стол, пронзительно посмотрел на обескураженного подследственного. – Я сказал, что ты заканчиваешь свои игры с памятью и дашь мне показания, свидетельствующие о том, что Константин был не единственным мужиком у Анастасии.
- Но ведь это не так.
- Это так, понял! – Нагатин сердился. - Придумывай что хочешь. Костик у неё был, ты был, Олежка, Витёк, похеру кто там ещё. Вспоминай любого мужика, которого видел когда-нибудь рядом с ней. Электрика, сантехника, соседа - без разницы.
- Не понимаю…
- Что ты всё не понимаешь!? Слушай меня. Сейчас составим протокол, где ты всё напишешь об убийстве, - Нагатин уловил на себе вопросительный взгляд Владимира, - я тебе всё продиктую. Сделаешь, как я скажу, пойдёшь по 107-й, понял? Осядешь где-нибудь в колонии поселении лет на пять и будешь грехи замаливать до конца дней.
- Но я ведь не помню ничего. – Владимир продолжал с удивлением смотреть на Нагатина. – Я же…
- Слушай Замятин, ты, что совсем тупой? - следователь прервал Владимира, - Тебе все колени надо будет в молитвах в кровь стереть, чтобы по 105-й не пойти. Ты понимаешь, что тебе червонец строго режима могут прописать? Как ты будешь на зоне сидеть. У тебя полрожи нет и здоровье ни к чёрту, посмотри на себя. Давление подскочило, так ты уже почти неделю лежишь. Ты, что бык, что ли здоровый? Ты и года не протянешь.
- Правильно всё вы говорите, - Владимир опустил голову. - Зачем вы это делаете?
- Сейчас не об этом, - Нагатин не стал распространяться и протянул бланк протокола Замятину. - После того как напишешь, я тебе покажу показания свидетелей, протокол осмотра места преступления, прокол осмотра трупа, фотографии, в общем всё, что нужно, раз ты не помнишь нихрена. Но знай, что твоя «тема» с памятью в суде не прокатит. Тебя обвинитель размажет, да ты и сам знаешь, как судья расценит твоё поведение. Что я тебе менту всё объяснять должен? Никакая бумажка из дурдома тебя не спасёт, ни надейся.
    Владимир ошеломлённо смотрел на Нагатина всё время, пока Максим говорил.
- Я буду писать обвинительное заключение по делу и ты не должен допустить ошибок и запомнить хотя бы те материалы, которые мне удалось собрать. Поправишься и проведём следственный эксперимент.
- Спасибо, - дрожащим голосом ответил Владимир и закрыл лицо руками.
- Потом отблагодаришь, - Максим замялся перед следующим вопросом, но всё же спросил. -  Почему ты её не убил? Ты же с дежурки примчался её убивать.
- Я не помню, правда, не помню. Может потому что любил её сильно, не знаю… может испугался.
- Любил?
- Сейчас всё кажется совершенно другим. Мне, наверное, надо было с ней поговорить или как-то не знаю… - вздохнул Замятин. -  Как-то надо было по-другому. Я понимаю, что многое сделал неправильно: убил человека и… вообще не нужно было начинать с ней встречаться.
- Она сказала, что просто хотела счастья с тобой.
- Счастья? Но разве мы не были счастливы, если были вместе несколько лет?
- Не были. У тебя с ней счастье в разных единицах измерялось, - Нагатин решил перевести тему разговора. - Ладно, сейчас не это главное. Что-нибудь осталось в голове?
- Всё обрывается, как только в дом к ней вхожу.
- Значит, не только баней у тебя воспоминания заканчиваются? – усмехнулся Нагатин.
- Есть ещё что-то несвязанное, какие-то обрывки, - Владимир волновался и нервно потирал руки. – Я примчался, заглянул в окно, а они… в общем, у меня и «снесло крышу» окончательно. Дашка то, наверное, у соседки была, ну я и…
- Примерно так и было, - подтвердил воспоминания Замятина Максим. - У тебя были ключи от дома. Поэтому ты вошёл почти без шума и…
- Да, ключи были… - Замятин замолчал и, обдумывая продолжение разговора, достал из кармана фотографию Анастасии. – Вот, мне больше не понадобится.
- Что так и не вспомнил? – спросил Нагатин, забирая фотографию Анастасии.
- Это уже неважно, чувств совсем нет… даже ненависти. Ничего нет… зачем я? - Владимир снова закрыл лицо руками и захныкал, беспомощно трясясь всем телом. – Зачем это всё случилось…
- Не знаю, - ответил Нагатин и отвёл взгляд, не желая смотреть за терзаниями жалкого, изуродованного Замятина. – Плата за любовь…
- Что? – словно не расслышав слов Нагатина, переспросил Замятин.
- Плата твоя за любовь, - Нагатин закончил беседу словами Лазаря. – Хватит убиваться, бери ручку и давай писать, а то времени нет...
    В течение получаса протокол был готов. По мере его составления Нагатин рассказывал истинную картину происходившего, стараясь останавливаться на деталях. Владимиру было нелегко, но он искренне пытался запомнить рассказ следователя. Время встречи заканчивалось и Владимир пожаловался Нагатину на невыносимую головную боль.
- Ладно, потерпи, - Нагатин позвонил Мещерскому и сообщил о завершении встречи, -  сейчас придёт Мещерский, а ты держись.
    Мещерский достаточно быстро спустился со второго этажа и вошёл в зал. Максим уже собрал документы и стараясь не смотреть на Владимира, одевал куртку.
- Так, ну что? – Мещерский вошёл без стука и выглядел возбуждённым. – Закончили?
- Да, спасибо, - ответил Нагатин и первым вышел из кабинета.
- Пойдёмте, - Мещерский закрыл кабинет и вместе с Владимиром и Нагатиным прошёл по коридору и остановился возле двери перед лестницей, ведущей на второй этаж, где находилось судебно-психиатрическое отделение. - Владимир вы поднимайтесь, я сейчас буду.
    Мещерский захлопнул дверь небольшого тамбура и повернулся к Нагатину.
- Надеюсь, он не сбежит, - Мещерский нервно улыбнулся. - Максим, я провожу вас, а то вы опять заблудитесь. Пойдёмте.
    Нагатин вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха после удушливого и спёртого воздуха больницы. С крыльца он заметил Лазаря, сидевшего на скамейке возле старых яблонь.
- Здравствуйте Лазарь, - улыбнувшись, сказал Максим.
- Доброго здоровья, - Лазарь выглядел озадаченным.
- Я Нагатин Максим Дмитриевич, следователь, - Нагатин ещё раз улыбнулся. – Вы меня помните? Мы несколько дней назад с вами разговаривали.
- Разве всех упомнишь, - безразлично ответил Лазарь и, достав небольшую книжицу, уткнулся в неё не обращая на Нагатина внимания.
    Максим отошёл от старика, испытывая неловкость и направился к автомобилю в то время как в больнице начался настоящий переполох.
- А ну отойди, - Мещерский пихнул одного из санитаров и склонился над Владимиром. – Как это случилось!?
- Я не знаю Алексей Павлович. Я спускался по лестнице смотрю, а он лежит возле батареи, - оправдывался растерянный санитар. – Я его ещё когда к вам вёл, он на ногах еле стоял.
- Ты чего стоишь? Быстро за носилками, - Мещерский фыркнул на одного из санитаров и аккуратно дотронулся до сильной ссадины на лбу Замятина. – Он об батарею, что ли ударился!?
- Не знаю, - ответил санитар, разводя руками.
- Что ты вообще знаешь! - нарочито громко сказал Мещерский. – Что, никто не видел как он упал?
- Никто, я его первый нашёл и мы сразу вас позвали.
- Вот носилки! – запыхавшись сообщил, вернувшийся санитар.
- Аккуратно! Не трясите его! – негодовал Мещерский, - Давайте его в палату. Быстро!

 

Рабы праведности. VI. Свободный человек

Рабы праведности. VIII. Спаситель