Повесть о тайной любви Люси Андреевой. (глава 1-я)
21 сентября 2016 -
Борис Аксюзов
Эта история необыкновенной любви поразила меня, хотя я уже давно перестал удивляться чему-нибудь.
Некоторым читателям не нравится читать что-либо с продолжением, потому что им не терпится узнать, чем это все закончилось.
И я прошу их извинить меня.
Потому что знаю, что еще большая часть любителей чтения бросает на середине слишком длинные произведения.
С уважением,
Борис Аксюзов.
Повесть о тайной любви Люси Андреевой.
1.
С некоторых пор я стараюсь избегать встреч со своими бывшими одноклассницами и однокурсницами. Дело в том, что каждый раз, когда я встречаюсь с ними, я вижу, как неумолимо они стареют…
Как старею я, меня не волнует, потому что в зеркало я смотрюсь редко, а когда все же заглядываю, то всегда вижу одного и того же человека, который, как мне кажется, совершенно не изменился с тех блаженных дней, когда нам было двадцать пять.
А вот девчонки… Это ужас какой-то… Они менялись со скоростью курьерского поезда! Сначала, выйдя замуж, становились деловитыми и рассудительными, теряя половину того шарма, коим очаровывали нас, восторженных юнцов.
Потом у них появлялись дети и первые морщины. Дети мешали нам нормально общаться при встречах, а морщины успокаивали: «Как хорошо, что я на ней не женился!»
Дети поступали в институты, морщины прибавлялись, а вместе с ними росла усталость в когда-то милых и радостных глазах.
Вскоре появлялись внуки, забот становилось еще больше, и усталость превращалась в элементарную замотанность.
И только когда внуки становились тоже самостоятельными, мои прежние подруги спохватывались, вспомнив, что они, прежде всего, женщины, и начинали красить поседевшие волосы, истреблять морщины и кутать в шарфики некогда лебединые шеи. Но - увы! – было уже поздно…
Настолько поздно, что после каждой встречи с ними, я возвращался домой потерянный и убитый…
Но эта встреча произошла случайно и была настолько неожиданной для меня, что я не успел даже огорчиться, увидев перед собой согбенную старушку с клюкой в руках, на которую она опиралась, сидя на скамейке в парке Летнего сада.
Я очутился там вовсе не для обозрения достопримечательностей этого великолепного места, а просто пересекал парк, чтобы выйти на набережную Невы, где я должен был встретиться со своим бывшим сахалинским учеником Сашей Ветошкиным. Он был капитаном одного из лесовозов, которые в ожидании разведения мостов стояли на Неве прямо напротив Летнего сада.
И вот, проходя торопливо по аллее, я вдруг услышал эту давно уже не слышанную форму своего имени, прозвучавшую для меня откуда-то очень и очень издалека:
- Борька!
Я, естественно, сначала вздрогнул, потом оглянулся. И увидел на скамейке эту старуху с клюкой.
Но странно, я сразу узнал ее…
По глазам…
Они у нее совсем не изменились… Даже опоясанные сетью бесчисленных морщин… Даже лишенные длиннющих, карабкающихся вверх ресниц и прекрасных бровей…
В них сохранился блеск удивления и радости, характерный для молодых людей…
Я подошел к ней и снял с клюки морщинистую руку…
- Здравствуй, Андреева, - сказал я, и она заплакала, обрадовавшись, что я узнал ее.
Потом она неожиданно быстро выхватила откуда-то носовой платок, смахнула со щек слезы и улыбнулась мне.
- Ты…? – начала она о чем-то меня спрашивать, но я прервал ее, поднимая ее со скамейки:
- Пойдем со мной, здесь недалеко. Мы встретимся на набережной с одним человеком, а потом у нас будет уйма времени, чтобы наговориться. Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть… Сколько лет мы не встречались?
- Сорок пять, - ответила она, не задумываясь.
Я взял ее под руку, и она довольно резво пошла рядом, слегка припадая на правую ногу.
- Сломала почти на ровном месте, - объяснила она, заметив, что я покосился на ее ногу. – Спешила на урок…
Она засмеялась, как будто тот случай с переломом был очень забавным.
Ветошкина я увидел издалека. Он стоял, облокотясь на парапет, в великолепной белой капитанской форме с золотыми нашивками и курил сигару. Вид его был очень эффектен, и я подумал с усмешкой: «Ну, вот, Сашке представился еще один случай пустить мне пыль в глаза. А ведь ему уже за пятьдесят…».
И я оказался прав. Капитан Ветошкин, будто не замечая меня, сначала подошел к даме, галантно приложился к ручке, а потом уже обнял меня, растроганно бася:
- Валентиныч, ты каким был, таким и остался!
Не знаю, почему, но все мои сахалинские ученики обращаются ко мне на «ты» и зовут «Валентинычем».
Мне было интересно узнать, как это случилось, что с греческого сухогруза Сашка ушел «капитанить» на российский лесовоз, но он не дал мне и рта открыть:
- Все вопросы – на борту моей каравеллы. Там уже засекли в бинокль нашу трогательную встречу и начинают накрывать на стол. Кок, у меня правда, татарин, а не француз, какой у меня был на «греке», но клянусь медузой, он тому французу сто очков вперед даст…
- Понимаешь, Саша, - прервал я его. – я только что в Летнем саду встретился со своей однокурсницей. Кстати, познакомься. Ее зовут Людмила Семеновна, она тоже учитель. Мы не виделись с нею сорок пять лет.
Сашка еще раз лобызнул ручку и бойко отрапортовал:
- Капитан дальнего плавания Александр Ветошкин.
И уже обращаясь ко мне, добавил:
- Я думаю, Людмила Семеновна не будет возражать против посещения моего корвета. Там, после роскошного обеда, вы сможете найти укромный уголок и поведать друг другу, что случилось с вами за эти сорок пять лет. Я думаю, что до двух часов ночи вы уложитесь. Я правильно рассуждаю, Людмила Семеновна?
Андреева улыбнулась:
- Совершенно верно. Тем более, что за всю свою жизнь я ни разу не была на корабле.
Сашка захохотал:
- Вы пролили бальзам на мое искореженное штормами сердце, Людмила Семеновна! Вы назвали мою старую калошу кораблем, что позволительно говорить только о судах военно–морского флота. Правда, как вероятно, вы уже заметили, я сам иногда называю мой лесовоз каравеллой или корветом, но это делается специально для Бориса Валентиныча, потому что он пропитан романтикой моря, как моя кожа морской солью.
Мы прошлись по набережной к одному из спусков к Неве, построенных еще при Петре Первом, где был причален моторный ялик, за три минуты доставивший нас на борт лесовоза «Волго-Балт» под номером, который я не запомнил.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0355561 выдан для произведения:
Сегодня я начинаю по главам публиковать мою «Повесть о тайной любви Люси Андреевой».
Эта история необыкновенной любви поразила меня, хотя я уже давно перестал удивляться чему-нибудь.
Некоторым читателям не нравится читать что-либо с продолжением, потому что им не терпится узнать, чем это все закончилось.
И я прошу их извинить меня.
Потому что знаю, что еще большая часть любителей чтения бросает на середине слишком длинные произведения.
С уважением,
Борис Аксюзов.
Повесть о тайной любви Люси Андреевой.
1.
С некоторых пор я стараюсь избегать встреч со своими бывшими одноклассницами и однокурсницами. Дело в том, что каждый раз, когда я встречаюсь с ними, я вижу, как неумолимо они стареют…
Как старею я, меня не волнует, потому что в зеркало я смотрюсь редко, а когда все же заглядываю, то всегда вижу одного и того же человека, который, как мне кажется, совершенно не изменился с тех блаженных дней, когда нам было двадцать пять.
А вот девчонки… Это ужас какой-то… Они менялись со скоростью курьерского поезда! Сначала, выйдя замуж, становились деловитыми и рассудительными, теряя половину того шарма, коим очаровывали нас, восторженных юнцов.
Потом у них появлялись дети и первые морщины. Дети мешали нам нормально общаться при встречах, а морщины успокаивали: «Как хорошо, что я на ней не женился!»
Дети поступали в институты, морщины прибавлялись, а вместе с ними росла усталость в когда-то милых и радостных глазах.
Вскоре появлялись внуки, забот становилось еще больше, и усталость превращалась в элементарную замотанность.
И только когда внуки становились тоже самостоятельными, мои прежние подруги спохватывались, вспомнив, что они, прежде всего, женщины, и начинали красить поседевшие волосы, истреблять морщины и кутать в шарфики некогда лебединые шеи. Но - увы! – было уже поздно…
Настолько поздно, что после каждой встречи с ними, я возвращался домой потерянный и убитый…
Но эта встреча произошла случайно и была настолько неожиданной для меня, что я не успел даже огорчиться, увидев перед собой согбенную старушку с клюкой в руках, на которую она опиралась, сидя на скамейке в парке Летнего сада.
Я очутился там вовсе не для обозрения достопримечательностей этого великолепного места, а просто пересекал парк, чтобы выйти на набережную Невы, где я должен был встретиться со своим бывшим сахалинским учеником Сашей Ветошкиным. Он был капитаном одного из лесовозов, которые в ожидании разведения мостов стояли на Неве прямо напротив Летнего сада.
И вот, проходя торопливо по аллее, я вдруг услышал эту давно уже не слышанную форму своего имени, прозвучавшую для меня откуда-то очень и очень издалека:
- Борька!
Я, естественно, сначала вздрогнул, потом оглянулся. И увидел на скамейке эту старуху с клюкой.
Но странно, я сразу узнал ее…
По глазам…
Они у нее совсем не изменились… Даже опоясанные сетью бесчисленных морщин… Даже лишенные длиннющих, карабкающихся вверх ресниц и прекрасных бровей…
В них сохранился блеск удивления и радости, характерный для молодых людей…
Я подошел к ней и снял с клюки морщинистую руку…
- Здравствуй, Андреева, - сказал я, и она заплакала, обрадовавшись, что я узнал ее.
Потом она неожиданно быстро выхватила откуда-то носовой платок, смахнула со щек слезы и улыбнулась мне.
- Ты…? – начала она о чем-то меня спрашивать, но я прервал ее, поднимая ее со скамейки:
- Пойдем со мной, здесь недалеко. Мы встретимся на набережной с одним человеком, а потом у нас будет уйма времени, чтобы наговориться. Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть… Сколько лет мы не встречались?
- Сорок пять, - ответила она, не задумываясь.
Я взял ее под руку, и она довольно резво пошла рядом, слегка припадая на правую ногу.
- Сломала почти на ровном месте, - объяснила она, заметив, что я покосился на ее ногу. – Спешила на урок…
Она засмеялась, как будто тот случай с переломом был очень забавным.
Ветошкина я увидел издалека. Он стоял, облокотясь на парапет, в великолепной белой капитанской форме с золотыми нашивками и курил сигару. Вид его был очень эффектен, и я подумал с усмешкой: «Ну, вот, Сашке представился еще один случай пустить мне пыль в глаза. А ведь ему уже за пятьдесят…».
И я оказался прав. Капитан Ветошкин, будто не замечая меня, сначала подошел к даме, галантно приложился к ручке, а потом уже обнял меня, растроганно бася:
- Валентиныч, ты каким был, таким и остался!
Не знаю, почему, но все мои сахалинские ученики обращаются ко мне на «ты» и зовут «Валентинычем».
Мне было интересно узнать, как это случилось, что с греческого сухогруза Сашка ушел «капитанить» на российский лесовоз, но он не дал мне и рта открыть:
- Все вопросы – на борту моей каравеллы. Там уже засекли в бинокль нашу трогательную встречу и начинают накрывать на стол. Кок, у меня правда, татарин, а не француз, какой у меня был на «греке», но клянусь медузой, он тому французу сто очков вперед даст…
- Понимаешь, Саша, - прервал я его. – я только что в Летнем саду встретился со своей однокурсницей. Кстати, познакомься. Ее зовут Людмила Семеновна, она тоже учитель. Мы не виделись с нею сорок пять лет.
Сашка еще раз лобызнул ручку и бойко отрапортовал:
- Капитан дальнего плавания Александр Ветошкин.
И уже обращаясь ко мне, добавил:
- Я думаю, Людмила Семеновна не будет возражать против посещения моего корвета. Там, после роскошного обеда, вы сможете найти укромный уголок и поведать друг другу, что случилось с вами за эти сорок пять лет. Я думаю, что до двух часов ночи вы уложитесь. Я правильно рассуждаю, Людмила Семеновна?
Андреева улыбнулась:
- Совершенно верно. Тем более, что за всю свою жизнь я ни разу не была на корабле.
Сашка захохотал:
- Вы пролили бальзам на мое искореженное штормами сердце, Людмила Семеновна! Вы назвали мою старую калошу кораблем, что позволительно говорить только о судах военно–морского флота. Правда, как вероятно, вы уже заметили, я сам иногда называю мой лесовоз каравеллой или корветом, но это делается специально для Бориса Валентиныча, потому что он пропитан романтикой моря, как моя кожа морской солью.
Мы прошлись по набережной к одному из спусков к Неве, построенных еще при Петре Первом, где был причален моторный ялик, за три минуты доставивший нас на борт лесовоза «Волго-Балт» под номером, который я не запомнил.
Эта история необыкновенной любви поразила меня, хотя я уже давно перестал удивляться чему-нибудь.
Некоторым читателям не нравится читать что-либо с продолжением, потому что им не терпится узнать, чем это все закончилось.
И я прошу их извинить меня.
Потому что знаю, что еще большая часть любителей чтения бросает на середине слишком длинные произведения.
С уважением,
Борис Аксюзов.
Повесть о тайной любви Люси Андреевой.
1.
С некоторых пор я стараюсь избегать встреч со своими бывшими одноклассницами и однокурсницами. Дело в том, что каждый раз, когда я встречаюсь с ними, я вижу, как неумолимо они стареют…
Как старею я, меня не волнует, потому что в зеркало я смотрюсь редко, а когда все же заглядываю, то всегда вижу одного и того же человека, который, как мне кажется, совершенно не изменился с тех блаженных дней, когда нам было двадцать пять.
А вот девчонки… Это ужас какой-то… Они менялись со скоростью курьерского поезда! Сначала, выйдя замуж, становились деловитыми и рассудительными, теряя половину того шарма, коим очаровывали нас, восторженных юнцов.
Потом у них появлялись дети и первые морщины. Дети мешали нам нормально общаться при встречах, а морщины успокаивали: «Как хорошо, что я на ней не женился!»
Дети поступали в институты, морщины прибавлялись, а вместе с ними росла усталость в когда-то милых и радостных глазах.
Вскоре появлялись внуки, забот становилось еще больше, и усталость превращалась в элементарную замотанность.
И только когда внуки становились тоже самостоятельными, мои прежние подруги спохватывались, вспомнив, что они, прежде всего, женщины, и начинали красить поседевшие волосы, истреблять морщины и кутать в шарфики некогда лебединые шеи. Но - увы! – было уже поздно…
Настолько поздно, что после каждой встречи с ними, я возвращался домой потерянный и убитый…
Но эта встреча произошла случайно и была настолько неожиданной для меня, что я не успел даже огорчиться, увидев перед собой согбенную старушку с клюкой в руках, на которую она опиралась, сидя на скамейке в парке Летнего сада.
Я очутился там вовсе не для обозрения достопримечательностей этого великолепного места, а просто пересекал парк, чтобы выйти на набережную Невы, где я должен был встретиться со своим бывшим сахалинским учеником Сашей Ветошкиным. Он был капитаном одного из лесовозов, которые в ожидании разведения мостов стояли на Неве прямо напротив Летнего сада.
И вот, проходя торопливо по аллее, я вдруг услышал эту давно уже не слышанную форму своего имени, прозвучавшую для меня откуда-то очень и очень издалека:
- Борька!
Я, естественно, сначала вздрогнул, потом оглянулся. И увидел на скамейке эту старуху с клюкой.
Но странно, я сразу узнал ее…
По глазам…
Они у нее совсем не изменились… Даже опоясанные сетью бесчисленных морщин… Даже лишенные длиннющих, карабкающихся вверх ресниц и прекрасных бровей…
В них сохранился блеск удивления и радости, характерный для молодых людей…
Я подошел к ней и снял с клюки морщинистую руку…
- Здравствуй, Андреева, - сказал я, и она заплакала, обрадовавшись, что я узнал ее.
Потом она неожиданно быстро выхватила откуда-то носовой платок, смахнула со щек слезы и улыбнулась мне.
- Ты…? – начала она о чем-то меня спрашивать, но я прервал ее, поднимая ее со скамейки:
- Пойдем со мной, здесь недалеко. Мы встретимся на набережной с одним человеком, а потом у нас будет уйма времени, чтобы наговориться. Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть… Сколько лет мы не встречались?
- Сорок пять, - ответила она, не задумываясь.
Я взял ее под руку, и она довольно резво пошла рядом, слегка припадая на правую ногу.
- Сломала почти на ровном месте, - объяснила она, заметив, что я покосился на ее ногу. – Спешила на урок…
Она засмеялась, как будто тот случай с переломом был очень забавным.
Ветошкина я увидел издалека. Он стоял, облокотясь на парапет, в великолепной белой капитанской форме с золотыми нашивками и курил сигару. Вид его был очень эффектен, и я подумал с усмешкой: «Ну, вот, Сашке представился еще один случай пустить мне пыль в глаза. А ведь ему уже за пятьдесят…».
И я оказался прав. Капитан Ветошкин, будто не замечая меня, сначала подошел к даме, галантно приложился к ручке, а потом уже обнял меня, растроганно бася:
- Валентиныч, ты каким был, таким и остался!
Не знаю, почему, но все мои сахалинские ученики обращаются ко мне на «ты» и зовут «Валентинычем».
Мне было интересно узнать, как это случилось, что с греческого сухогруза Сашка ушел «капитанить» на российский лесовоз, но он не дал мне и рта открыть:
- Все вопросы – на борту моей каравеллы. Там уже засекли в бинокль нашу трогательную встречу и начинают накрывать на стол. Кок, у меня правда, татарин, а не француз, какой у меня был на «греке», но клянусь медузой, он тому французу сто очков вперед даст…
- Понимаешь, Саша, - прервал я его. – я только что в Летнем саду встретился со своей однокурсницей. Кстати, познакомься. Ее зовут Людмила Семеновна, она тоже учитель. Мы не виделись с нею сорок пять лет.
Сашка еще раз лобызнул ручку и бойко отрапортовал:
- Капитан дальнего плавания Александр Ветошкин.
И уже обращаясь ко мне, добавил:
- Я думаю, Людмила Семеновна не будет возражать против посещения моего корвета. Там, после роскошного обеда, вы сможете найти укромный уголок и поведать друг другу, что случилось с вами за эти сорок пять лет. Я думаю, что до двух часов ночи вы уложитесь. Я правильно рассуждаю, Людмила Семеновна?
Андреева улыбнулась:
- Совершенно верно. Тем более, что за всю свою жизнь я ни разу не была на корабле.
Сашка захохотал:
- Вы пролили бальзам на мое искореженное штормами сердце, Людмила Семеновна! Вы назвали мою старую калошу кораблем, что позволительно говорить только о судах военно–морского флота. Правда, как вероятно, вы уже заметили, я сам иногда называю мой лесовоз каравеллой или корветом, но это делается специально для Бориса Валентиныча, потому что он пропитан романтикой моря, как моя кожа морской солью.
Мы прошлись по набережной к одному из спусков к Неве, построенных еще при Петре Первом, где был причален моторный ялик, за три минуты доставивший нас на борт лесовоза «Волго-Балт» под номером, который я не запомнил.
Рейтинг: +4
377 просмотров
Комментарии (2)
Валентин Воробьев # 13 октября 2016 в 06:42 +1 | ||
|
Татьяна Стрекалова # 24 февраля 2020 в 15:29 0 | ||
|
Новые произведения