Последний балаган. Часть I. Глава Первая
БЫЛО ЭТО ТАК
С детства помню - всякий поход на Благбаз был в нашей семье пусть не крупным, но всё же значимым событием. «Благбазом» мы, харьковчане, издавна называем наш Центральный рынок, полное имя которого «Благовещенский базар». С незапамятных времён носит он это название, когда наш Харьков был ещё относительно тихим, добротным провинциальным губернским центром. Прошли десятилетия и даже столетия. Город вырос, заметно изменился его облик. А вот Благбаз остался всё таким-же - шумным, пыльным, грязным. Не утихающий в любую эпоху, в любое время года, при любой погоде, пережив революции, войны, фашистскую оккупацию и все существующие власти, он не потерял своё лицо и ту постоянную атмосферу, царящую на этом отдельно взятом пятачке нашей необъятной планеты. Ступая по его разбитой мостовой, где среди колдобин и выбоин торчали то куски булыжника, то асфальта, то битого кирпича, невольно создавалось впечатление, что вся земля здесь пропитана насквозь зловонной жижей, вобравшей в себя адскую смесь запахов гнилой капусты, свеклы, солёных огурцов и протухшей рыбы. А воздух ещё и смесью жаренных пирожков с разного рода бутером, бранной руганью, звуками народной музыки, милицейского свиста, смеха и хмельного перегара. А толпа? Многоликая и многоголосая толпа! Она – всё такая же. Невольно ощущается - сама атмосфера базара мгновенно превращает здесь даже самого тихого и кроткого человека в бойкого, не во всём честного, а порой и вовсе наглеца - кого в роли покупателя, а кого и торгаша. Старинное и некогда обязательное слово чести – «Слово купца» - здесь никогда не было в чести. Интеллигенты с авоськами, простой рабочий люд кто с чем в руках, студенты, идущие шумной и весёлой компанией, крестьяне, обвешанные со всех сторон мешками и корзинами, снующие то тут тот там раклюги* и карманники, спекулянты-перекупщики и барыги всех мастей и категорий – всё смешалось в этом водовороте, став единым, ясным каждому от мала до велика гигантским чудовищем, имя которому - «БАЗАР». В те далёкие годы я, крохотный озорник-мальчуган, очень любил, когда меня брали с собой туда родители. Правда, интереснее было всё же ездить на Благбаз с дедушкой и бабушкой. И вот почему.
Во первых - жили они от этого шумного места сравнительно далеко. А значит, чтобы приехать сюда за покупками, прежде предстояло сесть на трамвай и добрый час ползти по старым городским улицам. А что может быть лучше для меня, «хронического путешественника» и непоседы, прокатиться по городу, глазея в окошко на дома, машины, светофоры, магазины с пёстрыми вывесками!
Во вторых - в качестве морального вознаграждения за моё терпение и выносливость, которые я молча и без каприза выносил, после утомительных блужданий под нестерпимым знойным летним солнцем и духотой, по рядам переполненным толпой торгующих и покупающих, обязательно получал что-нибудь вкусненькое: мороженое в стаканчике, маленькую шоколадку, сладкий красный леденец-петушок на тоненькой деревянной палочке, мятный пряник, политый белой глазурью или какую-нибудь игрушку в виде глиняной свистульки.. А было и такое вознаграждение, которое конечно буду помнить всегда , о котором, собственно и хочу рассказать.
Но прежде, начну всё по порядку.
Однажды так-же, как и обычно, шёл я по Благбазу с мамой и папой. Было жаркое лето. Уже больше часа мы медленно двигались по этим самым базарным рядам. Родители останавливались возле каждого прилавка, постоянно спрашивая у хозяев - по чём лук, молодая картошка, помидоры, петрушка, горох, укроп. Они всё время, со всеми торговались, что-то вслух соизмеряя, прицениваясь , двигались к следующему хозяину и повторяли тоже самое. Утомлённый еле волоча от усталости ноги, покорно брёл я за ними с едва теплевшейся надеждой, что когда-нибудь, рано или поздно, но всё это закончится. Не помню, как, когда и у кого в конечном случае они покупали то самое, что искали, но после этих покупок начинались новые поиски ещё чего-то такого важного жизненно необходимого. Так, миновав один ряд за другим, мы зигзагом обходили этот большой и до бесконечности необъятный «город торгашей и торговли».Закончив поход по овощным рядам, мы двигались в сторону рыбных прилавков. Протискиваясь сквозь базарную толпу, мимоходом цепляясь за чьи-то бока, ноги и зады, с трудом ступая мимо длинных каменных столов, серых будок, киосков и павильонов, выкрашенных в бордовый, но от времени и пыли выцветший и потому превратившийся в бурый цвет, я увидел интересное деревянное строение, увенчанное маленькой башенкой со шпилем.
Первое, что мне бросилось тогда в глаза - строение это отличалось от своих мрачных соседей свежестью и нарочитой новизной. Выкрашено оно было в яркий зелёный цвет, а наличники на окнах – вообще были размалёваны в разные цвета, словно и не наличники это вовсе, а петушиные хвосты да и только. В общем - всё на этом базарном павильоне было таким, что не заметить его было просто невозможно, так крикливо выделялся он на фоне других подобных строений. Перед входом красовались яркие рекламные щиты, на которых были нарисованы: клоуны в пёстрых одеждах, собачки с разноцветными бантиками на шеях, стройный жонглёр с летящими над головой полосатыми, как арбуз, мячами, гибкая, словно змея, гимнастка, фокусник в белой чалме и с чёрно-белой волшебной палочкой в руках, возле какого-то странного, разрисованного причудливым орнаментом ящика. Над входом, прямо под самой башенкой, было небольшое полукруглое окошечко, в котором кукла-марионетка Петрушка лихо и смешно что-то выплясывал под громкие звуки музыки, доносившиеся из висящих по бокам репродукторов-колоколов. И кругом – яркие, всем понятные, зазывающие и манящие четыре буквы. Буквы, которые я, в то время не умеющий читать даже по слогам, знал наизусть. Они притягивали меня и тогда, и все последующие годы, те самые четыре буквы, уносящие любого в мир чудес и радости. Буквы, составляющие одно короткое, но такое волшебное и всем понятное слово - «ЦИРК».К тому времени я уже неоднократно бывал с родителями на представлениях в нашем цирке. Именно поэтому моему удивлению от такой необычной встречи с этим разноцветным чудом не было предела.
- Что это? – с восторгом тут же спросил я родителей.
В ответ, отец, пытаясь перекричать громкую музыку, доносившуюся из репродукторов и потому, как мне показалось, даже слегка нервничая напрягая голос, быстро объяснил мне: -
- Это – цирк. Но не тот цирк, в который мы ходим, а (!) Базарный цирк.
- А он лучше или хуже того настоящего? – не унимался я, уже заранее готовя в качестве следующего вопроса настойчивую просьбу побывать здесь на представлении.
Отец, без особого труда смекнув зачем и почему я задал этот вопрос, быстро и наотрез сделал свои краткие и убедительные, как ему показалось, пояснения.
- Нет! Сюда с тобой мы не пойдём! Потому, что это – не цирк, а ... (!) ХАЛТУРА.
А мама, в качестве поддержки, пренебрежительно добавила: -
- Там все артисты и номера, такие, как эта кукла.
И сказав это, она скорчила брезгливую гримасу, небрежно махнув рукой в сторону окошечка, где по-прежнему всё также весело плясал Петрушка, одетый в пёстрый комбинезончик.Мы быстро миновали это место, но в моей памяти оно бесследно так и не исчезло. Да и могло ли исчезнуть?
Именно потому, что моими родителями было наложено беспощадное Табу, меня тянуло побывать, ну если не внутри, то хотя бы ещё раз взглянуть снаружи на этот Базарный цирк. Всякий раз, бывая на Благбазе, я делал всё, чтобы ещё хоть один раз пройти мимо этого ярко разукрашенного деревянного павильона. Именно с того самого дня, когда я впервые его увидел, в моём словарном запасе появилось новое, странное, не до конца понятное слово «Халтура». Нет! Конечно, я понимал, что «халтура» - это что-то плохое. Но что именно, за что и почему нарекли этот яркий и весёлый дом таким словом? В этом-то и был для меня парадокс! Ведь родители мои не только любили цирк, не только с удовольствием ходили смотреть новые программы, но и привили мне ту самую любовь к искусству весёлых, ловких и отважных. И вдруг – такое нежелание посмотреть представление в этом самом базарном цирке. А позже к слову «халтура» добавилось ещё одно, как мне тогда показалось, чуть ли не ругательное слово «Балаган».Если помните, в самом начале я говорил, что интереснее мне было ездить на Благбаз с бабушкой и дедом. Так вот, если мои родители не хотели, чтобы я побывал в этом цирке-балагане, то уж своих стариков уговорить на это стало моей главной задачей. И, как потом оказалось, задача была вполне реально выполнимой. Правда бабушка, типичная домохозяйка и домоседка, вообще неодобрительно относилась к посещениям зрелищных мероприятий. Не любила она ходить в кино, в театры, на всевозможные концерты и уж тем более в цирк. Другое дело – в гости к кому-нибудь. И то - по особым и важным причинам. Ну, скажем, на чей-нибудь день рождения или свадьбу. Зато дед как ребёнок искренне радовался, когда появлялась возможность сходить со мной в парк, на стадион, который, кстати, находился буквально рядом с их домом. Цирк мой дедушка очень любил. И в очередной раз, когда мы были на Благовещенском базаре, я «случайно» подвёл своих стариков к тому самому павильону, откуда разносились знакомые весёлые раскаты задорной народной мелодии, и предложил: - А давайте посмотрим этот цирк. Бабушка заныла, отговаривая деда от этой затеи, а тот убеждал её в обратном. После долгих колебаний всё же наша с дедом взяла верх! И вот мы в полутёмном маленьком зале с открытой сценой-эстрадой, со всех сторон задрапированной красным бархатом. Где-то сбоку стоял стул. Вмиг тусклый свет сменился относительно ярким и я понял, что представление начинается. Правда, на сей раз не зазвучал оркестр, как в том цирке, куда мы с мамой и папой часто ходили. Вместо этого, откуда-то из-за красного бархата вышла толстая пожилая тётка с большим перламутровым аккордеоном в руках. Она надела на плечо ремешки и, резко развернув меха, заиграла бодрую мелодию, чем-то напоминающую спортивный марш. На сцене появилась полногрудая блондинка с шикарной меховой ротондой на плечах. Она прочитала своим, великолепно поставленным голосом стихотворное приветствие и вот уже её сменил средних лет мужчина. На нём были нарядные черные брюки, ярко- красная блуза, а обут был он в блестящие лаковые туфли. В руках мужчины была теннисная ракетка и мячики. Что он только не вытворял с этими мячиками и ракеткой! То ставил ракетку на лоб и балансируя одной рукой ловко бросал и ловил два мячика, то продолжал жонглировать мячиками, время от времени задействовав при этом и ракетку. Потом выступали акробаты-эксцентрики с весёлым быстрым номером. Здоровяк с массивным волосатым торсом и лилипут почему-то одетый в синюю ливрею с золотыми позументами . Выглядело это даже очень забавно. Этот верзила то подкидывал своего партнёра вверх как мяч и также легко ловил его в стойке руки в руки, то маленький партнёр, легко нырнув у здоровяка между ног, быстро делал кувырок и в один миг оказывался стоящим у него на плечах, при этом делая стойку-узкоручку на его голове. А после их номера на эстраду вышел клоун. Он был почти таким, как тот, нарисованный на афише, что стояла у входа цирк. Бесформенные штаны из серой мешковины с широкой шлейкой через плечо, полосатая зелёная рубашка с ярко красным бантом на шее, огромные чёрные потоптанные башмаки и огненно-рыжий парик с блестящей лысиной. Как и у многих других клоунов, у него был нарисован рот до ушей и налеплен ярко-красный нос. Громким, слегка сиплым голосом клоун забавлял всех присутствующих каким-то незамысловатым фокусом с чёрным мешочком, в который то опускал, то доставал маленький флакончик из-под духов. Эту репризу я плохо запомнил, спустя так много лет, а вот антре с креслом помню, словно видел её только что. Ведущая (та самая блондинка с меховой ротондой на плечах) решает наградить за хорошее выступление акробата, который выступал в номере с лилипутом, большим мягким креслом с подлокотниками.
- А меня почему не награждаете? - вмешался клоун.
- И Тебе я тоже хочу сделать подарок, - отвечала ведущая, - и вот дарю тебе эту табуретку.
С этими словами она вынесла на сцену старую, местами ободранную деревянную табуретку и вручила её клоуну.
- Да как же так! Да почему? За что? – возмущался клоун. – Ему так кресло, а мне за такой нелёгкий труд и вот эту… Эту крохотную старую табуреточку! Это безобразие! Это не справедливо!!! Я буду жаловаться!
И клоун покинул сценическую площадку. Тогда ведущая вместе со здоровяком-акробатом решила разыграть обиженного клоуна. Сняв с кресла серый чехол, блондинка усадила на табуретку верзилу-акробата, надев на него чехол от кресла. Внешне получилось нечто действительно похожее на кресло, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Вскоре на сцене вновь появился клоун, всё ещё что-то обиженно бормоча. Ведущая его быстро успокоила, предложив новое кресло. Клоун нескрываемо обрадовался. Обиду и гнев как рукой сняло и вот он уже удобно располагается в новом, подаренном ему кресле. Но вот беда! Кресло почему-то перекосилось, стоило только в него ему сесть. Какое-то время клоун и ведущая теряются в догадках - что случилось? Ведь внешне всё вроде бы в полном порядке. Но сколько бы он не садился, с этим «креслом» случались всё время какие-то недоразумения То у него опускались подлокотники, то вполне нормальное «кресло» становилось кривым и перекошенным, то наш герой вообще кубарем катился с него. Далее шло целое развитие действий и всевозможных курьёзных событий, связанных с креслом и тогда клоун решает отремонтировать его. Принеся из-за кулис гвозди и молоток , рыжий клоун приступил к ремонту. Он то выравнивал подлокотники, то прибивал ножки, которые до этого почему-то разъезжались в разные стороны. в финале этого антре шло разоблачение розыгрыша, когда разъярённый акробат, всё это время терпевший чинимые козни над собой изображая кресло, хватал молоток, которым клоун «осуществлял ремонт», и принимался дубасить нашего героя за всё и про всё. А тот, пуская из глаз фонтаны слёз громко и отчаянно ревел, как в подобных случаях ревут мальчишки-проказники, наказанные родителями за непослушание и излишнее озорство. Потом выступали в этом Базарном цирке фокусник, стройная, худенькая, как тростиночка девушка. Она необыкновенно и, как мне казалось неестественно гнулась, словно вся была сделана, как минимум из резины. Помню, бабушка, которая никак не реагировала до этого на выступления артистов, тихо и с восхищением шептала: «И, что у неё за позвоночник! Как это она может делать? Неужели от этого поясница у неё не болит?». А лично у меня тогда вызывала восхищение не гимнастка, а выступление собачек и обезьянки по имени Яшка. Собачки с бантиками на шеях ходили на задних лапах, а дрессировщица, одетая, ну явно не по годам в платье салатного цвета с коротенькой юбочкой, как волшебница взмахивая серебряной палочкой, отдавала команды, которые её питомцы не колеблясь быстро выполняли. Яшка же весело прыгал со стола на тумбу и смешно тряс стол, который то и дело переворачивался от его прыткости.
Как всё хорошее, это представление, так мне показалось, пролетело быстро. И я, позже уже, рассказывая своим родителям о посещении базарного цирка-балагана, всё время донимал их одним и тем же вопросом: почему они считают этот цирк халтурой.
После этого счастливого в моей жизни дня, пролетело несколько лет. Я уже ходил в первый класс и помню, что всякий раз бывая на Благбазе, всё также как и раньше старался пройти хотя бы ещё раз мимо этого чудесного дома. Весной, летом и даже ранней осенью там не стихала громкая музыка, да всё по-прежнему на раусе* плясал Петрушка, маня и зазывая публику на цирковые представления. Иногда рядом с балаганом вырастала большая бочка с брезентовым куполом. Там устраивались мотогонки по вертикальной стене. Потом этот аттракцион куда-то уезжал, но балаган по-прежнему оставался стоять на своём месте. И только в середине шестидесятых, когда началась реконструкция всего Благбаза, когда старые киоски и павильоны стали сносить, строя на их месте какие-то новые нелепые каменные и железные сооружения, цирк-балаган незаметно, подобно кусочку сахара в стакане с кипятком, начал растворяться в пёстрых джунглях нового, теперь уже не Благовещенского, а Коммунального рынка. Он исчез бесследно сперва с глаз тех, кто привык и помнил его, а позже и из их памяти. Для старых горожан этот базарный цирк-балаган был нелепицей, обыкновенной безделушкой и не более. Возможно поэтому его исчезновение не вызвало тогда никакой реакции. Молодым же харьковчанам вряд ли вообще могло прийти в голову, что здесь было нечто подобное цирковому зрелищу. Для меня же с возрастом слова «халтура» и «балаган» приобрели совершенно иное значение. Ибо часто мои сверстники и коллеги «халтурой» называли всякую работу по совместительству или иную подработку. И порой отдавали всего себя там гораздо больше, чем даже на своей основной работе, конечно, если такая подработка была им по душе, а не только ради денег. А вот, что касается балагана, то это, как оказалось, - целый бесценный пласт в истории циркового искусства.
Да и мне, как потом оказалось, по-своему повезло. Чем и почему?
- Да потому, что я видел это. Видел и могу рассказать молодому поколению любителей циркового искусства и молодым цирковым артистам об этом. И ещё потому, что посчастливилось застать при жизни тех самых старых артистов, - тех, кто не только помнил, но ещё, к тому же и отдал большую часть своей жизни именно тем самым старым цирковым балаганам.
Но об этом я расскажу позже.
*Раклюги от слова «раклы»
Специфическое харьковское слово ракло, приблизительно означающее вор, «мелкий преступник из деревни» — обязанно своим происхождением Харькову и Благбазу. В 18 веке в Харькове была бурса, а её покровителем считался св. Ираклий. Вечно голодные бурсаки после занятий сбегали с горы, где расположена бурса, прямо на Благовещенский базар. Там они снискали специфическую славу — и заодно получили такое странное для непосвящённых собирательное имя — раклы, ставшее позже нарицательным.
* Раус - балкон (а в данном случае – окно) над входом или перед входом в балаган, на который перед началом представления выходила вся труппа или один актёр, чтобы зазывать зрителей.
ГЛАВА I
БЫЛО ЭТО ТАК
С детства помню - всякий поход на Благбаз был в нашей семье пусть не крупным, но всё же значимым событием. «Благбазом» мы, харьковчане, издавна называем наш Центральный рынок, полное имя которого «Благовещенский базар». С незапамятных времён носит он это название, когда наш Харьков был ещё относительно тихим, добротным провинциальным губернским центром. Прошли десятилетия и даже столетия. Город вырос, заметно изменился его облик. А вот Благбаз остался всё таким-же - шумным, пыльным, грязным. Не утихающий в любую эпоху, в любое время года, при любой погоде, пережив революции, войны, фашистскую оккупацию и все существующие власти, он не потерял своё лицо и ту постоянную атмосферу, царящую на этом отдельно взятом пятачке нашей необъятной планеты. Ступая по его разбитой мостовой, где среди колдобин и выбоин торчали то куски булыжника, то асфальта, то битого кирпича, невольно создавалось впечатление, что вся земля здесь пропитана насквозь зловонной жижей, вобравшей в себя адскую смесь гнилой капусты, свеклы, солёных огурцов и протухшей рыбы. А воздух – смесью жаренных пирожков с капустой, бранной руганью, звуками народной музыки, милицейского свиста, смеха и хмельного перегара. А толпа? Многоликая и многоголосая толпа! Она – всё такая же. Невольно ощущается - сама атмосфера базара мгновенно превращает здесь даже самого тихого и кроткого человека в бойкого, не во всём честного, а порой и вовсе наглеца - кого в роли покупателя, а кого и торгаша. Старинное и некогда обязательное слово чести – «Слово купца» - здесь никогда не было в чести. Интеллигенты с авоськами, простой рабочий люд кто с чем в руках, студенты, идущие шумной и весёлой компанией, крестьяне, обвешанные со всех сторон мешками и корзинами, снующие то тут тот там раклюги* и карманники, спекулянты-перекупщики и барыги всех мастей и категорий – всё смешалось в этом водовороте, став единым, ясным каждому от мала до велика гигантским чудовищем, имя которому - «БАЗАР». В те далёкие годы я, крохотный озорник-мальчуган, очень любил, когда меня брали с собой туда родители. Правда, интереснее было всё же ездить на Благбаз с дедушкой и бабушкой. И вот почему.
Во первых - жили они от этого шумного места сравнительно далеко. А значит, чтобы приехать сюда за покупками, прежде предстояло сесть на трамвай и добрый час ползти по старым городским улицам. А что может быть лучше для меня, «хронического путешественника» и непоседы, прокатиться по городу, глазея в окошко на дома, машины, светофоры, магазины с пёстрыми вывесками!
Во вторых - в качестве морального вознаграждения за моё терпение и выносливость, которые я молча и без каприза выносил, после утомительных блужданий по рядам, переполненным толпой торгующих и покупающих, обязательно получал что-нибудь вкусненькое: мороженое в стаканчике, маленькую шоколадку, сладкий красный леденец-петушок на тоненькой деревянной палочке, мятный пряник, политый белой глазурью или какую-нибудь игрушку в виде глиняной свистульки.. А было и такое вознаграждение, которое конечно буду помнить всегда , о котором, собственно и хочу рассказать.
Но прежде, начну всё по порядку.
Однажды так-же, как и обычно, шёл я по Благбазу с мамой и папой. Было жаркое лето. Уже больше часа мы медленно двигались по рядам. Родители останавливались возле каждого прилавка, постоянно спрашивая у хозяев - по чём лук, молодая картошка, помидоры, петрушка, горох, укроп. Они всё время, со всеми торговались, что-то вслух соизмеряя, прицениваясь , двигались к следующему хозяину и повторяли тоже самое. Утомлённый еле волоча от усталости ноги, покорно брёл я за ними. Не помню, как, когда и у кого в конечном случае они покупали то самое, что искали, но после этих покупок начинались новые поиски ещё чего-то такого важного жизненно необходимого. Так, миновав один ряд за другим, мы зигзагом обходили этот большой и до бесконечности необъятный «город торгашей и торговли».Закончив поход по овощным рядам, мы двигались в сторону рыбных прилавков. Протискиваясь сквозь базарную толпу, мимоходом цепляясь за чьи-то бока, ноги и зады, с трудом ступая мимо длинных каменных столов, серых будок, киосков и павильонов, выкрашенных в бордовый, но от времени и пыли выцветший и потому превратившийся в бурый цвет, я увидел интересное деревянное строение, увенчанное маленькой башенкой со шпилем.
Первое, что мне бросилось тогда в глаза - строение это отличалось от своих мрачных соседей свежестью и нарочитой повизной. Выкрашено оно было в яркий зелёный цвет, а наличники на окнах – вообще были размалёваны в разные цвета, словно и не наличники это вовсе, а петушиные хвосты да и только. В общем - всё на этом базарном павильоне было таким, что не заметить его было просто невозможно, так крикливо выделялся он на фоне других подобных строений. Перед входом красовались яркие рекламные щиты, на которых были нарисованы: клоуны в пёстрых одеждах, собачки с разноцветными бантиками на шеях, стройный жонглёр с летящими над головой полосатыми, как арбуз, мячами, гибкая, словно змея, гимнастка, фокусник в белой чалме и с чёрно-белой волшебной палочкой в руках, возле какого-то странного, разрисованного причудливым орнаментом ящика. Над входом, прямо под самой башенкой, было небольшое полукруглое окошечко, в котором кукла-марионетка Петрушка лихо и смешно что-то выплясывал под громкие звуки музыки, доносившиеся из висящих по бокам репродукторов-колоколов. И кругом – яркие, всем понятные, зазывающие и манящие четыре буквы. Буквы, которые я, в то время не умеющий читать даже по слогам, знал наизусть. Они притягивали меня и тогда, и все последующие годы, те самые четыре буквы, уносящие любого в мир чудес и радости. Буквы, составляющие одно короткое, но такое волшебное и всем понятное слово - «ЦИРК».К тому времени я уже неоднократно бывал с родителями на представлениях в нашем цирке. Именно поэтому моему удивлению от такой необычной встречи с этим разноцветным чудом не было предела.
- Что это? – с восторгом тут же спросил я родителей.
В ответ, отец, пытаясь перекричать громкую музыку, доносившуюся из репродукторов и потому, как мне показалось, даже слегка нервничая напрягая голос, быстро объяснил мне: -
- Это – цирк. Но не тот цирк, в который мы ходим, а (!) Базарный цирк.
- А он лучше или хуже того настоящего? – не унимался я, уже заранее готовя в качестве следующего вопроса настойчивую просьбу побывать здесь на представлении.
Отец, без особого труда смекнув зачем и почему я задал этот вопрос, быстро и наотрез сделал свои краткие и убедительные, как ему показалось, пояснения.
- Нет! Сюда с тобой мы не пойдём! Потому, что это – не цирк, а халтура.
А мама, в качестве поддержки, пренебрежительно добавила: -
- Там все артисты и номера, вот - как эта кукла.
И сказав это, она скорчила брезгливую гримасу, небрежно махнув рукой в сторону окошечка, где по-прежнему всё также весело плясал Петрушка, одетый в пёстрый комбинезончик.Мы быстро миновали это место, но в моей памяти оно бесследно так и не исчезло. Да и могло ли исчезнуть?
Именно потому, что моими родителями было наложено беспощадное Табу, меня тянуло побывать, ну если не внутри, то хотя бы ещё раз взглянуть снаружи на этот Базарный цирк. Всякий раз, бывая на Благбазе, я делал всё, чтобы ещё хоть один раз пройти мимо этого ярко разукрашенного деревянного павильона. Именно с того самого дня, когда я впервые его увидел, в моём словарном запасе появилось новое, странное, не до конца понятное слово «Халтура». Нет! Конечно, я понимал, что «халтура» - это что-то плохое. Но что именно, за что и почему нарекли этот яркий и весёлый дом таким словом? В этом-то и парадокс! Ведь родители мои не только любили цирк, не только с удовольствием ходили смотреть новые программы, но и привили мне ту самую любовь к искусству весёлых, ловких и отважных. И вдруг – такое нежелание посмотреть представление в этом самом базарном цирке. А позже к слову «халтура» добавилось ещё одно, как мне тогда показалось, чуть ли не ругательное слово «Балаган».Если помните, в самом начале я говорил, что интереснее мне было ездить на Благбаз с бабушкой и дедом. Так вот, если мои родители не хотели, чтобы я побывал в этом цирке-балагане, то уж своих стариков уговорить на это стало моей главной задачей. И, как потом оказалось, задача была вполне реально выполнимой. Правда бабушка, типичная домохозяйка и домоседка, неодобрительно относилась к посещениям зрелищных мероприятий. Не любила она ходить в кино, в театры, на всевозможные концерты и уж тем более в цирк. Другое дело – в гости к кому-нибудь. И то - по особым и важным причинам. Ну, скажем, на чей-нибудь день рождения или свадьбу. Зато дед как ребёнок искренне радовался, когда появлялась возможность сходить со мной в парк, на стадион, который, кстати, находился буквально рядом с их домом. Цирк мой дедушка очень любил. И в очередной раз, когда мы были на Благовещенском базаре, я «случайно» подвёл своих стариков к тому самому павильону, откуда разносились знакомые весёлые раскаты задорной народной мелодии, и предложил: - А давайте посмотрим этот цирк. Бабушка заныла, отговаривая деда от этой затеи, а тот убеждал её в обратном. После долгих колебаний всё же наша с дедом взяла верх! И вот мы в полутёмном маленьком зале с открытой сценой-эстрадой, со всех сторон задрапированной красным бархатом. Где-то сбоку стоял стул. Вмиг тусклый свет сменился относительно ярким и я понял, что представление начинается. Правда, на сей раз не зазвучал оркестр, как в том цирке, куда мы с мамой и папой часто ходили. Вместо этого, откуда-то из-за красного бархата вышла толстая пожилая тётка с большим перламутровым аккордеоном в руках. Она надела на плечо ремешок и, резко развернув меха, заиграла бодрую мелодию, чем-то напоминающую спортивный марш. На сцене появилась полногрудая блондинка с шикарной меховой ротондой на плечах. Она прочитала своим, великолепно поставленным голосом стихотворное приветствие и вот уже её сменил средних лет мужчина. На нём были нарядные черные брюки, блестящая красная блуза, а обут был он в блестящие лаковые туфли. В руках мужчины была теннисная ракетка и мячики. Что он только не вытворял с этими мячиками и ракеткой! То ставил ракетку на лоб и балансируя одной рукой ловко бросал и ловил два мячика, то продолжал жонглировать тремя мячиками, время от времени задействовав при этом и ракетку. Потом выступали акробаты-эксцентрики с весёлым быстрым номером. Здоровяк с массивным волосатым торсом и лилипут почему-то одетый в синюю ливрею с золотыми позументами . Выглядело это даже очень забавно. Этот верзила то подкидывал своего партнёра вверх как мяч и также легко ловил его в стойке руки в руки, то маленький партнёр, легко нырнув у здоровяка между ног, быстро делал кувырок и в один миг оказывался стоящим у него на плечах, при этом делая стойку-узкоручку на его голове. А после их номера на эстраду вышел клоун. Он был почти таким, как тот, нарисованный на афише, что стояла у входа цирк. Бесформенные штаны из серой мешковины с широкой шлейкой через плечо, полосатая зелёная рубашка с ярко красным бантиком, огромные чёрные потоптанные башмаки и огненно-рыжий парик с блестящей лысиной. Как и у многих других клоунов, у него был нарисован рот до ушей и налеплен ярко-красный нос. Громким, слегка сиплым голосом клоун забавлял всех присутствующих каким-то незамысловатым фокусом с чёрным мешочком, в который то опускал, то доставал маленький флакончик из-под духов. Эту репризу я плохо запомнил, спустя так много лет, а вот антре с креслом помню, словно видел её только что. Ведущая (та самая блондинка с меховой ротондой на плечах) решает наградить за хорошее выступление акробата, который выступал в номере с лилипутом, большим мягким креслом с подлокотниками.
- А меня почему не награждаете? - вмешался клоун.
- И Тебе я тоже хочу сделать подарок, - отвечала ведущая, - и вот дарю тебе эту табуретку.
С этими словами она вынесла на сцену старую, местами ободранную деревянную табуретку и вручила её клоуну.
- Да как же так! Да почему? За что? – возмущался клоун. – Ему так кресло, а мне за такой нелёгкий труд и вот эту… Эту крохотную старую табуреточку! Это безобразие! Это не справедливо!!! Я буду жаловаться!
И клоун покинул сценическую площадку. Тогда ведущая вместе со здоровяком-акробатом решила разыграть обиженного клоуна. Сняв с кресла серый чехол, блондинка усадила на табуретку верзилу-акробата, надев на него чехол от кресла. Внешне получилось нечто действительно похожее на кресло, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Вскоре на сцене вновь появился клоун, всё ещё что-то обиженно бормоча. Ведущая его быстро успокоила, предложив новое кресло. Клоун нескрываемо обрадовался. Обиду и гнев как рукой сняло и вот он уже удобно располагается в новом, подаренном ему кресле. Но вот беда! Кресло почему-то перекосилось, стоило только в него ему сесть. Какое-то время клоун и ведущая теряются в догадках - что случилось? Ведь внешне всё вроде бы в полном порядке. Но сколько бы он не садился, с этим «креслом» случались всё время какие-то недоразумения То у него опускались подлокотники, то вполне нормальное «кресло» становилось кривым и перекошенным, то наш герой вообще кубарем катился с него. Далее шло целое развитие действий и всевозможных курьёзных событий, связанных с креслом и тогда клоун решает отремонтировать его. Принеся из-за кулис гвозди и молоток , рыжий клоун приступил к ремонту. Он то выравнивал подлокотники, то прибивал ножки, которые до этого почему-то разъезжались в разные стороны. в финале этого антре шло разоблачение розыгрыша, когда разъярённый акробат, всё это время терпевший чинимые козни над собой изображая кресло, хватал молоток, которым клоун «осуществлял ремонт», и принимался дубасить нашего героя за всё и про всё. А тот, пуская из глаз фонтаны слёз громко и отчаянно ревел, как в подобных случаях ревут мальчишки-проказники, наказанные родителями за непослушание и излишнее озорство. Потом выступали в этом Базарном цирке фокусник, стройная, худенькая, как тростиночка девушка. Она необыкновенно и, как мне казалось неестественно гнулась, словно вся была сделана, как минимум из резины. Помню, бабушка, которая никак не реагировала до этого на выступления артистов, тихо и с восхищением шептала: «И, что у неё за позвоночник! Как это она может делать? Неужели от этого поясница у неё не болит?». А лично у меня тогда вызывала восхищение не гимнастка, а выступление собачек и обезьянки по имени Яшка. Собачки с бантиками на шеях ходили на задних лапах, а дрессировщица, одетая, ну явно не по годам в платье салатного цвета с коротенькой юбочкой, как волшебница взмахивая серебряной палочкой, отдавала команды, которые её питомцы не колеблясь быстро выполняли. Яшка же весело прыгал со стола на тумбу и смешно тряс стол, который то и дело переворачивался от его прыткости.
Как всё хорошее, это представление, так мне показалось, пролетело быстро. И я, позже уже, рассказывая своим родителям о посещении базарного цирка-балагана, всё время донимал их одним и тем же вопросом: почему они считают этот цирк халтурой.
После этого счастливого в моей жизни дня, пролетело несколько лет. Я уже ходил в первый класс и помню, что всякий раз бывая на Благбазе, всё также как и раньше старался пройти хотя бы ещё раз мимо этого чудесного дома. Весной, летом и даже ранней осенью там не стихала громкая музыка, да всё по-прежнему на раусе* плясал Петрушка, маня и зазывая публику на цирковые представления. Иногда рядом с балаганом вырастала большая бочка с брезентовым куполом. Там устраивались мотогонки по вертикальной стене. Потом этот аттракцион куда-то уезжал, но балаган по-прежнему оставался стоять на своём месте. И только в середине шестидесятых, когда началась реконструкция всего Благбаза, когда старые киоски и павильоны стали сносить, строя на их месте какие-то новые нелепые каменные и железные сооружения, цирк-балаган незаметно, подобно кусочку сахара в стакане с кипятком, начал растворяться в пёстрых джунглях нового, теперь уже не Благовещенского, а Коммунального рынка. Он исчез бесследно сперва с глаз тех, кто привык и помнил его, а позже и из их памяти. Для старых горожан этот базарный цирк-балаган был нелепицей, обыкновенной безделушкой и не более. Возможно поэтому его исчезновение не вызвало тогда никакой реакции. Молодым же харьковчанам вряд ли вообще могло прийти в голову, что здесь было нечто подобное цирковому зрелищу. Для меня же с возрастом слова «халтура» и «балаган» приобрели совершенно иное значение. Ибо часто мои сверстники и коллеги «халтурой» называли всякую работу по совместительству или иную подработку. И порой отдавали всего себя там гораздо больше, чем даже на своей основной работе, конечно, если такая подработка была им по душе, а не только ради денег. А вот, что касается балагана, то это, как оказалось, - целый бесценный пласт в истории циркового искусства. Почему?-
Да хотя бы потому, что посчастливилось мне ещё застать при жизни тех самых старых артистов, - тех, кто не только помнил, но ещё, к тому же и отдал большую часть своей жизни именно тем самым старым цирковым балаганам.
Но об этом я расскажу позже.
*Раклюги от слова «раклы»
Специфическое харьковское слово ракло, приблизительно означающее вор, «мелкий преступник из деревни» — обязанно своим происхождением Харькову и Благбазу. В 18 веке в Харькове была бурса, а её покровителем считался св. Ираклий. Вечно голодные бурсаки после занятий сбегали с горы, где расположена бурса, прямо на Благовещенский базар. Там они снискали специфическую славу — и заодно получили такое странное для непосвящённых собирательное имя — раклы, ставшее позже нарицательным.
* Раус - балкон (а в данном случае – окно) над входом или перед входом в балаган, на который перед началом представления выходила вся труппа или один актёр, чтобы зазывать зрителей.
Тая Кузмина # 18 марта 2013 в 19:54 +1 | ||
|
Наталья Исаева # 14 июня 2013 в 23:00 +1 |
Альфреда Бриклин # 15 июня 2013 в 00:59 +1 | ||
|
Елена Абесадзе # 15 июня 2013 в 03:30 +1 | ||
|
Татьяна Лаптева # 15 июня 2013 в 09:33 +1 | ||
|
Денис Маркелов # 14 декабря 2016 в 22:01 +1 | ||
|
Юрий Соболев ( ГЕОРГ ВЕЛОБОС) # 16 декабря 2016 в 23:48 0 | ||
|