Незабудки!
( В. Исаков)
Незабудки
(
В. Исаков)
Костер судорожно поедал дрова, чавкая громко треском дров на
всю реку и смотрел на меня ярким красно белым взглядом пламени,
гипнотизируя . Ну, скучно ему со мной: я не отвечал на его горячую просьбу поболтать «так не о чем». Я знал, что эта бестолковая болтовня всегда сводилась к обсуждению поведения его злейшего врага дождя, не в первый раз слушаю его. Молчал и костер, возмущаясь поведением дождя,в порыве гнева бросал вверх снопы искр, казалось искры были маленькими салютами в
темноте ночи. (Говорил же, что весь разговор сведется к обсуждению дождя!) Ветер перебрасывал с
руки на руку жаркие искры, это были его любимые игрушки в чернильной темноте ночи, он еще ни
разу не перенес на спор с рекой их с берега на берег. Как не старался, но на середине реки искры затухали.
Прислушался к костру, он первый раз за все наши беседы потрескиванием дров вещал, как ему хорошо со мной, с моими друзьями вот тут на берегу на постоянном рыбачьем нашем с друзьями месте. Шептал потрескиванием осиновых дров,
как ему было приятно варить уху для нас: и ему перепадало несколько ложек ухи да малость водочки, заслужил. Ещё он добавил к словам, что он
рад согревать нас своим теплом, а главное чистить светом пламени,
а нередко под утро сполохами мерцающих красных углей вместе с любимой подругой Ночью наши истерзанные городом души.
Друзья спали на ровном слое лапника недалеко от костра, иногда храпом пугая пламя и виртуозов кузнечиков, настраивающие свои скрипки на берегу спящей реки. Чайник всхлипывал кипятком возле рук пламени. Он умолял пламя не касаться своими руками его старых боков с сеткой глубоких трещин на белой эмали: так трудно потом отмываются следы прикосновений. Чай с мятой задумчиво настаивался в металлической зелёной кружке, спящей во влажной от ночной росы траве. Чай дышал и пар от его дыхания достигал моих ног в резиновых зеленых сапогах.
Я сидел, наклонившись вперед и обхватив руками колени, слушая треск болтовни костра. Наблюдая за костром, всё старался вспомнить по фотографиям свою прабабушку ещё молоденькую барышню из старого альбома, где все наши родственники внимательно смотрели в объектив фотографической камеры с детской надеждой увидеть вылетающую птичку. Как мне нравились прабабушкины фотографические альбомы, как в них было интересно смотреть на фотографии людей из другой эпохи, где все дамы и девушки носили красивые изящные шляпки. Прабабушка была красавицей. Вспомнил ту фотографию, что так врезалась мне в память. Интересный статный офицер с усами улыбался прабабушке и с любовью во взгляде смотрел на неё. Было ощущение, что он не смотрел, а молился на неё.
Костер переворошил сгоревшие дрова, выкинув вверх громадный сном красных искр, что бы привлечь мое внимание. Уже шепотом красных углей, как другу рассказывал, что признавался в любви нашей величавой и красивой реке: просил её руки, но
она тушила его страсти.
Рыбалка удалась, и котел с душистой ухой мирно дремал на поперечной палке над затухающими углями между рогатинами. Его черные бока облизывал жар углей, а крышка котла изо всех сил едва-
едва сдерживала запах ухи. Я сидел и смотрел на разгорающееся пламя костра от добавки сухих полешек, а он что
– то бубнил, размышляя вслух и споря сам с
собой. А я возвращался в чёрно белую фотографическую память прабабушки.
Вспомнил её. Вчера первый раз в своей жизни остановились серебряные наручные часы прабабушки с тремя крышками. Мне было приятно слушать швейцарский стук их сердца. Представлял, как моя прабабушка, а потом бабушка и мама подносили их к уху, вслушиваясь в красивую мелодию боя, так часы отсчитывались за пройденный очередной час. Часы были символом нашей семьи и тонкой серебряной ниточкой связи с моими ушедшими близкими людьми. Это всё, что
осталось от наших земель и богатого имения после большевистского переворота в 1917 года. Земли были подарены за заслуги перед Отечеством моему прапрадеду ещё царём батюшкой Всея Руси Петром 1. А сейчас часы мирно спали в уютном кармане моей
куртки. Интересно бы узнать, в чьих руках сейчас по трехсотлетнему праву мои земли?
Часы остановились первый раз в
своей жизни именно в день рождения прабабушки. Долго выбирал часового мастера, друзья посоветовали одного грамотного и именно специалиста по старинным часам. На удивление мастером оказалась миловидная девушка. Приехал за ними в мастерскую, девушка мастер часовых дел странно посмотрела на меня: в глазах была грусть. И без рекомендуемого для вежливых
людей этикета, может мама забыла ее научить при встрече желать здоровья, задала вопрос.
- Извините, а Вас, как зовут?!
Представился, щелкнув каблуками по привычке.
Она достала из кармана белого халата часы и опять спросила.
-
Владимир Валентинович, а Вы не смотрели через восьмикратную линзу на одну из внутренних крышек часов?
- Да, как - то не доводилось приглядываться и самое главное через восьмикратную линзу. Идут часы и идут!
Я съязвил, надо было собираться на рыбалку: на болтовню времени не было. С рабочего стола она принесла линзу и попросила прочитать надпись, очень мелко четкими буквами начерченной иглой по серебру. Там
была запись: « Вы меня, несомненно, забудете! 07.11.
1916 г.».
Меня задела крылом почти столетняя светлая неразделенная любовь того красавца с усами к очаровательной моей прабабушке. Стало грустно.
А
костер напомнил мне о тех временах, когда я был счастлив вот тут рядом с ним. Странное совпадение с часами, также ровно день в день на прабабушкин день рождения мои новые швейцарские часы остановились. Я смотрел на языки пламени костра, пытавшиеся вырвать меня из плена задумчивости. Да, прошло пятнадцать лет, как я сидел возле этого болтуна с ярким пламенем глаз с самой Красивой женщиной земли. Мы вместе плечо к плечу смотрели на спокойствие ночной реки, слушая сонное бормотание чайника, его опять перебивал занудный голос костра – потрескивание дров. Мы с любимой женщиной мечтали о нашем будущем. Мне вот хотелось детей: девчонок с зелёными глазами, как у их мамы. И я знал, что для них все сделаю, и что у нас будет добротный двухэтажный деревянный дом, похожий на терем. Будет машина и моя жена захочет работать лишь по своему желанию. Помню, как улыбнувшись, поднес палец к губам и произнёс, едва шевеля губами: «Ти-хо!». Встал и на
цыпочках, чтобы не разбудить наших друзей, спящих на душистом лапнике, ушел в темноту берега к лощинке: там спали в ночи красивые цветы. Также на цыпочках своих рыбацких сапог вернулся к костру, не нарушая храпа друзей и, у ног моей женщины развернул ковёр из голубых цветов незабудок. Через месяц я должен был уехать далеко в длительную командировку в горную местность. Она, как маленькая девочка,
всхлипнула и сжатой в кулачок ладошкой вытерла выступившие слёзы на ресничках и, медленно по слогам дотрагиваясь вкусными губами до моего уха, прошептала: «Буду ждать!».
Как всё странно в этой жизни. Меня в трех часах езды от нашего рыбацкого места ждал расписной терем в два этажа (друг сам расписывал хохломской росписью) и две машины, спящие в уютном гараже: одна машина дл повседневной работы, а вторая на выезды в другие города и страны. Ещё странно то, что я, как тот бравый офицер подарил любимой часы, чтобы она отсчитывала время нашей встречи. Со слов моей бабушки (она старалась незаметно промокать слезы белоснежным платком) офицер погиб в гражданскую войну.
В ночной тишине реки набатом нагло прогремел звонок мобильного телефона, возвещая, что принес позднее сообщение. Нажал на кнопку «Открыть» прочитал сообщение и тут же нажал на кнопку «Удалить».
Уже,
как пять лет не дождавшаяся меня, каждый день посылает мне сообщения: «Я тебя люблю!».
Знаю, что у неё все хорошо, сын умница и прекрасный муж.
Странно
лишь одно, как
можно меня любить
всю жизнь, засыпая и просыпаясь
на нелюбимом, а значит чужом мужском
плече?!
Серов Владимир # 11 октября 2013 в 21:45 0 | ||
|