Лялькино детство
Автобиографическая повесть
Братья, как могли, «помогали» маме ухаживать за сестричкой – то накормят сахаром – прямо из сахарницы, так, что я чуть не подавилась, то искупают в ванне (в то время были большие цинковые ванны) и, естественно, если бы мама всё это вовремя не увидела – вряд ли я бы писала эти строчки.
Время шло…
С самого рождения я была очень болезненной девочкой и, когда мне не исполнилось года, я заболела менингитом. В то время эта болезнь была практически неизлечима: «Сожалею и соболезную» - сказал маме здешний доктор, отдавая бездыханное тельце. Вся в слезах мама прибежала домой, но мамин старший брат Михаил Шарапов, который работал железнодорожником на станции, повернул меня и влил в рот капельку воды – я её сглотнула. Тогда дядюшка, громко ругаясь, быстро завернул меня в одеяльце, остановил первый проходящий через станцию поезд и увёз меня с мамой в Минск – вот здесь-то меня и спасли. Так получилось, что в один год я родилась дважды.
Время шло…
Мы подрастали, а поскольку папа был военным, то его, по долгу службы направляли из одной воинской части в другую.
Когда отца из Белоруссии направили в Нерчинск, мама заплакала и начала упрекать папу: «Что же ты натворил, что нас с тремя ребятишками отправляют в далёкую ссылку? Мои бедные деточки и лука там не увидят».
Глава II
Но служба есть служба и пока папа был военным, мы как цыгане кочевали из одной воинской части в другую, из одного гарнизона в другой.
Мне хорошо запомнились два больших коричневых чемодана, которые ранее, когда меня и в помине не было, папа привёз из Германии. На этих чемоданах мы и спали, да складывающийся круглый стол, за которым решались все наши домашние дела, за которым старшие братья делали уроки.
Так в 1956 году мы и оказались в Иркутске. Первое время мы жили за ширмочкой в офицерском клубе Красных казарм, и как же мы радовались, когда нам выделили одну комнату в трёхкомнатной квартире с соседями рядом с Красными казармами. Мы даже купили никелированную кровать и небольшую тумбочку. Нашими соседями были тоже военные Задороженко, но больше всего мне запомнилась Антотина Константиновна, которая часто приглядывала за нами, пока родители были на работе. Мама в то время работала медсестрой во втором сомнительном отделении детской больницы (сейчас это Ивано-Матрёнинская больница на улице Советской), а папа служил в Красных казармах начальником арт. вооружения в звании майора.
Между тополиной рощей и нашими сараями, где мы хранили дрова, была дорога, по которой на лошадях возили покойников на Амурское кладбище, впереди процессии, как правило, шёл оркестр, а позади лошади шли родственники и знакомые усопшего.
Наш двухэтажный восьми квартирный кирпичный дом, построенный пленными японцами, располагался рядом с тополиной рощей, в которой любила гулять окрестная детвора. Роща была всегда чистая и ухоженная, за порядком в ней всегда следили солдаты из Красных казарм. В роще были качели для ребят, лавочки для бабушек, площадка для волейбола, стадион и лужайки для детских забав, дорожки для велосипедистов, между тополями многие размещали гамаки и в них отдыхали, читали книжки. В какие только игры мы не играли в этой роще – это лапта, выжигало, жмурки, цепи-цепи кованы, ручеёк, городки, лунки, футбол, волейбол, казаки разбойники и много-много других разных подвижных и спокойных игр.
Я, как себя помню, в основном играла с мальчишками и когда мы шли играть в футбол, на просьбу других девочек взять их с собой - дружно кричали: «Девчонок не белём» - да – да именно так я и кричала, поскольку букву «р» научилась говорить только в шесть лет. Опять же в этой роще, когда мы загадывали друг-другу фильмы, был загадан фильм «Альба Регия», и я его отгадала. Наконец-то у меня получилась эта трудно выговариваемая буква «р» - я бросила игру и побежала домой, крича р-р-р-р-р…, чтобы не забыть её, но к большому моему огорчению никого дома не было, и я до вечера бегала и рычала. Когда вечером собралась вся семья – я с гордостью продемонстрировала своё достижение в произношении «р».
В детстве у меня почти не было игрушек, кроме двух пластмассовых куколок- пупсиков (один большой, а второй совсем маленький), которым я сама шила одежду, ещё я сама рисовала куколок на картонках, вырезала их, а потом рисовала им наряды и наряжала своих «красавиц». Еще помню, как каждое утро бегала в рощу заплетать косички на траве – это тоже были мои дочки.
В детстве я, как и многие девчонки коллекционировала осколки разных стёклышек от разбившейся посуды и бутылок, этикетки от спичечных коробков, марки, открытки, значки, а вот вместо фантиков, (это обёртки от конфет) я собирала конфетки. Если меня угощали конфеткой в фантике, я бегом бежала домой и складывала своё богатство в тумбочку, но какого же было моё разочарование, когда мои старшие братья добирались до моей коллекции, съедали конфеты, а мне доставались одни фантики, а иногда мои братья съедали конфетку, а в фантик заворачивали кусочек хлебного мякиша. Фантики я тоже собирала, иногда делала их них игрушки, коробочки и красивые платья для картонных кукол.
Маленькие дети нашего детства мечтали быть лётчиками, врачами, пожарными. Когда меня спрашивали – кем ты будешь, когда вырастешь, я отвечала, что, когда я вырасту – буду мамой, да-да, мамой и никем больше, и конечно, эта моя мечта сбылась – у меня два сыночка и лапочка-дочка. Потом я захотела стать врачом и в седьмом-восьмом классах ходила в медицинскую секцию от общества «Знание». Мы ходили на экскурсии в мединститут, дежурили в детской больнице, ухаживали за больными ребятишками, но когда нас привели в анатомический музей мединститута, а на входе сидел смотритель музея и жевал пирожок – мне стало худо, очнулась я на лавочке, а вокруг суетились медики. Так один пирожок распорядился моей медицинской карьерой.
Так как мой день рождения был летом, то в этот день прямо на улице, под окнами (мы жили на первом этаже) мама устанавливала огромную колоду, (на которой кололи дрова), накрывала бумажной скатертью, ставила на этот стол большой графин с компотом, газировку, конфеты и разные сладости, звали всех соседских ребятишек, и мы отмечали мой день рождения - пировали всем двором до самого вечера.
Глава III
В пятилетнем возрасте я с родителями ездила в Белоруссию в отпуск. Ехали мы на поезде и, какого же было моё удивление, увидев на деревьях крупные красные яблоки.
«Ой, смотрите, смотрите! Яблоки на деревьях растут» - кричала я, глядя в окно вагона.
«Девочка, а где же у вас растут яблоки?» - спрашивали наши попутчики.
«А у нас они в ящиках» - бойко отвечала я. Я даже не понимала, почему смеялись взрослые дяди и тёти, а дело было в том, что папа всегда покупал в военторге яблоки в ящиках, этот ящик хранили в подполье и нам оттуда доставали по яблочку, а садоводств ни у кого из военных не было.
Когда мы приехали в Белоруссию, к маминому брату Шарапову Владимиру и его жене тёте Зине, там же гостил мой двоюродный брат Шарапов Игорь. Двоюродные братья Шараповы Вова, Олег и Коля – дети тёти Зины и дяди Володи, очень обрадовались моему приезду, а так как я не знала белорусского языка – всё время подшучивали надо мной.
Так они сорвали луковицу и дали её мне, а потом спрашивали – «Хочешь цибулю? Дать тебе цибулю?»- а сами ничего мне не давали, и тогда я вся в слезах прибежала к тёте Зине и с луковицей в руке, жаловалась на братьев, что они мне не дают никакой цибули. Тётя Зина объяснила, что лук и цибуля – это одно и тоже. У тёти Зины и дяди Володи, где мы гостили, был просторный деревянный дом с фруктовым садом. Тётя Зина и нарвала ведро вишни и сказала: «Ешьте, сколько хотите»- и я ела до тех пор, пока не высыпала сыпь по всему телу. Мама очень испугалась и повела меня к здешнему фельдшеру, но тот сразу сообразил, в чем дело и сказал, что девочка съела много того, чего раньше не ела, это просто аллергическая реакция. Мой двоюродный брат Игорь из Волгограда был единственным ребёнком в семье маминого родного брата Тимофея и его жены Нины Сергеевны, поэтому его часто баловали, и мне запомнилось, как Нина Сергеевна, одевая сыночка, приговаривала: «Игорёчек, надень чулочек»… Дядя Тима был кадровым военным летчиком, прошедшим дороги Великой Отечественной войны. Отпуск пролетел быстро, а когда мы на поезде возвращались домой – маме стало плохо, и нас высадили из поезда на незнакомой станции Котельничи. Здесь, пока маме делали операцию, мы с папой жили в гостинице. Со здешними ребятишками я бегала собирать ежевику и на речку. Когда я стала постарше, сказали, что у мамы была внематочная беременность. Когда мама поправилась, мы на поезде продолжили свой путь домой.
Глава IV
Однажды осенью, мы как всегда играли в роще, под ногами шелестели разноцветные листья, часть листьев были собраны в кучи. Мы так разгорячились, что я бросила на одну из таких куч своё новое, красивое пальтишко, кирпичного цвета с кармашками (его мне купили в Москве), даже не заметив, что листья в куче кто-то поджог. Представляете, что стало с моим новым пальтишком? Да-да, вот именно пальтишко загорелось, мальчишки вырвали его из огня и погасили. Я бегом побежала домой надела шубку, а пальто затолкала во встроенный в коридоре шкаф да ещё накрыла подушкой и убежала опять на улицу. Когда вечером я пришла домой, мама строго спросила, почему я в шубке и где моё новое пальто? И глазом не моргнув, я ответила, что мне стало холодно, но Антонина Константиновна, достала и показала маме моё пальтишко, вернее то, что от него осталось. Пока я бегала на улице, подушка загорелась и хорошо, что наша баба Тоня оказалась дома и вовремя погасила пламя.
Росла я очень любопытной девчонкой и всё хотела знать, всё потрогать своими руками, вот и в этот раз, когда никого не было дома, я решила посмотреть, что же такое электрический ток и почему горит лампочка? Я включила свет в туалете, забралась в металлическую раковину и стала рассматривать бра, висящее как раз над раковиной, взялась за него руками, и не помню, как я упала в раковину и меня, будто волчком закружило в раковине. Хорошо, что оторвался гвоздь и вырвался провод у бра, и только тогда я закричала. На мой крик опять же прибежала соседка и вытащила меня из раковины. С тех пор я с электричеством не играла, и точно знала, что электричество – это не игрушка.
Глава V
В 1958 году папу перевели на станцию Лесную Читинской области. Здесь нам сразу выделили комнату в самом большом доме барачного типа, с длинным коридором и множеством соседей – папиных сослуживцев. Когда мы только приехали на станцию Лесная, я пошла в лес и заблудилась. Нашёл меня дяденька солдатик и спрашивает: «Где же ты живёшь, девочка?» - а я отвечаю: «В большом доме с флажком на крыше», а поскольку такой офицерский дом был один, он меня быстренько привёл к родителям.
Вокруг дома был лес, и я с соседскими ребятишками бегала в лес, срывала цветочки багульника и хвою лиственницы, шишечки от сосны и ели их - такими вкусными они нам казались! Вот в этом посёлке я пошла первый раз в первый класс. Школа была деревянная, классы маленькие и меня посадили за одну парту с мальчиком, по фамилии Дураков, а вот имя его я забыла. Когда мы учились считать – братья из прутиков вырезали мне палочки, а сосед по парте всё время забирал их у меня, а вечером братья опять строгали мне счётный материал. Никогда не забуду я свою первую учительницу Веру Макаровну – полную, добродушную женщину в строгом тёмно-коричневом костюме, которая относилась к своим ученикам, как к родным детям. В то время её сын служил в армии, и всю свою материнскую любовь она отдавала нам – своим ученикам. В посёлке почти не было фруктов, но когда мы проходили букву «Я» Вера Макаровна принесла в класс яблоки и раздала нам по целому яблоку, нашей радости не было предела. Когда кончались уроки, мы шли домой к нашей учительнице, где всегда было тепло и уютно.
Часто папа усаживал меня на раму велосипеда, и мы ехали на источник за Кукинской водой, какие красивые поля ярко красных саранок и голубых подснежников встречалось на нашем пути! Иногда мы с ним ездили в Читу и там водил нас в кино.
Хорошо запомнила, я как нас принимали в октябрята. Из войсковой части к нам пришли солдаты и прикололи нам гордым и счастливым октябрятские звёздочки, которые накануне мы делали сами на уроке труда. По трафарету, выданному учительницей, мы нарисовали на картоне звёздочки, вырезали их и обшили красным материалом, а с обратной стороны прикололи обыкновенные маленькие булавочки. Эти звёздочки, сделанные своими руками, нам были дороже всех октябрятских значков, которые уже в Иркутске покупали нам родители. После приёма в октябрята, нас сразу разбили на звёздочки, по пять ребят в каждой. После этого мы не расставались друг с другом – вместе делали уроки, вместе гуляли, вместе ходили в кино, когда приезжала кинопередвижка, вместе были и в праздники и в будни.
Не могу не вспомнить и свою соседку Монастырёву, которая прекрасно стряпала и даже умела делать мороженое, а мы с завороженными глазами, как на волшебницу смотрели на эту удивительно добрую женщину, которая часто баловала всех соседей разными сладостями. В нашем бараке все соседи жили, как одна очень дружная семья, где все радости и горести делились поровну.
В то время у нас жили кот Мишка и кошка Катька. Мишка был старый и очень ленивый кот, но если ему кто-то говорил: «Мишка, поваляйся» - он шёл на коврик, ложился на спину и начинал переворачиваться с боку на бок. В отличие от Мишки, Катька была очень энергичная, непоседа. Однажды с ней произошёл такой случай. Прямо за нашим домом был небольшой базарчик с небольшими дощатыми прилавками, где продавали молоко, мясо, вязаные изделия и разные мелочи. Сидим мы на крылечке дома и что же мы видим? Появляется наша Катька и волоком тащит кусок мяса, больше, чем она сама, а следом бежит торговка и громко ругается. Мама, улыбаясь, вышла навстречу этой процессии, забрала у Катьки мясо, вернее, Катька сама положила мясо к маминым ногам и отошла в сторонку. Мама подняла мясо и хотела вернуть хозяйке, но та, увидев сколько ребятишек наблюдает за происходящим, только махнула рукой и сказала: « Оставьте его своей добытчице».
Глава VI
В 1959 году, папа уже давно был майором, мы опять переехали в Иркутск и поселились в той же комнате и с теми же соседями, что и раньше. Во второй класс я пошла уже в школу №23, которая расположена была на улице 1 Советская. В отличии от моей любимой первой учительницы, Надежда Алексеевна, моя вторая учительница, высокая худая и очень злая, как мне тогда ка
Лялькино детство
Автобиографическая повесть
Глава I
Родилась я на далёкой белорусской станции Бобр Крупского района Минской области 19 июля 1951 года в семье военнослужащего. Мой отец – Язынин Алексей Фёдорович в то время был капитаном, а мама Язынина Надежда Васильевна (в девичестве Шарапова) работала фельдшером на станции. Была я третьим ребёнком в семье. Когда меня привезли из роддома, который находился в городском посёлке Крупки домой, мама спросила: «А как же мы назовём нашу девочку?» - братья Саша и Гена дружно закричали: «Пусть будет Лялька! Лялька и всё.» Так я стала Ларисой.
Братья, как могли, «помогали» маме ухаживать за сестричкой – то накормят сахаром – прямо из сахарницы, так, что я чуть не подавилась, то искупают в ванне (в то время были большие цинковые ванны) и, естественно, если бы мама всё это вовремя не увидела – вряд ли я бы писала эти строчки.
Время шло…
С самого рождения я была очень болезненной девочкой и, когда мне не исполнилось года, я заболела менингитом. В то время эта болезнь была практически неизлечима: «Сожалею и соболезную» - сказал маме здешний доктор, отдавая бездыханное тельце. Вся в слезах мама прибежала домой, но мамин старший брат Михаил Шарапов, который работал железнодорожником на станции, повернул меня и влил в рот капельку воды – я её сглотнула. Тогда дядюшка, громко ругаясь, быстро завернул меня в одеяльце, остановил первый проходящий через станцию поезд и увёз меня с мамой в Минск – вот здесь-то меня и спасли. Так получилось, что в один год я родилась дважды.
Время шло…
Мы подрастали, а поскольку папа был военным, то его, по долгу службы направляли из одной воинской части в другую.
Когда отца из Белоруссии направили в Нерчинск, мама заплакала и начала упрекать папу: «Что же ты натворил, что нас с тремя ребятишками отправляют в далёкую ссылку? Мои бедные деточки и лука там не увидят».
Глава II
Но служба есть служба и пока папа был военным, мы как цыгане кочевали из одной воинской части в другую, из одного гарнизона в другой.
Мне хорошо запомнились два больших коричневых чемодана, которые ранее, когда меня и в помине не было, папа привёз из Германии. На этих чемоданах мы и спали, да складывающийся круглый стол, за которым решались все наши домашние дела, за которым старшие братья делали уроки.
Так в 1956 году мы и оказались в Иркутске. Первое время мы жили за ширмочкой в офицерском клубе Красных казарм, и как же мы радовались, когда нам выделили одну комнату в трёхкомнатной квартире с соседями рядом с Красными казармами. Мы даже купили никелированную кровать и небольшую тумбочку. Нашими соседями были тоже военные Задороженко, но больше всего мне запомнилась Антотина Константиновна, которая часто приглядывала за нами, пока родители были на работе. Мама в то время работала медсестрой во втором сомнительном отделении детской больницы (сейчас это Ивано-Матрёнинская больница на улице Советской), а папа служил в Красных казармах начальником арт. вооружения в звании майора.
Между тополиной рощей и нашими сараями, где мы хранили дрова, была дорога, по которой на лошадях возили покойников на Амурское кладбище, впереди процессии, как правило, шёл оркестр, а позади лошади шли родственники и знакомые усопшего.
Наш двухэтажный восьми квартирный кирпичный дом, построенный пленными японцами, располагался рядом с тополиной рощей, в которой любила гулять окрестная детвора. Роща была всегда чистая и ухоженная, за порядком в ней всегда следили солдаты из Красных казарм. В роще были качели для ребят, лавочки для бабушек, площадка для волейбола, стадион и лужайки для детских забав, дорожки для велосипедистов, между тополями многие размещали гамаки и в них отдыхали, читали книжки. В какие только игры мы не играли в этой роще – это лапта, выжигало, жмурки, цепи-цепи кованы, ручеёк, городки, лунки, футбол, волейбол, казаки разбойники и много-много других разных подвижных и спокойных игр.
Я, как себя помню, в основном играла с мальчишками и когда мы шли играть в футбол, на просьбу других девочек взять их с собой - дружно кричали: «Девчонок не белём» - да – да именно так я и кричала, поскольку букву «р» научилась говорить только в шесть лет. Опять же в этой роще, когда мы загадывали друг-другу фильмы, был загадан фильм «Альба Регия», и я его отгадала. Наконец-то у меня получилась эта трудно выговариваемая буква «р» - я бросила игру и побежала домой, крича р-р-р-р-р…, чтобы не забыть её, но к большому моему огорчению никого дома не было, и я до вечера бегала и рычала. Когда вечером собралась вся семья – я с гордостью продемонстрировала своё достижение в произношении «р».
В детстве у меня почти не было игрушек, кроме двух пластмассовых куколок- пупсиков (один большой, а второй совсем маленький), которым я сама шила одежду, ещё я сама рисовала куколок на картонках, вырезала их, а потом рисовала им наряды и наряжала своих «красавиц». Еще помню, как каждое утро бегала в рощу заплетать косички на траве – это тоже были мои дочки.
В детстве я, как и многие девчонки коллекционировала осколки разных стёклышек от разбившейся посуды и бутылок, этикетки от спичечных коробков, марки, открытки, значки, а вот вместо фантиков, (это обёртки от конфет) я собирала конфетки. Если меня угощали конфеткой в фантике, я бегом бежала домой и складывала своё богатство в тумбочку, но какого же было моё разочарование, когда мои старшие братья добирались до моей коллекции, съедали конфеты, а мне доставались одни фантики, а иногда мои братья съедали конфетку, а в фантик заворачивали кусочек хлебного мякиша. Фантики я тоже собирала, иногда делала их них игрушки, коробочки и красивые платья для картонных кукол.
Маленькие дети нашего детства мечтали быть лётчиками, врачами, пожарными. Когда меня спрашивали – кем ты будешь, когда вырастешь, я отвечала, что, когда я вырасту – буду мамой, да-да, мамой и никем больше, и конечно, эта моя мечта сбылась – у меня два сыночка и лапочка-дочка. Потом я захотела стать врачом и в седьмом-восьмом классах ходила в медицинскую секцию от общества «Знание». Мы ходили на экскурсии в мединститут, дежурили в детской больнице, ухаживали за больными ребятишками, но когда нас привели в анатомический музей мединститута, а на входе сидел смотритель музея и жевал пирожок – мне стало худо, очнулась я на лавочке, а вокруг суетились медики. Так один пирожок распорядился моей медицинской карьерой.
Так как мой день рождения был летом, то в этот день прямо на улице, под окнами (мы жили на первом этаже) мама устанавливала огромную колоду, (на которой кололи дрова), накрывала бумажной скатертью, ставила на этот стол большой графин с компотом, газировку, конфеты и разные сладости, звали всех соседских ребятишек, и мы отмечали мой день рождения - пировали всем двором до самого вечера.
Глава III
В пятилетнем возрасте я с родителями ездила в Белоруссию в отпуск. Ехали мы на поезде и, какого же было моё удивление, увидев на деревьях крупные красные яблоки.
«Ой, смотрите, смотрите! Яблоки на деревьях растут» - кричала я, глядя в окно вагона.
«Девочка, а где же у вас растут яблоки?» - спрашивали наши попутчики.
«А у нас они в ящиках» - бойко отвечала я. Я даже не понимала, почему смеялись взрослые дяди и тёти, а дело было в том, что папа всегда покупал в военторге яблоки в ящиках, этот ящик хранили в подполье и нам оттуда доставали по яблочку, а садоводств ни у кого из военных не было.
Когда мы приехали в Белоруссию, к маминому брату Шарапову Владимиру и его жене тёте Зине, там же гостил мой двоюродный брат Шарапов Игорь. Двоюродные братья Шараповы Вова, Олег и Коля – дети тёти Зины и дяди Володи, очень обрадовались моему приезду, а так как я не знала белорусского языка – всё время подшучивали надо мной.
Так они сорвали луковицу и дали её мне, а потом спрашивали – «Хочешь цибулю? Дать тебе цибулю?»- а сами ничего мне не давали, и тогда я вся в слезах прибежала к тёте Зине и с луковицей в руке, жаловалась на братьев, что они мне не дают никакой цибули. Тётя Зина объяснила, что лук и цибуля – это одно и тоже. У тёти Зины и дяди Володи, где мы гостили, был просторный деревянный дом с фруктовым садом. Тётя Зина и нарвала ведро вишни и сказала: «Ешьте, сколько хотите»- и я ела до тех пор, пока не высыпала сыпь по всему телу. Мама очень испугалась и повела меня к здешнему фельдшеру, но тот сразу сообразил, в чем дело и сказал, что девочка съела много того, чего раньше не ела, это просто аллергическая реакция. Мой двоюродный брат Игорь из Волгограда был единственным ребёнком в семье маминого родного брата Тимофея и его жены Нины Сергеевны, поэтому его часто баловали, и мне запомнилось, как Нина Сергеевна, одевая сыночка, приговаривала: «Игорёчек, надень чулочек»… Дядя Тима был кадровым военным летчиком, прошедшим дороги Великой Отечественной войны. Отпуск пролетел быстро, а когда мы на поезде возвращались домой – маме стало плохо, и нас высадили из поезда на незнакомой станции Котельничи. Здесь, пока маме делали операцию, мы с папой жили в гостинице. Со здешними ребятишками я бегала собирать ежевику и на речку. Когда я стала постарше, сказали, что у мамы была внематочная беременность. Когда мама поправилась, мы на поезде продолжили свой путь домой.
Глава IV
Однажды осенью, мы как всегда играли в роще, под ногами шелестели разноцветные листья, часть листьев были собраны в кучи. Мы так разгорячились, что я бросила на одну из таких куч своё новое, красивое пальтишко, кирпичного цвета с кармашками (его мне купили в Москве), даже не заметив, что листья в куче кто-то поджог. Представляете, что стало с моим новым пальтишком? Да-да, вот именно пальтишко загорелось, мальчишки вырвали его из огня и погасили. Я бегом побежала домой надела шубку, а пальто затолкала во встроенный в коридоре шкаф да ещё накрыла подушкой и убежала опять на улицу. Когда вечером я пришла домой, мама строго спросила, почему я в шубке и где моё новое пальто? И глазом не моргнув, я ответила, что мне стало холодно, но Антонина Константиновна, достала и показала маме моё пальтишко, вернее то, что от него осталось. Пока я бегала на улице, подушка загорелась и хорошо, что наша баба Тоня оказалась дома и вовремя погасила пламя.
Росла я очень любопытной девчонкой и всё хотела знать, всё потрогать своими руками, вот и в этот раз, когда никого не было дома, я решила посмотреть, что же такое электрический ток и почему горит лампочка? Я включила свет в туалете, забралась в металлическую раковину и стала рассматривать бра, висящее как раз над раковиной, взялась за него руками, и не помню, как я упала в раковину и меня, будто волчком закружило в раковине. Хорошо, что оторвался гвоздь и вырвался провод у бра, и только тогда я закричала. На мой крик опять же прибежала соседка и вытащила меня из раковины. С тех пор я с электричеством не играла, и точно знала, что электричество – это не игрушка.
Глава V
В 1958 году папу перевели на станцию Лесную Читинской области. Здесь нам сразу выделили комнату в самом большом доме барачного типа, с длинным коридором и множеством соседей – папиных сослуживцев. Когда мы только приехали на станцию Лесная, я пошла в лес и заблудилась. Нашёл меня дяденька солдатик и спрашивает: «Где же ты живёшь, девочка?» - а я отвечаю: «В большом доме с флажком на крыше», а поскольку такой офицерский дом был один, он меня быстренько привёл к родителям.
Вокруг дома был лес, и я с соседскими ребятишками бегала в лес, срывала цветочки багульника и хвою лиственницы, шишечки от сосны и ели их - такими вкусными они нам казались! Вот в этом посёлке я пошла первый раз в первый класс. Школа была деревянная, классы маленькие и меня посадили за одну парту с мальчиком, по фамилии Дураков, а вот имя его я забыла. Когда мы учились считать – братья из прутиков вырезали мне палочки, а сосед по парте всё время забирал их у меня, а вечером братья опять строгали мне счётный материал. Никогда не забуду я свою первую учительницу Веру Макаровну – полную, добродушную женщину в строгом тёмно-коричневом костюме, которая относилась к своим ученикам, как к родным детям. В то время её сын служил в армии, и всю свою материнскую любовь она отдавала нам – своим ученикам. В посёлке почти не было фруктов, но когда мы проходили букву «Я» Вера Макаровна принесла в класс яблоки и раздала нам по целому яблоку, нашей радости не было предела. Когда кончались уроки, мы шли домой к нашей учительнице, где всегда было тепло и уютно.
Часто папа усаживал меня на раму велосипеда, и мы ехали на источник за Кукинской водой, какие красивые поля ярко красных саранок и голубых подснежников встречалось на нашем пути! Иногда мы с ним ездили в Читу и там водил нас в кино.
Хорошо запомнила, я как нас принимали в октябрята. Из войсковой части к нам пришли солдаты и прикололи нам гордым и счастливым октябрятские звёздочки, которые накануне мы делали сами на уроке труда. По трафарету, выданному учительницей, мы нарисовали на картоне звёздочки, вырезали их и обшили красным материалом, а с обратной стороны прикололи обыкновенные маленькие булавочки. Эти звёздочки, сделанные своими руками, нам были дороже всех октябрятских значков, которые уже в Иркутске покупали нам родители. После приёма в октябрята, нас сразу разбили на звёздочки, по пять ребят в каждой. После этого мы не расставались друг с другом – вместе делали уроки, вместе гуляли, вместе ходили в кино, когда приезжала кинопередвижка, вместе были и в праздники и в будни.
Не могу не вспомнить и свою соседку Монастырёву, которая прекрасно стряпала и даже умела делать мороженое, а мы с завороженными глазами, как на волшебницу смотрели на эту удивительно добрую женщину, которая часто баловала всех соседей разными сладостями. В нашем бараке все соседи жили, как одна очень дружная семья, где все радости и горести делились поровну.
В то время у нас жили кот Мишка и кошка Катька. Мишка был старый и очень ленивый кот, но если ему кто-то говорил: «Мишка, поваляйся» - он шёл на коврик, ложился на спину и начинал переворачиваться с боку на бок. В отличие от Мишки, Катька была очень энергичная, непоседа. Однажды с ней произошёл такой случай. Прямо за нашим домом был небольшой базарчик с небольшими дощатыми прилавками, где продавали молоко, мясо, вязаные изделия и разные мелочи. Сидим мы на крылечке дома и что же мы видим? Появляется наша Катька и волоком тащит кусок мяса, больше, чем она сама, а следом бежит торговка и громко ругается. Мама, улыбаясь, вышла навстречу этой процессии, забрала у Катьки мясо, вернее, Катька сама положила мясо к маминым ногам и отошла в сторонку. Мама подняла мясо и хотела вернуть хозяйке, но та, увидев сколько ребятишек наблюдает за происходящим, только махнула рукой и сказала: « Оставьте его своей добытчице».
Глава VI
В 1959 году, папа уже давно был майором, мы опять переехали в Иркутск и поселились в той же комнате и с теми же соседями, что и раньше. Во второй класс я пошла уже в школу №23, которая расположена была на улице 1 Советская. В отличии от моей любимой первой учительницы, Надежда Алексеевна, моя вторая учительница, высокая худая и очень злая, как мне тогда казалось. Она всегда кричала на нас, а пацанов, если они не слушались, била указкой по рукам. Здесь моим соседом по парте был Валера Гардыш. В нашем классе был мальчик Яженских Лёша, который очень хорошо играл на аккордеоне Полонез Огинского – с тех пор этот полонез мне очень нравится. Класс у нас был дружный, но не такой, как первый. Когда я училась в третьем классе – нас на территории Иркутского авиационно-технического училища (ИВАТУ) около памятника Ленину принимали в пионеры. Каждый из нас выходил вперёд и читал торжественное обещание «Я, юный пионер, Советского Союза, вступая в ряды пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…». Потом наши пионервожатые повязывали нам пионерские галстуки, но не шёлковые, как в старших классах, а сатиновые красные галстуки и пионерские значки. Звеньевым нашего звена был назначен Володин Витя. В каждом звене было пять человек. На улице был ветер, шёл дождь, а мы расстегнули свои пальтишки, чтобы были видны наши красные галстуки и пошли всем звеном домой ( все ребята нашего звена жили в красных казармах) по улице Ядрицевского. Когда мы подходили к дому – нам дорогу перебежала чёрная кошка, и наш звеньевой совершенно серьёзно сказал, что надо вернуться в школу и пойти по другой дороге. Мы так и сделали и пошли домой уже по другой, грязной дороге, мимо частных домов и кинотеатра «Экран» и все чумазые пришли, но счастливые пришли домой. Мы, вместе всем звеном, делали уроки, подтягивали отстающих, ходили в кино, музеи, планетарий, собирали металлолом и макулатуру. Я училась ни хорошо - ни плохо, в основном на четвёрки. Писали мы чернилами перьевыми ручками, а мешочки под чернильницы сами вязали. В каждой нашей тетрадке лежали промокашки, если зазеваешься, то и клякса может появиться в тетрадке.
Поскольку наша школа располагалась по пути в аэропорт, нас школьников часто снимали с занятий, выдавали флажки и выстраивали вдоль дороги встречать разные, приезжающие делегации. Так я помню, как к нам в Иркутск приезжали Никита Сергеевич Хрущёв – генеральный секретарь СССР, Фидель Кастро Рус, Андриано Челентано, Юрий Алексеевич Гагарин и другие знаменитости СССР, и зарубежные гости. А проезжали они, как правило, стоя на машинах с открытым верхом и махали нам рукой.
Глава VII
В 1960 году папу комиссовали по болезни, у него была язва желудка, и мобилизовали из армии. Телевизор был нам в диковинку, а папа купил чёрно-белый телевизор «Нева». Все соседи приходили к нам смотреть это чудо техники. А до этого, мы ходили смотреть телевизор «КВН» с крошечным экраном к моей однокласснице Ольге Рудовой.
Когда родителей не было дома, я, как всегда решила обследовать это чудо техники, и переключила одну из ручек управления телевизора, как потом выяснилось, переключила ручку переключения каналов. А канал в то время показывал один и то в определённое время утром (для тех, кто работает во вторую смену) и вечером. Когда папа пришёл домой, естественно, телевизор не работал. Тогда папа взял ремень ( меня никогда в жизни и пальцем не трогали) и закричал, что убьёт меня… Я заплакала и запричитала: «Вот, телевизора уже нет, и дочки не будет, а я вырасту большая, буду конструктором и сделаю вам цветной телевизор!» и тем самым всех рассмешила, и, конечно же, в этот раз мне тоже не попало, зато все соседи стали надо мной смеяться – «Вот, идёт конструктор цветных телевизоров!». А когда пришёл мастер, тоже не сразу догадался, что я только переключила канал, но телевизор я больше не трогала. А когда выросла, поступила в Иркутский Госуниверситет на физический факультет, на отделение радиофизика-электроника и действительно много лет работала инженером-конструктором на Иркутском заводе радиоприёмников им.50летия СССР.
Уволившись из армии, папа устроился начальником стеклодувной мастерской и цветорекламы. Как я любила вечерами ходить с папой по улицам города и смотреть, как папа включает иллюминацию на вывесках магазинов. Очень интересно было смотреть, как стеклодувы выдували разные шарики и причудливые фигурки. Но папа почему-то ушел с такой интересной работы на релейный завод простым рихтовщиком, где и проработал там всю оставшуюся трудовую жизнь. Мама в то время тоже сменила место работы. Теперь она работала медсестрой в городском туберкулёзном диспансере.
Глава VIII
В 1963 году на улице 30-й Дивизии построили новую школу №76 и всех учеников, кто жил в Красных казармах перевели в неё. Вот в этой школе я и училась до самого выпускного вечера. Нашим классным руководителем в школе №76 была молодая учительница математики Андреева Элла Александровна. С ней мы не раз ходили в походы, ездили к ней на дачу. В 1965 году в Иркутске на улице 1-й Советской, около дома ребёнка (сейчас это музей-усадьба Сукачёва) и Детского парка (бывший Дунькин сад) установили на постамент танк «Иркутский комсомолец». На этом открытии я стояла в почетном карауле, почти так же, как сейчас стоят школьники у Вечного огня.
Когда я училась в седьмом классе и сидела за одной партой с Таней Сутть и с ней же ходили домой и дружили, в нашем классе появилась новая девочка – Смолянинова Оля, она была выше нас ростом. Татьяна предложила мне: «Хочешь, научу тебя драться?» - «А зачем?» - спросила я, но возражения не допускались, и когда мы шли со школы, Таня продемонстрировала своё умение. Мы подошли к Ольге, а та повернулась – и мы обе оказались лежать на земле, с тех пор, хотя прошло много лет я дружу с Ольгой, теперь она Голубева Ольга Александровна, живёт в Благовещенске, и когда она приезжает в Иркутск – всегда приходит ко мне в гости. Двери нашего дома всегда были открыты для моих друзей. К нам приходили почти все мои одноклассники, даже когда меня не было дома, мама встречала моих гостей и поила их чаем с вареньем. Чаще других ко мне приходили Толя Полещук, Вова Илинзер, Гена Данилов, Таня Тимофеева, Пенькова Тома и другие. Друзья же моих братьев, которых тоже было много, всегда называли меня маленькой или малышкой и всегда старались защитить меня от разных жизненных ситуаций.
После восьмого класса наш класс расформировали, я попала в 9 «В» класс, где классным руководителем была учитель географии и астрономии Шестакова Татьяна Ивановна, с ней я дружу до сих пор и хожу к ней в гости. Помню, на перемене мы с Таней Тимофеевой скакали в классики и даже не услышали, как прозвенел звонок. Вдруг открывается окно, из окна выглядывает Татьяна Ивановна и зовёт нас на урок.
Вечерами мы любили гулять по улице Ядрицевского, единственной заасфальтированной улице в нашей окрестности. Наши одноклассники, такие как Костенко Женя и Бархатов Олег всегда оберегали нас от местной шпаны, а если кто-то и хотел подойти к нам – наши рыцари тут же вставали на их пути.
Время шло…
Пришло время прощаться со школой, последние выпускные экзамены, последний звонок, прощальный выпускной бал.
Прощай детство. Мы вступаем в новую жизнь. Кто пошел работать, кто в армию, кто учиться, а я поступила в Иркутский Госуниверситет на физический факультет.
Автобиографическая повесть
Братья, как могли, «помогали» маме ухаживать за сестричкой – то накормят сахаром – прямо из сахарницы, так, что я чуть не подавилась, то искупают в ванне (в то время были большие цинковые ванны) и, естественно, если бы мама всё это вовремя не увидела – вряд ли я бы писала эти строчки.
Время шло…
С самого рождения я была очень болезненной девочкой и, когда мне не исполнилось года, я заболела менингитом. В то время эта болезнь была практически неизлечима: «Сожалею и соболезную» - сказал маме здешний доктор, отдавая бездыханное тельце. Вся в слезах мама прибежала домой, но мамин старший брат Михаил Шарапов, который работал железнодорожником на станции, повернул меня и влил в рот капельку воды – я её сглотнула. Тогда дядюшка, громко ругаясь, быстро завернул меня в одеяльце, остановил первый проходящий через станцию поезд и увёз меня с мамой в Минск – вот здесь-то меня и спасли. Так получилось, что в один год я родилась дважды.
Время шло…
Мы подрастали, а поскольку папа был военным, то его, по долгу службы направляли из одной воинской части в другую.
Когда отца из Белоруссии направили в Нерчинск, мама заплакала и начала упрекать папу: «Что же ты натворил, что нас с тремя ребятишками отправляют в далёкую ссылку? Мои бедные деточки и лука там не увидят».
Глава II
Но служба есть служба и пока папа был военным, мы как цыгане кочевали из одной воинской части в другую, из одного гарнизона в другой.
Мне хорошо запомнились два больших коричневых чемодана, которые ранее, когда меня и в помине не было, папа привёз из Германии. На этих чемоданах мы и спали, да складывающийся круглый стол, за которым решались все наши домашние дела, за которым старшие братья делали уроки.
Так в 1956 году мы и оказались в Иркутске. Первое время мы жили за ширмочкой в офицерском клубе Красных казарм, и как же мы радовались, когда нам выделили одну комнату в трёхкомнатной квартире с соседями рядом с Красными казармами. Мы даже купили никелированную кровать и небольшую тумбочку. Нашими соседями были тоже военные Задороженко, но больше всего мне запомнилась Антотина Константиновна, которая часто приглядывала за нами, пока родители были на работе. Мама в то время работала медсестрой во втором сомнительном отделении детской больницы (сейчас это Ивано-Матрёнинская больница на улице Советской), а папа служил в Красных казармах начальником арт. вооружения в звании майора.
Между тополиной рощей и нашими сараями, где мы хранили дрова, была дорога, по которой на лошадях возили покойников на Амурское кладбище, впереди процессии, как правило, шёл оркестр, а позади лошади шли родственники и знакомые усопшего.
Наш двухэтажный восьми квартирный кирпичный дом, построенный пленными японцами, располагался рядом с тополиной рощей, в которой любила гулять окрестная детвора. Роща была всегда чистая и ухоженная, за порядком в ней всегда следили солдаты из Красных казарм. В роще были качели для ребят, лавочки для бабушек, площадка для волейбола, стадион и лужайки для детских забав, дорожки для велосипедистов, между тополями многие размещали гамаки и в них отдыхали, читали книжки. В какие только игры мы не играли в этой роще – это лапта, выжигало, жмурки, цепи-цепи кованы, ручеёк, городки, лунки, футбол, волейбол, казаки разбойники и много-много других разных подвижных и спокойных игр.
Я, как себя помню, в основном играла с мальчишками и когда мы шли играть в футбол, на просьбу других девочек взять их с собой - дружно кричали: «Девчонок не белём» - да – да именно так я и кричала, поскольку букву «р» научилась говорить только в шесть лет. Опять же в этой роще, когда мы загадывали друг-другу фильмы, был загадан фильм «Альба Регия», и я его отгадала. Наконец-то у меня получилась эта трудно выговариваемая буква «р» - я бросила игру и побежала домой, крича р-р-р-р-р…, чтобы не забыть её, но к большому моему огорчению никого дома не было, и я до вечера бегала и рычала. Когда вечером собралась вся семья – я с гордостью продемонстрировала своё достижение в произношении «р».
В детстве у меня почти не было игрушек, кроме двух пластмассовых куколок- пупсиков (один большой, а второй совсем маленький), которым я сама шила одежду, ещё я сама рисовала куколок на картонках, вырезала их, а потом рисовала им наряды и наряжала своих «красавиц». Еще помню, как каждое утро бегала в рощу заплетать косички на траве – это тоже были мои дочки.
В детстве я, как и многие девчонки коллекционировала осколки разных стёклышек от разбившейся посуды и бутылок, этикетки от спичечных коробков, марки, открытки, значки, а вот вместо фантиков, (это обёртки от конфет) я собирала конфетки. Если меня угощали конфеткой в фантике, я бегом бежала домой и складывала своё богатство в тумбочку, но какого же было моё разочарование, когда мои старшие братья добирались до моей коллекции, съедали конфеты, а мне доставались одни фантики, а иногда мои братья съедали конфетку, а в фантик заворачивали кусочек хлебного мякиша. Фантики я тоже собирала, иногда делала их них игрушки, коробочки и красивые платья для картонных кукол.
Маленькие дети нашего детства мечтали быть лётчиками, врачами, пожарными. Когда меня спрашивали – кем ты будешь, когда вырастешь, я отвечала, что, когда я вырасту – буду мамой, да-да, мамой и никем больше, и конечно, эта моя мечта сбылась – у меня два сыночка и лапочка-дочка. Потом я захотела стать врачом и в седьмом-восьмом классах ходила в медицинскую секцию от общества «Знание». Мы ходили на экскурсии в мединститут, дежурили в детской больнице, ухаживали за больными ребятишками, но когда нас привели в анатомический музей мединститута, а на входе сидел смотритель музея и жевал пирожок – мне стало худо, очнулась я на лавочке, а вокруг суетились медики. Так один пирожок распорядился моей медицинской карьерой.
Так как мой день рождения был летом, то в этот день прямо на улице, под окнами (мы жили на первом этаже) мама устанавливала огромную колоду, (на которой кололи дрова), накрывала бумажной скатертью, ставила на этот стол большой графин с компотом, газировку, конфеты и разные сладости, звали всех соседских ребятишек, и мы отмечали мой день рождения - пировали всем двором до самого вечера.
Глава III
В пятилетнем возрасте я с родителями ездила в Белоруссию в отпуск. Ехали мы на поезде и, какого же было моё удивление, увидев на деревьях крупные красные яблоки.
«Ой, смотрите, смотрите! Яблоки на деревьях растут» - кричала я, глядя в окно вагона.
«Девочка, а где же у вас растут яблоки?» - спрашивали наши попутчики.
«А у нас они в ящиках» - бойко отвечала я. Я даже не понимала, почему смеялись взрослые дяди и тёти, а дело было в том, что папа всегда покупал в военторге яблоки в ящиках, этот ящик хранили в подполье и нам оттуда доставали по яблочку, а садоводств ни у кого из военных не было.
Когда мы приехали в Белоруссию, к маминому брату Шарапову Владимиру и его жене тёте Зине, там же гостил мой двоюродный брат Шарапов Игорь. Двоюродные братья Шараповы Вова, Олег и Коля – дети тёти Зины и дяди Володи, очень обрадовались моему приезду, а так как я не знала белорусского языка – всё время подшучивали надо мной.
Так они сорвали луковицу и дали её мне, а потом спрашивали – «Хочешь цибулю? Дать тебе цибулю?»- а сами ничего мне не давали, и тогда я вся в слезах прибежала к тёте Зине и с луковицей в руке, жаловалась на братьев, что они мне не дают никакой цибули. Тётя Зина объяснила, что лук и цибуля – это одно и тоже. У тёти Зины и дяди Володи, где мы гостили, был просторный деревянный дом с фруктовым садом. Тётя Зина и нарвала ведро вишни и сказала: «Ешьте, сколько хотите»- и я ела до тех пор, пока не высыпала сыпь по всему телу. Мама очень испугалась и повела меня к здешнему фельдшеру, но тот сразу сообразил, в чем дело и сказал, что девочка съела много того, чего раньше не ела, это просто аллергическая реакция. Мой двоюродный брат Игорь из Волгограда был единственным ребёнком в семье маминого родного брата Тимофея и его жены Нины Сергеевны, поэтому его часто баловали, и мне запомнилось, как Нина Сергеевна, одевая сыночка, приговаривала: «Игорёчек, надень чулочек»… Дядя Тима был кадровым военным летчиком, прошедшим дороги Великой Отечественной войны. Отпуск пролетел быстро, а когда мы на поезде возвращались домой – маме стало плохо, и нас высадили из поезда на незнакомой станции Котельничи. Здесь, пока маме делали операцию, мы с папой жили в гостинице. Со здешними ребятишками я бегала собирать ежевику и на речку. Когда я стала постарше, сказали, что у мамы была внематочная беременность. Когда мама поправилась, мы на поезде продолжили свой путь домой.
Глава IV
Однажды осенью, мы как всегда играли в роще, под ногами шелестели разноцветные листья, часть листьев были собраны в кучи. Мы так разгорячились, что я бросила на одну из таких куч своё новое, красивое пальтишко, кирпичного цвета с кармашками (его мне купили в Москве), даже не заметив, что листья в куче кто-то поджог. Представляете, что стало с моим новым пальтишком? Да-да, вот именно пальтишко загорелось, мальчишки вырвали его из огня и погасили. Я бегом побежала домой надела шубку, а пальто затолкала во встроенный в коридоре шкаф да ещё накрыла подушкой и убежала опять на улицу. Когда вечером я пришла домой, мама строго спросила, почему я в шубке и где моё новое пальто? И глазом не моргнув, я ответила, что мне стало холодно, но Антонина Константиновна, достала и показала маме моё пальтишко, вернее то, что от него осталось. Пока я бегала на улице, подушка загорелась и хорошо, что наша баба Тоня оказалась дома и вовремя погасила пламя.
Росла я очень любопытной девчонкой и всё хотела знать, всё потрогать своими руками, вот и в этот раз, когда никого не было дома, я решила посмотреть, что же такое электрический ток и почему горит лампочка? Я включила свет в туалете, забралась в металлическую раковину и стала рассматривать бра, висящее как раз над раковиной, взялась за него руками, и не помню, как я упала в раковину и меня, будто волчком закружило в раковине. Хорошо, что оторвался гвоздь и вырвался провод у бра, и только тогда я закричала. На мой крик опять же прибежала соседка и вытащила меня из раковины. С тех пор я с электричеством не играла, и точно знала, что электричество – это не игрушка.
Глава V
В 1958 году папу перевели на станцию Лесную Читинской области. Здесь нам сразу выделили комнату в самом большом доме барачного типа, с длинным коридором и множеством соседей – папиных сослуживцев. Когда мы только приехали на станцию Лесная, я пошла в лес и заблудилась. Нашёл меня дяденька солдатик и спрашивает: «Где же ты живёшь, девочка?» - а я отвечаю: «В большом доме с флажком на крыше», а поскольку такой офицерский дом был один, он меня быстренько привёл к родителям.
Вокруг дома был лес, и я с соседскими ребятишками бегала в лес, срывала цветочки багульника и хвою лиственницы, шишечки от сосны и ели их - такими вкусными они нам казались! Вот в этом посёлке я пошла первый раз в первый класс. Школа была деревянная, классы маленькие и меня посадили за одну парту с мальчиком, по фамилии Дураков, а вот имя его я забыла. Когда мы учились считать – братья из прутиков вырезали мне палочки, а сосед по парте всё время забирал их у меня, а вечером братья опять строгали мне счётный материал. Никогда не забуду я свою первую учительницу Веру Макаровну – полную, добродушную женщину в строгом тёмно-коричневом костюме, которая относилась к своим ученикам, как к родным детям. В то время её сын служил в армии, и всю свою материнскую любовь она отдавала нам – своим ученикам. В посёлке почти не было фруктов, но когда мы проходили букву «Я» Вера Макаровна принесла в класс яблоки и раздала нам по целому яблоку, нашей радости не было предела. Когда кончались уроки, мы шли домой к нашей учительнице, где всегда было тепло и уютно.
Часто папа усаживал меня на раму велосипеда, и мы ехали на источник за Кукинской водой, какие красивые поля ярко красных саранок и голубых подснежников встречалось на нашем пути! Иногда мы с ним ездили в Читу и там водил нас в кино.
Хорошо запомнила, я как нас принимали в октябрята. Из войсковой части к нам пришли солдаты и прикололи нам гордым и счастливым октябрятские звёздочки, которые накануне мы делали сами на уроке труда. По трафарету, выданному учительницей, мы нарисовали на картоне звёздочки, вырезали их и обшили красным материалом, а с обратной стороны прикололи обыкновенные маленькие булавочки. Эти звёздочки, сделанные своими руками, нам были дороже всех октябрятских значков, которые уже в Иркутске покупали нам родители. После приёма в октябрята, нас сразу разбили на звёздочки, по пять ребят в каждой. После этого мы не расставались друг с другом – вместе делали уроки, вместе гуляли, вместе ходили в кино, когда приезжала кинопередвижка, вместе были и в праздники и в будни.
Не могу не вспомнить и свою соседку Монастырёву, которая прекрасно стряпала и даже умела делать мороженое, а мы с завороженными глазами, как на волшебницу смотрели на эту удивительно добрую женщину, которая часто баловала всех соседей разными сладостями. В нашем бараке все соседи жили, как одна очень дружная семья, где все радости и горести делились поровну.
В то время у нас жили кот Мишка и кошка Катька. Мишка был старый и очень ленивый кот, но если ему кто-то говорил: «Мишка, поваляйся» - он шёл на коврик, ложился на спину и начинал переворачиваться с боку на бок. В отличие от Мишки, Катька была очень энергичная, непоседа. Однажды с ней произошёл такой случай. Прямо за нашим домом был небольшой базарчик с небольшими дощатыми прилавками, где продавали молоко, мясо, вязаные изделия и разные мелочи. Сидим мы на крылечке дома и что же мы видим? Появляется наша Катька и волоком тащит кусок мяса, больше, чем она сама, а следом бежит торговка и громко ругается. Мама, улыбаясь, вышла навстречу этой процессии, забрала у Катьки мясо, вернее, Катька сама положила мясо к маминым ногам и отошла в сторонку. Мама подняла мясо и хотела вернуть хозяйке, но та, увидев сколько ребятишек наблюдает за происходящим, только махнула рукой и сказала: « Оставьте его своей добытчице».
Глава VI
В 1959 году, папа уже давно был майором, мы опять переехали в Иркутск и поселились в той же комнате и с теми же соседями, что и раньше. Во второй класс я пошла уже в школу №23, которая расположена была на улице 1 Советская. В отличии от моей любимой первой учительницы, Надежда Алексеевна, моя вторая учительница, высокая худая и очень злая, как мне тогда ка
Лялькино детство
Автобиографическая повесть
Глава I
Родилась я на далёкой белорусской станции Бобр Крупского района Минской области 19 июля 1951 года в семье военнослужащего. Мой отец – Язынин Алексей Фёдорович в то время был капитаном, а мама Язынина Надежда Васильевна (в девичестве Шарапова) работала фельдшером на станции. Была я третьим ребёнком в семье. Когда меня привезли из роддома, который находился в городском посёлке Крупки домой, мама спросила: «А как же мы назовём нашу девочку?» - братья Саша и Гена дружно закричали: «Пусть будет Лялька! Лялька и всё.» Так я стала Ларисой.
Братья, как могли, «помогали» маме ухаживать за сестричкой – то накормят сахаром – прямо из сахарницы, так, что я чуть не подавилась, то искупают в ванне (в то время были большие цинковые ванны) и, естественно, если бы мама всё это вовремя не увидела – вряд ли я бы писала эти строчки.
Время шло…
С самого рождения я была очень болезненной девочкой и, когда мне не исполнилось года, я заболела менингитом. В то время эта болезнь была практически неизлечима: «Сожалею и соболезную» - сказал маме здешний доктор, отдавая бездыханное тельце. Вся в слезах мама прибежала домой, но мамин старший брат Михаил Шарапов, который работал железнодорожником на станции, повернул меня и влил в рот капельку воды – я её сглотнула. Тогда дядюшка, громко ругаясь, быстро завернул меня в одеяльце, остановил первый проходящий через станцию поезд и увёз меня с мамой в Минск – вот здесь-то меня и спасли. Так получилось, что в один год я родилась дважды.
Время шло…
Мы подрастали, а поскольку папа был военным, то его, по долгу службы направляли из одной воинской части в другую.
Когда отца из Белоруссии направили в Нерчинск, мама заплакала и начала упрекать папу: «Что же ты натворил, что нас с тремя ребятишками отправляют в далёкую ссылку? Мои бедные деточки и лука там не увидят».
Глава II
Но служба есть служба и пока папа был военным, мы как цыгане кочевали из одной воинской части в другую, из одного гарнизона в другой.
Мне хорошо запомнились два больших коричневых чемодана, которые ранее, когда меня и в помине не было, папа привёз из Германии. На этих чемоданах мы и спали, да складывающийся круглый стол, за которым решались все наши домашние дела, за которым старшие братья делали уроки.
Так в 1956 году мы и оказались в Иркутске. Первое время мы жили за ширмочкой в офицерском клубе Красных казарм, и как же мы радовались, когда нам выделили одну комнату в трёхкомнатной квартире с соседями рядом с Красными казармами. Мы даже купили никелированную кровать и небольшую тумбочку. Нашими соседями были тоже военные Задороженко, но больше всего мне запомнилась Антотина Константиновна, которая часто приглядывала за нами, пока родители были на работе. Мама в то время работала медсестрой во втором сомнительном отделении детской больницы (сейчас это Ивано-Матрёнинская больница на улице Советской), а папа служил в Красных казармах начальником арт. вооружения в звании майора.
Между тополиной рощей и нашими сараями, где мы хранили дрова, была дорога, по которой на лошадях возили покойников на Амурское кладбище, впереди процессии, как правило, шёл оркестр, а позади лошади шли родственники и знакомые усопшего.
Наш двухэтажный восьми квартирный кирпичный дом, построенный пленными японцами, располагался рядом с тополиной рощей, в которой любила гулять окрестная детвора. Роща была всегда чистая и ухоженная, за порядком в ней всегда следили солдаты из Красных казарм. В роще были качели для ребят, лавочки для бабушек, площадка для волейбола, стадион и лужайки для детских забав, дорожки для велосипедистов, между тополями многие размещали гамаки и в них отдыхали, читали книжки. В какие только игры мы не играли в этой роще – это лапта, выжигало, жмурки, цепи-цепи кованы, ручеёк, городки, лунки, футбол, волейбол, казаки разбойники и много-много других разных подвижных и спокойных игр.
Я, как себя помню, в основном играла с мальчишками и когда мы шли играть в футбол, на просьбу других девочек взять их с собой - дружно кричали: «Девчонок не белём» - да – да именно так я и кричала, поскольку букву «р» научилась говорить только в шесть лет. Опять же в этой роще, когда мы загадывали друг-другу фильмы, был загадан фильм «Альба Регия», и я его отгадала. Наконец-то у меня получилась эта трудно выговариваемая буква «р» - я бросила игру и побежала домой, крича р-р-р-р-р…, чтобы не забыть её, но к большому моему огорчению никого дома не было, и я до вечера бегала и рычала. Когда вечером собралась вся семья – я с гордостью продемонстрировала своё достижение в произношении «р».
В детстве у меня почти не было игрушек, кроме двух пластмассовых куколок- пупсиков (один большой, а второй совсем маленький), которым я сама шила одежду, ещё я сама рисовала куколок на картонках, вырезала их, а потом рисовала им наряды и наряжала своих «красавиц». Еще помню, как каждое утро бегала в рощу заплетать косички на траве – это тоже были мои дочки.
В детстве я, как и многие девчонки коллекционировала осколки разных стёклышек от разбившейся посуды и бутылок, этикетки от спичечных коробков, марки, открытки, значки, а вот вместо фантиков, (это обёртки от конфет) я собирала конфетки. Если меня угощали конфеткой в фантике, я бегом бежала домой и складывала своё богатство в тумбочку, но какого же было моё разочарование, когда мои старшие братья добирались до моей коллекции, съедали конфеты, а мне доставались одни фантики, а иногда мои братья съедали конфетку, а в фантик заворачивали кусочек хлебного мякиша. Фантики я тоже собирала, иногда делала их них игрушки, коробочки и красивые платья для картонных кукол.
Маленькие дети нашего детства мечтали быть лётчиками, врачами, пожарными. Когда меня спрашивали – кем ты будешь, когда вырастешь, я отвечала, что, когда я вырасту – буду мамой, да-да, мамой и никем больше, и конечно, эта моя мечта сбылась – у меня два сыночка и лапочка-дочка. Потом я захотела стать врачом и в седьмом-восьмом классах ходила в медицинскую секцию от общества «Знание». Мы ходили на экскурсии в мединститут, дежурили в детской больнице, ухаживали за больными ребятишками, но когда нас привели в анатомический музей мединститута, а на входе сидел смотритель музея и жевал пирожок – мне стало худо, очнулась я на лавочке, а вокруг суетились медики. Так один пирожок распорядился моей медицинской карьерой.
Так как мой день рождения был летом, то в этот день прямо на улице, под окнами (мы жили на первом этаже) мама устанавливала огромную колоду, (на которой кололи дрова), накрывала бумажной скатертью, ставила на этот стол большой графин с компотом, газировку, конфеты и разные сладости, звали всех соседских ребятишек, и мы отмечали мой день рождения - пировали всем двором до самого вечера.
Глава III
В пятилетнем возрасте я с родителями ездила в Белоруссию в отпуск. Ехали мы на поезде и, какого же было моё удивление, увидев на деревьях крупные красные яблоки.
«Ой, смотрите, смотрите! Яблоки на деревьях растут» - кричала я, глядя в окно вагона.
«Девочка, а где же у вас растут яблоки?» - спрашивали наши попутчики.
«А у нас они в ящиках» - бойко отвечала я. Я даже не понимала, почему смеялись взрослые дяди и тёти, а дело было в том, что папа всегда покупал в военторге яблоки в ящиках, этот ящик хранили в подполье и нам оттуда доставали по яблочку, а садоводств ни у кого из военных не было.
Когда мы приехали в Белоруссию, к маминому брату Шарапову Владимиру и его жене тёте Зине, там же гостил мой двоюродный брат Шарапов Игорь. Двоюродные братья Шараповы Вова, Олег и Коля – дети тёти Зины и дяди Володи, очень обрадовались моему приезду, а так как я не знала белорусского языка – всё время подшучивали надо мной.
Так они сорвали луковицу и дали её мне, а потом спрашивали – «Хочешь цибулю? Дать тебе цибулю?»- а сами ничего мне не давали, и тогда я вся в слезах прибежала к тёте Зине и с луковицей в руке, жаловалась на братьев, что они мне не дают никакой цибули. Тётя Зина объяснила, что лук и цибуля – это одно и тоже. У тёти Зины и дяди Володи, где мы гостили, был просторный деревянный дом с фруктовым садом. Тётя Зина и нарвала ведро вишни и сказала: «Ешьте, сколько хотите»- и я ела до тех пор, пока не высыпала сыпь по всему телу. Мама очень испугалась и повела меня к здешнему фельдшеру, но тот сразу сообразил, в чем дело и сказал, что девочка съела много того, чего раньше не ела, это просто аллергическая реакция. Мой двоюродный брат Игорь из Волгограда был единственным ребёнком в семье маминого родного брата Тимофея и его жены Нины Сергеевны, поэтому его часто баловали, и мне запомнилось, как Нина Сергеевна, одевая сыночка, приговаривала: «Игорёчек, надень чулочек»… Дядя Тима был кадровым военным летчиком, прошедшим дороги Великой Отечественной войны. Отпуск пролетел быстро, а когда мы на поезде возвращались домой – маме стало плохо, и нас высадили из поезда на незнакомой станции Котельничи. Здесь, пока маме делали операцию, мы с папой жили в гостинице. Со здешними ребятишками я бегала собирать ежевику и на речку. Когда я стала постарше, сказали, что у мамы была внематочная беременность. Когда мама поправилась, мы на поезде продолжили свой путь домой.
Глава IV
Однажды осенью, мы как всегда играли в роще, под ногами шелестели разноцветные листья, часть листьев были собраны в кучи. Мы так разгорячились, что я бросила на одну из таких куч своё новое, красивое пальтишко, кирпичного цвета с кармашками (его мне купили в Москве), даже не заметив, что листья в куче кто-то поджог. Представляете, что стало с моим новым пальтишком? Да-да, вот именно пальтишко загорелось, мальчишки вырвали его из огня и погасили. Я бегом побежала домой надела шубку, а пальто затолкала во встроенный в коридоре шкаф да ещё накрыла подушкой и убежала опять на улицу. Когда вечером я пришла домой, мама строго спросила, почему я в шубке и где моё новое пальто? И глазом не моргнув, я ответила, что мне стало холодно, но Антонина Константиновна, достала и показала маме моё пальтишко, вернее то, что от него осталось. Пока я бегала на улице, подушка загорелась и хорошо, что наша баба Тоня оказалась дома и вовремя погасила пламя.
Росла я очень любопытной девчонкой и всё хотела знать, всё потрогать своими руками, вот и в этот раз, когда никого не было дома, я решила посмотреть, что же такое электрический ток и почему горит лампочка? Я включила свет в туалете, забралась в металлическую раковину и стала рассматривать бра, висящее как раз над раковиной, взялась за него руками, и не помню, как я упала в раковину и меня, будто волчком закружило в раковине. Хорошо, что оторвался гвоздь и вырвался провод у бра, и только тогда я закричала. На мой крик опять же прибежала соседка и вытащила меня из раковины. С тех пор я с электричеством не играла, и точно знала, что электричество – это не игрушка.
Глава V
В 1958 году папу перевели на станцию Лесную Читинской области. Здесь нам сразу выделили комнату в самом большом доме барачного типа, с длинным коридором и множеством соседей – папиных сослуживцев. Когда мы только приехали на станцию Лесная, я пошла в лес и заблудилась. Нашёл меня дяденька солдатик и спрашивает: «Где же ты живёшь, девочка?» - а я отвечаю: «В большом доме с флажком на крыше», а поскольку такой офицерский дом был один, он меня быстренько привёл к родителям.
Вокруг дома был лес, и я с соседскими ребятишками бегала в лес, срывала цветочки багульника и хвою лиственницы, шишечки от сосны и ели их - такими вкусными они нам казались! Вот в этом посёлке я пошла первый раз в первый класс. Школа была деревянная, классы маленькие и меня посадили за одну парту с мальчиком, по фамилии Дураков, а вот имя его я забыла. Когда мы учились считать – братья из прутиков вырезали мне палочки, а сосед по парте всё время забирал их у меня, а вечером братья опять строгали мне счётный материал. Никогда не забуду я свою первую учительницу Веру Макаровну – полную, добродушную женщину в строгом тёмно-коричневом костюме, которая относилась к своим ученикам, как к родным детям. В то время её сын служил в армии, и всю свою материнскую любовь она отдавала нам – своим ученикам. В посёлке почти не было фруктов, но когда мы проходили букву «Я» Вера Макаровна принесла в класс яблоки и раздала нам по целому яблоку, нашей радости не было предела. Когда кончались уроки, мы шли домой к нашей учительнице, где всегда было тепло и уютно.
Часто папа усаживал меня на раму велосипеда, и мы ехали на источник за Кукинской водой, какие красивые поля ярко красных саранок и голубых подснежников встречалось на нашем пути! Иногда мы с ним ездили в Читу и там водил нас в кино.
Хорошо запомнила, я как нас принимали в октябрята. Из войсковой части к нам пришли солдаты и прикололи нам гордым и счастливым октябрятские звёздочки, которые накануне мы делали сами на уроке труда. По трафарету, выданному учительницей, мы нарисовали на картоне звёздочки, вырезали их и обшили красным материалом, а с обратной стороны прикололи обыкновенные маленькие булавочки. Эти звёздочки, сделанные своими руками, нам были дороже всех октябрятских значков, которые уже в Иркутске покупали нам родители. После приёма в октябрята, нас сразу разбили на звёздочки, по пять ребят в каждой. После этого мы не расставались друг с другом – вместе делали уроки, вместе гуляли, вместе ходили в кино, когда приезжала кинопередвижка, вместе были и в праздники и в будни.
Не могу не вспомнить и свою соседку Монастырёву, которая прекрасно стряпала и даже умела делать мороженое, а мы с завороженными глазами, как на волшебницу смотрели на эту удивительно добрую женщину, которая часто баловала всех соседей разными сладостями. В нашем бараке все соседи жили, как одна очень дружная семья, где все радости и горести делились поровну.
В то время у нас жили кот Мишка и кошка Катька. Мишка был старый и очень ленивый кот, но если ему кто-то говорил: «Мишка, поваляйся» - он шёл на коврик, ложился на спину и начинал переворачиваться с боку на бок. В отличие от Мишки, Катька была очень энергичная, непоседа. Однажды с ней произошёл такой случай. Прямо за нашим домом был небольшой базарчик с небольшими дощатыми прилавками, где продавали молоко, мясо, вязаные изделия и разные мелочи. Сидим мы на крылечке дома и что же мы видим? Появляется наша Катька и волоком тащит кусок мяса, больше, чем она сама, а следом бежит торговка и громко ругается. Мама, улыбаясь, вышла навстречу этой процессии, забрала у Катьки мясо, вернее, Катька сама положила мясо к маминым ногам и отошла в сторонку. Мама подняла мясо и хотела вернуть хозяйке, но та, увидев сколько ребятишек наблюдает за происходящим, только махнула рукой и сказала: « Оставьте его своей добытчице».
Глава VI
В 1959 году, папа уже давно был майором, мы опять переехали в Иркутск и поселились в той же комнате и с теми же соседями, что и раньше. Во второй класс я пошла уже в школу №23, которая расположена была на улице 1 Советская. В отличии от моей любимой первой учительницы, Надежда Алексеевна, моя вторая учительница, высокая худая и очень злая, как мне тогда казалось. Она всегда кричала на нас, а пацанов, если они не слушались, била указкой по рукам. Здесь моим соседом по парте был Валера Гардыш. В нашем классе был мальчик Яженских Лёша, который очень хорошо играл на аккордеоне Полонез Огинского – с тех пор этот полонез мне очень нравится. Класс у нас был дружный, но не такой, как первый. Когда я училась в третьем классе – нас на территории Иркутского авиационно-технического училища (ИВАТУ) около памятника Ленину принимали в пионеры. Каждый из нас выходил вперёд и читал торжественное обещание «Я, юный пионер, Советского Союза, вступая в ряды пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…». Потом наши пионервожатые повязывали нам пионерские галстуки, но не шёлковые, как в старших классах, а сатиновые красные галстуки и пионерские значки. Звеньевым нашего звена был назначен Володин Витя. В каждом звене было пять человек. На улице был ветер, шёл дождь, а мы расстегнули свои пальтишки, чтобы были видны наши красные галстуки и пошли всем звеном домой ( все ребята нашего звена жили в красных казармах) по улице Ядрицевского. Когда мы подходили к дому – нам дорогу перебежала чёрная кошка, и наш звеньевой совершенно серьёзно сказал, что надо вернуться в школу и пойти по другой дороге. Мы так и сделали и пошли домой уже по другой, грязной дороге, мимо частных домов и кинотеатра «Экран» и все чумазые пришли, но счастливые пришли домой. Мы, вместе всем звеном, делали уроки, подтягивали отстающих, ходили в кино, музеи, планетарий, собирали металлолом и макулатуру. Я училась ни хорошо - ни плохо, в основном на четвёрки. Писали мы чернилами перьевыми ручками, а мешочки под чернильницы сами вязали. В каждой нашей тетрадке лежали промокашки, если зазеваешься, то и клякса может появиться в тетрадке.
Поскольку наша школа располагалась по пути в аэропорт, нас школьников часто снимали с занятий, выдавали флажки и выстраивали вдоль дороги встречать разные, приезжающие делегации. Так я помню, как к нам в Иркутск приезжали Никита Сергеевич Хрущёв – генеральный секретарь СССР, Фидель Кастро Рус, Андриано Челентано, Юрий Алексеевич Гагарин и другие знаменитости СССР, и зарубежные гости. А проезжали они, как правило, стоя на машинах с открытым верхом и махали нам рукой.
Глава VII
В 1960 году папу комиссовали по болезни, у него была язва желудка, и мобилизовали из армии. Телевизор был нам в диковинку, а папа купил чёрно-белый телевизор «Нева». Все соседи приходили к нам смотреть это чудо техники. А до этого, мы ходили смотреть телевизор «КВН» с крошечным экраном к моей однокласснице Ольге Рудовой.
Когда родителей не было дома, я, как всегда решила обследовать это чудо техники, и переключила одну из ручек управления телевизора, как потом выяснилось, переключила ручку переключения каналов. А канал в то время показывал один и то в определённое время утром (для тех, кто работает во вторую смену) и вечером. Когда папа пришёл домой, естественно, телевизор не работал. Тогда папа взял ремень ( меня никогда в жизни и пальцем не трогали) и закричал, что убьёт меня… Я заплакала и запричитала: «Вот, телевизора уже нет, и дочки не будет, а я вырасту большая, буду конструктором и сделаю вам цветной телевизор!» и тем самым всех рассмешила, и, конечно же, в этот раз мне тоже не попало, зато все соседи стали надо мной смеяться – «Вот, идёт конструктор цветных телевизоров!». А когда пришёл мастер, тоже не сразу догадался, что я только переключила канал, но телевизор я больше не трогала. А когда выросла, поступила в Иркутский Госуниверситет на физический факультет, на отделение радиофизика-электроника и действительно много лет работала инженером-конструктором на Иркутском заводе радиоприёмников им.50летия СССР.
Уволившись из армии, папа устроился начальником стеклодувной мастерской и цветорекламы. Как я любила вечерами ходить с папой по улицам города и смотреть, как папа включает иллюминацию на вывесках магазинов. Очень интересно было смотреть, как стеклодувы выдували разные шарики и причудливые фигурки. Но папа почему-то ушел с такой интересной работы на релейный завод простым рихтовщиком, где и проработал там всю оставшуюся трудовую жизнь. Мама в то время тоже сменила место работы. Теперь она работала медсестрой в городском туберкулёзном диспансере.
Глава VIII
В 1963 году на улице 30-й Дивизии построили новую школу №76 и всех учеников, кто жил в Красных казармах перевели в неё. Вот в этой школе я и училась до самого выпускного вечера. Нашим классным руководителем в школе №76 была молодая учительница математики Андреева Элла Александровна. С ней мы не раз ходили в походы, ездили к ней на дачу. В 1965 году в Иркутске на улице 1-й Советской, около дома ребёнка (сейчас это музей-усадьба Сукачёва) и Детского парка (бывший Дунькин сад) установили на постамент танк «Иркутский комсомолец». На этом открытии я стояла в почетном карауле, почти так же, как сейчас стоят школьники у Вечного огня.
Когда я училась в седьмом классе и сидела за одной партой с Таней Сутть и с ней же ходили домой и дружили, в нашем классе появилась новая девочка – Смолянинова Оля, она была выше нас ростом. Татьяна предложила мне: «Хочешь, научу тебя драться?» - «А зачем?» - спросила я, но возражения не допускались, и когда мы шли со школы, Таня продемонстрировала своё умение. Мы подошли к Ольге, а та повернулась – и мы обе оказались лежать на земле, с тех пор, хотя прошло много лет я дружу с Ольгой, теперь она Голубева Ольга Александровна, живёт в Благовещенске, и когда она приезжает в Иркутск – всегда приходит ко мне в гости. Двери нашего дома всегда были открыты для моих друзей. К нам приходили почти все мои одноклассники, даже когда меня не было дома, мама встречала моих гостей и поила их чаем с вареньем. Чаще других ко мне приходили Толя Полещук, Вова Илинзер, Гена Данилов, Таня Тимофеева, Пенькова Тома и другие. Друзья же моих братьев, которых тоже было много, всегда называли меня маленькой или малышкой и всегда старались защитить меня от разных жизненных ситуаций.
После восьмого класса наш класс расформировали, я попала в 9 «В» класс, где классным руководителем была учитель географии и астрономии Шестакова Татьяна Ивановна, с ней я дружу до сих пор и хожу к ней в гости. Помню, на перемене мы с Таней Тимофеевой скакали в классики и даже не услышали, как прозвенел звонок. Вдруг открывается окно, из окна выглядывает Татьяна Ивановна и зовёт нас на урок.
Вечерами мы любили гулять по улице Ядрицевского, единственной заасфальтированной улице в нашей окрестности. Наши одноклассники, такие как Костенко Женя и Бархатов Олег всегда оберегали нас от местной шпаны, а если кто-то и хотел подойти к нам – наши рыцари тут же вставали на их пути.
Время шло…
Пришло время прощаться со школой, последние выпускные экзамены, последний звонок, прощальный выпускной бал.
Прощай детство. Мы вступаем в новую жизнь. Кто пошел работать, кто в армию, кто учиться, а я поступила в Иркутский Госуниверситет на физический факультет.
Нет комментариев. Ваш будет первым!