- Папа! - Антуан подбежал к нему, и Дантон подхватил сына на руки.
- Когда это произошло? - глухим голосом спросил он, отвернувшись, чтобы ребёнок не увидел слёзы, блеснувшие в его глазах.
- Четыре дня назад, - ответила Люсиль, - 11-го февраля.
Дантон опустил сынишку на пол, опёрся рукой о стену.
- А ребёнок? - так же глухо спросил он.
- Жорж... - Камилл подошёл и дотронулся до его плеча, - мальчик родился очень слабым... он умер через несколько часов.
Люсиль всё также вытирала платочком слёзы. Маленький Антуан, чувствуя скорбь, охватившую взрослых, притих и прижался лицом к пышной юбке Люсиль.
Она погладила его темные густые волосы.
- 11-го февраля, - тихо проговорил Дантон, - не успел...
Тяжёлым шагом, как-то согнувшись, он прошёл в гостиную. Теперь, без Габриэль, она показалась ему такой одинокой и пустой.
Сел в кресло, стоявшее в углу, и замер, прижав руку к глазам.
Камилл и Люсиль осторожно вошли в гостиную и встали у двери, не решаясь идти дальше.
- А я ведь даже не видел её все эти последние дни, - проговорил Дантон, всё также закрыв глаза ладонью. - А теперь уже... всё.
- Жорж... - тихо сказала Люсиль.
Дантон поднял на неё покрасневшие глаза.
- Последний раз я видел её на следующий день после казни Людовика. Это было 22-го января. В этот же день я уехал в армию, а потом в эту чёртову Бельгию, будь она неладна. Если бы я только знал...
- Жорж, - тихо повторила Люсиль, - на всё воля Божья. Не вини себя.
- Не могу! - воскликнул он, - да, я был плохим мужем и отцом. Уделял ей так мало внимания. Когда мы расставались в последний раз, Габи так просила меня не уезжать. А я...
- Послушай, - Камилл подошёл к нему, - сейчас мы с Люсиль уйдём. Наверное, тебе лучше побыть одному.
- Да... - Дантон рассеянно кивнул, - до сих пор не могу поверить.
- Возьми, - Камилл протягивал ему какой-то конверт, - это письмо от Максима, сам он не смог зайти, но просил передать тебе эти слова соболезнования.
- Робеспьер? - Дантон чуть удивлённо поднял бровь.
- Да.
- Хорошо, Камилл, - Дантон взял письмо и быстрым жестом положил в карман камзола, - прочитаю позже. Передай ему мою благодарность. Хотя... за такое не благодарят.
Камилл кивнул.
***
После смерти жены Дантон как-будто охладел к политике. В нём произошёл какой-то надлом. Возможно, он был не очень заметен внешне. Внешне Дантон всегда хорошо "держал удар". Но его внутреннюю перемену сразу же почувствовали те, кто хорошо знал бывшего неутомимого борца за единую и неделимую республику.
- Дантон последнее время почти не выступает в Конвенте, - сказал как-то Камилл, вернувшись домой и усевшись за ужин. - Правда, он создал Комитет общественного спасения и пытается через него что-то делать, но...
- Да? - переспросила Люсиль, - знаешь, мне так жаль его... и бедняжка Антуан так рано остался без матери. А Габи... - её голос дрогнул и Люсиль вытерла побежавшую по щекам слезинку, - до сих пор плачу, когда думаю о ней. Хотя, с похорон прошло уже три месяца.
- Да, милая, - вздохнул Демулен, - а Жорж что-то совсем сник. Наверное, здесь только время поможет.
- А как ты сам, Камилл? - Люсиль с тревогой вгляделась в его обеспокоенное лицо, - я вижу, ты чем-то встревожен. И почти не ешь. О чём ты думаешь?
- Прости, любимая, - Камилл поднял бокал и отпил немного вина, - так, небольшие неприятности, зачем тебе знать.
- Нет, нет, - она дотронулась до его руки и сжала её, - рассказывай, я хочу знать всё.
- Вряд ли это будет тебе интересно, - Камилл слегка улыбнулся, но взгляд его оставался обеспокоенным.
- Что-то с Максимом? - спросила Люсиль, - в последний раз, когда он был у нас, вы спорили.
- Нет, - Демулен покачал головой, - с Робеспьером у нас взаимопонимание. Но вот Бриссо...
- Опять?! - воскликнула Люсиль, - вы же с ним и так не общаетесь.
- Приходится видеться почти каждый день в Конвенте, это неизбежно, - ответил Демулен, - к тому же он возглавляет правительство, мне приходится с ним считаться. Но до той поры, пока он не начинает против меня свои выпады. Не понимаю, чем я ему так не нравлюсь, но его последняя статейка, где он опять называет меня мальчишкой, попадающим под чужое влияние. И пишет, что в то время, как кто-то шутит и язвит в печати, другие занимаются спасением отечества.
И посмотри, Люсиль, а много ли он принял мер для спасения этого самого отечества? Кроме того, что развязал войну с другими государствами, влез в Бельгию,
А сейчас мы в состоянии войны и с Англией. Вчера опять был объявлен дополнительный набор солдат в республиканскую армию. А между тем цены на хлеб растут, и очереди тоже. Когда я возвращался домой, очередь в хлебную лавку была на всю улицу, люди стоят за буханкой по 4-5 часов. Стране грозит голод, но доблестный Бриссо ведёт "освободительные войны". Да, ведь он - истинный республиканец, а остальные - незрелые мальчишки, которых нужно высокомерно направлять на "путь истинный".
К чёрту! - Демулен раздражённо кинул на стол вилку. Люсиль вздрогнула.
- Милый, но что здесь можно сделать? - она с волнением посмотрела на мужа.
- Я уже придумал что, - Камилл усмехнулся.
- Ладно, родная, - он встал и поцеловал её, - спасибо за прекрасный ужин. Пойду, поработаю немного.
***
"Разоблачённый Бриссо" - так называлcя совершенно убийственный для Жака Бриссо памфлет, вышедший вскоре из-под острого пера Демулена.
Камилл не лез за словом в карман, критикуя главу жирондистского правительства. Прежде всего, осуждались воинственные заявления Бриссо. Камилл доказывал необходимость нести свободу мирным путем, а не восстанавливать против Революции другие страны и народы. Кроме того, он пошёл ещё дальше, обвинив Бриссо в участии в неком возможном "заговоре". Прямых доказательств у Демулена не было, но его лёгкий слог, ироничная манера излагать свои мысли, а главное - искренняя убежденность в написанном, сделали своё дело. Памфлет разошёлся большим тиражом, его читал весь Париж.
Тем временем, популярность правительства Бриссо стремительно падала. Вспыхнувшие в Вандее и Бретани мятежи, которые никак не могли подавить, также не способствовали популярности жирондистов. И в конце-концов, эти разрозненные мятежи превратились в настоящее контрреволюционное движение.
Это означало начало гражданской войны.
А в Париже санкюлоты под предводительством Эбера требовали установления твёрдых цен на зерно и хлеб и немедленной казни всех перекупщиков и спекулянтов.
- Почему простаивает бритва равенства? - пафосно восклицал Эбер с трибуны парижской коммуны, - только она сможет дать нам хлеб! Она и её друг трибунал.
Рубите головы всем этим перекупщикам и аристо!
В условиях всего этого недовольства, памфлет Демулена имел мощное действие и стал ещё одним сильным ударом по правительству Жака Бриссо.
Струхнувший Бриссо был вынужден пойти на уступки. 4-го мая правительством был принят долгожданный декрет о твёрдых ценах на зерно. Но общее положение это уже не спасло. Оно становилось всё более шатким.
Восстания в удалённых от Парижа городах стали вспыхивать словно по цепной реакции. 12-го мая над ратушей Тулона монархисты подняли флаг с белыми лилиями - символом священной королевской власти. 29-го мая к ним присоединился и город Лион, в котором произошёл контрреволюционный переворот. Казалось, благополучие и стабильность единой и неделимой республики стало трещать по всем швам. Впрочем, так оно и было.
Помочь сайту
Поздравления
