ГлавнаяПрозаКрупные формыПовести → Государыня смерть

Государыня смерть

16 июля 2012 - Максим Василенко

Даже бессмертие не длиться вечно…

 

 

Книга 10. Хозяйка дверей: след на дороге

 

Часть 1. Ищущий путь

 

En um not

Пролог

 

- …Невероятно!

- А как же иначе могло быть-то? - за темной, покрытой мхом скалой, послышались голоса. Царившая тишина прерывалась лишь трелями птиц, перелетавших с ветки на ветку. Но нынче ее прервали чуждые лесу и горам голоса. Второй из них, серо-зеленый мох, веками росший на скале, смутно припоминал. Когда-то, очень давно, он принадлежал проводнику, вот так же выходившему из-за скалы, как этот … кажется, Адор. Да! Проводника звали Адор. Или это было совсем недавно? Память вещей и растений загадочна и необыкновенна. Пожалуй, если бы они могли, как-то сообщить о том, что знают, наверное, это были бы очень странные сведения…

- Ну что, я был прав? - Адор, наконец, весь показался из-за скалы. Он сделал шаг вперед. Затем с ухмылкой посмотрел, как восторженный спутник напоследок любовался этой красотищей.

- Да уж, и впрямь – долина цветов, - ответил Адору некромант, - Все так!.. Ты прав, отсюда долина открывается совсем по-другому. На это и без твоих слов стоило посмотреть.

Леа дипэр судо иру рэ хэмэ!

Ледх дипэр оптир мосте!

Эр лаэ дипэр нидх олекаир,

Лаэ то нидх огмир

Лепри, ён осид лелаэ.

- Вот и посмотрел, - фыркнул Адор. Голос, того, кого старик назвал некромантом, уже звучал снизу, меж тем как Адор с усилием взгромоздился на большой валун – кусок, отколовшийся от скалы. Он деловито подбоченился, устраиваясь на камне удобней, достал флягу драгоценной жидкости, что всучила ему жена старика, и сделал короткий, но большой глоток. Поморщился, затем сплюнул и блаженно закрыл глаза.

Уже пятые сутки они карабкались по этому отрогу Большого хребта, или по старой традиции Бакрону (что, впрочем, и значило в переводе с древнего языка – «Большой хребет») вдоль долины, названной Адором «Долиной цветов». Отрог петлял то на запад, то на восток, но в общем, если верить карте некроманта, шел с севера на юг. Где-то там, на юге была торная тропа, ведшая через Стайуркем в Басхютлэн. Туда то они и шли. Вернее, туда Адор сопровождал некроманта. Там этого восторженного мечтателя (в чем Адор не раз уже убедился) ждали еще три таких же, как он подражатели «кукловодов живых мертвецов» древности. Омринант то есть…

На западе Басхютлэна возвышался Тудрус, город барыг и камнетесов. Тудрус им непременно надо было обойти. Тамошний наместник люто ненавидел всех, кто жили за этим отрогом, а особенно некромантов – дэтьертиров. Само это слово было запрещено в Тудрусе, а вот в Парихинтане что дэтьентир, что герлетьеры, их злейшие враги – все были на равных, поскольку все лишались права обрядовать или убивать тех, кто совершает эти самые обряды. Зато в Парихинтане можно запросто встретиться и обсудить, как делать и то и другое в других городах. Парихинтан был в три раза больше Тудруса и в два Рихона, третьего большого города Басхютлэна. В Рихон ездили на молебен, ибо он считался городом жрецов. А ещё, что бы заключить там сделки или союзы, а иногда и мирные договоры. Басхютлэн назывался свободной землей. И во времена, когда по эту сторону Бакрона существовали многочисленные княжества и королевства, а по ту Великая Полуденная империя, Басхютлэн был действительно «единственной возможностью и последним оплотом» как писали о нем хронисты. Но уже двести лет империя лежала в руинах, между которыми гнездились собственные княжества и королевства. А свободные земли по эту сторону оказались по-настоящему освобождены от присутствия человека. Только степняки с севера ещё гоняли свои орды от одного края Байфа до другого.

Иногда особенно смелые узкоглазые демоны, под предводительством какого-нибудь багдура, ставшего зольданом на год, а затем провозгласившего себя хоганом на час, пытались штурмовать каменные врата Тудруса. Но тщетно! Не имея в распоряжении мощных имперских осадных машин и даже простеньких баллист, что в избытке делались в княжествах, эти тысячные орды как очередная волна ударяли в Тудрусский утёс. Лелея при том надежду, что когда-нибудь вящая поговорка, окажется права. После очередного отлива багдур поднимался на копья, а безутешные матери слали проклятья каменному западу, искренне веря, что Священный звериный круг, однажды разверзнется грозным пророчеством и проглотит этот несгибаемый Тудорыс и всех чейтанов, в нем обитающих.

Адор родился близ Тудруса и хорошо запомнил один такой набег, когда был еще мал настолько, чтобы не быть принятым в горное ополчение, но уже достаточно взрослым, чтобы избить себе все ладони в кровь, таская валуны для городьбы перевальных заслонов. В том натиске, как говорят старожилы не шибко то и сильном, все ополчение их деревни полегло при первом же ударе узкоглазых. Но и степным демонам досталось. Малой Адор не раз видел, как по тракту, который они разгребали от своих же завалов месяц спустя, шли нестройной толпой сотни понурых степняков, пугливо и глупо озиравшихся по сторонам. Но ни стонов, никаких просьб от этих гордецов Адор и его приятели не слышали. Напротив, шли молча, и видимо зная, куда идут.

А шли на рудники, что под Рихоном либо в рабство полуденным князькам и царькам. Как сказал Адору один ветеран, судьбе тех и других никто не завидовал. Первые гибли как мухи в суровых Рихонских штольнях, добывая для долины драгоценную железную руду. Из нее изготавливались славные басхютские доспехи и специальные железные крепья для мостов и построек. Вторые при помощи все тех же доспехов решали дела князьков и царьков Стран Полудня в их, не прекращавшемся споре за уже призрачную корону «почившей в бозе» империи. Так что волны степняков приходились на руку долине. Сами по своей воле они вряд ли бы когда стали служить проклятым бледным людям – фэтрам. А уж тем более загибаться на шахтах. А так – почти бесплатная рабочая сила. Впрочем, степняки в шахтах задерживались ненадолго. В работники они не годились, зато в охранники – хоть куда. Потому-то через пятнадцать лет после памятного набега Адор наблюдал, когда по тракту вновь шли наказанные тудруским наместником каторжники, а узкоглазые погонщики раздавали награды плетьми направо и налево.

Верховодил таким караваном обычно старшина, назначенный магистратом Рихона из своих же, дольских. Он, подбоченясь и даже не глядя назад, величаво проезжал и дарил обещающие взгляды местным вдовушкам. Вроде той, что жила по соседству с домом Адора. А за старшиной волочилась очередная толпа, понукаемая узкоглазыми. Те щурились, обнажая белые, как у волков, ряды зубов, блестящие, как снежные вершины Бакрона. И вертели своими жесткими лоснящимися лохматыми волосами. Лохматые или сальные пряди свисали, словно перья ворон, на щербатые серо-желтых то ли щеки, то ли скулы. Степняки нет-нет, да и оборачивались к стоявшей по обочинам дороги ребятне. В этот миг Адор всего более ненавидел такую вот хитрую и хищную морду, невесть, за что отнявшую у него отца и двух старших братьев. Однажды он даже плюнул такому в лицо, правда, не попал. Мордастый степняк вначале раскрыл рот от неожиданности, затем замахнулся плетью, но, словно что-то вспомнив, резанул ею несчастное животное под собой. И под то ли ржание, то ли стон лошади умчался прочь.

Позднее Адор узнал, почему степняк не решился его ударить. И тогда трижды возблагодарил трижды неприступные стены Тудруса и его наместника. Ибо, «будучи военным головой долины» тот издал особый указ, по которому «всякий степняк, временно отпущенный на вольные хлеба (а конвоиры из числа таких) если причинит жителю долины, какой либо вред, то в зависимости от меры самого вреда его либо высекут ста двадцатью ударами кнута, либо лишат конечности, либо подвесят над обрывом за ноги или причинное место (причем так, чтоб было больно, но не сразу оборвалось) либо выгонят в горы». Последнее для степняка представлялось самым худшим. Адор прикинул, что того конвоира, наверное, просто запороли бы его же ногайкой. И даже не хлыщавый старшина, а свои же, так сказать «во проявление лояльности»…

- А все же, как красиво! – дэтьертир меж тем присел на том же камне, что и Адор. – В такие минуты совсем не хочется думать о смерти, а жить и жить… Да уж!

Адор хмыкнул.

- Вам ли это говорить, Ваша милость, - сказал он язвительно, после того, как опрокинул в рот еще один глоток настойки.

Некромант посмотрел на Адора и засмеялся. Заливисто и радостно.

- Ты и вправду считаешь, что все дэтьертиры – бледные мрачные горбуны в черных или пурпурных сутанах, которые бормочут себе что-то под нос и норовят превратить тебя в живого мертвеца? – спросил он, и попытался изобразить из себя нечто ужасное.

- А что не так?

- Зря ухмыляешься, - улыбнулся во весь рот некромант. - Я хоть и дэтьертир, но ничто человеческое мне не чуждо. Племя, конечно, мы паршивое, и герлетьеры не зря едят свой хлеб. И насчет того, что дэтьертир дэртертиру рознь… это все чушь. Рано или поздно «мы все уйдем в объятья мрака, чтобы стать мятущимися тенями и никогда не найти покоя». Это из пророчества, - уточнил он. Затем вдруг осунулся и вздохнул, и вправду превратился в мрачного горбуна, о котором говорил только что.

- Но и у нас есть надежда, хотя и не в этом мире, - он вновь посмотрел на Адора. – Скажу по чести, только эта призрачная надежда еще заставляет меня так восторженно смотреть на мир, проводник. Особенно если знаешь, что пройдет месяц-другой, и он станет твоим.

- А это и вправду так? – Адор забеспокоился.

- Что так? Ты имеешь в виду, вправду ли мы, дэтьертиры, задумали установить свои порядки в Байфе? – поднял глаза некромант. - Если да, то это правда. У нас уже теперь есть все возможности объединить орды этих узкоглазых демонов. А когда мы превратим их вожаков в послушных нам дэтьеров… Да, уж, и мы это сделаем, - задумчиво повторил он. И снова посмотрел на Адора. – Вот что, горец…

- Да, - отозвался тот.

- Ты не соврал на счет того прохода через твою деревню?

- По-моему мы на этот счет все сказали, - жестко ответил Адор.

- Нет, не все. Теперь, именно теперь мне нужно знать наверняка, что этот лаз существует и ты действительно единственный, кто сможет провести кого угодно туда и обратно. Потому что я просто и помыслить себе не могу, что может произойти, если лаза уже нет. Или есть кто-то другой, кому о нем известно.

- Да нет, проход есть, и только я о нем знаю. И…

- Тогда слушай! Только очень внимательно слушай меня, Адор, сын Авара, - перебил его некромант. - Я становлюсь тенью. Я, конечно, храбрюсь и потешаю тебя своим кривлянием.… Ты то не кривись… Но ведь у меня и нет другого выхода.

Он замолчал, потом повторил:

- Я становлюсь тенью, Адор, мрачной ужасной тенью, способной не только пугать, но и отравлять. Ибо дух мой полон мертвецкого яда. На моих руках нет невинной крови, но они по локоть в той смрадной и темной грязи, что зовется покровом души. На мне души тех, кого я сделал дэтьером – живым мертвецом. Их много. Было время, когда я старался на славу. А ведь мне, по идее, столько лет, сколько и тебе. Я ведь тоже родился в год Синей Змеи, как говорят эти степняки. Да, да, Адор. Я твой ровесник, не гляди, что молодо выгляжу. И я недаром сказал тебе про ту надежду, что еще теплится в моей уснувшей душе. В то время как дух мой хочет втянуть в себя остатки тела, что бы окончательно стать призраком. Я уже почти призрак. Год назад я не выдюжил бы и трех дней с тобой, обязательно стал бы канючить. А теперь я смог бы пройти еще трижды столько же и не устать совсем… А все потому, Адор, что духи не знают усталости.

Последнюю фразу он прокричал, резко встав с валуна.

- Но ни это страшит меня больше всего. Более того! Я с нетерпением этого жду… - он вдруг переменил тему разговора, сказав уже весело. - А ты заметил, что над нами не кружатся птицы, и никакое зверье не увидишь и даже не учуешь окрест? А, проводник?! Ты мостишь тропу призрака, Адор, ведя призрака за собой. Я буду, опасен для этих мест даже и тогда, когда меня уже здесь не будет и в помине. Но горы то все запомнят, Адор. Ты привел в самое их сердце призрака, проводник, берегись их гнева.

Слова некроманта зазвучали торжественно и страшно, как будто и вправду говорил не человек, а…

- Впрочем, я еще человек, - как бы примиряясь сам с собой, сказал дэтьертир. – Да, надежда еще есть, хотя времени и мало…

- Вот, что я тебе скажу Адор, сын Авара…

 

1

 

- А ты похудел, мой милый мальчик, - старушка искоса пристально смотрела, как Адор уминает за обе щеки куски вареного мяса, что она приготовила. Она знала, что Адору нравится вареная баранина с чесноком и плавающими кругляшками сыра в жирном бульоне. Ее милый мальчик так редко ее навещал, и теперь старая женщина пыталась всмотреться в это единственное родное лицо, что осталось у нее напоследок. Скоро, она знала, придет ее товарка в синем плаще, и они вместе уйдут туда, где «ее милого мальчика» не будет очень уж долго. Так что надо, надо запомнить его таким, какой он есть теперь. Сильный, красивый, хотя и седина чуть коснулась этих тонких кудрявых висков. «Ее милый мальчик», ее дитя. Последний приветный сон, что она действительно видит…

- Ничуть, - возразил меж тем Адор. – Просто переход был трудный, вот и поиздержался.

Он улыбнулся матери широкой улыбкой отца, словно передавая одним им понятный привет. Так закивала своей морщинистой белой головой, улыбаясь беззубым ртом.

- Поди, ты, - она встала и поплелась к плите. «Ее милый мальчик» должен хорошо поесть перед дальнею дорогой, ведь никто его уже так больше не накормит и не напоит. Некому, совсем некому будет это сделать. И от того такая мрачная тоска поразила это доброе, благородное сердце. Но, пожалуй, зря тоска это сделала. Потеряв всех за свою долгую жизнь, старая женщина приобрела то самое свойство души, которое называется цельностью. И никакие напасти не смогли бы больше причинить зла этому сердцу, которое несмотря ни на что продолжало любить.

Да и незачем было тосковать! Вот он – плоть от плоти, СЫН рядом. Сын, которым можно гордиться, продолжатель опасного и благородного дела своих предков (все мужчины в их роду были проводниками через самые опасные кручи и перевалы Бакрона). Она умрет, зная, что жив он, ее последняя надежда на лучший мир, ее отрада в мире этом.

Адор уже два дня гостил у матушки в родном  краю. Став, сам того не желая, деревенским выборным, он должен был отправиться в Рихон, на праздник винограда и покровителя долины Велеречивого Ниса, бога виноградарства и злаков. Несмотря на то, что Нису поклонялись и жители приморских долин на западе, центр его поклонения находился в Рихоне. Несмотря на то, что жители перевалов поклонялись суровой Пэртэ, все же главным божеством долины считался Нис. Не случайно же за него старуха Пэртэ отдала свою единственную любимую дочь…

В общем Адор, как мужчина, вошедший в возраст зрелого мужа, был единогласно избран общиной, что бы представлять ее на празднике Ниса. А поскольку жены у него пока не было, Адору отрядили старшую незамужнюю дочь кузнеца Кидха. Звали девицу Риворнэ. Стоит сказать, что старый хитрец пытался, таким образом, просто сплавить лишний повзрослевший рот. У горцев было так принято: если девица до определенного возраста не выходила замуж, ее отправляли в долину, в услужение Велеречивого Ниса. И она становилась не женой местного парня, а вечной невестой божества.

Роль конвоира строптивой девицы Адору была противна, но против воли общины даже он, славившийся известным свободолюбием, идти не решался. За то обещали щедро одарить и позаботиться о его старушке, что, в сущности, стоило хлопот. К тому же, как он знал, Риворнэ и не была строптивой. А точнее, она просто давно приняла какое то решение. И потому, как тщательно она это решение скрывала, любой бы понял, что убранство вечной невесты ей более по душе, чем стриженые волосы домохозяйки над кроватью.

Поев, Адор встал:

- Пора бы и в путь, - сказал он тихо.

Старушка то ли задумалась о чем, то ли задремала. В последнее время она всегда так, словно во сне ходила и сидела, вышивала, и готовила снедь.

- Матушка! – окликнул ее Адор чуть громче, - мне пора.

В ответ старая женщина посмотрела на сына, как бы в последний раз стараясь уловить пусть даже самую толику его светлого образа. Затем она медленно, как это делают все пожилые люди, кивнула и встала.

- Дай-ка, я тебя причешу, сахарный мой, - она подошла к Адору, вынула из волос гребень и провела три раза по склонившейся курчавой, с сединой, но без намека на лысину шевелюре сына. То был стародавний обычай… Так было всегда. Трижды – один вправо, чтобы путь был верен, другой влево, чтобы не встретить на пути преград, третий прямо – чтобы прямой была дорога домой. И хотя оба знали самую страшную для каждого тайну, все же старушка дрожащей рукой с нажимом провела эту последнюю межу.

- Ох, ты, - охнул Адор и улыбнулся, беря мать за руку, - так и волос ведь лишишь.

- Сама дала, сама и отберу, - строго и одновременно ласково сказала мать. Она вновь улыбнулась и, привстав на цыпочки, поцеловала его в лоб.

- Ну, ступай, ступай, коли надобно, ступай. Ждут ведь.

И вправду ждали. Долго себя потом корил Адор, что не обернулся, выйдя за родимый порог, не посмотрел напоследок на мать. Долго, до того мгновения…

- Готов?! – гаркнул староста Фрудан. Он стоял на колеснице, запряженной жертвенными волами, на этот случай купленными загодя в долине. Смерив Адора взглядом, и убедившись, что тот в порядке, Фрудан сошел с колесницы и, подойдя к нему, обнял.

- Да благословит тебя Нис и Пэртэ и та, - произнес он вполголоса напутственную формулу. – Я провожу тебя до Вороньей скалы, брат.

Они и вправду были братьями. Отец Адора был родным и притом старшим братом матери Фрудана.

- Риворнэ еще с раннего утра отправили попрощаться к родне в Тудрус, там вы и встретитесь,- сообщил староста, - она будет ждать тебя у Западных ворот.

- Хорошо, - кивнул Адор.

Они почти весь путь молчали, и только уже когда Воронья скала показалась на очередном повороте, Фрудан осмелился таки спросить:

- Так ты это точно решил, брат?

- Да, - отрезал Адор, - да и твоему Вигору не помешает такой дом.

- Да при чем здесь Вигор! Оболтус! – Фрудан досадовал на брата. Из его селения уходил крепкий здоровый мужчина, причем его клана, было с чего досадовать. Впрочем, как и все горцы, Фрудан воспитывался на поговорке «чему быть, того не миновать».

- Все решено, Фруда, все решено, - закивал Адор. - К тому же дело у меня ох какое важное. Вроде долга.

- Ну да ты все о том…

Воронья скала приблизилась настолько, что клюв приоткрылся, выдавая проплешину в шершавом базальте. Это был знак, что путь пройден. Снизу тихо струился ручей. Он разделял ущелье так, что скала высилась на другом его берегу. Туда редко кто хаживал. Адор лазал только раз. Почему-то он не любил эту скалу. С ней то он точно распрощается сейчас без жалости.

Фрудан знал об этой нелюбви, потому, видать, и проводил до нее.

- Что ж, брат. Видно, и правда, прощай.

Они вновь обнялись, троекратно расцеловались, Адор взошел на колесницу, а Фрудан остался стоять пока не скрылся за поворотом.

 

2

 

Риворнэ слыла рассудительной не по годам, и то, что она до сих пор ходила в девках, говорило скорее за ее достоинство, чем за недостаток. Все знали, Риворнэ готовиться принять посвящение. А через семь лет, вполне возможно, что все в деревне будут в пояс кланяться вечной невесте Ниса, как звали рихонских жриц. Да, Риворнэ была умна не по годам. Умен был и ее отец. Ведь отец жрицы мог выкликнуть себя старостой общины, и тем самым уесть непутевого Фрудана. Вот еще, почему тот досадовал на отъезд брата.

Но это могло произойти только в том случае, если бы Риворнэ и впрямь оказалась жрицей святилища Ниса в Тудрусе или хотя бы омывальщицей статуи бога у Лейского озера, где стоял Светлый Триглав. Впрочем, у самой Риворнэ имелись свои виды и намерения. Что ей, какой-то Тудрус?! Ей во что бы то ни стало, нужно прочь из этой злополучной долины. Ее даже не устраивал Верховный храм в Рихоне. Зато о Тюлэнском святилище она столько всего прочла, что с лихвой хватило бы иным. Туда, на запад, за Аруркем влекла ее судьба. Так, по крайней мере, она полагала.

Сейчас Риворнэ должна была сидеть в привратной забегаловке. Что она и делала, ехидно улыбаясь своей двоюродной городской сестрице. Та плела ей, что-то по поводу своего жениха. За два дня, что Риворнэ провела в Тудрусе, сестрица ей до смерти надоела! Но приличия есть приличия, это будущая жрица Ниса успела выучить на зубок. Мимо как раз проходил степной конвой, что вел какого-то преступника из Тудруса, видимо, в Рихон. Кандальный остановился и что-то сказал стражнику, который стоял по правую от него руку. Тот сморщился, но подошел к колодцу. Рядом как раз стояла веранда той самой забегаловки. Степняк вынул из-за пазухи небольшой круглый черпачок и закинул вглубь. Раздался характерный всплеск, и тот проворно вытянул черпачок и поднял голову. В этот миг Риворнэ чуть поддалась вперед, что бы разглядеть степняка поближе. Их глаза встретились. Странно, степняк показался ей молодым. Раскосые  глаза смотрели уверенно и прямо. Он ухмыльнулся, что заставило Риворнэ, вопреки имеющемуся у ней изрядному запасу самообладания, смутиться.

Девушка отвернулась и ненадолго залилась румянцем. Впрочем, она быстро оправилась от этой неожиданной встречи. Ее успокоило то, что, похоже, никто ничего не заметил.

В этот миг Риворнэ заметила нечто, чего она так долго ждала.

«Ну, наконец то», - ее терпение было на пределе.

- Смотри, - прервала она родственницу, - эта колесница, кажется с нашими знаками.

Та обернулась.

- В самом деле, это за тобой, - подтвердила родственница. – Что ж, вот и пора расставаться… Басмер! Он приехал.

Тот, кого родственница назвала Басмером, выскочил из-за двери харчевни, держа в руках два увесистых мешка.

- Ну, провожаться не будем. Свидимся еще, - кивнула сестрица.

- Давай хоть обнимемся, - ответила Риворнэ.

- Давай.

Они быстро обнялись. Басмер уже загреб тюки в колесницу Адору.  Тот, зная здешние обычаи, не стал останавливаться у харчевни, а просто сбавил ход.

- Караван уже в поле, - сказала Риворнэ, подходя к колеснице.

- Бери ветку, - Адор кивнул Басмеру и сестре Риворнэ. Те ответили кивком. На том и попрощались.

Риворнэ с веткой в руке прошла вдоль торговых рядов закатного рынка, что громоздились на узкой тропе. Тропа вела к началу тракта, за ней шел обрыв, на котором ютились хилые горские сакли, хорошо видные снизу. Адор, то и дело подгонял волов, которые так и норовили сбиться с дороги. Перед трактом было небольшое пространство вроде лужка, на нем обычно собирался праздничный поезд. Лужок стерегли большие белые и голубые указательные знамена треугольной формы. На белых знаменах крестообразно синели в круге гроздья винограда, на голубых – золотые оливковые ветви – символ Западного Ниса. С кручи на поезд смотрели тысячи глаз. Все уже было готово, ожидали лишь таких, как Адор с Риворнэ – людей из дальних селений.

Когда они спустились на луг, герольд выдал им бирку с особым знаком их места в ряду и белый флаг, который Адор водрузил, прикрепив к колеснице слева. Они встали в свой и ответили на приветствия соседей с соседями, особенно тех, кого, так или иначе, знали. Через пол часа герольд, что дал им флаг и бирку прокричал что-то вперед. Минуту спустя с часовой башни зазвонили колокола – знак, что пора выступать. Мимо поезда проскакала кавалькада во главе с гвардейским сотником.

Призывно затрубил горнист в начале колонны. Все стихло. Ряды склонились на колени и в тишине, лишь изредка прерываемой, старейшины монотонно исполнили древний речитатив – молитву. Вновь затрубил передний горнист, ему в ответ отовсюду загудели горны. И снова все стихло. Была прочитана вторая молитва, о благополучии оставляемых. Снова затрубил передний горнист и вновь ему откликнулись другие горны. И опять все стихло.

На сей раз, к поезду с высоты башни обратился наместник. Пожелав доброго пути и передав наказы и наставления, он удалился.

Когда горны загудели в третий раз, поезд двинулся. Не спеша, поезд преодолел первый верстовой столб, а затем все пошли уже быстрее. Через некоторое время Тудрус, чья стена еще долго высилась над трактом, остался далеко позади.

 

До первой остановки, или как говорилось сиуска (второго сбора) шли два дня. Сиуской называли небольшое село, в один ряд домов расположившееся по тракту. Там поезд ждало обычное угощение, которое варили и пекли специально по такому случаю. Пекли лепешки в форме грозди, а затем окунали их в стоявшие вдоль дороги чаны, по правую руку – с сиропом, по левую – с кусками баранины или говядины в соусе. Это угощение считалось частью служения, которое несли все юски, расположенные вдоль тракта. До Парихинтана их было семь, а от него до Рихона еще четыре. Путь, который обычно занимал от силы шесть дней, праздничный поезд должен был преодолеть за две декады. На третьем юске к основному шествию присоединялись несколько колесниц из Антана, небольшого городка на северо-востоке, а на шестом – люди из южных селений. В Парихинтане поезд ожидала вторая колонна с запада. А в десятом юске – жители центральных селений и городков Мерака и Хотанка.

Всего в поезде участвовало пятнадцать тысяч человек – столько родов и деревень насчитывала долина. Праздник в честь Велеречивого Ниса отмечался каждый год, но так внушительно – лишь раз в четыре года, когда дней в году было на один больше. Этот то день и считался Днем Ниса. А приходился он на седьмой день второй декады пятого месяца. Все, кто шел в поезде, ежедневно пели величальные гимны в честь бога или веселые песни.

На привалах устраивали представления из жизни веселого Нис, где кроме него участвовало еще пять персонажей – суровая старуха Пэртэ, ее дочь, бог лукавства и беспорядка Сулакка и пара его подручных, простоватый великан Катикар и вечно пьяный, но острый на язык лесной дух Пениэф. В этих сценах показывались отрывки повести о лукавом Сулакке, который решил женить своего веселого приятеля Нис на дочери неприступной и сварливой Пэртэ. Та ни за что не хотела отдавать свою дочь замуж, за как она полагала бестолкового и никчемного Ниса. Она, как заправская повариха, готовила избраннику всякие хитроумные задания, а Сулакк должен был помогать Нису их выполнить. Но поскольку он был богом беспорядка, то все его лукавство оборачивалось против него же.

Существовало много разных вариантов сказания. В одном из них Сулакк не помощник, а противник Ниса, в другом Нис и дочь Пэртэ сбегают от нее, и Сулакк неудачно пытается помешать погоне. Но в любом случае все заканчивается хорошо. Все остаются довольными: Нис много шутит и выполняет все поручения Пэртэ, Пениэф всю дорогу пьет и плюется саркастическими, сатирическими, а иногда и непристойными изречениями, Сулакка извивается как уж на сковородке, а Катикар смешит всех своими постоянными промашками.

Все действующие лица делились на две части: хор рассказчиков, повествующих и оценивающих происходящее. Как правило, это были люди, умевшие хорошо петь. И те, кто играл действие. У каждого из них была своя маска. Помимо пяти основных были, и пять дополнительных – маска судьи, торговки, стражника, вола и собаки. К действию допускался и один участник без маски – старейшина, либо жрица, в зависимости от действия. Хористов, как и участников, было одиннадцать: один заводила, пять подпевал и пятерка играющих на свирели, барабане, арфе, горне и скрипке. Причем если в действии участвовал старейшина, то заводилой была жрица и наоборот. У каждой маски своя партия на выход и на вход.

В целом все сцены были известны и распространены повсеместно, и потому вряд ли стоило ожидать чего-то нового. Поэтому каждая группа стремилась, как это говорилось «вложить в сладкую гроздь кислую ягоду». Что-то, что могло бы стать особенно интересным зрителям. Над «кислинкой» много думали. И в разные времена получалось по-разному. Но всегда весело и очень редко непонятно.

В знак одобрения благодарные зрители кидали венки из листьев диких маслин, или цветков луговых лилий, что росли по краям ручьев. Венки тотчас одевались и носились выступающими до следующего привала. Иногда, если представление очень нравилось с венками могли подкатить бочку вина, или сырную голову на вертеле. А если не понравилось – окатить, чем ни будь неприятно пахнущим, или хуже того, погнать хворостинами за стан. Последнее считалось особо позорным, но применялось очень редко.

Несмотря на то, что в горах шастало много разбойничьих шаек, поезд почти не охранялся. А приставленные к нему гвардейцы играли скорее роль помощников герольдов. Все же в случае, каких неурядиц эти помощники действовали весьма решительно. Что же до разбойников, то нападений в праздник дня Нис не было никогда…

- Какую сцену решили играть? – спросил Адор Риворнэ, когда она подошла к их стоянке, где помимо колесницы Адора стояло еще с десяток колесниц и один воз. Это был их лагерь.

Уже смеркалось. Солнце зашло за западный склон, и кое-где зажглись костры. Горел костерок и в лагере Адора. Он загодя приготовил дрова и развел костер, а потому не участвовал в обсуждении. Природа вокруг затихла, даже стрекотание вездесущих кузнечиков словно утихло в предвкушении чего-то необычного.

Минул седьмой день их шествия.

- Решили сцену, где Нис пытается похитить невесту, а Сулакка ему помогает.

- И в чем кислинка?

- Ну, Пэртэ на самом деле хочет отдать Нису дочь, но так, что бы Сулакка с дружками в этом не участвовали.

- Кем же буду я? – на разведенный огонь Адор поставил котелок с водой, что взял у ручья. Басья, самая старшая в их лагере сразу взяла на себя обязанности по кухне и сегодня решила, приготовить баранью похлебку. Ее муж, старый Удин вытащил из запасника окорок и нарезал с него мясо, а сама Басья ушла собирать полевые травки для соуса.

- Ну, ты будешь играть Ниса, а я – Пэртэ, а Ольвия – ее дочь, или наоборот, мы с ней еще не решили… Роль Сулакка досталась ее мужу, а вола будет играть Удин. Торговку зельем – Басья. Катикара согласился играть Кубран из Бахина, а его сестра поет в хоре. Пенэфа будет играть Лисер, его жена тоже поет. Я буду играть Пэртэ… а я же уже сказала. Ну, вот… а, пса Пэртэ будет играть Игейт.

- Хорошо, - согласился Адор. Роль Ниса уже долгое время доставалась преимущественно ему. Неизвестно почему, но в глазах других он идеально подходил на эту роль. Хотя самому Адору куда больше нравился злоязыкий Пенэф.

- Игейт, Кубран и Лисер ушли готовить поляну и Лалвайя с Ольвией, - сообщила Риворнэ, видя, что ее слова почти никак на Адора не подействовали. Еще с утра их ряд получил наказ подготовить сценку, вечерний жребий выпал их лагерю. Это было почетно и ответственно. Ведь лагерь представлял весь левый ряд Тудрусской шествия.

Их намеренно освободили от иных обязанностей кроме приготовления пищи. И дали целых два часа на подготовку сцены. На место сцены уже пришли музыканты и ожидали, настраивая свои инструменты.

- Мы ждем вас через пол часа, - Риворнэ, наконец, не выдержала и, повернувшись, умчалась догонять ушедших.

Адор усмехнулся ей вослед. Девушка вызывала в нем какие-то противоречивые чувства. Определенно, что-то в ней было не так, словно в спелом яблоке он увидел темную точку – старую задернутую свежей кожуркой червоточину. Девушка была хороша, жива и казалось бы, беззаботна. Но что-то в ее порывистых движениях, быстрых мимолетных взглядах, отношении, которое она являла окружающим, чудилось Адору толи наигранным, или иным чем следовало быть. Адору была хорошо знакома эта неуловимая изменчивость. Так вела себя узкая извилистая горная тропа. Внешне прочная и спокойная, по которой он уверенно проходил не один раз, она таила в себе опасность обвала и гибели. Всякий раз Адор присматривался к такой тропке, и прежде чем эта кажущаяся видимость оборачивалась гибелью, он подмечал любое изменение, сулящее страшный конец. Он развил в себе особое чутье на такие вот тропы.

Чутье и навык не подвели проводника ни разу. Но то были горные тропы, по которым ему еще предстояло хаживать много раз. А здесь – девушка, готовящаяся стать невестой Ниса. Вполне возможно, что он больше ни разу ее не увидит…

 

Но если навык, определивший опасность теперь молчал, то чутье, напротив, с каждой минутой противилось голосу рассудка. Чутье говорило Адору, что этот путь не последний, где он и Риворнэ сойдутся вместе. И от этого почему-то становилось, как тогда, на перевале у расщелины. Странное чувство. Прошло немало лет с тех пор, когда в предгорном селении у самого края Байфа судьба в облике старой торговки снадобьями, свела его с самым ярким и гибельным горным проходом имя которому…

Впрочем, нет. Это имя ему так по-настоящему и не открылось. Ни прохода, ни того, кого Адор через него провел. Старые раны должны зарубцеваться и зажить, причем, чем старше, тем верней. Похоже, уже зажило все, что могло, верней все, что сумело…

Память иногда бывает такой несговорчивой каргой, из самых темных уголков своей пещеры она извлекает на ясный свет самые жуткие свои дары.

«Нате, владейте, если сможете!» - плюется она, открывая свою гнилую щербатую пасть, а потом дико визжит и утробно хохочет, пританцовывая и выкидывая коленца. – «У-лю-лю! Как я тебя, как?…»

И ты понимаешь, что за судами да пересудами за годами нудного торга ты сторговался за пару никчемных, но запретных воспоминаний. О которых потом ровно настолько же сожалеешь, насколько и об их приобретении.

- Да уж, воспоминания! – сказал про себя Адор, подходя к мосткам, уже установленным его товарищами.

- Что-что? – спросил близстоящий Лисер.

- Да год назад, мы так же, помню… у нас, в Загорной лощине. Вот так же…

- А-а, понятно. А я, признаться, никогда, - селянин широко улыбнулся, предлагая жестом Адору присоединиться.

- Что? Правда, в первый раз?!

Лисер еще раз улыбнулся, чем-то напомнив…

- Да, мы в Нижнем Потоке редко что-то устраиваем, в основном наверх идем. А там только смотреть, и остается, - признался теперь уже виновато улыбаясь, сообщи он.

- Обидно? – хмыкнул Адор.

- Да, так…

Они оба усмехнулись. Мужчины Обоих Потоков занимались тем же, что и мужчины его деревни – работали проводниками и сторожами перевалов.

Вскоре помост для представления был окончен, а маски разобраны. К маскам прилагалось тряпье белых, голубых, черных и желтых расцветок. В красное одевалась обычно жрица, зеленое – хор и музыканты, пурпур доставался старейшине. Судья и стражник в сцене не участвовали, но цвет судьи был малиновым, а стражника - синим. Костюм Ниса состоял из желтой рубахи, подпоясанной голубым кушаком, голубыми были и чулки, и передник, на котором обычно вышивалась золотая гроздь – символ Ниса-бога. Его маска так же голубого цвета с золотыми курчавыми волосами. Расписанные золотом ноздри и золотые же щеки, золотой рот и глаза (настоящие глаза были именно на уровне ноздрей скрыты золотистыми блесками), а так же налепленные поверх маски густые золотые брови и такие же усы. Маска была овальной, приплюснутой сбоку у края для того, что бы показать шею.

Такой же маски, но по-особенному раскрашенные, имелись и у остальных. Вол имел лишь два изогнутых серебристых рога, на черной голове, и серебряную же гриву вокруг шеи и на лбу. В ноздри его вдевалось кольцо, от кольца шла серебристая цепочка, при помощи которой Нис управлял «волом». «Вол», обряженный в белую рубаху, имел черный кушак и передник. Маска Пэртэ вся черная, и одета богиня-старуха была во все черное. Маска ее дочери, напротив – белая, соответственно и одежда. Маска Сулакка составлялась из двух цветов – голубого справа и белого слева. Соответственно и цвет волос и костюм оказался так же поделен на белый и голубой. Только контуры лица на голубом очерчены золотом, как у Ниса, а на белом – черные, как у Пениэфа. Лицо Пениэфа полностью белое, а вот одежды он носил бело-желтые. Великан же напротив имел желтое лицо, а одежда на нем представляла собой голубые на черном ромбы и свисала подобно огромным крыльям. Черная маска пса украшалась росписью с девятью золотыми языками, ее владелец рядился в черную шкуру с семью хвостами разных животных. Торговка одевалась в пестрые одежды, сшитые из лоскутков всех тканей. Такой же пестрой была и ее маска.

Приготовления заняли немного времени. Все хорошо знали эту версию повести. Она хорошо знакома именно у горцев этой стороны долины (умыкания невест частое здесь явление). Главное надо было сыграть три сцены: сговор Ниса с Пэртэ, неудачи Сулакка и неожиданное разоблачение, в котором всем воздавалось по заслугам. По ходу действия Сулакка отправляет вначале Катикара, затем Пэниафа к торговке зельем, которую устраняет Пэртэ. Пэртэ переодевается в платье торговки и продает Сулакку вместо сонного зелья бешенство для собак. Суллак поит бешенством Песта – собаку Пэртэ, и тот набрасывается на него. Все действие вертится вокруг попытки Сулакка избавиться от Песта, а так же – разоблачения сговорившихся Пертэ и Ниса, который пообещал за умыкание своего вола, Баёльмнина.

- Должно получиться смешно, - улыбнулась Ольвия. - Я как всегда буду изображать обморочную дуру, сидящую на пеньке, вокруг которой все суетятся.

- Ну что поделать, - примирительно улыбнулся в ответ ее муж, - утешься тем, что я подурачусь за нас двоих.

- Что верно, то верно, - согласилась молодая женщина, которая, судя по срокам, месяца через три должна была родить. Уже совсем стемнело, но поляна, озаряемая многочисленными кострами и факелами, гудела, как огромный рой. Представление вот-вот начнется.

Уже старейшина вышел на подмосток. Поляна в мгновение ока затихла. Слышен только плеск ручья, что небольшим водопадом стекал со скалы, на террасе которой была установлена каменная статуя Пэртэ. Эта поляна считалась последней ночевкой в горах. С утра поезд ждал выход на равнину.

Старейшина начал с традиционной молитвы, плавно перешедшей в проповедь, которая в свою очередь стала началом повествования «О ложном умыкании дочери Пэртэ».

Представление началось.

 

3

 

- Ну что ты думаешь, Вейольт? – голос сотника прозвучал как-то необычно гулко.

- Да уж, Ваше милость, это не животное, - согласился десятник Вейольт, внимательно осмотрев труп.

- Как думаешь, чем его? – сотник посветил на рану, из которой кровь еще стекала мелким ручейком.

- Полагаю маленьким серпом. Ну, знаете, с кривой рукоятью.

- Откуда здесь взяться ночной смерти? – фыркнул сотник.

- В том то и дело, что это – не ночная смерть, Ваша милость. Удар слишком низкий. Ночная смерть так не режет. Но серп, это точно. Тоньше, чем меч, но больше, чем нить…

- Он точно из поезда?! – спросил вдруг сотник.

- Без сомнения, Ваша милость. Я с Вашего позволения сейчас спущусь вниз и попробую найти его колесницу.

- Нет, Вейольт, - возразил сотник. - Оставайся здесь и прочеши тут все. Десяток Белара прочешет другой склон. Они должны были уходить быстро, так что где-то точно наследили.

- Вы думаете, их несколько?

- По меньшей мере – двое. Одного увидел этот несчастный, и, наверное, не должен был видеть, вот и подставился. И какой демон понес его сюда?! Мне только таких вот дел и не хватало.

- Убитый не из горцев, - заметил Вейольт.

- Это хорошо, наверное, - ответил сотник, - что ж, я спущусь вниз, и сам займусь поисками колесницы. А вы – действуйте.

- Понял, - Вейольт скрылся в темноте. Вскоре из-за пригорка послышался свист. Девять теней немедленно последовали в ту сторону. На поляну спустилась ночь. Горел только главный костер, который специально поддерживали. Лагеря вокруг него уже давно спали. Только редкие часовые несли свой дозор, да неусыпно рыскала полусотня.

Сотник медленно спустился, но пошел не в сторону палаток новоприбывших, а к одной единственной палатке, находившейся чуть дальше.

- Адор, - прошептал он.

Чуткое ухо откликнулось сразу. Мгновение спустя из палатки появилась голова, затем весь Адор резким движение поднялся и встал лицом к сотнику.

- Пошли, - только и сказал тот. Они прошли немного вверх, по склону и вышли к водопаду Затем зашли за скалу. Здесь сотник внезапно остановился. Водопад мелкой струей спадал вниз, в небольшое ущелье. Шум от него здесь был почти не слышен.

- Мне нужна твоя помощь, - тихо сказал сотник, Адор кивнул.

- В чем? – так же тихо спросил Адор.

- Кто-то перерезал горло одному из наших, - продолжил тот, - идущих на праздник. Серпом ночной смерти…

- Как на Южном перевале? – знающе спросил проводник.

- Точно так, - кивнул сотник.

- Думаешь, их рук дело?

- Несомненно, - он немного помолчал, озираясь. - Они ушли по южному склону, но я на всякий случай велел прочесать и северный.

- Мне нужно пять надежных человек, Кверинт.

- Они будут! – Кверинт взял проводника за руку - Хотя бы одного я должен видеть живым, Адор.

- На сей раз так и будет…

Всю ночь Адор и десятник Вейольт, а с ними еще четыре стражника шли по следу убийц. След вел по северному склону обратно на восток, к хребту. По расчетам Адора выходило, что они отставали от преследуемых на четыре, четыре с половиной часа. Тех было трое. И Адор надеялся, что они порядком устали.

- Как думаешь, до развилки догоним? – в первый раз за этих несколько часов спросил Вейольт, когда они миновали седьмую стоянку.

- Нет, - только ответил Адор. – Но к вечеру догоним.

«В полдень они непременно должны замедлить бег. Чуть устать. И тогда мы сократим расстояние до двух часов. А на перевале уже предупреждены о случившемся, так что, скорее всего они свернут на северную тропу. Тут то мы их по верхам»

Светало. На востоке небо подернулось розовой пеленой. Адор остановился.

- Здесь мы разделимся, - сообщил он. - Их след уже довольно четкий, что бы вы не смогли сбиться. Я же пойду на перерез и попробую их задержать.

- А если они пойдут так же, как и ты?

- Если не пошли здесь, больше им идти негде, - отрезал проводник. – Главное попытайтесь их нагнать на перекатах. А там и до водопада недалеко. Только там они смогут перебраться и уйти. И тогда ищи их по всему Южному уделу!

- Хорошо, - кивнул Вейольт.

Они расстались, воины побежали низом, Адор взобрался наверх. Когда он поднялся на вершину, то увидел вдалеке небольшой дымок. Это чадило маленькой поселение в три двора – Турник. К нему Адор и направлялся. В Турнике жили местные охотники, которые слыди так же хорошими проводниками в здешних местах. И Адор хорошо знал, что третьим в шайке убийц был кто-то из этого места. Адору нужно было знать кто именно. Только так он мог остановить тройку.

В полдень он соскользнул с края пригорка, прямо во двор одного из домов. Невеликое хозяйство ютилось вокруг огромной ели. Сам дом же стоял чуть поодаль, у борка, одной стороной прислонившись к скале. Здесь жил охотник, по имени Препин с семьей из пяти человек. Во дворе никого не было видно. Крадучись Адор подошел к дому и посмотрел в узкое отверстие, заменявшее окно. В доме стояла непривычная тишина. А ведь лет десять назад, когда он гостил в этом доме, все было в точности наоборот.

Осторожно, стараясь совсем не шуметь, Адор пробрался в сенцы. Судя по всему, отсюда никто не выходил дня три. Адор открыл дверь и шмыгнул внутрь. Тишина. Недолгий осмотр показал, что в доме никого нет. Адор лишь заметил, одну маленькую, но важную деталь. Посуда на столе не убрана, узвар не выпит… Маленькая ложка валялась слева от стола так, будто кто-то неловко отшвырнул ее.

«Ясно» - сказал про себя Адор. Он подошел к центру светлицы и резко отдернул половицу. Ухватив за кольцо погребной двери, Адор рванул ее на себя.

Семь пар глаз, ярко сверкая, устремили на него взоры.

- Ну, слава Велеречивому Нису! – выдохнул Адор. И отшвырнул дверь к печи. Первой с ребенком в одной руке из подпола вылезла женщина. Адор помог ей, подав руку. Затем ребятня высыпала гурьбой. И шмыгнула за печь.

- Значит, Препин повел лазутчиков на перевал, - тяжело выдохнул проводник скорее отвечая самому себе, чем спрашивая.

- Ты ведь не сдашь нас наместнику, охотник? – с надеждой в голосе прохрипела хозяйка. Сглотнув комок, она пристально посмотрела на Адора.

- Нет, но вам лучше пойти со мной, - ответил тот, и еще раз оглядел комнату. - У третьего камня разделимся, и я пойду первым, женщина.

- Поняла, - кивнула хозяйка. - Сколько ты нам даешь?

- Пол часа, не больше, - Адор прошелся к чану с водой, но, передумав, посмотрел на женщину, заметив. – Воду отсюда не берите.

- Этого хватит, - ответила меж тем хозяйка, словно не заметив последней фразы проводника, и спросила. - Что будет с мужем?

- Я сам его убью… Попытаюсь, - уточнил Адор. – Если Препин не одурел за эти десять лет, он сам выйдет на мою стрелу.

- Он не одурел, - кивнула женщина, и опустила глаза.

- Что-то не так?!

- Нет! Все правильно, - ответила хозяйка, затем вновь посмотрела на Адора. - Спасибо тебе, охотник.

- Я не охотник! - вдруг резко встал с полати Адор. Дети, вылезшие из печи, вновь юркнули туда. Он подошел к ней и, схватив за плечи, посмотрел в глаза женщине. Усталость и надломленность в них уживались с покорностью судьбе и решимостью пережить хотя бы эту ночь.

- Я – проводник, - сказал он тихо.

Женщина постояла чуть, словно осознавая смысл сказанного, затем медленно осела и распростерлась перед ним ниц.

- Благослови тебя праматерь Пэртэ, проводник Адор, сын Авара, - сказала она. Тут же дети, скуля и завывая, облепили мать.

- Кланяйтесь, кланяйтесь в ноги вашему спасителю, - не вставая с колен, прохрипела женщина.

- Довольно! - жестко сказал Адор, - собирайся, мне еще нужно управиться с твоими соседями.

Женщина подняла голову.

- Смола в сенях, - указала она.

- Видел! - ответил Адор. – Пусть старший пособит.

Женщина встала и властно позвала одного из своих детей, вихрастого и тонкого мальчишку в одних штанах:

- Омнар, пойдешь с господином. Иди, приготовь смолу.

- Но ма… - мать посмотрела на сына так, что тот быстрее ветра выскочил в сенцы.

- Пол часа, - выходя, бросил Адор.

Женщина кивнула.

В сенях уже ждал Омнар.

- Пойдем тихо, но быстро, - предупредил Адор, - и без звука. Если надо, спрошу, что надо – скажу.

Омнар кивнул. Они спускались ко второму дому, когда Адор заметил (не услышал, а именно заметил) шевеление в зарослях шиповника справа. Там тропа давала уклон, а потому все звуки как бы уходили в трубу. Адор остановился, медленно вытащил короткий меч, данный ему еще в начале погони.

- Стой здесь.

Он спокойно и без резких движений спустился по тропе. Некоторое время Омнар стоял в полном одиночестве, затем любопытство взяло верх. Три дня он невесть чего боялся. Но тогда в погребе жизнь, казалось, весит на волоске. Мать специально его предупредила:

«Выйдешь – прокляну!»

Этот страх, а еще страх перед неизвестностью прошел в тот миг, когда Омнар выскочил в сени по приказу той же матери. Глядя на незнакомца, он еще ждал подвоха – вот возьмет да и…

Но незнакомец не взял, и Омнар понял, что бояться уж нечего.

Медленно подросток пошел по следу того, кого мать назвала Адором. Разговор матери с Адором он слышал в пол уха, а потому не обратил внимание на зловещее «я сам его убью». Где-то справа хрустнула ветка. Омнар встал, прислушался. Выставив вперед вилы, взяты в овине, он попытался осторожно миновать заросли шиповника, прижимаясь к противоположной скале. Ниже параллельно тропе тек ручей, почти не журча. Посреди прохода подросток вновь остановился. На миг ему показалось, что кто-то скребется, словно точит когти. Послышался шорох камешков, ссыпавшихся со скалы. Этот звук особенно насторожил Омнара. Прошло немало времени, прежде чем он позволил себе пройти хотя бы на шаг. Так, шаг, за шагом мальчик преодолел расстояние поворота, где в ста шагах начиналась изгородь соседского дома.

Наконец он увидел эту изгородь, а перед ней прямо у скалы стоял, словно прислонившись к ней человек. Иногда этот человек скреб о скалу, словно пытался пройти сквозь нее, иногда бился головой, так что весь лоб уже давно представлял собой сплошную багровую рану. Руки кровоточили.

Увидев этого странного человека, Омнар встал как вкопанный. Затем он ощутил, странную мягкость в коленках, словно кости, постепенно начали оплывать. Омнар смотрел на этого непонятного человека, словно взгляд мальчика был прикован к нему навеки. Еще миг и он бы свалился на каменистую тропу, и лишился чувств.

- Ну, чего стоишь?! - голос резко вырвал подростка из забытья. Живой голос, в котором сквозили нотки раздражения, но и заботы одновременно. – Что, живака не виде что ли?

Адор стоял у изгороди. Почти на одной линии с живаком в котором уже едва угадывались черты соседа.

- Он не опасен, по крайней мере, не сейчас, - сообщил Адор. – Так что можешь идти смело. Только иди, иди сюда. Давай, не бойся. До ночи он так и будет биться, пока не устанет, ну или не проголодается.

Омнар, подбадриваемый Адором, медленно поплелся в его сторону.

- Не бойся, ты вроде не из робкого десятка, теперь уже спокойно говорил тот. – Сам же вот прошел за поворот, и сейчас пройдешь. Пошли! – наконец сказал Адор, когда подросток обошел живака.

- Что с ним? – просипел Омнар.

- Дэтьертир, что ушел с твоим отцом постарался. Теперь твой сосед живак – он еще жив, но уже не вернется из морока. Мертваки опасней, но их здесь нет. Иначе бы собаки подняли такой скулеж. У вас собаки убиты. А здесь они так и сидят на привязи… За последние годов пять я много таких живаков повидал. Этого уже из морока не вернуть. К вечеру он помрет. Тогда то и станет опасен. А вот с семейством его еще можно кое-что сделать.

С этими словами Адор подошел к трясущемуся в судороге существу и накинул на него тряпку, пропитанную смолой. Тот даже не попытался сдернуть пахучую ткань, продолжая трястись и биться о скалу. Меж тем Адор извлек кресало и чиркнул раз, другой. Тряпка мгновенно вспыхнула. Живак застонал, а затем и завыл от боли, но все так же продолжал биться о скалу.

- Да, сильно его, - заметил Адор. – Ну, пошли, надо проверить остальных. Может кто-то и сможет выкарабкаться…

«Понимаешь, Адор. Когда дэтьертир делает свое дело, появляется как бы новое существо. Обычно человек легко выходит из морока, но если за дело берется наш брат, то все…

Есть две ступени такого морока. Первая – живак. То есть человек еще жив, но его рассудок как бы спит, и видит сон, задуманный для него дэтьертиром. В этом сне он может быть кем угодно, хоть камнем. Так спокойно ляжет, и будет лежать. Но сон есть сон, и может длиться лишь положенный ему срок. В один момент, организм, лишившийся пищи и других естественных надобностей, начнет требовать своего. А поскольку управлять всем этим рассудок уже будет не способен, то тело само станет выбирать себе способ и пропитания и всего другого. Оно начнет приспосабливаться к новому состоянию. Так завершиться превращение человека в живака.

С живаком можно сделать все, что угодно. Любая тяжелая работа ему по плечу. Знай, корми только вовремя. Организм привыкнет к определенному порядку. И уже никогда не устанет. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит миг, когда тело начнет умирать. Ведь износ то его возрастает, а ничего нового не создается.

И если он, к примеру, получил рану, это часть тела начинает отмирать. Гангрена потом уже пойдет по всему телу, кожа приобретет мертвенный оттенок. Значит, наступает новая степень превращения уже из живака в мертвака. Тогда дэтьертир вводит в тело специальную жидкость. Сосуды схватываются, кровь прекращает течь, на время застывает. А потом наступает настоящее колдовство. «Память крови». Мы так это называем.

Она подчиняется только приказам хозяина. Работать мертвак уже не может, потому как нет у него никакой силы. Вся его сила – это сила его хозяина. Но запросто может убить, к примеру – задушить или пронзить чем ни будь острым, или передать какую-то болезнь. Но самое главное не в этом!

Он опасен тем, что дух, некогда в нем находящийся, так же меняет свои свойства. И если этот дух был раньше достаточно крепок, то тем страшнее становиться дэтьер. Это уже третья стадия, когда некромант отделяет дух мертвака от его тела. Дэтьеры могут быть помещены в кого или во что угодно. Хоть в тот же камень, или просто обращены в призрак. Это – страшная магия, дающаяся не каждому некроманту…»

- К ночи здесь будет очень опасно, если мы сейчас не наведем порядок, - продолжил Адор. – Так что у тебя много дел.

- У меня?! – озадаченно спросил подросток.

- Да, у тебя! Я скоро уйду с твоей матерью и ребятней на перевал. А ты очистишь все здесь от присутствия тех, что приходили к вам позавчера ночью. Понял?!

- Но как?! – в душе Омнара заскребли кошки.

- Просто. Все просто. А если успеешь к вечеру, даже легко. Пошли, покажу.

Они зашли в такие же сенца, оказавшиеся отрытыми.

- А вот они и собаки, - кивнул Адор, когда открыл внутреннюю дверь. На полу перед освежеванной тушей сидела девочка лет пяти и, монотонно покачиваясь, грызла оторванную лапу. Она даже не посмотрела на входящих. И продолжала обсасывать злополучную лапу даже тогда, когда Адор, предварительно доставший смоляную жидкость из закутка, где она обычно у добрых хозяев находилась, облил ее.

- Видишь, как просто. – Адор посмотрел на подростка. - А ведь она чувствует мокроту, и где-то там внутри может быть вопит от ужаса. А может, и нет. Кто их, живаков разберет?.. Вот тебе кресало.

Он швырнул Омнару туесок, в котором обычно держали кременные шарики. Тот машинально поймал.

- Сам сумеешь?

- Я знал ее.

- Вот и именно. Но ей уже понравилась кровь. Это ее безразличие оттого, что утроба удовлетворена. Она уже не вернется. Так что давай, пробуй.

Омнар подошел к сидящей. С первого раза не получилось.

- Пробуй еще. И не дрожи. Иначе быстро пропадешь.

Он ударил вновь. Искры посыпались, на конце петли загорелся огонек. Мальчик скинул бечевку. В следующее мгновение смола на девочке загорелась. Та перестала раскачиваться. С минуту ничего не происходило, а затем горящая начала утробно стонать, словно горела не ее кожа, а полыхали внутренности. Затем она отшвырнула кость к лавке и, встав на четвереньки, медленно поползла по направлению к двери.

- Уходим, быстро. Здесь точно никого нет!

- А в подполе?

- Ах, демоны! – Адор открыл дверь, скинув труп собаки в сторону, и залез внутрь. Через мгновение он буквально выкинул наверх рычащий и скулящий комок. Затем вылез из погреба сам, подхватил комок и вышел вон, вслед за Омнаром. Во дворе он нашел подходящую тряпку, вроде одеяла и завернул туда рычащее созиданье.

- Запри дверь! – рыкнул Адор остолбеневшему подростку. Тот обшарил взглядом двор, затем подошел к поленнице, взял топор, еще торчавший в бревне. И быстро зашел в сени.

- Там уже во всю горит, - сообщил Омнар, выходя.

- Хорошо, - кивнул Адор, - дальше в том же духе. В общем, разберешься сам. Я отправлю мать за перевал, ближе к Тудрусу. Понял?

- Да.

- Там их нагонишь.

В это время из-за скалы показалась вереница омнаровой семьи.

- Слушай меня, женщина. Пойдешь с вот этим, - подойдя к дороге, он вновь швырнул сверток с бившимся в нем ребенком. – И побольше его понукай, пусть не знает сна и покоя. За перевалом, в первом же селении отдай его местному старосте. Скажи – «именем тудрусского наместника» для сотника Кверинта. Если будет артачиться, скажешь в Тудрусе уже про это дело знают, и люто накажут за неповиновение. Поняла?

- Да, Ваша милость.

- Тогда не медлите. Я вас догоню, пошарю здесь немного, и догоню.

- Я поняла, - женщина взяла протянутую ей веревку, привязала ее к шее ребенка и как скотину поволокла вниз по тропе. Дети поначалу шарахнулись от нее, и облепили мать.

 - Ты уже проверил сараи? – спросил Адор, когда Омнар вышел на дорогу.

- Там никого нет, - сообщил подросток.

- Вообще никого?! – сурово спросил Адор.

- Да, - утвердительно кивнул подросток. - Ни коровы, ни овец. Там было три овцы и корова.

- Значит можно предположить, что жена этого, как его…

- Тацура, - подсказал Омнар.

- Вот как? Предки, видимо, не очень то о нем и заботились, - заметил Адор нахмурившись. – Так вот жена где-то в горах. Ушла видно сразу. Иначе бы мы все равно на нее наткнулись. Теперь пошли наверх, к третьей усадьбе.

- Третьей усадьбы нет, - покачал головой мальчик.

- Вот как? – повторил Адор.

- Да, Хорвар еще тем летом уехал с семьей отсюда, - сообщил подросток. Выражение его лица неожиданно приобрело деловой вид. - Сказал, что ему предложили место лесничего, где-то в Южном уделе. Так что дом на горе пуст.

- Что ж, его предки более заботливы, чем этого Тацура. Тогда вот что!.. – он пристально посмотрел в строну омнарова хутора. - Что-то я не вижу дыма, видимо огонь не заладился. Возьми бадью и подожги вначале ваш дом, а затем поднимись на гору и третий на всякий случай тоже подожги. А потом беги, догоняй нас.

- Понятно! - кивнул Омнар.

- Тогда давай. Ждать не будем, пойдем быстро. Так что спеши что есть мочи.

- Хорошо.

Адор скоро нагнал женщину с детьми, но поначалу пошли они медленно. Ему хотелось убедиться в том, что Омнар сделал все правильно. Наконец три столба дыма возвестили о том, что селение горит.

Они ушли уже далеко, когда Омнар выскочил из-за очередного поворота.

- Все! - выпалил он, почти обрадовано, приблизившись к остальным. Задерживаться не стали. Уже вечерело, когда они добрались до развилки, ведущей к перевалу. Другая тропа вела на север, к водопаду. Туда Адор и направлялся. До водопада идти час-полтора. Адор давно здесь не хаживал, а потому не знал, как изменилось с тех пор. Не то что бы он чего-то опасался. Просто продуманный план мог осложниться непредвиденным. А этого Адор, привыкший к точному исполнению задуманного, так необходимому в горах, допустить не мог.

Он быстро взобрался на кручу, и углубился по высоткам отрога в сплошные горы. Адор торопился. Дотемна ему следовало еще хорошенько приготовиться.

 

4

 

- Стой, охотник, я, я не могу!

- Ваша милость мы и так потеряли пару часов до перевала. Остановимся, тогда я ни за что не ручаюсь. А ведь у меня дети.

- Дети, дети! К чайтану детей! Заныл он… - воскликнул человек в черном балахоне. Затем остановился и сел прямо на камни.

- Ваша милость! Вставайте, нам нужно…

- Нет, пять минут – завопил некромант. - Я должен пять минут…хотя бы отдышаться.

Препин тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел на третьего спутника.

Кочевник молчал. Он так же тяжело дышал, но не издал ни звука с тех пор, как прирезал того зазевавшегося ублюдка. Его мощные скулы и отсутствие переносицы указывало на то, что степняк был отпрыском древнего зольданского рода. Огромный рост не характерный для жителей степи, выдавал в нем потомка тех королевств, что распространяли свои владения до Туманных гор, но сгинули безвестно века назад. А бронзовая кожа свидетельствовала о том, что, по крайней мере, один предок этого верзилы происходил из Империи предутренней купели.

Тяжела грудь, закованная вопреки разумению в боевой панцирь, раздувалась, подобно мехам. Но ни градин пота, ни признаков усталости на нем не было и в помине. Он встал как вкопанный и ждал, когда дэтьертир отдышится.

Наконец, решив, что действительно пора, кочевник дернулся вперед.

- Пошли, Ваша милость, - поманил рукой Препин и устремился за степняком.

- О! Темная сторона луны! – воскликнул некромант. – За что мне это?!

Он тяжело поднялся и побежал за другими. Солнце уже скрылось за поворотом, и они бежали в тени отрога. Как и предсказывал Препин, на переправе их ждали. Теперь они бежали на северный перевал, что вел к узким тропам на ту сторону хребта. Препин знал несколько таких троп. Но все они находились под бдительный взором стражей перевалов. Впрочем, беглецы надеялись на то, что в праздник Дня Нис бдительность стражей будет притуплена. И они сумеют выскочить на ту сторону, миновав кордоны. Там, за хребтом в предгорьях, их уже ждали две сотни Шуглук-бея.

Однако надежда действительно казалась призрачной. И Препин хорошо знал причину. Там, в низине, когда шло очередное представление и им незамеченными удалось проникнуть в гущу собравшихся, Препин углядел знакомое лицо. Дважды он встречал этого проводника, исходившего все тропы по эту сторону Бикрона. В первый раз, когда встретил его случайно на тропе у плотины. Второй – у себя в Турнике, когда тот устраивался на ночлег.

Увидев Адора в третий раз, надевающим свою маску, Препин понял, что теперь-то их точно настигнут. Не успеют они до перевалов, ох, не успеют.

«Ну и к лучшему» - подумал Препин. – «Лишь бы с ними ничего не случилось»

Семья всегда была ему дорога и важна. Из-за нее Препин скрепя зубами, поселился на заимке старого Медьяса. Пять лет назад тот умер, и в его доме, ниже усадьбы самого Препина, поселился родич Медьяса. Жили они хорошо, дружно, с соседями ладили. В хозяйстве была корова, по десятку овец и гусей. Но главное – охота! Препин считался удачливым, а потому забот с уплатой налога и аренды земли Тудрусскому магистрату у него не было.

И вот беда!

«Будь они неладны, эти нетутошние» - молчал про себя Препин. Но понимал, что его жизнь и жизнь его жены и детей зависит от собственной расторопности. Некромант, хоть и причитал всю дорогу, на самом деле был мастер своего дела. Соседи и ахнуть не успели, как уже послушно выполняли его волю.

Так что быстрее, быстрей, нужно, во что бы то ни стало, нужно успеть.

Совсем стемнело. Препин, оборачиваясь, не видел даже блеска, позвякивающих сзади доспехов степняка. По этому то звяканью и частым стонам да оханьям некроманта, он определял, что за ним не отстают. Некромант то и дело оступался и охал еще больше. Да уж, так их вычислят быстро.

«Только бы у водопада никого не было. Только бы не было»

Но от чего-то, чем ближе они подбирались к водопаду, тем отчетливей черная мыслишка свербила ему голову. У водопада точно кто-то есть, и он даже знает кто, и даже знает, как Адор туда попал.

«Что ж, что предназначено, то неизбежно».

Вдруг охотник остановился. Он поднял руку, дождался, когда нагонят спутники.

Водопад шумел совсем близко. Стоило бы подумать, по какой стороне скалы до него добираться. Водопад был узким, и его можно было легко перепрыгнуть, чем и пользовались. От водопада тропа шла вначале под гору, а затем делилась. Одна тропа вела к плотине, другая на старую тудрусскую дорогу. Третья уводила к перевалам.

Когда они все собрались, и некромант отдышался, Препин заговорил:

- За этой скалой – водопад. Самое узкое место. Там и пройдем на другую сторону к той тропе, с которой вы пришли.

- Так в чем дело? – спросил некромант.

- Скала рядом с водопадом – очень удобное место для засады, и если там кто-то есть – нам конец.

- Демоны Ангерлуда, только этого нам не хватало! – прохрипел некромант.

- Прошу Вас, потише! Если там и впрямь кто-то есть, мы себя точно выдадим.

- И что ты предлагаешь?

- Отсюда до скалы ведут две тропы. Кто-то пойдет со мной, а кто-то по второму пути. Мы будем перекрикиваться, как горный сыч, вот так…

Он показал нечто свистящее и ухающее одновременно. Шуглук понимающе кивнул.

- Это собьет их с толку. А нам поможет осмотреться и добраться благополучно. Правда…

- Что, правда.

- Да так… С той стороны склон более покатый, так что можно сигануть в воду. А с этой – пропасть, но склон пологий, так что пройти можно легко, если не загребать шибко.

- Хорошо, мы с тобой пойдем здесь, - решил некромант. Степняк вновь согласно кивнул.

- Тогда пошли, - подытожил Препин. – И старайтесь без лишнего шума.

- Хорошо.

У самой скалы Препина прижали заросли кустарника. Охотник испугался, что некромант заскулит от неожиданности. Однако тот сдержался. Дальше пробирались почти касаясь скалы, пока не вышли на широкую проплешину…

- Вьють, - стрела просвистела, и Препину стало обжигающе больно в левом предплечье, он охнул, припав к скале. Вторая стрела ударила точнее. Белое древко наполовину вошло в рассеченный глаз. Охотник сник.

«Ну, теперь все», - вслед за стрелой промелькнула в голове его последняя мысль. Тот, кто их здесь встретил, точно рассчитал по какому пути они пойдут, и кого именно надо здесь встречать.

Адор просипел как сыч, вместо Препина и с этим криком набросился на опешившего некроманта. В руке проводника вместо отброшенного лука покоилась тряпица, в которую он завернул камень. Этим камнем проводник молниеносно ударил. Некромант сник и застонал.

- Вот и ладно. Полежи уж, - Адор достал бечевку и связал затихшего некроманта. – Так. А теперь займемся верзилой…

Шуглук же пробирался вдоль ручья. Когда он в очередной раз услышал позывной, водопад как раз показался в свете почти полной луны.

Шум водопада заглушил остальные шумы, и о происходящем на другой стороне скалы степняк даже не догадывался. Но что-то резануло его. Шуглук уже хотел, было повернуть назад и обойти скалу. Однако гордость пересилила рассудок.

«Я подожду их здесь» - подумал степняк. – «Отсюда все видно»

Внезапно свет луны прожег силуэт.

«Ну, вот и охотник» - Шуглук встал. «Охотник» вновь заухал и Шуклук пошел на его зов, все еще находясь в тени скалы. Левой рукой «охотник» подал кому-то знак. Затем правой.

Шуглук расценил это как знак поторапливаться. Он ускорил шаг, и в это время его правая нога соскользнула, раздался всплеск. В туже секунду пространство между степняком и силуэтом прошила кривая линия полета ножа. Лезвие ударило в левую грудь, Шуглук захрипел.

Второй нож он не пропустил, отвернулся вовремя. Правда, последовавший почти сразу третий нож, вонзился ему в злополучную правую ногу. Тот час силуэт скрылся за скалой. Шуглук понял. Если он сейчас не проскочит, потом враг возьмет его голыми руками. Рыча и уже не скрываясь, степняк ринулся к водопаду.

Адор выскочил из-за скалы в тот самый миг, когда Шуглук достиг места, где он только что стоял. Степняк усилием воли скинул проводника с плеча, но тот заскочил ему на спину. Шуглук повернулся к скале и с силой впечатал Адора в нее. Тот на мгновение потерял ориентацию, и тогда Шуглук, превозмогая боль в плече, вторично скинул Адора. В следующий миг он перемахнул через поток и оказался на другой стороне. Но не успел степняк проковылять и трех шагов, стрела со свистом прошила ему живот. Вторая стрела царапнул шею, и застряла в волосах. Третья пробуравила землю слева от его сапога.

- Далеко тебе не уйти, Шуглуг! – крикнул ему вослед Адор. - А если уйдешь – знай, дэтьертир у меня. Живехонек! А сотник его быстро расколет!

Шуглук снова рыкнул, но не сбавил шагу. Адор понял, что упустил степняка и в сердцах разломал четвертую стрелу.

Через некоторое время подоспевший десяток Вейольта со стражниками переправы обнаружил Адора, сидящим на камне у водопада. В его ногах лежал связанный некромант.

 

5

 

- Где ты пропадал-то все это время? – Риворнэ первая увидела подходящего к колеснице Адора. Вокруг гудела толпа. Стан был разбит у жидких городских ворот, что вели в сторону Рихона. С этой стороны Парихинтан почти не укреплен. Широкое поле было торжищем, а иногда и местом сбора ополчения. Сегодня же оно уже второй день использовалась как стоянка для праздничного поезда. На завтрашнее утро был назначен выход всего поезда.

- Да дела были, - отмахнулся Адор.

- Какие такие дела? Мы не знали, как сказать жрице, если бы она спросила, где ты пропадаешь? – возмутилась Риворнэ.

- Жрица была предупреждена, а вас видимо просто забыли. Но это и к лучшему. Меньше разговоров. Лучше уж вы меня искали, чем делали загадочный вид.

Девушка фыркнула:

- Эка значительный какой…

Но Адор не обращал на нее уже ни какого внимания.

- Доброй дороги, Удин, сын Миака! - поздоровался он шедшему на встречу старику.

- Радуйся, Адор, сын Авара, - ответил Удин и прижался к его плечу.

- Мы тебя тут заждались, - добавил он, посмотрев на Риворнэ, - особенно некоторые.

- Что-о? Еще чего! – девушка сузила глаза, поджала кулачки, развернулась и подалась к женской палатке.

- Шибко ты ей нравишься, как я погляжу, - заметил вслед старик.

- Возможно! – согласился Адор. – У меня уже вошло в привычку нравиться всем подряд.

На сарказм Адора Удин улыбнулся:

- А что, это плохо? – спросил он с усмешкой.

Теперь улыбнулся Адор:

- Когда как.

Они рассмеялись и так пошли в сторону мужской палатки.

Городской колокол отбил пять часов пополудни. Солнце стояло еще высоко над долиной, а в небе не виделось ни облачка и шибко жарило. Но все чувствовали вместе с жарой и признаки духоты. А потому Адор не удивился, что палатки были натянуты в два слоя, а по краям выкопаны стоки.

- Пойдем по свежему дождичку! - усмехнулся толстяк Рапэр, завидев Адора с Удином. Но стоял у самой палатки, будто привратник с лопатой в руке.

- Твоя, правда, - согласился старик.

- Давненько не виделись, - заметил Рапэр, обнимая Адора и похлопывая его по плечу.

- Твоя, правда, - усмехнулся Адор. Рапэр в ответ захохотал.

- На-ка вот, принимайся за свою работу, немного осталось, - отсмеявшись, он протянул лопату Адору. Тот взял лопату и пошел в сторону замеченного недодела. Отчего то ему сейчас и вправду неохота было с кем-то точить лясы, так что предложение Рапэра оказалось куда кстати.

- Ужин по седьмому звону, - предупредила всех взявшаяся как бы из ниоткуда Эйя, дочка Ольвии и побежала дальше. Все как всегда, так что получается недолгое отсутствие Адора действительно, взволновало лишь Риворнэ…

Они быстро достигли сторожевой заставы, на западе хребта. Это была маленькая горная крепость, построенная еще лет пятьсот назад, и выдержавшая не одну осаду не только горцев. В крепости располагалась хорошая пыточная, а с пойманного некроманта нужно быль семь раз снять стружку.

К концу второго дня Вейольт подошел к Адору, который рассматривал соседний пик со сторожевой башни. На той, южной стороне пика стерегли Стауркем знаменитые Тудрусские врата и Черная с Красной башни. Так что перевалить через Стауркем в этом месте можно было, только взобравшись на Арируф, и перемахнув через него. Но Арируф словно специально стоял такой стороной к степи, что его пасть была направлена на восток, а пологий склон находился на западе. Имелась только одна опасная тропа, которая начиналась здесь, где у подножия горы заслоняла вход в долину застава. Называлась она просто – Тарлатт. И все здесь было очень просто: высокий, мощный домен и стена в пять человеческих ростов от одного края лощины до другого, всего сто шагов. По стене одновременно в ряд могли пройти семь человек. Помимо домена в самой стене стояло три круглых открытых полубашни, на которых помещались требюше.

У одного из таких требюше Адор и стоял.

- Завтра вернешься в поезд, - сообщил ему Вейольт. Адор повернулся.

- Как мы и думали, эти демоны готовят поход. Но самое главное, они будут бить с двух сторон. В Рихон уже стянуты под личиной торговцев и прочего сброда почти все некроманты. Среди них много дэтьертиров. А самое главное, тот верзила, как ты говоришь – Шуглук-бей. Знаешь кто он?

- Нет.

- Вот, хороший мой. А он-то – двоюродный брат Аземаньи-зольтана, который провозгласил себя очередным хоганом прошлым летом. Вот и подумай, зачем нам здесь этот бей?

- Ну, мало ли.

- А вот и не мало! Я тоже вначале все гадал, к чему он здесь. А потом как-то на ум пришло... Считал, сколько здесь у нас степняков и чем он тут занимаются? Эти ребята неплохо устроились. А если учесть что на праздник в Рихон пребудет кто-то из Мерномских князей, то все становиться на свои места.

Десятник сделал паузу, тревожно посмотрев на дорогу, ведущую на восток.

- Ты то не видел, но тогда, тридцать лет назад мы их взяли в таком количестве, что и сами удивились. Они сдавались нам целыми улусами. Понимаешь? Целыми улусами!

И знаешь, как-то очень быстро нашлись торговцы, сразу скупившие их всех.

Десятник вновь помолчал, видимо, что-то припомнил.

– Ну, не всех конечно, но понимаешь, даже те, что остались здесь, в долине, они ведь не пошли в забой. Нет! Теперь они – городовые, в конвое, вон даже стерегут южную границу. Хотя чего там стеречь?..

Вейольт махнул рукой.

- А теперь понятно, чего они там делают. Очень даже понятно. Не понятно одно…

- Что?

- Как мы все это проморгали.

- Это уж вам разбираться, как.

- В том то и дело, что не нам. Вернее не мне. Я здесь останусь. Наместник назначил меня комендантом Тарлатта. А разбираться, - Вейольт вдруг пристально посмотрел на Адора, - придется тебе, хороший мой.

- Мне?!

- Да. Тебе, тебе. И не смотри на меня так. Они что-то замышляют на праздник. Так что никого из своих сотник пустить туда не может. А ты уже вошел во вкус, что называется. И все знаешь! Что я перед тобой сейчас, думаешь, игрался тут?

- Нет, я и сам…

- В том то и дело, что сам. В том и дело. Тебе здесь все известно. И в этом деле все известно. И думаешь, я не знаю про твои дела в Турнике? – десятник вновь пристально посмотрел на Адора. – Эта баба молчала не долго. Признаться, даже я оторопел, как ты ловко там все это… Брр, я б так не смог. Честное слово… Это же как так можно то?!.. Впрочем, оно и к лучшему, ведь так, хороший мой?

Вновь воцарилась тишина. Ветер трепал знамена и посвистывал в ложбинах…

- А ты все правильно сделал. И тут правильно сделаешь. – Вейольт внезапно взял Адора за ворот. – Пойми, я это не в укор тебе сказал. И не в угрозу. При здравом размышлении, так должен был сделать любой… Кстати, мальчонку мы выходим… Вот только нет у меня, понимаешь, нет второго такого адора, хороший мой. Нет! И времени нет. Через десять дней праздник. И они как пить дать замышляют, что-то такое.

- А что?

- Наши лазутчики докладывают, что степняки собираются в тысячи на той стороне Байфа, у Туманных гор. А это вроде значит, что они сбираются в набег на далекие страны. Только вот загвоздка в том, что по сведениям тех же лазутчиков, орда уже нападала на Затуманье, три года тому назад. И, судя по всему удачно. Кстати, тогда то Аземанья и провозгласил себя хоганом. Два года он собирал орду в новый поход, но мне что-то не вериться, что снова пойдут на восток.

- Да это-то понятно.

- А раз понятно, то и говорить нечего, - отрезал десятник. - Они что-то замышляют в Рихоне. Дай срок и я разговорю этого гада. А пока тебе нужно вернуться и наблюдать, хороший мой. Сотника я предупрежу. Думаю, что они попытаются, как ни будь втереться в толпу.

- Ты что думаешь, что эта тройка была не последней?

- Уверен. И даже больше, хороший мой. Не некроманта они вели в Рихон, а вожака степняков. А некроманты уже в долине.

- ?!

- А зачем они тогда назад подались?! Не-ет. Они следы заметают. Попались, и восвояси. А тут мы… то есть ты их и нагнал. Ты нагнал, ты и остальное сделаешь, - с ухмылкой подмигнул десятник.

- Смейся, смейся.

- Да ладно тебе. В горах, поди, страшнее будет?

- Возможно и страшнее. Надо попробовать…

Очень быстро они достигли Парихинтана. Вейольт позаботился о хороших лошадях. Здесь в магистрате города Адора уже поджидал сотник и другие важные люди. Разговор был недолгим. Сотник выдал Адору бляху особого наемника. Переодетые в горожан воины провели его до самого стана. И вот он уже непринужденно копал канаву палатки. Закончив здесь, он перешел к женской половине и до самого ужина провозился со рвом.

Поев, Адор решил осмотреться. Очень уж ему запали слова Вейольта, насчет некромантов в стане.

- Доброй дороги, доброй дороги, доброй дороги, - как заводной повторял он проходящим не встречу людям. И кланялся, кланялся, кланялся. Здесь, в самом центре долины светало поздно, и покрывало сумерек спадало на плечи городу лишь к бою девятому. Так что есть еще два часа, что бы присмотреться.

Он решил пройти до моста, подальше от города. Там виднелся пустырь, который скоро заполнится людьми, спешащими на представление. По мере продвижения к воде духота усиливалась, но становилось прохладно. Адор поежился, хотя совсем недавно в горах казалось гораздо холодней.

Вдруг, шедший мимо человек в выцветшем темном плаще грубо задел его правым локтем, но даже не извинился, будто не заметил.

«Странный, какой то» - подумал про себя Адор. Но вскоре выкинул случившееся из головы.

До реки он дошел спокойно. К мосту решил не идти, двинулся сразу на пустырь. Площадка стояла еще не готовая к представлению, однако Адор заметил, что декорации уже тщательно сложены на нее и ждут своего часа. Помимо Адора у площадки вертелся какой-то нищий, видимо в поисках вчерашних даров.

Проводник подошел ближе. Он уже готов был поделиться с бедолагой хлебом, что прихватил с собой, однако что-то в действиях убогого показалось ему не так. Какая то не такая убогость, что ли.

«Фу ты, вод ведь теперь везде будут казаться эти…»

Додумать Адор, уже не успел. Нищий повернулся к нему. Тревога усилилась. Что-то в его взгляде было очень знакомым…

«Да уж, душновато. Фу ты, что это со мной?»

К горлу подступил комок. Стало трудно дышать. Беспокойство и озноб пробили тело Адора тем больше, чем более он вглядывался в нищего. Наконец, проводник не выдержал. Очень медленно он развернулся и поплелся назад. Наконец, дойдя до конца пустыря, он успокоился, но посмотреть за спину не решился.

- Ох, и духота, - полная женщина с ведром направлялась к воде.

- Погодите! – окликнул ее Адор.

- Чего тебе? – вздернула бровью и подбоченилась она.

- Нищий! Вы видели нищего у помоста?

- Этот кривой старик что ли? – усмехнулась толстуха. - Да он здесь каждый день околачивается. Все снедь выискивает, убогий.

- Да, убогий…

- Чего-о? – протянула женщина.

- Да нет, это я так… Благодарю, добрая горожанка, - Адор поклонился.

- С гор, что ли спустился? - хмыкнула она.

- С гор, да, с гор…

- Да ты его не бойся, он смирный. Знай себе, все выглядывает, что прибрать.

- Да, конечно, не бояться, - Адор резко повернул назад. И побежал к помосту. Женщина что-то крикнула вослед, но тот ее не услышал. Резкая боль в правом предплечье дернула так, что Адор подпрыгнул. Но продолжил путь. Нудная боль растеклась по всему телу. Когда он подошел к старику, все тело ныло и выворачивалось. Уже дойдя до нищего, Адор почувствовал резкий характерный запах. Рядом зажужжали мухи. Вскоре одна из них пронеслась справа от проводника.

Превозмогая боль, страх, духоту, озноб… в общем все, что разом навалилось, Адор коснулся плеча старика. Вначале тот ни как не ответил. Теперь Адор сжал плечо. Другой от такого объятия немедленно бы вскрикнул. Однако нищий продолжал делать свое дело. Для следующего действия Адор собрал все свои силы и рывком развернул нищего, ринув его оземь.

- Вот, демоны Ангерлуда! – ругнулся проводник. Чудовище перед ним уже мало напоминало человека. Выеденный мухами правый глаз, выпеченные вперед наполовину сгнившие зубы, ошметки бороды и дикое яблоко левого глаза. Мертвяк медленно пережевывал уже сгнившее яблоко. Вдруг он вскочил и сам вцепился обеими полусгнившими костяшками в грудь Адора. С ужасной силой он повалил проводника на траву, добрался до горла, одновременно вцепившись зубами в грудь. Однако это ему не удалось. Адор умудрился выхватить нож и принялся кромсать запястья мертвака. Наконец проводник сумел освободиться от смертельных пут и даже сбросить нищего с себя и подняться на ноги. Это оказалось легко, так как «старик», или то, что выдавало себя за него, было легким.

Тогда чудовище вцепилось обрубленными руками в левую ногу, и вновь повалило пытавшегося развернуться Адора. Оно буквально вгрызлось в лодыжку и не желало отпускать. Адор начал отбрыкиваться правой ногой. Ему удалось даже выбить несколько зубов. Это ослабило хватку. Дэтьер начал утробно рычать. Последним ударом Адор вырвался из пасти чудовища. Он быстро отполз, перекувыркнулся и вновь встал на ноги. Сапоги защитили плоть от страшных зубов, но искусал их мертвак изрядно. Адор достал из-за пазухи меч. Тот самый, которым он орудовал в предгорье.

Он подошел к человеческому останку, который теперь и не шелохнулся, будто и впрямь умер. Проводник, замахнувшись, что есть силы, ударил по шее. Затем, по пояснице, стараясь разрубить самое опасное место дэтьера – спиной мозг. Именно отсюда брались ментальные силы чудовища. Впрочем, таких слов следопыт не знал. Он просто знал, что нужно делать. И делал это.

Вскоре сбежалась толпа. Многие просто пытались придти пораньше, занять лучшие места. В пылу борьбы Адор не заметил народа вокруг себя, а боль была столь сильной, что притупила остальные чувства. Но теперь он счел за лучшее, убраться восвояси, пока зеваки не слишком обступили.

«Пусть люди сотника сами разбираются», - решил Адор и скрылся в уже плотной толпе…

 

6

 

- …Вот такие дела, друзья, - подытожил глава магистрата. Сообщение, что прочитал сотник городской стражи, заставило всех членов магистрата не просто поволноваться. Уже далеко за полночь вестовые спешно поскакали в Тудрус и Рихон, а так же в Зисет и Меорном. Адора там не было. Обо всем ему сообщил рано по утру сотник.

- Глава знает, кто отличился у подмостков. Так что о награде не беспокойся.

- Меня больше беспокоит, не выдал ли я себя, чем ни будь.

- Это было бы не кстати… А кстати, как плечо? – заботливо спросил Кверинт.

- Да пойдет, - отбрехался Адор, хотя предплечье все еще ныло. – Правда, могу сказать – такого я еще не видел.

- Чего? Этой гадины?

- Ну да, он напал на меня, словно был заведен! Похоже, тот, кто тырнул меня в плечо, пришел специально, что бы завести дэтьера.

- А ты его не разглядел.

- Нет, приметил, только что меньше меня ростом, на полголовы. И, кажется, немного косит.

- Косит? Что ж, не густо, не густо, но все-таки кое-что, - вздохнул сотник. - И потом, самое главное – мы получили настоящее доказательство. Это уже хорошо. Вишь, как магистрат засуетился!

Оба усмехнулись.

- Ладно, пойду, - засобирался Адор.

- Да, скоро выступаем, – согласился Кверинт. - Скорее всего, некромант затесался, где ни будь, притаился и ждет удобного случая. Мы усилили конвой местной сотней, но мне эти ребята не слишком нравятся. А потом, кто его знает?.. Кстати, старший сейчас не я, а воевода Басван. Он прибыл из Рихона со своей сотней. И он знает все. Так что, если какая заминка – сразу к нему. Понял?!

- Хорошо, - кивнул Адор и направился к своему лагерю.

Сбор был недолгим. При выступлении здесь повторилось то же, что и в Тудрусе. Но на сей раз все воины, охранявшие поезд подтянулись и напряглись. Впрочем, судя по отношению к происходящему участников шествия, такое поведение конвоя стало уже привычным.

«Скорее всего, они сразу, еще с той стоянки стали так строжиться».

Провожатые города не в пример тудрусским следовали за поездом еще тысячу шагов после переправы. Так что даже когда город оставался далеко позади, все равно не покидало ощущение его близости. Провожатые пели песни, кто-то даже приплясывал. Несмотря на вчерашнее, которое вряд ли кого-то и задело. Ну, подумаешь, пьяница нищий пристал к какому-то шибко брезгливому.

«А нечего приставать к почтенным господам! А если что, власти разберутся, на то они и власти» - так судачили. В основном это работали люди сотника. Были, правда, попытки и с другой стороны… но после двух прилюдных арестов, некромантовы приспешники затихли. Затаились.

К тому же сердце народу грело известие о том, что виновные в происшествии в горах пойманы, а кто и убит. И что, по крайней мере, труп одного охотника подвешен на кол у тех самых тудруссих ворот, откуда началось шествие. Народ в долине в последнее время привык к мысли о том, что власти стерегут его покой.

Все же общее настроение показалось Адору каким-то сдержанным, настораживающимся. Он дал себе слово, что ни чего не пропустит из увиденного и услышанного. Хотя гомон слов и мычаний, пестрота одежд и флагов, а так же чуть ли не каждые сто шагов толпы встречающих и провожающих поезд людей, мельканье лиц, движений, жестов – все это трудно было, ох как трудно рассмотреть, оценить, выделить какой-то отдельный кусок, и попытаться осмыслить его.

Селений на равнине располагались кучнее, чем в предгорьях. В долине было много озер, рек, ручьев – благословенный край! Леса сменялись пастбищами, пастбища – селениями, селения – бескрайними, уходящими вдаль полями. Туда, где в розовой дрожащей дымке высились голубые очертания пиков. Но иногда даже этих очертаний становилось невидно. Адор как-то не привык к таким ровностям, хотя и бывал в этих местах не единожды. Впрочем, тогда он проезжал равнину, где галопом, а где и рысью. Никогда подолгу не останавливаясь. Сейчас же Долина Пяти Ручьев предстала ему во всей своей красе. Еще цвели плодовые деревья, но в низинах уже снимали первый урожай. Кислые сорта винограда и поспелыши бахчевых, первые снопы пшеницы, ржи и овса. Все это не мелькало мимо как раньше, а величественно выплывало из ниоткуда и так же медленно удалялось прочь.

Стан уже не ютился как в горах, прижимаясь каждой палаткой. Нет! Он был разбит на несколько лагерей, отстоявших друг от друга на расстоянии ста шагов и площадка для вечерних представлений помещалась каждый раз посредине… Впрочем, теперь уже не вечерних. Теперь шли даже ночью, зажигая факелы так, что озарялось как днем. Ночи в долине не в пример теплее, чем в предгорьях. Так что нужды в палатках почти не было. Спали на воздухе.

К привычным песням и сказаниям о Велеречивом Нисе добавились возвышенные предания о Могучих Звездных Воинах-Атунах, что сражались с демонами Куроценомера Ляфоцци, и низвергнули их в бездну и Великих Первых, что создали этот мир, установив в нем моря и земли и населив его животными и растениями. Многие из этих преданий Адор знал, о многих только слышал, многие же слышал здесь в первый, а возможно и в последний раз.

Только теперь, на равнине в проводнике стало смутно пробиваться сквозь толщу тьмы и невежества, свойственному каждому во всех мирах, кто живет в рутине и суете и не замечает вокруг ничего, кроме себя, ну, и быть может горстке себе подобных, какое то великое единение всего в этом мире, на этой прекрасной земле, среди этого народа, в котором ему посчастливилось родиться и жить. И тем больше хотелось жить и дышать полной грудью, и сердце понукать биться в такт общему сердцебиению. А еще все больше и больше в проводнике вскипала ярость на тех, кто волею своею, а пусть даже и не своею, хотели сгубить все это. Превратить эту благодатную землю в смрадное пепелище, этот счастливый и радостный народ – в грубую животную толпу дэтьеров, питающихся, как тот нищий, гнилью. Эта ярость заставила Адора сосредоточиться, приложить все усилия, всю его сноровку и бдительность, что бы нет-нет, да и найти, углядеть в благородном шествии того угря, что уже раз осквернил священное поле.

И к концу третьего дня он мог улыбнуться в предвкушении. Хотя эта вторая встреча и произошла несколько неожиданно, все же все действия Адора вели именно к ней.

Адор как раз шел от знакомого сапожника, которого приметил еще в Парихинтане. Тот пообещал посмотреть его сапоги, особенно левый, который разгрыз дэтьер. Во время очередной короткой стоянки проводник пришел к нему, и сапожник взял пару в почин. Пока же до привала Адор проехал на колеснице. Так получилось, что лагерь знакомца располагался на другой стороне тракта, и к нему вела выбитая в земле дорожка, по другую сторону которой совсем недавно колосилась спелая рожь. А на той стороне, где начинался основной стан, стоял придорожный колодец. Площадка вокруг него замощенная круглым речным камнем, сходила ступеньками в пологое поле, на котором и был разбит стан и в центре которого, установили статую и чашу для жертвоприношения Нис-богу. Рядом с этой статуей, кстати, и собирался помост.

Адор шел босиком, решил надеть сапоги уже в своем лагере и прошел бы мимо колодца, если бы не замешкался, потеряв равновесие, и чуть не упал на скользкий камень.

Молодая женщина, стоявшая у придорожного колодца и набиравшая воды засмеялась Другая же, стоявшая рядом с ней пожилая, немного скривившаяся и держащая ведром так, что скорее можно было предположить, что в нем уже есть вода, только хмыкнула и отвернулась.

- Что, ноги не держат? – ехидно спросила молодуха. – Я вот хотела попросить добра молодца пособить мне с ведрами то, а вижу, ему самому пособить не мешало бы.

Адор улыбнулся в ответ. Он уже совсем не обращал внимания на кривую старуху и так бы прошел мимо, однако вот, молодуха при нем вытащила второе ведро, поставив его на обод, а старуха вместо того, что б идти с ней, направилась к колодцу, едва ли не сгибаясь под тяжестью ведра. Впрочем, ее согбенность можно было списать на почтенный возраст. Но что делает столь пожилая женщина в поезде, а тем более, разве не нашлось молодых в ее лагере, что бы наполнить ведра? Именно ведра. У старухи нет обода, и всего одно ведро.

Адор повернулся и увидел старуху сзади. И примерил на нее памятный плащ.

- Вам помочь, матушка? – Адор подошел к колодцу.

- Вижу, как ты помогаешь, - прокаркала старуха. Она уже готова была спустить ведро в колодец, когда Адор буквально вырвал ведро из ее рук.

- Шалишь, пьянчуга?! – огрызнулась старуха.

- Вот сейчас и проверим, кто из нас шалит, - ответил Адор и на мгновение перевел взгляд со старухи на ведро. Оно наполовину наполнилось какой-то мутной жидкостью и явно не имело ничего общего с водой.

- Что ж Вы, матушка, помои то в колодце полощите, - он снова поднял голову, но «матушка» уже развернулась и опрометью помчалась вниз к стану.

- Ух, ты, - только и охнул проводник, и пустился в погоню прямо с ведром в руках.

- Что ж ты, ведро то не забираешь, карга старая?! – выпалил Адор, увидев идущих навстречу воинов охранной сотни. И уже к охранникам:

- Эй, молодцы, остановите бабушку, она ведро забыла!

Один их воинов ухватил бегущую за платок, с которым она, похоже, никогда не расставалась. Ткань словно размоталась, обдав того, каким то порошком. От чего стражник взвыл от боли, упал навзничь и покатился по траве. Увидев это другой охранник, запустил в бегущую тупым концом алебарды. От удара та, а точнее тот упал, но, превозмогая боль, встал и попытался вновь бежать.

- Держи, не смей вылить! – повелительно скомандовал Адор, передавая ведро охраннику, и, разбросав зазевавшихся прохожих, в том числе и примеченную молодуху, он, выхватив у нее одно из ведер, что есть силы, метнул в беглеца. Вода окатила «старуху» и тот взвыл и остановился. Проводник в три прыжка настиг некроманта. Без сомнения, это был его парихитнтанский знакомец.

- Что? Не по нутру бабушке, ведьмино зелье?! – съязвил Адор, пинком отправляя воющего некроманта вновь на землю. Тот скорчился и перевернулся на спину. Адор выхватил меч.

- Лежи, вражина! – вновь приказал он и, повернувшись к ошалевшей толпе, добавил:

- Чего стоим?! Зовите сотника!

Для верности и, не спуская с некроманта глаз, Адор поднял алебарду и уже острым концом тыкнул ее в лежащего.

- А ну-ка, расступиться! Живей! Не стой! – окрик охранников послышался где-то рядом. – Я – десятник Кавет, тысяча Южной равнины! Что здесь такое?

Кавета Адор не знал, не знал он и того, посвящен ли тот в сотниковы дела.

- Этот перекидыш пытался отравить воду в колодце, - тихо, так что бы толпа не услышала, проговорил Адор.

- Чего ты там лопочешь, песья морда? Алебарду то отпусти, а то щас как пырну промеж ребер, – голос десятника дружелюбием не полнился. Меча Адора он явно не заметил. Хотя это не утешало. Адор поспешно положил меч за пазуху, одновременно отбрасывая алебарду от себя.

- Вот так и стой, - послышалось сзади.

Адор лихорадочно соображал, что ему сделать. Выдавать себя раньше времени никак нельзя, в толпе мог стоять пособник некроманта, или, что хуже, другой некромант.

- Так что, говоришь, случилось-то?

- Ничего, - Адору стало ясно, если сейчас же здесь не будет сотника, некромант в любой момент может сбежать. Вот он уже встал, как не бывало. Правда, у десятника могли появиться вопросы не только к Адору.

- Что ты сказал, песья морда?! – кто-то, скорее сам десятник, пребольно ударил Адора в правый бок. Тот скривился.

- Говорю, спроси не меня, а его, - Адор указал на вставшего некроманта. Во что бы то ни стало, Адору нельзя было отворачиваться и терять из виду этого упыря.

- А ну обернись, когда с тобой говорит парихинтанский десятник, горское отродье!

«Так вот оно что, то-то я слышу, что-то не то? – подумал Адор. – а вот на счет горского отродья, это ты зря, ведь здесь, поди, с десяток уже, таких как я отродий набралось»

- Да что это люди, делается?! – почти плаксиво заскулил он. – Честного человека с перевала парихинтанский десятник обижает, а службу свою справлять не желает!

- Ты чего это говоришь-то? - опешил десятник.

- Этот змей, ворюга проклятый, - продолжил меж тем Адор, - в женское платье рядится, да у людей добро расхищает, да еще во в глаза господам охранникам грязью сыплет. А вяжут меня, честного тудрусца?

Расчет оказался верным, несколько тудрусцев поддержали Адора, а один даже схватил десятника за рукав.

- И правда, ты пошто произвол творишь, - услышал он знакомый голос Удина. – Это проводник Адор из Подветренной Стороны, мы его хорошо знаем, а ты ему в бок дубинкой.

- Но я… - попытался оправдаться Кавет.

- Еще скажи, при исполнении, - не унимался Удин, под одобрительный гул.

- Вот-вот, и я тоже видела! – послышался знакомый голос. И принадлежал он той молодке, у которой Адор выхватил ведро.

- Если уж тебе и вправду надо все выяснить, вяжи нас обоих и айда в палатку воеводы Басвана. Пусть он нас рассудит! – он решил опередить дальнейшие разговоры и пересуды.

- Да, так то оно правильней будет, верно – засуетился народ.

- Ну, чего встал то, как пень? – Удин не отпускал десятника. - Проводник дело говорит.

- Что ж, - зло выдавил Кавет. – Сам напросился. Свяжите их, да покрепче. Особенного этого.

- Я с вами пойду, - сказал вдруг Удин. – Я свидетель.

Краем глаза Адор увидел, как десятник кивнул. Их связали и, покрикивая на зевак, конвоиры провели арестованных до шатра воеводы, находившегося далеко в поле, за общим станом.

 

Шатер воеводы - сооружение приметное, множество бело-голубых, синих, и красно-желтых полотнищ окружало его. Сам воевода носил громкое имя Басвана Эппэрт ре Флейвина и происходил древнего имперского рода, уже давно и прочно осевшего в Долине. Наместник Тудруса приходился ему близким родичем, а сам он возглавлял ополчение Рихона и Срединных Селений, и был одним из семи, и, пожалуй, самым уважаемым воеводой во всей долине. Это именно он тридцать лет назад сделал знаменитую вылазку, которая прославила много достойных имен и наголову разбила лихую конницу степняков. Теперь Басван Эппэрт уже стар. Но именно ему молва ставила в заслугу долгий мир с западными королевствами, во многих из которых у его семьи были большие родственные связи.

Как и положено воеводе, Басван один сидел на лавке, а вокруг стояли сотники и десятники, справа за стойкой расположился дееписатель, слева стол. Несмотря на долгий мир, сам воевода всегда находился в походном облачении и окружении. Его дружина состояла из пяти сотен отличных, хорошо вооруженных вояк – сила, которая не у каждого то короля имелась. Но семья Эппэртов слыла богатой, а потому ее глава мог позволить себе потратиться.

Впрочем, Басван не единственный имел столь внушительную армию. У Тудрусского наместника служило всего то на сотню меньше воинов, зато ему принадлежали все крепости Восточного Предгорья… И вообще, именно он, а не Басван Эппэрт считался самым влиятельным человеком в Долине, разумеется, если не считать служителей Трех Великих. У них так же имелась армия, в три тысячи пехотинцев. Если бы при таких силах долиной правил какой-нибудь король, то именно он считался бы самым сильным владыкой на западе Срединного Дома. Эти сведения, когда-то Адор выучил наизусть, что бы дословно передать их южному воеводе, Глехару, кажется…

Впрочем, долиной издревле не правил никто, и все эти Эппэрты, наместники, служители служили городским магистратам. В которые, правда, многие из них входили. Так, по крайней мере, казалось Адору.

Войдя в шатер, он первым делом выискал глазами Кверинта, который стоял рядом с воеводой. Тот кивнул в знак понимания и, нагнувшись, что-то шепнул Басвану.

- Что у тебя ко мне, десятник Кавет? – строго спросил воевода.

- Ваша милость, я привел к Вам двух людей, шествующих в Рихон. Один из которых, некий Адор, проводник из Этквирэкутиса, по свидетельству очевидцев напал на вот этого человека.

- Как зовут пострадавшего?

Все взоры устремились на «пострадавшего». Тот странно смотрел в никуда, словно ушел в себя. На губах выросла белесая пузыристая полоска пены.

«Ну вот, опять!» - подумал Адор. Ему явно не везло на дэтьеров. Воевода с сотником так же быстро сообразили, что к чему.

- Лишних долой! - скомандовал Басван. – Проводника оставить и позвать ко мне старшую жрицу… Да и развяжите его!

В следующий миг сотник выступил вперед, выхватил протазан у зазевавшегося стражника и ткнул ею «старуху».

- Отойдите от него! – крикнул Адор. – И не прикасайтесь, если жизнь дорога. И вот что…

Он посмотрел в сторону воеводы.

- Тот охранник, который остался у колодца. Его ведь тоже надо подальше от лишних глаз.

Воевода кивнул одному из своих десятников, тот стрелою вылетел из шатра.

- Да развяжите же его! – вскричал Басван, едва все лишние действительно были выпровожены, в том числе и десятник Кавет.

Адора быстро развязали.

- Накиньте ему на руки и ноги тряпье, а лучше пригните их щитами, - скомандовал Адор.

- Делайте, как он велит, - распорядился воевода. Немедленно конечности некроманта оказались зажаты.

- Мне нужно вина! И нужно, чтобы кто-то хлестал его по щекам. Только перчаткой! Не голой рукой.

Адору подали бутыль с вином, тот откупорил крышку, дугой рукой вцепился в челюсть и с силой надавил на нее. Когда рот достаточно приоткрылся, Адор начал вливать в некроманта вино. В это время в шатер вошла старшая жрица.

- Все готово, матушка, - сообщил Адор.

- В каком он состоянии? – спросила она и склонилась над отравившимся.

- Скорее всего, только-только принял, - ответил проводник.

- Ты думаешь о том же? - жрица посмотрела на Адора.

- Это не отрава, а дурман-песок.

- Точно, - согласилась жрица, затем поднялась и, поклонившись воеводе, изрекла:

- Он глотнул дурман-песка и, скорее всего, еще часа два не придет в себя. Но если делать то, что он делал, - она кивнула на Адора, – этот гнилой пес оклемается.

Адор про себя усмехнулся. Жрицы Ниса ненавидели самоубийц и тех, кто калечит себя дурман-травой, называя их гнилыми псами.

«Как близка ты к истине, старшая жрица!»

- Да уж, - только и сумел вымолвить воевода Басван, когда пара дюжих молодцов под руки увели еще не пришедшего в себя некроманта.

- Следует полагать, что подельщики захотят избавиться от него, - вперед вышел незнакомый Адору человек в пурпурном балахоне, с синим, шитым серебром кушаком. – Думаю, если Ваша милость не станет возражать, им займутся мои люди.

- Разумеется, Ваша милость, разумеется. Мне тоже кажется, что гильдия герлетьеров гораздо более преуспеет в этом деле, - воевода поморщился. Ему не терпелось отвязаться от столь странного пленника, который, если вдуматься был сам по себе опасен. Но не тем, чем привык измерять опасность Басван ре Флейвин.

- А с тобой, друг мой, я бы хотел побеседовать лично, - обратился меж тем герлетьер к Адору, - если, Его милость, конечно не возражает.

- Конечно, не возражаю! – воевода ударил ладонями колени. – На сим и порешим. Он встал и добавил. – Пока можете использовать мой шатер, ребран.

Все присутствующие поклонились и удалились вслед за воеводой. Все, кроме Керинта.

- А Вы, господин Кверинт с нами? – усмехнулся герлетьер.

- Пока да.

- В этом нет нужды.

- И все же я останусь с Вами, господин Фрацуэр, ребран Аргелета.

- Вот как? У Вас есть, что-то важное?

- Скорее важное есть у Вас. А у меня – присказка.

- Что ж, послушаем. Присаживайтесь, - он кивком велел выйти из шатра. Рядом, почти прикасаясь к шатру воеводы, стоял серебристый шатер. Вход в него вплотную примыкал к заднему входу, из которого они вышли.

Здесь все было иначе, чем в шатре воеводы. В самом центре – маленькая походная кровать, а перед ней – стол, заваленный какими то документами и книгами. Ребран Фрацуэр знаком предложил Адору и сотнику сесть на мягкие в тон и стиль кровати треножники.

- Теперь мы слушаем, господин Кверинт.

- Думаю, здесь уже ни для кого не тайна, что некроманты? – начал сотник. – Но мне кажется, что речь идет о чем-то большем, чем очередной набег.

- Я тоже полагаю, что речь идет о захвате Долины, - согласился командор Ордена Светлой Луны.

- Нет, ребран, не только Долины. Они хотят захватить и Зист. Им позарез нужны корабли, что бы вернуться…

- В Дом Драконов? – скептически спросил командор.

- Да, Ваша милость, в Дом Драконов.

Адор непонимающе посмотрел на обоих.

- Кажется, наш друг несколько озадачен, - усмехнулся командор. – Что ж, просветите его, тинтир.

- Да, Адор, - согласился сотник. – Тебе не мешало бы кое что знать из истории. Тысячу лет назад, еще, когда Великая Западная империя только зарождалась на осколках другой не менее могущественной державы, в Срединный Дом пожаловали незваные гости. Вели себя, судя по хроникам, они чинно. Так что вскоре оказались близкими к трону древнего императора Авара Большого. Наша долина считалась владением у южных воронов. За нее то император Авар и стал драться с Южным королевством. Его король… как его…

- Оркар Второй, - подсказал командор.

- Да, Оркар Славный, - усмехнулся в ответ сотник, - долго отказывал отпор западному соседу. Пока старейшины этого странного племени не пришли однажды к Авару Большому и не предложили свои услуги. Услуги стоили немало, а именно – женитьбы сына Авара, принца Йовара на знатной женщине этого племени. Авар долго не думал, ему, во что бы то ни стало, надобно было захватить Долину, - ведь тогда через нее шли торговые пути в восточные земли и царства за Туманными горами. К тому же, принц Йовар никогда и не стал бы наследовать Авару.

И вот в одной из битв, войско Авара сумело нанести поражение Оркару. Но не силой и числом, а лишь потому, что в том войске были сплошь одни живаки. А они, как ты знаешь, очень скоро омертвячились, а потом уже и обратились в коцленов. В этой битве погибли не только воины короля Зиста, но и наследный принц Западной империи, воеводивший этой ужасной армией. Он то, в отличие от тебя, не знал всех свойств этих тварей.

А вскоре скончался, как говорят, «при загадочных обстоятельствах» и сам император. Власть перешла к Йовару Темному. И настали поистине темные деньки, длившиеся полтора века. Пока, наконец, с севера не пришли те, кого ты знаешь под именем воины Аргелета. В битве при Доме Роз они уничтожили воинство нежити, но сами некроманты во главе с их очередным императором бежали, куда бы ты думал?

- ?

- В Долину. Здесь, семьсот лет назад они построили мощную крепость – Фелдлен, которая на долгие триста лет стала оплотом нечисти. Но некроманты не учли одного очень важного пустячка. А именно того, что саму Долину населял древний и сильный народ. Даром, что мирный… Ты, Адор, быть может, удивишься, но ты человек с до-олгим прошлым. Как мне удалось выяснить, предки нашего народа участвовали еще в Походах против демонов Восточного Рога. И во множестве там отличились. А было это три тысячи лет назад. Так что не объединенный союз рыцарей Аргелета и витязей Южного королевства уничтожил три с половиной века назад Фелдлен, а наши с тобой деды. Подняв восстание, они, вместе с покоренными жителями долины изгнали некромантов, а подоспевшие рыцари Аргелета разрушили опустевший Фелдлен до основания. Говорят, тем как-то удалось проскочить мимо воинства Зиста и уйти н6а юг. Впрочем, теперь это более чем очевидно, не правда ли, ребран?

- Да, конечно, - подтвердил тот. – К сказанному тобой мне, пожалуй, стоит добавить причину появления дэтьертиров в Большом Доме. Многие века племя это жило на острове, называемом в хрониках Домом Костяного демона. Их темными услугами долгое время пользовались правители Драконьего Дома. Но в те времена племя некромантов жило тихо. Один из царьков Драконьего Дома, чье королевство находилось на восточном отроге Синего полуострова и морем граничило с северными землями Большого Дома, вознамерился захватить эти земли. Он так же, как и Авар Большой, долгое время не мог покорить свободолюбивых жителей этого края, пока, наконец, так же не обратился к племени Костяного демона. Те помогли царьку, и очень долго край тот был пуст, пока изгнанники, потомки жителей севера не объединились в дружину и в полнолунье не дали обет очистить от дэтьеров их край. Так родился Аргелет. Наши предки исполнили обет. Тогда обезумивший царек направил орды дэтьеров на другие страны Драконьего Дома. Вначале все шло у него хорошо, но затем оставшиеся королевства объединились и сумели дать отпор врагу. Они поняли опасность, таившуюся в Доме Костяного демона, и попросили рыцарей Аргелета изгнать ужасное племя с острова.

Так и произошло, но борьба была столь упорной и изнурительной, что мы, когда выгнали некромантов, не смогли проследить, куда они направились. Возможно, если бы мы это сделали, то давно б уже мир не знал о дэтьертирах ничего. Но в те времена никто не ведал главного – откуда на островах появилось это загадочное племя. Не знают и теперь, хотя имеются кое-какие догадки…

Фрацуэр помолчал и прошелся по шатру…

Впрочем, все это в прошлом, - продолжил он. - Гораздо важнее, то какую угрозу они несут в себе теперь. Меня, друзья мои, как-то не прельщает общаться с гниющей, злобной толпой тех, кого раньше считал своими соратниками.

- Что, полагаешь, может быть и такое? – с тревогой в голосе спросил сотник.

- Хочу, и приложу все усилия, что бы такого никогда не было, - твердо ответил командор.

- Половину из всего того, что вы мне рассказали, я пропустил мимо ушей, потому как попросту плохо читаю. А в другую половину я бы никогда не поверил, если бы сам однажды не встретил на своем пути того, кто поведал мне обо всем, об этом, только с другой, противоположной стороны. Того несчастного я посчитал сперва безумцем… - на мгновение Адор умолк. - А потом увидел все так, как оно есть на самом деле.

Он пристально посмотрел в глаза сотнику и командору и увидел в них удивление и тревогу, перемешанную со страхом…

 

Эпилог

 

- …Впрочем, я еще человек, - голос некроманта как-то по-особенному, непривычно и странно зазвенел эхом среди камней и скал. Он встал. – Да, надежда еще есть, хотя времени и мало… Вот что я тебе скажу Адор, сын Авара: старайся никогда больше не иметь дела с моим племенем. Вот переведешь меня через тропу, и забудь, о том, что мы, когда ни будь, с тобой вообще виделись.

 - Что мешает мне оставить тебя сейчас? – усмехнулся Адор, вставая.

- Ну? – тот так же встал. – Во-первых – ты дал клятву, перевести меня за хребет. На сколько же мне известно, проводники… настоящие проводники, редко когда изменяют такой клятве.

Адор вновь усмехнулся:

- Допустим, ты прав.

- Ну а раз я прав, во-первых, то, во-вторых, я ведь не совсем тот, за которого ты меня держишь. Вернее, конечно я – дэтьертир. Но, похоже, в отличие от тебя я нашел верный способ изменить своей клятве. И собираюсь в ближайшее время ею воспользоваться. Так что некогда нам тут, как это у вас «лясы точить, что ли»?

- Да.

- Вот-вот. Показывай свою тропу.

Вторую половину дня они продолжали подниматься вверх, одновременно проходя вдоль хребта. Жидкий хвойник сменялся мшистыми бугорками, проплешины полян – могучими скалами, укрывавшими поросшими вереском расселины в которых тонули водопады. Наконец, они достигли лугов, все чаще взбираясь на цветистые плато, плавно переходившие в ущелья. Пару раз им встречались расселины настолько полные водой, что потоки их текли, куда то очень-очень далеко. Но Адор знал, что эти горные речки никогда не попадали на равнину, а обрывались в небольшие озера, питавшие те самые луга.

К вечеру, когда солнце еще не скрылось, но сумерки уже давали о себе знать алым маревом с востока, они достигли небольшой пещеры.

- Заночуем здесь, - Адор поднатужился и немного отодвинул камень, закрывавший узкий лаз. – Еще мой прадед, когда нашел эту пещерку, сразу поставил здесь камень.

Некромант кивнул.

- Хорошее местечко. Ты, верно, прячешь здесь свои пожитки?

- Ни за что! Кое-какойхлам, правда, здесь имеется. Но ничего кроме. Опасно что-то оставлять на этой стороне хребта.

- Понятно, - некромант пролез вслед за Адором и вскоре оказался в полной темноте.

- Держи светильник, - окликнул его проводник, всучив нечто круглое. Тот взял. Осторожно Адор нащупал фитиль и зажег.

- Ну вот, можем располагаться. Когда я иду на ту сторону всегда беру с собой смену для ночевки, так что нам этого хватит. Встанем рано утром, по заре. И двинемся, а пока – можем отдохнуть.

- Пещера вглубь шагов сто, не больше. Но тут два коридора, - продолжил Адор. – когда они прошли ровно пятнадцать шагов. - Тот, что поменьше – ведет к главному залу, а что побольше – тупик. Здесь обычно, как это – отхожее место.

- Понятно.

- А там есть что-то между окном и дымоходом и потолок в три роста.

- А мыши? Обычно в таких пещерах любят селиться летучие мыши, - спросил некромант.

- На этот случай к потолку привязана одна сушеная травка.

- Понятно! – громче сказал некромант, и послышалось небольшое эхо, как в колодце.

- Чувствуешь?.. Вот теперь пришли, - Адор зажег еще несколько светильников.

- Когда я иду сюда, то обычно останавливаюсь на целый день, - сообщил он, управившись с зажиганием. - Чищу сток и отверстие, откуда падает вода для питья. Правда здесь она противно воняет сперва, так что приходится кипятить. Но завтра поутру мы напьемся самой вкусной воды! Ты никогда такой не пробовал! - последнюю фразу он произнес торжественно и загадочно.

- Почему? – недоуменно спросил некромант.

- В часе ходьбы, как раз по дороге к перевалу, есть источник с очень вкусной водой, - Адор улыбнулся. - Мы называем ее Обманная радость. Потому что если не знать, что впереди – перевал, а позади степь, то можно подумать, что уже пришел в долину.

- Хм, любопытно.

- Еще бы! Ну а за источником рукой подать до перевала! А там дорога двоиться. Если идти дальше – наткнешься на старый тудрусский кордон. Северная стража называется. Выше его по Бакрону ничего уже нет. Вот мы и пойдем северней. Эту то дорогу точно никто не знает. Она ведет мимо самого сердца Южного Бакрона. Дальше уже Лависет…

Он развалился на шкурах, блаженно снимая с себя сапоги.

 Здесь вот одёжа, - Адор указал на большой ларь, смахивающий на сундук степняков, - мы ёё оденем, когда пойдем через перевал.

- Что, так холодно? – серьезно спросил некромант.

- Не то слово! – воскликнул проводник. - Сейчас лето, и мы еще успеем перейти вполне сносно. Но там дуют постоянные ветры, дуют бешено, аж до костей пробирает. Так что только шкуры и спасают. И жир. О том, как мои предки открыли Врата всех ветров, даже легенда бытует. Из поколения в поколения переходит.

- Ну-ка, расскажи? - с живым любопытством попросил некромант.

- Да ну. Бабьи сказки.

- Да нет же, нет! Интересно.

- Вот вначале поедим, а потом уж и на сытый желудок, да на хорошую дрему, что бы так сказать, сладко спалось…

- Что ж, убедил.

Они приготовили снедь и поели. Затем Адор открыл ларь со шкурами и примерил на спутнике: где надо подсобрал, где надо увеличил. Соорудил капюшон и сладил нарукавники и что-то вроде унт.

- Особо лицо надо беречь, - заметил проводник. – У меня для этого особый утеплитель имеется, завтра намотаем.

По подсчету Адору уже близилась полночь, когда они улеглись.

- А кстати, как ты узнаешь о приближении утра? – спросил некромант.

- Хм, усмехнулся Адор, - у меня тут свой секрет имеется.

- Ладно, - согласился некромант, - держи свое при себе. Только теперь поведай мне ту историю.

- Какую?

- Ну-ну, не увиливай!

- А-а, предание о Рус-ди-Лиспирис?

- Да.

- Что ж, изволь, - рассказчик поудобнее лег и начал. – Дел моего деда знал, а то уж и мне передал. Жил в нашем роду проводник, звали его Анар. Этот Анар был младшим сыном, а потому к семейному ремеслу оказался почти необучен, как на род надвинулась беда. В то время с запада пришли к нам люди-чудовища. Они превратили в рабов жителей низин, а вольных горцев, к которым принадлежал и наш род, сходу поработить не смогли. Тогда они выстроили огромную черную колдовскую крепость и назвали ее Домом Теней. Оттуда каждый раз налетали тени, и уносили с собой жителей гор. И говорят, обращали их в таких же рабов, а то и еще хуже. Людей становилось все меньше и меньше пока горцы не сдались. Но люди-чудовища, памятуя о прошлых боях, не стали обращать всех в рабство, а наложили на покоренных страшную дань – приносить в жертву теням своих младших сыновей по жребию.

Настал год, и жребий выпал на Анара. Отец приготовил сына к тяжелому расставанию и увел подальше в горы, на пики, куда прилетали чудовищные тени. Он исполнил все, как требовали те, но в последний миг, сердце отца не выдержало страшного томления.

«Иди, сын мой, беги отсюда и не оборачивайся. Живи и радуйся!» - так сказал он и погнал мальчика прочь. Тот не смел, ослушаться воли отца, хотя и знал, к чему это приведет, и побежал. Но едва он пересек жертвенную черту, как услышал дикое завывание и свист, как будто тысячи свистунов, зажав зубами пальцы, свистели ему прямо в ухо. Но меж воя чудовища мальчик услышал предсмертный крик отца и в последний миг обернулся. Тот час чудище увидело его и погналось вослед. Мальчик, сломя голову бежал, бежал уже не оглядываясь, бежал, слыша за собой все то же завывание и свист. Тень настигала Анара и уже почти настигла, когда внезапно, что-то заставило ее остановиться.

И тогда мальчик вновь услышал тот пронзительный свист. Но чудище уже не выло, и свистело оно так, что Анару показалось, что тень испугалась. Тогда мальчик остановился снова и увидел перед собой деву в серебряных, сверкающих одеждах. Лик этой девы был прекрасен и бел, как горная вершина. Дева молча стояла и смотрела на что-то, находящееся за мальчиком. И какой то голос внутри него сказал:

«Иди, не бойся. Если не убоишься пути, то куда бы ни шел ты, и весь род твой, пройдете, и откроете. И неверным укажете верный путь, а верным откроете все врата»

Так сказал голос. И предок мой Анар пошел, и вслед ему послышался плач, словно плакал младенец. Долго шел Анар, и многое вынес он в том пути пока не вышел, наконец, туда, куда мы завтра попадем.

И тем путем идут вслед за ним все его потомки, и я последний из них тем путем иду тоже. Так-то.

Воцарилось молчание.

- Такая вот легенда о Рус-ди-Лиспирис! - сказал, наконец, Адор, зевая.

- Красивая легенда, - тихо молвил некромант. – Знаешь, что я тебе скажу, проводник? А ведь многие предания гораздо правдивей всяких там летописей и толков. Как знать, может, и я был…

- Что? – снова зевнул Адор. Последнего слова спутника он явно не услышал.

- Да нет… - поспешно ответил тот. – Я просто к тому, что такие тени и в правду встречались в древности. Только вот память у них своеобразная.

- Это как?

- Ну, как сказать… Да, впрочем, - он явно не хотел договаривать. – Просто… Сдается мне, что я то, что ты поведал, уже знаю, только так, сказать, из другого источника.

- Ну, может быть. На то оно и предание.

- Да, да. Все может быть, может быть, может быть…

 

 

 

 

Часть 2. Врата отворяющий

 

Sine ira et studio

 

 

Пролог

 

Молочный луч солнца коснулся век проводника, а в следующее мгновенье он вскочил и направился к умывальне. Утро действительно пришло с первым бледным, еле пробившимся сквозь горный туман лучом, который одинокой струйкой пролился на Адора.

- Пора вставать! – умывшись, он осторожно, но настойчиво тронул спутника за плечо. Тот немедленно встал.

- Уже утро? – спросил некромант, хлопая ресницами и зевая.

- Да, - кивнул Адор. – Сейчас поедим, а потом оденемся и выступим.

- В шкуры сразу одеваться будем?

- Да, когда минуем скалу у источника, за ней уже лежит снег. Нам надо быть очень осторожным. Туман в горах – самый гибельный после лавины. А сейчас его время. За лето, конечно, мало, что могло измениться, но мало ли что?

- Ты прав, - кивнул некромант. – Осторожность не помешает. А когда мы достигнем перевала.

- Если повезет – после полудня. К вечеру точно будем уже на той стороне. Сам проход невелик. Часа за два осилим. – Адор покачал головой и вздохнул. – Но лучше бы мы прошли еще столько же, сколько уже прошли, чем эти два часа.

- Что, так паршиво? – кисло скривился некромант.

- Сам увидишь.

Они вышли, и тот час погрузились в сплошное молоко. Адор попридержал некроманта. Отдав ему свой посох, он запер пещеру, а затем взял бечевку и протянул один конец спутнику.

- Возьми, но ни к чему не привязывай, - предупредил он, забирая посох. – Все время держи в руке.

- Хорошо.

Они выступили.

- Смотри под ноги и вопросы не задавай, а на мои вопросы сразу же отвечай желательно громко, – продолжил наставлять Адор.

- Понял! – послышалось из-за сплошной белой пелены тумана.

Прошли немного. Впереди смутно показались темные очертания. Скалы одно за одной расступались, уводя путников все выше и выше. Наконец туман потихоньку начал рассеиваться, хотя видимость по-прежнему оставляла желать лучшего. Но Адор, когда в очередной раз обернулся, отчетливо увидел шедшего за ним некроманта. Вскоре среди скал показались первый проплешины сбитого в валуны потемневшего снега. Кое-где снег лежал прямо на ярко-зеленой траве, а где-то покрывал шапкой всю скалу, оставшуюся в тени своей соседки.

На одном из зеленых ковриков Адор остановился и огляделся.

- Если пойдем налево – спустимся к Хирклирэ. До него часа четыре идти. А нам нужно брать правей. Там тоже будет небольшой спуск, к роднику. А за ним – вечные снега.

- А туман?

- А что туман?! Если наверху хорошая погода, скоро рассеется совсем. Но к роднику мы подойдем еще в тумане, - предупредил Адор и стукнул посохом по ближайшему обледеневшему снежному кому. Тот даже не шелохнулся. Проводник усмехнулся и продолжил подъем. Пройдя еще с десяток скал, путники приблизились к подножию ледяной шапки, нависавшей над сплошной грядой. Здесь едва заметная по особым приметам тропа резко сходила вниз к небольшому углублению. Адор спустился, увлекая некроманта за собой. Под скалой тихо журчал ключ. Адор извлек из сумы легкую деревянную кружку и наполнил ее водой, затем протянул кружку спутнику.

- Пей осторожно, мелкими глотками. А то горло обожжешь»! - предупредил проводник.

Некромант так и сделал. А затем долго наслаждался сладковато-металлическим привкусом жгучей воды, превращающей горло в растрескавшийся кристалл. Напившись, некромант протянул кружку Адору. Тот сделал небольшой глоток и осторожно выпил до дна. Затем протянул флягу и аккуратно наполнил ее водой из ключа.

- Здесь где-то есть серебросодержащая жила, - уверенно предположил некромант.

- Наверное, - пожал плечами Адор и прицепил флягу к поясу. - Ну что, пошли?

- Да, конечно.

Они продолжили спуск, но когда скала кончилась, вновь начали восхождения вдоль нее. С другой стороны тропы постепенно образовывалась пропасть, так что путники поневоле замедлили шаг. Скоро они оставили страшное место, углубившись в расщелину между скал. Но, выйдя на другую сторону, они попали в очередной каньон. Правда, здесь уже не было тумана, зато вставшее в полную силу солнце, отражаясь в снежных шапках, слепило глаза. Привычный к опасной игре солнца, Адор косился на спутника. Но тот не подавал повода к беспокойству, даже тогда, когда они, пройдя эту вторую расселину, оказались почти на ладони у светила. Кругом куда не кинь, высились сплошные белые пики.

Бакрон величаво показывал путникам свое могущество и стать. Полоса тумана под ними скрыла подножия и пропасти, так что только сверкающие на солнце бело-голубые вершины поднимались все выше и выше к небу, подпирая его, а кое-где, казалось, нанизывая на себя…

 

1

 

- А где Адор? – тревожно спросила Риворнэ. – Он столько времени назад уже ушел…

- Да что ты за него трясёшься вся?! - всплеснула руками Басья. Она вышла вслед за Риворнэ из палатки. - Мужик сильный, самостоятельный. Он ведь допрежь уже уходил. И так же внезапно. Глядишь, в Рихоне повстречаем.

Женщина улыбнулась, заставив Риворнэ смутиться. Но та, по крайней мере, внешне не подала виду. Еще чего – краснеть перед деревенской бабой. Риворнэ всегда стремилась подчеркнуть свое отличие от окружающих. Поведение, жесты, слова… Все, что могло хоть как то выдать в ней какую-то общность с другой жизнью Риворнэ в которой маленькой девочкой она была такой же, как и все…

Резкая перемена, как и желание, стать жрицей Ниса произошли с ней после того случая.

«Нет! Не вспоминать! Об этом нельзя вспоминать. Ни за что!!!»

Некоторое время она стояла, как завороженная. Но в следующий миг глаза девушки просияли. Она увидела того, о ком так тревожилась.

Адор шел прямо в ее сторону.

- Что смотришь, - весело сказал он.

Риворнэ встрепенулась и вспыхнула.

- Ничего? - с дерзостью постаралась сказать она. Но что-то заставило девушку сдержаться. - В общем, я тут действительно кое-кого выглядывала. И этот кто-то мог бы не убегать постоянно… Ой!

Она испуганно посмотрела на него.

- Ну, то есть…

- Не надо ничего говорить, - сказал он с усмешкой, - ты просто волнуешься, как будет там, в Рихоне, ну и все такое…

- И совсем я не волнуюсь, вот еще, - фыркнула Риворнэ. - Долго мне еще тут стоять?!

- Так я и не держу, - ответил Адор. Все-таки ему удалось вогнать Риворнэ в краску. Девушка прикрыла лицо рукой, отвернулась и побежала в противоположную сторону. Ах, если бы она знала, чем заняты в тот миг мысли Адора?!

На следующий день все вновь собрались продолжить праздничный путь. До Дня Ниса оставалось меньше декады. И на следующих юсках ничего нового не произошло. Казалось уже нереальным то, что было совсем недавно. Адор находился неотрывно рядом, и тем Риворнэ успокоилась. Но вместе с приближением к Рихону, в сердце девушки потихоньку разгоралась иная тревога. Ей уже не казалась столь вероятной возможность посвятительства. Она все больше с нежностью смотрела на своего столь угрюмого в недавнем прошлом спутника, который, по одной ему ведомой причине вдруг стал иным.

Куда-то подевалась угрюмость и отстраненность от происходящего. На последнем юске они даже повторили тему «ложного похищения», чем вызвали большой восторг и помогли своему лагерю разговеться дополнительными дарами. И Адор был весел и бесконечно нежен с Риворнэ.

Лишь раз взор Риворнэ омрачила невеселая картина, которая напомнила ей выезд из Тудруса. На очередном большаке они встретили верховых степняков, конвоировавших какой-то обоз. В одном из них Риворнэ узнала того наглеца, который подходил набрать воды в колодце. Похоже, и тот ее узнал и так же нагло осклабился, как в тот раз. Так же Риворнэ отвернулась. Степняк засмеялся, пришпорил коня, на котором, чувствовал себе смелее, чем на земле. И поковылял вслед обозу.

Риворнэ мотнула головой, словно желая отмахнуть от себя неприятное то ли предчувствие, то ли ощущение.

- Ты идешь? - вдруг спросила ее Ольвия, ухватив за руку. За время шествия они стали почти подругами. По крайней мере, так считала сама Ольвия. Риворнэ не возражала. Сейчас она даже не заметила, как остановилась, а потому инстинктивно одернула руку.

- Ты чего?!

- Ой, извини, так, неприятное воспоминание. Правда, прости! - Риворнэ виновато улыбнулась.

- Да ладно, пошли! А то потеряемся, - весело сказала Ольвия, и вновь взяв девушку за руку, увлекла за собой.

На горизонте уже показались сверкающие вершины Западного отрога. Сплошная равнина понемногу стала превращаться в холмистое нагорье. Но придорожных поселений не становилось меньше. Однако здесь, на холмах они были не такими, как в низине, или на востоке Долины. Дома выглядели какими-то убогими, а жители – безрадостными и дикими.

Зелень – единственное, что украшало этот унылый пейзаж. Зелень и горы. Все остальное в суматохе шествия другие люди видно старались не замечать. Но Риворнэ с той второй встречи с наглым кочевником беспокоила смутная тревога. Она все чаще с тоской смотрела на восток. А последней ночью, перед тем, как рихонские стены показались вдали, ей приснился странный сон.

Риворнэ снилось, как она проводит детство в Тудрусе, у своей родни. И ей снились тудрусские ворота, но не те, из которых вышел поезд, а другие, на противоположной стене в конце расщелины, ведущей к перевалу. Ровно тысяча шагов отделяло крепость, на перевале от этих ворот тысяча шагов вверх. Когда-то этот путь не вмещал всех желающих, и потому у крепости толпилось множество повозок и тьма людей. По ту сторону перевала некогда процветало самое большое торжище в прежнем мире.

Тысячу шагов вверх шла маленькая Риворнэ по этому узкому, прямому пути в своем сне. Позже залитый лунным светом, этот путь показался Риворнэ каким то странным, не из здешнего мира, но тогда, во сне она смело шла по нему. Хотя путь ей то и дело преграждали рваные, подвывающие тени. Она слышала их завывания и видела, как с каждым ее шагом тени то исчезали, то появлялись вновь над нею под ней, рядом, везде… Тени словно танцевали какой-то неистовый танец, то пускались в пляс, а то кружились в вихре.

Они что-то шептали Риворнэ, но та не могла понять их завывания, хотя слова были знакомы:

«Тоу со осмин ре Прэдируя! Тоу со осмин ре Прэдируя! Тоу со осмин!..»

Она где-то уже слышала эти слова. И во сне она пыталась вспомнить, где именно, словно от того, узнает ли она их смысл, зависело, что-то очень важное, что-то такое, что если вспомнишь, то немедленно очутишься, где-то очень далеко, подальше отсюда. Ведь чем ближе к вратам крепости подходила девочка, тем сильнее и страшнее становилось завывание. Вскоре оно смешалось с пронзительным свистом, а тени уже не кружили, они бесновались и хаотично вращались вокруг девочки. И в центре этого вращения был серебристый путь – тоненькая ниточка, ведущая к Вратам. Наконец свист стал невыносимым, а тени превратились в лица, но без определенных черт, только пылающие красно-желтым цветом глаза и темные провалы ртов на белых, покрытых какими-то рунами, словно шрамами лицах. Они, то приближались, словно вспыхивали из тьмы, а то так же внезапно удалялись, и все повторялось вновь. Стало трудно дышать, вихрь сбивал с ног, но девочка шла и шла по лунной дорожке, до тех пор, пока…

Вдруг яркий свет ослепил Риворнэ. На миг в нем она различила строгие очертания Врат, распахнутых настежь. Свет лучился из входа. Наконец, не выдержав потоков света, уже сама Риворнэ, а не маленькая девочка, она опустила глаза. Прямо перед ее левой ногой, на расстоянии шага темнел след, будто кто-то твердой поступью вдавил и отпечатал свой сапог. Наконец в потоке света исчез и этот след, и, казалось все вокруг. Даже тени. Их вой стих. Свет стал нестерпим…

Риворнэ проснулась. В небольшой проем точно на ее лицо падал утренний солнечный луч. Она часто заморгала. Что бы хоть как-то приободриться Риворнэ резко встала со складной кровати, сделанной из легкого дерева, росшего в Зисте. Она оделась и вышла из палатки. Еще не утро, но предутрие, встретило ее. И привычная суета кругом не вошла еще в свою колею.

Она проворно выполнила обычные утренние дела, и, поскольку лагерь еще не думал подниматься, решила подождать других женщин в трапезной палатке. Лагерем – претом – называлось собрание десяти родов, каждый из которых на празднество должен был послать двух представителей, мужчину и женщину. Но, помимо этого каждый род вез с собой в колеснице, какую-то часть прет: палатки для мужской и женской половин, походную кухню, изгородь для загона волов и иных жертв, жерди к палаткам, палатку для трапез и складные столы, лавки и кровати. Адор и Риворнэ как раз и везли с собой трапезную палатку. Так что в обязанность девушки вменялось подготовить ее к сборке.

Зайдя в трапезную, Риворнэ едва ли не столкнулась нос к носу с Адором, которому, видимо, также не спалось.

- С добром от зари, - поприветствовалась девушка.

Адор сидел у самого входа. Он, поднял голову и улыбнулся:

- И тебе с добром. Как спалось?

- Хорошо, - соврала Риворнэ. - А ты, вижу, и не спал совсем.

- Почти что так, - закивал головой следопыт. – Пытался уснуть, да что-то сон не берет. Волнительно как-то, знаешь.

Девушка хмыкнула.

- Отчего?

- Ну, так, знаешь, что-то неопределенное, - проводник улыбнулся и неопределённо повёл пальцем. - Просто, замотался я в последнее время. Вот и бессонницу накликал… Говорят, те кто много попусту суетится, те и спят, неспокойно. В суете.

- А скоро сбор?

- Да вот-вот должна труба возвестить. Ты прибраться пришла?

- Да.

- Хорошо, тогда я мигом, соберу вещи, - он встал и быстро вышел из палатки, как-то по-звериному прошмыгнув мимо Риворнэ. Больше она его в то утро не видела.

 

Ближе к полудню шествие достигло предместий Рихона. Дома здесь в основном ухоженные, выкрашенные в голубое или побеленные и бело-голубые же заставы. На холме, называемом Агифлен, всю округу обозревала высоченная и такая же полосатая сторожевая башня. С нее начинались «приветственные поля» - места для народа, вышедшего встречать праздничное шествие.

Чего и кого здесь только не было!

Изобилие снеди разложили на длиннющие столы по обеим сторонам тракта. В идущих бросали венки и ветки растущих только здесь, на западе Долины, золотистых кленов. Столпотворение в Рихоне было даже большим, чем в Парихинтане. Или, возможно, это казалось, ведь город в такие времена увеличивался вдвое.

Наконец-то Риворнэ увидела первые дома. Как ни странно, но то, что неискушенный путник принимал за стены, на самом деле были именно дома. Но издали эти дома и вправду напоминали городские стены, так как высились в пять, а то и более ростов.

Когда вошли уже в город, то ряды вынуждены были разделиться. Первый обоз традиционно шел по центральной улице, жители юга – свернули направо, затем направо свернули жители центральных селений. Парихинтанцы и те, кто пришли с запада, - повернули налево. Не доходя до площади, шествие встало. Впереди показались собственно рихонские ряды и немногочисленные жители северных селений.

Ровно в полдень шествие к Храму Велеречивого Ниса должно было продолжиться. А пока всем дали несколько минут отдохнуть и переодеться. Риворнэ никогда не была на пощаде перед храмом. Но и Багряную площадь, и сам величественный Храм Ниса она хорошо себе представляла. Девушка много раз видела их на картинах в тудрусской школе и книгах, что читала там же. Площадь располагалась внутри чуть вытянутого по краям прямоугольника, в центре которого стоял храм. По краям прямоугольника с одной стороны находилась крепость, названная в честь древнего императора, отстроившего ее – Дихтэкрон. С другой стороны – ратуша и магистрат. Храм окружали сады, названные в честь четырех спутников Ниса: великана Катикара, хитреца Сулакка, пьяницу Пэнэфа и той, которую не принято называть.

Сам храм состоял из огромной насыпи валунов и щебня. С восточной стороны к небольшому крытому портику на вершине вела сужающаяся лестница. Внутри портика, обвивая четыре столба, росла виноградная лоза – ипостась Ниса. Среди этой лозы, как говорили, помещался ларь с тремя дарами Велеречивого бога: лопатой для возделывания земли, чашей, в которую первый человек сцедил виноградный сок, и мешочка с виноградными косточками. Первая такая косточка и стала прародительницей всех виноградных садов во всех Домах Дэи.

Эти три бесценные вещи рисовались на стягах, знаменах, полотнищах, плащах, стенах домов. Группой или поодиночке, знаками и в живописных подробностях. Потому, когда кто-то брался за лопату, пил из чаши, или возделывал виноградную лозу – памятовали об этих трех предметах, положенных в заповедный ларь, стоявший в виноградных зарослях на вершине холма в центре Рихона – города Ниса. Так было не всегда, и до Рихона этот ларь проделал долгий и опасный путь, о чем записано во многих повествованиях.

Наконец загомонившее и расстроенное шествие вновь умолкло, выстроившись в ряды. Голос труб возвестил о начале Праздника. Когда старшины прочли молитву, ряды празднующих заколыхались в такт раздуваемым знаменам и двинулись вперед. Мужчины в голубых накидках и белых хламидах несли в распростертых руках виноградную гроздь и список тех жертв и треб, что полагалось возложить на стол приложений. Во время подготовки в колонну пришли служители Ниса и увели колесницы с приношением. Все остальное оставлялось здесь.

Женщины в белых платьях с серебристыми кисточками на концах и голубых покрывалах с теми же кисточками пели песни, танцевали. Они держали в правой руке чашу, а в левой – печать рода, извлеченную по такому случаю из родового святилища. Мужчины и женщины шли в отдельных рядах, а между ними шествовали непосвященные служители и служительницы, а так же полужрицы, в обязанность которых входило направлять колонну и следить за порядком.

Наконец ряд, где шествовала Риворнэ, вышел на Фейфу. Солнце недавно вошло в зенит, а потому все вокруг сияло: и правильный ряд фонтанов, и рощи садов и толпы зевак, пришедших отовсюду. Светило играло в знаменах и стягах, и казалось, они пылали ярким бело-голубым пламенем.

Вскоре настал черед приношений. Обряд приношений, собственно то, ради чего и устраивалось шествие, длился несколько часов до заката. Все жертвы занимали свое место у длинных столов предложений, находившихся с восточной стороны. Все людские грехи и чаянья, мольбы и радости помещались на этих столах. Но самым главным здесь были отнюдь не они. В центре столов, туда, куда женщинам входить строго запрещалось, стоял голубой помост. Восходившие на него мужчины протягивали верховной жрице свитки и меняли виноградную гроздь на причастие Ниса, в это время женщина, представлявшая Матерь рода, выкрикивала имя рода, и поднимала вверх святилищную печать, затем она передавала жрице чашу, в которую та наливала питье Ниса. В это время мужчина сходил с помоста, и они одновременно причащались из одной этой чаши священным питьем. И троекратным целованием, символизировавшим брак Ниса с его невестой, скрепляли родовую требу.

- Анарт! - наконец-то закричала Риворнэ, подбрасывая вверх печать, и повернулась к народу.

- Анарт! Анарт!.. - заголосила в ответ площадь.

- Дары приношения рода Анарт наполнили чашу причастия до краев! – возгласила жрица. Это означало высшую похвалу и давало роду надежду на то, что все просимое исполнится. Ни один их родич за все это время не запятнал себя никакими преступлениями. Род выполнил все обеты и отдал все, что был кому-то должен. Род устоял и увеличился, что принималось за знак особой милости, а, следовательно, и благоволения. Немногие роды могли бы похвастать таким. Но ведь род Анартов и не хвастал. Он просто получил заслуженное.

После слов жрицы имя рода еще долго продолжали выкрикивать окружающие. Риворнэ, опершись на Адора, шла счастливой и пьяной. От количества залпом выпитого из глаз потекли слезы. Чаша оказалась велика для девушки. Адор снисходительно поддерживал ее, чтобы она еще и не упала. Обряд, ради которого столько шли, нужно было довести до конца.

Поэтому они прошли через всю площадь на западную сторону, что бы увидеть, как сжигаются их требы. Только тогда им следовало уходить, поскольку обряд считался исполненным.

Пройдя положенный путь, Адор и Риворнэ остановились:

- Ты что-нибудь, видишь? - спросила она.

- Да. Сейчас будут возносить наши требы, - он поднял голову. - Смотри! Помощник вытащил наш флаг.

- Да, да, кажется, вижу, - девушка устало оперлась на его плечо.

- Вот! Они… Да, зажгли!!! Анарт!!! - гаркнул Адор, тряся Риворнэ. Они зажгли ее!

- Анарт! - широко улыбаясь, молвила девушка. Что бы там ни было впереди, она была счастлива от того, что стоит с этим отвратительным слепцом, гадким, противным и таким родным. В этот миг Риворнэ поняла, что суровый проводник ей небезразличен. И от этого осознания на душе стало как-то не по себе, словно девушка с головой окунулась в нечто светлое, но незнакомое, а потому пугающее.

 

2

 

События разворачивались так стремительно, что Риворнэ поначалу отказывалась понимать: происходят ли они на самом деле, или все это – какой-то странный сон.

Сразу после того, как она и Адор покинули западный склон и присоединились к своему ряду, проводник словно растворился. Еще минуту назад он, что-то обсуждал со стариком Удином, а потом снова исчез. Многотысячная толпа, собравшаяся вокруг Фейфы, начала давить на строгие ряды шествовавших, словно штурмовала ее. И поначалу девушке показалось, что Адор просто был подхвачен очередной такой волной. Однако через некоторое время уже другие заботы легли на ее плечи.

Толпа действительно как-то очень странно себя вела. Все это происходило с северной стороны, у крепости. Дихтэкрон напротив, казался спокойным, его массивные, окованные железом с рунами-оберегами врата были заперты. Вначале Риворнэ подумала, что тому и должно быть, но вот она услышала недовольство находящейся рядом незнакомки:

- Знаешь, почему они так распоясались? - доверительно сообщила та. - Эти бездельники – зашибалы с рудников. Они всегда себя так ведут, по любому поводу, пьянь безмозглая. А сейчас тем более, ворота то заперты.

- Какие ворота? - не поняла девушка.

- Да Дихтэкрона, то. Вон – вишь, хоть створы бы распахнули, а решетку оставили. Такого ведь никогда не было, чтобы на День Ниса крепостные ворота запирать. Вот эта шелупонь и распоясалась.

Женщина презрительно отвернулась от толпы. В этот момент кто-то из галдящих выкрикнул странную фразу:

- Нидх эоклу одатлепириа! Це, нидх эоклу!

Слова звучали на языке Великих Первых, но как-то странно. Риворнэ показалось, что она уже слышала этот странный оттенок.

- Что он прокаркал? - спросила ее незнакомка.

- Не знаю, на языке Первых, но не очень-то и хорошо, - призналась Риворнэ.

- Да уж, быстрей бы повернули обратно, - вновь заворчала неожиданная товарка. - Там обычно поспокойней. Я в прошлый раз устроилась прямо в городе, на одной из южных улочек. Все-таки в предместьях не то…

Что-то знакомое мелькунуло в этой тетке, и Риворнэ, потеряв из виду спутников, инстинктивно поплелась за ней. Им удалось свернуть обратно к ратуше. Там и впрямь оказалось спокойней. Но женщина не пошла за остальным шествием, а свернула в проулок.

- Так быстрее, - объяснила она и выскочила из толпы в проем между домов. В нише проема Ривонэ увидела небольшую арку, до которой вели несколько ступенек. В конце арки путь преграждала калитка. Женщина уверенно распахнула калитку и быстро захлопнула ее за Риворнэ. Они прошли тихим двориком, которого по какой-то странности совершенно обошли ровным счетом все события, происходящие на площади. Хотя гул площади доходил и досюда, но здесь он скорее напоминал завывающий ветер.

Уже вечерело, когда, пробравшись через паутину дворов, больше похожую на лабиринт, они выскользнули из очередной арки и очутились в нескольких шагах от своей утренней остановки. Риворнэ растерялась. Похоже, здесь никого не было с утра.

- А где же все?! - услышала она собственный вопрос голосом изумленной женщины.

Повсюду валялись выпотрошенные колесницы и возы, некогда уложенные вещи превратились в груды тряпья, которые разметал ветер. Кое-где горели костерки из того, что некогда было, чьим-то имуществом. Ветер поднимал искры до самого неба…

Кстати, о небе. Оно как-то очень некстати заволоклось дождевыми тучами.

Резко похолодало. Риворнэ поежилась, когда очередной порыв ветра несильно, но болезненно дунул почти ей в лицо. Она оглянулась. Женщины нигде не был видно. Риворнэ даже не поняла, в какую сторону та ушла.

- Нидх эоклу одатлепириа! - услышала она резкое карканье справа. Девушка повернула голову в сторону площади в надежде, что кто-то все же появится оттуда. Но вместо этого она услышала вопль.

- О-о, нет, нет! - голос принадлежал той самой незнакомке, которая вдруг выскочила из-за пелены дыма и понеслась в сторону девушки.

- Беги! - крикнула она на ходу, но сама оступилась и, растянувшись на мостовой, охнула и сникла. Из-за дыма вслед за ней вышел человек и, как показалось Риворнэ как-то неправильно шагая, подошел к женщине. Риворнэ подумала вначале, что человек просто хочет помочь ей. Но тот непозволительно низко склонился над женщиной. И даже, как показалось Риворнэ, упал на нее. Вдруг, та очнулась и дико завизжала.

- О духи!!!! Помогите!!! Отстань от меня, тварь!!! - и, кажется, снова погрузилась в небытие.

Риворнэ стояла как вкопанная и смотрела на эту сцену, которая медленно стала сменяться второй. Постепенно из-за дымки выступали все новые и новые люди. Риворнэ могла бы даже поклясться, что знает некоторых из них. Ей стало тошно. Девушка сглотнула, но осталась стоять. Люди, что подходили к лежавшей, так же падали прямо на нее. Та, видимо, вновь очнулась. И очередной ее вопль вывел Риворнэ из транса.

Девушка посмотрела по сторонам. В этот миг на пространство между ней и теми, которым Риворнэ пока даже определения дать не могла, но точно не люди, выскочил дико орущий человек в черном балахоне и такой же черной маске, с факелом в одной руке и тонким мечом в другой. Он остановился рядом с навалившимися нелюдями и, дико расхохотался, поднимая факел вверх:

- Нидх эоклу одатлепириа! – прорычал он. - Нидх эоклу!

Затем кукловод медленно повернулся к Риворнэ, которая, буквально выжалась в стену. Он снял маску рукой с гизом и, посмотрев на нее, страшно улыбнулся. Курчавые волосы и бородка выдавали в нем южанина. Зистер поднял гиз в ее сторону и жестко, так, чтобы слышала девушка, произнес:

- Оканэ то суанэ.

Нелюди, словно обретя новую цель, медленно поднялись и так же неуклюже поволоклись в сторону, указанную гизом. Только сейчас Риворнэ увидела, что их лица окрашены кровью, а глаза приобрели болезненный серо-желтый оттенок. Девушка как зачарованная стояла и смотрела на медленно приближающуюся смерть, однако вдруг кто-то или что-то пребольно сжало ее правое запястье. Риворнэ моргнула и, словно выйдя из очередного транса, повернула голову вправо.

 

- Бежим! – бородатый человек в облачении стражника ратуши рванул ее за руку и увлек на противоположную сторону улицы в проем. За спиной девушка услышал дикий хохот зистера. Этот хохот в ушах Риворнэ не смолк даже тогда когда они пробежали несколько кварталов. Кое-где им встречались обезумевшие жители. Пару раз они наткнулись на мертваков, но бородатый стражник уверенно вел Риворнэ за собой, а те, как ни скалили свои вздувшиеся морды, только утробно мычали, глядя им вслед.

Они пробирались таким же лабиринтом домов, что и прежде, с той женщиной, пока не выбрались на какую-то загородную пустошь. Показалась возвышенность, кое-где прореженная кустарником. Она тянулась вдоль от края до края. Беглецы взобрались на холм, с середины которого начинался подлесок.

- Это древний вал, - впервые за все время их бегства заговорил стражник. Девушка кивнула.

Уже была ночь, не сумерки, а именно ночь. И в этой темноте Риворнэ обернулась и увидела зарево. Город горел. Но горел как-то урывками, не весь. Огнем были заняты в основном западные кварталы.

- Наши держат оборону в крепости и у храма, но ратуша, похоже, уже в их руках, - сообщил бородач. Он наконец остановился и отдышался.

- Ты, кто? - спросил он девушку.

- Риворнэ, - ответила та.

- Я не спрашиваю, как зовут, - сгрубил он, - а откуда ты?

Та неопределенно показала пальцем.

- С… востока.

- Из Тудруса, что ли?!

- Да, - выдохнула она.

- Понятно, - кивнул бородач. - Что ж, у меня к тебе две новости.

- Хорошая и плохая? - попыталась пошутить Риворнэ.

- О-о, шутишь? Значит, начнем с плохой, - улыбнулся стражник. - Те дэтьеры, которых омринант послал на тебя, не отстанут, если их раньше не остановить. Так что берегись. Поняла?!

- Да, - сглотнула Риворнэ.

- Хорошо. А теперь посмотри на этот лес, - стражник мотнул в сторону деревьев. - Это не лес, а зеленая лента. Она – двадцать шагов всего. Там, за ней – Ла-ди-Витор, юго-восточный форт. Там тебя примут. Запомни пароль «Дэ то арис». Скажешь, когда окликнут. Это – хорошая новость. Как войдешь, скажешь, что ты отмеченная. Если спросят, сколько дэтьеров, скажешь – шесть. Там было шесть дэтьеров, ведь так?

Риворнэ кивнула. Хотя она и не знала, сколько именно. Но сейчас спорить было бессмысленно.

- Ну что? Поняла?

Риворнэ вновь кивнула.

- Хорошо, а теперь – иди.

- А ты?

- Я пока не могу, - покачал головой стражник, - надо вывести семью. Они здесь, рядом. В трех домах от конца города. Так что скоро и я подойду. А теперь – иди.

- Да нет, ты-то кто?

- А это так важно? - впервые улыбнулся стражник. - Что ж, Риворнэ, меня зовут Беллинт.

- Доброй тебе дороги, Беллинт из Рихона.

- И тебе, Риворнэ из Тудруса... - он вновь улыбнулся, хотя в сумерках девушка этого не увидела, и хотел еще что-то сказать, но она перебила:

- Подожди. А как же наши?

- Ты о шествии, что ли? - вновь посерьезнел Беллинт.

- Да.

- Если они успели до начала мятежа, то твоих отвели по южной дороге в южный обоз. Там безопасно, но туда ты тоже попадешь только утром. А остальных заперли в крепости, а других, скорее всего, увели по восточной дороге. Но этого я точно не знаю. В любом случае – иди в форт, а остальное – потом.

Он вздохнул.

- Не задерживайся здесь! Беги! - вновь поторопил Беллинт. - Эти шестеро ждать не будут, пойми. Нам про такое рассказывали вчера… - он осекся. - Ну ладно! Я первый пойду, чтоб ты по-настоящему испугалась. Помогает!

Стражник сбежал с холма и углубился во дворы. Риворнэ осталась одна. Постояв нескорое время и прислушиваясь к городу, девушка не могла ни на что решиться. Наконец, подчиняясь словам стражника, она пошла в сторону форта.

Пройдя немного вдоль леса, она попыталась найти открытое место, которое казалось девушке самым безопасным.

- Нельзя задерживаться. Нельзя задерживаться, - твердила про себя Риворнэ. Наконец кустарники сплошной стеной преградили ей путь. Вначале девушка попыталась попросту обойти их. Но они спускались к городу, уходя, куда-то в темноту. Между тем, как со стороны леса показались огни. Риворнэ прислушалась. Огней становилось больше и больше. Они мелькали меж деревьев. Какой-то сладковатый и неприятных запах достиг носа Риворна. Она решила спрятаться в кустах. Едва девушка скрылась так, чтоб иметь возможность увидеть факельщиков, те вступили на пригорок.

 

3

 

- Зачем нам эти огни, Оминтал? – со степняцким акцентом крикнул первый вышедший из леса факельщик.

- Надо, узкоглазая задница! – грубый ответ послышался как бы издалека. Степняк ничего не ответил, лишь осветил кусты, дожидаясь других.

- Ну и что? Отыскал себе поживу, а, Серек? – вновь послышался голос грубияна.

- Какой же ты все-таки…

- Какой?!

Факел степняка дернулся.

- Но, но! Ты не плюйся, не плюйся. Тоже мне, нашел на кого плевать, узкоглазая задница! – угрожающе ответил тот, кого назвали Оминталом. – Эй, Арке-бей, успокой-ка своего недомерка!

- Сам успокаивай! – снова крикнули откуда-то сзади. – Ты же тут главный! Как говорят в этой паршивой долине: назвался бояркой – не говори, что виноград?

- Вы что, вновь взбучку получить захотели? – не унимался Оминтал.

- А ты бы потише вел себя, полукровка, а то ведь твоих начальничков, то тут нет! – заметил приблизившийся Арке-бей. – И ты, Серек, тоже не высовывайся. Огни нам нужны! Пусть все видят как нас много, хотя бы это и не так. Я прав, а, дэтьертир?

Последнюю фразу он сказал так, словно усмехаясь над последним.

- Да, - сквозь зубы ответил тот. – Ты все правильно понял, Арке-бей.

- Ну, вот и хорошо, - голос степняка слышался уже где-то внизу.

- Стой! – вдруг приказал Оминтал.

- Ну, чего еще, - ответил недовольно Арке-бей, но, по-видимому, остановился.

- Ни звука! – рявкнул некромант. Помолчав нескорое время, он сообщил:

- Я чувствую, здесь кто-то есть!..

- Ну, еще бы, - начал Арке.

- Ни звука! – снова скомандовал некромант. И вновь прислушался.

- Я ощущаю след! Да, след! Здесь кто-то есть, и за ним попятам идут живаки! Да! Их… пять! Нет, шесть или семь!.. Нет шесть! Точно, шесть… А ну-ка, посвети на кусты!

- Эй! Все светим на кусты! – отозвался Арке. Риворнэ поняла, что вот-вот и ее заметят. И лучше уж не думать, что будет тогда. Она вскочила и бросилась напролом через заросли.

- Хватай! – послышался сзади голос Арке-бея.

- Стой! Нет! Оставьте его, кому говорю! – завопил некромант.

Краем уха девушка услышала шуршание кустов за ней и поняла, что преследователи недалеко. Затем две или три стрелы прошили воздух рядом. А потом резкая боль сотрясла все тело, и, запинаясь, Риворнэ поняла, что падает…

 

Голоса опять послышались откуда-то издалека.

- Фу ты! Да это девка!..

- Дышит?..

- Да, но ты ее хорошо припечатал, Арке. До утра не дотянет.

- Как раз что будет перекусить тем шести.

- Думаешь, они придут за ней?

- Ну, если оставить ее так, не приканчивая, то придут…

- А хороша, из предгорья.

- Думаешь?

- Да, я много их повидал, эта – точно из предгорья. Жалко ее оставлять на поживу этим тварям.

- А мне – нет. К тому же, если они не поживятся этой падалью, то, чего доброго на нас напасть попробуют. А мне, знаешь ли, не очень хочется трепать магический запас ради твоей сраной жалости. Нет уж! Пусть дойдут до нее и сделают свое дело. Ведь так, Арке?

- Да, ты прав, дэтьертир. Пошли!

Куты зашевелились, освобождая путь преследователям. Арке-бей на ходу поднял одну их долетевших мимо стрел. Серек в последний раз покосился на жертву, плюнул, а в следующий миг кусты скрыли его.

 

Но всего этого Риворнэ не видела. Она видела лунную дорогу и теней, спустившихся к ней, и сверлящих ее своими огненными глазами. Одна из теней попыталась дотронуться до нее, но тотчас отскочила, визжа и завывая, как ошпаренная.

А потом она увидела Врата. Так же распахнутые и пустые, они излучали яркий свет. Но теперь уже совсем не нетерпимый. Напротив! Казалось, он струился подобно потоку, и эти струи сейчас достигали Риворнэ, оплетая ее и маня в распахнутые створы. Наконец, свет заполонил собой все пространство. Он был теперь везде. Теплый, лучистый свет, в котором Риворнэ плыла, как в воде. Волны света ласкали девушку и кружили ее, в каком то замысловатом танце.

Только одно смущало Риворнэ! Странная тонкая темная полоска, как луч, изливалась из нее, растворяясь в море света. Именно здесь, из истока, все болело и рвалось, словно нечто дикое и злобное пыталось выбраться наружу из самого чрева девушки. Боль прекращалась только тогда, когда очередная волна света разворачивала Риворнэ и та, продолжая кружение, погружалась в эту волну.

Но стоило девушке выплыть, как боль с еще большей силой давала о себе знать, тонким темным лучом извергаясь из ее тела. Стало тяжело дышать. Трупный запах заполонил все вокруг и вдруг из потоков света стали выползать серые крючковатые руки. Эти руки хватали Риворнэ, пытаясь добраться до темного луча. Затем показались, какие-то странные, уродливые лица. Словно маски в старой декорации! Лица не выражали ничего, но их уродство непроизвольно заставило девушку поморщиться. А затем, словно поднимаясь вверх, по горлу и дыхательному пути, нечто в ее теле с воплем выкарабкалось наружу, изливаясь потоками гноя и черной крови через нос, глаза и рот.

Тотчас маски набросились на эту страшную тварь и стали рвать ее руками и зубами. Все это стало настолько невыносимым и омерзительным, что девушка вскрикнула…

Свет тотчас исчез. Но врата по-прежнему сияли впереди. Риворнэ обернулась и увидела, что те же врата захлопнулись за ней. В их створах отразился причудливый образ. Словно живой, но мертвенно-бледный, какой бывает на старинных серебряных зеркалах, рассеянный и мутноватый. Этот образ улыбался таинственно, но в то же время, как бы приветствуя Риворнэ. На нее смотрела и улыбалась женщина в серебристых одеяниях.

- Кто бы ты ни была, помоги мне!!! Слышишь?! Помоги!!! – крикнула Риворнэ, но образ лишь улыбался, удаляясь и исчезая в заслонившем его потоке.

Тогда Риворнэ обернулась, но стоило ей это сделать, как вот они – распахнутые Врата, словно ждали, когда девушка выйдет из них. И Риворнэ сделала этот шаг. Но не потому, что хотела выйти, а потому, что вновь, как в прежнем сне увидела след. Такой же след. Только от другой ноги. И только теперь след ярко светил, маня за собой.

Риворнэ вышла из Врат…

 

И очнулась посреди зарослей. Необычайная тишина встретила ее, лежавшую посреди обломанных и сваленных кустов. Ни ветра и шороха. Рядом с ней лежали шесть тел, которые так и не смоли приблизиться к девушке, словно чья-то властная воля единым порывом отшвырнула их в последний миг от Риворнэ. Шесть мертвенно-бледных тел: двое мужчин, три женщины и ребенок. Мальчик. Волной он был пригвожден к торчавшему обломку серого ствола.

Было почему-то светло. Но не от зарева полыхающего города и не от огней, где-то очень близко. И даже не от луны, чей серп еле проглядывал сквозь мрачные тучи. Просто светло. Риворнэ не могла понять, откуда идет этот свет, но, словно в продолжение сна, он струился, изливаясь отовсюду. Однако свечение не было долгим. Свет тускнел медленно, но тускнел, погружая в тень предметы один за другим.

Наконец, совсем стемнело. Риворнэ встала и осмотрелась. Пока струился свет, она сидела в оцепенении, а теперь медленно, медленно почти проползая сквозь колкие заросли, она покинула страшное место.

Она шла, уже не разбирая дороги и особо не прислушиваясь к шумам и голосам, изредка услышанным ею. Наконец она вышла к знакомому дому. Лабиринт улиц и дворов готов был вновь принять девушку. И первый порыв толкал туда. Риворнэ вошла в старый темный двор, тремя рядами домов смотревший на нее безжизненными глазницами окон. Ряды лестниц, которые вели вверх, на этажи, сплошь устланные или завешанные коврами и циновками. Кроме верхнего этажа – здесь к перилам балконов привешивались бельевые веревки, на которых, кроме белья, были подвешены знаменитые рихонские сушения.

В темноте вся эта мешанина казалось хитроумной паутиной-ловушкой. Девушке даже показалось, что сейчас откуда-то прыгнет, затаившийся в своем логове, огромный паук и растерзает ее. Мрачная тишина давила, Риворнэ стало холодно. Поежившись, она подошла к началу крыльца. Здесь, опрокинувшись головой вниз, на нее посмотрела широко раскрытыми мертвыми глазами молодая женщина. Небольшой куль валялся рядом, перед крыльцом, и Риворнэ не заметила бы его, если бы не наступила. Отпрянув, она прижалась к решетчатой ограде и так стояла некоторое время, не в силах больше сделать ни шагу и все время, глядя на этот куль, который мертвая, скорее всего, выпустила из той руки, что в указующем жесте сейчас была откинута и показывала на куль.

Тяжелая усталость свалилась на Риворнэ, пригибая к земле. За этот вечер и последовавшую ночь она, казалось, насмотрелась на все. Не так давно сама Риворнэ была на волосок от смерти, и даже сейчас не могла бы определить, и внятно сказать, что же с ней в тех зарослях произошло. Она тихо, почти беззвучно, заплакала. Ей не хватала сил на всхлипывания и вздохи, и слезы просто и беззвучно текли по ее щекам, оставляя бороздки, которые во тьме были совершенно не видны, но все же они были, эти самые бороздки, щекотавшие переносицу и зевки. Сколько времени прошло, Риворнэ не смогла бы сказать наверняка, как и то, сколько времени она сюда добиралась с тех злосчастных зарослей. Память, цепляющаяся за какие-то обрывки, ничем не могла помочь, а только мешала сосредоточиться и ответить на единственный, по настоящему важный вопрос: что ей делать дальше?!

Наконец Риворнэ резко встала. Почти машинально она подобрала лежавший перед ней куль и вышла из двора. Тотчас девушку окатила волна пронизывающего холодного ветра. Калитка, что до этого была кем-то выбита и свисала сейчас на одной петле, со скрипом захлопнулась за девушкой, оставляя ее вовне.

«Что делать дальше?!» - снова задала про себя вопрос Риворнэ. Идти в сторону форта ей точно не хотелось. Ветер, однако, очень быстро принял решение за нее. Девушке стало невыносимо холодно, и ноги сами понесли ее в южную сторону, вдоль темнеющей ленты.

Внезапно небо осветила вспыхнувшая зарница. Вскоре за спиной Риворнэ услышала раскаты грома, еще довольно далекого, но не предвещавшего ничего хорошего. Девушка побежала прочь, в неизвестность, пугающую, отчего то меньше, чем то, что она уже знала.

 

4

 

Держась, все время рядом с лесной полосой, Риворнэ добралась, наконец, до одинокой сторожки. Еще издали, в свете раскатов, она заметила прислонившегося к дверям стражника. И, подойдя ближе, увидела то, о чем догадалась ранее. Стражник был мертв, его собственная алебарда пришила беднягу к двери.

Девушка с утра ничего не ела и сейчас была измождена страхом и усталостью, но остаться, значит подвергаться опасности. Она осторожно вошла в сторожку и осмотрелась в ней. Найдя мешок, по-видимому, принадлежащий сторожу, Риворнэ открыла его и вытащила еще недоеденную снедь: пол ковриги ржаного хлеба, две головки чесноку, одну – зеленого перца и небольшой кусок свиного сала. Кувшин с водой был наполовину полон, рядом висела кружка.

Поев, девушка успокоилась и осмотрелась. Стражник, несмотря на предупреждение, был застигнут врасплох, а потому даже не препоясался асгой, которая висела в кожаных ножнах, рядом с устроенным лежаком. Риворнэ отцепила повязь с асгой и обмотала вокруг талии. Правда, как асгой пользоваться, девушка не знала, как, впрочем, не знала, как вообще пользоваться холодными оружием. Когда-то отец забавы ради учил ее отгонять молоточком мальчишек, но ведь это было когда? Да и было ли?!

Ей казалось, что все прошлое уплыло куда-то, оставив этот бесконечный день, так хорошо начавшийся и так плохо завершившийся. Риворнэ села на лежак, обхватила руками лоб и задумалась. Она хотела забыть об опасности повсюду. Рихон, город, в который она так спешила, показался ей сейчас отвратительным чудовищным пауком, распростершим паутину и сосущим из нее силы. Она категорически отказывалась воспринимать увиденное. Но вот она сидит в сторожке, рядом с ней – труп стража, наколотый на дверь его же алебардой. А еще та мертвая женщина…

Со стороны ленты – неведомая тьма, таящая в себе тысячи угроз. А город полыхает, и там творятся страшные дела. Что ей делать дальше, Риворнэ не знала. Но знала, что делать, что-то нужно, иначе просто можно сойти с ума от безвестности. Она встала, поправила на себе одежду и, взяв с вешалки плащ, теперь уже больше нужный ей, чем прежнему владельцу, вышла из сторожки. Что бы там ни было, в городе все же понятней, что к чему, а в лесу, каким бы он ни был, гораздо опасней. Это Риворнэ, выросшая в горах, знала очень хорошо.

Какое-то воспоминание заставило девушку на мгновение остановиться. Она вновь вошла в сторожку и снова осмотрела все вокруг. Куль, что Риворнэ подобрала во дворе того памятного дома, лежал на смятом ею топчане. Риворнэ подошла к лежанке и развернула куль, вытряхивая содержимое. Женщина в последнем порыве, собрала не драгоценности и сколь бы то ни было ценные вещи, но нехитрую детскую утварь: распашонки, простынки, маленькую погремушку…

Ее то девушка и взяла – расписную деревянную погремушку с шариком, стучащим о внутренние края стенок. Затем, не оглядываясь, вышла вон.

 

К городу она подошла быстро. Первые дома внезапно выросли, как грибы после дождя. Они были темны, но даже привыкший к темноте взгляд не смог бы их сразу заметить, потому, что все заволокло дымкой. Впрочем, войдя в город, девушка поразилась тому, как здесь было тихо и… светло. Мерцание костров и зарево пожаров сделали город светлым, почти как днем.

Риворнэ прошла пару кварталов и остановилась на перекрестке. Тишина угнетала, словно все вымерло. Девушка осмотрелась, затем, пытаясь определиться, пошла в правую сторону. Здесь темнота сгущалась больше, чем на главной улице, но не оттого, что не было огней, а оттого, что здесь их просто не было. И улица освещалась немногими костерками.

Вдруг, с той улицы, откуда она пришла, Риворнэ услышала цоканье копыт нескольких лошадей. Девушка сиганула в тень дома и еле успела спрятаться, как на перекресток, где она только что стояла, выскочили всадники и остановились. Но топот продолжился.

- Варлакк! Постой! – гаркнул один из всадников. – Там уже конец города.

Конь Варлакка остановился, затем повернулся и пошел навстречу.

- Думаешь, они еще там?

- Наверное. Когда Омосмер сообщил нам о том, что здесь прорваны кордоны, я сразу подумал, что они пустятся в обход.

Риворнэ прислушалась.

- Дэтьертиры здесь славно потрудились, но смотри, Кептор, здесь трупов нет, - заметил третий из всадников.

- Возможно потому, что когда они досюда дошли, местные уже успели убежать к Ла-ди-Витору, - предположил Валакк.

- Да, скорее всего так и было, - согласился третий.

- Жалко людей с перекрестка Старого тракта и Садовой улицы, - заметил Варлакк, подъехав к остальным. – Там жил один мой хороший знакомый, кстати, сапожник. Я чинил у него свои сапоги на той неделе.

- Может быть, он жив, - с надеждой предположил третий. – Ведь многих мы спасли.

- Да, эти узкоглазые вообще не умеют сражаться на улицах, - зло сказал Кептор, - им только на Багровой площади удалось устроить настоящую резню. И то мы быстро их размели, и если бы не мертвяки, центр был бы уже наш.

«Что ж, - подумала Риворнэ, - если эти мне не помогут, тогда кто?»

Сжимая одной рукой ножны, а другой асгу, она выступила на свет.

Лошадь под ближайшим седоком вздыбилась, остальные заржали.

- Это еще кто?! – ближайший всадник оказался Варлакком. Он справился с лошадью и, подскочив к девушке, занес над ней палаш.

- Не надо! – закричала Риворнэ, нагибаясь. – Я – своя, с поезда.

- Я те дам «своя»! – он уже готов был опустить страшное оружие на голову Риворнэ, как вдруг услышал голос Кептора:

- Отставить!

- Кто ты? – Кептор подъехал к ним и наклонился, для того, что бы рассмотреть ее поближе. – Асер, посвети.

- Я вправду с обоза, я из тудрусского ряда, - скороговоркой сообщила Риворнэ.

- Горянка?

- Да.

- Имя?!

- Ой, уберите, пожалуйста, факел, больно жжет… - девушка закрыла лицо рукой, когда тот, кого назвали Асером, почти вплотную приблизился к ней и подставил факел.

- Да, убери ты его, это не живак, - поморщился Кептор, и снова обратился к ней – так как твое имя?

- Риворнэ. Риворнэ Анарт.

- Анарт?! – недоверчиво спросил всадник.

- Анарт, Анарт, - закивала головой девушка.

- Анарт из Этквирэкутиса? – уточнил всадник.

- Да, Анарт из Этквирэкутиса, - подтвердила Риворнэ.

- Так ты – жена Адора Анарта из Этквирэкутиса? – вновь спросил он.

- Нет! – замотала головой Риворнэ, - я дочь кузнеца Мелритера, а Адор приходится мен дядей по его матери.

- А, понятно, - кивнул всадник, - так какого демона ты здесь делаешь?! Ведь ваш обоз вполне благополучно осел у форта.

Риворнэ закусила губу. Не будь она такой трусихой, сейчас бы она уже спала в тудрусском обозе, и ничего бы с ней уже не произошло.

- Я… - и Риворнэ рассказала им весь свой путь.

- Да уж, что верно, то верно. Начали они с крепости… Ну-ка, садись-ка сзади. С нами поедешь!

Риворнэ помогли посадить на лошадь, и всадники помчались обратно к центру города.

- Тебе повезло. Не все из твоей колонны попали в форт. Многих мы отбили, но некоторые все же там и остались, - сообщил Кептор.

– А вообще, тебе повезло трижды, так что я не даром тебя взял. Побудешь пока оберегом», - сказал он весело. Остальные всадники засмеялись.

- А что с Адором?

- С Адором? А что с ним? Когда мы ехали туда, откуда тебя подобрали, все был живехонек. Он в крепости, как мне показалось, командует лучниками. Сразу видно, мужик серьезный, даром, что не женатый. Ты бы к нему пригляделась получше.

Всадники вновь захохотали.

Вскоре они достигли кварталов, которые смотрелись как поля боев, нежели городские улицы. Везде лежали исковерканные, выеденные останки людей, пепельные кострища и груды мусора. А на небе все полыхали и полыхали зарницы.

Чем ближе они подъезжали, тем больше Риворнэ слышала какие-то гулкие звуки, подобные ударам огромного молота.

Наконец всадники остановились. Дорогу преградили отколотая часть стены и кучка колесниц, сваленных, как попало.

- Погодите! – окликнул остальных Кептор. – Опять ты спешишь, Варлакк.

- А что?

- Эту кучу малу устроили не наши, это может быть засада, - заключил он.

- Да ну, засада. Дэтьеры и слова-то такого не знают! – отмахнулся ретивый Варлакк.

- Не скажи, - вставил Асер, - дэтьеры, может и не знают, а вот кукловоды – вполне. И сдается мне, что эти кукловоды с юга. Только там есть города, как Рихон, не обнесенные стеной. И тамошние тоже делают такие вот завалы от неприятеля. Очень, знаете ли, удобно.

- Откуда здесь могут быть южане? - скептические спросил Варлакк.

- Могут, - уверенно ответила Риворнэ. – Тот кукловод, который убил тетку… вернее, приказал ее убить, он из Зиста. Это точно только они носят короткие сапоги с большим отворотом.

- Ты что, видела зистера?!

- Девчонка права, - подтвердил Асер. - Жители портовых городов юга, ну там Баймана или Тудвина, носят такие сапожки. Говорят, удобно в них в море выходить.

- Что-то пока мы тут говорим, никто на нас не напал, - заметил Варлакк.

- Твоя правда, - согласился Кептор. – Ну-ка проверь завал. Только осторожно. И не балуй, если чего. Лучше объедем завал, чем напролом лезть.

- Это точно, - согласился Асер. – Только пойду я.

Он слез с лошади и медленно подошел к баррикаде. Обойдя завал, он приблизился к колесницам. Ветер ударил ему в лицо и всадник замешкался. В этот момент кто-то из-за колесницы схватил его и рванул на себя. Асер не удержался и упал. Несколько рук потащили воина, но тут подоспел Варлакк. Он выхватил палаш и с размаху отсек несколько конечностей. Это позволило и Асеру выхватить свою саблю и обрубить оставшиеся.

- Немедля назад! – рявкнул Кептор. Варлакк помог товарищу подняться, и вместе они отступили к лошадям.

За ними последовали и мертваки. Первые вышли с обрубками вместо рук. Они двигались достаточно быстро, и мешкать, не было времени.

- По коням! – скомандовал Кептор, всадники вскочили на своих лошадей, развернулись и последовали за командиром.

- Они явно не рассчитывали, что мы будем не пешие! – крикнул Варлакк и, раскинув руки, охнул и повис на своей лошади. Его спина была утыкана стрелами.

- Степняки! – крикнула увидевшая это Риворнэ.

- Бери щит! – услышала она голос Кептора. Девушка нацепила на спину щит и только почувствовала, как стрелы впиваются в окованное дерево. Сзади слышалось улюлюканье.

- Варлакк, что с ним? – спросил Кептор.

- Я еще жив! – услышал он хриплый голос Варлакка.

- Молчи! Асер, прикрой его!

- Уже!

- Сворачиваем у Виноградной! – скомандовал Кептор и резко развернув коня, углубился в другую улицу. Всадники последовали за ним. Однако не успели они поскакать и пару кварталов, как врезались в самую гущу схватки. Пикинеры строем отгоняли небольшую толпу нежити, тесня их к костру. Кептор отсек первую голову и с кличем «Арис ветью!» выскочил за строй в образовавшейся бреши.

- Лучники есть! – спросил он. - Я – полусотник Кептор Авиас, стража магистрата Рихона, где командир?

К нему подбежал человек со шпагой и кирасой десятника:

- Десятник Кавет Лонтар, тысяча Южной равнины. Что вы здесь делаете?

- Не важно! Где лучники?

- Я послал их на крыши. Они ищут кукловода.

- Хорошо. Только немного опоздали. Кукловод уже ушел. И, скорее всего, он вызвал сюда подмогу.

В этот миг несколько стрел просвистели над головой Риворнэ и Кептора.

- У меня раненый, - полусотник указал на Варлакка.

- У нас ест врач, - кивнул десятник.

- Это хорошо. Теперь так, мы займемся нежитью, а вы оттесните степняков к тем домам, куда ушли лучники.

- Понял! – вновь кивнул десятник. – Строй! Перегруппироваться! Пики во фронт, теснить конников!

- Асер, сумеешь один?

- Проще некуда, - кивнул третий, - без кукловода они – так.

Он подъехал к неровному строю блуждающей в разных направлениях нежити. Никто не обратил на него никакого внимания. Казалось, этих подобий людей не заботит то, что происходит рядом. Они понемногу разбредались и разбрелись бы, если бы Асер не вылил на них из меха какой-то вонючей смеси. Только сейчас Риворнэ заметила, что к седлу каждого всадника приторочено по меху. Чиркнув огнивом, Асер кинул лучину в толпу.

- Говорят, - устало заметил Кептор, - они чувствуют боль, но ничего сказать не могут.

- Кто говорит? – Риворнэ отвернулась.

- Да Адор твой и говорит.

- Мы их отбросили!.. - радостно доложил подбежавший Кавет. – О-о, хорошо горит.

Он заметил, как кто-то из мертвяков пошел в сторону возвращавшихся пикинеров и, подбежав, отрубил несчастному ноги.

- Там, на Садовой у перекрестка с Трех перепелов у них завал, - сообщил полусотник.

- Понял.

- Возьмите наши меха и огнива и будьте осторожны. А нам нужно доложить, что враг не оставил больше ничего на обходном тракте. Так что могут двинуть помощь по этой дороге.

- Слушаюсь, - кивнул десятник. – Только помощь не понадобится. Наши уже оттеснили степняков от Дихтекрона к храму и освободили ратушу. Теперь только Магистратная улица их и выход к Латт-э`Дифу.

- Добрая весть. Ну вот, Риворнэ, теперь точно встретишься ты со своим Адором из Этквирэкутиса.

При последних словах девушка увидела, как десятник поморщился.

- Ладно, десятник, держись. И что б к утру здесь этой нечисти вообще не было. А я свой район пошел освобождать. Я ведь живу на Магистратной.

Он пришпорил коня и поскакал прочь. Асер, держа под уздцы лошадь Варлакка с хозяином, растянувшимся на ее холке, припустил вслед за ними.

Раскаты стали продолжительней и громче, набатный гул так же вся ярче и ярче следовал за вспышками. Риворнэ чувствовала: то, что творилось сейчас на площади, ужасно, но и значительно. Она со страхом прижимала к груди асгу, и вот, наконец, знакомый ряд больших, многоэтажных домов гостиных дворов и арсенала, которые она видела с фронта, возвестил, что конники приближаются к площади.

 

Все чаще навстречу по каким-то делам бежали люди: пикинеры, ополченцы. Пару раз – верховые. Такие же люди неслись вместе с ними к площади. Наконец всадники остановились и спешились.

- Мы сейчас у арсенала – там штаб. Но ты стой здесь. Асер отведет лошадь Варлакка в лазарет и вернется за тобой.

- Понял, Кептор, - кивнул третий.

- Я после штаба вернусь к своему эскадрону, а ты – останешься в штабе. Здесь безопасней.

- Хорошо, - кивнула Риворнэ.

Всадник повернулся и двинулся к арсеналу. Девушка повернулась. Асер так же удалился, но в противоположную сторону. Риворнэ осталась одна. Вернее, вокруг нее постоянно вертелись туда-сюда люди, но они словно не замечали девушку и исчезали каждый в свою сторону и по своим делам.

С минуту постояв, Риворнэ решила осмотреться. Первое, что она увидела – большую насыпь, которую венчали мешки, видимо с песком. На этой насыпи шел бой. Лучники стояли вдоль арсенала и противоположного дома, и стреляли во тьму, часто-часто вспыхивающую зарницами так, что рябило в глазах. Вдоль тракта стояли две шеренги стрелков, пускающих болты в каждого, кто рискнул показаться на вершине вала. А впереди ощетинился строй пикинеров, готовый отразить атаку врага. Между ними и арбалетчиками стояли ополченцы, вооруженные асгами, дубинками, а некоторые и цепами с ежами на конце.

Повсюду валялись трупы, в основном степняков, но были и южане, вроде того, что встретился Риворнэ вечером. Своих, видимо, сразу относили. Кое-где мостовая чернела от копоти, и на ней валялись остатки тех, кто раньше были людьми.

- Риворнэ! – наконец пришел Асер. – Пошли!

Он взял девушку за руку и отвел в сторону противоположного арсеналу дома.

- Сейчас поднимешься на крышу, там нынче безопаснее всего. На крыше лучники и арбалетчики. Постоишь там, пока все не кончится. Поняла?

- Да.

- Хорошо, тогда прощай. Может и увидимся когда.

- Вы поскачете на Магистратную?

- Видимо так, - пожал плечами Асер. – Ну ладно, мне пора.

Он указал Риворнэ вход на крышу, и как туда добраться. Затем развернулся и повел коня к арсеналу.

 

5

 

Девушка вошла в двери и поднялась по лестнице на чердак. Здесь ее окликнул охранник в кирасе. Услышав пароль, он провел Риворне к чердачному окну.

- Только шибко не высовывайся, - предупредил он. Риворнэ выскользнула из окна и оказалась на небольшой террасе, видимо, над балконом. Она поднялась по лестнице и вот уже площадь предстала перед ней во всей красе.

Отсюда в полдень она выходила на Фейфу. Теперь же вот, пришлось сделать круг. Но оттуда, с тыла она и представить себе не могла ничего подобного. Место перед ней до третьего дома опустело, если не считать сотен погибших, лежащих здесь грудами. За третьим домом, то есть рядом с арсеналом, строй пикинеров загораживал путь мертвакам, которые ломились сквозь него, желая, наверное, выйти в тыл молотобойцем и мечникам, осаждающим сады Пэнэфта. Точнее желали этого омринтанты, подручные некромантов. Дэтьеры же просто исполняя их злую волю, шли, ничего не видя, шли напролом, нанизывась на пики и, поливаемые из окон вонючей смесью, сгорали как спички. Но все так же продолжали идти и идти. Пикинеры понемногу отходили, но, сделав десять шагов назад, повинуясь команде, начинали напирать, так что на каждую пику нанизывалось по два-три мертвака. Освободив пространство, они подбирали обгоревшие пики, чтобы затем опять направить на дэтьеров. Похоже, там было такое пекло, что сзади стоящие ополченцы поливали их водой.

Вонь жареного мяса и смеси стояла над площадью и духота была невыносимой. Но все, и здесь наверху и там внизу, продолжали свое дело так, как будто все это один большой механизм.

Некоторые из мертваков каким-то чудом умудрялись прорваться через строй, но и с ними, в конце концов, происходило то же, что и с остальными. Риворнэ непоняла, зачем нужны охранники для вала рядом с арсеналом. Но вдруг раздался горн и из Больших ворот выскочили десятка три степняков. С вала в них полетели стрелы, а затем и болты. Степняки ответили стрелами из своих коротких луков, но в основном безуспешно. Ополченцы снаружи взялись за самодельные копья и попытались отрезать степняков от ворот. Некоторые проскочили, но остальные были смяты и уничтожены. Последовала зычная команда, и все те, кто скрывались за валом, с гиком понеслись в контратаку.

Похоже, это был не первый такой штурм, поскольку засевшие в воротах степняки попробовали закрыть их. Но штурмовавшие решили, наконец, выбить тех из ворот. Несмотря на внезапный шквальный обстрел, пикинеры, быстро преодолев расстояние, от арсенала до ворот, углубились в сады. За ними последовали лучники и арбалетчики. Замыкали прорыв ополченцы и невесть откуда взявшиеся мечники. В садовой аллее завязался бой. Вскоре со стороны ратуши подоспели всадники. Затем еще и еще. Вскоре в пробитую брешь устремились новые и новые силы. Несколько человек вернулись, помогая раненым добраться в лазарет, и вновь вернулись к воротам.

 

В этот миг земля содрогнулась. Словно вторя раскатам грома, под фундаментом дома, где стояла Риворнэ, ухнуло и разорвалось. Темный провал, образовавшийся после того, начал увеличиваться и всасывать в себя здание от этажа к этажу. Под Риворнэ поехала черепица, и все, кто были рядом, начали опускаться вниз. Крыша поползла, увлекая за собой людей, а внутри медленно разверзалась пропасть. Девушка зацепилась за какую-то выемку в открывшейся стене. По-видимому это ее и спасло. Она повисла между этажами, оказавшись почему-то ближе к площади. Руки больно растянуло, пальцы онемели. Этот миг показался девушке вечностью. Вот-вот и она сиганет в разверзшуюся горловину.

Риворнэ посмотрела вниз.

«Если я все сделаю правильно, то смогу спрыгнуть на этаж ниже, а затем на мостовую», - сказала она про себя, устремляя взгляд на небольшой выступ у следующего этажа, который сейчас медленно съезжал вниз.

В это время из пропасти появились какие-то сверкающие костистые формы. Раздался пронзительное шипение, показалась безобразная, светящаяся каким то блеклым фиолетово-лимонным цветом голова. Глазницы, наоборот, пылали ядовитым зеленым пламенем. Древний дракон подземелий Юфельта, ужас туманных гор, выползал из разверзшейся пропасти, подчиняясь тихому зову древней магии этого мира. Гигантская ящерица, совсем не похожая на своих благородных собратьев, гнездящихся на пиках Атунфеля на западе, или величественных красавцев с переливающейся чешуей, живущих в прохладных целебных озерах восточного полуострова, была омерзительно костиста и злобна. Пожалуй, единственное, что было в ней хорошего, если это и применимо к гоэкоцту, так это запах, который почему-то не прилипал к твари.

Когда гоэкоцт наполовину выполз, разгребая мощными передними когтями, пространство перед собой, он, как бы вдохнул побольше воздуха, и изрыгнул серое, смрадное зловоние, отравляющее все вокруг. Ополченцы на площади мгновенно сникли и задергались в конвульсиях. Страшная смерть достигла сада, смешав строй ополченцев. Каждый в ужасе метался по площади, ища спасения, но не находя его, падал на землю и бился в предсмертных судорогах.

А костистое чудовище, каждая жилка которого была открыта на бесцветной прохрачной коже, меж тем мерно выгребал из под себя землю. Меж тем пальцы Риворнэ окончательно отказались слушаться и разжались. С воплем девушка упала прямо на шипастый лоб гоэкотца. Но тот не почувствовал падения. Он даже не попытался отмахнуться, напротив, чудовище сделало рывок и выбралось из ямы, которую само же сделало.

В последнем усилии Риворнэ, которая от боли падения на шипы едва не лишилась чувств, ухватилась обеими руками за отросток, больше похожий на лезвие копья. Гоэкоцт, между тем, совсем выбравшись, вновь поднял свою голову, однако тут же получил внушительный удар. Откуда ни возьмись, на площади появились пять всадников в черных сутанах со знаком Аргелета. Они направили свои тонкие мечи в сторону дракона и те вспыхнули, образовав ослепительно голубой луч, пронзивший шею чудовища. Гоэкоцт словно поперхнулся. Риворнэ, сидящая на его голове ощутила как тот как бы изрыгивает из своего горла невидимую кость, эти толчки каждый раз приносили ей мучительную боль, разрывая кожу на коленях в лоскутки.

Все же девушка крепко держалась за шип дракона, понимая, что если отпустит, тотчас погибнет. Герлетьеры же приготовились к новой атаке. Они выстроились в полукруг и, устремив гизы вперед, начали нараспев речитатив:

- Геу диарис нидх оду сет! Со дорэ дисет нидх оду юс эпир! Нидх оду хис дихи осан!

Гоэкоцт зашипел громче, и стал извиваться. Чудовище как бы оказалось нанизанным на невидимые лезвия, которые вонзились в его шею. Наконец, оно сделало последнее усилие и, словно сбросив страшные шипы, ринулось, сметая все и вся на своем пути в пасть ворот.

- Нельзя, что бы он ушел! – вскричал один из герлетьеров. И помчался вослед. Остальные немедленно припустили за ним.

Риворнэ же почти отпустила шип, на котором еле-еле держалась. Чудовище, поглощенное своей болью, не обращало на нее внимания. Достигнув подножия храма, дракон стал взбираться на насыпь. И в этот момент преследователи вновь принялись творить то же заклинание, только теперь направив гизы туда, где у дракона должны быть внутренности.

- Геу диарис нидх оду сет! Со дорэ дисет нидх оду юс эпир! Нидх оду хис дихи осан!

После этих слов гоэкоцт вывернулся и задергался в конвульсиях. Последней каплей своего сознания Риворнэ приказала себе разжать пальцы и отпустить шип. Девушка ринулась на насыпь и соскользнула вслед за чудовищем.

Дракон продолжал извиваться от боли. А пятерка вновь и вновь наносила ему магические удары. Наконец брюхо гоэкоцта не выдержало. Внутренности выпали наружу и растеклись у подножия холма. Только тогда герлетьеры прекратили свою ужасную песнь. Один из них вытащил из боковых ножен, прикрепленных к его лошади, гигантский двуручный меч и, подойдя к онемевшему вдруг чудовищу, одним махом отделил голову от туловища. Тогда он и заметил девушку, лежащую в луже склизких останков.

Он молча подошел и поднял Риворнэ, которая, потеряв сознание, уже ни на что не реагировала. Страшная поездка стоила ей большой цены. Колени раскромсаны, правая рука вывихнута. Огромный кровоподтек на правой щеке говорил о том, что ткань сорвана и там. Всадник подошел к своим товарищам, которые, спешившись, вынимали такие же мечи.

- Что будем делать, фан Фрацуэр?

- Оставлять ее нельзя, а нам нужно попасть в храм до того, как они начнут призывание, - ответил командор.

- Я, с вашего позволения, понесу ее, - пробасил третий служитель, рослый и широкоплечий. Он спешился и взял Риворнэ с рук на руки.

- Где люди фана Глехара, Хорвар? – спросил командор, передавая девушку.

- Они уже поднимаются на холм с другой стороны, фан Фрацуэр.

- Хорошо, - кивнул командор. – Тогда пошли.

Охотники за смертью начали медленное восхождение.

 

Молнии меж тем озаряли ночной небосклон все чаще и чаще. За ними вослед взрывались громы. Воздух отравляла удушливая вонь пожарищ и чего-то едкого и смрадного.

- Как она? - спросил командор, когда пятерка добралась до места, где уже показались стены портика.

- Ничего, но еще не пришла в себя, фан Фрацуэр, – ответил верзила.

- Мы оставим ее здесь, дальше нужно быть во всеоружии.

Герлетьеры приготовились. Могучий воин бережно положил Риворнэ на траву, окружавшую портик, прислонив ее к покрытому цветами выступу. Девушка не шелохнулась. Воин вытащил из-за спины меч, и пошел вслед остальных.

Пятерка шла молча, сосредоточенно.

Когда командор был уже у стен портика он осмотрелся. Затем углубился в проем между двумя колоннами. В этот миг изнутри раздался пронзительный свистящий вопль.

- Живей, мы можем не успеть! – рыкнул Фрацуэр и с криком набросился на первого попавшегося степняка, который выскочил по его меч. Разрубив того надвое, герлетьер продолжил путь. За степняком высыпали, как по команде, другие. Но они не могли остановить герлетьеров. Второй вопль сотряс колоннаду. Он был таким могучим, что у всех зазвенело в ушах.

Риворнэ очнулась от первого вопля, но мечники не заметили этого. Чувства, впрочем, возвращались медленнее, чем сознание. Вначале она увидела неясные очертания движущихся фигур…

- Быстрее, уже освободился Тардатлерт! – услышала Риворнэ. То закричал Фрацуэр. Он был уже далеко. И Риворнэ не увидела, как герлетьер снес голову подвернувшемуся дэтьертиру, попытавшемуся вцепиться в его руку.

 

6

 

Риворнэ застонала от боли, но каким то потаенным, глубинным усилием заставила себя встать.

Меж тем командор был уже в трех колоннах у дверей.

- Мир тебе, ребран Аргелета! – услышал он приветствие того, кто сражался у самой двери.

- И тебе того же, проводник! – расстояние между ними сократилось на три трупа. В этот миг всех пригнул к земле третий вопль.

- О-о, Партсидер очнулся! – весело крикнул сражавшийся рядом с Адором охотник.

- Быстрее! – крикнул Фрацуэр, – мы можем не успеть в гости к главному певцу.

В этот миг Риворнэ, шатаясь, подошла к колоннаде.

Адор и охотник вскочили и набросились на последний заслон у притвора. Фрацуэр занес свой меч над очередной узкоглазой башкой и, даже не глядя – попал, не попал, продолжил путь к притвору. Подходя к заветной двери, он лишь заметил, что со стороны лестницы на холм взбираются остатки вражьего воинства, а за ними вослед спешат новые и новые силы защитников Рихона.

- Хорвар! – крикнул командор. – Живо с Цуканом вниз, и прикажите немедля оставить холм. Пусть бегут подальше и прячутся. Здесь сейчас такое…

Договорить он не успел.

Новый свистящий вой заставил закричать всех от боли.

- Это Таметгоэт. Быстрее! – и командор, зажимая уши, ринулся в притвор.

Девушка спустилась в галерею и продолжила путь, которым недавно прошел командор с людьми, не замечая, что идет по трупам врагов. Она вообще уже ничего не чувствовала, просто знала, что ей нужно идти. Так было в ее сне. Тьма, лунная дорога и след на ней. Риворнэ словно спала и вновь видела тот, сон, что был ниспослан ей недавно.

Внутри храма все ходило ходуном. Холм словно поразила гигантская трещина. Из ее глубин с воем поднимались пять… нет, уже шесть темных теней с бледными ликами и полыхающими красно-желтыми глазами на них.

 Адор, почти споткнулся о какого-то степняка, выскочившего из-за жертвенника, полоснув его пару раз своим сва. Тот упал, из горла фонтаном заструилась кровь, обрызгав все вокруг. Адор сделал шаг, и чуть не поскользнулся. Он перепрыгнул кровавую лужу и первым достиг провала. Тени разом посмотрели на него и, словно выбрав проводника своей целью, ринулись в его сторону.

- Им нужна жертва, Глехар! – крикнул Фрацуэр, вбежавший в жертвенную комнату, обращаясь к высокому средних лет воину в орденском, как у него самого плаще с капюшоном.

- Их пока шесть, - сообщил тот, подбежав к краю.

- Где ларь? – посмотрел вокруг Адор.

- Вот он, внизу! – указал Кверинт, оказавшийся у края третьим. Ларь раньше покоился в небольшой нише, устроенной посреди зала. Теперь, зацепившись за корни лозы, он почти висел над пропастью в трех шагах от края.

- Мне нужна веревка, - объявил Адор. – Плащи, снимайте их!

- Нет, некогда, - подоспев к краю, Фрацуэр развернул меч рукоятью к Адору. - Держись за мой меч. Глехар снял свой плащ и быстро обмотал лезвие. Адор ухватился за рукоять.

- Ну, хранят тебя все духи, - с этим напутствием Кверинта, держащего одной рукой меч, проводник начал спуск. Тени в ответ закружились быстрей и быстрей. Но их словно что-то удерживало.

 

- Быстрее, если освободится последняя, нам всем конец! – крикнул Фрацуэр. В следующий миг Риворнэ вошла в жертвенную комнату, а из провала донесся последний вой. Стены храма задрожали от этого нестерпимого свиста. У всех, буквально взорвало перепонки, из ушей потекла кровь.

- Тяни-и-и… - только и успел крикнуть Адор. Но этот крик не услышали. Его, скорее, почувствовали. Шесть рук вырвали проводника из пропасти и замерли, отскочив вместе с рыцарями Аргелета и сотником. Воины упали, ударившись о пол. И в следующее мгновение семь рваных теней вырвались из бездны. Комната наполнилась их свистящим воем.

Риворнэ меж тем медленно подошла к жертвеннику. Она только взглянула на четкий отпечаток, след, что зиял посреди кровавой лужи. И вновь подняла голову, устремляя ее, и все тело вперед.

Выкарабкавшись, Адор с силой отпустил ларь так, что тот разбился вдребезги и священные предметы выпали, ударяясь о каменный пол. Он подобрал шкатулку и вытряхнул содержимое вверх, туда, где парили тени. Семена понеслись вперед, и, словно стрелы, прошили бледные лики. Тени шарахнулись в стороны. Адор подобрал готовую сигануть в пропасть лопату и швырнул ее на жертвенник. Черен вошел в каменный постамент, разрубив его надвое, и застрял в осколках.

Тени взвыли с новой силой и снова устремились вверх. Они поняли, что еще немного – и проиграют все. Все усилия будут напрасными. Оставался последний шаг. Девушка подобрала отлетевшую чашу и с усилием вырвала лопату из обломков жертвенника. Несколько косточек упали на дно чаши, и тогда Риворнэ полоснула острым краем черена по своей груди.

- Пейте вашу жертву! – прохрипела девушка, и швырнула чашу в зияющий темнотой провал. И тотчас упала на каменные осколки. Пять теней ринулись вслед за чашей туда, откуда пришли. А за ними устремилась и начавшая смыкаться расщелина. Грохот от движения пропасти разбудил упавших без сознания воинов.

- Все кончено, - сказал тихо Кверинт.

- Да, кончено, - подтвердил Глехар, - уходим!

- Девушка! Поднимите ее, - прошептал Фрацуэр. - Адор, вставай! Слышишь?!

Голос командора вдруг зазвенел.

- Вставай! Уходим! Уходим!

Проводник попытался подняться, но его левая нога не подчинилась, она так и осталась расщелине, которая быстро смыкалась. К проводнику подбежали Кверинт и Фрацуэр и помогли вытащить ногу. Вскоре провал совсем затянулся, но вместо того, чтобы остановиться, стал утягивать с треском лопавшиеся каменные плиты.

- Быстрей! – крикнул Глехар, подхватив Риворнэ, он первый выбежал из комнаты. Остальные последовали за ними. Уже рушились колонны, а за сотником, который замешкался у жертвенника и теперь бежал последним, проломился надвое косяк притвора.

Они сбежали по ступеням и едва достигли основания холма, как тот целиком обрушился, поднимая клубы пыли. Земля в последний раз содрогнулась, и все стихло. Адор повернулся. На месте холма появилось почти ровное, кое-где покрытое камнями земляное поле. На него упали первые капли дождя. И вскоре ливень заглушил все другие звуки, какие еще, быть может, и витали где-то далеко. Но только не здесь. Здесь царствовал шум дождя и запах свежести. А еще – рассвет. Ибо солнце уже встало, но из-за дыма костров его не было видно. Однако там, на востоке, где последнее мрачные тучи сдали свои силы новому дню, его заря уже окрасила голубой небосвод лазурью.

И этот новый день наступил.

 

Адор подошел к Глехару, который так и не отпустил Риворнэ.

- Знаешь, что оказалось у нее в руке, когда я вынес ее и сумел хоть чуть-чуть осмотреться? – спросил тот, когда проводник участливо убрал прядь волос со лба Риворнэ.

- Что? – тихо спросил тот.

- Вот это! – он приложил все усилия, чтобы протянуть Адору предмет, не причиняя девушке беспокойства. В руке покоилась детская погремушка. Та самая, что Риворнэ взяла из куля мертвой женщины во дворе на окраине Рихона.

Адор взял детскую забаву, и некоторое время молча смотрел на нее. Затем перевел взгляд на Риворнэ. Рана на ее груди уже не кровоточила, но казалась ужасно страшной и уродливой. Она обезображивала девушку, и Адору впервые подумалось, как же она на самом деле красива. В первый раз в его огрубевшем и привыкшем ко всему дурному и ужасному сердце шевельнулась слабая тень жалости и сострадания. Раньше только мать вызывала в нем подобные чувства. Раньше только к матери проводник испытывал грубую нежность и неумелую заботливость.

Девушка, лежавшая на руках Глехара, заставила Адора пережить здесь и сейчас то же самое. Но вот почему?!

- Она умерла?- спросил он, наконец.

- Нет! Она спит, - Фрацуэр подошел к ним и вгляделся в черты Риворнэ. – Спит и видит сон. Но то, проснется она или нет, зависит сейчас от тебя, друг мой.

- Почему? – резко спросил тот.

- Потому что в небытие за чашей отправилось только пять теней, - печально сказал подошедший сотник, протягивая Адору лопату. – На, возьми. Отныне – это твое единственное оружие. Если я что-нибудь понимаю, то против вас – тебя и девушки, кем бы она ни была, восстали два проклятых демона Восточного Рога. И они не успокоятся, пока не изведут вас обоих.

- Но почему?! – отчаянно спросил проводник, догадываясь, что скажет сотник.

- Потому, - сказал за сотника командор, - что ты – последняя надежда этих двух извергов тьмы, а она – последнее препятствие на их пути к могуществу. Ибо ты – проводник, а она жертва. И этот сон видит она сейчас. Понимаешь?! Этот!

 

Эпилог

 

Скала, тень от которой ушла на самое дно пропасти, была похожа на шлем безмолвного великана. Чтобы ее обогнуть, смельчакам нужно было пройти по узкой обледенелой тропе, огибающей скалу, словно лента. Кое-где эта тропа и вовсе сходила на нет, становясь столь узкой, что тонкая полоска ее вообще не просматривалась.

Но путники шли вдоль скалы, медленно, порою против ветра, то и дело, хватаясь за вбитые в породу крючья помочей. Эти помочи оставили предшественники Адора с тем, чтобы он и его потомки могли надеяться не только на себя. Прохождение вокруг скалы заняло не один час. Но ближе к концу тропа превратилась в небольшой карниз, в нише которого заботливыми руками была выложена каменная кладка.

- Дошли до привала! – крикнул Адор, когда его спутник оказался на карнизе. – Здесь отдохнем, немного согреемся.

- Я видел ступени, - сообщил некромант, когда они вошли в хижину.

- Да, они ведут наверх, а там – уже недалеко и до прохода, - кивнул Адор. Он вытащил из запасника ветошь, и кинул ее спутнику:

- Накройся! И достань склянку с горячительным. Она у тебя в мешке. Надо согреться, перед восхождением. То, что было допрежь – это так, не стоит и вспоминать.

Он засмеялся:

- Я иногда немного постою для храбрости, чтобы войти туда. Выдувает все, до крови. Так что надо обязательно согреться и отдохнуть. Обязательно. А то так не дойти совсем.

- А что, и правда говорят, будто проход не всех принимает? – некромант отхлебнул немного и передал склянку Адору.

- Бывает и так, – согласился Адор. - Одного, года три тому назад, мы волокли весь путь. Он до того перемерз, что не согрелся даже здесь. Жуткое было зрелище. Так что эта вот каморка – последняя возможность хорошенько подумать и вернуться. Лучше уж вновь огибать Большой шлем, чем идти через этот проход, если не уверен, что дойдешь.

- А что нас ждет за проходом?

- Жертвенная гора. На ее вершине, когда-то приносились страшные жертвы.

Некромант вздрогнул:

- Та самая? Из предания?!

- Точно. С нее уже можно спуститься спокойно. Если все будет, так как раньше, до нее мы доберемся ближе к вечеру. А там – есть такая же сторожка. Только побольше и в ней можно развести костер и обогреться.

- Хорошо. Побыстрей бы.

- Спешить не стоит. Лучше поспать немного…

С этими словами Адор закрыл глаза и поглубже укутался в шкуры.

- Я разбужу, когда надо, - сообщил он.

- Да, конечно, - услышал Адор в ответ.

Теперь только завывание ветра, которое поглотило все вокруг, неумело убаюкивало двух путников, бросивших вызов Рус-ди-Лиспирису. Адору было, в общем-то, не привыкать: каждый год он, как ритуал, совершал этот переход туда и обратно, уводя и приводя в Басхютлэн тех, кто по каким-то причинам не желал пользоваться другими путями. То были тудрусские следопыты и лазутчики, попадались торговцы контрабандой и просто авантюристы. Несколько раз через перевал походили люди, род занятий которых Адор не знал вовсе.

Плата за тайный проход через Бакрон была немалой. Предки Адора считались самыми богатыми проводниками, ибо только они и знали, как пройти. Потому негласно все Анарты считались состоявшими на службе у тудрусского наместника. И Адор тоже был на службе. Хотя он и не обязан был сообщать о каждом, кто решал воспользоваться его услугами. Потому и платили так много.

Наконец, Адор почувствовал, что подмерзает. Это был знак. Он еще хлебнул немного бодрящей жидкости, потом встал и сделал несколько разогревающих движений.

- Все! – крикнул проводник. – Пора вставать!

Некромант подскочил, будто все это время сидел и ждал. Возможно, так оно и было на самом деле. На редкость послушный клиент попался.

- Вот, - Адор протянул склянку, - допей! До конца допей, а то не согреешься. Знаешь старую детскую считалочку? Про двенадцать поросят?

- Слышал когда-то.

- Вот сейчас будем повторять ее всю дорогу. Только нам понадобятся всего семь куплетов. Надо бодриться, – с укоризной сказа он. - Веселей, веселей»

Он отворил заслонку и выполз из хижины, приговаривая:

Семь поросят пустились в путь,

Один решил прилечь, заснуть.

Заснул и спал, часов не счесть,

Так поросят осталось шесть.

Он поднялся на первую ступень.

Шесть поросят пошли купаться,

Нырять, плескаться, кувыркаться.

Один подальше стал нырять.

Нырнул, и их осталось пять.

Адор поднялся еще и оказался ровно посредине узкой лестницы.

Пять поросят играли в прятки,

Бежали, аж сверкали пятки.

Затем искали по квартире

Водящего уже четыре.

Адор очутился наверху. Он обернулся. Некромант шел следом. Проводник подал ему руку, и помог преодолеть последнюю ступень.

Четыре наших поросенка

Зашли к приятелю волчонку

На ужин, это не учли.

К утру осталось три свиньи.

Они дошли до небольшого выступа, под который которым тропа резко сворачивала вниз. Здесь было не так ветрено.

- Ну что, вперед? – спросил Адор, немного постояв.

- Вперед! – кивнул спутник.

Три поросенка веселясь,

Уткнулись пятачками в грязь.

Такая вслед пошла молва,

Что вылезли из грязи два.

Путники обогнули выступ.

- Вот он – проход! – объявил Адор, прижимаясь ртом к уху некроманта, и указывая, на узкую светлую расщелину между двумя мрачными серыми утесами. Ветер буквально свистел из нее. Стало трудно дышать. Адор пошел к ней, шепча на ходу:

Два поросенка услыхали,

Что их на праздник приглашали.

Решили пост устроить им.

До праздника дожил один.

Адор прижался к скале и обернулся. Некромант чуть поотстал, но продолжал идти. Проводник подождал спутника и когда тот подошел, дернул его за рукав:

- Все, теперь, - он сглотнул, - входим в проход.

 - Ты точно можешь провести меня через это страшное место, а, проводник? – ветер пронизывал до костей, но все еще дул не в самую силу. Адор это чувствовал.

Они стояли с одной стороны у края каменной бездны, а с другой, в шаге от узкого, выдуваемого проема, ведущего на ту сторону хребта. Ветер давно бы снес их с ног, но проводник вогнал кирку в расщелину и крепко держался за нее. Его спутник был привязан крепким канатом к Адору и, хотя едва стоял на ногах, все же не давал ветру опрокинуть себя.

- Да, - крикнул Адор спутнику, - другого пути нет!

Тот шумно втянул в себя воздух.

- Хорошо! – выдохнул он и снова сделал большой вдох. – Я устал от твоей дурацкой считалки. Теперь послушай мою. Внимательно слушай.

Некромант вновь перевел дыхание.

- Только вот что, только поклянись, что запомнишь!

- Клянусь, - выдохнул Адор.

- Запомни проводник. Запомни эти слова.

Он начал медленно читать прямо в ухо проводнику:

Лотет ре лаэс нидх окайрэ сте,

Лотет ре пириа нидх ованрэ сте.

Лис ири нидх окайри аплаэс,

То пэрт пир той нидх окаэр.

 

Дэтьертир развернулся, перемахнул через Адора и первым вошел в гневливый проем.

© Copyright: Максим Василенко, 2012

Регистрационный номер №0063022

от 16 июля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0063022 выдан для произведения:

Даже бессмертие не длиться вечно…

 

 

Книга 10. Хозяйка дверей: след на дороге

 

Часть 1. Ищущий путь

 

En um not

Пролог

 

- …Невероятно!

- А как же иначе могло быть-то? - за темной, покрытой мхом скалой, послышались голоса. Царившая тишина прерывалась лишь трелями птиц, перелетавших с ветки на ветку. Но нынче ее прервали чуждые лесу и горам голоса. Второй из них, серо-зеленый мох, веками росший на скале, смутно припоминал. Когда-то, очень давно, он принадлежал проводнику, вот так же выходившему из-за скалы, как этот … кажется, Адор. Да! Проводника звали Адор. Или это было совсем недавно? Память вещей и растений загадочна и необыкновенна. Пожалуй, если бы они могли, как-то сообщить о том, что знают, наверное, это были бы очень странные сведения…

- Ну что, я был прав? - Адор, наконец, весь показался из-за скалы. Он сделал шаг вперед. Затем с ухмылкой посмотрел, как восторженный спутник напоследок любовался этой красотищей.

- Да уж, и впрямь – долина цветов, - ответил Адору некромант, - Все так!.. Ты прав, отсюда долина открывается совсем по-другому. На это и без твоих слов стоило посмотреть.

Леа дипэр судо иру рэ хэмэ!

Ледх дипэр оптир мосте!

Эр лаэ дипэр нидх олекаир,

Лаэ то нидх огмир

Лепри, ён осид лелаэ.

- Вот и посмотрел, - фыркнул Адор. Голос, того, кого старик назвал некромантом, уже звучал снизу, меж тем как Адор с усилием взгромоздился на большой валун – кусок, отколовшийся от скалы. Он деловито подбоченился, устраиваясь на камне удобней, достал флягу драгоценной жидкости, что всучила ему жена старика, и сделал короткий, но большой глоток. Поморщился, затем сплюнул и блаженно закрыл глаза.

Уже пятые сутки они карабкались по этому отрогу Большого хребта, или по старой традиции Бакрону (что, впрочем, и значило в переводе с древнего языка – «Большой хребет») вдоль долины, названной Адором «Долиной цветов». Отрог петлял то на запад, то на восток, но в общем, если верить карте некроманта, шел с севера на юг. Где-то там, на юге была торная тропа, ведшая через Стайуркем в Басхютлэн. Туда то они и шли. Вернее, туда Адор сопровождал некроманта. Там этого восторженного мечтателя (в чем Адор не раз уже убедился) ждали еще три таких же, как он подражатели «кукловодов живых мертвецов» древности. Омринант то есть…

На западе Басхютлэна возвышался Тудрус, город барыг и камнетесов. Тудрус им непременно надо было обойти. Тамошний наместник люто ненавидел всех, кто жили за этим отрогом, а особенно некромантов – дэтьертиров. Само это слово было запрещено в Тудрусе, а вот в Парихинтане что дэтьентир, что герлетьеры, их злейшие враги – все были на равных, поскольку все лишались права обрядовать или убивать тех, кто совершает эти самые обряды. Зато в Парихинтане можно запросто встретиться и обсудить, как делать и то и другое в других городах. Парихинтан был в три раза больше Тудруса и в два Рихона, третьего большого города Басхютлэна. В Рихон ездили на молебен, ибо он считался городом жрецов. А ещё, что бы заключить там сделки или союзы, а иногда и мирные договоры. Басхютлэн назывался свободной землей. И во времена, когда по эту сторону Бакрона существовали многочисленные княжества и королевства, а по ту Великая Полуденная империя, Басхютлэн был действительно «единственной возможностью и последним оплотом» как писали о нем хронисты. Но уже двести лет империя лежала в руинах, между которыми гнездились собственные княжества и королевства. А свободные земли по эту сторону оказались по-настоящему освобождены от присутствия человека. Только степняки с севера ещё гоняли свои орды от одного края Байфа до другого.

Иногда особенно смелые узкоглазые демоны, под предводительством какого-нибудь багдура, ставшего зольданом на год, а затем провозгласившего себя хоганом на час, пытались штурмовать каменные врата Тудруса. Но тщетно! Не имея в распоряжении мощных имперских осадных машин и даже простеньких баллист, что в избытке делались в княжествах, эти тысячные орды как очередная волна ударяли в Тудрусский утёс. Лелея при том надежду, что когда-нибудь вящая поговорка, окажется права. После очередного отлива багдур поднимался на копья, а безутешные матери слали проклятья каменному западу, искренне веря, что Священный звериный круг, однажды разверзнется грозным пророчеством и проглотит этот несгибаемый Тудорыс и всех чейтанов, в нем обитающих.

Адор родился близ Тудруса и хорошо запомнил один такой набег, когда был еще мал настолько, чтобы не быть принятым в горное ополчение, но уже достаточно взрослым, чтобы избить себе все ладони в кровь, таская валуны для городьбы перевальных заслонов. В том натиске, как говорят старожилы не шибко то и сильном, все ополчение их деревни полегло при первом же ударе узкоглазых. Но и степным демонам досталось. Малой Адор не раз видел, как по тракту, который они разгребали от своих же завалов месяц спустя, шли нестройной толпой сотни понурых степняков, пугливо и глупо озиравшихся по сторонам. Но ни стонов, никаких просьб от этих гордецов Адор и его приятели не слышали. Напротив, шли молча, и видимо зная, куда идут.

А шли на рудники, что под Рихоном либо в рабство полуденным князькам и царькам. Как сказал Адору один ветеран, судьбе тех и других никто не завидовал. Первые гибли как мухи в суровых Рихонских штольнях, добывая для долины драгоценную железную руду. Из нее изготавливались славные басхютские доспехи и специальные железные крепья для мостов и построек. Вторые при помощи все тех же доспехов решали дела князьков и царьков Стран Полудня в их, не прекращавшемся споре за уже призрачную корону «почившей в бозе» империи. Так что волны степняков приходились на руку долине. Сами по своей воле они вряд ли бы когда стали служить проклятым бледным людям – фэтрам. А уж тем более загибаться на шахтах. А так – почти бесплатная рабочая сила. Впрочем, степняки в шахтах задерживались ненадолго. В работники они не годились, зато в охранники – хоть куда. Потому-то через пятнадцать лет после памятного набега Адор наблюдал, когда по тракту вновь шли наказанные тудруским наместником каторжники, а узкоглазые погонщики раздавали награды плетьми направо и налево.

Верховодил таким караваном обычно старшина, назначенный магистратом Рихона из своих же, дольских. Он, подбоченясь и даже не глядя назад, величаво проезжал и дарил обещающие взгляды местным вдовушкам. Вроде той, что жила по соседству с домом Адора. А за старшиной волочилась очередная толпа, понукаемая узкоглазыми. Те щурились, обнажая белые, как у волков, ряды зубов, блестящие, как снежные вершины Бакрона. И вертели своими жесткими лоснящимися лохматыми волосами. Лохматые или сальные пряди свисали, словно перья ворон, на щербатые серо-желтых то ли щеки, то ли скулы. Степняки нет-нет, да и оборачивались к стоявшей по обочинам дороги ребятне. В этот миг Адор всего более ненавидел такую вот хитрую и хищную морду, невесть, за что отнявшую у него отца и двух старших братьев. Однажды он даже плюнул такому в лицо, правда, не попал. Мордастый степняк вначале раскрыл рот от неожиданности, затем замахнулся плетью, но, словно что-то вспомнив, резанул ею несчастное животное под собой. И под то ли ржание, то ли стон лошади умчался прочь.

Позднее Адор узнал, почему степняк не решился его ударить. И тогда трижды возблагодарил трижды неприступные стены Тудруса и его наместника. Ибо, «будучи военным головой долины» тот издал особый указ, по которому «всякий степняк, временно отпущенный на вольные хлеба (а конвоиры из числа таких) если причинит жителю долины, какой либо вред, то в зависимости от меры самого вреда его либо высекут ста двадцатью ударами кнута, либо лишат конечности, либо подвесят над обрывом за ноги или причинное место (причем так, чтоб было больно, но не сразу оборвалось) либо выгонят в горы». Последнее для степняка представлялось самым худшим. Адор прикинул, что того конвоира, наверное, просто запороли бы его же ногайкой. И даже не хлыщавый старшина, а свои же, так сказать «во проявление лояльности»…

- А все же, как красиво! – дэтьертир меж тем присел на том же камне, что и Адор. – В такие минуты совсем не хочется думать о смерти, а жить и жить… Да уж!

Адор хмыкнул.

- Вам ли это говорить, Ваша милость, - сказал он язвительно, после того, как опрокинул в рот еще один глоток настойки.

Некромант посмотрел на Адора и засмеялся. Заливисто и радостно.

- Ты и вправду считаешь, что все дэтьертиры – бледные мрачные горбуны в черных или пурпурных сутанах, которые бормочут себе что-то под нос и норовят превратить тебя в живого мертвеца? – спросил он, и попытался изобразить из себя нечто ужасное.

- А что не так?

- Зря ухмыляешься, - улыбнулся во весь рот некромант. - Я хоть и дэтьертир, но ничто человеческое мне не чуждо. Племя, конечно, мы паршивое, и герлетьеры не зря едят свой хлеб. И насчет того, что дэтьертир дэртертиру рознь… это все чушь. Рано или поздно «мы все уйдем в объятья мрака, чтобы стать мятущимися тенями и никогда не найти покоя». Это из пророчества, - уточнил он. Затем вдруг осунулся и вздохнул, и вправду превратился в мрачного горбуна, о котором говорил только что.

- Но и у нас есть надежда, хотя и не в этом мире, - он вновь посмотрел на Адора. – Скажу по чести, только эта призрачная надежда еще заставляет меня так восторженно смотреть на мир, проводник. Особенно если знаешь, что пройдет месяц-другой, и он станет твоим.

- А это и вправду так? – Адор забеспокоился.

- Что так? Ты имеешь в виду, вправду ли мы, дэтьертиры, задумали установить свои порядки в Байфе? – поднял глаза некромант. - Если да, то это правда. У нас уже теперь есть все возможности объединить орды этих узкоглазых демонов. А когда мы превратим их вожаков в послушных нам дэтьеров… Да, уж, и мы это сделаем, - задумчиво повторил он. И снова посмотрел на Адора. – Вот что, горец…

- Да, - отозвался тот.

- Ты не соврал на счет того прохода через твою деревню?

- По-моему мы на этот счет все сказали, - жестко ответил Адор.

- Нет, не все. Теперь, именно теперь мне нужно знать наверняка, что этот лаз существует и ты действительно единственный, кто сможет провести кого угодно туда и обратно. Потому что я просто и помыслить себе не могу, что может произойти, если лаза уже нет. Или есть кто-то другой, кому о нем известно.

- Да нет, проход есть, и только я о нем знаю. И…

- Тогда слушай! Только очень внимательно слушай меня, Адор, сын Авара, - перебил его некромант. - Я становлюсь тенью. Я, конечно, храбрюсь и потешаю тебя своим кривлянием.… Ты то не кривись… Но ведь у меня и нет другого выхода.

Он замолчал, потом повторил:

- Я становлюсь тенью, Адор, мрачной ужасной тенью, способной не только пугать, но и отравлять. Ибо дух мой полон мертвецкого яда. На моих руках нет невинной крови, но они по локоть в той смрадной и темной грязи, что зовется покровом души. На мне души тех, кого я сделал дэтьером – живым мертвецом. Их много. Было время, когда я старался на славу. А ведь мне, по идее, столько лет, сколько и тебе. Я ведь тоже родился в год Синей Змеи, как говорят эти степняки. Да, да, Адор. Я твой ровесник, не гляди, что молодо выгляжу. И я недаром сказал тебе про ту надежду, что еще теплится в моей уснувшей душе. В то время как дух мой хочет втянуть в себя остатки тела, что бы окончательно стать призраком. Я уже почти призрак. Год назад я не выдюжил бы и трех дней с тобой, обязательно стал бы канючить. А теперь я смог бы пройти еще трижды столько же и не устать совсем… А все потому, Адор, что духи не знают усталости.

Последнюю фразу он прокричал, резко встав с валуна.

- Но ни это страшит меня больше всего. Более того! Я с нетерпением этого жду… - он вдруг переменил тему разговора, сказав уже весело. - А ты заметил, что над нами не кружатся птицы, и никакое зверье не увидишь и даже не учуешь окрест? А, проводник?! Ты мостишь тропу призрака, Адор, ведя призрака за собой. Я буду, опасен для этих мест даже и тогда, когда меня уже здесь не будет и в помине. Но горы то все запомнят, Адор. Ты привел в самое их сердце призрака, проводник, берегись их гнева.

Слова некроманта зазвучали торжественно и страшно, как будто и вправду говорил не человек, а…

- Впрочем, я еще человек, - как бы примиряясь сам с собой, сказал дэтьертир. – Да, надежда еще есть, хотя времени и мало…

- Вот, что я тебе скажу Адор, сын Авара…

 

1

 

- А ты похудел, мой милый мальчик, - старушка искоса пристально смотрела, как Адор уминает за обе щеки куски вареного мяса, что она приготовила. Она знала, что Адору нравится вареная баранина с чесноком и плавающими кругляшками сыра в жирном бульоне. Ее милый мальчик так редко ее навещал, и теперь старая женщина пыталась всмотреться в это единственное родное лицо, что осталось у нее напоследок. Скоро, она знала, придет ее товарка в синем плаще, и они вместе уйдут туда, где «ее милого мальчика» не будет очень уж долго. Так что надо, надо запомнить его таким, какой он есть теперь. Сильный, красивый, хотя и седина чуть коснулась этих тонких кудрявых висков. «Ее милый мальчик», ее дитя. Последний приветный сон, что она действительно видит…

- Ничуть, - возразил меж тем Адор. – Просто переход был трудный, вот и поиздержался.

Он улыбнулся матери широкой улыбкой отца, словно передавая одним им понятный привет. Так закивала своей морщинистой белой головой, улыбаясь беззубым ртом.

- Поди, ты, - она встала и поплелась к плите. «Ее милый мальчик» должен хорошо поесть перед дальнею дорогой, ведь никто его уже так больше не накормит и не напоит. Некому, совсем некому будет это сделать. И от того такая мрачная тоска поразила это доброе, благородное сердце. Но, пожалуй, зря тоска это сделала. Потеряв всех за свою долгую жизнь, старая женщина приобрела то самое свойство души, которое называется цельностью. И никакие напасти не смогли бы больше причинить зла этому сердцу, которое несмотря ни на что продолжало любить.

Да и незачем было тосковать! Вот он – плоть от плоти, СЫН рядом. Сын, которым можно гордиться, продолжатель опасного и благородного дела своих предков (все мужчины в их роду были проводниками через самые опасные кручи и перевалы Бакрона). Она умрет, зная, что жив он, ее последняя надежда на лучший мир, ее отрада в мире этом.

Адор уже два дня гостил у матушки в родном  краю. Став, сам того не желая, деревенским выборным, он должен был отправиться в Рихон, на праздник винограда и покровителя долины Велеречивого Ниса, бога виноградарства и злаков. Несмотря на то, что Нису поклонялись и жители приморских долин на западе, центр его поклонения находился в Рихоне. Несмотря на то, что жители перевалов поклонялись суровой Пэртэ, все же главным божеством долины считался Нис. Не случайно же за него старуха Пэртэ отдала свою единственную любимую дочь…

В общем Адор, как мужчина, вошедший в возраст зрелого мужа, был единогласно избран общиной, что бы представлять ее на празднике Ниса. А поскольку жены у него пока не было, Адору отрядили старшую незамужнюю дочь кузнеца Кидха. Звали девицу Риворнэ. Стоит сказать, что старый хитрец пытался, таким образом, просто сплавить лишний повзрослевший рот. У горцев было так принято: если девица до определенного возраста не выходила замуж, ее отправляли в долину, в услужение Велеречивого Ниса. И она становилась не женой местного парня, а вечной невестой божества.

Роль конвоира строптивой девицы Адору была противна, но против воли общины даже он, славившийся известным свободолюбием, идти не решался. За то обещали щедро одарить и позаботиться о его старушке, что, в сущности, стоило хлопот. К тому же, как он знал, Риворнэ и не была строптивой. А точнее, она просто давно приняла какое то решение. И потому, как тщательно она это решение скрывала, любой бы понял, что убранство вечной невесты ей более по душе, чем стриженые волосы домохозяйки над кроватью.

Поев, Адор встал:

- Пора бы и в путь, - сказал он тихо.

Старушка то ли задумалась о чем, то ли задремала. В последнее время она всегда так, словно во сне ходила и сидела, вышивала, и готовила снедь.

- Матушка! – окликнул ее Адор чуть громче, - мне пора.

В ответ старая женщина посмотрела на сына, как бы в последний раз стараясь уловить пусть даже самую толику его светлого образа. Затем она медленно, как это делают все пожилые люди, кивнула и встала.

- Дай-ка, я тебя причешу, сахарный мой, - она подошла к Адору, вынула из волос гребень и провела три раза по склонившейся курчавой, с сединой, но без намека на лысину шевелюре сына. То был стародавний обычай… Так было всегда. Трижды – один вправо, чтобы путь был верен, другой влево, чтобы не встретить на пути преград, третий прямо – чтобы прямой была дорога домой. И хотя оба знали самую страшную для каждого тайну, все же старушка дрожащей рукой с нажимом провела эту последнюю межу.

- Ох, ты, - охнул Адор и улыбнулся, беря мать за руку, - так и волос ведь лишишь.

- Сама дала, сама и отберу, - строго и одновременно ласково сказала мать. Она вновь улыбнулась и, привстав на цыпочки, поцеловала его в лоб.

- Ну, ступай, ступай, коли надобно, ступай. Ждут ведь.

И вправду ждали. Долго себя потом корил Адор, что не обернулся, выйдя за родимый порог, не посмотрел напоследок на мать. Долго, до того мгновения…

- Готов?! – гаркнул староста Фрудан. Он стоял на колеснице, запряженной жертвенными волами, на этот случай купленными загодя в долине. Смерив Адора взглядом, и убедившись, что тот в порядке, Фрудан сошел с колесницы и, подойдя к нему, обнял.

- Да благословит тебя Нис и Пэртэ и та, - произнес он вполголоса напутственную формулу. – Я провожу тебя до Вороньей скалы, брат.

Они и вправду были братьями. Отец Адора был родным и притом старшим братом матери Фрудана.

- Риворнэ еще с раннего утра отправили попрощаться к родне в Тудрус, там вы и встретитесь,- сообщил староста, - она будет ждать тебя у Западных ворот.

- Хорошо, - кивнул Адор.

Они почти весь путь молчали, и только уже когда Воронья скала показалась на очередном повороте, Фрудан осмелился таки спросить:

- Так ты это точно решил, брат?

- Да, - отрезал Адор, - да и твоему Вигору не помешает такой дом.

- Да при чем здесь Вигор! Оболтус! – Фрудан досадовал на брата. Из его селения уходил крепкий здоровый мужчина, причем его клана, было с чего досадовать. Впрочем, как и все горцы, Фрудан воспитывался на поговорке «чему быть, того не миновать».

- Все решено, Фруда, все решено, - закивал Адор. - К тому же дело у меня ох какое важное. Вроде долга.

- Ну да ты все о том…

Воронья скала приблизилась настолько, что клюв приоткрылся, выдавая проплешину в шершавом базальте. Это был знак, что путь пройден. Снизу тихо струился ручей. Он разделял ущелье так, что скала высилась на другом его берегу. Туда редко кто хаживал. Адор лазал только раз. Почему-то он не любил эту скалу. С ней то он точно распрощается сейчас без жалости.

Фрудан знал об этой нелюбви, потому, видать, и проводил до нее.

- Что ж, брат. Видно, и правда, прощай.

Они вновь обнялись, троекратно расцеловались, Адор взошел на колесницу, а Фрудан остался стоять пока не скрылся за поворотом.

 

2

 

Риворнэ слыла рассудительной не по годам, и то, что она до сих пор ходила в девках, говорило скорее за ее достоинство, чем за недостаток. Все знали, Риворнэ готовиться принять посвящение. А через семь лет, вполне возможно, что все в деревне будут в пояс кланяться вечной невесте Ниса, как звали рихонских жриц. Да, Риворнэ была умна не по годам. Умен был и ее отец. Ведь отец жрицы мог выкликнуть себя старостой общины, и тем самым уесть непутевого Фрудана. Вот еще, почему тот досадовал на отъезд брата.

Но это могло произойти только в том случае, если бы Риворнэ и впрямь оказалась жрицей святилища Ниса в Тудрусе или хотя бы омывальщицей статуи бога у Лейского озера, где стоял Светлый Триглав. Впрочем, у самой Риворнэ имелись свои виды и намерения. Что ей, какой-то Тудрус?! Ей во что бы то ни стало, нужно прочь из этой злополучной долины. Ее даже не устраивал Верховный храм в Рихоне. Зато о Тюлэнском святилище она столько всего прочла, что с лихвой хватило бы иным. Туда, на запад, за Аруркем влекла ее судьба. Так, по крайней мере, она полагала.

Сейчас Риворнэ должна была сидеть в привратной забегаловке. Что она и делала, ехидно улыбаясь своей двоюродной городской сестрице. Та плела ей, что-то по поводу своего жениха. За два дня, что Риворнэ провела в Тудрусе, сестрица ей до смерти надоела! Но приличия есть приличия, это будущая жрица Ниса успела выучить на зубок. Мимо как раз проходил степной конвой, что вел какого-то преступника из Тудруса, видимо, в Рихон. Кандальный остановился и что-то сказал стражнику, который стоял по правую от него руку. Тот сморщился, но подошел к колодцу. Рядом как раз стояла веранда той самой забегаловки. Степняк вынул из-за пазухи небольшой круглый черпачок и закинул вглубь. Раздался характерный всплеск, и тот проворно вытянул черпачок и поднял голову. В этот миг Риворнэ чуть поддалась вперед, что бы разглядеть степняка поближе. Их глаза встретились. Странно, степняк показался ей молодым. Раскосые  глаза смотрели уверенно и прямо. Он ухмыльнулся, что заставило Риворнэ, вопреки имеющемуся у ней изрядному запасу самообладания, смутиться.

Девушка отвернулась и ненадолго залилась румянцем. Впрочем, она быстро оправилась от этой неожиданной встречи. Ее успокоило то, что, похоже, никто ничего не заметил.

В этот миг Риворнэ заметила нечто, чего она так долго ждала.

«Ну, наконец то», - ее терпение было на пределе.

- Смотри, - прервала она родственницу, - эта колесница, кажется с нашими знаками.

Та обернулась.

- В самом деле, это за тобой, - подтвердила родственница. – Что ж, вот и пора расставаться… Басмер! Он приехал.

Тот, кого родственница назвала Басмером, выскочил из-за двери харчевни, держа в руках два увесистых мешка.

- Ну, провожаться не будем. Свидимся еще, - кивнула сестрица.

- Давай хоть обнимемся, - ответила Риворнэ.

- Давай.

Они быстро обнялись. Басмер уже загреб тюки в колесницу Адору.  Тот, зная здешние обычаи, не стал останавливаться у харчевни, а просто сбавил ход.

- Караван уже в поле, - сказала Риворнэ, подходя к колеснице.

- Бери ветку, - Адор кивнул Басмеру и сестре Риворнэ. Те ответили кивком. На том и попрощались.

Риворнэ с веткой в руке прошла вдоль торговых рядов закатного рынка, что громоздились на узкой тропе. Тропа вела к началу тракта, за ней шел обрыв, на котором ютились хилые горские сакли, хорошо видные снизу. Адор, то и дело подгонял волов, которые так и норовили сбиться с дороги. Перед трактом было небольшое пространство вроде лужка, на нем обычно собирался праздничный поезд. Лужок стерегли большие белые и голубые указательные знамена треугольной формы. На белых знаменах крестообразно синели в круге гроздья винограда, на голубых – золотые оливковые ветви – символ Западного Ниса. С кручи на поезд смотрели тысячи глаз. Все уже было готово, ожидали лишь таких, как Адор с Риворнэ – людей из дальних селений.

Когда они спустились на луг, герольд выдал им бирку с особым знаком их места в ряду и белый флаг, который Адор водрузил, прикрепив к колеснице слева. Они встали в свой и ответили на приветствия соседей с соседями, особенно тех, кого, так или иначе, знали. Через пол часа герольд, что дал им флаг и бирку прокричал что-то вперед. Минуту спустя с часовой башни зазвонили колокола – знак, что пора выступать. Мимо поезда проскакала кавалькада во главе с гвардейским сотником.

Призывно затрубил горнист в начале колонны. Все стихло. Ряды склонились на колени и в тишине, лишь изредка прерываемой, старейшины монотонно исполнили древний речитатив – молитву. Вновь затрубил передний горнист, ему в ответ отовсюду загудели горны. И снова все стихло. Была прочитана вторая молитва, о благополучии оставляемых. Снова затрубил передний горнист и вновь ему откликнулись другие горны. И опять все стихло.

На сей раз, к поезду с высоты башни обратился наместник. Пожелав доброго пути и передав наказы и наставления, он удалился.

Когда горны загудели в третий раз, поезд двинулся. Не спеша, поезд преодолел первый верстовой столб, а затем все пошли уже быстрее. Через некоторое время Тудрус, чья стена еще долго высилась над трактом, остался далеко позади.

 

До первой остановки, или как говорилось сиуска (второго сбора) шли два дня. Сиуской называли небольшое село, в один ряд домов расположившееся по тракту. Там поезд ждало обычное угощение, которое варили и пекли специально по такому случаю. Пекли лепешки в форме грозди, а затем окунали их в стоявшие вдоль дороги чаны, по правую руку – с сиропом, по левую – с кусками баранины или говядины в соусе. Это угощение считалось частью служения, которое несли все юски, расположенные вдоль тракта. До Парихинтана их было семь, а от него до Рихона еще четыре. Путь, который обычно занимал от силы шесть дней, праздничный поезд должен был преодолеть за две декады. На третьем юске к основному шествию присоединялись несколько колесниц из Антана, небольшого городка на северо-востоке, а на шестом – люди из южных селений. В Парихинтане поезд ожидала вторая колонна с запада. А в десятом юске – жители центральных селений и городков Мерака и Хотанка.

Всего в поезде участвовало пятнадцать тысяч человек – столько родов и деревень насчитывала долина. Праздник в честь Велеречивого Ниса отмечался каждый год, но так внушительно – лишь раз в четыре года, когда дней в году было на один больше. Этот то день и считался Днем Ниса. А приходился он на седьмой день второй декады пятого месяца. Все, кто шел в поезде, ежедневно пели величальные гимны в честь бога или веселые песни.

На привалах устраивали представления из жизни веселого Нис, где кроме него участвовало еще пять персонажей – суровая старуха Пэртэ, ее дочь, бог лукавства и беспорядка Сулакка и пара его подручных, простоватый великан Катикар и вечно пьяный, но острый на язык лесной дух Пениэф. В этих сценах показывались отрывки повести о лукавом Сулакке, который решил женить своего веселого приятеля Нис на дочери неприступной и сварливой Пэртэ. Та ни за что не хотела отдавать свою дочь замуж, за как она полагала бестолкового и никчемного Ниса. Она, как заправская повариха, готовила избраннику всякие хитроумные задания, а Сулакк должен был помогать Нису их выполнить. Но поскольку он был богом беспорядка, то все его лукавство оборачивалось против него же.

Существовало много разных вариантов сказания. В одном из них Сулакк не помощник, а противник Ниса, в другом Нис и дочь Пэртэ сбегают от нее, и Сулакк неудачно пытается помешать погоне. Но в любом случае все заканчивается хорошо. Все остаются довольными: Нис много шутит и выполняет все поручения Пэртэ, Пениэф всю дорогу пьет и плюется саркастическими, сатирическими, а иногда и непристойными изречениями, Сулакка извивается как уж на сковородке, а Катикар смешит всех своими постоянными промашками.

Все действующие лица делились на две части: хор рассказчиков, повествующих и оценивающих происходящее. Как правило, это были люди, умевшие хорошо петь. И те, кто играл действие. У каждого из них была своя маска. Помимо пяти основных были, и пять дополнительных – маска судьи, торговки, стражника, вола и собаки. К действию допускался и один участник без маски – старейшина, либо жрица, в зависимости от действия. Хористов, как и участников, было одиннадцать: один заводила, пять подпевал и пятерка играющих на свирели, барабане, арфе, горне и скрипке. Причем если в действии участвовал старейшина, то заводилой была жрица и наоборот. У каждой маски своя партия на выход и на вход.

В целом все сцены были известны и распространены повсеместно, и потому вряд ли стоило ожидать чего-то нового. Поэтому каждая группа стремилась, как это говорилось «вложить в сладкую гроздь кислую ягоду». Что-то, что могло бы стать особенно интересным зрителям. Над «кислинкой» много думали. И в разные времена получалось по-разному. Но всегда весело и очень редко непонятно.

В знак одобрения благодарные зрители кидали венки из листьев диких маслин, или цветков луговых лилий, что росли по краям ручьев. Венки тотчас одевались и носились выступающими до следующего привала. Иногда, если представление очень нравилось с венками могли подкатить бочку вина, или сырную голову на вертеле. А если не понравилось – окатить, чем ни будь неприятно пахнущим, или хуже того, погнать хворостинами за стан. Последнее считалось особо позорным, но применялось очень редко.

Несмотря на то, что в горах шастало много разбойничьих шаек, поезд почти не охранялся. А приставленные к нему гвардейцы играли скорее роль помощников герольдов. Все же в случае, каких неурядиц эти помощники действовали весьма решительно. Что же до разбойников, то нападений в праздник дня Нис не было никогда…

- Какую сцену решили играть? – спросил Адор Риворнэ, когда она подошла к их стоянке, где помимо колесницы Адора стояло еще с десяток колесниц и один воз. Это был их лагерь.

Уже смеркалось. Солнце зашло за западный склон, и кое-где зажглись костры. Горел костерок и в лагере Адора. Он загодя приготовил дрова и развел костер, а потому не участвовал в обсуждении. Природа вокруг затихла, даже стрекотание вездесущих кузнечиков словно утихло в предвкушении чего-то необычного.

Минул седьмой день их шествия.

- Решили сцену, где Нис пытается похитить невесту, а Сулакка ему помогает.

- И в чем кислинка?

- Ну, Пэртэ на самом деле хочет отдать Нису дочь, но так, что бы Сулакка с дружками в этом не участвовали.

- Кем же буду я? – на разведенный огонь Адор поставил котелок с водой, что взял у ручья. Басья, самая старшая в их лагере сразу взяла на себя обязанности по кухне и сегодня решила, приготовить баранью похлебку. Ее муж, старый Удин вытащил из запасника окорок и нарезал с него мясо, а сама Басья ушла собирать полевые травки для соуса.

- Ну, ты будешь играть Ниса, а я – Пэртэ, а Ольвия – ее дочь, или наоборот, мы с ней еще не решили… Роль Сулакка досталась ее мужу, а вола будет играть Удин. Торговку зельем – Басья. Катикара согласился играть Кубран из Бахина, а его сестра поет в хоре. Пенэфа будет играть Лисер, его жена тоже поет. Я буду играть Пэртэ… а я же уже сказала. Ну, вот… а, пса Пэртэ будет играть Игейт.

- Хорошо, - согласился Адор. Роль Ниса уже долгое время доставалась преимущественно ему. Неизвестно почему, но в глазах других он идеально подходил на эту роль. Хотя самому Адору куда больше нравился злоязыкий Пенэф.

- Игейт, Кубран и Лисер ушли готовить поляну и Лалвайя с Ольвией, - сообщила Риворнэ, видя, что ее слова почти никак на Адора не подействовали. Еще с утра их ряд получил наказ подготовить сценку, вечерний жребий выпал их лагерю. Это было почетно и ответственно. Ведь лагерь представлял весь левый ряд Тудрусской шествия.

Их намеренно освободили от иных обязанностей кроме приготовления пищи. И дали целых два часа на подготовку сцены. На место сцены уже пришли музыканты и ожидали, настраивая свои инструменты.

- Мы ждем вас через пол часа, - Риворнэ, наконец, не выдержала и, повернувшись, умчалась догонять ушедших.

Адор усмехнулся ей вослед. Девушка вызывала в нем какие-то противоречивые чувства. Определенно, что-то в ней было не так, словно в спелом яблоке он увидел темную точку – старую задернутую свежей кожуркой червоточину. Девушка была хороша, жива и казалось бы, беззаботна. Но что-то в ее порывистых движениях, быстрых мимолетных взглядах, отношении, которое она являла окружающим, чудилось Адору толи наигранным, или иным чем следовало быть. Адору была хорошо знакома эта неуловимая изменчивость. Так вела себя узкая извилистая горная тропа. Внешне прочная и спокойная, по которой он уверенно проходил не один раз, она таила в себе опасность обвала и гибели. Всякий раз Адор присматривался к такой тропке, и прежде чем эта кажущаяся видимость оборачивалась гибелью, он подмечал любое изменение, сулящее страшный конец. Он развил в себе особое чутье на такие вот тропы.

Чутье и навык не подвели проводника ни разу. Но то были горные тропы, по которым ему еще предстояло хаживать много раз. А здесь – девушка, готовящаяся стать невестой Ниса. Вполне возможно, что он больше ни разу ее не увидит…

 

Но если навык, определивший опасность теперь молчал, то чутье, напротив, с каждой минутой противилось голосу рассудка. Чутье говорило Адору, что этот путь не последний, где он и Риворнэ сойдутся вместе. И от этого почему-то становилось, как тогда, на перевале у расщелины. Странное чувство. Прошло немало лет с тех пор, когда в предгорном селении у самого края Байфа судьба в облике старой торговки снадобьями, свела его с самым ярким и гибельным горным проходом имя которому…

Впрочем, нет. Это имя ему так по-настоящему и не открылось. Ни прохода, ни того, кого Адор через него провел. Старые раны должны зарубцеваться и зажить, причем, чем старше, тем верней. Похоже, уже зажило все, что могло, верней все, что сумело…

Память иногда бывает такой несговорчивой каргой, из самых темных уголков своей пещеры она извлекает на ясный свет самые жуткие свои дары.

«Нате, владейте, если сможете!» - плюется она, открывая свою гнилую щербатую пасть, а потом дико визжит и утробно хохочет, пританцовывая и выкидывая коленца. – «У-лю-лю! Как я тебя, как?…»

И ты понимаешь, что за судами да пересудами за годами нудного торга ты сторговался за пару никчемных, но запретных воспоминаний. О которых потом ровно настолько же сожалеешь, насколько и об их приобретении.

- Да уж, воспоминания! – сказал про себя Адор, подходя к мосткам, уже установленным его товарищами.

- Что-что? – спросил близстоящий Лисер.

- Да год назад, мы так же, помню… у нас, в Загорной лощине. Вот так же…

- А-а, понятно. А я, признаться, никогда, - селянин широко улыбнулся, предлагая жестом Адору присоединиться.

- Что? Правда, в первый раз?!

Лисер еще раз улыбнулся, чем-то напомнив…

- Да, мы в Нижнем Потоке редко что-то устраиваем, в основном наверх идем. А там только смотреть, и остается, - признался теперь уже виновато улыбаясь, сообщи он.

- Обидно? – хмыкнул Адор.

- Да, так…

Они оба усмехнулись. Мужчины Обоих Потоков занимались тем же, что и мужчины его деревни – работали проводниками и сторожами перевалов.

Вскоре помост для представления был окончен, а маски разобраны. К маскам прилагалось тряпье белых, голубых, черных и желтых расцветок. В красное одевалась обычно жрица, зеленое – хор и музыканты, пурпур доставался старейшине. Судья и стражник в сцене не участвовали, но цвет судьи был малиновым, а стражника - синим. Костюм Ниса состоял из желтой рубахи, подпоясанной голубым кушаком, голубыми были и чулки, и передник, на котором обычно вышивалась золотая гроздь – символ Ниса-бога. Его маска так же голубого цвета с золотыми курчавыми волосами. Расписанные золотом ноздри и золотые же щеки, золотой рот и глаза (настоящие глаза были именно на уровне ноздрей скрыты золотистыми блесками), а так же налепленные поверх маски густые золотые брови и такие же усы. Маска была овальной, приплюснутой сбоку у края для того, что бы показать шею.

Такой же маски, но по-особенному раскрашенные, имелись и у остальных. Вол имел лишь два изогнутых серебристых рога, на черной голове, и серебряную же гриву вокруг шеи и на лбу. В ноздри его вдевалось кольцо, от кольца шла серебристая цепочка, при помощи которой Нис управлял «волом». «Вол», обряженный в белую рубаху, имел черный кушак и передник. Маска Пэртэ вся черная, и одета богиня-старуха была во все черное. Маска ее дочери, напротив – белая, соответственно и одежда. Маска Сулакка составлялась из двух цветов – голубого справа и белого слева. Соответственно и цвет волос и костюм оказался так же поделен на белый и голубой. Только контуры лица на голубом очерчены золотом, как у Ниса, а на белом – черные, как у Пениэфа. Лицо Пениэфа полностью белое, а вот одежды он носил бело-желтые. Великан же напротив имел желтое лицо, а одежда на нем представляла собой голубые на черном ромбы и свисала подобно огромным крыльям. Черная маска пса украшалась росписью с девятью золотыми языками, ее владелец рядился в черную шкуру с семью хвостами разных животных. Торговка одевалась в пестрые одежды, сшитые из лоскутков всех тканей. Такой же пестрой была и ее маска.

Приготовления заняли немного времени. Все хорошо знали эту версию повести. Она хорошо знакома именно у горцев этой стороны долины (умыкания невест частое здесь явление). Главное надо было сыграть три сцены: сговор Ниса с Пэртэ, неудачи Сулакка и неожиданное разоблачение, в котором всем воздавалось по заслугам. По ходу действия Сулакка отправляет вначале Катикара, затем Пэниафа к торговке зельем, которую устраняет Пэртэ. Пэртэ переодевается в платье торговки и продает Сулакку вместо сонного зелья бешенство для собак. Суллак поит бешенством Песта – собаку Пэртэ, и тот набрасывается на него. Все действие вертится вокруг попытки Сулакка избавиться от Песта, а так же – разоблачения сговорившихся Пертэ и Ниса, который пообещал за умыкание своего вола, Баёльмнина.

- Должно получиться смешно, - улыбнулась Ольвия. - Я как всегда буду изображать обморочную дуру, сидящую на пеньке, вокруг которой все суетятся.

- Ну что поделать, - примирительно улыбнулся в ответ ее муж, - утешься тем, что я подурачусь за нас двоих.

- Что верно, то верно, - согласилась молодая женщина, которая, судя по срокам, месяца через три должна была родить. Уже совсем стемнело, но поляна, озаряемая многочисленными кострами и факелами, гудела, как огромный рой. Представление вот-вот начнется.

Уже старейшина вышел на подмосток. Поляна в мгновение ока затихла. Слышен только плеск ручья, что небольшим водопадом стекал со скалы, на террасе которой была установлена каменная статуя Пэртэ. Эта поляна считалась последней ночевкой в горах. С утра поезд ждал выход на равнину.

Старейшина начал с традиционной молитвы, плавно перешедшей в проповедь, которая в свою очередь стала началом повествования «О ложном умыкании дочери Пэртэ».

Представление началось.

 

3

 

- Ну что ты думаешь, Вейольт? – голос сотника прозвучал как-то необычно гулко.

- Да уж, Ваше милость, это не животное, - согласился десятник Вейольт, внимательно осмотрев труп.

- Как думаешь, чем его? – сотник посветил на рану, из которой кровь еще стекала мелким ручейком.

- Полагаю маленьким серпом. Ну, знаете, с кривой рукоятью.

- Откуда здесь взяться ночной смерти? – фыркнул сотник.

- В том то и дело, что это – не ночная смерть, Ваша милость. Удар слишком низкий. Ночная смерть так не режет. Но серп, это точно. Тоньше, чем меч, но больше, чем нить…

- Он точно из поезда?! – спросил вдруг сотник.

- Без сомнения, Ваша милость. Я с Вашего позволения сейчас спущусь вниз и попробую найти его колесницу.

- Нет, Вейольт, - возразил сотник. - Оставайся здесь и прочеши тут все. Десяток Белара прочешет другой склон. Они должны были уходить быстро, так что где-то точно наследили.

- Вы думаете, их несколько?

- По меньшей мере – двое. Одного увидел этот несчастный, и, наверное, не должен был видеть, вот и подставился. И какой демон понес его сюда?! Мне только таких вот дел и не хватало.

- Убитый не из горцев, - заметил Вейольт.

- Это хорошо, наверное, - ответил сотник, - что ж, я спущусь вниз, и сам займусь поисками колесницы. А вы – действуйте.

- Понял, - Вейольт скрылся в темноте. Вскоре из-за пригорка послышался свист. Девять теней немедленно последовали в ту сторону. На поляну спустилась ночь. Горел только главный костер, который специально поддерживали. Лагеря вокруг него уже давно спали. Только редкие часовые несли свой дозор, да неусыпно рыскала полусотня.

Сотник медленно спустился, но пошел не в сторону палаток новоприбывших, а к одной единственной палатке, находившейся чуть дальше.

- Адор, - прошептал он.

Чуткое ухо откликнулось сразу. Мгновение спустя из палатки появилась голова, затем весь Адор резким движение поднялся и встал лицом к сотнику.

- Пошли, - только и сказал тот. Они прошли немного вверх, по склону и вышли к водопаду Затем зашли за скалу. Здесь сотник внезапно остановился. Водопад мелкой струей спадал вниз, в небольшое ущелье. Шум от него здесь был почти не слышен.

- Мне нужна твоя помощь, - тихо сказал сотник, Адор кивнул.

- В чем? – так же тихо спросил Адор.

- Кто-то перерезал горло одному из наших, - продолжил тот, - идущих на праздник. Серпом ночной смерти…

- Как на Южном перевале? – знающе спросил проводник.

- Точно так, - кивнул сотник.

- Думаешь, их рук дело?

- Несомненно, - он немного помолчал, озираясь. - Они ушли по южному склону, но я на всякий случай велел прочесать и северный.

- Мне нужно пять надежных человек, Кверинт.

- Они будут! – Кверинт взял проводника за руку - Хотя бы одного я должен видеть живым, Адор.

- На сей раз так и будет…

Всю ночь Адор и десятник Вейольт, а с ними еще четыре стражника шли по следу убийц. След вел по северному склону обратно на восток, к хребту. По расчетам Адора выходило, что они отставали от преследуемых на четыре, четыре с половиной часа. Тех было трое. И Адор надеялся, что они порядком устали.

- Как думаешь, до развилки догоним? – в первый раз за этих несколько часов спросил Вейольт, когда они миновали седьмую стоянку.

- Нет, - только ответил Адор. – Но к вечеру догоним.

«В полдень они непременно должны замедлить бег. Чуть устать. И тогда мы сократим расстояние до двух часов. А на перевале уже предупреждены о случившемся, так что, скорее всего они свернут на северную тропу. Тут то мы их по верхам»

Светало. На востоке небо подернулось розовой пеленой. Адор остановился.

- Здесь мы разделимся, - сообщил он. - Их след уже довольно четкий, что бы вы не смогли сбиться. Я же пойду на перерез и попробую их задержать.

- А если они пойдут так же, как и ты?

- Если не пошли здесь, больше им идти негде, - отрезал проводник. – Главное попытайтесь их нагнать на перекатах. А там и до водопада недалеко. Только там они смогут перебраться и уйти. И тогда ищи их по всему Южному уделу!

- Хорошо, - кивнул Вейольт.

Они расстались, воины побежали низом, Адор взобрался наверх. Когда он поднялся на вершину, то увидел вдалеке небольшой дымок. Это чадило маленькой поселение в три двора – Турник. К нему Адор и направлялся. В Турнике жили местные охотники, которые слыди так же хорошими проводниками в здешних местах. И Адор хорошо знал, что третьим в шайке убийц был кто-то из этого места. Адору нужно было знать кто именно. Только так он мог остановить тройку.

В полдень он соскользнул с края пригорка, прямо во двор одного из домов. Невеликое хозяйство ютилось вокруг огромной ели. Сам дом же стоял чуть поодаль, у борка, одной стороной прислонившись к скале. Здесь жил охотник, по имени Препин с семьей из пяти человек. Во дворе никого не было видно. Крадучись Адор подошел к дому и посмотрел в узкое отверстие, заменявшее окно. В доме стояла непривычная тишина. А ведь лет десять назад, когда он гостил в этом доме, все было в точности наоборот.

Осторожно, стараясь совсем не шуметь, Адор пробрался в сенцы. Судя по всему, отсюда никто не выходил дня три. Адор открыл дверь и шмыгнул внутрь. Тишина. Недолгий осмотр показал, что в доме никого нет. Адор лишь заметил, одну маленькую, но важную деталь. Посуда на столе не убрана, узвар не выпит… Маленькая ложка валялась слева от стола так, будто кто-то неловко отшвырнул ее.

«Ясно» - сказал про себя Адор. Он подошел к центру светлицы и резко отдернул половицу. Ухватив за кольцо погребной двери, Адор рванул ее на себя.

Семь пар глаз, ярко сверкая, устремили на него взоры.

- Ну, слава Велеречивому Нису! – выдохнул Адор. И отшвырнул дверь к печи. Первой с ребенком в одной руке из подпола вылезла женщина. Адор помог ей, подав руку. Затем ребятня высыпала гурьбой. И шмыгнула за печь.

- Значит, Препин повел лазутчиков на перевал, - тяжело выдохнул проводник скорее отвечая самому себе, чем спрашивая.

- Ты ведь не сдашь нас наместнику, охотник? – с надеждой в голосе прохрипела хозяйка. Сглотнув комок, она пристально посмотрела на Адора.

- Нет, но вам лучше пойти со мной, - ответил тот, и еще раз оглядел комнату. - У третьего камня разделимся, и я пойду первым, женщина.

- Поняла, - кивнула хозяйка. - Сколько ты нам даешь?

- Пол часа, не больше, - Адор прошелся к чану с водой, но, передумав, посмотрел на женщину, заметив. – Воду отсюда не берите.

- Этого хватит, - ответила меж тем хозяйка, словно не заметив последней фразы проводника, и спросила. - Что будет с мужем?

- Я сам его убью… Попытаюсь, - уточнил Адор. – Если Препин не одурел за эти десять лет, он сам выйдет на мою стрелу.

- Он не одурел, - кивнула женщина, и опустила глаза.

- Что-то не так?!

- Нет! Все правильно, - ответила хозяйка, затем вновь посмотрела на Адора. - Спасибо тебе, охотник.

- Я не охотник! - вдруг резко встал с полати Адор. Дети, вылезшие из печи, вновь юркнули туда. Он подошел к ней и, схватив за плечи, посмотрел в глаза женщине. Усталость и надломленность в них уживались с покорностью судьбе и решимостью пережить хотя бы эту ночь.

- Я – проводник, - сказал он тихо.

Женщина постояла чуть, словно осознавая смысл сказанного, затем медленно осела и распростерлась перед ним ниц.

- Благослови тебя праматерь Пэртэ, проводник Адор, сын Авара, - сказала она. Тут же дети, скуля и завывая, облепили мать.

- Кланяйтесь, кланяйтесь в ноги вашему спасителю, - не вставая с колен, прохрипела женщина.

- Довольно! - жестко сказал Адор, - собирайся, мне еще нужно управиться с твоими соседями.

Женщина подняла голову.

- Смола в сенях, - указала она.

- Видел! - ответил Адор. – Пусть старший пособит.

Женщина встала и властно позвала одного из своих детей, вихрастого и тонкого мальчишку в одних штанах:

- Омнар, пойдешь с господином. Иди, приготовь смолу.

- Но ма… - мать посмотрела на сына так, что тот быстрее ветра выскочил в сенцы.

- Пол часа, - выходя, бросил Адор.

Женщина кивнула.

В сенях уже ждал Омнар.

- Пойдем тихо, но быстро, - предупредил Адор, - и без звука. Если надо, спрошу, что надо – скажу.

Омнар кивнул. Они спускались ко второму дому, когда Адор заметил (не услышал, а именно заметил) шевеление в зарослях шиповника справа. Там тропа давала уклон, а потому все звуки как бы уходили в трубу. Адор остановился, медленно вытащил короткий меч, данный ему еще в начале погони.

- Стой здесь.

Он спокойно и без резких движений спустился по тропе. Некоторое время Омнар стоял в полном одиночестве, затем любопытство взяло верх. Три дня он невесть чего боялся. Но тогда в погребе жизнь, казалось, весит на волоске. Мать специально его предупредила:

«Выйдешь – прокляну!»

Этот страх, а еще страх перед неизвестностью прошел в тот миг, когда Омнар выскочил в сени по приказу той же матери. Глядя на незнакомца, он еще ждал подвоха – вот возьмет да и…

Но незнакомец не взял, и Омнар понял, что бояться уж нечего.

Медленно подросток пошел по следу того, кого мать назвала Адором. Разговор матери с Адором он слышал в пол уха, а потому не обратил внимание на зловещее «я сам его убью». Где-то справа хрустнула ветка. Омнар встал, прислушался. Выставив вперед вилы, взяты в овине, он попытался осторожно миновать заросли шиповника, прижимаясь к противоположной скале. Ниже параллельно тропе тек ручей, почти не журча. Посреди прохода подросток вновь остановился. На миг ему показалось, что кто-то скребется, словно точит когти. Послышался шорох камешков, ссыпавшихся со скалы. Этот звук особенно насторожил Омнара. Прошло немало времени, прежде чем он позволил себе пройти хотя бы на шаг. Так, шаг, за шагом мальчик преодолел расстояние поворота, где в ста шагах начиналась изгородь соседского дома.

Наконец он увидел эту изгородь, а перед ней прямо у скалы стоял, словно прислонившись к ней человек. Иногда этот человек скреб о скалу, словно пытался пройти сквозь нее, иногда бился головой, так что весь лоб уже давно представлял собой сплошную багровую рану. Руки кровоточили.

Увидев этого странного человека, Омнар встал как вкопанный. Затем он ощутил, странную мягкость в коленках, словно кости, постепенно начали оплывать. Омнар смотрел на этого непонятного человека, словно взгляд мальчика был прикован к нему навеки. Еще миг и он бы свалился на каменистую тропу, и лишился чувств.

- Ну, чего стоишь?! - голос резко вырвал подростка из забытья. Живой голос, в котором сквозили нотки раздражения, но и заботы одновременно. – Что, живака не виде что ли?

Адор стоял у изгороди. Почти на одной линии с живаком в котором уже едва угадывались черты соседа.

- Он не опасен, по крайней мере, не сейчас, - сообщил Адор. – Так что можешь идти смело. Только иди, иди сюда. Давай, не бойся. До ночи он так и будет биться, пока не устанет, ну или не проголодается.

Омнар, подбадриваемый Адором, медленно поплелся в его сторону.

- Не бойся, ты вроде не из робкого десятка, теперь уже спокойно говорил тот. – Сам же вот прошел за поворот, и сейчас пройдешь. Пошли! – наконец сказал Адор, когда подросток обошел живака.

- Что с ним? – просипел Омнар.

- Дэтьертир, что ушел с твоим отцом постарался. Теперь твой сосед живак – он еще жив, но уже не вернется из морока. Мертваки опасней, но их здесь нет. Иначе бы собаки подняли такой скулеж. У вас собаки убиты. А здесь они так и сидят на привязи… За последние годов пять я много таких живаков повидал. Этого уже из морока не вернуть. К вечеру он помрет. Тогда то и станет опасен. А вот с семейством его еще можно кое-что сделать.

С этими словами Адор подошел к трясущемуся в судороге существу и накинул на него тряпку, пропитанную смолой. Тот даже не попытался сдернуть пахучую ткань, продолжая трястись и биться о скалу. Меж тем Адор извлек кресало и чиркнул раз, другой. Тряпка мгновенно вспыхнула. Живак застонал, а затем и завыл от боли, но все так же продолжал биться о скалу.

- Да, сильно его, - заметил Адор. – Ну, пошли, надо проверить остальных. Может кто-то и сможет выкарабкаться…

«Понимаешь, Адор. Когда дэтьертир делает свое дело, появляется как бы новое существо. Обычно человек легко выходит из морока, но если за дело берется наш брат, то все…

Есть две ступени такого морока. Первая – живак. То есть человек еще жив, но его рассудок как бы спит, и видит сон, задуманный для него дэтьертиром. В этом сне он может быть кем угодно, хоть камнем. Так спокойно ляжет, и будет лежать. Но сон есть сон, и может длиться лишь положенный ему срок. В один момент, организм, лишившийся пищи и других естественных надобностей, начнет требовать своего. А поскольку управлять всем этим рассудок уже будет не способен, то тело само станет выбирать себе способ и пропитания и всего другого. Оно начнет приспосабливаться к новому состоянию. Так завершиться превращение человека в живака.

С живаком можно сделать все, что угодно. Любая тяжелая работа ему по плечу. Знай, корми только вовремя. Организм привыкнет к определенному порядку. И уже никогда не устанет. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит миг, когда тело начнет умирать. Ведь износ то его возрастает, а ничего нового не создается.

И если он, к примеру, получил рану, это часть тела начинает отмирать. Гангрена потом уже пойдет по всему телу, кожа приобретет мертвенный оттенок. Значит, наступает новая степень превращения уже из живака в мертвака. Тогда дэтьертир вводит в тело специальную жидкость. Сосуды схватываются, кровь прекращает течь, на время застывает. А потом наступает настоящее колдовство. «Память крови». Мы так это называем.

Она подчиняется только приказам хозяина. Работать мертвак уже не может, потому как нет у него никакой силы. Вся его сила – это сила его хозяина. Но запросто может убить, к примеру – задушить или пронзить чем ни будь острым, или передать какую-то болезнь. Но самое главное не в этом!

Он опасен тем, что дух, некогда в нем находящийся, так же меняет свои свойства. И если этот дух был раньше достаточно крепок, то тем страшнее становиться дэтьер. Это уже третья стадия, когда некромант отделяет дух мертвака от его тела. Дэтьеры могут быть помещены в кого или во что угодно. Хоть в тот же камень, или просто обращены в призрак. Это – страшная магия, дающаяся не каждому некроманту…»

- К ночи здесь будет очень опасно, если мы сейчас не наведем порядок, - продолжил Адор. – Так что у тебя много дел.

- У меня?! – озадаченно спросил подросток.

- Да, у тебя! Я скоро уйду с твоей матерью и ребятней на перевал. А ты очистишь все здесь от присутствия тех, что приходили к вам позавчера ночью. Понял?!

- Но как?! – в душе Омнара заскребли кошки.

- Просто. Все просто. А если успеешь к вечеру, даже легко. Пошли, покажу.

Они зашли в такие же сенца, оказавшиеся отрытыми.

- А вот они и собаки, - кивнул Адор, когда открыл внутреннюю дверь. На полу перед освежеванной тушей сидела девочка лет пяти и, монотонно покачиваясь, грызла оторванную лапу. Она даже не посмотрела на входящих. И продолжала обсасывать злополучную лапу даже тогда, когда Адор, предварительно доставший смоляную жидкость из закутка, где она обычно у добрых хозяев находилась, облил ее.

- Видишь, как просто. – Адор посмотрел на подростка. - А ведь она чувствует мокроту, и где-то там внутри может быть вопит от ужаса. А может, и нет. Кто их, живаков разберет?.. Вот тебе кресало.

Он швырнул Омнару туесок, в котором обычно держали кременные шарики. Тот машинально поймал.

- Сам сумеешь?

- Я знал ее.

- Вот и именно. Но ей уже понравилась кровь. Это ее безразличие оттого, что утроба удовлетворена. Она уже не вернется. Так что давай, пробуй.

Омнар подошел к сидящей. С первого раза не получилось.

- Пробуй еще. И не дрожи. Иначе быстро пропадешь.

Он ударил вновь. Искры посыпались, на конце петли загорелся огонек. Мальчик скинул бечевку. В следующее мгновение смола на девочке загорелась. Та перестала раскачиваться. С минуту ничего не происходило, а затем горящая начала утробно стонать, словно горела не ее кожа, а полыхали внутренности. Затем она отшвырнула кость к лавке и, встав на четвереньки, медленно поползла по направлению к двери.

- Уходим, быстро. Здесь точно никого нет!

- А в подполе?

- Ах, демоны! – Адор открыл дверь, скинув труп собаки в сторону, и залез внутрь. Через мгновение он буквально выкинул наверх рычащий и скулящий комок. Затем вылез из погреба сам, подхватил комок и вышел вон, вслед за Омнаром. Во дворе он нашел подходящую тряпку, вроде одеяла и завернул туда рычащее созиданье.

- Запри дверь! – рыкнул Адор остолбеневшему подростку. Тот обшарил взглядом двор, затем подошел к поленнице, взял топор, еще торчавший в бревне. И быстро зашел в сени.

- Там уже во всю горит, - сообщил Омнар, выходя.

- Хорошо, - кивнул Адор, - дальше в том же духе. В общем, разберешься сам. Я отправлю мать за перевал, ближе к Тудрусу. Понял?

- Да.

- Там их нагонишь.

В это время из-за скалы показалась вереница омнаровой семьи.

- Слушай меня, женщина. Пойдешь с вот этим, - подойдя к дороге, он вновь швырнул сверток с бившимся в нем ребенком. – И побольше его понукай, пусть не знает сна и покоя. За перевалом, в первом же селении отдай его местному старосте. Скажи – «именем тудрусского наместника» для сотника Кверинта. Если будет артачиться, скажешь в Тудрусе уже про это дело знают, и люто накажут за неповиновение. Поняла?

- Да, Ваша милость.

- Тогда не медлите. Я вас догоню, пошарю здесь немного, и догоню.

- Я поняла, - женщина взяла протянутую ей веревку, привязала ее к шее ребенка и как скотину поволокла вниз по тропе. Дети поначалу шарахнулись от нее, и облепили мать.

 - Ты уже проверил сараи? – спросил Адор, когда Омнар вышел на дорогу.

- Там никого нет, - сообщил подросток.

- Вообще никого?! – сурово спросил Адор.

- Да, - утвердительно кивнул подросток. - Ни коровы, ни овец. Там было три овцы и корова.

- Значит можно предположить, что жена этого, как его…

- Тацура, - подсказал Омнар.

- Вот как? Предки, видимо, не очень то о нем и заботились, - заметил Адор нахмурившись. – Так вот жена где-то в горах. Ушла видно сразу. Иначе бы мы все равно на нее наткнулись. Теперь пошли наверх, к третьей усадьбе.

- Третьей усадьбы нет, - покачал головой мальчик.

- Вот как? – повторил Адор.

- Да, Хорвар еще тем летом уехал с семьей отсюда, - сообщил подросток. Выражение его лица неожиданно приобрело деловой вид. - Сказал, что ему предложили место лесничего, где-то в Южном уделе. Так что дом на горе пуст.

- Что ж, его предки более заботливы, чем этого Тацура. Тогда вот что!.. – он пристально посмотрел в строну омнарова хутора. - Что-то я не вижу дыма, видимо огонь не заладился. Возьми бадью и подожги вначале ваш дом, а затем поднимись на гору и третий на всякий случай тоже подожги. А потом беги, догоняй нас.

- Понятно! - кивнул Омнар.

- Тогда давай. Ждать не будем, пойдем быстро. Так что спеши что есть мочи.

- Хорошо.

Адор скоро нагнал женщину с детьми, но поначалу пошли они медленно. Ему хотелось убедиться в том, что Омнар сделал все правильно. Наконец три столба дыма возвестили о том, что селение горит.

Они ушли уже далеко, когда Омнар выскочил из-за очередного поворота.

- Все! - выпалил он, почти обрадовано, приблизившись к остальным. Задерживаться не стали. Уже вечерело, когда они добрались до развилки, ведущей к перевалу. Другая тропа вела на север, к водопаду. Туда Адор и направлялся. До водопада идти час-полтора. Адор давно здесь не хаживал, а потому не знал, как изменилось с тех пор. Не то что бы он чего-то опасался. Просто продуманный план мог осложниться непредвиденным. А этого Адор, привыкший к точному исполнению задуманного, так необходимому в горах, допустить не мог.

Он быстро взобрался на кручу, и углубился по высоткам отрога в сплошные горы. Адор торопился. Дотемна ему следовало еще хорошенько приготовиться.

 

4

 

- Стой, охотник, я, я не могу!

- Ваша милость мы и так потеряли пару часов до перевала. Остановимся, тогда я ни за что не ручаюсь. А ведь у меня дети.

- Дети, дети! К чайтану детей! Заныл он… - воскликнул человек в черном балахоне. Затем остановился и сел прямо на камни.

- Ваша милость! Вставайте, нам нужно…

- Нет, пять минут – завопил некромант. - Я должен пять минут…хотя бы отдышаться.

Препин тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел на третьего спутника.

Кочевник молчал. Он так же тяжело дышал, но не издал ни звука с тех пор, как прирезал того зазевавшегося ублюдка. Его мощные скулы и отсутствие переносицы указывало на то, что степняк был отпрыском древнего зольданского рода. Огромный рост не характерный для жителей степи, выдавал в нем потомка тех королевств, что распространяли свои владения до Туманных гор, но сгинули безвестно века назад. А бронзовая кожа свидетельствовала о том, что, по крайней мере, один предок этого верзилы происходил из Империи предутренней купели.

Тяжела грудь, закованная вопреки разумению в боевой панцирь, раздувалась, подобно мехам. Но ни градин пота, ни признаков усталости на нем не было и в помине. Он встал как вкопанный и ждал, когда дэтьертир отдышится.

Наконец, решив, что действительно пора, кочевник дернулся вперед.

- Пошли, Ваша милость, - поманил рукой Препин и устремился за степняком.

- О! Темная сторона луны! – воскликнул некромант. – За что мне это?!

Он тяжело поднялся и побежал за другими. Солнце уже скрылось за поворотом, и они бежали в тени отрога. Как и предсказывал Препин, на переправе их ждали. Теперь они бежали на северный перевал, что вел к узким тропам на ту сторону хребта. Препин знал несколько таких троп. Но все они находились под бдительный взором стражей перевалов. Впрочем, беглецы надеялись на то, что в праздник Дня Нис бдительность стражей будет притуплена. И они сумеют выскочить на ту сторону, миновав кордоны. Там, за хребтом в предгорьях, их уже ждали две сотни Шуглук-бея.

Однако надежда действительно казалась призрачной. И Препин хорошо знал причину. Там, в низине, когда шло очередное представление и им незамеченными удалось проникнуть в гущу собравшихся, Препин углядел знакомое лицо. Дважды он встречал этого проводника, исходившего все тропы по эту сторону Бикрона. В первый раз, когда встретил его случайно на тропе у плотины. Второй – у себя в Турнике, когда тот устраивался на ночлег.

Увидев Адора в третий раз, надевающим свою маску, Препин понял, что теперь-то их точно настигнут. Не успеют они до перевалов, ох, не успеют.

«Ну и к лучшему» - подумал Препин. – «Лишь бы с ними ничего не случилось»

Семья всегда была ему дорога и важна. Из-за нее Препин скрепя зубами, поселился на заимке старого Медьяса. Пять лет назад тот умер, и в его доме, ниже усадьбы самого Препина, поселился родич Медьяса. Жили они хорошо, дружно, с соседями ладили. В хозяйстве была корова, по десятку овец и гусей. Но главное – охота! Препин считался удачливым, а потому забот с уплатой налога и аренды земли Тудрусскому магистрату у него не было.

И вот беда!

«Будь они неладны, эти нетутошние» - молчал про себя Препин. Но понимал, что его жизнь и жизнь его жены и детей зависит от собственной расторопности. Некромант, хоть и причитал всю дорогу, на самом деле был мастер своего дела. Соседи и ахнуть не успели, как уже послушно выполняли его волю.

Так что быстрее, быстрей, нужно, во что бы то ни стало, нужно успеть.

Совсем стемнело. Препин, оборачиваясь, не видел даже блеска, позвякивающих сзади доспехов степняка. По этому то звяканью и частым стонам да оханьям некроманта, он определял, что за ним не отстают. Некромант то и дело оступался и охал еще больше. Да уж, так их вычислят быстро.

«Только бы у водопада никого не было. Только бы не было»

Но от чего-то, чем ближе они подбирались к водопаду, тем отчетливей черная мыслишка свербила ему голову. У водопада точно кто-то есть, и он даже знает кто, и даже знает, как Адор туда попал.

«Что ж, что предназначено, то неизбежно».

Вдруг охотник остановился. Он поднял руку, дождался, когда нагонят спутники.

Водопад шумел совсем близко. Стоило бы подумать, по какой стороне скалы до него добираться. Водопад был узким, и его можно было легко перепрыгнуть, чем и пользовались. От водопада тропа шла вначале под гору, а затем делилась. Одна тропа вела к плотине, другая на старую тудрусскую дорогу. Третья уводила к перевалам.

Когда они все собрались, и некромант отдышался, Препин заговорил:

- За этой скалой – водопад. Самое узкое место. Там и пройдем на другую сторону к той тропе, с которой вы пришли.

- Так в чем дело? – спросил некромант.

- Скала рядом с водопадом – очень удобное место для засады, и если там кто-то есть – нам конец.

- Демоны Ангерлуда, только этого нам не хватало! – прохрипел некромант.

- Прошу Вас, потише! Если там и впрямь кто-то есть, мы себя точно выдадим.

- И что ты предлагаешь?

- Отсюда до скалы ведут две тропы. Кто-то пойдет со мной, а кто-то по второму пути. Мы будем перекрикиваться, как горный сыч, вот так…

Он показал нечто свистящее и ухающее одновременно. Шуглук понимающе кивнул.

- Это собьет их с толку. А нам поможет осмотреться и добраться благополучно. Правда…

- Что, правда.

- Да так… С той стороны склон более покатый, так что можно сигануть в воду. А с этой – пропасть, но склон пологий, так что пройти можно легко, если не загребать шибко.

- Хорошо, мы с тобой пойдем здесь, - решил некромант. Степняк вновь согласно кивнул.

- Тогда пошли, - подытожил Препин. – И старайтесь без лишнего шума.

- Хорошо.

У самой скалы Препина прижали заросли кустарника. Охотник испугался, что некромант заскулит от неожиданности. Однако тот сдержался. Дальше пробирались почти касаясь скалы, пока не вышли на широкую проплешину…

- Вьють, - стрела просвистела, и Препину стало обжигающе больно в левом предплечье, он охнул, припав к скале. Вторая стрела ударила точнее. Белое древко наполовину вошло в рассеченный глаз. Охотник сник.

«Ну, теперь все», - вслед за стрелой промелькнула в голове его последняя мысль. Тот, кто их здесь встретил, точно рассчитал по какому пути они пойдут, и кого именно надо здесь встречать.

Адор просипел как сыч, вместо Препина и с этим криком набросился на опешившего некроманта. В руке проводника вместо отброшенного лука покоилась тряпица, в которую он завернул камень. Этим камнем проводник молниеносно ударил. Некромант сник и застонал.

- Вот и ладно. Полежи уж, - Адор достал бечевку и связал затихшего некроманта. – Так. А теперь займемся верзилой…

Шуглук же пробирался вдоль ручья. Когда он в очередной раз услышал позывной, водопад как раз показался в свете почти полной луны.

Шум водопада заглушил остальные шумы, и о происходящем на другой стороне скалы степняк даже не догадывался. Но что-то резануло его. Шуглук уже хотел, было повернуть назад и обойти скалу. Однако гордость пересилила рассудок.

«Я подожду их здесь» - подумал степняк. – «Отсюда все видно»

Внезапно свет луны прожег силуэт.

«Ну, вот и охотник» - Шуглук встал. «Охотник» вновь заухал и Шуклук пошел на его зов, все еще находясь в тени скалы. Левой рукой «охотник» подал кому-то знак. Затем правой.

Шуглук расценил это как знак поторапливаться. Он ускорил шаг, и в это время его правая нога соскользнула, раздался всплеск. В туже секунду пространство между степняком и силуэтом прошила кривая линия полета ножа. Лезвие ударило в левую грудь, Шуглук захрипел.

Второй нож он не пропустил, отвернулся вовремя. Правда, последовавший почти сразу третий нож, вонзился ему в злополучную правую ногу. Тот час силуэт скрылся за скалой. Шуглук понял. Если он сейчас не проскочит, потом враг возьмет его голыми руками. Рыча и уже не скрываясь, степняк ринулся к водопаду.

Адор выскочил из-за скалы в тот самый миг, когда Шуглук достиг места, где он только что стоял. Степняк усилием воли скинул проводника с плеча, но тот заскочил ему на спину. Шуглук повернулся к скале и с силой впечатал Адора в нее. Тот на мгновение потерял ориентацию, и тогда Шуглук, превозмогая боль в плече, вторично скинул Адора. В следующий миг он перемахнул через поток и оказался на другой стороне. Но не успел степняк проковылять и трех шагов, стрела со свистом прошила ему живот. Вторая стрела царапнул шею, и застряла в волосах. Третья пробуравила землю слева от его сапога.

- Далеко тебе не уйти, Шуглуг! – крикнул ему вослед Адор. - А если уйдешь – знай, дэтьертир у меня. Живехонек! А сотник его быстро расколет!

Шуглук снова рыкнул, но не сбавил шагу. Адор понял, что упустил степняка и в сердцах разломал четвертую стрелу.

Через некоторое время подоспевший десяток Вейольта со стражниками переправы обнаружил Адора, сидящим на камне у водопада. В его ногах лежал связанный некромант.

 

5

 

- Где ты пропадал-то все это время? – Риворнэ первая увидела подходящего к колеснице Адора. Вокруг гудела толпа. Стан был разбит у жидких городских ворот, что вели в сторону Рихона. С этой стороны Парихинтан почти не укреплен. Широкое поле было торжищем, а иногда и местом сбора ополчения. Сегодня же оно уже второй день использовалась как стоянка для праздничного поезда. На завтрашнее утро был назначен выход всего поезда.

- Да дела были, - отмахнулся Адор.

- Какие такие дела? Мы не знали, как сказать жрице, если бы она спросила, где ты пропадаешь? – возмутилась Риворнэ.

- Жрица была предупреждена, а вас видимо просто забыли. Но это и к лучшему. Меньше разговоров. Лучше уж вы меня искали, чем делали загадочный вид.

Девушка фыркнула:

- Эка значительный какой…

Но Адор не обращал на нее уже ни какого внимания.

- Доброй дороги, Удин, сын Миака! - поздоровался он шедшему на встречу старику.

- Радуйся, Адор, сын Авара, - ответил Удин и прижался к его плечу.

- Мы тебя тут заждались, - добавил он, посмотрев на Риворнэ, - особенно некоторые.

- Что-о? Еще чего! – девушка сузила глаза, поджала кулачки, развернулась и подалась к женской палатке.

- Шибко ты ей нравишься, как я погляжу, - заметил вслед старик.

- Возможно! – согласился Адор. – У меня уже вошло в привычку нравиться всем подряд.

На сарказм Адора Удин улыбнулся:

- А что, это плохо? – спросил он с усмешкой.

Теперь улыбнулся Адор:

- Когда как.

Они рассмеялись и так пошли в сторону мужской палатки.

Городской колокол отбил пять часов пополудни. Солнце стояло еще высоко над долиной, а в небе не виделось ни облачка и шибко жарило. Но все чувствовали вместе с жарой и признаки духоты. А потому Адор не удивился, что палатки были натянуты в два слоя, а по краям выкопаны стоки.

- Пойдем по свежему дождичку! - усмехнулся толстяк Рапэр, завидев Адора с Удином. Но стоял у самой палатки, будто привратник с лопатой в руке.

- Твоя, правда, - согласился старик.

- Давненько не виделись, - заметил Рапэр, обнимая Адора и похлопывая его по плечу.

- Твоя, правда, - усмехнулся Адор. Рапэр в ответ захохотал.

- На-ка вот, принимайся за свою работу, немного осталось, - отсмеявшись, он протянул лопату Адору. Тот взял лопату и пошел в сторону замеченного недодела. Отчего то ему сейчас и вправду неохота было с кем-то точить лясы, так что предложение Рапэра оказалось куда кстати.

- Ужин по седьмому звону, - предупредила всех взявшаяся как бы из ниоткуда Эйя, дочка Ольвии и побежала дальше. Все как всегда, так что получается недолгое отсутствие Адора действительно, взволновало лишь Риворнэ…

Они быстро достигли сторожевой заставы, на западе хребта. Это была маленькая горная крепость, построенная еще лет пятьсот назад, и выдержавшая не одну осаду не только горцев. В крепости располагалась хорошая пыточная, а с пойманного некроманта нужно быль семь раз снять стружку.

К концу второго дня Вейольт подошел к Адору, который рассматривал соседний пик со сторожевой башни. На той, южной стороне пика стерегли Стауркем знаменитые Тудрусские врата и Черная с Красной башни. Так что перевалить через Стауркем в этом месте можно было, только взобравшись на Арируф, и перемахнув через него. Но Арируф словно специально стоял такой стороной к степи, что его пасть была направлена на восток, а пологий склон находился на западе. Имелась только одна опасная тропа, которая начиналась здесь, где у подножия горы заслоняла вход в долину застава. Называлась она просто – Тарлатт. И все здесь было очень просто: высокий, мощный домен и стена в пять человеческих ростов от одного края лощины до другого, всего сто шагов. По стене одновременно в ряд могли пройти семь человек. Помимо домена в самой стене стояло три круглых открытых полубашни, на которых помещались требюше.

У одного из таких требюше Адор и стоял.

- Завтра вернешься в поезд, - сообщил ему Вейольт. Адор повернулся.

- Как мы и думали, эти демоны готовят поход. Но самое главное, они будут бить с двух сторон. В Рихон уже стянуты под личиной торговцев и прочего сброда почти все некроманты. Среди них много дэтьертиров. А самое главное, тот верзила, как ты говоришь – Шуглук-бей. Знаешь кто он?

- Нет.

- Вот, хороший мой. А он-то – двоюродный брат Аземаньи-зольтана, который провозгласил себя очередным хоганом прошлым летом. Вот и подумай, зачем нам здесь этот бей?

- Ну, мало ли.

- А вот и не мало! Я тоже вначале все гадал, к чему он здесь. А потом как-то на ум пришло... Считал, сколько здесь у нас степняков и чем он тут занимаются? Эти ребята неплохо устроились. А если учесть что на праздник в Рихон пребудет кто-то из Мерномских князей, то все становиться на свои места.

Десятник сделал паузу, тревожно посмотрев на дорогу, ведущую на восток.

- Ты то не видел, но тогда, тридцать лет назад мы их взяли в таком количестве, что и сами удивились. Они сдавались нам целыми улусами. Понимаешь? Целыми улусами!

И знаешь, как-то очень быстро нашлись торговцы, сразу скупившие их всех.

Десятник вновь помолчал, видимо, что-то припомнил.

– Ну, не всех конечно, но понимаешь, даже те, что остались здесь, в долине, они ведь не пошли в забой. Нет! Теперь они – городовые, в конвое, вон даже стерегут южную границу. Хотя чего там стеречь?..

Вейольт махнул рукой.

- А теперь понятно, чего они там делают. Очень даже понятно. Не понятно одно…

- Что?

- Как мы все это проморгали.

- Это уж вам разбираться, как.

- В том то и дело, что не нам. Вернее не мне. Я здесь останусь. Наместник назначил меня комендантом Тарлатта. А разбираться, - Вейольт вдруг пристально посмотрел на Адора, - придется тебе, хороший мой.

- Мне?!

- Да. Тебе, тебе. И не смотри на меня так. Они что-то замышляют на праздник. Так что никого из своих сотник пустить туда не может. А ты уже вошел во вкус, что называется. И все знаешь! Что я перед тобой сейчас, думаешь, игрался тут?

- Нет, я и сам…

- В том то и дело, что сам. В том и дело. Тебе здесь все известно. И в этом деле все известно. И думаешь, я не знаю про твои дела в Турнике? – десятник вновь пристально посмотрел на Адора. – Эта баба молчала не долго. Признаться, даже я оторопел, как ты ловко там все это… Брр, я б так не смог. Честное слово… Это же как так можно то?!.. Впрочем, оно и к лучшему, ведь так, хороший мой?

Вновь воцарилась тишина. Ветер трепал знамена и посвистывал в ложбинах…

- А ты все правильно сделал. И тут правильно сделаешь. – Вейольт внезапно взял Адора за ворот. – Пойми, я это не в укор тебе сказал. И не в угрозу. При здравом размышлении, так должен был сделать любой… Кстати, мальчонку мы выходим… Вот только нет у меня, понимаешь, нет второго такого адора, хороший мой. Нет! И времени нет. Через десять дней праздник. И они как пить дать замышляют, что-то такое.

- А что?

- Наши лазутчики докладывают, что степняки собираются в тысячи на той стороне Байфа, у Туманных гор. А это вроде значит, что они сбираются в набег на далекие страны. Только вот загвоздка в том, что по сведениям тех же лазутчиков, орда уже нападала на Затуманье, три года тому назад. И, судя по всему удачно. Кстати, тогда то Аземанья и провозгласил себя хоганом. Два года он собирал орду в новый поход, но мне что-то не вериться, что снова пойдут на восток.

- Да это-то понятно.

- А раз понятно, то и говорить нечего, - отрезал десятник. - Они что-то замышляют в Рихоне. Дай срок и я разговорю этого гада. А пока тебе нужно вернуться и наблюдать, хороший мой. Сотника я предупрежу. Думаю, что они попытаются, как ни будь втереться в толпу.

- Ты что думаешь, что эта тройка была не последней?

- Уверен. И даже больше, хороший мой. Не некроманта они вели в Рихон, а вожака степняков. А некроманты уже в долине.

- ?!

- А зачем они тогда назад подались?! Не-ет. Они следы заметают. Попались, и восвояси. А тут мы… то есть ты их и нагнал. Ты нагнал, ты и остальное сделаешь, - с ухмылкой подмигнул десятник.

- Смейся, смейся.

- Да ладно тебе. В горах, поди, страшнее будет?

- Возможно и страшнее. Надо попробовать…

Очень быстро они достигли Парихинтана. Вейольт позаботился о хороших лошадях. Здесь в магистрате города Адора уже поджидал сотник и другие важные люди. Разговор был недолгим. Сотник выдал Адору бляху особого наемника. Переодетые в горожан воины провели его до самого стана. И вот он уже непринужденно копал канаву палатки. Закончив здесь, он перешел к женской половине и до самого ужина провозился со рвом.

Поев, Адор решил осмотреться. Очень уж ему запали слова Вейольта, насчет некромантов в стане.

- Доброй дороги, доброй дороги, доброй дороги, - как заводной повторял он проходящим не встречу людям. И кланялся, кланялся, кланялся. Здесь, в самом центре долины светало поздно, и покрывало сумерек спадало на плечи городу лишь к бою девятому. Так что есть еще два часа, что бы присмотреться.

Он решил пройти до моста, подальше от города. Там виднелся пустырь, который скоро заполнится людьми, спешащими на представление. По мере продвижения к воде духота усиливалась, но становилось прохладно. Адор поежился, хотя совсем недавно в горах казалось гораздо холодней.

Вдруг, шедший мимо человек в выцветшем темном плаще грубо задел его правым локтем, но даже не извинился, будто не заметил.

«Странный, какой то» - подумал про себя Адор. Но вскоре выкинул случившееся из головы.

До реки он дошел спокойно. К мосту решил не идти, двинулся сразу на пустырь. Площадка стояла еще не готовая к представлению, однако Адор заметил, что декорации уже тщательно сложены на нее и ждут своего часа. Помимо Адора у площадки вертелся какой-то нищий, видимо в поисках вчерашних даров.

Проводник подошел ближе. Он уже готов был поделиться с бедолагой хлебом, что прихватил с собой, однако что-то в действиях убогого показалось ему не так. Какая то не такая убогость, что ли.

«Фу ты, вод ведь теперь везде будут казаться эти…»

Додумать Адор, уже не успел. Нищий повернулся к нему. Тревога усилилась. Что-то в его взгляде было очень знакомым…

«Да уж, душновато. Фу ты, что это со мной?»

К горлу подступил комок. Стало трудно дышать. Беспокойство и озноб пробили тело Адора тем больше, чем более он вглядывался в нищего. Наконец, проводник не выдержал. Очень медленно он развернулся и поплелся назад. Наконец, дойдя до конца пустыря, он успокоился, но посмотреть за спину не решился.

- Ох, и духота, - полная женщина с ведром направлялась к воде.

- Погодите! – окликнул ее Адор.

- Чего тебе? – вздернула бровью и подбоченилась она.

- Нищий! Вы видели нищего у помоста?

- Этот кривой старик что ли? – усмехнулась толстуха. - Да он здесь каждый день околачивается. Все снедь выискивает, убогий.

- Да, убогий…

- Чего-о? – протянула женщина.

- Да нет, это я так… Благодарю, добрая горожанка, - Адор поклонился.

- С гор, что ли спустился? - хмыкнула она.

- С гор, да, с гор…

- Да ты его не бойся, он смирный. Знай себе, все выглядывает, что прибрать.

- Да, конечно, не бояться, - Адор резко повернул назад. И побежал к помосту. Женщина что-то крикнула вослед, но тот ее не услышал. Резкая боль в правом предплечье дернула так, что Адор подпрыгнул. Но продолжил путь. Нудная боль растеклась по всему телу. Когда он подошел к старику, все тело ныло и выворачивалось. Уже дойдя до нищего, Адор почувствовал резкий характерный запах. Рядом зажужжали мухи. Вскоре одна из них пронеслась справа от проводника.

Превозмогая боль, страх, духоту, озноб… в общем все, что разом навалилось, Адор коснулся плеча старика. Вначале тот ни как не ответил. Теперь Адор сжал плечо. Другой от такого объятия немедленно бы вскрикнул. Однако нищий продолжал делать свое дело. Для следующего действия Адор собрал все свои силы и рывком развернул нищего, ринув его оземь.

- Вот, демоны Ангерлуда! – ругнулся проводник. Чудовище перед ним уже мало напоминало человека. Выеденный мухами правый глаз, выпеченные вперед наполовину сгнившие зубы, ошметки бороды и дикое яблоко левого глаза. Мертвяк медленно пережевывал уже сгнившее яблоко. Вдруг он вскочил и сам вцепился обеими полусгнившими костяшками в грудь Адора. С ужасной силой он повалил проводника на траву, добрался до горла, одновременно вцепившись зубами в грудь. Однако это ему не удалось. Адор умудрился выхватить нож и принялся кромсать запястья мертвака. Наконец проводник сумел освободиться от смертельных пут и даже сбросить нищего с себя и подняться на ноги. Это оказалось легко, так как «старик», или то, что выдавало себя за него, было легким.

Тогда чудовище вцепилось обрубленными руками в левую ногу, и вновь повалило пытавшегося развернуться Адора. Оно буквально вгрызлось в лодыжку и не желало отпускать. Адор начал отбрыкиваться правой ногой. Ему удалось даже выбить несколько зубов. Это ослабило хватку. Дэтьер начал утробно рычать. Последним ударом Адор вырвался из пасти чудовища. Он быстро отполз, перекувыркнулся и вновь встал на ноги. Сапоги защитили плоть от страшных зубов, но искусал их мертвак изрядно. Адор достал из-за пазухи меч. Тот самый, которым он орудовал в предгорье.

Он подошел к человеческому останку, который теперь и не шелохнулся, будто и впрямь умер. Проводник, замахнувшись, что есть силы, ударил по шее. Затем, по пояснице, стараясь разрубить самое опасное место дэтьера – спиной мозг. Именно отсюда брались ментальные силы чудовища. Впрочем, таких слов следопыт не знал. Он просто знал, что нужно делать. И делал это.

Вскоре сбежалась толпа. Многие просто пытались придти пораньше, занять лучшие места. В пылу борьбы Адор не заметил народа вокруг себя, а боль была столь сильной, что притупила остальные чувства. Но теперь он счел за лучшее, убраться восвояси, пока зеваки не слишком обступили.

«Пусть люди сотника сами разбираются», - решил Адор и скрылся в уже плотной толпе…

 

6

 

- …Вот такие дела, друзья, - подытожил глава магистрата. Сообщение, что прочитал сотник городской стражи, заставило всех членов магистрата не просто поволноваться. Уже далеко за полночь вестовые спешно поскакали в Тудрус и Рихон, а так же в Зисет и Меорном. Адора там не было. Обо всем ему сообщил рано по утру сотник.

- Глава знает, кто отличился у подмостков. Так что о награде не беспокойся.

- Меня больше беспокоит, не выдал ли я себя, чем ни будь.

- Это было бы не кстати… А кстати, как плечо? – заботливо спросил Кверинт.

- Да пойдет, - отбрехался Адор, хотя предплечье все еще ныло. – Правда, могу сказать – такого я еще не видел.

- Чего? Этой гадины?

- Ну да, он напал на меня, словно был заведен! Похоже, тот, кто тырнул меня в плечо, пришел специально, что бы завести дэтьера.

- А ты его не разглядел.

- Нет, приметил, только что меньше меня ростом, на полголовы. И, кажется, немного косит.

- Косит? Что ж, не густо, не густо, но все-таки кое-что, - вздохнул сотник. - И потом, самое главное – мы получили настоящее доказательство. Это уже хорошо. Вишь, как магистрат засуетился!

Оба усмехнулись.

- Ладно, пойду, - засобирался Адор.

- Да, скоро выступаем, – согласился Кверинт. - Скорее всего, некромант затесался, где ни будь, притаился и ждет удобного случая. Мы усилили конвой местной сотней, но мне эти ребята не слишком нравятся. А потом, кто его знает?.. Кстати, старший сейчас не я, а воевода Басван. Он прибыл из Рихона со своей сотней. И он знает все. Так что, если какая заминка – сразу к нему. Понял?!

- Хорошо, - кивнул Адор и направился к своему лагерю.

Сбор был недолгим. При выступлении здесь повторилось то же, что и в Тудрусе. Но на сей раз все воины, охранявшие поезд подтянулись и напряглись. Впрочем, судя по отношению к происходящему участников шествия, такое поведение конвоя стало уже привычным.

«Скорее всего, они сразу, еще с той стоянки стали так строжиться».

Провожатые города не в пример тудрусским следовали за поездом еще тысячу шагов после переправы. Так что даже когда город оставался далеко позади, все равно не покидало ощущение его близости. Провожатые пели песни, кто-то даже приплясывал. Несмотря на вчерашнее, которое вряд ли кого-то и задело. Ну, подумаешь, пьяница нищий пристал к какому-то шибко брезгливому.

«А нечего приставать к почтенным господам! А если что, власти разберутся, на то они и власти» - так судачили. В основном это работали люди сотника. Были, правда, попытки и с другой стороны… но после двух прилюдных арестов, некромантовы приспешники затихли. Затаились.

К тому же сердце народу грело известие о том, что виновные в происшествии в горах пойманы, а кто и убит. И что, по крайней мере, труп одного охотника подвешен на кол у тех самых тудруссих ворот, откуда началось шествие. Народ в долине в последнее время привык к мысли о том, что власти стерегут его покой.

Все же общее настроение показалось Адору каким-то сдержанным, настораживающимся. Он дал себе слово, что ни чего не пропустит из увиденного и услышанного. Хотя гомон слов и мычаний, пестрота одежд и флагов, а так же чуть ли не каждые сто шагов толпы встречающих и провожающих поезд людей, мельканье лиц, движений, жестов – все это трудно было, ох как трудно рассмотреть, оценить, выделить какой-то отдельный кусок, и попытаться осмыслить его.

Селений на равнине располагались кучнее, чем в предгорьях. В долине было много озер, рек, ручьев – благословенный край! Леса сменялись пастбищами, пастбища – селениями, селения – бескрайними, уходящими вдаль полями. Туда, где в розовой дрожащей дымке высились голубые очертания пиков. Но иногда даже этих очертаний становилось невидно. Адор как-то не привык к таким ровностям, хотя и бывал в этих местах не единожды. Впрочем, тогда он проезжал равнину, где галопом, а где и рысью. Никогда подолгу не останавливаясь. Сейчас же Долина Пяти Ручьев предстала ему во всей своей красе. Еще цвели плодовые деревья, но в низинах уже снимали первый урожай. Кислые сорта винограда и поспелыши бахчевых, первые снопы пшеницы, ржи и овса. Все это не мелькало мимо как раньше, а величественно выплывало из ниоткуда и так же медленно удалялось прочь.

Стан уже не ютился как в горах, прижимаясь каждой палаткой. Нет! Он был разбит на несколько лагерей, отстоявших друг от друга на расстоянии ста шагов и площадка для вечерних представлений помещалась каждый раз посредине… Впрочем, теперь уже не вечерних. Теперь шли даже ночью, зажигая факелы так, что озарялось как днем. Ночи в долине не в пример теплее, чем в предгорьях. Так что нужды в палатках почти не было. Спали на воздухе.

К привычным песням и сказаниям о Велеречивом Нисе добавились возвышенные предания о Могучих Звездных Воинах-Атунах, что сражались с демонами Куроценомера Ляфоцци, и низвергнули их в бездну и Великих Первых, что создали этот мир, установив в нем моря и земли и населив его животными и растениями. Многие из этих преданий Адор знал, о многих только слышал, многие же слышал здесь в первый, а возможно и в последний раз.

Только теперь, на равнине в проводнике стало смутно пробиваться сквозь толщу тьмы и невежества, свойственному каждому во всех мирах, кто живет в рутине и суете и не замечает вокруг ничего, кроме себя, ну, и быть может горстке себе подобных, какое то великое единение всего в этом мире, на этой прекрасной земле, среди этого народа, в котором ему посчастливилось родиться и жить. И тем больше хотелось жить и дышать полной грудью, и сердце понукать биться в такт общему сердцебиению. А еще все больше и больше в проводнике вскипала ярость на тех, кто волею своею, а пусть даже и не своею, хотели сгубить все это. Превратить эту благодатную землю в смрадное пепелище, этот счастливый и радостный народ – в грубую животную толпу дэтьеров, питающихся, как тот нищий, гнилью. Эта ярость заставила Адора сосредоточиться, приложить все усилия, всю его сноровку и бдительность, что бы нет-нет, да и найти, углядеть в благородном шествии того угря, что уже раз осквернил священное поле.

И к концу третьего дня он мог улыбнуться в предвкушении. Хотя эта вторая встреча и произошла несколько неожиданно, все же все действия Адора вели именно к ней.

Адор как раз шел от знакомого сапожника, которого приметил еще в Парихинтане. Тот пообещал посмотреть его сапоги, особенно левый, который разгрыз дэтьер. Во время очередной короткой стоянки проводник пришел к нему, и сапожник взял пару в почин. Пока же до привала Адор проехал на колеснице. Так получилось, что лагерь знакомца располагался на другой стороне тракта, и к нему вела выбитая в земле дорожка, по другую сторону которой совсем недавно колосилась спелая рожь. А на той стороне, где начинался основной стан, стоял придорожный колодец. Площадка вокруг него замощенная круглым речным камнем, сходила ступеньками в пологое поле, на котором и был разбит стан и в центре которого, установили статую и чашу для жертвоприношения Нис-богу. Рядом с этой статуей, кстати, и собирался помост.

Адор шел босиком, решил надеть сапоги уже в своем лагере и прошел бы мимо колодца, если бы не замешкался, потеряв равновесие, и чуть не упал на скользкий камень.

Молодая женщина, стоявшая у придорожного колодца и набиравшая воды засмеялась Другая же, стоявшая рядом с ней пожилая, немного скривившаяся и держащая ведром так, что скорее можно было предположить, что в нем уже есть вода, только хмыкнула и отвернулась.

- Что, ноги не держат? – ехидно спросила молодуха. – Я вот хотела попросить добра молодца пособить мне с ведрами то, а вижу, ему самому пособить не мешало бы.

Адор улыбнулся в ответ. Он уже совсем не обращал внимания на кривую старуху и так бы прошел мимо, однако вот, молодуха при нем вытащила второе ведро, поставив его на обод, а старуха вместо того, что б идти с ней, направилась к колодцу, едва ли не сгибаясь под тяжестью ведра. Впрочем, ее согбенность можно было списать на почтенный возраст. Но что делает столь пожилая женщина в поезде, а тем более, разве не нашлось молодых в ее лагере, что бы наполнить ведра? Именно ведра. У старухи нет обода, и всего одно ведро.

Адор повернулся и увидел старуху сзади. И примерил на нее памятный плащ.

- Вам помочь, матушка? – Адор подошел к колодцу.

- Вижу, как ты помогаешь, - прокаркала старуха. Она уже готова была спустить ведро в колодец, когда Адор буквально вырвал ведро из ее рук.

- Шалишь, пьянчуга?! – огрызнулась старуха.

- Вот сейчас и проверим, кто из нас шалит, - ответил Адор и на мгновение перевел взгляд со старухи на ведро. Оно наполовину наполнилось какой-то мутной жидкостью и явно не имело ничего общего с водой.

- Что ж Вы, матушка, помои то в колодце полощите, - он снова поднял голову, но «матушка» уже развернулась и опрометью помчалась вниз к стану.

- Ух, ты, - только и охнул проводник, и пустился в погоню прямо с ведром в руках.

- Что ж ты, ведро то не забираешь, карга старая?! – выпалил Адор, увидев идущих навстречу воинов охранной сотни. И уже к охранникам:

- Эй, молодцы, остановите бабушку, она ведро забыла!

Один их воинов ухватил бегущую за платок, с которым она, похоже, никогда не расставалась. Ткань словно размоталась, обдав того, каким то порошком. От чего стражник взвыл от боли, упал навзничь и покатился по траве. Увидев это другой охранник, запустил в бегущую тупым концом алебарды. От удара та, а точнее тот упал, но, превозмогая боль, встал и попытался вновь бежать.

- Держи, не смей вылить! – повелительно скомандовал Адор, передавая ведро охраннику, и, разбросав зазевавшихся прохожих, в том числе и примеченную молодуху, он, выхватив у нее одно из ведер, что есть силы, метнул в беглеца. Вода окатила «старуху» и тот взвыл и остановился. Проводник в три прыжка настиг некроманта. Без сомнения, это был его парихитнтанский знакомец.

- Что? Не по нутру бабушке, ведьмино зелье?! – съязвил Адор, пинком отправляя воющего некроманта вновь на землю. Тот скорчился и перевернулся на спину. Адор выхватил меч.

- Лежи, вражина! – вновь приказал он и, повернувшись к ошалевшей толпе, добавил:

- Чего стоим?! Зовите сотника!

Для верности и, не спуская с некроманта глаз, Адор поднял алебарду и уже острым концом тыкнул ее в лежащего.

- А ну-ка, расступиться! Живей! Не стой! – окрик охранников послышался где-то рядом. – Я – десятник Кавет, тысяча Южной равнины! Что здесь такое?

Кавета Адор не знал, не знал он и того, посвящен ли тот в сотниковы дела.

- Этот перекидыш пытался отравить воду в колодце, - тихо, так что бы толпа не услышала, проговорил Адор.

- Чего ты там лопочешь, песья морда? Алебарду то отпусти, а то щас как пырну промеж ребер, – голос десятника дружелюбием не полнился. Меча Адора он явно не заметил. Хотя это не утешало. Адор поспешно положил меч за пазуху, одновременно отбрасывая алебарду от себя.

- Вот так и стой, - послышалось сзади.

Адор лихорадочно соображал, что ему сделать. Выдавать себя раньше времени никак нельзя, в толпе мог стоять пособник некроманта, или, что хуже, другой некромант.

- Так что, говоришь, случилось-то?

- Ничего, - Адору стало ясно, если сейчас же здесь не будет сотника, некромант в любой момент может сбежать. Вот он уже встал, как не бывало. Правда, у десятника могли появиться вопросы не только к Адору.

- Что ты сказал, песья морда?! – кто-то, скорее сам десятник, пребольно ударил Адора в правый бок. Тот скривился.

- Говорю, спроси не меня, а его, - Адор указал на вставшего некроманта. Во что бы то ни стало, Адору нельзя было отворачиваться и терять из виду этого упыря.

- А ну обернись, когда с тобой говорит парихинтанский десятник, горское отродье!

«Так вот оно что, то-то я слышу, что-то не то? – подумал Адор. – а вот на счет горского отродья, это ты зря, ведь здесь, поди, с десяток уже, таких как я отродий набралось»

- Да что это люди, делается?! – почти плаксиво заскулил он. – Честного человека с перевала парихинтанский десятник обижает, а службу свою справлять не желает!

- Ты чего это говоришь-то? - опешил десятник.

- Этот змей, ворюга проклятый, - продолжил меж тем Адор, - в женское платье рядится, да у людей добро расхищает, да еще во в глаза господам охранникам грязью сыплет. А вяжут меня, честного тудрусца?

Расчет оказался верным, несколько тудрусцев поддержали Адора, а один даже схватил десятника за рукав.

- И правда, ты пошто произвол творишь, - услышал он знакомый голос Удина. – Это проводник Адор из Подветренной Стороны, мы его хорошо знаем, а ты ему в бок дубинкой.

- Но я… - попытался оправдаться Кавет.

- Еще скажи, при исполнении, - не унимался Удин, под одобрительный гул.

- Вот-вот, и я тоже видела! – послышался знакомый голос. И принадлежал он той молодке, у которой Адор выхватил ведро.

- Если уж тебе и вправду надо все выяснить, вяжи нас обоих и айда в палатку воеводы Басвана. Пусть он нас рассудит! – он решил опередить дальнейшие разговоры и пересуды.

- Да, так то оно правильней будет, верно – засуетился народ.

- Ну, чего встал то, как пень? – Удин не отпускал десятника. - Проводник дело говорит.

- Что ж, - зло выдавил Кавет. – Сам напросился. Свяжите их, да покрепче. Особенного этого.

- Я с вами пойду, - сказал вдруг Удин. – Я свидетель.

Краем глаза Адор увидел, как десятник кивнул. Их связали и, покрикивая на зевак, конвоиры провели арестованных до шатра воеводы, находившегося далеко в поле, за общим станом.

 

Шатер воеводы - сооружение приметное, множество бело-голубых, синих, и красно-желтых полотнищ окружало его. Сам воевода носил громкое имя Басвана Эппэрт ре Флейвина и происходил древнего имперского рода, уже давно и прочно осевшего в Долине. Наместник Тудруса приходился ему близким родичем, а сам он возглавлял ополчение Рихона и Срединных Селений, и был одним из семи, и, пожалуй, самым уважаемым воеводой во всей долине. Это именно он тридцать лет назад сделал знаменитую вылазку, которая прославила много достойных имен и наголову разбила лихую конницу степняков. Теперь Басван Эппэрт уже стар. Но именно ему молва ставила в заслугу долгий мир с западными королевствами, во многих из которых у его семьи были большие родственные связи.

Как и положено воеводе, Басван один сидел на лавке, а вокруг стояли сотники и десятники, справа за стойкой расположился дееписатель, слева стол. Несмотря на долгий мир, сам воевода всегда находился в походном облачении и окружении. Его дружина состояла из пяти сотен отличных, хорошо вооруженных вояк – сила, которая не у каждого то короля имелась. Но семья Эппэртов слыла богатой, а потому ее глава мог позволить себе потратиться.

Впрочем, Басван не единственный имел столь внушительную армию. У Тудрусского наместника служило всего то на сотню меньше воинов, зато ему принадлежали все крепости Восточного Предгорья… И вообще, именно он, а не Басван Эппэрт считался самым влиятельным человеком в Долине, разумеется, если не считать служителей Трех Великих. У них так же имелась армия, в три тысячи пехотинцев. Если бы при таких силах долиной правил какой-нибудь король, то именно он считался бы самым сильным владыкой на западе Срединного Дома. Эти сведения, когда-то Адор выучил наизусть, что бы дословно передать их южному воеводе, Глехару, кажется…

Впрочем, долиной издревле не правил никто, и все эти Эппэрты, наместники, служители служили городским магистратам. В которые, правда, многие из них входили. Так, по крайней мере, казалось Адору.

Войдя в шатер, он первым делом выискал глазами Кверинта, который стоял рядом с воеводой. Тот кивнул в знак понимания и, нагнувшись, что-то шепнул Басвану.

- Что у тебя ко мне, десятник Кавет? – строго спросил воевода.

- Ваша милость, я привел к Вам двух людей, шествующих в Рихон. Один из которых, некий Адор, проводник из Этквирэкутиса, по свидетельству очевидцев напал на вот этого человека.

- Как зовут пострадавшего?

Все взоры устремились на «пострадавшего». Тот странно смотрел в никуда, словно ушел в себя. На губах выросла белесая пузыристая полоска пены.

«Ну вот, опять!» - подумал Адор. Ему явно не везло на дэтьеров. Воевода с сотником так же быстро сообразили, что к чему.

- Лишних долой! - скомандовал Басван. – Проводника оставить и позвать ко мне старшую жрицу… Да и развяжите его!

В следующий миг сотник выступил вперед, выхватил протазан у зазевавшегося стражника и ткнул ею «старуху».

- Отойдите от него! – крикнул Адор. – И не прикасайтесь, если жизнь дорога. И вот что…

Он посмотрел в сторону воеводы.

- Тот охранник, который остался у колодца. Его ведь тоже надо подальше от лишних глаз.

Воевода кивнул одному из своих десятников, тот стрелою вылетел из шатра.

- Да развяжите же его! – вскричал Басван, едва все лишние действительно были выпровожены, в том числе и десятник Кавет.

Адора быстро развязали.

- Накиньте ему на руки и ноги тряпье, а лучше пригните их щитами, - скомандовал Адор.

- Делайте, как он велит, - распорядился воевода. Немедленно конечности некроманта оказались зажаты.

- Мне нужно вина! И нужно, чтобы кто-то хлестал его по щекам. Только перчаткой! Не голой рукой.

Адору подали бутыль с вином, тот откупорил крышку, дугой рукой вцепился в челюсть и с силой надавил на нее. Когда рот достаточно приоткрылся, Адор начал вливать в некроманта вино. В это время в шатер вошла старшая жрица.

- Все готово, матушка, - сообщил Адор.

- В каком он состоянии? – спросила она и склонилась над отравившимся.

- Скорее всего, только-только принял, - ответил проводник.

- Ты думаешь о том же? - жрица посмотрела на Адора.

- Это не отрава, а дурман-песок.

- Точно, - согласилась жрица, затем поднялась и, поклонившись воеводе, изрекла:

- Он глотнул дурман-песка и, скорее всего, еще часа два не придет в себя. Но если делать то, что он делал, - она кивнула на Адора, – этот гнилой пес оклемается.

Адор про себя усмехнулся. Жрицы Ниса ненавидели самоубийц и тех, кто калечит себя дурман-травой, называя их гнилыми псами.

«Как близка ты к истине, старшая жрица!»

- Да уж, - только и сумел вымолвить воевода Басван, когда пара дюжих молодцов под руки увели еще не пришедшего в себя некроманта.

- Следует полагать, что подельщики захотят избавиться от него, - вперед вышел незнакомый Адору человек в пурпурном балахоне, с синим, шитым серебром кушаком. – Думаю, если Ваша милость не станет возражать, им займутся мои люди.

- Разумеется, Ваша милость, разумеется. Мне тоже кажется, что гильдия герлетьеров гораздо более преуспеет в этом деле, - воевода поморщился. Ему не терпелось отвязаться от столь странного пленника, который, если вдуматься был сам по себе опасен. Но не тем, чем привык измерять опасность Басван ре Флейвин.

- А с тобой, друг мой, я бы хотел побеседовать лично, - обратился меж тем герлетьер к Адору, - если, Его милость, конечно не возражает.

- Конечно, не возражаю! – воевода ударил ладонями колени. – На сим и порешим. Он встал и добавил. – Пока можете использовать мой шатер, ребран.

Все присутствующие поклонились и удалились вслед за воеводой. Все, кроме Керинта.

- А Вы, господин Кверинт с нами? – усмехнулся герлетьер.

- Пока да.

- В этом нет нужды.

- И все же я останусь с Вами, господин Фрацуэр, ребран Аргелета.

- Вот как? У Вас есть, что-то важное?

- Скорее важное есть у Вас. А у меня – присказка.

- Что ж, послушаем. Присаживайтесь, - он кивком велел выйти из шатра. Рядом, почти прикасаясь к шатру воеводы, стоял серебристый шатер. Вход в него вплотную примыкал к заднему входу, из которого они вышли.

Здесь все было иначе, чем в шатре воеводы. В самом центре – маленькая походная кровать, а перед ней – стол, заваленный какими то документами и книгами. Ребран Фрацуэр знаком предложил Адору и сотнику сесть на мягкие в тон и стиль кровати треножники.

- Теперь мы слушаем, господин Кверинт.

- Думаю, здесь уже ни для кого не тайна, что некроманты? – начал сотник. – Но мне кажется, что речь идет о чем-то большем, чем очередной набег.

- Я тоже полагаю, что речь идет о захвате Долины, - согласился командор Ордена Светлой Луны.

- Нет, ребран, не только Долины. Они хотят захватить и Зист. Им позарез нужны корабли, что бы вернуться…

- В Дом Драконов? – скептически спросил командор.

- Да, Ваша милость, в Дом Драконов.

Адор непонимающе посмотрел на обоих.

- Кажется, наш друг несколько озадачен, - усмехнулся командор. – Что ж, просветите его, тинтир.

- Да, Адор, - согласился сотник. – Тебе не мешало бы кое что знать из истории. Тысячу лет назад, еще, когда Великая Западная империя только зарождалась на осколках другой не менее могущественной державы, в Срединный Дом пожаловали незваные гости. Вели себя, судя по хроникам, они чинно. Так что вскоре оказались близкими к трону древнего императора Авара Большого. Наша долина считалась владением у южных воронов. За нее то император Авар и стал драться с Южным королевством. Его король… как его…

- Оркар Второй, - подсказал командор.

- Да, Оркар Славный, - усмехнулся в ответ сотник, - долго отказывал отпор западному соседу. Пока старейшины этого странного племени не пришли однажды к Авару Большому и не предложили свои услуги. Услуги стоили немало, а именно – женитьбы сына Авара, принца Йовара на знатной женщине этого племени. Авар долго не думал, ему, во что бы то ни стало, надобно было захватить Долину, - ведь тогда через нее шли торговые пути в восточные земли и царства за Туманными горами. К тому же, принц Йовар никогда и не стал бы наследовать Авару.

И вот в одной из битв, войско Авара сумело нанести поражение Оркару. Но не силой и числом, а лишь потому, что в том войске были сплошь одни живаки. А они, как ты знаешь, очень скоро омертвячились, а потом уже и обратились в коцленов. В этой битве погибли не только воины короля Зиста, но и наследный принц Западной империи, воеводивший этой ужасной армией. Он то, в отличие от тебя, не знал всех свойств этих тварей.

А вскоре скончался, как говорят, «при загадочных обстоятельствах» и сам император. Власть перешла к Йовару Темному. И настали поистине темные деньки, длившиеся полтора века. Пока, наконец, с севера не пришли те, кого ты знаешь под именем воины Аргелета. В битве при Доме Роз они уничтожили воинство нежити, но сами некроманты во главе с их очередным императором бежали, куда бы ты думал?

- ?

- В Долину. Здесь, семьсот лет назад они построили мощную крепость – Фелдлен, которая на долгие триста лет стала оплотом нечисти. Но некроманты не учли одного очень важного пустячка. А именно того, что саму Долину населял древний и сильный народ. Даром, что мирный… Ты, Адор, быть может, удивишься, но ты человек с до-олгим прошлым. Как мне удалось выяснить, предки нашего народа участвовали еще в Походах против демонов Восточного Рога. И во множестве там отличились. А было это три тысячи лет назад. Так что не объединенный союз рыцарей Аргелета и витязей Южного королевства уничтожил три с половиной века назад Фелдлен, а наши с тобой деды. Подняв восстание, они, вместе с покоренными жителями долины изгнали некромантов, а подоспевшие рыцари Аргелета разрушили опустевший Фелдлен до основания. Говорят, тем как-то удалось проскочить мимо воинства Зиста и уйти н6а юг. Впрочем, теперь это более чем очевидно, не правда ли, ребран?

- Да, конечно, - подтвердил тот. – К сказанному тобой мне, пожалуй, стоит добавить причину появления дэтьертиров в Большом Доме. Многие века племя это жило на острове, называемом в хрониках Домом Костяного демона. Их темными услугами долгое время пользовались правители Драконьего Дома. Но в те времена племя некромантов жило тихо. Один из царьков Драконьего Дома, чье королевство находилось на восточном отроге Синего полуострова и морем граничило с северными землями Большого Дома, вознамерился захватить эти земли. Он так же, как и Авар Большой, долгое время не мог покорить свободолюбивых жителей этого края, пока, наконец, так же не обратился к племени Костяного демона. Те помогли царьку, и очень долго край тот был пуст, пока изгнанники, потомки жителей севера не объединились в дружину и в полнолунье не дали обет очистить от дэтьеров их край. Так родился Аргелет. Наши предки исполнили обет. Тогда обезумивший царек направил орды дэтьеров на другие страны Драконьего Дома. Вначале все шло у него хорошо, но затем оставшиеся королевства объединились и сумели дать отпор врагу. Они поняли опасность, таившуюся в Доме Костяного демона, и попросили рыцарей Аргелета изгнать ужасное племя с острова.

Так и произошло, но борьба была столь упорной и изнурительной, что мы, когда выгнали некромантов, не смогли проследить, куда они направились. Возможно, если бы мы это сделали, то давно б уже мир не знал о дэтьертирах ничего. Но в те времена никто не ведал главного – откуда на островах появилось это загадочное племя. Не знают и теперь, хотя имеются кое-какие догадки…

Фрацуэр помолчал и прошелся по шатру…

Впрочем, все это в прошлом, - продолжил он. - Гораздо важнее, то какую угрозу они несут в себе теперь. Меня, друзья мои, как-то не прельщает общаться с гниющей, злобной толпой тех, кого раньше считал своими соратниками.

- Что, полагаешь, может быть и такое? – с тревогой в голосе спросил сотник.

- Хочу, и приложу все усилия, что бы такого никогда не было, - твердо ответил командор.

- Половину из всего того, что вы мне рассказали, я пропустил мимо ушей, потому как попросту плохо читаю. А в другую половину я бы никогда не поверил, если бы сам однажды не встретил на своем пути того, кто поведал мне обо всем, об этом, только с другой, противоположной стороны. Того несчастного я посчитал сперва безумцем… - на мгновение Адор умолк. - А потом увидел все так, как оно есть на самом деле.

Он пристально посмотрел в глаза сотнику и командору и увидел в них удивление и тревогу, перемешанную со страхом…

 

Эпилог

 

- …Впрочем, я еще человек, - голос некроманта как-то по-особенному, непривычно и странно зазвенел эхом среди камней и скал. Он встал. – Да, надежда еще есть, хотя времени и мало… Вот что я тебе скажу Адор, сын Авара: старайся никогда больше не иметь дела с моим племенем. Вот переведешь меня через тропу, и забудь, о том, что мы, когда ни будь, с тобой вообще виделись.

 - Что мешает мне оставить тебя сейчас? – усмехнулся Адор, вставая.

- Ну? – тот так же встал. – Во-первых – ты дал клятву, перевести меня за хребет. На сколько же мне известно, проводники… настоящие проводники, редко когда изменяют такой клятве.

Адор вновь усмехнулся:

- Допустим, ты прав.

- Ну а раз я прав, во-первых, то, во-вторых, я ведь не совсем тот, за которого ты меня держишь. Вернее, конечно я – дэтьертир. Но, похоже, в отличие от тебя я нашел верный способ изменить своей клятве. И собираюсь в ближайшее время ею воспользоваться. Так что некогда нам тут, как это у вас «лясы точить, что ли»?

- Да.

- Вот-вот. Показывай свою тропу.

Вторую половину дня они продолжали подниматься вверх, одновременно проходя вдоль хребта. Жидкий хвойник сменялся мшистыми бугорками, проплешины полян – могучими скалами, укрывавшими поросшими вереском расселины в которых тонули водопады. Наконец, они достигли лугов, все чаще взбираясь на цветистые плато, плавно переходившие в ущелья. Пару раз им встречались расселины настолько полные водой, что потоки их текли, куда то очень-очень далеко. Но Адор знал, что эти горные речки никогда не попадали на равнину, а обрывались в небольшие озера, питавшие те самые луга.

К вечеру, когда солнце еще не скрылось, но сумерки уже давали о себе знать алым маревом с востока, они достигли небольшой пещеры.

- Заночуем здесь, - Адор поднатужился и немного отодвинул камень, закрывавший узкий лаз. – Еще мой прадед, когда нашел эту пещерку, сразу поставил здесь камень.

Некромант кивнул.

- Хорошее местечко. Ты, верно, прячешь здесь свои пожитки?

- Ни за что! Кое-какойхлам, правда, здесь имеется. Но ничего кроме. Опасно что-то оставлять на этой стороне хребта.

- Понятно, - некромант пролез вслед за Адором и вскоре оказался в полной темноте.

- Держи светильник, - окликнул его проводник, всучив нечто круглое. Тот взял. Осторожно Адор нащупал фитиль и зажег.

- Ну вот, можем располагаться. Когда я иду на ту сторону всегда беру с собой смену для ночевки, так что нам этого хватит. Встанем рано утром, по заре. И двинемся, а пока – можем отдохнуть.

- Пещера вглубь шагов сто, не больше. Но тут два коридора, - продолжил Адор. – когда они прошли ровно пятнадцать шагов. - Тот, что поменьше – ведет к главному залу, а что побольше – тупик. Здесь обычно, как это – отхожее место.

- Понятно.

- А там есть что-то между окном и дымоходом и потолок в три роста.

- А мыши? Обычно в таких пещерах любят селиться летучие мыши, - спросил некромант.

- На этот случай к потолку привязана одна сушеная травка.

- Понятно! – громче сказал некромант, и послышалось небольшое эхо, как в колодце.

- Чувствуешь?.. Вот теперь пришли, - Адор зажег еще несколько светильников.

- Когда я иду сюда, то обычно останавливаюсь на целый день, - сообщил он, управившись с зажиганием. - Чищу сток и отверстие, откуда падает вода для питья. Правда здесь она противно воняет сперва, так что приходится кипятить. Но завтра поутру мы напьемся самой вкусной воды! Ты никогда такой не пробовал! - последнюю фразу он произнес торжественно и загадочно.

- Почему? – недоуменно спросил некромант.

- В часе ходьбы, как раз по дороге к перевалу, есть источник с очень вкусной водой, - Адор улыбнулся. - Мы называем ее Обманная радость. Потому что если не знать, что впереди – перевал, а позади степь, то можно подумать, что уже пришел в долину.

- Хм, любопытно.

- Еще бы! Ну а за источником рукой подать до перевала! А там дорога двоиться. Если идти дальше – наткнешься на старый тудрусский кордон. Северная стража называется. Выше его по Бакрону ничего уже нет. Вот мы и пойдем северней. Эту то дорогу точно никто не знает. Она ведет мимо самого сердца Южного Бакрона. Дальше уже Лависет…

Он развалился на шкурах, блаженно снимая с себя сапоги.

 Здесь вот одёжа, - Адор указал на большой ларь, смахивающий на сундук степняков, - мы ёё оденем, когда пойдем через перевал.

- Что, так холодно? – серьезно спросил некромант.

- Не то слово! – воскликнул проводник. - Сейчас лето, и мы еще успеем перейти вполне сносно. Но там дуют постоянные ветры, дуют бешено, аж до костей пробирает. Так что только шкуры и спасают. И жир. О том, как мои предки открыли Врата всех ветров, даже легенда бытует. Из поколения в поколения переходит.

- Ну-ка, расскажи? - с живым любопытством попросил некромант.

- Да ну. Бабьи сказки.

- Да нет же, нет! Интересно.

- Вот вначале поедим, а потом уж и на сытый желудок, да на хорошую дрему, что бы так сказать, сладко спалось…

- Что ж, убедил.

Они приготовили снедь и поели. Затем Адор открыл ларь со шкурами и примерил на спутнике: где надо подсобрал, где надо увеличил. Соорудил капюшон и сладил нарукавники и что-то вроде унт.

- Особо лицо надо беречь, - заметил проводник. – У меня для этого особый утеплитель имеется, завтра намотаем.

По подсчету Адору уже близилась полночь, когда они улеглись.

- А кстати, как ты узнаешь о приближении утра? – спросил некромант.

- Хм, усмехнулся Адор, - у меня тут свой секрет имеется.

- Ладно, - согласился некромант, - держи свое при себе. Только теперь поведай мне ту историю.

- Какую?

- Ну-ну, не увиливай!

- А-а, предание о Рус-ди-Лиспирис?

- Да.

- Что ж, изволь, - рассказчик поудобнее лег и начал. – Дел моего деда знал, а то уж и мне передал. Жил в нашем роду проводник, звали его Анар. Этот Анар был младшим сыном, а потому к семейному ремеслу оказался почти необучен, как на род надвинулась беда. В то время с запада пришли к нам люди-чудовища. Они превратили в рабов жителей низин, а вольных горцев, к которым принадлежал и наш род, сходу поработить не смогли. Тогда они выстроили огромную черную колдовскую крепость и назвали ее Домом Теней. Оттуда каждый раз налетали тени, и уносили с собой жителей гор. И говорят, обращали их в таких же рабов, а то и еще хуже. Людей становилось все меньше и меньше пока горцы не сдались. Но люди-чудовища, памятуя о прошлых боях, не стали обращать всех в рабство, а наложили на покоренных страшную дань – приносить в жертву теням своих младших сыновей по жребию.

Настал год, и жребий выпал на Анара. Отец приготовил сына к тяжелому расставанию и увел подальше в горы, на пики, куда прилетали чудовищные тени. Он исполнил все, как требовали те, но в последний миг, сердце отца не выдержало страшного томления.

«Иди, сын мой, беги отсюда и не оборачивайся. Живи и радуйся!» - так сказал он и погнал мальчика прочь. Тот не смел, ослушаться воли отца, хотя и знал, к чему это приведет, и побежал. Но едва он пересек жертвенную черту, как услышал дикое завывание и свист, как будто тысячи свистунов, зажав зубами пальцы, свистели ему прямо в ухо. Но меж воя чудовища мальчик услышал предсмертный крик отца и в последний миг обернулся. Тот час чудище увидело его и погналось вослед. Мальчик, сломя голову бежал, бежал уже не оглядываясь, бежал, слыша за собой все то же завывание и свист. Тень настигала Анара и уже почти настигла, когда внезапно, что-то заставило ее остановиться.

И тогда мальчик вновь услышал тот пронзительный свист. Но чудище уже не выло, и свистело оно так, что Анару показалось, что тень испугалась. Тогда мальчик остановился снова и увидел перед собой деву в серебряных, сверкающих одеждах. Лик этой девы был прекрасен и бел, как горная вершина. Дева молча стояла и смотрела на что-то, находящееся за мальчиком. И какой то голос внутри него сказал:

«Иди, не бойся. Если не убоишься пути, то куда бы ни шел ты, и весь род твой, пройдете, и откроете. И неверным укажете верный путь, а верным откроете все врата»

Так сказал голос. И предок мой Анар пошел, и вслед ему послышался плач, словно плакал младенец. Долго шел Анар, и многое вынес он в том пути пока не вышел, наконец, туда, куда мы завтра попадем.

И тем путем идут вслед за ним все его потомки, и я последний из них тем путем иду тоже. Так-то.

Воцарилось молчание.

- Такая вот легенда о Рус-ди-Лиспирис! - сказал, наконец, Адор, зевая.

- Красивая легенда, - тихо молвил некромант. – Знаешь, что я тебе скажу, проводник? А ведь многие предания гораздо правдивей всяких там летописей и толков. Как знать, может, и я был…

- Что? – снова зевнул Адор. Последнего слова спутника он явно не услышал.

- Да нет… - поспешно ответил тот. – Я просто к тому, что такие тени и в правду встречались в древности. Только вот память у них своеобразная.

- Это как?

- Ну, как сказать… Да, впрочем, - он явно не хотел договаривать. – Просто… Сдается мне, что я то, что ты поведал, уже знаю, только так, сказать, из другого источника.

- Ну, может быть. На то оно и предание.

- Да, да. Все может быть, может быть, может быть…

 

 

 

 

Часть 2. Врата отворяющий

 

Sine ira et studio

 

 

Пролог

 

Молочный луч солнца коснулся век проводника, а в следующее мгновенье он вскочил и направился к умывальне. Утро действительно пришло с первым бледным, еле пробившимся сквозь горный туман лучом, который одинокой струйкой пролился на Адора.

- Пора вставать! – умывшись, он осторожно, но настойчиво тронул спутника за плечо. Тот немедленно встал.

- Уже утро? – спросил некромант, хлопая ресницами и зевая.

- Да, - кивнул Адор. – Сейчас поедим, а потом оденемся и выступим.

- В шкуры сразу одеваться будем?

- Да, когда минуем скалу у источника, за ней уже лежит снег. Нам надо быть очень осторожным. Туман в горах – самый гибельный после лавины. А сейчас его время. За лето, конечно, мало, что могло измениться, но мало ли что?

- Ты прав, - кивнул некромант. – Осторожность не помешает. А когда мы достигнем перевала.

- Если повезет – после полудня. К вечеру точно будем уже на той стороне. Сам проход невелик. Часа за два осилим. – Адор покачал головой и вздохнул. – Но лучше бы мы прошли еще столько же, сколько уже прошли, чем эти два часа.

- Что, так паршиво? – кисло скривился некромант.

- Сам увидишь.

Они вышли, и тот час погрузились в сплошное молоко. Адор попридержал некроманта. Отдав ему свой посох, он запер пещеру, а затем взял бечевку и протянул один конец спутнику.

- Возьми, но ни к чему не привязывай, - предупредил он, забирая посох. – Все время держи в руке.

- Хорошо.

Они выступили.

- Смотри под ноги и вопросы не задавай, а на мои вопросы сразу же отвечай желательно громко, – продолжил наставлять Адор.

- Понял! – послышалось из-за сплошной белой пелены тумана.

Прошли немного. Впереди смутно показались темные очертания. Скалы одно за одной расступались, уводя путников все выше и выше. Наконец туман потихоньку начал рассеиваться, хотя видимость по-прежнему оставляла желать лучшего. Но Адор, когда в очередной раз обернулся, отчетливо увидел шедшего за ним некроманта. Вскоре среди скал показались первый проплешины сбитого в валуны потемневшего снега. Кое-где снег лежал прямо на ярко-зеленой траве, а где-то покрывал шапкой всю скалу, оставшуюся в тени своей соседки.

На одном из зеленых ковриков Адор остановился и огляделся.

- Если пойдем налево – спустимся к Хирклирэ. До него часа четыре идти. А нам нужно брать правей. Там тоже будет небольшой спуск, к роднику. А за ним – вечные снега.

- А туман?

- А что туман?! Если наверху хорошая погода, скоро рассеется совсем. Но к роднику мы подойдем еще в тумане, - предупредил Адор и стукнул посохом по ближайшему обледеневшему снежному кому. Тот даже не шелохнулся. Проводник усмехнулся и продолжил подъем. Пройдя еще с десяток скал, путники приблизились к подножию ледяной шапки, нависавшей над сплошной грядой. Здесь едва заметная по особым приметам тропа резко сходила вниз к небольшому углублению. Адор спустился, увлекая некроманта за собой. Под скалой тихо журчал ключ. Адор извлек из сумы легкую деревянную кружку и наполнил ее водой, затем протянул кружку спутнику.

- Пей осторожно, мелкими глотками. А то горло обожжешь»! - предупредил проводник.

Некромант так и сделал. А затем долго наслаждался сладковато-металлическим привкусом жгучей воды, превращающей горло в растрескавшийся кристалл. Напившись, некромант протянул кружку Адору. Тот сделал небольшой глоток и осторожно выпил до дна. Затем протянул флягу и аккуратно наполнил ее водой из ключа.

- Здесь где-то есть серебросодержащая жила, - уверенно предположил некромант.

- Наверное, - пожал плечами Адор и прицепил флягу к поясу. - Ну что, пошли?

- Да, конечно.

Они продолжили спуск, но когда скала кончилась, вновь начали восхождения вдоль нее. С другой стороны тропы постепенно образовывалась пропасть, так что путники поневоле замедлили шаг. Скоро они оставили страшное место, углубившись в расщелину между скал. Но, выйдя на другую сторону, они попали в очередной каньон. Правда, здесь уже не было тумана, зато вставшее в полную силу солнце, отражаясь в снежных шапках, слепило глаза. Привычный к опасной игре солнца, Адор косился на спутника. Но тот не подавал повода к беспокойству, даже тогда, когда они, пройдя эту вторую расселину, оказались почти на ладони у светила. Кругом куда не кинь, высились сплошные белые пики.

Бакрон величаво показывал путникам свое могущество и стать. Полоса тумана под ними скрыла подножия и пропасти, так что только сверкающие на солнце бело-голубые вершины поднимались все выше и выше к небу, подпирая его, а кое-где, казалось, нанизывая на себя…

 

1

 

- А где Адор? – тревожно спросила Риворнэ. – Он столько времени назад уже ушел…

- Да что ты за него трясёшься вся?! - всплеснула руками Басья. Она вышла вслед за Риворнэ из палатки. - Мужик сильный, самостоятельный. Он ведь допрежь уже уходил. И так же внезапно. Глядишь, в Рихоне повстречаем.

Женщина улыбнулась, заставив Риворнэ смутиться. Но та, по крайней мере, внешне не подала виду. Еще чего – краснеть перед деревенской бабой. Риворнэ всегда стремилась подчеркнуть свое отличие от окружающих. Поведение, жесты, слова… Все, что могло хоть как то выдать в ней какую-то общность с другой жизнью Риворнэ в которой маленькой девочкой она была такой же, как и все…

Резкая перемена, как и желание, стать жрицей Ниса произошли с ней после того случая.

«Нет! Не вспоминать! Об этом нельзя вспоминать. Ни за что!!!»

Некоторое время она стояла, как завороженная. Но в следующий миг глаза девушки просияли. Она увидела того, о ком так тревожилась.

Адор шел прямо в ее сторону.

- Что смотришь, - весело сказал он.

Риворнэ встрепенулась и вспыхнула.

- Ничего? - с дерзостью постаралась сказать она. Но что-то заставило девушку сдержаться. - В общем, я тут действительно кое-кого выглядывала. И этот кто-то мог бы не убегать постоянно… Ой!

Она испуганно посмотрела на него.

- Ну, то есть…

- Не надо ничего говорить, - сказал он с усмешкой, - ты просто волнуешься, как будет там, в Рихоне, ну и все такое…

- И совсем я не волнуюсь, вот еще, - фыркнула Риворнэ. - Долго мне еще тут стоять?!

- Так я и не держу, - ответил Адор. Все-таки ему удалось вогнать Риворнэ в краску. Девушка прикрыла лицо рукой, отвернулась и побежала в противоположную сторону. Ах, если бы она знала, чем заняты в тот миг мысли Адора?!

На следующий день все вновь собрались продолжить праздничный путь. До Дня Ниса оставалось меньше декады. И на следующих юсках ничего нового не произошло. Казалось уже нереальным то, что было совсем недавно. Адор находился неотрывно рядом, и тем Риворнэ успокоилась. Но вместе с приближением к Рихону, в сердце девушки потихоньку разгоралась иная тревога. Ей уже не казалась столь вероятной возможность посвятительства. Она все больше с нежностью смотрела на своего столь угрюмого в недавнем прошлом спутника, который, по одной ему ведомой причине вдруг стал иным.

Куда-то подевалась угрюмость и отстраненность от происходящего. На последнем юске они даже повторили тему «ложного похищения», чем вызвали большой восторг и помогли своему лагерю разговеться дополнительными дарами. И Адор был весел и бесконечно нежен с Риворнэ.

Лишь раз взор Риворнэ омрачила невеселая картина, которая напомнила ей выезд из Тудруса. На очередном большаке они встретили верховых степняков, конвоировавших какой-то обоз. В одном из них Риворнэ узнала того наглеца, который подходил набрать воды в колодце. Похоже, и тот ее узнал и так же нагло осклабился, как в тот раз. Так же Риворнэ отвернулась. Степняк засмеялся, пришпорил коня, на котором, чувствовал себе смелее, чем на земле. И поковылял вслед обозу.

Риворнэ мотнула головой, словно желая отмахнуть от себя неприятное то ли предчувствие, то ли ощущение.

- Ты идешь? - вдруг спросила ее Ольвия, ухватив за руку. За время шествия они стали почти подругами. По крайней мере, так считала сама Ольвия. Риворнэ не возражала. Сейчас она даже не заметила, как остановилась, а потому инстинктивно одернула руку.

- Ты чего?!

- Ой, извини, так, неприятное воспоминание. Правда, прости! - Риворнэ виновато улыбнулась.

- Да ладно, пошли! А то потеряемся, - весело сказала Ольвия, и вновь взяв девушку за руку, увлекла за собой.

На горизонте уже показались сверкающие вершины Западного отрога. Сплошная равнина понемногу стала превращаться в холмистое нагорье. Но придорожных поселений не становилось меньше. Однако здесь, на холмах они были не такими, как в низине, или на востоке Долины. Дома выглядели какими-то убогими, а жители – безрадостными и дикими.

Зелень – единственное, что украшало этот унылый пейзаж. Зелень и горы. Все остальное в суматохе шествия другие люди видно старались не замечать. Но Риворнэ с той второй встречи с наглым кочевником беспокоила смутная тревога. Она все чаще с тоской смотрела на восток. А последней ночью, перед тем, как рихонские стены показались вдали, ей приснился странный сон.

Риворнэ снилось, как она проводит детство в Тудрусе, у своей родни. И ей снились тудрусские ворота, но не те, из которых вышел поезд, а другие, на противоположной стене в конце расщелины, ведущей к перевалу. Ровно тысяча шагов отделяло крепость, на перевале от этих ворот тысяча шагов вверх. Когда-то этот путь не вмещал всех желающих, и потому у крепости толпилось множество повозок и тьма людей. По ту сторону перевала некогда процветало самое большое торжище в прежнем мире.

Тысячу шагов вверх шла маленькая Риворнэ по этому узкому, прямому пути в своем сне. Позже залитый лунным светом, этот путь показался Риворнэ каким то странным, не из здешнего мира, но тогда, во сне она смело шла по нему. Хотя путь ей то и дело преграждали рваные, подвывающие тени. Она слышала их завывания и видела, как с каждым ее шагом тени то исчезали, то появлялись вновь над нею под ней, рядом, везде… Тени словно танцевали какой-то неистовый танец, то пускались в пляс, а то кружились в вихре.

Они что-то шептали Риворнэ, но та не могла понять их завывания, хотя слова были знакомы:

«Тоу со осмин ре Прэдируя! Тоу со осмин ре Прэдируя! Тоу со осмин!..»

Она где-то уже слышала эти слова. И во сне она пыталась вспомнить, где именно, словно от того, узнает ли она их смысл, зависело, что-то очень важное, что-то такое, что если вспомнишь, то немедленно очутишься, где-то очень далеко, подальше отсюда. Ведь чем ближе к вратам крепости подходила девочка, тем сильнее и страшнее становилось завывание. Вскоре оно смешалось с пронзительным свистом, а тени уже не кружили, они бесновались и хаотично вращались вокруг девочки. И в центре этого вращения был серебристый путь – тоненькая ниточка, ведущая к Вратам. Наконец свист стал невыносимым, а тени превратились в лица, но без определенных черт, только пылающие красно-желтым цветом глаза и темные провалы ртов на белых, покрытых какими-то рунами, словно шрамами лицах. Они, то приближались, словно вспыхивали из тьмы, а то так же внезапно удалялись, и все повторялось вновь. Стало трудно дышать, вихрь сбивал с ног, но девочка шла и шла по лунной дорожке, до тех пор, пока…

Вдруг яркий свет ослепил Риворнэ. На миг в нем она различила строгие очертания Врат, распахнутых настежь. Свет лучился из входа. Наконец, не выдержав потоков света, уже сама Риворнэ, а не маленькая девочка, она опустила глаза. Прямо перед ее левой ногой, на расстоянии шага темнел след, будто кто-то твердой поступью вдавил и отпечатал свой сапог. Наконец в потоке света исчез и этот след, и, казалось все вокруг. Даже тени. Их вой стих. Свет стал нестерпим…

Риворнэ проснулась. В небольшой проем точно на ее лицо падал утренний солнечный луч. Она часто заморгала. Что бы хоть как-то приободриться Риворнэ резко встала со складной кровати, сделанной из легкого дерева, росшего в Зисте. Она оделась и вышла из палатки. Еще не утро, но предутрие, встретило ее. И привычная суета кругом не вошла еще в свою колею.

Она проворно выполнила обычные утренние дела, и, поскольку лагерь еще не думал подниматься, решила подождать других женщин в трапезной палатке. Лагерем – претом – называлось собрание десяти родов, каждый из которых на празднество должен был послать двух представителей, мужчину и женщину. Но, помимо этого каждый род вез с собой в колеснице, какую-то часть прет: палатки для мужской и женской половин, походную кухню, изгородь для загона волов и иных жертв, жерди к палаткам, палатку для трапез и складные столы, лавки и кровати. Адор и Риворнэ как раз и везли с собой трапезную палатку. Так что в обязанность девушки вменялось подготовить ее к сборке.

Зайдя в трапезную, Риворнэ едва ли не столкнулась нос к носу с Адором, которому, видимо, также не спалось.

- С добром от зари, - поприветствовалась девушка.

Адор сидел у самого входа. Он, поднял голову и улыбнулся:

- И тебе с добром. Как спалось?

- Хорошо, - соврала Риворнэ. - А ты, вижу, и не спал совсем.

- Почти что так, - закивал головой следопыт. – Пытался уснуть, да что-то сон не берет. Волнительно как-то, знаешь.

Девушка хмыкнула.

- Отчего?

- Ну, так, знаешь, что-то неопределенное, - проводник улыбнулся и неопределённо повёл пальцем. - Просто, замотался я в последнее время. Вот и бессонницу накликал… Говорят, те кто много попусту суетится, те и спят, неспокойно. В суете.

- А скоро сбор?

- Да вот-вот должна труба возвестить. Ты прибраться пришла?

- Да.

- Хорошо, тогда я мигом, соберу вещи, - он встал и быстро вышел из палатки, как-то по-звериному прошмыгнув мимо Риворнэ. Больше она его в то утро не видела.

 

Ближе к полудню шествие достигло предместий Рихона. Дома здесь в основном ухоженные, выкрашенные в голубое или побеленные и бело-голубые же заставы. На холме, называемом Агифлен, всю округу обозревала высоченная и такая же полосатая сторожевая башня. С нее начинались «приветственные поля» - места для народа, вышедшего встречать праздничное шествие.

Чего и кого здесь только не было!

Изобилие снеди разложили на длиннющие столы по обеим сторонам тракта. В идущих бросали венки и ветки растущих только здесь, на западе Долины, золотистых кленов. Столпотворение в Рихоне было даже большим, чем в Парихинтане. Или, возможно, это казалось, ведь город в такие времена увеличивался вдвое.

Наконец-то Риворнэ увидела первые дома. Как ни странно, но то, что неискушенный путник принимал за стены, на самом деле были именно дома. Но издали эти дома и вправду напоминали городские стены, так как высились в пять, а то и более ростов.

Когда вошли уже в город, то ряды вынуждены были разделиться. Первый обоз традиционно шел по центральной улице, жители юга – свернули направо, затем направо свернули жители центральных селений. Парихинтанцы и те, кто пришли с запада, - повернули налево. Не доходя до площади, шествие встало. Впереди показались собственно рихонские ряды и немногочисленные жители северных селений.

Ровно в полдень шествие к Храму Велеречивого Ниса должно было продолжиться. А пока всем дали несколько минут отдохнуть и переодеться. Риворнэ никогда не была на пощаде перед храмом. Но и Багряную площадь, и сам величественный Храм Ниса она хорошо себе представляла. Девушка много раз видела их на картинах в тудрусской школе и книгах, что читала там же. Площадь располагалась внутри чуть вытянутого по краям прямоугольника, в центре которого стоял храм. По краям прямоугольника с одной стороны находилась крепость, названная в честь древнего императора, отстроившего ее – Дихтэкрон. С другой стороны – ратуша и магистрат. Храм окружали сады, названные в честь четырех спутников Ниса: великана Катикара, хитреца Сулакка, пьяницу Пэнэфа и той, которую не принято называть.

Сам храм состоял из огромной насыпи валунов и щебня. С восточной стороны к небольшому крытому портику на вершине вела сужающаяся лестница. Внутри портика, обвивая четыре столба, росла виноградная лоза – ипостась Ниса. Среди этой лозы, как говорили, помещался ларь с тремя дарами Велеречивого бога: лопатой для возделывания земли, чашей, в которую первый человек сцедил виноградный сок, и мешочка с виноградными косточками. Первая такая косточка и стала прародительницей всех виноградных садов во всех Домах Дэи.

Эти три бесценные вещи рисовались на стягах, знаменах, полотнищах, плащах, стенах домов. Группой или поодиночке, знаками и в живописных подробностях. Потому, когда кто-то брался за лопату, пил из чаши, или возделывал виноградную лозу – памятовали об этих трех предметах, положенных в заповедный ларь, стоявший в виноградных зарослях на вершине холма в центре Рихона – города Ниса. Так было не всегда, и до Рихона этот ларь проделал долгий и опасный путь, о чем записано во многих повествованиях.

Наконец загомонившее и расстроенное шествие вновь умолкло, выстроившись в ряды. Голос труб возвестил о начале Праздника. Когда старшины прочли молитву, ряды празднующих заколыхались в такт раздуваемым знаменам и двинулись вперед. Мужчины в голубых накидках и белых хламидах несли в распростертых руках виноградную гроздь и список тех жертв и треб, что полагалось возложить на стол приложений. Во время подготовки в колонну пришли служители Ниса и увели колесницы с приношением. Все остальное оставлялось здесь.

Женщины в белых платьях с серебристыми кисточками на концах и голубых покрывалах с теми же кисточками пели песни, танцевали. Они держали в правой руке чашу, а в левой – печать рода, извлеченную по такому случаю из родового святилища. Мужчины и женщины шли в отдельных рядах, а между ними шествовали непосвященные служители и служительницы, а так же полужрицы, в обязанность которых входило направлять колонну и следить за порядком.

Наконец ряд, где шествовала Риворнэ, вышел на Фейфу. Солнце недавно вошло в зенит, а потому все вокруг сияло: и правильный ряд фонтанов, и рощи садов и толпы зевак, пришедших отовсюду. Светило играло в знаменах и стягах, и казалось, они пылали ярким бело-голубым пламенем.

Вскоре настал черед приношений. Обряд приношений, собственно то, ради чего и устраивалось шествие, длился несколько часов до заката. Все жертвы занимали свое место у длинных столов предложений, находившихся с восточной стороны. Все людские грехи и чаянья, мольбы и радости помещались на этих столах. Но самым главным здесь были отнюдь не они. В центре столов, туда, куда женщинам входить строго запрещалось, стоял голубой помост. Восходившие на него мужчины протягивали верховной жрице свитки и меняли виноградную гроздь на причастие Ниса, в это время женщина, представлявшая Матерь рода, выкрикивала имя рода, и поднимала вверх святилищную печать, затем она передавала жрице чашу, в которую та наливала питье Ниса. В это время мужчина сходил с помоста, и они одновременно причащались из одной этой чаши священным питьем. И троекратным целованием, символизировавшим брак Ниса с его невестой, скрепляли родовую требу.

- Анарт! - наконец-то закричала Риворнэ, подбрасывая вверх печать, и повернулась к народу.

- Анарт! Анарт!.. - заголосила в ответ площадь.

- Дары приношения рода Анарт наполнили чашу причастия до краев! – возгласила жрица. Это означало высшую похвалу и давало роду надежду на то, что все просимое исполнится. Ни один их родич за все это время не запятнал себя никакими преступлениями. Род выполнил все обеты и отдал все, что был кому-то должен. Род устоял и увеличился, что принималось за знак особой милости, а, следовательно, и благоволения. Немногие роды могли бы похвастать таким. Но ведь род Анартов и не хвастал. Он просто получил заслуженное.

После слов жрицы имя рода еще долго продолжали выкрикивать окружающие. Риворнэ, опершись на Адора, шла счастливой и пьяной. От количества залпом выпитого из глаз потекли слезы. Чаша оказалась велика для девушки. Адор снисходительно поддерживал ее, чтобы она еще и не упала. Обряд, ради которого столько шли, нужно было довести до конца.

Поэтому они прошли через всю площадь на западную сторону, что бы увидеть, как сжигаются их требы. Только тогда им следовало уходить, поскольку обряд считался исполненным.

Пройдя положенный путь, Адор и Риворнэ остановились:

- Ты что-нибудь, видишь? - спросила она.

- Да. Сейчас будут возносить наши требы, - он поднял голову. - Смотри! Помощник вытащил наш флаг.

- Да, да, кажется, вижу, - девушка устало оперлась на его плечо.

- Вот! Они… Да, зажгли!!! Анарт!!! - гаркнул Адор, тряся Риворнэ. Они зажгли ее!

- Анарт! - широко улыбаясь, молвила девушка. Что бы там ни было впереди, она была счастлива от того, что стоит с этим отвратительным слепцом, гадким, противным и таким родным. В этот миг Риворнэ поняла, что суровый проводник ей небезразличен. И от этого осознания на душе стало как-то не по себе, словно девушка с головой окунулась в нечто светлое, но незнакомое, а потому пугающее.

 

2

 

События разворачивались так стремительно, что Риворнэ поначалу отказывалась понимать: происходят ли они на самом деле, или все это – какой-то странный сон.

Сразу после того, как она и Адор покинули западный склон и присоединились к своему ряду, проводник словно растворился. Еще минуту назад он, что-то обсуждал со стариком Удином, а потом снова исчез. Многотысячная толпа, собравшаяся вокруг Фейфы, начала давить на строгие ряды шествовавших, словно штурмовала ее. И поначалу девушке показалось, что Адор просто был подхвачен очередной такой волной. Однако через некоторое время уже другие заботы легли на ее плечи.

Толпа действительно как-то очень странно себя вела. Все это происходило с северной стороны, у крепости. Дихтэкрон напротив, казался спокойным, его массивные, окованные железом с рунами-оберегами врата были заперты. Вначале Риворнэ подумала, что тому и должно быть, но вот она услышала недовольство находящейся рядом незнакомки:

- Знаешь, почему они так распоясались? - доверительно сообщила та. - Эти бездельники – зашибалы с рудников. Они всегда себя так ведут, по любому поводу, пьянь безмозглая. А сейчас тем более, ворота то заперты.

- Какие ворота? - не поняла девушка.

- Да Дихтэкрона, то. Вон – вишь, хоть створы бы распахнули, а решетку оставили. Такого ведь никогда не было, чтобы на День Ниса крепостные ворота запирать. Вот эта шелупонь и распоясалась.

Женщина презрительно отвернулась от толпы. В этот момент кто-то из галдящих выкрикнул странную фразу:

- Нидх эоклу одатлепириа! Це, нидх эоклу!

Слова звучали на языке Великих Первых, но как-то странно. Риворнэ показалось, что она уже слышала этот странный оттенок.

- Что он прокаркал? - спросила ее незнакомка.

- Не знаю, на языке Первых, но не очень-то и хорошо, - призналась Риворнэ.

- Да уж, быстрей бы повернули обратно, - вновь заворчала неожиданная товарка. - Там обычно поспокойней. Я в прошлый раз устроилась прямо в городе, на одной из южных улочек. Все-таки в предместьях не то…

Что-то знакомое мелькунуло в этой тетке, и Риворнэ, потеряв из виду спутников, инстинктивно поплелась за ней. Им удалось свернуть обратно к ратуше. Там и впрямь оказалось спокойней. Но женщина не пошла за остальным шествием, а свернула в проулок.

- Так быстрее, - объяснила она и выскочила из толпы в проем между домов. В нише проема Ривонэ увидела небольшую арку, до которой вели несколько ступенек. В конце арки путь преграждала калитка. Женщина уверенно распахнула калитку и быстро захлопнула ее за Риворнэ. Они прошли тихим двориком, которого по какой-то странности совершенно обошли ровным счетом все события, происходящие на площади. Хотя гул площади доходил и досюда, но здесь он скорее напоминал завывающий ветер.

Уже вечерело, когда, пробравшись через паутину дворов, больше похожую на лабиринт, они выскользнули из очередной арки и очутились в нескольких шагах от своей утренней остановки. Риворнэ растерялась. Похоже, здесь никого не было с утра.

- А где же все?! - услышала она собственный вопрос голосом изумленной женщины.

Повсюду валялись выпотрошенные колесницы и возы, некогда уложенные вещи превратились в груды тряпья, которые разметал ветер. Кое-где горели костерки из того, что некогда было, чьим-то имуществом. Ветер поднимал искры до самого неба…

Кстати, о небе. Оно как-то очень некстати заволоклось дождевыми тучами.

Резко похолодало. Риворнэ поежилась, когда очередной порыв ветра несильно, но болезненно дунул почти ей в лицо. Она оглянулась. Женщины нигде не был видно. Риворнэ даже не поняла, в какую сторону та ушла.

- Нидх эоклу одатлепириа! - услышала она резкое карканье справа. Девушка повернула голову в сторону площади в надежде, что кто-то все же появится оттуда. Но вместо этого она услышала вопль.

- О-о, нет, нет! - голос принадлежал той самой незнакомке, которая вдруг выскочила из-за пелены дыма и понеслась в сторону девушки.

- Беги! - крикнула она на ходу, но сама оступилась и, растянувшись на мостовой, охнула и сникла. Из-за дыма вслед за ней вышел человек и, как показалось Риворнэ как-то неправильно шагая, подошел к женщине. Риворнэ подумала вначале, что человек просто хочет помочь ей. Но тот непозволительно низко склонился над женщиной. И даже, как показалось Риворнэ, упал на нее. Вдруг, та очнулась и дико завизжала.

- О духи!!!! Помогите!!! Отстань от меня, тварь!!! - и, кажется, снова погрузилась в небытие.

Риворнэ стояла как вкопанная и смотрела на эту сцену, которая медленно стала сменяться второй. Постепенно из-за дымки выступали все новые и новые люди. Риворнэ могла бы даже поклясться, что знает некоторых из них. Ей стало тошно. Девушка сглотнула, но осталась стоять. Люди, что подходили к лежавшей, так же падали прямо на нее. Та, видимо, вновь очнулась. И очередной ее вопль вывел Риворнэ из транса.

Девушка посмотрела по сторонам. В этот миг на пространство между ней и теми, которым Риворнэ пока даже определения дать не могла, но точно не люди, выскочил дико орущий человек в черном балахоне и такой же черной маске, с факелом в одной руке и тонким мечом в другой. Он остановился рядом с навалившимися нелюдями и, дико расхохотался, поднимая факел вверх:

- Нидх эоклу одатлепириа! – прорычал он. - Нидх эоклу!

Затем кукловод медленно повернулся к Риворнэ, которая, буквально выжалась в стену. Он снял маску рукой с гизом и, посмотрев на нее, страшно улыбнулся. Курчавые волосы и бородка выдавали в нем южанина. Зистер поднял гиз в ее сторону и жестко, так, чтобы слышала девушка, произнес:

- Оканэ то суанэ.

Нелюди, словно обретя новую цель, медленно поднялись и так же неуклюже поволоклись в сторону, указанную гизом. Только сейчас Риворнэ увидела, что их лица окрашены кровью, а глаза приобрели болезненный серо-желтый оттенок. Девушка как зачарованная стояла и смотрела на медленно приближающуюся смерть, однако вдруг кто-то или что-то пребольно сжало ее правое запястье. Риворнэ моргнула и, словно выйдя из очередного транса, повернула голову вправо.

 

- Бежим! – бородатый человек в облачении стражника ратуши рванул ее за руку и увлек на противоположную сторону улицы в проем. За спиной девушка услышал дикий хохот зистера. Этот хохот в ушах Риворнэ не смолк даже тогда когда они пробежали несколько кварталов. Кое-где им встречались обезумевшие жители. Пару раз они наткнулись на мертваков, но бородатый стражник уверенно вел Риворнэ за собой, а те, как ни скалили свои вздувшиеся морды, только утробно мычали, глядя им вслед.

Они пробирались таким же лабиринтом домов, что и прежде, с той женщиной, пока не выбрались на какую-то загородную пустошь. Показалась возвышенность, кое-где прореженная кустарником. Она тянулась вдоль от края до края. Беглецы взобрались на холм, с середины которого начинался подлесок.

- Это древний вал, - впервые за все время их бегства заговорил стражник. Девушка кивнула.

Уже была ночь, не сумерки, а именно ночь. И в этой темноте Риворнэ обернулась и увидела зарево. Город горел. Но горел как-то урывками, не весь. Огнем были заняты в основном западные кварталы.

- Наши держат оборону в крепости и у храма, но ратуша, похоже, уже в их руках, - сообщил бородач. Он наконец остановился и отдышался.

- Ты, кто? - спросил он девушку.

- Риворнэ, - ответила та.

- Я не спрашиваю, как зовут, - сгрубил он, - а откуда ты?

Та неопределенно показала пальцем.

- С… востока.

- Из Тудруса, что ли?!

- Да, - выдохнула она.

- Понятно, - кивнул бородач. - Что ж, у меня к тебе две новости.

- Хорошая и плохая? - попыталась пошутить Риворнэ.

- О-о, шутишь? Значит, начнем с плохой, - улыбнулся стражник. - Те дэтьеры, которых омринант послал на тебя, не отстанут, если их раньше не остановить. Так что берегись. Поняла?!

- Да, - сглотнула Риворнэ.

- Хорошо. А теперь посмотри на этот лес, - стражник мотнул в сторону деревьев. - Это не лес, а зеленая лента. Она – двадцать шагов всего. Там, за ней – Ла-ди-Витор, юго-восточный форт. Там тебя примут. Запомни пароль «Дэ то арис». Скажешь, когда окликнут. Это – хорошая новость. Как войдешь, скажешь, что ты отмеченная. Если спросят, сколько дэтьеров, скажешь – шесть. Там было шесть дэтьеров, ведь так?

Риворнэ кивнула. Хотя она и не знала, сколько именно. Но сейчас спорить было бессмысленно.

- Ну что? Поняла?

Риворнэ вновь кивнула.

- Хорошо, а теперь – иди.

- А ты?

- Я пока не могу, - покачал головой стражник, - надо вывести семью. Они здесь, рядом. В трех домах от конца города. Так что скоро и я подойду. А теперь – иди.

- Да нет, ты-то кто?

- А это так важно? - впервые улыбнулся стражник. - Что ж, Риворнэ, меня зовут Беллинт.

- Доброй тебе дороги, Беллинт из Рихона.

- И тебе, Риворнэ из Тудруса... - он вновь улыбнулся, хотя в сумерках девушка этого не увидела, и хотел еще что-то сказать, но она перебила:

- Подожди. А как же наши?

- Ты о шествии, что ли? - вновь посерьезнел Беллинт.

- Да.

- Если они успели до начала мятежа, то твоих отвели по южной дороге в южный обоз. Там безопасно, но туда ты тоже попадешь только утром. А остальных заперли в крепости, а других, скорее всего, увели по восточной дороге. Но этого я точно не знаю. В любом случае – иди в форт, а остальное – потом.

Он вздохнул.

- Не задерживайся здесь! Беги! - вновь поторопил Беллинт. - Эти шестеро ждать не будут, пойми. Нам про такое рассказывали вчера… - он осекся. - Ну ладно! Я первый пойду, чтоб ты по-настоящему испугалась. Помогает!

Стражник сбежал с холма и углубился во дворы. Риворнэ осталась одна. Постояв нескорое время и прислушиваясь к городу, девушка не могла ни на что решиться. Наконец, подчиняясь словам стражника, она пошла в сторону форта.

Пройдя немного вдоль леса, она попыталась найти открытое место, которое казалось девушке самым безопасным.

- Нельзя задерживаться. Нельзя задерживаться, - твердила про себя Риворнэ. Наконец кустарники сплошной стеной преградили ей путь. Вначале девушка попыталась попросту обойти их. Но они спускались к городу, уходя, куда-то в темноту. Между тем, как со стороны леса показались огни. Риворнэ прислушалась. Огней становилось больше и больше. Они мелькали меж деревьев. Какой-то сладковатый и неприятных запах достиг носа Риворна. Она решила спрятаться в кустах. Едва девушка скрылась так, чтоб иметь возможность увидеть факельщиков, те вступили на пригорок.

 

3

 

- Зачем нам эти огни, Оминтал? – со степняцким акцентом крикнул первый вышедший из леса факельщик.

- Надо, узкоглазая задница! – грубый ответ послышался как бы издалека. Степняк ничего не ответил, лишь осветил кусты, дожидаясь других.

- Ну и что? Отыскал себе поживу, а, Серек? – вновь послышался голос грубияна.

- Какой же ты все-таки…

- Какой?!

Факел степняка дернулся.

- Но, но! Ты не плюйся, не плюйся. Тоже мне, нашел на кого плевать, узкоглазая задница! – угрожающе ответил тот, кого назвали Оминталом. – Эй, Арке-бей, успокой-ка своего недомерка!

- Сам успокаивай! – снова крикнули откуда-то сзади. – Ты же тут главный! Как говорят в этой паршивой долине: назвался бояркой – не говори, что виноград?

- Вы что, вновь взбучку получить захотели? – не унимался Оминтал.

- А ты бы потише вел себя, полукровка, а то ведь твоих начальничков, то тут нет! – заметил приблизившийся Арке-бей. – И ты, Серек, тоже не высовывайся. Огни нам нужны! Пусть все видят как нас много, хотя бы это и не так. Я прав, а, дэтьертир?

Последнюю фразу он сказал так, словно усмехаясь над последним.

- Да, - сквозь зубы ответил тот. – Ты все правильно понял, Арке-бей.

- Ну, вот и хорошо, - голос степняка слышался уже где-то внизу.

- Стой! – вдруг приказал Оминтал.

- Ну, чего еще, - ответил недовольно Арке-бей, но, по-видимому, остановился.

- Ни звука! – рявкнул некромант. Помолчав нескорое время, он сообщил:

- Я чувствую, здесь кто-то есть!..

- Ну, еще бы, - начал Арке.

- Ни звука! – снова скомандовал некромант. И вновь прислушался.

- Я ощущаю след! Да, след! Здесь кто-то есть, и за ним попятам идут живаки! Да! Их… пять! Нет, шесть или семь!.. Нет шесть! Точно, шесть… А ну-ка, посвети на кусты!

- Эй! Все светим на кусты! – отозвался Арке. Риворнэ поняла, что вот-вот и ее заметят. И лучше уж не думать, что будет тогда. Она вскочила и бросилась напролом через заросли.

- Хватай! – послышался сзади голос Арке-бея.

- Стой! Нет! Оставьте его, кому говорю! – завопил некромант.

Краем уха девушка услышала шуршание кустов за ней и поняла, что преследователи недалеко. Затем две или три стрелы прошили воздух рядом. А потом резкая боль сотрясла все тело, и, запинаясь, Риворнэ поняла, что падает…

 

Голоса опять послышались откуда-то издалека.

- Фу ты! Да это девка!..

- Дышит?..

- Да, но ты ее хорошо припечатал, Арке. До утра не дотянет.

- Как раз что будет перекусить тем шести.

- Думаешь, они придут за ней?

- Ну, если оставить ее так, не приканчивая, то придут…

- А хороша, из предгорья.

- Думаешь?

- Да, я много их повидал, эта – точно из предгорья. Жалко ее оставлять на поживу этим тварям.

- А мне – нет. К тому же, если они не поживятся этой падалью, то, чего доброго на нас напасть попробуют. А мне, знаешь ли, не очень хочется трепать магический запас ради твоей сраной жалости. Нет уж! Пусть дойдут до нее и сделают свое дело. Ведь так, Арке?

- Да, ты прав, дэтьертир. Пошли!

Куты зашевелились, освобождая путь преследователям. Арке-бей на ходу поднял одну их долетевших мимо стрел. Серек в последний раз покосился на жертву, плюнул, а в следующий миг кусты скрыли его.

 

Но всего этого Риворнэ не видела. Она видела лунную дорогу и теней, спустившихся к ней, и сверлящих ее своими огненными глазами. Одна из теней попыталась дотронуться до нее, но тотчас отскочила, визжа и завывая, как ошпаренная.

А потом она увидела Врата. Так же распахнутые и пустые, они излучали яркий свет. Но теперь уже совсем не нетерпимый. Напротив! Казалось, он струился подобно потоку, и эти струи сейчас достигали Риворнэ, оплетая ее и маня в распахнутые створы. Наконец, свет заполонил собой все пространство. Он был теперь везде. Теплый, лучистый свет, в котором Риворнэ плыла, как в воде. Волны света ласкали девушку и кружили ее, в каком то замысловатом танце.

Только одно смущало Риворнэ! Странная тонкая темная полоска, как луч, изливалась из нее, растворяясь в море света. Именно здесь, из истока, все болело и рвалось, словно нечто дикое и злобное пыталось выбраться наружу из самого чрева девушки. Боль прекращалась только тогда, когда очередная волна света разворачивала Риворнэ и та, продолжая кружение, погружалась в эту волну.

Но стоило девушке выплыть, как боль с еще большей силой давала о себе знать, тонким темным лучом извергаясь из ее тела. Стало тяжело дышать. Трупный запах заполонил все вокруг и вдруг из потоков света стали выползать серые крючковатые руки. Эти руки хватали Риворнэ, пытаясь добраться до темного луча. Затем показались, какие-то странные, уродливые лица. Словно маски в старой декорации! Лица не выражали ничего, но их уродство непроизвольно заставило девушку поморщиться. А затем, словно поднимаясь вверх, по горлу и дыхательному пути, нечто в ее теле с воплем выкарабкалось наружу, изливаясь потоками гноя и черной крови через нос, глаза и рот.

Тотчас маски набросились на эту страшную тварь и стали рвать ее руками и зубами. Все это стало настолько невыносимым и омерзительным, что девушка вскрикнула…

Свет тотчас исчез. Но врата по-прежнему сияли впереди. Риворнэ обернулась и увидела, что те же врата захлопнулись за ней. В их створах отразился причудливый образ. Словно живой, но мертвенно-бледный, какой бывает на старинных серебряных зеркалах, рассеянный и мутноватый. Этот образ улыбался таинственно, но в то же время, как бы приветствуя Риворнэ. На нее смотрела и улыбалась женщина в серебристых одеяниях.

- Кто бы ты ни была, помоги мне!!! Слышишь?! Помоги!!! – крикнула Риворнэ, но образ лишь улыбался, удаляясь и исчезая в заслонившем его потоке.

Тогда Риворнэ обернулась, но стоило ей это сделать, как вот они – распахнутые Врата, словно ждали, когда девушка выйдет из них. И Риворнэ сделала этот шаг. Но не потому, что хотела выйти, а потому, что вновь, как в прежнем сне увидела след. Такой же след. Только от другой ноги. И только теперь след ярко светил, маня за собой.

Риворнэ вышла из Врат…

 

И очнулась посреди зарослей. Необычайная тишина встретила ее, лежавшую посреди обломанных и сваленных кустов. Ни ветра и шороха. Рядом с ней лежали шесть тел, которые так и не смоли приблизиться к девушке, словно чья-то властная воля единым порывом отшвырнула их в последний миг от Риворнэ. Шесть мертвенно-бледных тел: двое мужчин, три женщины и ребенок. Мальчик. Волной он был пригвожден к торчавшему обломку серого ствола.

Было почему-то светло. Но не от зарева полыхающего города и не от огней, где-то очень близко. И даже не от луны, чей серп еле проглядывал сквозь мрачные тучи. Просто светло. Риворнэ не могла понять, откуда идет этот свет, но, словно в продолжение сна, он струился, изливаясь отовсюду. Однако свечение не было долгим. Свет тускнел медленно, но тускнел, погружая в тень предметы один за другим.

Наконец, совсем стемнело. Риворнэ встала и осмотрелась. Пока струился свет, она сидела в оцепенении, а теперь медленно, медленно почти проползая сквозь колкие заросли, она покинула страшное место.

Она шла, уже не разбирая дороги и особо не прислушиваясь к шумам и голосам, изредка услышанным ею. Наконец она вышла к знакомому дому. Лабиринт улиц и дворов готов был вновь принять девушку. И первый порыв толкал туда. Риворнэ вошла в старый темный двор, тремя рядами домов смотревший на нее безжизненными глазницами окон. Ряды лестниц, которые вели вверх, на этажи, сплошь устланные или завешанные коврами и циновками. Кроме верхнего этажа – здесь к перилам балконов привешивались бельевые веревки, на которых, кроме белья, были подвешены знаменитые рихонские сушения.

В темноте вся эта мешанина казалось хитроумной паутиной-ловушкой. Девушке даже показалось, что сейчас откуда-то прыгнет, затаившийся в своем логове, огромный паук и растерзает ее. Мрачная тишина давила, Риворнэ стало холодно. Поежившись, она подошла к началу крыльца. Здесь, опрокинувшись головой вниз, на нее посмотрела широко раскрытыми мертвыми глазами молодая женщина. Небольшой куль валялся рядом, перед крыльцом, и Риворнэ не заметила бы его, если бы не наступила. Отпрянув, она прижалась к решетчатой ограде и так стояла некоторое время, не в силах больше сделать ни шагу и все время, глядя на этот куль, который мертвая, скорее всего, выпустила из той руки, что в указующем жесте сейчас была откинута и показывала на куль.

Тяжелая усталость свалилась на Риворнэ, пригибая к земле. За этот вечер и последовавшую ночь она, казалось, насмотрелась на все. Не так давно сама Риворнэ была на волосок от смерти, и даже сейчас не могла бы определить, и внятно сказать, что же с ней в тех зарослях произошло. Она тихо, почти беззвучно, заплакала. Ей не хватала сил на всхлипывания и вздохи, и слезы просто и беззвучно текли по ее щекам, оставляя бороздки, которые во тьме были совершенно не видны, но все же они были, эти самые бороздки, щекотавшие переносицу и зевки. Сколько времени прошло, Риворнэ не смогла бы сказать наверняка, как и то, сколько времени она сюда добиралась с тех злосчастных зарослей. Память, цепляющаяся за какие-то обрывки, ничем не могла помочь, а только мешала сосредоточиться и ответить на единственный, по настоящему важный вопрос: что ей делать дальше?!

Наконец Риворнэ резко встала. Почти машинально она подобрала лежавший перед ней куль и вышла из двора. Тотчас девушку окатила волна пронизывающего холодного ветра. Калитка, что до этого была кем-то выбита и свисала сейчас на одной петле, со скрипом захлопнулась за девушкой, оставляя ее вовне.

«Что делать дальше?!» - снова задала про себя вопрос Риворнэ. Идти в сторону форта ей точно не хотелось. Ветер, однако, очень быстро принял решение за нее. Девушке стало невыносимо холодно, и ноги сами понесли ее в южную сторону, вдоль темнеющей ленты.

Внезапно небо осветила вспыхнувшая зарница. Вскоре за спиной Риворнэ услышала раскаты грома, еще довольно далекого, но не предвещавшего ничего хорошего. Девушка побежала прочь, в неизвестность, пугающую, отчего то меньше, чем то, что она уже знала.

 

4

 

Держась, все время рядом с лесной полосой, Риворнэ добралась, наконец, до одинокой сторожки. Еще издали, в свете раскатов, она заметила прислонившегося к дверям стражника. И, подойдя ближе, увидела то, о чем догадалась ранее. Стражник был мертв, его собственная алебарда пришила беднягу к двери.

Девушка с утра ничего не ела и сейчас была измождена страхом и усталостью, но остаться, значит подвергаться опасности. Она осторожно вошла в сторожку и осмотрелась в ней. Найдя мешок, по-видимому, принадлежащий сторожу, Риворнэ открыла его и вытащила еще недоеденную снедь: пол ковриги ржаного хлеба, две головки чесноку, одну – зеленого перца и небольшой кусок свиного сала. Кувшин с водой был наполовину полон, рядом висела кружка.

Поев, девушка успокоилась и осмотрелась. Стражник, несмотря на предупреждение, был застигнут врасплох, а потому даже не препоясался асгой, которая висела в кожаных ножнах, рядом с устроенным лежаком. Риворнэ отцепила повязь с асгой и обмотала вокруг талии. Правда, как асгой пользоваться, девушка не знала, как, впрочем, не знала, как вообще пользоваться холодными оружием. Когда-то отец забавы ради учил ее отгонять молоточком мальчишек, но ведь это было когда? Да и было ли?!

Ей казалось, что все прошлое уплыло куда-то, оставив этот бесконечный день, так хорошо начавшийся и так плохо завершившийся. Риворнэ села на лежак, обхватила руками лоб и задумалась. Она хотела забыть об опасности повсюду. Рихон, город, в который она так спешила, показался ей сейчас отвратительным чудовищным пауком, распростершим паутину и сосущим из нее силы. Она категорически отказывалась воспринимать увиденное. Но вот она сидит в сторожке, рядом с ней – труп стража, наколотый на дверь его же алебардой. А еще та мертвая женщина…

Со стороны ленты – неведомая тьма, таящая в себе тысячи угроз. А город полыхает, и там творятся страшные дела. Что ей делать дальше, Риворнэ не знала. Но знала, что делать, что-то нужно, иначе просто можно сойти с ума от безвестности. Она встала, поправила на себе одежду и, взяв с вешалки плащ, теперь уже больше нужный ей, чем прежнему владельцу, вышла из сторожки. Что бы там ни было, в городе все же понятней, что к чему, а в лесу, каким бы он ни был, гораздо опасней. Это Риворнэ, выросшая в горах, знала очень хорошо.

Какое-то воспоминание заставило девушку на мгновение остановиться. Она вновь вошла в сторожку и снова осмотрела все вокруг. Куль, что Риворнэ подобрала во дворе того памятного дома, лежал на смятом ею топчане. Риворнэ подошла к лежанке и развернула куль, вытряхивая содержимое. Женщина в последнем порыве, собрала не драгоценности и сколь бы то ни было ценные вещи, но нехитрую детскую утварь: распашонки, простынки, маленькую погремушку…

Ее то девушка и взяла – расписную деревянную погремушку с шариком, стучащим о внутренние края стенок. Затем, не оглядываясь, вышла вон.

 

К городу она подошла быстро. Первые дома внезапно выросли, как грибы после дождя. Они были темны, но даже привыкший к темноте взгляд не смог бы их сразу заметить, потому, что все заволокло дымкой. Впрочем, войдя в город, девушка поразилась тому, как здесь было тихо и… светло. Мерцание костров и зарево пожаров сделали город светлым, почти как днем.

Риворнэ прошла пару кварталов и остановилась на перекрестке. Тишина угнетала, словно все вымерло. Девушка осмотрелась, затем, пытаясь определиться, пошла в правую сторону. Здесь темнота сгущалась больше, чем на главной улице, но не оттого, что не было огней, а оттого, что здесь их просто не было. И улица освещалась немногими костерками.

Вдруг, с той улицы, откуда она пришла, Риворнэ услышала цоканье копыт нескольких лошадей. Девушка сиганула в тень дома и еле успела спрятаться, как на перекресток, где она только что стояла, выскочили всадники и остановились. Но топот продолжился.

- Варлакк! Постой! – гаркнул один из всадников. – Там уже конец города.

Конь Варлакка остановился, затем повернулся и пошел навстречу.

- Думаешь, они еще там?

- Наверное. Когда Омосмер сообщил нам о том, что здесь прорваны кордоны, я сразу подумал, что они пустятся в обход.

Риворнэ прислушалась.

- Дэтьертиры здесь славно потрудились, но смотри, Кептор, здесь трупов нет, - заметил третий из всадников.

- Возможно потому, что когда они досюда дошли, местные уже успели убежать к Ла-ди-Витору, - предположил Валакк.

- Да, скорее всего так и было, - согласился третий.

- Жалко людей с перекрестка Старого тракта и Садовой улицы, - заметил Варлакк, подъехав к остальным. – Там жил один мой хороший знакомый, кстати, сапожник. Я чинил у него свои сапоги на той неделе.

- Может быть, он жив, - с надеждой предположил третий. – Ведь многих мы спасли.

- Да, эти узкоглазые вообще не умеют сражаться на улицах, - зло сказал Кептор, - им только на Багровой площади удалось устроить настоящую резню. И то мы быстро их размели, и если бы не мертвяки, центр был бы уже наш.

«Что ж, - подумала Риворнэ, - если эти мне не помогут, тогда кто?»

Сжимая одной рукой ножны, а другой асгу, она выступила на свет.

Лошадь под ближайшим седоком вздыбилась, остальные заржали.

- Это еще кто?! – ближайший всадник оказался Варлакком. Он справился с лошадью и, подскочив к девушке, занес над ней палаш.

- Не надо! – закричала Риворнэ, нагибаясь. – Я – своя, с поезда.

- Я те дам «своя»! – он уже готов был опустить страшное оружие на голову Риворнэ, как вдруг услышал голос Кептора:

- Отставить!

- Кто ты? – Кептор подъехал к ним и наклонился, для того, что бы рассмотреть ее поближе. – Асер, посвети.

- Я вправду с обоза, я из тудрусского ряда, - скороговоркой сообщила Риворнэ.

- Горянка?

- Да.

- Имя?!

- Ой, уберите, пожалуйста, факел, больно жжет… - девушка закрыла лицо рукой, когда тот, кого назвали Асером, почти вплотную приблизился к ней и подставил факел.

- Да, убери ты его, это не живак, - поморщился Кептор, и снова обратился к ней – так как твое имя?

- Риворнэ. Риворнэ Анарт.

- Анарт?! – недоверчиво спросил всадник.

- Анарт, Анарт, - закивала головой девушка.

- Анарт из Этквирэкутиса? – уточнил всадник.

- Да, Анарт из Этквирэкутиса, - подтвердила Риворнэ.

- Так ты – жена Адора Анарта из Этквирэкутиса? – вновь спросил он.

- Нет! – замотала головой Риворнэ, - я дочь кузнеца Мелритера, а Адор приходится мен дядей по его матери.

- А, понятно, - кивнул всадник, - так какого демона ты здесь делаешь?! Ведь ваш обоз вполне благополучно осел у форта.

Риворнэ закусила губу. Не будь она такой трусихой, сейчас бы она уже спала в тудрусском обозе, и ничего бы с ней уже не произошло.

- Я… - и Риворнэ рассказала им весь свой путь.

- Да уж, что верно, то верно. Начали они с крепости… Ну-ка, садись-ка сзади. С нами поедешь!

Риворнэ помогли посадить на лошадь, и всадники помчались обратно к центру города.

- Тебе повезло. Не все из твоей колонны попали в форт. Многих мы отбили, но некоторые все же там и остались, - сообщил Кептор.

– А вообще, тебе повезло трижды, так что я не даром тебя взял. Побудешь пока оберегом», - сказал он весело. Остальные всадники засмеялись.

- А что с Адором?

- С Адором? А что с ним? Когда мы ехали туда, откуда тебя подобрали, все был живехонек. Он в крепости, как мне показалось, командует лучниками. Сразу видно, мужик серьезный, даром, что не женатый. Ты бы к нему пригляделась получше.

Всадники вновь захохотали.

Вскоре они достигли кварталов, которые смотрелись как поля боев, нежели городские улицы. Везде лежали исковерканные, выеденные останки людей, пепельные кострища и груды мусора. А на небе все полыхали и полыхали зарницы.

Чем ближе они подъезжали, тем больше Риворнэ слышала какие-то гулкие звуки, подобные ударам огромного молота.

Наконец всадники остановились. Дорогу преградили отколотая часть стены и кучка колесниц, сваленных, как попало.

- Погодите! – окликнул остальных Кептор. – Опять ты спешишь, Варлакк.

- А что?

- Эту кучу малу устроили не наши, это может быть засада, - заключил он.

- Да ну, засада. Дэтьеры и слова-то такого не знают! – отмахнулся ретивый Варлакк.

- Не скажи, - вставил Асер, - дэтьеры, может и не знают, а вот кукловоды – вполне. И сдается мне, что эти кукловоды с юга. Только там есть города, как Рихон, не обнесенные стеной. И тамошние тоже делают такие вот завалы от неприятеля. Очень, знаете ли, удобно.

- Откуда здесь могут быть южане? - скептические спросил Варлакк.

- Могут, - уверенно ответила Риворнэ. – Тот кукловод, который убил тетку… вернее, приказал ее убить, он из Зиста. Это точно только они носят короткие сапоги с большим отворотом.

- Ты что, видела зистера?!

- Девчонка права, - подтвердил Асер. - Жители портовых городов юга, ну там Баймана или Тудвина, носят такие сапожки. Говорят, удобно в них в море выходить.

- Что-то пока мы тут говорим, никто на нас не напал, - заметил Варлакк.

- Твоя правда, - согласился Кептор. – Ну-ка проверь завал. Только осторожно. И не балуй, если чего. Лучше объедем завал, чем напролом лезть.

- Это точно, - согласился Асер. – Только пойду я.

Он слез с лошади и медленно подошел к баррикаде. Обойдя завал, он приблизился к колесницам. Ветер ударил ему в лицо и всадник замешкался. В этот момент кто-то из-за колесницы схватил его и рванул на себя. Асер не удержался и упал. Несколько рук потащили воина, но тут подоспел Варлакк. Он выхватил палаш и с размаху отсек несколько конечностей. Это позволило и Асеру выхватить свою саблю и обрубить оставшиеся.

- Немедля назад! – рявкнул Кептор. Варлакк помог товарищу подняться, и вместе они отступили к лошадям.

За ними последовали и мертваки. Первые вышли с обрубками вместо рук. Они двигались достаточно быстро, и мешкать, не было времени.

- По коням! – скомандовал Кептор, всадники вскочили на своих лошадей, развернулись и последовали за командиром.

- Они явно не рассчитывали, что мы будем не пешие! – крикнул Варлакк и, раскинув руки, охнул и повис на своей лошади. Его спина была утыкана стрелами.

- Степняки! – крикнула увидевшая это Риворнэ.

- Бери щит! – услышала она голос Кептора. Девушка нацепила на спину щит и только почувствовала, как стрелы впиваются в окованное дерево. Сзади слышалось улюлюканье.

- Варлакк, что с ним? – спросил Кептор.

- Я еще жив! – услышал он хриплый голос Варлакка.

- Молчи! Асер, прикрой его!

- Уже!

- Сворачиваем у Виноградной! – скомандовал Кептор и резко развернув коня, углубился в другую улицу. Всадники последовали за ним. Однако не успели они поскакать и пару кварталов, как врезались в самую гущу схватки. Пикинеры строем отгоняли небольшую толпу нежити, тесня их к костру. Кептор отсек первую голову и с кличем «Арис ветью!» выскочил за строй в образовавшейся бреши.

- Лучники есть! – спросил он. - Я – полусотник Кептор Авиас, стража магистрата Рихона, где командир?

К нему подбежал человек со шпагой и кирасой десятника:

- Десятник Кавет Лонтар, тысяча Южной равнины. Что вы здесь делаете?

- Не важно! Где лучники?

- Я послал их на крыши. Они ищут кукловода.

- Хорошо. Только немного опоздали. Кукловод уже ушел. И, скорее всего, он вызвал сюда подмогу.

В этот миг несколько стрел просвистели над головой Риворнэ и Кептора.

- У меня раненый, - полусотник указал на Варлакка.

- У нас ест врач, - кивнул десятник.

- Это хорошо. Теперь так, мы займемся нежитью, а вы оттесните степняков к тем домам, куда ушли лучники.

- Понял! – вновь кивнул десятник. – Строй! Перегруппироваться! Пики во фронт, теснить конников!

- Асер, сумеешь один?

- Проще некуда, - кивнул третий, - без кукловода они – так.

Он подъехал к неровному строю блуждающей в разных направлениях нежити. Никто не обратил на него никакого внимания. Казалось, этих подобий людей не заботит то, что происходит рядом. Они понемногу разбредались и разбрелись бы, если бы Асер не вылил на них из меха какой-то вонючей смеси. Только сейчас Риворнэ заметила, что к седлу каждого всадника приторочено по меху. Чиркнув огнивом, Асер кинул лучину в толпу.

- Говорят, - устало заметил Кептор, - они чувствуют боль, но ничего сказать не могут.

- Кто говорит? – Риворнэ отвернулась.

- Да Адор твой и говорит.

- Мы их отбросили!.. - радостно доложил подбежавший Кавет. – О-о, хорошо горит.

Он заметил, как кто-то из мертвяков пошел в сторону возвращавшихся пикинеров и, подбежав, отрубил несчастному ноги.

- Там, на Садовой у перекрестка с Трех перепелов у них завал, - сообщил полусотник.

- Понял.

- Возьмите наши меха и огнива и будьте осторожны. А нам нужно доложить, что враг не оставил больше ничего на обходном тракте. Так что могут двинуть помощь по этой дороге.

- Слушаюсь, - кивнул десятник. – Только помощь не понадобится. Наши уже оттеснили степняков от Дихтекрона к храму и освободили ратушу. Теперь только Магистратная улица их и выход к Латт-э`Дифу.

- Добрая весть. Ну вот, Риворнэ, теперь точно встретишься ты со своим Адором из Этквирэкутиса.

При последних словах девушка увидела, как десятник поморщился.

- Ладно, десятник, держись. И что б к утру здесь этой нечисти вообще не было. А я свой район пошел освобождать. Я ведь живу на Магистратной.

Он пришпорил коня и поскакал прочь. Асер, держа под уздцы лошадь Варлакка с хозяином, растянувшимся на ее холке, припустил вслед за ними.

Раскаты стали продолжительней и громче, набатный гул так же вся ярче и ярче следовал за вспышками. Риворнэ чувствовала: то, что творилось сейчас на площади, ужасно, но и значительно. Она со страхом прижимала к груди асгу, и вот, наконец, знакомый ряд больших, многоэтажных домов гостиных дворов и арсенала, которые она видела с фронта, возвестил, что конники приближаются к площади.

 

Все чаще навстречу по каким-то делам бежали люди: пикинеры, ополченцы. Пару раз – верховые. Такие же люди неслись вместе с ними к площади. Наконец всадники остановились и спешились.

- Мы сейчас у арсенала – там штаб. Но ты стой здесь. Асер отведет лошадь Варлакка в лазарет и вернется за тобой.

- Понял, Кептор, - кивнул третий.

- Я после штаба вернусь к своему эскадрону, а ты – останешься в штабе. Здесь безопасней.

- Хорошо, - кивнула Риворнэ.

Всадник повернулся и двинулся к арсеналу. Девушка повернулась. Асер так же удалился, но в противоположную сторону. Риворнэ осталась одна. Вернее, вокруг нее постоянно вертелись туда-сюда люди, но они словно не замечали девушку и исчезали каждый в свою сторону и по своим делам.

С минуту постояв, Риворнэ решила осмотреться. Первое, что она увидела – большую насыпь, которую венчали мешки, видимо с песком. На этой насыпи шел бой. Лучники стояли вдоль арсенала и противоположного дома, и стреляли во тьму, часто-часто вспыхивающую зарницами так, что рябило в глазах. Вдоль тракта стояли две шеренги стрелков, пускающих болты в каждого, кто рискнул показаться на вершине вала. А впереди ощетинился строй пикинеров, готовый отразить атаку врага. Между ними и арбалетчиками стояли ополченцы, вооруженные асгами, дубинками, а некоторые и цепами с ежами на конце.

Повсюду валялись трупы, в основном степняков, но были и южане, вроде того, что встретился Риворнэ вечером. Своих, видимо, сразу относили. Кое-где мостовая чернела от копоти, и на ней валялись остатки тех, кто раньше были людьми.

- Риворнэ! – наконец пришел Асер. – Пошли!

Он взял девушку за руку и отвел в сторону противоположного арсеналу дома.

- Сейчас поднимешься на крышу, там нынче безопаснее всего. На крыше лучники и арбалетчики. Постоишь там, пока все не кончится. Поняла?

- Да.

- Хорошо, тогда прощай. Может и увидимся когда.

- Вы поскачете на Магистратную?

- Видимо так, - пожал плечами Асер. – Ну ладно, мне пора.

Он указал Риворнэ вход на крышу, и как туда добраться. Затем развернулся и повел коня к арсеналу.

 

5

 

Девушка вошла в двери и поднялась по лестнице на чердак. Здесь ее окликнул охранник в кирасе. Услышав пароль, он провел Риворне к чердачному окну.

- Только шибко не высовывайся, - предупредил он. Риворнэ выскользнула из окна и оказалась на небольшой террасе, видимо, над балконом. Она поднялась по лестнице и вот уже площадь предстала перед ней во всей красе.

Отсюда в полдень она выходила на Фейфу. Теперь же вот, пришлось сделать круг. Но оттуда, с тыла она и представить себе не могла ничего подобного. Место перед ней до третьего дома опустело, если не считать сотен погибших, лежащих здесь грудами. За третьим домом, то есть рядом с арсеналом, строй пикинеров загораживал путь мертвакам, которые ломились сквозь него, желая, наверное, выйти в тыл молотобойцем и мечникам, осаждающим сады Пэнэфта. Точнее желали этого омринтанты, подручные некромантов. Дэтьеры же просто исполняя их злую волю, шли, ничего не видя, шли напролом, нанизывась на пики и, поливаемые из окон вонючей смесью, сгорали как спички. Но все так же продолжали идти и идти. Пикинеры понемногу отходили, но, сделав десять шагов назад, повинуясь команде, начинали напирать, так что на каждую пику нанизывалось по два-три мертвака. Освободив пространство, они подбирали обгоревшие пики, чтобы затем опять направить на дэтьеров. Похоже, там было такое пекло, что сзади стоящие ополченцы поливали их водой.

Вонь жареного мяса и смеси стояла над площадью и духота была невыносимой. Но все, и здесь наверху и там внизу, продолжали свое дело так, как будто все это один большой механизм.

Некоторые из мертваков каким-то чудом умудрялись прорваться через строй, но и с ними, в конце концов, происходило то же, что и с остальными. Риворнэ непоняла, зачем нужны охранники для вала рядом с арсеналом. Но вдруг раздался горн и из Больших ворот выскочили десятка три степняков. С вала в них полетели стрелы, а затем и болты. Степняки ответили стрелами из своих коротких луков, но в основном безуспешно. Ополченцы снаружи взялись за самодельные копья и попытались отрезать степняков от ворот. Некоторые проскочили, но остальные были смяты и уничтожены. Последовала зычная команда, и все те, кто скрывались за валом, с гиком понеслись в контратаку.

Похоже, это был не первый такой штурм, поскольку засевшие в воротах степняки попробовали закрыть их. Но штурмовавшие решили, наконец, выбить тех из ворот. Несмотря на внезапный шквальный обстрел, пикинеры, быстро преодолев расстояние, от арсенала до ворот, углубились в сады. За ними последовали лучники и арбалетчики. Замыкали прорыв ополченцы и невесть откуда взявшиеся мечники. В садовой аллее завязался бой. Вскоре со стороны ратуши подоспели всадники. Затем еще и еще. Вскоре в пробитую брешь устремились новые и новые силы. Несколько человек вернулись, помогая раненым добраться в лазарет, и вновь вернулись к воротам.

 

В этот миг земля содрогнулась. Словно вторя раскатам грома, под фундаментом дома, где стояла Риворнэ, ухнуло и разорвалось. Темный провал, образовавшийся после того, начал увеличиваться и всасывать в себя здание от этажа к этажу. Под Риворнэ поехала черепица, и все, кто были рядом, начали опускаться вниз. Крыша поползла, увлекая за собой людей, а внутри медленно разверзалась пропасть. Девушка зацепилась за какую-то выемку в открывшейся стене. По-видимому это ее и спасло. Она повисла между этажами, оказавшись почему-то ближе к площади. Руки больно растянуло, пальцы онемели. Этот миг показался девушке вечностью. Вот-вот и она сиганет в разверзшуюся горловину.

Риворнэ посмотрела вниз.

«Если я все сделаю правильно, то смогу спрыгнуть на этаж ниже, а затем на мостовую», - сказала она про себя, устремляя взгляд на небольшой выступ у следующего этажа, который сейчас медленно съезжал вниз.

В это время из пропасти появились какие-то сверкающие костистые формы. Раздался пронзительное шипение, показалась безобразная, светящаяся каким то блеклым фиолетово-лимонным цветом голова. Глазницы, наоборот, пылали ядовитым зеленым пламенем. Древний дракон подземелий Юфельта, ужас туманных гор, выползал из разверзшейся пропасти, подчиняясь тихому зову древней магии этого мира. Гигантская ящерица, совсем не похожая на своих благородных собратьев, гнездящихся на пиках Атунфеля на западе, или величественных красавцев с переливающейся чешуей, живущих в прохладных целебных озерах восточного полуострова, была омерзительно костиста и злобна. Пожалуй, единственное, что было в ней хорошего, если это и применимо к гоэкоцту, так это запах, который почему-то не прилипал к твари.

Когда гоэкоцт наполовину выполз, разгребая мощными передними когтями, пространство перед собой, он, как бы вдохнул побольше воздуха, и изрыгнул серое, смрадное зловоние, отравляющее все вокруг. Ополченцы на площади мгновенно сникли и задергались в конвульсиях. Страшная смерть достигла сада, смешав строй ополченцев. Каждый в ужасе метался по площади, ища спасения, но не находя его, падал на землю и бился в предсмертных судорогах.

А костистое чудовище, каждая жилка которого была открыта на бесцветной прохрачной коже, меж тем мерно выгребал из под себя землю. Меж тем пальцы Риворнэ окончательно отказались слушаться и разжались. С воплем девушка упала прямо на шипастый лоб гоэкотца. Но тот не почувствовал падения. Он даже не попытался отмахнуться, напротив, чудовище сделало рывок и выбралось из ямы, которую само же сделало.

В последнем усилии Риворнэ, которая от боли падения на шипы едва не лишилась чувств, ухватилась обеими руками за отросток, больше похожий на лезвие копья. Гоэкоцт, между тем, совсем выбравшись, вновь поднял свою голову, однако тут же получил внушительный удар. Откуда ни возьмись, на площади появились пять всадников в черных сутанах со знаком Аргелета. Они направили свои тонкие мечи в сторону дракона и те вспыхнули, образовав ослепительно голубой луч, пронзивший шею чудовища. Гоэкоцт словно поперхнулся. Риворнэ, сидящая на его голове ощутила как тот как бы изрыгивает из своего горла невидимую кость, эти толчки каждый раз приносили ей мучительную боль, разрывая кожу на коленях в лоскутки.

Все же девушка крепко держалась за шип дракона, понимая, что если отпустит, тотчас погибнет. Герлетьеры же приготовились к новой атаке. Они выстроились в полукруг и, устремив гизы вперед, начали нараспев речитатив:

- Геу диарис нидх оду сет! Со дорэ дисет нидх оду юс эпир! Нидх оду хис дихи осан!

Гоэкоцт зашипел громче, и стал извиваться. Чудовище как бы оказалось нанизанным на невидимые лезвия, которые вонзились в его шею. Наконец, оно сделало последнее усилие и, словно сбросив страшные шипы, ринулось, сметая все и вся на своем пути в пасть ворот.

- Нельзя, что бы он ушел! – вскричал один из герлетьеров. И помчался вослед. Остальные немедленно припустили за ним.

Риворнэ же почти отпустила шип, на котором еле-еле держалась. Чудовище, поглощенное своей болью, не обращало на нее внимания. Достигнув подножия храма, дракон стал взбираться на насыпь. И в этот момент преследователи вновь принялись творить то же заклинание, только теперь направив гизы туда, где у дракона должны быть внутренности.

- Геу диарис нидх оду сет! Со дорэ дисет нидх оду юс эпир! Нидх оду хис дихи осан!

После этих слов гоэкоцт вывернулся и задергался в конвульсиях. Последней каплей своего сознания Риворнэ приказала себе разжать пальцы и отпустить шип. Девушка ринулась на насыпь и соскользнула вслед за чудовищем.

Дракон продолжал извиваться от боли. А пятерка вновь и вновь наносила ему магические удары. Наконец брюхо гоэкоцта не выдержало. Внутренности выпали наружу и растеклись у подножия холма. Только тогда герлетьеры прекратили свою ужасную песнь. Один из них вытащил из боковых ножен, прикрепленных к его лошади, гигантский двуручный меч и, подойдя к онемевшему вдруг чудовищу, одним махом отделил голову от туловища. Тогда он и заметил девушку, лежащую в луже склизких останков.

Он молча подошел и поднял Риворнэ, которая, потеряв сознание, уже ни на что не реагировала. Страшная поездка стоила ей большой цены. Колени раскромсаны, правая рука вывихнута. Огромный кровоподтек на правой щеке говорил о том, что ткань сорвана и там. Всадник подошел к своим товарищам, которые, спешившись, вынимали такие же мечи.

- Что будем делать, фан Фрацуэр?

- Оставлять ее нельзя, а нам нужно попасть в храм до того, как они начнут призывание, - ответил командор.

- Я, с вашего позволения, понесу ее, - пробасил третий служитель, рослый и широкоплечий. Он спешился и взял Риворнэ с рук на руки.

- Где люди фана Глехара, Хорвар? – спросил командор, передавая девушку.

- Они уже поднимаются на холм с другой стороны, фан Фрацуэр.

- Хорошо, - кивнул командор. – Тогда пошли.

Охотники за смертью начали медленное восхождение.

 

Молнии меж тем озаряли ночной небосклон все чаще и чаще. За ними вослед взрывались громы. Воздух отравляла удушливая вонь пожарищ и чего-то едкого и смрадного.

- Как она? - спросил командор, когда пятерка добралась до места, где уже показались стены портика.

- Ничего, но еще не пришла в себя, фан Фрацуэр, – ответил верзила.

- Мы оставим ее здесь, дальше нужно быть во всеоружии.

Герлетьеры приготовились. Могучий воин бережно положил Риворнэ на траву, окружавшую портик, прислонив ее к покрытому цветами выступу. Девушка не шелохнулась. Воин вытащил из-за спины меч, и пошел вслед остальных.

Пятерка шла молча, сосредоточенно.

Когда командор был уже у стен портика он осмотрелся. Затем углубился в проем между двумя колоннами. В этот миг изнутри раздался пронзительный свистящий вопль.

- Живей, мы можем не успеть! – рыкнул Фрацуэр и с криком набросился на первого попавшегося степняка, который выскочил по его меч. Разрубив того надвое, герлетьер продолжил путь. За степняком высыпали, как по команде, другие. Но они не могли остановить герлетьеров. Второй вопль сотряс колоннаду. Он был таким могучим, что у всех зазвенело в ушах.

Риворнэ очнулась от первого вопля, но мечники не заметили этого. Чувства, впрочем, возвращались медленнее, чем сознание. Вначале она увидела неясные очертания движущихся фигур…

- Быстрее, уже освободился Тардатлерт! – услышала Риворнэ. То закричал Фрацуэр. Он был уже далеко. И Риворнэ не увидела, как герлетьер снес голову подвернувшемуся дэтьертиру, попытавшемуся вцепиться в его руку.

 

6

 

Риворнэ застонала от боли, но каким то потаенным, глубинным усилием заставила себя встать.

Меж тем командор был уже в трех колоннах у дверей.

- Мир тебе, ребран Аргелета! – услышал он приветствие того, кто сражался у самой двери.

- И тебе того же, проводник! – расстояние между ними сократилось на три трупа. В этот миг всех пригнул к земле третий вопль.

- О-о, Партсидер очнулся! – весело крикнул сражавшийся рядом с Адором охотник.

- Быстрее! – крикнул Фрацуэр, – мы можем не успеть в гости к главному певцу.

В этот миг Риворнэ, шатаясь, подошла к колоннаде.

Адор и охотник вскочили и набросились на последний заслон у притвора. Фрацуэр занес свой меч над очередной узкоглазой башкой и, даже не глядя – попал, не попал, продолжил путь к притвору. Подходя к заветной двери, он лишь заметил, что со стороны лестницы на холм взбираются остатки вражьего воинства, а за ними вослед спешат новые и новые силы защитников Рихона.

- Хорвар! – крикнул командор. – Живо с Цуканом вниз, и прикажите немедля оставить холм. Пусть бегут подальше и прячутся. Здесь сейчас такое…

Договорить он не успел.

Новый свистящий вой заставил закричать всех от боли.

- Это Таметгоэт. Быстрее! – и командор, зажимая уши, ринулся в притвор.

Девушка спустилась в галерею и продолжила путь, которым недавно прошел командор с людьми, не замечая, что идет по трупам врагов. Она вообще уже ничего не чувствовала, просто знала, что ей нужно идти. Так было в ее сне. Тьма, лунная дорога и след на ней. Риворнэ словно спала и вновь видела тот, сон, что был ниспослан ей недавно.

Внутри храма все ходило ходуном. Холм словно поразила гигантская трещина. Из ее глубин с воем поднимались пять… нет, уже шесть темных теней с бледными ликами и полыхающими красно-желтыми глазами на них.

 Адор, почти споткнулся о какого-то степняка, выскочившего из-за жертвенника, полоснув его пару раз своим сва. Тот упал, из горла фонтаном заструилась кровь, обрызгав все вокруг. Адор сделал шаг, и чуть не поскользнулся. Он перепрыгнул кровавую лужу и первым достиг провала. Тени разом посмотрели на него и, словно выбрав проводника своей целью, ринулись в его сторону.

- Им нужна жертва, Глехар! – крикнул Фрацуэр, вбежавший в жертвенную комнату, обращаясь к высокому средних лет воину в орденском, как у него самого плаще с капюшоном.

- Их пока шесть, - сообщил тот, подбежав к краю.

- Где ларь? – посмотрел вокруг Адор.

- Вот он, внизу! – указал Кверинт, оказавшийся у края третьим. Ларь раньше покоился в небольшой нише, устроенной посреди зала. Теперь, зацепившись за корни лозы, он почти висел над пропастью в трех шагах от края.

- Мне нужна веревка, - объявил Адор. – Плащи, снимайте их!

- Нет, некогда, - подоспев к краю, Фрацуэр развернул меч рукоятью к Адору. - Держись за мой меч. Глехар снял свой плащ и быстро обмотал лезвие. Адор ухватился за рукоять.

- Ну, хранят тебя все духи, - с этим напутствием Кверинта, держащего одной рукой меч, проводник начал спуск. Тени в ответ закружились быстрей и быстрей. Но их словно что-то удерживало.

 

- Быстрее, если освободится последняя, нам всем конец! – крикнул Фрацуэр. В следующий миг Риворнэ вошла в жертвенную комнату, а из провала донесся последний вой. Стены храма задрожали от этого нестерпимого свиста. У всех, буквально взорвало перепонки, из ушей потекла кровь.

- Тяни-и-и… - только и успел крикнуть Адор. Но этот крик не услышали. Его, скорее, почувствовали. Шесть рук вырвали проводника из пропасти и замерли, отскочив вместе с рыцарями Аргелета и сотником. Воины упали, ударившись о пол. И в следующее мгновение семь рваных теней вырвались из бездны. Комната наполнилась их свистящим воем.

Риворнэ меж тем медленно подошла к жертвеннику. Она только взглянула на четкий отпечаток, след, что зиял посреди кровавой лужи. И вновь подняла голову, устремляя ее, и все тело вперед.

Выкарабкавшись, Адор с силой отпустил ларь так, что тот разбился вдребезги и священные предметы выпали, ударяясь о каменный пол. Он подобрал шкатулку и вытряхнул содержимое вверх, туда, где парили тени. Семена понеслись вперед, и, словно стрелы, прошили бледные лики. Тени шарахнулись в стороны. Адор подобрал готовую сигануть в пропасть лопату и швырнул ее на жертвенник. Черен вошел в каменный постамент, разрубив его надвое, и застрял в осколках.

Тени взвыли с новой силой и снова устремились вверх. Они поняли, что еще немного – и проиграют все. Все усилия будут напрасными. Оставался последний шаг. Девушка подобрала отлетевшую чашу и с усилием вырвала лопату из обломков жертвенника. Несколько косточек упали на дно чаши, и тогда Риворнэ полоснула острым краем черена по своей груди.

- Пейте вашу жертву! – прохрипела девушка, и швырнула чашу в зияющий темнотой провал. И тотчас упала на каменные осколки. Пять теней ринулись вслед за чашей туда, откуда пришли. А за ними устремилась и начавшая смыкаться расщелина. Грохот от движения пропасти разбудил упавших без сознания воинов.

- Все кончено, - сказал тихо Кверинт.

- Да, кончено, - подтвердил Глехар, - уходим!

- Девушка! Поднимите ее, - прошептал Фрацуэр. - Адор, вставай! Слышишь?!

Голос командора вдруг зазвенел.

- Вставай! Уходим! Уходим!

Проводник попытался подняться, но его левая нога не подчинилась, она так и осталась расщелине, которая быстро смыкалась. К проводнику подбежали Кверинт и Фрацуэр и помогли вытащить ногу. Вскоре провал совсем затянулся, но вместо того, чтобы остановиться, стал утягивать с треском лопавшиеся каменные плиты.

- Быстрей! – крикнул Глехар, подхватив Риворнэ, он первый выбежал из комнаты. Остальные последовали за ними. Уже рушились колонны, а за сотником, который замешкался у жертвенника и теперь бежал последним, проломился надвое косяк притвора.

Они сбежали по ступеням и едва достигли основания холма, как тот целиком обрушился, поднимая клубы пыли. Земля в последний раз содрогнулась, и все стихло. Адор повернулся. На месте холма появилось почти ровное, кое-где покрытое камнями земляное поле. На него упали первые капли дождя. И вскоре ливень заглушил все другие звуки, какие еще, быть может, и витали где-то далеко. Но только не здесь. Здесь царствовал шум дождя и запах свежести. А еще – рассвет. Ибо солнце уже встало, но из-за дыма костров его не было видно. Однако там, на востоке, где последнее мрачные тучи сдали свои силы новому дню, его заря уже окрасила голубой небосвод лазурью.

И этот новый день наступил.

 

Адор подошел к Глехару, который так и не отпустил Риворнэ.

- Знаешь, что оказалось у нее в руке, когда я вынес ее и сумел хоть чуть-чуть осмотреться? – спросил тот, когда проводник участливо убрал прядь волос со лба Риворнэ.

- Что? – тихо спросил тот.

- Вот это! – он приложил все усилия, чтобы протянуть Адору предмет, не причиняя девушке беспокойства. В руке покоилась детская погремушка. Та самая, что Риворнэ взяла из куля мертвой женщины во дворе на окраине Рихона.

Адор взял детскую забаву, и некоторое время молча смотрел на нее. Затем перевел взгляд на Риворнэ. Рана на ее груди уже не кровоточила, но казалась ужасно страшной и уродливой. Она обезображивала девушку, и Адору впервые подумалось, как же она на самом деле красива. В первый раз в его огрубевшем и привыкшем ко всему дурному и ужасному сердце шевельнулась слабая тень жалости и сострадания. Раньше только мать вызывала в нем подобные чувства. Раньше только к матери проводник испытывал грубую нежность и неумелую заботливость.

Девушка, лежавшая на руках Глехара, заставила Адора пережить здесь и сейчас то же самое. Но вот почему?!

- Она умерла?- спросил он, наконец.

- Нет! Она спит, - Фрацуэр подошел к ним и вгляделся в черты Риворнэ. – Спит и видит сон. Но то, проснется она или нет, зависит сейчас от тебя, друг мой.

- Почему? – резко спросил тот.

- Потому что в небытие за чашей отправилось только пять теней, - печально сказал подошедший сотник, протягивая Адору лопату. – На, возьми. Отныне – это твое единственное оружие. Если я что-нибудь понимаю, то против вас – тебя и девушки, кем бы она ни была, восстали два проклятых демона Восточного Рога. И они не успокоятся, пока не изведут вас обоих.

- Но почему?! – отчаянно спросил проводник, догадываясь, что скажет сотник.

- Потому, - сказал за сотника командор, - что ты – последняя надежда этих двух извергов тьмы, а она – последнее препятствие на их пути к могуществу. Ибо ты – проводник, а она жертва. И этот сон видит она сейчас. Понимаешь?! Этот!

 

Эпилог

 

Скала, тень от которой ушла на самое дно пропасти, была похожа на шлем безмолвного великана. Чтобы ее обогнуть, смельчакам нужно было пройти по узкой обледенелой тропе, огибающей скалу, словно лента. Кое-где эта тропа и вовсе сходила на нет, становясь столь узкой, что тонкая полоска ее вообще не просматривалась.

Но путники шли вдоль скалы, медленно, порою против ветра, то и дело, хватаясь за вбитые в породу крючья помочей. Эти помочи оставили предшественники Адора с тем, чтобы он и его потомки могли надеяться не только на себя. Прохождение вокруг скалы заняло не один час. Но ближе к концу тропа превратилась в небольшой карниз, в нише которого заботливыми руками была выложена каменная кладка.

- Дошли до привала! – крикнул Адор, когда его спутник оказался на карнизе. – Здесь отдохнем, немного согреемся.

- Я видел ступени, - сообщил некромант, когда они вошли в хижину.

- Да, они ведут наверх, а там – уже недалеко и до прохода, - кивнул Адор. Он вытащил из запасника ветошь, и кинул ее спутнику:

- Накройся! И достань склянку с горячительным. Она у тебя в мешке. Надо согреться, перед восхождением. То, что было допрежь – это так, не стоит и вспоминать.

Он засмеялся:

- Я иногда немного постою для храбрости, чтобы войти туда. Выдувает все, до крови. Так что надо обязательно согреться и отдохнуть. Обязательно. А то так не дойти совсем.

- А что, и правда говорят, будто проход не всех принимает? – некромант отхлебнул немного и передал склянку Адору.

- Бывает и так, – согласился Адор. - Одного, года три тому назад, мы волокли весь путь. Он до того перемерз, что не согрелся даже здесь. Жуткое было зрелище. Так что эта вот каморка – последняя возможность хорошенько подумать и вернуться. Лучше уж вновь огибать Большой шлем, чем идти через этот проход, если не уверен, что дойдешь.

- А что нас ждет за проходом?

- Жертвенная гора. На ее вершине, когда-то приносились страшные жертвы.

Некромант вздрогнул:

- Та самая? Из предания?!

- Точно. С нее уже можно спуститься спокойно. Если все будет, так как раньше, до нее мы доберемся ближе к вечеру. А там – есть такая же сторожка. Только побольше и в ней можно развести костер и обогреться.

- Хорошо. Побыстрей бы.

- Спешить не стоит. Лучше поспать немного…

С этими словами Адор закрыл глаза и поглубже укутался в шкуры.

- Я разбужу, когда надо, - сообщил он.

- Да, конечно, - услышал Адор в ответ.

Теперь только завывание ветра, которое поглотило все вокруг, неумело убаюкивало двух путников, бросивших вызов Рус-ди-Лиспирису. Адору было, в общем-то, не привыкать: каждый год он, как ритуал, совершал этот переход туда и обратно, уводя и приводя в Басхютлэн тех, кто по каким-то причинам не желал пользоваться другими путями. То были тудрусские следопыты и лазутчики, попадались торговцы контрабандой и просто авантюристы. Несколько раз через перевал походили люди, род занятий которых Адор не знал вовсе.

Плата за тайный проход через Бакрон была немалой. Предки Адора считались самыми богатыми проводниками, ибо только они и знали, как пройти. Потому негласно все Анарты считались состоявшими на службе у тудрусского наместника. И Адор тоже был на службе. Хотя он и не обязан был сообщать о каждом, кто решал воспользоваться его услугами. Потому и платили так много.

Наконец, Адор почувствовал, что подмерзает. Это был знак. Он еще хлебнул немного бодрящей жидкости, потом встал и сделал несколько разогревающих движений.

- Все! – крикнул проводник. – Пора вставать!

Некромант подскочил, будто все это время сидел и ждал. Возможно, так оно и было на самом деле. На редкость послушный клиент попался.

- Вот, - Адор протянул склянку, - допей! До конца допей, а то не согреешься. Знаешь старую детскую считалочку? Про двенадцать поросят?

- Слышал когда-то.

- Вот сейчас будем повторять ее всю дорогу. Только нам понадобятся всего семь куплетов. Надо бодриться, – с укоризной сказа он. - Веселей, веселей»

Он отворил заслонку и выполз из хижины, приговаривая:

Семь поросят пустились в путь,

Один решил прилечь, заснуть.

Заснул и спал, часов не счесть,

Так поросят осталось шесть.

Он поднялся на первую ступень.

Шесть поросят пошли купаться,

Нырять, плескаться, кувыркаться.

Один подальше стал нырять.

Нырнул, и их осталось пять.

Адор поднялся еще и оказался ровно посредине узкой лестницы.

Пять поросят играли в прятки,

Бежали, аж сверкали пятки.

Затем искали по квартире

Водящего уже четыре.

Адор очутился наверху. Он обернулся. Некромант шел следом. Проводник подал ему руку, и помог преодолеть последнюю ступень.

Четыре наших поросенка

Зашли к приятелю волчонку

На ужин, это не учли.

К утру осталось три свиньи.

Они дошли до небольшого выступа, под который которым тропа резко сворачивала вниз. Здесь было не так ветрено.

- Ну что, вперед? – спросил Адор, немного постояв.

- Вперед! – кивнул спутник.

Три поросенка веселясь,

Уткнулись пятачками в грязь.

Такая вслед пошла молва,

Что вылезли из грязи два.

Путники обогнули выступ.

- Вот он – проход! – объявил Адор, прижимаясь ртом к уху некроманта, и указывая, на узкую светлую расщелину между двумя мрачными серыми утесами. Ветер буквально свистел из нее. Стало трудно дышать. Адор пошел к ней, шепча на ходу:

Два поросенка услыхали,

Что их на праздник приглашали.

Решили пост устроить им.

До праздника дожил один.

Адор прижался к скале и обернулся. Некромант чуть поотстал, но продолжал идти. Проводник подождал спутника и когда тот подошел, дернул его за рукав:

- Все, теперь, - он сглотнул, - входим в проход.

 - Ты точно можешь провести меня через это страшное место, а, проводник? – ветер пронизывал до костей, но все еще дул не в самую силу. Адор это чувствовал.

Они стояли с одной стороны у края каменной бездны, а с другой, в шаге от узкого, выдуваемого проема, ведущего на ту сторону хребта. Ветер давно бы снес их с ног, но проводник вогнал кирку в расщелину и крепко держался за нее. Его спутник был привязан крепким канатом к Адору и, хотя едва стоял на ногах, все же не давал ветру опрокинуть себя.

- Да, - крикнул Адор спутнику, - другого пути нет!

Тот шумно втянул в себя воздух.

- Хорошо! – выдохнул он и снова сделал большой вдох. – Я устал от твоей дурацкой считалки. Теперь послушай мою. Внимательно слушай.

Некромант вновь перевел дыхание.

- Только вот что, только поклянись, что запомнишь!

- Клянусь, - выдохнул Адор.

- Запомни проводник. Запомни эти слова.

Он начал медленно читать прямо в ухо проводнику:

Лотет ре лаэс нидх окайрэ сте,

Лотет ре пириа нидх ованрэ сте.

Лис ири нидх окайри аплаэс,

То пэрт пир той нидх окаэр.

 

Дэтьертир развернулся, перемахнул через Адора и первым вошел в гневливый проем.

 
Рейтинг: 0 623 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!