ГОРОД СЛАДКИХ СЛЁЗ 9-10

9.СПАСЕНИЕ

Трясогузочка жила при Институте. У неё не было родителей, она их и не помнила. И вообще знала только то, что следовало ей знать. Она понятия не имела, к кому её приставили. Для неё это просто больные. Так сказал доктор Гаг, стало быть, так оно и есть. Трясогузочка исправно делала уколы, вливания, жалела и сочувствовала больным, всячески старалась облегчить их страдания. И, разумеется, докладывала обо всём доктору.

Так было всегда. Одного не делала Трясогузочка: не привязывалась к больным, ибо слишком часто на её глазах умирали подопечные, либо их куда-то увозили, безвозвратно. Какое ж сердце надо иметь для стольких потерь и расставаний?!
У Трясогузочки было обыкновенное сердечко, и оно всегда слушалось хозяйку.
А в этот раз, почему-то, пошло наперекор. Уже к концу вторых суток, Трясогузочка с удивлением поняла: эти больные ей дороги, как родные.
Она с упоением слушала стихи и забавные сказочки Жаворонка в краткие минуты "кризиса", а к Икару и Бесхвостому питала сильные братские чувства. Порой с ужасом вздрагивала, подумав о возможном расставании.
Когда после некоторых уколов её больные корчились и выли от боли, бедное сердечко сестрички готово было разорваться. Трясогузочка не знала чем помочь, облегчить их муки, доктор же успокаивал её: мол, всё идёт успешно, вирус сопротивляется, но уже ослабленный.
Странно, думала Трясогузочка, но с каждым днём как раз ослабленными становятся пациенты. Сказки у Жаворонка стали нудными и пустыми, он всё чаще отключался, либо бился головой о подушку и кричал: "Я куриная вошь! Где моя кура?" У Икара потухли искорки в глазах, обмякли крылья и потемнели перья - они стали серыми. Просматривались рёбрышки у мышонка, местами выпадала шерсть. А ещё постоянно слезились глаза.
На беспокойство Трясогузочки, доктор Гаг спокойно говорил:
- Всё нормально. Кризис минует, и пойдут на поправку.
Трясогузочка верила доктору, однако, кризис и не думал миновать: друзьям становилось всё хуже.

На следующий день, седьмой по счёту, Жаворонок настолько ослабел, что без помощи не смог сесть. Не лучше выглядели воронёнок с мышонком - живые тени.
А доктор Гаг, почему-то, был очень доволен:
-Дивненько! Успех будет колоссальный!
Трясогузочка чудом держалась от усталости и переживаний, засыпала на ходу, и продолжала, по инерции, верить доктору: кризис минует... поправятся...

Вечером восьмого дня, когда догорала заря за окном, дверь палаты бесшумно приоткрылась, и в щель прошмыгнул Белый Голубь. Трясогузочка дремала на своём месте, у шкафчика. Больные, почти без дыхания, находились во власти сна, тяжёлого и вязкого.
Белый Голубь осторожно подошёл к кроватям, осмотрел лежащих, прошептал:
- Я так и думал. Надо слочно спасать!
Вернулся к двери, прислушался, затем легонько тронул плечо медсестрицы:
-Тс-с-с! Плошу вас.
Трясогузочка встрепенулась:
 - Кто вы? Что вы здесь делаете?
 - Тихо, плошу вас! Я всё объясню. Если у вас доблое селдце и здлавый ум, вы поймёте и посталаетесь помочь.
 - Помочь? Кому?
- Им! На ваших глазах совелшается плеступление! Они погибнут медленно и мучительно. И вы будете сопличастны...
 - Я не понимаю вас. Почему они должны погибнуть? Доктор...
 - Ваш доктол пелвейший плеступник! Он лаботает над плепалатом усмиления инакомыслящих. Испытание плоходит вот на них. Вчела плезидент Пустельга тайно подписал ласполяжение: использовать плепалат "Птичье молоко" шилокомасштабно. Его будут добавлять в хлеб, воду, зелно, детское питание. Неужели вы так наивны, что не видите, что есть холошо, а что плохо?
 - Я...я... - Трясогузочка готова была расплакаться.- Я же ничегошеньки не знала... Мне говорили - я выполняла... Что мне делать?
 - Во-пелвых, успокоиться. Душевное лавновесие отличный товалищ и помощник. А им сейчас же введите глюкозу.
Трясогузочка помедлила: доктор категорически запрещал глюкозу...
 - Ну же!- шикнул Белый Голубь, а для сестрички прозвучало как приказ: она решительно распахнула дверцу шкафчика, взяла коробочку со шприцами.
Белый Голубь достал из кармана курточки пилочку и стал пилить решетку окна.

Когда погасла заря и воцарилась ночь, три прута решётки были отпилены и отогнуты.
- Я пошёл вниз,- сказал Голубь, пряча пилку.- Ждите сигнала.
Прошла целая вечность, прежде чем в окно поскреблись. Трясогузочка распахнула створку. На верёвке покачивалась корзина, в которой стояли два скворца. Они живо впрыгнули на окно, и в считанные секунды перенесли больных в корзину.
 - Вы остаётесь?- спросил у сестрички Синеглазый Скворец.
- Нельзя ей оставаться,- веско сказал второй. - Прошу в корзину.

Необычный лифт устремился вниз. У стены наготове стоял автомобиль. Второй скворец остался в кабине, а Синеглазый исчез. Вскоре Трясогузочка увидела, как из подъезда выбежали Белый Голубь, Синеглазый и ещё три скворца. У Синеглазого был маленький пухлый портфельчик.
Заработал мотор, и автомобиль стремительно понёсся прочь от института. Синеглазый довольно засмеялся:
- То-то завтра будет шуму!

10.ИСХОД

- Всем! Всем! Газета "Эффект"! Читайте газету "Эффект": Белый Голубь обвиняет доктора Гага!
- Доктор Гаг сменил маску! Преступление против птицества! Покупайте газету "Скорлупа": доктор Гаг сеет смерть!
Грязные голопузые воробушки своими криками разнесли вдребезги утреннюю тишину. Шелест ещё сырых газетных страниц сопровождал их. Ошалелый ветерок метался в проходных дворах, а крики его настигали, гнали дальше.
Сутки прошли, как один час. Трясогузочка всё это время присматривала за больными, и они заметно шли на поправку. Новые друзья своевременно поставляли пищу и лекарства.

Первым встал Жаворонок, - Трясогузочка временно отлучилась - прошёл к окну. Мокрая от росы зелень сада нежилась в лучах восходящего солнца. У Жаворонка даже в глазах потемнело от желания пробежаться по росной траве, крича ликующе неразбериху. И он поддался желанию: распахнув окно настежь, выпрыгнул в сад.
 - Божественно!- вырвалось из клюва.
Пьянея от запахов и нежной прохлады, Жаворонок умылся росой. Из ушей точно вынули вату: он услышал музыку. Чарующая мелодия звучала в нём самом, как звучит орган в прекрасном зале с чудесной акустикой. Поэта охватило вдохновение, и стихи полились, как ручьи при таянье снега:
- Благодарю тебя, кто создал это чудо!
Благодарю тебя, что проснулся я!
До дней последних славить буду
Я этот свет! И тебя, Создатель, любя!

Чуть позднее проснулся Икар. Свежесть утра, наполнившая комнату, живо взбодрила его. Воронёнок соскочил на пол, взмахнул крыльями, намереваясь вылететь в окно... крылья вяло шелохнулись... Икар не поверил и вновь попытался взлететь, упал. Значит, не показалось: крылья действительно не слушались. Икар бросился на постель и заплакал.
Вбежала Трясогузочка, склонилась над Икаром, говоря утешительные слова.
Пробудился и Бесхвостый. Удивлённо распахнул глаза на рыдающего друга и хлопотавшую подле него Трясогузочку.
 - Что? Что случилось?

Ещё с улицы что-то крича, вбежал Жаворонок, он был вне себя:
 - Кошмар! Ужас! Распустил слюни! Позор! Когда свобода попирается, когда её крылья тяжелы от пошлости и грязи... вы... вы хнычете над собственными царапинами! Птенцы молочные! - в сердцах ругнулся Жаворонок, подводя черту своему возмущению.

Воцарилось гнетущее молчание. Икар, уткнувшись в подушку, лежал потерянный и раздавленный жёсткими словами Жаворонка. Бесхвостому почему-то было ужасно стыдно, точно его вытолкнули голого в толпу. Трясогузочка растеряно переводила взгляд с одного на другого.

В дверь постучались. Друзья встрепенулись, изобразили на лицах улыбки.
Вошёл Белый Голубь, радушно поздоровался.
 - Я члезвычайно лад видеть вас в здлавии! Молодцы! К сожалению, обстоятельства складываются так, что более отдыхать... Колоче говоля, надо лаботать.
 - Работать?! Всегда готов! - Жаворонок энергично потер крылья. - В чём будет состоять наша работа?

Белый Голубь присел, пристально осмотрев друзей, сообщил следующее: он и его товарищи занимаются агитацией свободолюбивых идей; их театр "Пёрышко" располагается на небольшой барже, которая вмещает до сотни зрителей. Подвижной театр появляется в разных кварталах Города, имеет немалый успех. Благодаря разнообразию программ и дешёвым билетам. Правда, за последний месяц у них наблюдается некоторый застой: многие актёры арестованы, высланы из Города.
 - Вы не пледставляете, какой будет эффектной агитация из ваших уст!- закончил Голубь, и с надеждой глянул на друзей.

С Жаворонком было ясно: всегда готов. А вот Икар, по-всему, не расположен: раздумывает. Бесхвостый поглядывал на Икара, терпеливо ждал его слов.
 - Мы полетим,- наконец, сказал Икар.- Мы не актёры, и цели у нас другие.
 - Какие? - подступил Жаворонок.
 - Это наше личное дело. Скажу только, что цель нашего пути... Зоорай.
 - Да, - поддержал Бесхвостый.
Белый Голубь огорчёно вздохнул:
 - Жаль... Мы могли бы плодотволно полаботать...
 - Желторотики!- вспыхнул Жаворонок.- На готовенькое позарились! Пискуны! Свободу надо своими крыльями и головой создавать, а не примазываться к чужой! Вы... вы... - он задыхался от возмущения,- черви дождевые! Воши куриные! Мне тошно с вами рядом стоять...- выбежал, хлопнув дверью.

Белый Голубь грустно посмотрел на Икара, перевёл взгляд на Трясогузочку:
 - И вы с ними?
Она ещё не знала. Ей очень нравился Икар, по-матерински привязалась к Бесхвостому, Жаворонок же вызывал дочерние чувства...Не хотелось бы расставаться...
 - Да... - кивнул Голубь, приняв молчание за согласие. - Жаль... Ну, что ж, желаю счастливого пути. Если надумаете велнуться - всегда будем лады.- Направился к выходу, но у двери помедлил, полуобернулся: - Слыхал я о вашем Зоолае. Стланное, непонятное место. Гланицы заклыли, никого не впускают, не выпускают... Почему? Зачем? Если так холошо живёте, как о том говолят, чего же склывать? Поделитесь с длугими, научите, подскажите... А так... эгоизм какой-то... Себялюбки болотные...
Голубь ушёл, некоторое время в комнате стояла тяжёлая тишина. Икар подошёл к окну, затем повернулся к Трясогузочке:
-Ты пробовала летать?
 - Нет...
- Идём в сад. Это не трудно: надо только очень сильно захотеть.
Икар и Трясогузочка через окно ушли в сад. Бесхвостый остался один. Ему всё время казалось, что произошло что-то весьма нехорошее, а что именно, он никак не мог понять.

Вернулся Жаворонок, немного остывший.
 - Что, улетели? А ты как же? Ах, нет ещё... Ясно:пошли потренироваться, на дармовщинку сил набраться. Не стыдно? Я у тебя спрашиваю. Не стыдно бросать родину в трудные для неё дни? Это же... как мать бросить в беде! У тебя сердце есть?
 - Есть,- выдавил Бесхвостый, ошарашенный напором.
 - Нету! У тебя там кусок глины! Да! У кого сердце есть, тот не бежит за рубежи. Рай видите ли их манит... Дармоеды!
 - Почему... почему вы обзываетесь?
 - Ха! Что ж мне целоваться с тобой? Ты ж предаёшь меня, подножку ставишь!
 - Неправда...
 - Правда! Чистейшая правда! Так и знай: я призираю вас, призираю!- Жаворонок нервно собрал свои вещи и быстро вышел.

Бесхвостый присел на кровать, призадумался. Мама, мамочка... ведь он, действительно, бросил её...и за всё время лишь один раз, в аквариуме, вспомнил о ней. Неужели у него правда глиняное сердце?
В окно влетел возбуждённый Икар, закружил друга:
- Я опять летаю! Летаю! И она тоже! Ты слышишь?! Завтра мы вылетаем! Ах, как я жажду оказаться там! Какая жизнь будет у нас!..
Думы Бесхвостого, точно порывом ветра сдуло: он так же радостно кричал и кружился по комнате.

А в саду, смеясь и плача от счастья, взлетала Трясогузочка: пролетит немного и опустится:
 - Ой, как хорошо-то!
В эти минуты она безумно была счастлива, и благодарна Икару. И что бы там ни говорили Голубь и Жаворонок, Трясогузочка полетит за Икаром хоть на край света...

Ранним утром они покинули Город Сладких Слёз.
Их никто не провожал.
Только бабы каменные слёзно смотрели вослед.

ЛЕНИНГРАД, 1980г.