Викинги гл.1

   От автора. Неизвестно, что получится из этого произведения, станет ли он романом или повиснет в воздухе.
   Это фантазия из времён седой старины, с кое-каким историческим антуражем, не более!

    Сигни, мейконунг* Флайнгунда и   Свальдбрюде, сидела, разглядывая себя в серебряном отполированном зеркале, пока  Марит  расплетала ее длинные косы и старательно расчесывала каждую прядь, с наслаждением перебирая пушистые,  цвета рыжего лисьего меха, волосы своей госпожи.

     Марит, всего тремя веснами старше Сигни, приходилась ей двоюродной сестрой и прислуживала ей с детства. После семи родов подряд Марит  увяла, и волосы ее, когда-то тоже красивые,  почти такого же цвета, как у хозяйки,  поредели, и в них пробилась ранняя седина.

     Иногда  прислужница поглядывала на отражение Сигни – не кривится ли та от боли, не вспыхивает ли раздражение в  ее больших  синих глазах, когда гребень порою запутывается в слишком густых   кудрях.

       Правительница огромного края, пяти  Голубых озер и необъятного Чёрного леса, владелица  земель, чьи границы  простирались от морского побережья до далеких гор, Сигни на людях всегда вела себя сдержанно и в то же время властно. С  восемнадцати лет управляя доставшимися ей от отца владениями и множеством слуг и рабов, она хорошо научилась скрывать свои чувства, приобрела выдержку  и  умение внушить к себе и уважение, и страх.

    Но перед старыми, знавшими ее с младенчества, как Марит,  родичами и слугами, Сигни  становилась другой: она могла и поплакать, и покапризничать, и даже сорваться. Последнее было особенно страшно: в такие моменты  Сигни напоминала своего отца,  конунга Эриксона  Краснобородого, который, приходя в ярость, крушил все, что попадалось под руку, и мог запросто зарубить или даже разорвать голыми руками и человека, и зверя, - любого, кто посмел бы  встать у него на пути.

    От отца Сигни унаследовала рыжие волосы и стать. Была она высока, широкоплеча, с длинными стройными ногами, свою довольно большую грудь скрывала под свободными рубашками или латами,  и поэтому напоминала скорее юношу, чем девушку. Только толстые косы, достигающие  талии, выдавали ее пол. А вот глаза были материнские, - даже сейчас, когда Альфлауг из Свальдбрюде не было на свете уже много лет, нет-нет да и звучали на пирах песни о  ее бездонных как воды Голубых озер глаз.

    …Из песен скальдов узнал Эриксон из Флайнгунда, только вступивший после смерти отца в права наследования,  о красоте  Альфлауг. Он тогда  тяжело болел, только начал поправляться, и к постели выздоравливающего юного конунга, дабы   развлекать его, часто звали музыкантов, скоморохов и певцов.

      Не было ему еще и  восемнадцати, и он даже не носил бороды, благодаря которой получил впоследствии свое прозвище.  Эриксон влюбился в Альфлауг, не видя её, захотел жениться на ней -  и, едва поднявшись с постели, хоть и был еще бледен и худ как щепка, снарядил корабли и поехал в Свальдбрюде. Но опоздал. Просватали уже  Альфлауг за конунга  Рагнара Черноголового из Рисмюнде, и неудачливый искатель руки красавицы попал как раз на свадебные торжества.

    Приняли, однако, Эриксона в Свальдбрюде хорошо: и его, как знатного гостя, и его дружину родители невесты пригласили на пир, на котором чествовали молодых.

     Нерадостная сидела в пышном свадебном уборе тоненькая как стебелек  прекрасная синеокая новобрачная. Рагнар был необычайно  пригож: высок, черноволос, чернобров, смугл, но далеко разнеслись по свету слухи о его жестокости, невоздержанности в выпивке и бесчинствах, чинимых им и его людьми не только во владениях недругов, но и в своем собственном крае.

    Вот и на свадебном пиру он пил за пятерых и осушал рог за рогом. Рука его властно лежала на плече невесты, длинные пальцы то и дело по-хозяйски оглаживали дорогое оплечье свадебного платья, будто предвкушая мгновение, когда сдерут его вниз, обнажая белоснежное трепещущее тело.

   Как случилось, что  Альфлауг и Эриксон в наполненной орущими пьяными возбужденными людьми, полутемной и дымной от горячих блюд и чадящих  факелов огромной зале увидели друг друга?  Как  вышло, что Альфлауг предпочла рослому широкоплечему красавцу-жениху  тощего  бледного юношу с горящими  как уголья глазами?  Как произошло, что взгляды их встретились – и одно и то же чувство вспыхнуло в обоих?.. О том ведомо только бессмертным богам.

     Доподлинно известно лишь одно: в ту ночь не стала  Альфлауг женою  Рагнара Черноголового. Сбежала  красавица  вместе с Эриксоном, уплыла вместе с ним и его дружиной во Флайнгунд.

     Одни  шептались, будто  Рагнар  был так пьян, что попросту заснул на пороге, не добравшись даже до  супружеского ложа, – но вряд ли это было возможно, ведь если невеста наутро после брачной ночи оставалась невинной, то жениха ждал несмываемый позор. Другие уверяли, что Альфлауг напоила  Рагнара каким-то питьем, которое заставило его заснуть мертвецким сном. Третьи говорили, что вся дружина Эриксона пробралась в ту ночь в спальню жениха, что сразу дюжина воинов набросилась на молодого мужа, повалила и оглушила.

     Сигни же знала – мать рассказывала ей – что дверь в спальню   Рагнара охранялась крепко, и что Эриксон  пробрался  в ту комнату через единственное маленькое окошко, в которое втиснулся подобно кошке. Ни один из его людей – все здоровые крепкие молодцы – при всем желании не мог последовать за своим господином.

     Эриксон  и Альфлауг,  с ужасом ожидавшая  появления мужа, поняли тогда друг друга без слов. Гость спрятался за дверью – и, едва пьяный   Рагнар ввалился в спальню, оглушил его страшным ударом в висок. Затем взял новобрачную за руку – и они вылезли из окошка наружу, и побежали к ожидавшим их кораблям...

       Рагнар, конечно, наутро снарядил погоню, быстро сообразив, кто увез молодую, – но корабли его попали по воле богов в страшный шторм и, изрядно потрепанные, ни с чем повернули назад.

    Эриксон же с Альфлауг добрались до Флайнгунда и немедленно сыграли свадьбу. Радостно пировали гости и дружина молодого конунга. Вскоре пришло известие от родителей сбежавшей невесты: они простили дочь, которая была их единственной наследницей, и прислали молодым свое благословение. Это была хорошая новость – значит, Свальдбрюде  достанется детям Эриксона и Альфлауг!

     …Только бабка Эриксона, старуха Гунндис, пророчила недоброе. И скоро предсказание Гунндис исполнилось:  Рагнар Черноголовый, оскорбленный жених,  собрал войско, снарядил корабли и приплыл по морю во Флайнгунд, чтобы отомстить  за нанесенное ему бесчестье.

    Много полегло тогда людей  и с той, и с другой стороны. Именно тогда бабка Эриксона прокляла молодую жену конунга. «И тебя, и сыновей твоих проклинаю за то зло, которое причинила ты нашей земле!»

    В конце концов обоюдные злость и ярость были потушены реками пролитой крови. Начались  переговоры, и Эриксон и  Рагнар пошли на мировую: за оскорбление последнего конунг Флайнгунда готов был выплатить огромную сумму золотом и серебром. Рагнар согласился. Много кованых сундуков с сокровищами увезли его ладьи в Рисмюнде, в том числе драгоценнейшее древнее украшение рода Флайнгунд: золотую ожерелье-гривну необыкновенной красоты с двадцатью  подвесками из жемчуга, янтаря  и рубинов...

*мейконунг – (meykonungr) – дева-правительница