К резвой горной реке бежали красивые юные девушки. Их крепким телам были тесны праздничные одёжки. Девушки сбрасывали их на бегу, и к берегу уже подбежали голыми, улыбаясь своими белыми крепкими зубами.
Через пару дней начинался июнь. Девушки уже были далеко от своих дворов, им хотелось свободы и покоя.
- Ой, дивчата, якая везде красота! – прошептала одна из сестёр Щавель.
Девушки слегка смущались. Они были подругами и дружили уже давно, с того времени, когда матери привели их в станичную школу. К тому же сёстры могли обходиться без зеркал – они были похожи друг на друга, как две капли воды.
- Какой мир красивый. Как в сказке.
Девушки засмеялись, как весёлые говорливые птички и стали вспоминать свои школьные будни.
- Ой, девочки, я, наверное, в город поеду. Выучусь, стану, как Олеся Николаевна. Буду потом сама детей учить.
- А я? – спрашивала её копия.
- И ты будешь учить. Представь, как будет забавно – я физику, а ты математику.
Сёстры Щавель прыснули. Их золотистые локоны затрепетали от смеха...
Их соседки были молчаливее. Одна из сестёр Прохоровых листала взятый из дома учебник, а её сестра разглядывала Почетную Грамоту.
Оторвавшись от чтения, Надя Прохорова вдруг спросила.
- Девочки, а вдруг, того – война!
- Какая война, что ты… Выдумала тоже. Война. Папа говорит, что на нас никто не нападёт. У нас армия ух, какая. Я бы пошла бы, в армию служить. Вот, истинный бог пошла.
Красивое личико Оли Щавель раскраснелось, словно от быстрого танца.
- Тебе не учительницей, тебе актрисой надо быть. Как Любовь Орлова.
Сёстры Прохоровы любили ходить в кино. Там, на экране возникала совсем другая жизнь. Жизнь, где не было ни опостылевших огородов, ни таких, же страшных бахч. Ни того, что было в их жизни.
В станице девочкам было тесно, словно в бабкином сундуке. Они пытались встать в полный рост, но что-то прижимало их к земле, прижимало и заставляло вновь и вновь возвращаться к привычным ей будням.
Только клуб, только он притягивал их, как магнит. Раньше в этом кирпичном доме молились Богу. Сёстры теперь точно знали, что никакого Бога нет, а есть одна атмосфера, в которой и разлита вся земная жизнь.
Экзамены были позади. Девушки уже жили настоящей взрослой жизнью.
Сёстры Щавель давали себе слово, что обязательно удачно выйдут замуж. И желательно за военных, чтобы навсегда уехать из опостылевшей им станицы. Им хотелось стать жёнами военлётов, совсем недавно в клубе показывали фильм «Истребители» и в ушах сестёр, всё еще звучала знаменитая лётчицкая песня.
В это воскресение всё дышало покоем. Оля смотрела на лицо своего «отражения» и глупо прыскала каким-то мимолётным мыслям. Мир был ещё полон гармонии, как вдруг.
Радостная музыка из похожего на раскрытый вороний клюв репродукторе разом оборвалась и зазвучали тревожные сигналы.
- Чего это? – вдруг выдохнула Оля и, пристав на цыпочки, стала смотреть в этот роковой клюв.
Её сестра также застыла, как маленькая ряженая кукла. Она вдруг густо покраснела, покраснела, как будто бы все вокруг видели её голой.
- Граждане и гражданки Советского Союза!
Слова били по ушам, как кувалда по железу. Девочки вспомнили об отце, и вдруг, не сговариваясь, метнулись домой, под спасительный кров мазанки.
Мать ещё ничего не знала. Она сидела за швейной машинкой и напевала какой-то старинный романс. Её чистые белокурые волосы разбежались по спине, красивым волнующим водопадом.
- Мама, война! – выдохнули близняшки.
Их красивые лица вдруг стали испуганно-ожидающими.
- Дочки. что же это. Ведь его призовут, как же я? с кем я?
Мать оставила машинку и подошла к окну. Её плечи вдруг тревожно задрожали...
- Доченьки, ведь он уйдёт…
Дочери вдруг разом догадались, о ком говорит их мать. Иван Щавель был хорошим и работящим человеком. Он как бы загораживал эту скромную женщину от мира, как столетний дуб защищает от жгучего солнца слабый и нежный росток.
- Мама, а как же Прохоровы. Ведь дядю Осипа тоже призовут
- А какое мне дело до этих голодранок? – вдруг выкрикнула мать и посмотрела на дочерей, как-то незнакомо. Маска злобы мелькнула на этом лице, словно туча на чистом небе, и тотчас погасла, растаяла.
- Бедные вы мои… Сиротиночки вы мои.
Олимпиада Орестовна вдруг хищно улыбнулась. Она помнила, как прощалась с отцом на Новороссийском причале, как давала себе обещание отомстить за всё, и как теперь, презирая своего спасителя, смотрела на этих девочек, отлично зная, что не грубый станичник был их настоящим отцом.
Она устала быть равнодушной. Иван не удивлялся тому, что его дочери столь сказочно красивы. Напротив, ему нравились белокурые локоны Оли и Тани.
Назвать дочерей именами пушкинских героинь она решилась от бессилия. Теперь в этом жалком доме всё было чужим, даже эта швейная машинка, или рупор радиоточки.
Иван Щавель устало вытер пот.
Его крепкое мускулистое тело точно сдулось от тяжких дум. Он вдруг увидел дочерей, ещё вчера гладко-причесанный в довольно уже поношенной паре, он стоял в толпе родителей и смотрел на то, как его девочкам вручают аттестаты.
- Ох, я ведь так и думал… Теперь к военкому. А там…
Он вдруг махнул рукой и задумался. Когда-то ему хотелось развязаться с Олимпиадой Орестовной. Избалованная жинка смущала его, она так и не стала своей.
- Может и обойдётся. Как вдарим, так и отлетит немчура проклятая.
Его отец затерялся на далёких дорогах 1914 года. Затерялся, оставив его сиротой во взбулгаченной кубанской степи. Иван взрослел сам, не пытаясь отыскать спасительного куста.
Напротив, таким кустом он стал для смущенной и испуганной Олимпиады. Она чем-то напоминала застигнутую за купанием богиню, вечно краснела и лепетала всякие глупости, боясь людей в кожаных куртках и смотря на Ивана, как на сильного, но доброго зверя.
Их дочери появились на свет в марте 1923 года.
Иван не понимал, как ещё недавно тихие и почти незаметные вновь появились толсторожие лавочники, а на базарной площади вновь гуляли яркие, почти довоенные ярмарки.
Имена дочерей также показались ему чужими. Он мысленно произносил «Ольга Щавель, Татьяна Щавель!» - и глупо по-мужицки улыбался.
Он был рад, что они растут красивыми и какими кукольно прекрасными. Словно бы его семя попало вдруг в яркую позолоченную раму.
Дочери были какими-то нездешними и выделялись на фоне темноволосых казачек. Дочки легко овладевали грамотой и были всегда на хорошем счету, водя дружбу с соседками по улице дочерьми Осипа Прохорова.
Эти девочки были более простыми – они бегали купаться на речку, охотно подставляя свои крепкие тела под лучи южного солнца. Более белокожим Тане и Оле было неловко. Они краснели, когда кто-то называл их по фамилии, и презрительно кривились, словно бы и впрямь пробовали на вкус это кисловатое растение…
------
Мысли пожилой учительницы немецкого языка были далеки от праздника выпускников. Она понимала, что теперь, отправляясь на законную пенсию, имеет право немного расслабиться.
ВИА «Нефтяник» рассыпал по школьному двору громкий и ритмичный «Попкорн». Красивые тщательно наряженные мальчики и девочки привычно подёргивались на этом асфальтированном танц-поле, подёргивались и были похожи на героев знаменитого немецкого немого фильма о большом городе.
Кадры из этого фильма мелькнули перед глазами. Вера Ивановна постаралась отогнать это видение прочь, отогнать как назойливое насекомое, от которого хочется избавиться.
Она мыслями ушла в давно забытое время, в такую же ночь, но тогда у неё было другое имя и другая судьба. То время было уложено в самый дальний закоулок памяти – и теперешняя Вера Ивановна старательно делал вид, что никогда не была той красивой белокурой девушкой в ладно сшитой чёрной форме.
А ВИА между тем начал вдыхаться. Парни работали под модную английскую рок-группу. Работали, напоминая собой персонажей детского мультфильма. Вот этот высокий бассиист был чем-то похож на осла, а вот этот красивый парень был грациозен, как кот.
Вера Ивановна начинала уставать от глупого праздника. В сущности, она никогда не понимала, чему радоваться, уходя прочь из школы? Она знала, что очень скоро все эти девочки и мальчики очнутся от угара прощания, что им захочется вернуться назад. Особенно этой милой и красивой Люде Синицыной.
Белокурая девушка казалась видением из прошлого. Она также улыбалась, также смотрела на своего избранника, как и она когда-то на своего всегда подтянутого и вежливого шефа, стараясь быть всегда нужной. Но тогда в её голове были другие мысли, мысли, которых она теперь стыдилась, как чего-то совершенно незрелого.
Людмила поманила своего партнера по танцу. Она сделала вид, что натрудила ноги и хочет вернуться в класс. Вернуться, чтобы отдохнуть и сделать нечто, что давно было задумано.
Феликс ей всегда нравился. Он словно бы спустился с далёкой планеты – всегда аккуратный и вежливый. Людмила смотрела на него, как на загадочное божество и считала дни и часы до желанного выпускного вечера.
Родители Людмилы давно жили в разводе. Они так и не сумели смирить своей гордыни. Мать вернулась в родительский дом и старательно выслушивала материнские нотации от всегда такой строгой и подтянутой Олимпиады Орестовны.
Это была величавая и слегка чопорная старуха. Она была мачехой матери Людмилы. Несчастная женщина старательно пыталась понравиться этой старухе – казалось, что в маленьком домике царствует страшная ведьма, чьё колдовство непобедимо.
Людмила пыталась не замечать вздорной бачехи. Она знала только одно, Олимпиада Орестовна потеряла на войне мужа и теперь старательно пыталась забыть эту потерю.
В это лето 22июня вновь выпадало на воскресение. И шумный праздник в школе был своеобразным вызовом. Мальчики были наслышаны о том, что где-то там за Кушкой идёт война и прикидывали, что и им придётся повоевать в незнакомых афганских горах.
Феликс не хотел выглядеть маминым сынком. Еще недавно, наряжаясь в дорогой выходной костюм, он чувствовал некоторую робость. Было странно из вчерашнего мальчишки становиться молодым человеком.
В коридорах школы попахивало масляной краской. Он бежал за смеющейся Людмилой и вспоминал кадры из фильма, который он видел совсем недавно – его привезли в клуб, чтобы напомнить мальчикам о грядущем воинском долге.
Тот молодой человек также бежал за своей избранницей, бежал, как во сне.
Растущий месяц заглядывал в окно кабинета. Тут в темноте всё казалось таким романтичным.
Читалось очень легко, Денис. Пока даже не поняла, какие ощущения появились при прочтении. Наверное, чужие воспоминания переживших начало войны, отрывки из фильмов о тех временах... В общем, так естесственно. *** Возьму в свое избранное.
Помочь сайту
Поздравления
