Тихий омут. Глава тридцать четвёртая

Глава тридцать четвёртая.

Вячеслав Аркадьевич смотрел на свою нежданную гостью во все глаза. Она казалась ему всё ещё странным навязчивым миражом. Она, к чьему появлению на свет он приложил немало стараний.

- Ну, что входи. Чувствуй себя, как дома.

Он едва удержался, чтобы произнести слово «дочка». Алиса и впрямь казалась очень родной. Он уже чувствовал это такое неброское родство, чувствовал сердцем, но не умом.

- Входи. Будешь жить с нами.

- А как же мама? Она сейчас там?

- Где там?

- В тюрьме.

- В СИЗО. Скоро будет суд, если только.

- Что?

- Если не найдут настоящих преступников. А ты пока раздевайся.

Алиса стеснялась быть одетой, но не решалась и обнажиться. Пахнущие улицей вещи выдавали в ней закоренелую бродяжку, а эти вещи. Эти вещи были так противны, словно бы были сняты с кого-то другого, теперь безгласного и мёртвого, словно никому ненужная кукла.

Алиса всё-таки решила выбрать наготу.

Станислав затаился в своей комнате. Он слышал, как Алиса шуршит своей одеждой, слышал и боялся возбудиться. Он впервые не испытывал к ней чувства похоти, голое тело переставало быть загадкой, и она смотрела на него, как на близкого и всё понимающего человека.

Алиса старалась не плакать. Ей не было жаль этих грязных и запыленных локонов, не жаль образа такой нелепой девочки, которая уходила в небытиё вместе со своим опасным другом. Её словно марионетку возвращали в иной мир. Мир пыльного сундука, мир, где уже не было ничего потустороннего.

Она не узнавала себя. Лысая, тщательно выскобленная голова, запавшие щёки и робкий, словно у загнанной дворняги взгляд. Она была, как гостья из Преисподнии.

- А куда это девать?

- Выбросим на помойку.

- Значит, я стала мёртвой, да…

- Если хочешь, можешь так думать.

Станислав старался не смотреть на голую кузину. Та стала похожей на какого-то нелепого гуманоида. Словно бы прилетела на Землю из далёкой галактики.

- Папа, а ты меня тоже побреешь?

- Зачем?

- Я не хочу ни чем не отличаться от сестры.

Станислав стал яростно бороться со своим спортивным костюмом. Мгновения спустя он также бесстыдно розовел, словно бы пластмассовый куклёнок, розовел и жаждал стать таким же лысым.

Отец не стал спорить. Он знал, что сын нуждается в преображении. Что ему необходимо наказать себя. Наказать и почувствовать прощение.

Волосы Станислава мешались с локонами его сестры. Он старался сидеть ровно и не ёрзать по прохладному сидению табуретки.

- Ну, вот ты теперь прямо хоть в казарму готов.

- А теперь, братья-кролики,  в ванную.

Станислав старательно намыливал тело сестры. Алиса не противилась, она робко ловила каждое движение, словно бы оттаивала от страшного леденящего сна. Её тело постепенно переставало быть обителью кем-то выдуманной Лидии. Она чувствовала, как становится самой собой, прогоняя ненавистный ей морок в глубины Ада.

- Не так быстро, а то я… - прошептала она.

Губы Алисы потянулись к губам Станислава. Ей хотелось стать для него самой близкой и верной, стать живым человеком, а не загадочной и недоступной куклой, которую нельзя трогать руками.

Она впервые целовала парня в губы. Обычно этого блаженства удостаивались их в меру напряженные члены, члены, которыми она через силу давилась, словно плохо проваренными сосисками. Но теперь она впервые видела лицо, а не противный детородный орган, похожий на огромного мерзкого червя, червя, который так легко соблазнил Еву в том прекрасном саду.

А Станислав впервые робел, целуя девушку. Его сердце билось всё сильнее, оно трезвонило на весь мир, словно сигнал трамвая, трезвонило о том, что он счастлив.

И два человека были похожи на два белых чистых листа бумаги. Белые, как снег они ждали решения своей Судьбы и готовились к своему общему Счастью