Помочь сайту
Поздравления
Перестройка Глава 3
23 июня 2020 -
Денис Маркелов
3
На следующий день Вика проспала почти до десяти часов.Она пробудилась как-то внезапно, словно бы от невидимого толчка. Отбросив простыню, она встала, подошла к одёжному шкафу и потянула вверх подол ночной сорочки.
В зеркале отразилось её нагое и весьма красивое тело. Вика взглянула на него, словно бы на репродукцию давней картины.
В её теле было много юности – ей вдруг стало даже немного страшно. Словно бы её собирались заточить в раму на века. Проскользив ладонями по бокам, она показала своему двойнику зубы, стараясь гримасничать как можно веселее.
Выйдя нагишом на кухню, она оглядела окружающие его предметы. Всё было радостно и светло. Светлым розовым пятнышком была и она сама.
На холодильнике лежала маленькая записочка
- «Дочка. Как проснёшься – позавтракай. Мы с демонстрации сразу едем на дачу. Будь умницей – не шали!»
Вика рассмеялась. Тело протестовало против халата и трусов – эта сбруя мешала её счастью. Вике вдруг захотелось поскорее встать взрослой.
Распущенные волосы ласково защекотали ей спину. От этих прикосновений всё тело тотчас же наполнилось непонятной негой. Словно бы это были не волосы, а морские водоросли. А она сама была не примерной школьницей, а коварной и обольстительной русалкой.
Изжаренная наспех яичница утолила её утренний голод. Вика тщательно пережёвывала и круглый солнечноподобный желток и его беловатый ореол. А затем старательно опустошила стакан с бежевоватым какао.
Спустя пять минут, за окнами гостиной зазвучал духовой оркестр. Вика опрометью бросилась в гостиную, забыв, что совершенно нага. Её красивое тело всё трепетало от восторга.
Ей вдруг захотелось быть совершенно свободной. Забыть о всех подпругах, которые стесняли её. Голая, она была счастливой и весёлой – в таком виде от неё не требовали ни строгости, ни успеваемости, и наверняка все мальчишки в классе желали видеть именно такой.
Отсмеявшись, она подошла к новенькому полупроводниковому телевизору и включила его. На экране тотчас возникла кремлёвская Спасская башня со знаменитыми курантами.
Их звон влился в девичьи уши хрустальным мелодичным ручейком. Казалось, что это ломаются подтаявшие сосульки, Вика села в кресло и стала внимательно смотреть на экран.
Ей ужасно хотелось побывать в Москве. Туда обычно часто ездил отец, ездил по своим делам, не забывая, однако и о столичных гостинцах. Вике нравились сначала замысловатые игрушки, затем модные платья и блузки. Ей нравилось притворяться послушной и красивой куколкой – ею забавлялись сначала родителями, а за ними и учителя, заставляя играть роль всегда послушной и одновременно строгой девочки.
Но Вике хотелось сбросить маску строгой и всегда чересчур опрятной школьницы – школьное платье было тяжелее любых даже самых тяжких вериг. Она была своеобразным коконом, в котором она дозревала, подобно гусенице, пытаясь, стать красивой и неповторимой бабочкой.
Смотря на экран, она вполуха слушала комментаторов и небрежно плела из своих волос свою девичью красу – косу - та походила скорее на сытую анаконду, чем на жалкую и озлобленную гадюку. Коса умиляла всех, особенно склонных к строгости учителей.
Им казалось, что сошла с полотен Григорьева – маленькая и строгая девушка – готовая лечь под нагайку. Вике было страшно. Она понимала, что тотчас расклеится от испуга, внезапно ощутив своими робкими бёдрами, бег торопливой и солоноватой струйки. Иногда она задыхалась от странного и стыдного желания – дать волю своему мочевому пузыря, прилюдно испустить из себя этот пахучий и стыдный ручеёк.
От предвкушения позора у неё начинало быстро биться сердце. Её стук напоминал говор пишущей машинки – именно на такой машинке отец отпечатывал свои статьи для
научно-популярных журналов.
Сплетенная коса касалась настороженного девичьего соска. Вика впервые ощущала себя иной – так её не волновал даже подаренный матерью лифчик – по мнению родительницы она балансировала на краю пропасти – душа стремилась к небесам. Но слишком радостное тело тянуло её в глубокий и страшный омут.
Она почти всё знала о той страшной и неизбежной проверки –в медицинских брошюрах пытались уберечь её от опасного шага – даже то, что её в конце концов, ожидало, называлось очень скучно и противно –«половой акт».
Припомнив это словосочетание, она взглянула на рыжий в крапинку линолеум. Представить кого-либо из одноклассников голым было и страшно и весело. Воображение стыдилось сотрудничать с ней, оно стыдливо пряталось, словно бы нашкодивший ребёнок.
Наконец, устав от своей бесстыдности, она надела домашний сарафан, тот едва держался на всерьез обгрызенных пуговицах, норовя упасть с её тела, подобно банному полотенцу.
Этот компромисс немного смягчил терзания её совести. Она понимала, что ступает на очень скользкий путь, что один шаг другой, и её захочется показывать своё тело кому-то ещё кроме окружающего её воздуха и невольных соглядателей – мебели и книг.
Корешки книг смотрели на неё явно осуждающе. Они чувствовали, что и Вика осуждает их за такое неприличное любопытство.
Досмотрев вполглаза столичную демонстрацию и парад, она вернулась в свою комнату, и села на вертящийся табурет – села , отбросив пёструю ткань, ощутив своими ягодицами прохладу эбонитового сидения
Ей хотелось ещё немного побыть одной. Перестать притворяться, и быть такой, как бываешь только во сне. Именно там, она и была столь красивой и развратной, подчиняясь всем своим фантазиям с послушностью воска.
Она чувствовала, что её хотят видеть именно такой, что своей строгостью она провоцирует всех – и глупых мальчишек, и строгих учителей, и главное себя саму. Что надо переболеть этой странной неведомой страстью, накормить свою плоть досыта тем, что взрослые люди называют коротким и жгучим словом «секс».
Руки коснулись оскаленной пасти. Они вдавливали зуб за зубом, заставляя чёрного безжалостного монстра стонать от боли. Вика наслаждалась этими многоголосыми криками. Она отважно брала аккорд за аккордом, чувствуя и своими вспотевшими ягодицами, и такой же смущенной промежностью какую-то новую неведомую ей истому.
Вибрация струн передавалась её телу. Босая нога нащупала медную педаль, Вика стала довить на неё, давить и чувствовать некое пугающее желание и дальше томить своё тело тоскливым ожиданием страсти.
* * *
Родители Вики шли на демонстрацию от разных организаций.
Они попрощались на перекрёстке – мать зашагала к своей конторе, а отец пошёл в другую сторону.
Ему было не до всеобщего праздника. Всё казалось слишком ярким, словно бы люди только притворялись радостными.
Он чувствовал себя разоблаченным разведчиком. Жена смотрела на него как-то странно, словно бы просвечивая неведомыми лучами. Ей было трудно солгать, даже стойкое молчание она считала признаком лжи.
Их жизнь теряла смысл. Ждать до момента замужества дочери уже не было сил. Он не мог выносить этого стремительного взросления. Оно старило его ещё больше,
Он внимательно всматривался в своё худое нервное лицо. Отраженное в зеркала, оно казалось чужим. Казалось, что в него намертво вросла всегда угодливая маска.
Он старался улыбаться везде и всюду. Улыбка получалась вымученной, словно бы у бездарного ковёрного клоуна. На неё отвечали лёгким кивком, а он вновь принимал вид манекена.
Студенты не любили его. Точнее считали слишком скучным и серым – понимая, что за неявку на лекции их может ждать многочасовая разборка в деканате.
Он же любил этих милых девушек, они казались ему яркими пахучими розами – розами, что совершенно свободно живут на своей клумбе, не боясь скорой и такой неизбежной смерти.
С кафедры всё выглядело слегка иначе. Он обычно смотрел на одну из девушек, стараясь не читать свои записи, а скорее декламировать, а девушка, роняя свой взгляд в тетрадь, торопливо конспектировала его лекцию, загадочно улыбаясь и покачивая ножкой в модном чулке.
Теперь он мысленно готовился влиться в этот весёлый цветник. Кроме сотрудников в общей колонне шагали и самые прекрасные и дисциплинированные комсомолки. Им нравилось идти вот так, словно бы на большой киносъёмочной площадке, демонстрируя всем свою радость от наступившего мая.
Впереди их ожидала очередная сессия, а то и защита дипломной работы. Девушки мысленно готовились – кто к неизбежному распределению, а кто-то к такой быстрой и неожиданно яркой свадьбе. Им хотелось поскорее сделать выбор, не откладывать этот важный обряд на потом, предпочитая своим сверстникам молодых, но уже вполне зрелых преподавателей.
Товарищ Емельянов вспоминал, как сам таким же молодым студентом университета ухаживал за своей сокурсницей. В свободное от пробирок и реторт время они ходили гулять в городской парк, стараясь не слишком явно выдавать свою тайну. Их вероятно принимали за только что увидевшихся двоюродных брата и сестру. Играть роль влюбленного было немного страшно – он понимал, что может показаться кому-то слабаком и глупцом.
Их свадьба была довольно скорой и скромной. Она походила на незапланированный экзамен – тогда он был на распутье – оставаться ли в ВУЗе или идти работать на только что построенный химкомбинат.
Семья сделала выбор за него. Скоро потяжелевшая жена требовала ухода и любви – и он старался, пытаясь хоть так возвысить себя в собственных глазах.
Рождение дочери как-то уравняло их. Теперь вместо скромного отрезка была целая геометрическая фигура – и он из стыдливой, едва заметной точки превратился в вершину этого самого треугольника.
Дочь он решил назвать Викторией – она действительно была его маленькой победой. Победой над вечной скромностью и забитостью, над тем, что казалось ему скорее достоинством, чем недостатком воспитания.
Теперь в свои сорок лет он иначе смотрел на мир. В душе словно бы открылось второе дыхание – видимо этому способствовало обилие прекрасных тел и душ. Он мысленно присматривался к каждой студентке – маленький романчик мог возбудить его творческие силы, подвигнуть на то, чтобы, наконец, засесть за докторскую диссертацию.
Кроме того он ужасно боялся вдруг незаметно стать дедом. Дочь могла выкинуть такой фортель, найдя для своего тайного замочка совершенно нелепую отмычку.
Он старался приглядеться к её сверстникам. Пока что этих парней увлекало другое – они стыдились своих не к месту топорщащихся ширинок, стараясь не смотреть в сторону как назло очень опрятно одетых девчат. Им не терпелось увидеть смущенными и розовыми, словно молодых свинок, это желание было понятно – он сам когда-то мечтал перестать притворяться джентльменом и наконец сорвать со своей избранницы все её яркие зазывные одёжки.
Так, вспоминая то о своей юности, то анализируя сегодняшний день, он вошёл в ворота местного ВУЗа. Дойдя до того места, где собиралась колонна он первым делом увидал строго одетого товарища Никодима Алексеевича Мерцалова.
Мерцалов был одет строго, но со значением. Его украшал бордовый галстук в крупный горошек. Такие галстуки за глаза называли «ленинскими» - Емельянов слегка поморщился.
- С Первомаем Вас, товарищ директор!
- С Первомаем. Я вот смотрю облачно. Дождик бы нас не захватил.
- А мы на дачу. Вот пройдём, долг свой перед страной и партией выполним, и на свою землицу. У вас как сынок – подрастает?
- Тринадцать минуло. – Мерцалов понизил голос и почти прошептал. –Тут вас Леночка Беляева спрашивала. Дело у неё к Вам какое-то.
Емельянов поморщился. Беляева была его ахилессовой пятой – она была страстно, но почти тайно влюблена его, даже при сдаче зачёта или экзамена старалась садиться со значением – норовя лишний раз коснуться его брючины своим круглой и аппетитной коленкой.
Ей явно нравилось оттачивать своё юное кокетство. Эта барышня явно мечтала о бурном романе, о том, что ей не могли дать ни сверстники, ни опостылевшие младшие братья.
Они появлялись у дверей институтского корпуса по субботам – нагловатые и довольно грубые старшеклассники – они приезжали сюда по очереди – и были почти неразличимы. Такой же почти обычной и была их щегольская «Ява».
Леночка явно дразнила его – она садилась за спину очередного брата, желая этим поступком вызвать у твердолобого преподавателя зачатки ревности. Но Емельянову казалось, что эти двое оболтусов тайно влюблены в свою старшую сестру и смотрят на него словно двое рассерженных дворовых пса.
Он боялся вызвать в них зло. Мальчики как раз были на взводе – им хотелось оберегать честь сестры, а их милой сестрёнке поскорее расстаться со своей нелепой, давно опостылевшей ей девственностью.
Из достоинства она давно стала тяжким, словно бы проржавленные вериги, недостатком. Она понимала, что должна сыграть по-крупному и всего один раз. А эти двое прямо-таки сторожили её.
Сегодня их не было здесь. Наверняка они шли в колонне своей школы, нагловатые и самоуверенные мальчишки, которым ужасно хочется совратить какую-нибудь школьницу.
Сейчас его мысли вертелись вокруг его собственной дочери. Та также тяготилась своим девства – он чувствовал, как ей хочется поскорее всерьёз повзрослеть, перестать зависеть от капризов матери и отца.
Он понимал, что сделал большую ошибку, не настояв на второй попытке. Они сначала пытались сделать дочке долгожданный подарок, но потом, привыкнув к еженощным упражнениям, перестали радоваться этим занятиям. Жена уже не чувствовала прежней волнующей дрожи, а ему самому это отчего напоминало чистку зубов, только вместо зубной щётки в рот он вталкивал свой пенис в вагину супруги.
Это было схоже с тем, как маленькие дети проигрывают родительские деньги в игровых автоматах. Они входят в раж и уже не жалеют свои пятиалтынные монеты – те проваливаются в щель, даря своим обладателям минутную радость.
Елена слишком надеялась на своё молодое и жаждущее утех тело. Она понимала, что поступает нехорошо, но не могла отвязаться от этого строгого человека. Её страшило одиночество, и ещё вечное недовольство собой.
Когда-то перейдя во второй класс, она так же была обижена предательством родителей. Они предпочли ей этим двум вечно вопящим свёрткам – зато теперь у её отца была четырёхкомнатная квартира.
Рудольф и Родион жили отдельно от неё – они словно бы презирали свою старшую сестру, а той хотелось поскорее избавиться от соседства с этими хулиганами.
То, что она не сразу стала студенткой, немного напрягало Елену. Она не сделала это сразу после школы, позорно провалившись на первом же экзамене. Тогда ей было стыдно, ужасно стыдно, словно бы она совершила нечто ужасное, после чего ей не место в семье. Братья смотрели на неё с сожалением, им хотелось посильнее уколоть свою старшую сестру – из вечной принцессы, она вдруг стала Золушкой, вынужденной ползать на коленях и делать грязную работу.
Она стала работать на химическом комбинате, устроившись туда на самую мизерную ставку. Теперь ей хотелось одного: наконец перестать стыдиться – даже те деньги что она приносила домой, были слишком мизерны, – пара пятидесятирублёвок скоро распадалась на червонцы, затем на голубоватые пятерки и, наконец, оказывались жалкой горстью мелочи.
Она вдруг подумала, что никогда не сможет больше уважать себя как прежде, когда она была для всех отличницей и задавакой. Тогда на неё смотрели с уважением, зная, что под скромным школьным платьем скрывается настоящий полновесный алмаз.
Теперь, когда родителям опостылела её трудовая деятельность, и они позволили ей вновь попытать счастья – она не могла оторваться от учебников. Братья смотрели на неё свысока, а она, устав от необходимости ездить на другой конец города была просто уязвлена их вечными насмешками.
Ей казалось, что там, в институте, всё будет иначе. Что ей больше не придётся смотреть на остальных людей с виноватой улыбкой, что ей придётся сидеть, а не стоять, и что наконец, она станет настоящим инженером. А возможно найдёт там своё счастье.
Теперь она почти достигла своей цели – институт был почти пройлденным этапом – и она ездила на комбинат с гордо поднятой головой . там больше не считали её мелкой сошкой, напротив, уверяли её в том, что заявка на неё уже подана, и после защиты дипломной работы и получения диплома она станет полноправным инженерно-техническим работником.
Но этому счастью мешал только один человек – доцент Емельянов. Он словно бы околдовал Елену – остальные сокурсники не годились ему даже в подмётки – в их девичьем царства парни напоминали собой не прекрасные злаки, а жалкие сорняки. Их в меру мускулистые тела совсем не вдохновляли – напротив, Лена понимала, что на каждом из них легко поскользнуться, словно бы на слишком влажном камне или такой дефицитной банановой кожуре.
Сейчас она пожалела, что решила придти на демонстрацию. Смотреть на Емельянова было и горько и стыдно – она слишком раздразнила своё любопытство. И теперь всерьёз сожалела об этом проступке.
- Только бы Рудольф с Родионом ничего не испортили.
Она прямо-таки ненавидела этих проклятых близнецов. Оба брата уже тяготились своей девственностью, как и она. Родители строго следили за братьями, но Елена чувствовала их голодный взгляд и стыдилась их, словно бы глупая пятнадцатилетняя девочка.
Секс с ними был просто невозможен, хотя оба брата казались ей настоящими приёмышами. Они всегда завидовали ей – завидовали её волосам, телу, а главное умным словам. Отец был уверен, что его жена не могла так опростоволоситься – оба сына были явно не в него. Нагловатые и вечно обиженные на всех окружающих.
Во снах Елены они часто превращались в жадных и похотливых незнакомцев. Она отчаянно защищалась от их нападок, не замечая того, как постепенно оголяется, а затем – сладкое и часто неведомое ей чувства захватывали её полностью, словно бы выдыхаемый человеком азот маленький праздничный шарик.
Поутру она боялась поддаться искушению – оба брата были как раз в том возрасте, когда женская плоть кажется самым ценным призом на свете. Но пока они старались охмурить своих одноклассниц.
Колонна постепенно приобрела очертания правильного прямоугольника.
Все выстроились по семь человек в ряд и, стараясь идти ровно, зашагали по направлению к городской площади.
Небольшой духовой оркестр радостно играл «Москву майскую». Желтоватые и беловатые трубы звучали особенно ярко, а отбивающий ритм барабан напоминал собой раскаты дальнего грома.
Лена быстро приноровилась к ритму этого шествия. Она только досадовала на сваю кокетливость – новые туфли нестерпимо пленяли её ступни, словно бы пыточные колодки, и ей было не до того, чтобы искать среди демонстрантов такого неверного ей Емельянова.
А сам Емельянов думал о своей слишком юной дочери. Он вдруг испугался её стремительного взросления – в гардеробе Вики появились красивые лифчики, а полудетские трусики с васильками уступили место кружевным.
Он не желал себе столь скорого дедовства. Старость и так слтшком часто напоминала о себе – в свои сорок он ужасно боялся этих лёгких намёков судьбы, словно бы мечтал повернуть время вспять, как наскучившую ему киноленту.
Сейчас его волновало один вопрос, куда она вернётся осенью – в школу или в одно из многочисленных училищ. Делать из Вики пролетарку не имело никакого смысла – она вовсе не подходила под этот тип. Скорее он воспитал из неё избалованную кисейную барышню, вроде этой дурацкой прилипалы Беляевой.
На роль тайной любовницы та не годилась совершенно. Скорее ей хотелось романтичной и желательно совершенно безболезненной дефлорации. Но он никогда не собирался быть, ни медвежатником, ни домушником, тем более так нелепо играть с судьбой, имея рядом давно проверенную и такую верную жену.
Та явно о чём-то догадывалась. Вероятно, кое-кто из подруг жены видел его с Беляевой и теперь жаждал праведного гнева Небес в виде неизбежного развода.
В таком случае его избалованная дочь становилась бы полусиротой. Она явно не годилась на роль ученицы швеи или лаборантки. Даже на роль школьной уборщицы. Но больше всего он боялся, что она попадёт на крючок к очередному рыболову – однажды заглотнув слишком жирного и сочного червя.
Беляева с её каштановыми локонами раздражала его своей наивностью. Она как назло мозолила глаза, почти ежедневно находя повод для встречи – принося все свои черновики и почти безумно с нечеловеческой преданностью смотря в глаза измученного жизнью доцента.
Эта мука могла продолжаться долго. Эта милая барышня была сродни вечно голодной мухе – она всё время была на виду, заставляя думать о немедленном грехе смертоубийства. Вероятно, ей нравилось испытывать терпение своего визави.
«Ничего, это только до июня. А потом она уедет в Дзержинск. И всё будет как прежде!»
К несчастью для Емельянова Леночка была стойкой однолюбкой. Она впивалась в свою жертву, как клещ – впивалась и не отпускала до полного издыхания.
Рейтинг: 0
221 просмотр
Комментарии (2)
| Марта Шаула # 16 сентября 2020 в 20:06 +1 | ||
|
| Денис Маркелов # 18 сентября 2020 в 09:46 0 | ||
|
