Перестройка Глава 1

22 июня 2020 - Денис Маркелов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Вика Емельянова была красивой темноволосой девушкой с довольно длинной и толстой косой. Она сидела за первой партой среднего ряда и старательно всматривалась в то, что было написано на пыльной от мела, и оттого словно бы поседевшей от времени школьной доске.
В этот день, день её рождения, этой неприлично смешливой девочке было необычайно весело. Дома её непременно ожидали родительские подарки. И очень большой и, вероятно, очень вкусный торт. Ведь Вика по иронии судьбы родилась спустя ровно век после великого вождя пролетариата и очень стеснялась этой особенности своей биографии. К тому же почти уже год она была комсоргом класса и была вынуждена быть очень строгой.
Ей ужасно захотелось поскорее покинуть класс – сменить это очень тесное платье на другое и сесть за любимое пианино, чтобы в сотый раз вспомнить, как звучит ре-минорная маленькая прелюдия Иоагана Себастьяна Баха. Музыкальная школа была для неё уже пройденным этапом – и Вика находилась на распутье – родители считали, что она вполне может пойти в музыкальное училище, а сама Вика только улыбалась, боясь признаться в том, что боится, что провалится на первом же экзамене, и желала ещё года на два оставаться школьницей.
Со стены ей загадочно подмигивал великий пролетарский писатель. Взгляд Максима Горького, как казалось Вике, был понимающим и одновременно с тем очень загадочным, словно бы он там, с небес, видел всю судьбу первой ученицы 8 «А» класса.
Урок литературы в этот день был самым последним. Занятия обычно оканчивались во втором часу дня – и до возвращения в шестом часу вечера родителей - Вика чувствовала себя совершенно свободной. Она уже предвкушала радостный миг музыцирования – обычно весной и летом, она ходила по комнатам всего лишь в одном халатике, отчаянно чувствуя всю свою преступность из-за отсутствия на теле трусов.
Родители особенно не напрягали её учёбой – без особых проблем расписывались в дневнике и позволяли порою откровенно бездельничать по вечерам. Обычно их интересовала вечерняя политическая телепрограмма и какой-нибудь художественный фильм, а Вика старательно изображала из себя пай-девочку, играя с давно надоевшей ей куклой.
Она думала, что никогда не сможет быть иной – например, дерзко курить сигареты или носить короткую юбку вместе с ужасными, по мнению мамы, сетчатыми колготками. В таком виде она могла сойти только за дешёвую официантку. А быть похожей на подавальщицу в кафе ей совсем не хотелось.
С самого детства она привыкла к восторгам родительских друзей. Особенно ей нравилась соседи сверху – милая и простая чета Тихоновых. Старик имел довольно хорошо сохранившуюся «Победу» и небольшой загородный домик с небольшим земельным участком, на котором – в довольно красиво разбитом огороде – цветники мирно соседствовали с овощными грядками.
В этот год эти люди отмечали свою золотую свадьбу. Им даже не верилось, что когда-то в далёком 1935 году – они были молодыми и задорными комсомольцами, что верили в то, что очень скоро на всей земле будет построен Коммунизм.
Вика привыкла к этим людям. Они видели нё маленькой девочкой – и теперь, когда Вилен Тихонович готовился стать юбиляром – она превратилась в милую улыбчивую девушку.
- Смотри, как расцвела, - часто подмигивал он ей при встрече. – И когда только будем на твоей свадьбе гулять?
Но Вика совсем и не думала о свадьбе. Она ещё не научилась толком отвечать на чужую влюбленность – все мальчики, что были рядом, казались ей, то слишком скучными, а то и чересчур нахальными.
Им вовсе не хотелось доверять даже свою школьную сумку. К тому же от многих из них часто попахивало табаком и каким-то иным, слегка кисловатым запахом. Вика видела, как некоторые из них воровато пристраиваются в очередь к большим жёлтым цистернам – и на этих цистернах было написано не слово «квас» а другое, тоже состоящее из четырёх букв, слово, а именно –ПИВО...
Звонок был таким долгожданным, а прозвучал совершенно неожиданно. Он ворвался в уши, как наглое и бесцеремонное насекомое. Вика поспешила освободить свой стол от лишних предметов и довольно грациозно покинула кабинет.
Ей хотелось, поскорей оказаться дома – увидеть празднично накрытый стол, папу и маму – и перестать разыгрывать из себя уже на ¾ взрослую женщину.
Путь до родительской квартиры был совсем недолог. Но Вика прямо-таки наслаждалась радостным днём – в такой день было приятно сверкать круглыми голыми коленками и гордиться своим рубиновым комсомольским значком.
В мире всё успело поменяться. Вместо седого старика – должность Генсека оказалась в руках круглоголового лысоватого человека в очках и с очень смешным говором. Вике было даже странно – все вокруг говорили об этом новом Генсеке – и ещё о какой-то перестройке.
Перестройка – это слово казалось ей тоже очень нелепым – она чем-то напоминало другое словно – ремонт. Год назад родители Вики поменяли во всех комнатах обои и даже слегка подновили мебель.
Вике очень понравилась её новая комната. Она устала ютиться в прежней детской. Тут вполне можно было почувствовать себя взрослой. И даже представить себе милое совершенно невинное свидание с мальчиком – с эклерами и газированной водой.
Вике было страшно с кем-то особенно сходиться – даже одноклассницы казались ей немного странными – они явно завидовали ей - заставляя постоянно оглядывать то своё платье, а то и тело, боясь одного – оказаться скучной и предсказуемой.
«И почему я такая дура! Нет, надо только уйти из школы. Поступлю в музучилище – и всё пройдёт!».
Двери подъезда были распахнуты, а на лавочке сидели и грызли семечки моложавые старушки – им явно не было даже шестидесяти лет – они оглядели Вику, словно бы внезапно оживший манекен и как-то странно покачали головами.
Вика обычно здоровалась со старушками – они обижались, если не слышали её звонкого и радостного приветствия. Раньше, будучи пионеркой, она ещё отдавала им пионерский салют, получая взамен ириски.
Сейчас ей было не до вежливости. Главное было поскорее оказаться дома – стянуть с тела школьную форму и почувствовать себя именинницей.

Вилен Тихонович долго готовился пойти в гости. Он словно бы не чувствовала груза лет. А его супруга, обуваясь в старомодные туфли, радостно улыбалась.
То, что в их квартире никогда не было слышно детского смеха, немного напрягало стариков. Они пытались преодолеть эту тишину – но годы шли – а дети как-то не получались – сначала эти попытки прервала война, а затем так некстати подкатившая старость.
- Ой, Виля, как же время бежит. Викочке уже пятнадцать. А помнишь!?
Виля помнил. Он помнил, как сменил своё крестильное имя на новое модное, как познакомился с красивой и боевой Устиньей, которая была младше его ровно на два года, и как долго и упорно добивался её руки и её сердца.
Теперь его жизнь подкатилась к самому краю – становиться глупым и беспомощным стариком он не хотел. Даже возможность того, что ему запретят водить машину и копаться на огороде вызывала у него страшную тревогу, словно бы он потерял кошелёк или ключи от квартиры.
Сойдя на нижний этаж, супруги Тихоновы, мерно шагая, подошли к красивой недавно обитой свежим дерматином двери. Подошли, и Вилен Тихонович надавил едва заметную пуговку дверного звонка.
Ему вдруг стало грустно. Ведь он мог бы также любоваться на своих собственных детей, или, наконец, на своих внуков – но как-то не сложилось их семейное счастье.

Вика лихорадочно переодевалась. Она вдруг испугалась, что будет слишком неопрятной. Тело было радо новой одежде – школьное платье отправилось отдыхать в шкаф, зато взрослившее её трикотажное, любовно облегло её постепенно начавшее взрослеть тело.
К такому платью пошли бы длинные волнистые волосы – но Вика так и не решилась распустить косу. Она слишком долго балансировала на пороге взрослости, словно бы опоздавшая на контрольную работу ученица на пороге класса..
Старики ожидали её в гостиной. Вилен Тихонович протянул ей маленькую коробочку. Коробочка была перевязана красивой бордовой лентой – и Вика отчего-то уже знала, что там спрятан маленький флакончик духов.
«Балуете Вы её, Вилен Тихонович! – с улыбкой заметила мать Вики, оглядывая весьма богато сервированный стол.
Ей было приятно, что её дочь встречает очередную свою годовщину в обществе взрослых. Ей постоянно отчего-то казались подозрительными все эти молодые люди на мопедах и мотоциклах – их нарочитое нахальство и странное ощущение беды.
Вика была похожа на дорогую, но весьма хрупкую статуэтку. Она только притворялась умной и взрослой девушкой – отчаянно фантазируя, и ожидая от жизни бесконечного праздника.
Теперь, садясь в кресло, она немного смущалась. «Жаль, что сейчас понедельник, а не воскресение!» - думала Вика. – И отец с матерью, взявшие на работе отгул ради дочкиного праздника, тоже почувствовали себя немного виноватыми. Им показалось, что лучше было бы провести праздник дома, тихо и незаметно.
- Эх, а завтра Радуница, - пробормотал Вилен Тихонович.
Он глубоко вздохнул и покосился на небольшой шкафчик, где, по его мнению, могло бы храниться спиртное..
Пить явно не хотелось, но что-то мешало ему быть счастливым. Возможно, что ему в душу осуждающе смотрел Вождь.
«Ну, вот… Теперь и до Коммунизма недалеко! Теперь то мы к нему семимильными шагами пойдём.»
- Да это ещё бабушка надвое сказала. Вы, как Вилен Тихонович думаете?
Вилен Тихонович относился к новому Генсеку с опаской. Он слишком привык сначала к красивому и такому понятному бровастому Леониду Ильичу
К Леониду Ильичу, затем целый год пытался присмотреться к Андропову и наконец – в марте прошлого года вдруг почувствовал себя обманутым, взглянув на болезненного Константина Устиновича Черненко.
Ему уже было всё равно, что будет со страной – жизнь выталкивала его из себя, как река древесную пробку. Теперь все мысли были только о том, как тихо уйти, не потревожив своим уходом, ни свою супругу, ни соседей по дому.
Особенно жалко ему было Вику. Та деловито копалась в своей порции, предвкушая самое главное – её праздничное чаепитие.
Но торт с обилием крема из довольно посредственного бисквита оказался довольно безвкусным. Вика машинально отправляла в рот кусок за куском, понимая, что её детская радость
отчего-то напрягает Вилена Тихоновича.
- Виля, ну что ты, как сыч сидишь. Праздник ведь. А завтра мы с тобой на кладбище съездим. Ты ведь не старый ещё, шепнула ему в ухо супруга.
Вилен Тихонович усмехнулся – он поднял фужер с газировкой и радостно чокнулся со всеми состольниками.
Вика вдруг ярко покраснела.
- Вилен Тихонович, нам в школе сказали, чтобы мы у ветерана интервью взяли.
- О войне что ли?
- О ней. Как вы там воевали, - стараясь не говорить с набитым ртом, произнесла Вика.
Ей вдруг стало неуютно, словно бы обманутому сказочному королю. Словно бы старик видел её не радостной именинницей, а пойманной лазутчицей.

Регистрационный номер №0475719

от 22 июня 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0475719 выдан для произведения: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Вика Емельянова была красивой темноволосой девушкой с довольно длинной и толстой косой. Она сидела за первой партой среднего ряда и старательно всматривалась в то, что было написано на пыльной от мела, и оттого словно бы поседевшей от времени школьной доске.
В этот день, день её рождения, этой неприлично смешливой девочке было необычайно весело. Дома её непременно ожидали родительские подарки. И очень большой и, вероятно, очень вкусный торт. Ведь Вика по иронии судьбы родилась спустя ровно век после великого вождя пролетариата и очень стеснялась этой особенности своей биографии. К тому же почти уже год она была комсоргом класса и была вынуждена быть очень строгой.
Ей ужасно захотелось поскорее покинуть класс – сменить это очень тесное платье на другое и сесть за любимое пианино, чтобы в сотый раз вспомнить, как звучит ре-минорная маленькая прелюдия Иоагана Себастьяна Баха. Музыкальная школа была для неё уже пройденным этапом – и Вика находилась на распутье – родители считали, что она вполне может пойти в музыкальное училище, а сама Вика только улыбалась, боясь признаться в том, что боится, что провалится на первом же экзамене, и желала ещё года на два оставаться школьницей.
Со стены ей загадочно подмигивал великий пролетарский писатель. Взгляд Максима Горького, как казалось Вике, был понимающим и одновременно с тем очень загадочным, словно бы он там, с небес, видел всю судьбу первой ученицы 8 «А» класса.
Урок литературы в этот день был самым последним. Занятия обычно оканчивались во втором часу дня – и до возвращения в шестом часу вечера родителей - Вика чувствовала себя совершенно свободной. Она уже предвкушала радостный миг музыцирования – обычно весной и летом, она ходила по комнатам всего лишь в одном халатике, отчаянно чувствуя всю свою преступность из-за отсутствия на теле трусов.
Родители особенно не напрягали её учёбой – без особых проблем расписывались в дневнике и позволяли порою откровенно бездельничать по вечерам. Обычно их интересовала вечерняя политическая телепрограмма и какой-нибудь художественный фильм, а Вика старательно изображала из себя пай-девочку, играя с давно надоевшей ей куклой.
Она думала, что никогда не сможет быть иной – например, дерзко курить сигареты или носить короткую юбку вместе с ужасными, по мнению мамы, сетчатыми колготками. В таком виде она могла сойти только за дешёвую официантку. А быть похожей на подавальщицу в кафе ей совсем не хотелось.
С самого детства она привыкла к восторгам родительских друзей. Особенно ей нравилась соседи сверху – милая и простая чета Тихоновых. Старик имел довольно хорошо сохранившуюся «Победу» и небольшой загородный домик с небольшим земельным участком, на котором – в довольно красиво разбитом огороде – цветники мирно соседствовали с овощными грядками.
В этот год эти люди отмечали свою золотую свадьбу. Им даже не верилось, что когда-то в далёком 1935 году – они были молодыми и задорными комсомольцами, что верили в то, что очень скоро на всей земле будет построен Коммунизм.
Вика привыкла к этим людям. Они видели нё маленькой девочкой – и теперь, когда Вилен Тихонович готовился стать юбиляром – она превратилась в милую улыбчивую девушку.
- Смотри, как расцвела, - часто подмигивал он ей при встрече. – И когда только будем на твоей свадьбе гулять?
Но Вика совсем и не думала о свадьбе. Она ещё не научилась толком отвечать на чужую влюбленность – все мальчики, что были рядом, казались ей, то слишком скучными, а то и чересчур нахальными.
Им вовсе не хотелось доверять даже свою школьную сумку. К тому же от многих из них часто попахивало табаком и каким-то иным, слегка кисловатым запахом. Вика видела, как некоторые из них воровато пристраиваются в очередь к большим жёлтым цистернам – и на этих цистернах было написано не слово «квас» а другое, тоже состоящее из четырёх букв, слово, а именно –ПИВО...
Звонок был таким долгожданным, а прозвучал совершенно неожиданно. Он ворвался в уши, как наглое и бесцеремонное насекомое. Вика поспешила освободить свой стол от лишних предметов и довольно грациозно покинула кабинет.
Ей хотелось, поскорей оказаться дома – увидеть празднично накрытый стол, папу и маму – и перестать разыгрывать из себя уже на ¾ взрослую женщину.
Путь до родительской квартиры был совсем недолог. Но Вика прямо-таки наслаждалась радостным днём – в такой день было приятно сверкать круглыми голыми коленками и гордиться своим рубиновым комсомольским значком.
В мире всё успело поменяться. Вместо седого старика – должность Генсека оказалась в руках круглоголового лысоватого человека в очках и с очень смешным говором. Вике было даже странно – все вокруг говорили об этом новом Генсеке – и ещё о какой-то перестройке.
Перестройка – это слово казалось ей тоже очень нелепым – она чем-то напоминало другое словно – ремонт. Год назад родители Вики поменяли во всех комнатах обои и даже слегка подновили мебель.
Вике очень понравилась её новая комната. Она устала ютиться в прежней детской. Тут вполне можно было почувствовать себя взрослой. И даже представить себе милое совершенно невинное свидание с мальчиком – с эклерами и газированной водой.
Вике было страшно с кем-то особенно сходиться – даже одноклассницы казались ей немного странными – они явно завидовали ей - заставляя постоянно оглядывать то своё платье, а то и тело, боясь одного – оказаться скучной и предсказуемой.
«И почему я такая дура! Нет, надо только уйти из школы. Поступлю в музучилище – и всё пройдёт!».
Двери подъезда были распахнуты, а на лавочке сидели и грызли семечки моложавые старушки – им явно не было даже шестидесяти лет – они оглядели Вику, словно бы внезапно оживший манекен и как-то странно покачали головами.
Вика обычно здоровалась со старушками – они обижались, если не слышали её звонкого и радостного приветствия. Раньше, будучи пионеркой, она ещё отдавала им пионерский салют, получая взамен ириски.
Сейчас ей было не до вежливости. Главное было поскорее оказаться дома – стянуть с тела школьную форму и почувствовать себя именинницей.

Вилен Тихонович долго готовился пойти в гости. Он словно бы не чувствовала груза лет. А его супруга, обуваясь в старомодные туфли, радостно улыбалась.
То, что в их квартире никогда не было слышно детского смеха, немного напрягало стариков. Они пытались преодолеть эту тишину – но годы шли – а дети как-то не получались – сначала эти попытки прервала война, а затем так некстати подкатившая старость.
- Ой, Виля, как же время бежит. Викочке уже пятнадцать. А помнишь!?
Виля помнил. Он помнил, как сменил своё крестильное имя на новое модное, как познакомился с красивой и боевой Устиньей, которая была младше его ровно на два года, и как долго и упорно добивался её руки и её сердца.
Теперь его жизнь подкатилась к самому краю – становиться глупым и беспомощным стариком он не хотел. Даже возможность того, что ему запретят водить машину и копаться на огороде вызывала у него страшную тревогу, словно бы он потерял кошелёк или ключи от квартиры.
Сойдя на нижний этаж, супруги Тихоновы, мерно шагая, подошли к красивой недавно обитой свежим дерматином двери. Подошли, и Вилен Тихонович надавил едва заметную пуговку дверного звонка.
Ему вдруг стало грустно. Ведь он мог бы также любоваться на своих собственных детей, или, наконец, на своих внуков – но как-то не сложилось их семейное счастье.

Вика лихорадочно переодевалась. Она вдруг испугалась, что будет слишком неопрятной. Тело было радо новой одежде – школьное платье отправилось отдыхать в шкаф, зато взрослившее её трикотажное, любовно облегло её постепенно начавшее взрослеть тело.
К такому платью пошли бы длинные волнистые волосы – но Вика так и не решилась распустить косу. Она слишком долго балансировала на пороге взрослости, словно бы опоздавшая на контрольную работу ученица на пороге класса..
Старики ожидали её в гостиной. Вилен Тихонович протянул ей маленькую коробочку. Коробочка была перевязана красивой бордовой лентой – и Вика отчего-то уже знала, что там спрятан маленький флакончик духов.
«Балуете Вы её, Вилен Тихонович! – с улыбкой заметила мать Вики, оглядывая весьма богато сервированный стол.
Ей было приятно, что её дочь встречает очередную свою годовщину в обществе взрослых. Ей постоянно отчего-то казались подозрительными все эти молодые люди на мопедах и мотоциклах – их нарочитое нахальство и странное ощущение беды.
Вика была похожа на дорогую, но весьма хрупкую статуэтку. Она только притворялась умной и взрослой девушкой – отчаянно фантазируя, и ожидая от жизни бесконечного праздника.
Теперь, садясь в кресло, она немного смущалась. «Жаль, что сейчас понедельник, а не воскресение!» - думала Вика. – И отец с матерью, взявшие на работе отгул ради дочкиного праздника, тоже почувствовали себя немного виноватыми. Им показалось, что лучше было бы провести праздник дома, тихо и незаметно.
- Эх, а завтра Радуница, - пробормотал Вилен Тихонович.
Он глубоко вздохнул и покосился на небольшой шкафчик, где, по его мнению, могло бы храниться спиртное..
Пить явно не хотелось, но что-то мешало ему быть счастливым. Возможно, что ему в душу осуждающе смотрел Вождь.
«Ну, вот… Теперь и до Коммунизма недалеко! Теперь то мы к нему семимильными шагами пойдём.»
- Да это ещё бабушка надвое сказала. Вы, как Вилен Тихонович думаете?
Вилен Тихонович относился к новому Генсеку с опаской. Он слишком привык сначала к красивому и такому понятному бровастому Леониду Ильичу
К Леониду Ильичу, затем целый год пытался присмотреться к Андропову и наконец – в марте прошлого года вдруг почувствовал себя обманутым, взглянув на болезненного Константина Устиновича Черненко.
Ему уже было всё равно, что будет со страной – жизнь выталкивала его из себя, как река древесную пробку. Теперь все мысли были только о том, как тихо уйти, не потревожив своим уходом, ни свою супругу, ни соседей по дому.
Особенно жалко ему было Вику. Та деловито копалась в своей порции, предвкушая самое главное – её праздничное чаепитие.
Но торт с обилием крема из довольно посредственного бисквита оказался довольно безвкусным. Вика машинально отправляла в рот кусок за куском, понимая, что её детская радость
отчего-то напрягает Вилена Тихоновича.
- Виля, ну что ты, как сыч сидишь. Праздник ведь. А завтра мы с тобой на кладбище съездим. Ты ведь не старый ещё, шепнула ему в ухо супруга.
Вилен Тихонович усмехнулся – он поднял фужер с газировкой и радостно чокнулся со всеми состольниками.
Вика вдруг ярко покраснела.
- Вилен Тихонович, нам в школе сказали, чтобы мы у ветерана интервью взяли.
- О войне что ли?
- О ней. Как вы там воевали, - стараясь не говорить с набитым ртом, произнесла Вика.
Ей вдруг стало неуютно, словно бы обманутому сказочному королю. Словно бы старик видел её не радостной именинницей, а пойманной лазутчицей.

Перестройка . Глава 2

Рейтинг: +1 200 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (1)

Дмитрий Смирнов # 22 июня 2020 в 10:11 +1

Денис, интересно опять окунуться в те года. И мне не показались те времена как шаг к великим переменам. Талоны, конечно помню. Курево пропало. В 20 лет не думал я, просто работал и гулял . А по сути дела "Что изменилось?" Элиты поменялись. Хотя "вышли мы все из народа, дети семьи трудовой..." Для простого человека ничего не изменилось ( лично мое мнение) Ждем продолжение.

RSS-лента комментариев