ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Печать Каина. Глава тридцатая.

Печать Каина. Глава тридцатая.

14 сентября 2012 - Денис Маркелов
Глава тридцатая.
Людмила Степановна пробудилась от какого-то странного звякивающего звука. Сначала ей казалось, что это подаёт голос межножный колокольчик её подруги. Нагая милая Шутя вновь посетила её во сне, старательно отгоняя прочь все треволнения сонной грёзы.
Всё было, как тогда, тем страшным летом, когда она через силу взрослела, сдирая с себя образ Принцессы, словно обожженную зноем кожу.
Тогда она вдруг слишком быстро смирилась с переменой участи. В сущности, ничего страшного с ней не происходило, такое бывало с любой, чьи мечты повисали в воздухе, словно мыльные пузыри, грозясь разлететься на миллионы брызг.
Теперь глядя на звякивающий на тумбочке, мобильник, она вспомнила, что собиралась съездить к отцу, и даже пригласила туда свою новую знакомую с дочерью.
Струи полупрохладного душа взбодрили её, как заслуженная порка. А лёгкий завтрак с мюсли и стаканом персикового сока добавил свою порцию бодрости.
Садясь за руль своего «рыдвана» она была готова петь и смеяться. В этот час дорога до дома, где жил отец была ещё вполне свободна, но она предпочла ехать кружным путём. Здесь на не обремененных транспортом улицах, думалось как-то особенно просто. Отец и так заставлял слишком много думать о нём.
Кузины отчитывались перед ней за каждый день. Им даже доставляло удовольствие телеграфировать ей по телефону. Людмила больше всего боялась потерять отца. После того, как её мачеха угасла в палате номер 6, она вдруг вновь почувствовала себя одинокой.
 
Она смотрела на сестёр. Те деловито разгружали багажник, доставая какие-то милые гостинцы, и говорили, говорили.
- А как отец? – спросила она.
- Вчера Толстого до ночи читал, про однофамильца своего. Тот ведь тоже помирал.
- Это плохо. Доктора говорят, что он ведь сможет ходить…
- Да, что они знают. У дяди Степана душа обожжена. Как он тогда горевал, когда тебя лысенькую увидел. А что ты с Лорой сотворила! – вдруг взвилась Ульяна.
- Я тогда глупой была. Принцессой.
- Какулькой ты была, вот кем… И не думай, что мы всё забыли.
 
Они, действительно, не забыли.
Им и впрямь было обидно.
Людмиле Степановне хотелось смотреть в сторону, словно нашкодившей школьнице. Она словно бы дурацкий диафильм просматривала, запинаясь на своих воспоминаниях, как на особо стыдных кадрах.
Отец сидел в своём кресле и ел, поднося ко рту ложку едва подрагивающей рукой.
После завтрака его перевезли в гостиную и для увеселения поставили фильм. Это сделала Людмила, польстившись на красивое название «Поющее волшебное деревце».
На экране телевизора возникли титры. Людочка села рядом с отцом и взяла его за руку
Она вдруг подумала, что сегодня откроет для себя что-то очень важное. И не ошиблась.
Фильм был про них двоих – про седовласого короля и его избалованную и горделивую дочку.
Преображение гордячки заставило Людмилу Степановну сгримасничать. Она была рада стать такой замухрышкой, только бы не ползать на коленях совершенно раздетой, словно забракованная, оставленная в отходах производства кукла.
«Ей ещё  повезло… А могла вообще в лысую и сморщенную старуху превратиться!».
Память услужливо подкинула страшилку из детства. Людочка отчего-то запомнила этот страшный мультфильм – люди похожие на каменных болванчиков разыгрывали какую-то дикую северную сказку про наказанную чистоплюйку. Она отчего-то испугалась и заплакала, стоило красивой и надменной красавице-нанайке стать уродливой луноликой старухой с физиономией, напоминающей скорее подгорелый блин.
Тогда она ещё не привыкла к своей привлекательности. Отец сам внушил ей мысль о красоте и охотно демонстрировал своим друзьям, словно диковинную заводную куклу.
Людочка быстро научилась не очень хитрым правилам – она довольно реалистично имитировала книксен, делала всё, словно бы соревнуясь со знаменитой моделью Веласкеса – испанской инфантой.
Отец был доволен её милым лицедейством. Он бы не пережил бы если бы она выросла грубой и ерщистой, какой бывала Зинаида Васильевна, особенно когда она ждала от своего мужа нечто большего, чем дежурный поцелуй в щёку.
 
Обезножив, Степан Акимович начал бегать во сне. Ему снились далёкие, улетевшие в небытиё дни, когда он мечтал не об очередном выигранном процессе, а о том, чтобы оседлать учхозного коня или прокатиться на мотоцикле.
Эти мысли теперь ранили больно, словно занозы. Его жизнь заканчивалась, она уже была выпита на 9/10, и теперь было довольно глупо винить в её уходе кого-то ещё кроме безжалостного времени.
Просто ему пришло, словно шару из лототрона выпадать в Вечность.
- Я тут письмо из Нижнего Новгорода получил. Твоя сестра Лорочка замуж собралась, просила на каникулах зимних её навестить.
- Папа…
- Что – «папа»? Надо признавать ошибки. И к тому же, тому же ты ведь не виновата в том, что не знала, что не одна в целом свете…
- Папа, а ты?
- Я?
- Ты хотел, чтобы я была единственной?
- И «да», и « нет»… Но потом я привык, привык.
- К Зинаиде Васильевне?
- Я боялся, что это тебя испугает… И кто мог подумать, что Мустафа….
- Ты думал, что его нет на свете?
- Я думал, что Тоня просто выдумала его. Точнее всё придумала…
- А он, разве знал о тебе.
- Возможно, знал. Он ведь, он ведь оказался сыном этого самого Шабанова. Только представь. Но всё уже позади. Шабанов говорят погиб в Швейцарии, ну, там, где и Шерлок Холмс.
- Но Холмс воскрес.
- Ну, да… Так ты думаешь? Гм-м… Но теперь ты – не маленькая фантазёрка.
- Да, я – не фантазёрка. И больше не боюсь грязных унитазов.
 
 
Шабанов побаивался разоблачения. Оно могло нагрянуть неожиданно, как грипп зимой.
Он внимательно оглядел своих спутников. Руфина выглядела, как притворяющаяся взрослой девочка.
Фигура Евсея встревожила его.
- А разве?
- Это мой… козырь. Вы же не хотите, чтобы я была…
Голос Руфины был слишком нагловат.
- Ладно…
- Я всегда думал, что…
 
Договор о полёте в Тамань он выбил с трудом. В сущности, можно было обойтись и без этой игры в романтику. Они просто отправлялись на отдых, но Шабанов не хотел лишний раз светить своё новое имя.
Его друзья из клиники хорошо поработали над трупом. В сущности, они придали ему новую биографию. Теперь этот правдоискатель гнил с маской прожженного авантюриста, а все его благие намерения становились ступенями, ведущими в глубины Ада…
И вот теперь нужен был последний аккорд.
Он никак не мог признать Артура своим внуком. Хотя этот парень в некотором смысле унаследовал его черты. Омар Альбертович чуял, что этот мальчик шагнёт дальше и смелее, чем он, и теперь оставалось сделать его своим верным союзником.
Руфина старалась не думать о встрече с сыном. Она была бы рад сознаться в измене мужу, только бы не вспоминать о всех тёмных пятнах его так и не нашедшей покоя душе.
Мустафа являлся ей в кратких тюремных снах. Являлся в виде водяного и звал за собой, приглашая прыгнуть то в колодец, то в какой-то слишком антисанитарный пруд. От одного взгляда на этот, с позволения сказать, водоём, по телу Руфины пробегала толпа мурашек, она вздрагивала и тотчас просыпалась, вспоминая о пиявках и прочей прудовой нечисти.
Дорога до аэродрома заняла меньше времени, чем они рассчитывали.
Самолёт был готов к вылету…
 
 
Братья Новиковы ещё ничего не знали.
Втайне от бабушки они бегали на край обрыва, чтобы почувствовать себя Икарами.
Волга в этом месте была довольно широка, и с высокого правого берега, хорошо проглядывался левый.
Мальчишки смотрели на реку и небо, смотрели и убивали этой забавой час за часом.
От их острых глаз не мог спрятаться и едва видный комар, а не то, что самолёт.
- Смотри, буржуи полетели! – сказал один их братьев, лениво почёсывая своё начинающее постепенно бронзоветь пузо
Они с завистью своих сверстников времён первых пятилеток уставились на похожий на чайку уютный самолётик.
 
Руфина опасалась смотреть вниз. Ей и так было до чёртиков дурно, словно бы в детстве на американских горках. Только строгая длань Шабанова и присутствие рядом Евсея сдерживали её страх.
Она на мгновение вспомнила почти позабытого тёзку этого человека. Тот подручный мужа также больше молчал, а потом взял и убил его.
- К вечеру доберёмся до места, - шепнул ей Шабанов, словно бы испуганной дочке. Он был рядом, как злой волшебник рядом с Одеттой…
 
Вернувшиеся с утёса братья застали бабушку в слезах. Та старалась прятать от внуков своё морщинистое лицо и смотрела на мир, как будто в последний раз.
-Ба, ты что?
- Ничего… Так, боязно что-то стало. Или соринка в глаз попала…
Она не собиралась исповедаться внукам. Но что-то в душе полсказывало – случилась беда. И эта беда очень тяжкое испытание.
Братья помалкивали. Их рты были заняты обедом, а мысли бродили в окрестностях знаменитого обрыва, который все называли утёсом.
- Ладно, мальчики, схожу я до сельпо… А вы спать ложитесь. И смотрите – без глупостей. А то я знаю вас. Опять без панамок бегали.
- Ба, мы уже большие!
- Большие? Когда школу кончите, тогда и поговорим. А пока вы – маленькие.
- И Настя – маленькая?
- И Настя –тоже…
Братья покосились друг на друга и поспешили выполнить бабушкин приказ.
Та понимала, что очень рискует, оставляя детей одних. Но они вряд ли бы стали баловаться со спичками или разжигать ненужную летом печь. Да и весь вид близняшек подсказывал – они устали и хотят спать.
Сон пришёл одновременно к обоим. Братья сами не заметили, как оказались на берегу тёплого моря. Они на всё смотрели со стороны, словно бы были людьми-невидимками. Перед их глазами прохаэивались полуголые сёстры, а родители привычно поигрывали в нелепую игру «в слова».
 
- Ну, здравствуй…
Голос продавщицы показался бабушке братьев странным. Она старалась смотреть на покупательницу реже, чем обычно, словно бы чувствовала какую-то вину перед нею.
- Что-то случилось?
- Ага… Внучки твои утонули…
- Что? Откуда ты узнала?
- Так с телевизора… Показывали в новостях. И в криминальных, и в таких. Пошли, говорят, без спросу купаться – вот течением и утащило.
Новикова чуть ли не упала как сноп. Она ухватилась за прилавок. Расторопная продавщица как-то слишком любезно пододвинула ей стул.
- Ой, боженька. Вот до чего дожила. На кой ляд им сдалось это море! К тётке поехали. А та тётка, ну такая стерва, такая стерва. Кулачка одно слово. Мы с ней давно по идеологическим мотивам-то разошлись. Постой, ты говоришь течением… Так, значит, тела-то не нашли. Значит, может, живы они.
Она вдруг разом представила обеих внучек, и вдруг осеклась.
- А Настя?
- Художница-то твоя… Жива. Еще в микрофон говорила. Как она их проморгала – чёрт возьми…
 
Братья проснулись в половине пятого часа.
Они пробудились от бабушкиных шагов. Та возилась на кухне и своими шагами разбудила обоих мальчишек.
Они появились на кухне, зевая и стараясь спрятать заспанные глаза.
- Бабушка, а мы сегодня самолёт видели.
- Да, он куда-то на юг летел…
Бабушка вела себя, как глухонемая. Она усадила детей за стол и с невыразительностью робота подала им по кружке с чаем и по два «бутерброда» - куска батона политых сверху сгущёнкой.
Ей было трудно и молчать, и тем более раскрыть свою тайну перед мальчишками. Она вновь видела тех улыбающихся близняшек и очень жалела, что не предупредила сына об опасности.
«Ну, чего ты расклеилась. А могли ведь в аварию попасть… Этак ещё надежда есть!»
Слегка ворчливый голос продавщицы внушал надежду.
А братья по привычке полдничали и старались ничем не сердить свою бабушку.
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0076739

от 14 сентября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0076739 выдан для произведения:
Глава тридцатая.
Людмила Степановна пробудилась от какого-то странного звякивающего звука. Сначала ей казалось, что это подаёт голос межножный колокольчик её подруги. Нагая милая Шутя вновь посетила её во сне, старательно отгоняя прочь все треволнения сонной грёзы.
Всё было, как тогда, тем страшным летом, когда она через силу взрослела, сдирая с себя образ Принцессы, словно обожженную зноем кожу.
Тогда она вдруг слишком быстро смирилась с переменой участи. В сущности, ничего страшного с ней не происходило, такое бывало с любой, чьи мечты повисали в воздухе, словно мыльные пузыри, грозясь разлететься на миллионы брызг.
Теперь глядя на звякивающий на тумбочке, мобильник, она вспомнила, что собиралась съездить к отцу, и даже пригласила туда свою новую знакомую с дочерью.
Струи полупрохладного душа взбодрили её, как заслуженная порка. А лёгкий завтрак с мюсли и стаканом персикового сока добавил свою порцию бодрости.
Садясь за руль своего «рыдвана» она была готова петь и смеяться. В этот час дорога до дома, где жил отец была ещё вполне свободна, но она предпочла ехать кружным путём. Здесь на не обремененных транспортом улицах, думалось как-то особенно просто. Отец и так заставлял слишком много думать о нём.
Кузины отчитывались перед ней за каждый день. Им даже доставляло удовольствие телеграфировать ей по телефону. Людмила больше всего боялась потерять отца. После того, как её мачеха угасла в палате номер 6, она вдруг вновь почувствовала себя одинокой.
 
Она смотрела на сестёр. Те деловито разгружали багажник, доставая какие-то милые гостинцы, и говорили, говорили.
- А как отец? – спросила она.
- Вчера Толстого до ночи читал, про однофамильца своего. Тот ведь тоже помирал.
- Это плохо. Доктора говорят, что он ведь сможет ходить…
- Да, что они знают. У дяди Степана душа обожжена. Как он тогда горевал, когда тебя лысенькую увидел. А что ты с Лорой сотворила! – вдруг взвилась Ульяна.
- Я тогда глупой была. Принцессой.
- Какулькой ты была, вот кем… И не думай, что мы всё забыли.
 
Они, действительно, не забыли.
Им и впрямь было обидно.
Людмиле Степановне хотелось смотреть в сторону, словно нашкодившей школьнице. Она словно бы дурацкий диафильм просматривала, запинаясь на своих воспоминаниях, как на особо стыдных кадрах.
Отец сидел в своём кресле и ел, поднося ко рту ложку едва подрагивающей рукой.
После завтрака его перевезли в гостиную и для увеселения поставили фильм. Это сделала Людмила, польстившись на красивое название «Поющее волшебное деревце».
На экране телевизора возникли титры. Людочка села рядом с отцом и взяла его за руку
Она вдруг подумала, что сегодня откроет для себя что-то очень важное. И не ошиблась.
Фильм был про них двоих – про седовласого короля и его избалованную и горделивую дочку.
Преображение гордячки заставило Людмилу Степановну сгримасничать. Она была рада стать такой замухрышкой, только бы не ползать на коленях совершенно раздетой, словно забракованная, оставленная в отходах производства кукла.
«Ей ещё  повезло… А могла вообще в лысую и сморщенную старуху превратиться!».
Память услужливо подкинула страшилку из детства. Людочка отчего-то запомнила этот страшный мультфильм – люди похожие на каменных болванчиков разыгрывали какую-то дикую северную сказку про наказанную чистоплюйку. Она отчего-то испугалась и заплакала, стоило красивой и надменной красавице-нанайке стать уродливой луноликой старухой с физиономией, напоминающей скорее подгорелый блин.
Тогда она ещё не привыкла к своей привлекательности. Отец сам внушил ей мысль о красоте и охотно демонстрировал своим друзьям, словно диковинную заводную куклу.
Людочка быстро научилась не очень хитрым правилам – она довольно реалистично имитировала книксен, делала всё, словно бы соревнуясь со знаменитой моделью Веласкеса – испанской инфантой.
Отец был доволен её милым лицедейством. Он бы не пережил бы если бы она выросла грубой и ерщистой, какой бывала Зинаида Васильевна, особенно когда она ждала от своего мужа нечто большего, чем дежурный поцелуй в щёку.
 
Обезножив, Степан Акимович начал бегать во сне. Ему снились далёкие, улетевшие в небытиё дни, когда он мечтал не об очередном выигранном процессе, а о том, чтобы оседлать учхозного коня или прокатиться на мотоцикле.
Эти мысли теперь ранили больно, словно занозы. Его жизнь заканчивалась, она уже была выпита на 9/10, и теперь было довольно глупо винить в её уходе кого-то ещё кроме безжалостного времени.
Просто ему пришло, словно шару из лототрона выпадать в Вечность.
- Я тут письмо из Нижнего Новгорода получил. Твоя сестра Лорочка замуж собралась, просила на каникулах зимних её навестить.
- Папа…
- Что – «папа»? Надо признавать ошибки. И к тому же, тому же ты ведь не виновата в том, что не знала, что не одна в целом свете…
- Папа, а ты?
- Я?
- Ты хотел, чтобы я была единственной?
- И «да», и « нет»… Но потом я привык, привык.
- К Зинаиде Васильевне?
- Я боялся, что это тебя испугает… И кто мог подумать, что Мустафа….
- Ты думал, что его нет на свете?
- Я думал, что Тоня просто выдумала его. Точнее всё придумала…
- А он, разве знал о тебе.
- Возможно, знал. Он ведь, он ведь оказался сыном этого самого Шабанова. Только представь. Но всё уже позади. Шабанов говорят погиб в Швейцарии, ну, там, где и Шерлок Холмс.
- Но Холмс воскрес.
- Ну, да… Так ты думаешь? Гм-м… Но теперь ты – не маленькая фантазёрка.
- Да, я – не фантазёрка. И больше не боюсь грязных унитазов.
 
 
Шабанов побаивался разоблачения. Оно могло нагрянуть неожиданно, как грипп зимой.
Он внимательно оглядел своих спутников. Руфина выглядела, как притворяющаяся взрослой девочка.
Фигура Евсея встревожила его.
- А разве?
- Это мой… козырь. Вы же не хотите, чтобы я была…
Голос Руфины был слишком нагловат.
- Ладно…
- Я всегда думал, что…
 
Договор о полёте в Тамань он выбил с трудом. В сущности, можно было обойтись и без этой игры в романтику. Они просто отправлялись на отдых, но Шабанов не хотел лишний раз светить своё новое имя.
Его друзья из клиники хорошо поработали над трупом. В сущности, они придали ему новую биографию. Теперь этот правдоискатель гнил с маской прожженного авантюриста, а все его благие намерения становились ступенями, ведущими в глубины Ада…
И вот теперь нужен был последний аккорд.
Он никак не мог признать Артура своим внуком. Хотя этот парень в некотором смысле унаследовал его черты. Омар Альбертович чуял, что этот мальчик шагнёт дальше и смелее, чем он, и теперь оставалось сделать его своим верным союзником.
Руфина старалась не думать о встрече с сыном. Она была бы рад сознаться в измене мужу, только бы не вспоминать о всех тёмных пятнах его так и не нашедшей покоя душе.
Мустафа являлся ей в кратких тюремных снах. Являлся в виде водяного и звал за собой, приглашая прыгнуть то в колодец, то в какой-то слишком антисанитарный пруд. От одного взгляда на этот, с позволения сказать, водоём, по телу Руфины пробегала толпа мурашек, она вздрагивала и тотчас просыпалась, вспоминая о пиявках и прочей прудовой нечисти.
Дорога до аэродрома заняла меньше времени, чем они рассчитывали.
Самолёт был готов к вылету…
 
 
Братья Новиковы ещё ничего не знали.
Втайне от бабушки они бегали на край обрыва, чтобы почувствовать себя Икарами.
Волга в этом месте была довольно широка, и с высокого правого берега, хорошо проглядывался левый.
Мальчишки смотрели на реку и небо, смотрели и убивали этой забавой час за часом.
От их острых глаз не мог спрятаться и едва видный комар, а не то, что самолёт.
- Смотри, буржуи полетели! – сказал один их братьев, лениво почёсывая своё начинающее постепенно бронзоветь пузо
Они с завистью своих сверстников времён первых пятилеток уставились на похожий на чайку уютный самолётик.
 
Руфина опасалась смотреть вниз. Ей и так было до чёртиков дурно, словно бы в детстве на американских горках. Только строгая длань Шабанова и присутствие рядом Евсея сдерживали её страх.
Она на мгновение вспомнила почти позабытого тёзку этого человека. Тот подручный мужа также больше молчал, а потом взял и убил его.
- К вечеру доберёмся до места, - шепнул ей Шабанов, словно бы испуганной дочке. Он был рядом, как злой волшебник рядом с Одеттой…
 
Вернувшиеся с утёса братья застали бабушку в слезах. Та старалась прятать от внуков своё морщинистое лицо и смотрела на мир, как будто в последний раз.
-Ба, ты что?
- Ничего… Так, боязно что-то стало. Или соринка в глаз попала…
Она не собиралась исповедаться внукам. Но что-то в душе полсказывало – случилась беда. И эта беда очень тяжкое испытание.
Братья помалкивали. Их рты были заняты обедом, а мысли бродили в окрестностях знаменитого обрыва, который все называли утёсом.
- Ладно, мальчики, схожу я до сельпо… А вы спать ложитесь. И смотрите – без глупостей. А то я знаю вас. Опять без панамок бегали.
- Ба, мы уже большие!
- Большие? Когда школу кончите, тогда и поговорим. А пока вы – маленькие.
- И Настя – маленькая?
- И Настя –тоже…
Братья покосились друг на друга и поспешили выполнить бабушкин приказ.
Та понимала, что очень рискует, оставляя детей одних. Но они вряд ли бы стали баловаться со спичками или разжигать ненужную летом печь. Да и весь вид близняшек подсказывал – они устали и хотят спать.
Сон пришёл одновременно к обоим. Братья сами не заметили, как оказались на берегу тёплого моря. Они на всё смотрели со стороны, словно бы были людьми-невидимками. Перед их глазами прохаэивались полуголые сёстры, а родители привычно поигрывали в нелепую игру «в слова».
 
- Ну, здравствуй…
Голос продавщицы показался бабушке братьев странным. Она старалась смотреть на покупательницу реже, чем обычно, словно бы чувствовала какую-то вину перед нею.
- Что-то случилось?
- Ага… Внучки твои утонули…
- Что? Откуда ты узнала?
- Так с телевизора… Показывали в новостях. И в криминальных, и в таких. Пошли, говорят, без спросу купаться – вот течением и утащило.
Новикова чуть ли не упала как сноп. Она ухватилась за прилавок. Расторопная продавщица как-то слишком любезно пододвинула ей стул.
- Ой, боженька. Вот до чего дожила. На кой ляд им сдалось это море! К тётке поехали. А та тётка, ну такая стерва, такая стерва. Кулачка одно слово. Мы с ней давно по идеологическим мотивам-то разошлись. Постой, ты говоришь течением… Так, значит, тела-то не нашли. Значит, может, живы они.
Она вдруг разом представила обеих внучек, и вдруг осеклась.
- А Настя?
- Художница-то твоя… Жива. Еще в микрофон говорила. Как она их проморгала – чёрт возьми…
 
Братья проснулись в половине пятого часа.
Они пробудились от бабушкиных шагов. Та возилась на кухне и своими шагами разбудила обоих мальчишек.
Они появились на кухне, зевая и стараясь спрятать заспанные глаза.
- Бабушка, а мы сегодня самолёт видели.
- Да, он куда-то на юг летел…
Бабушка вела себя, как глухонемая. Она усадила детей за стол и с невыразительностью робота подала им по кружке с чаем и по два «бутерброда» - куска батона политых сверху сгущёнкой.
Ей было трудно и молчать, и тем более раскрыть свою тайну перед мальчишками. Она вновь видела тех улыбающихся близняшек и очень жалела, что не предупредила сына об опасности.
«Ну, чего ты расклеилась. А могли ведь в аварию попасть… Этак ещё надежда есть!»
Слегка ворчливый голос продавщицы внушал надежду.
А братья по привычке полдничали и старались ничем не сердить свою бабушку.
 
 
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +1 671 просмотр
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!