Вредина, "Удлинёнка", Губонька, Тина и Тоня, Конь, Сапфо, Кот. – Ты жива еще, моя дочушка? Жив и я. Привет тебе, привет!
Добрый старый Конь, моя дочушка жива? – Добрый старый Кот, посмотри сам. – Дружище, как посмотреть-то? Она же… – Папуля, да жива я, жива. Разве не видно? Правда, жива только частично. Добрый старый Конь меня так полюбил, что я до сих пор не могу придти в себя. Ты бы пожурил его. Вот он сейчас уйдёт, а я по нему начну сохнуть: – Я пытаюсь быть счастливой
Со
своей мечтой большой.
Не
во внешности красивой
Я
прекрасна, а душой.
– Валькирия, так "мавр" сделал свое дело, «мавр» должен уйти. У него же дела здесь у нас на нудийском пляже. "Отелло", может, останешься у нас с дочкой?
– Дружище, спасибо за дочку! Великолепная у тебя дочка. Столько любви, ласки и страстного темперамента я давно не встречал. Жаль, что мой цифровик её не возьмёт, жаль. Я же, прежде всего, фотограф.
– Конь, а ты дождись Вальпургиевой ночи – она будет видна. Правда только до утра, а дальше, как всегда. Ни один цифровик далее её уже не возьмёт. Что тут поделаешь? Я и сам был бы рад на неё полюбоваться, да глаз неймёт. Ведьма она, как ты понимаешь.
– Добрый старый Кот, я всё понимаю, только ты добавляй, пожалуйста: очаровательная, славная и добрая. Как ведьм в средние века безжалостно жгли, сколько их тогда невинно пострадало.
Суд над ведьмой.
Мы с тобой были тому свидетели. Жаль только, что не всегда удавалось нам помешать этому варварству.
У народа сложилось неправильное представление о ведьмах. Ведьмы, да и ведьмаки поставлены свыше, чтобы хоть как-то курировать события, помогать по мере сил и возможностей, подсказывать путь истинный. А если среди них попадаются нехорошие особи, так в этом виновата их природа, которая не может всегда быть совершенной. И среди людей много разного отрепья похуже ведьм и ведьмаков. – Жаль, что мы силы-то большой не имеем, Конь. Будь у нас сила... – Кот, хорошо, что у нас есть тело. И на том спасибо! Жить вечно – это минимум, как неплохо. А что нам не по силам всегда и везде всех людей спасать – такова жизнь. Как сказал Великий русский поэт:
Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет.
– Хорошо сказано, Конь. Пусть всегда над всеми хорошими Избушками струится вечерний несказанный Свет. Так ты останешься в нашей "избушке" при нудийском пляже? Валькирия была бы с тобой счастлива. Тебя не смущает, что она невидимка? – Добрый старый Кот, наоборот. Это так необычно! Ласкаешь её, а самому кажется, что ласкаешь воздух. Я люблю твою дочь, до слёз люблю! Но остаться не могу, я же фотограф. Мне и сейчас нужно идти на твой пляж и снимать, снимать и снимать до самой ночи. Ты понимаешь меня? – я надеюсь. – Добрый старый Конь, о чём говоришь? Этой ночью ты будешь конём, а не человеком, ведь сегодня будет новолуние. Тут уж не поснимаешь, можно только травку пощипать. Вкусная травка-то? Я бы не стал есть травку. – Чудак, Кот! Для настоящего коня нет ничего вкуснее травки. – Чудак, Конь! Для настоящего кота нет ничего вкуснее мышей. Так откушаем людской пищи, пока не наступила ночь? Шашлычок, пицца, лангусты, омары, икра, шампанское, фрукты. Не забыл и про дезодорант. – Папуль, не нужен Доброму старому Коню дезодорант. Я люблю его таким, каким он есть. – Добрый старый Кот, выбрось свой дезодорант. Я люблю тебя с твоим естественным запахом Доброго старого Кота. Давайте откушаем, что Кот послал, да запьём шампанским. Неровен час, наступит ночь – и тогда вся эта людская гастрономическая роскошь нам будет противна. – Хорошо, дружище Конь, давай откушаем да запьём, что Бог послал, а до ночи ещё далеко – можно и расслабиться. За твои завтрашние успехи, дружище! Откушай виноград да перейдём к шашлыку. Валькирия, сделай бутерброды. Дружище, веками мы с тобой не видимся. Когда пойдёшь снимать на наш пляж, то найди там место, где девушки утром с короткими ногами, а вечером с длинными. Вырастают у них ноги к вечеру сантиметров на 30-ть! Сними их твоим цифровиком. Но помни, что "снимать" их твоим лично-пользовательским естественным "цифровиком" по уставу нашего пляжа запрещено. – Дружище Кот, об чём гуторишь? Я не развратник, а фотограф. К тому же я люблю только твою Валькирию. Я ещё не раз к вам вернусь. Жаль уходить, но мне нужно завтра в ночь покинуть твой пляж – много работы. – Добрый старый Конь, я – Валькирия, тебя буду ждать хоть тысячелетие. Только ты возвращайся. Твоя Валькирия будет принадлежать только тебе. Можно мне ночью покататься на тебе? – Любимая, конечно, покатайся! Ты подойди ко мне спереди, дай кусочек сахара, возьми мою морду в свои ласковые руки, поцелуй меня в губы, расчеши чёлку, обними за шею да и скажи, что любишь меня.
Я преклоню пред тобою колени, опущу свою голову к твоим пушистым волосикам лобка, ласково фыркну, наслаждаясь таинством аромата любви, посмотрю на тебя ласково, мотну в вожделении своим хвостом. Ты не пугайся, садись на меня верхом и... прокачу с ветерком. Плетью меня бить не надо.
– Что ты? – мой любимый Конь. Я тебя буду только слегка ласково поколачивать своими голыми пятками, чтобы ты не так сильно нёсся. Я же могу упасть и разбиться. Хоть я и ведьма, но тело у меня, как и у всякой девушки уязвимое, пусть и невидимое простому люду.
– Дружище Конь, – это будет восхитительно: по самой кромке воды, взбивая тысячи искрящихся брызг, в лунную безоблачную ночь вихрем несётся красавец-конь, а на нём моя дочь Валькирия с развевающимися растрёпанными волосами, судорожно цепляющаяся за гриву разгорячённого, несущегося во всю прыть коня!
– Папка, но меня ведь ты не увидишь! Будет виден только Конь.
– Дочка моя любимая, я тебя увижу даже и невидимую... Конь, при пляже у нас есть две массажистки. Хочешь, они тебя помассируют по высшему разряду?
– Дружище, я видел, как они массировали друг друга. Столько любви и ласки не у любых массажисток можно увидеть. Кто они? У меня такое чувство, что я их где-то видел, правда, очень давно.
– Конь, вообще-то, они потомки с острова Лесбос Эгейского моря, только сильно «одичавшие». Помнишь? На этом лесбийском острове мы с тобой посетили в 6-ом веке до н. э. местную древнегреческую поэтическую легенду Сапфо.
Так вот – это её дочери. Они больше любят массировать женщин, но и тебе не откажут.
– Кот, я хоть и смутно, но припоминаю, что возможно это мои дочери. Или я что-то путаю?
– Дружище, извини! Я сам запамятовал. Помню только, что был пир на Лесбосе, потом вакханалия, после чего сначала начались эротические игры, а потом и сексуальные. Притом отнюдь не в добровольной форме.
– Кот, я смутно припоминаю, что Сапфо, сильно меня подпоив, вступила со мной в сексуальные игры, привязав за руки и ноги к огромному ритуальному камню любви. Когда я очнулся, то около меня уже никого не было. У пирса стоял прекрасно оснащённый корабль без единого его обитателя. Мы с тобой сел на корабль и с небольшими трудностями прибыли в Афины.
Афины, Парфенон.
– Конь, а может это мои дочери? Ведь и я был привязан к такому же, как и ты, ритуальному камню любви.
– Дружище Кот, а ты пробовал к ним принюхаться?
– Дружище Конь, так от них несёт за милю дезодорантом. Ты сам принюхайся.
– Кот, а я уже давно к ним принюхался. Я тайно от тебя месяц назад катал их на себе ночью по твоему нудийскому пляжу, заходя глубоко в воду. Дезодорант смылся, я отчётливо почувствовал запах коня, а не кота. Тогда я не смог сопоставить это с собой, а сейчас мне всё ясно – это мои дочери от Сапфо.
– Дружище Конь, так пойди и поцелуй своих дочек. Столько веков минуло! Да заскочи и к самой Сапфо. Она в третьей комнате. Я её от тебя пытался скрыть. Опять, наверное, жжёт свои волосы. Всё хочет помолодеть. И действительно – часов на 6-ть это ей удаётся. Заходи к ней, Конь, она тебе будет рада.
– Нет уж, мой Добрый старый Кот, она опять потребует сделать ей ещё дочек, но с меня хватит. Она в любви не женщина, а дьявол во плоти! Я тихонько поцелую моих дочек, а к ней – ни-ни.
– Дружище Конь, да я и не настаиваю. Но дочек поцелуй. Конь, на пляже ты повстречаешь одну прелестницу.
Вредина.
Вернее, даже две прелестницы. Каждая из них будет с полевым цветком в руке. Одна из них будет просто прелестница, а другая... ты не пугайся. У другой будет язва на верхней губе.
Губонька.
Первая будет всем нравиться, несмотря на её злой и строптивый характер. За ней будут ходить толпы поклонников. Ты сними её твоим цифровиком. Вторая будет всеми презираема. Она никому не нужна, хотя и имеет мягкий, отзывчивый, ангельский характер и доброту. И от этого она страдает. Мне её жаль! Она будет ходить вместе со своей сестрой-близняшкой, но поклонники сестры её будут только отталкивать локтями да бросать в лицо песок. Мы зовём эту славную страдалицу Губонькой. Она тайно любит рыженького паренька, который на неё и не смотрит, очарованный, как и все, красотой её сестры. Ты обойдись с Губонькой ласково, Добрый старый Конь, сними и её твоим цифровиком. Сколько в нём мегапикселей? – Папка! Какой ты бестолковый! Её должен "снять" Добрый старый Конь своим естественным "цифровиком", который мегапикселей не имеет, а имеет длину и толщину. Я ведьма, не забывайте! И пусть моё сердце разорвётся на мелкие кусочки от ревности, но я сделаю так, что Губонька-уродина станет Губонькой-Очаровашкой! Пропадёт её язва, затмит она своей красотой и добрым сердцем свою сестру-вредину. Все её поклонники будут бегать только за Губонькой-Очаровашкой, а вредину – отпихивать локтями да бросать в лицо песок. – Молодец, Валькирия, у тебя доброе сердце настоящей ведьмы! Я горжусь тобой, как отец. Пусть Добрый старый Конь для начала, хотя бы снимет Губоньку, и пусть у ней пропадёт язва. Я тоже постараюсь в этом, не будь я старым Котом, приняв посильное участие. А наш друг, сняв Губоньку-Очаровашку, да и украсит этим портретом наш старинный нудийский пляж. – Непременно сниму, Кот.
Помочь сайту
Поздравления
