Кубанский шлях. Глава 4. На «вольном» Дону

        Петровки. Макушка лета. Степан и Фрол, оборванные, чёрные от загара, обросшие, усталые, брели по пыльной дороге. Разливалась июльская жара. Солнце стояло почти над головой. Вдали на синей полоске горизонта, там, где небо встречается с землёю, воздух дрожал от зноя, словно волновался. Вот над полоской появился  синий поясок, затем ещё один, третий….  У Фрола закружилась голова.
         – Я тебе говорил, что надо идти ночью. А ты –  «быстрей, быстрей»….  Солнце печёт, жара, как в аду, да и опасно, – ворчал он.
– Мы уже на Дону, чего же бояться. Ты говорил, что здесь воля. А жару пересидим. Вишь, деревья, озерцо…. Заодно искупаемся. 
Вода придала бодрости, и товарищи, особо не рассиживаясь, продолжили путь. За озером показалась станица.
Надо сказать, пройдя липецкие и воронежские селения, друзья повеселели. Можно идти, почти не скрываясь:  на пыльных степных дорогах пусто, иногда встречался, правда,  хожалый люд, но вроде них.
В станицах и хуторах казаки странникам хлеба почти не подавали. Пищу можно было либо купить, либо заработать.  Степан и Фрол кое-что прикупали, но старались нигде не задерживаться, у местных не ночевать и упорно шли к цели, к славному батюшке-Дону.
Но в центре этой станицы, их внимание привлекло необычное  зрелище. На майдане было шумно и весело, много собралось молодых людей, хотя стояли и почтенные старики, и сам атаман.
Кудрявый светлоголовый  казачок в  парадном обмундировании и в расстёгнутом зипуне (это летом-то!) гонялся по кругу за невысокой смуглой девицей с озорным выражением лица.  Пот застилал глаза парня, он запыхался. А девка всё не давалась, манила и убегала, как в детской игре «пятнашки».  Толпа казаков подзадоривала молодца  криками:
– Быстрей,  быстрей! Ай, упаришься, казак!
– Давай, покрывай её!
– Слева, слева заходи!
– Ишь, какая юркая!
Наконец, парню удалось догнать девку и накрыть её полой зипуна. Она сразу  посерьёзнела, опустила очи к долу.  Затем молодые поклонились поясно  во все стороны.
– Ты будь, Акулина, мне жана! –  гордо провозгласил  казачок.
– Ты, Клим Иваныч, будь мне муж! – в ответ  произнесла девица, скромно склонив голову.
Степан и Фрол стояли в отдалении, вместе с женщинами, детьми,  с удивлением следили  за   диковинным  действом.
– Что это, игрища? –  спросил Степан стоявшего рядом парнишку.
         – Свадьба! – засмеялся он, – вы, что не видите? Вон уже атаман выходить.
         –Любо ль, молодцы-удальцы, благословить новых мужа и жену? – воскликнул   атаман и первым закричал:
– Любо!
– Любо! Любо! – подхватили казаки.
Но тут на площадь въехало несколько конников. Они подскакивали к мужикам, которых можно было без труда,  по одежде,  отличить от станичников, заглядывали им в лица. Двоих уже скрутили. Фрол, заметив колыхания в толпе, вырвал взглядом происходящее, дёрнул Степана за рукав:
– Смываемся, кажись, по нашу душу.
Бочком, бочком, укрываясь за спинами зевак, друзья покинули майдан и быстро устремились вон из станицы.
– Что? Что ты увидел? – спросил запыхавшийся Степан.
– Беглых вылавливают.
– Откуда тебе знать?
– Похоже на то, – Фрол ускорил шаг.
– Вот тебе и вольный Дон. Видно,  никуда нам не скрыться, – разочаровано прошептал Степан.
Друзья почти бежали.
– Ничего, Стенька, столько уж пройдено…. Придумаем что-нибудь, – обнадёжил друга Фрол.
На третий день они, наконец, вышли к реке и ошеломлённо замерли. Широкий и могучий в приволье степей раскинулся красавец Дон. Зелёные деревья обступили его с обеих сторон. Они отражались в водной глади, словно любовались собой,  и лёгкий ветер играл в их вершинах. Под ясным солнцем, на просторе, медленно и плавно   течёт великая река. Не бурлит, не волнуется, будто дремлет  на песчаном перекате.
– И в правду, Тихий Дон, – взволнованно прошептал Степан.
Запах реки, трав,   орёл в поднебесье, высокая синева – всё  трогало  души путников. Им верилось и не верилось, что это конец их долгой дороги к Дону.
 Стоя на крутом прибрежном утёсе, приумолкли, призадумались  друзья.
«Ох, как бы хотелось вот так, всю жизнь, дышать вольной грудью, любоваться плавными водами   великой реки, землю пахать, жито сеять на степных просторах,  детей растить»,  –  мнил себе Степан.
«Только б здесь не достали царские слуги. Надо в казаки записываться. В войске не найдут.  Только как это сделать? Нужны подходы, придётся знакомыми обзавестись, приятелями. Всё выведать, –  размышлял Фрол, –   только в последней станице, где они со Степаном проходили, иное видится. И тут ищейки не хуже тех десятских, что схватили  тогда, на пасеке».
Долго они стояли так-то. Жаркое июльское солнце двигалось к зениту, давали о себе знать голод и жажда. А в низине раскинулся утопающий в зелени, обрамлённый полями со спелым житом городок[1], который так и манил к себе усталых путников.
– Давай зайдём в трактир, щец похлебаем! – предложил Степан.
Фрол подумал о том, что их могут поймать, но всё же узнать надо – охота на беглых была случайной или везде так, - и он согласился со Степаном.   
Городок представлял собою скученное поселение с кривыми улицами, обнесённое двойным плетнём, набитым глиной. На воротах стоял казак, он лениво посмотрел на пеших оборванных путников и пропустил. В центре городка перед ними открылась площадь, на которой располагалось несколько крепких двухэтажных домов с парадным крыльцом, деревянным балконом  и коваными решетками на окнах.
На закруглённом, построенном из кирпича доме висел резной деревянный крест. Приятели, догадавшись, что это церковь, хоть и без купола и колокольни, перекрестились. На другом здании под камышовой крышей на вывеске был намалёван несколько кривой самовар.
– Вон, гляди, трактир! – первым увидел вывеску Фрол, и приятели направились к большой раскоряченной мазанке. Вошли в просторную закопчённую комнату, с низкими со сволоками потолками. Окна настежь. Но и тут жара, да ещё и  мухи. Фрол заметил, как трактирщик смерил их презрительным взглядом:
– Гольтепа, деньги-то у вас имеются? Я даром не кормлю.
Фрол утвердительно кивнул головой. Хозяин махнул рукой на дальний угол.  Там уже сидел, старый казак в выбеленной солнцем и годами черкеске. Мальчик принёс тепловатую похлёбку со щавелем, хлеб:
 – Хозяин спрашиваеть: вино вам подавать?
Степан отказался и посмотрел на Фрола. Тот тоже отрицательно покачал головой. Хлебнули варево. Бр-р! Кислятина! Но голод не тётка! Брюхо набить нужно.
– Винцо бы пригодилось…. Чтоб легче помои эти проскочили, –  заметил Фрол.
– Да и вино, наверное, такое же.
Хлопнула  входная дверь и на пороге появился «чистый» господин. Только посмотреть! Хозяин изогнулся в поклоне, заюлил, как ужак,  сам схватился за поднос. Тьфу! Оказывается, у него есть борщ со свининой, и жаркое из гуся, и рыба, и пирог…
          Казак, отпивая мелкими глотками вино, сочувственно посмотрел на приятелей и прошептал:
–  Тикать вам надо, ребяты. Одёжа у вас …Да вдвох ишо…. Беглые, небось?
           Фрол ощерился:
– А тебе-то что?       
– Ай, ничего. Жалкую, – сочувственно ответил казак.
– Ты себя пожалей, ага, – огрызнулся Фрол.
           Степан кинул осуждающий взгляд  на Фрола и, миролюбиво посмотрев на казака,  задал ему главный вопрос, мучивший его с тех пор, как они ступили на землю Дона:
– Отец, а где ж здесь воля?
– Воля? – отозвался тот, – А нетути её. Как усмирили Емельяново войско, донские богатуны – казачья старшина – предали-то простых казаков. Теперь всех подозрительных бесперечь ловят и выдають царским слугам.  Непросто казакам на Дону. Казак – только слава. Как у нас гутарять: «Хоть жизнь собачья, так слава казачья». Идите в Задонье, на Кубань! Там пока ни царей, ни чиновников. Земля непаханая. Рыбы в реках видимо-невидимо, стоймя стоить. Вашего брата много туды подалось. Уж и хутора там есть, и станицы. А отседа уходите. Не ндравится мне энтот  господин.
Он глазами показал на человека в серых панталонах и сюртуке. К тому за стол подсел трактирщик, и они любезно беседовали.
           – Отец, а как через Дон перебраться-то? Он широкий вон какой! Не переплывёшь, – допытывался Фрол.
           Казак ухмыльнулся, стрельнул глазами по сторонам и зашептал:
            – Это так. И хоть величают его Тихим, бушевитый бываеть – страсть. Можно, конечно, пойтить через станицу Цимлянскую с обозом и сменой казаков на кордоны. Там уже они вдоль  всей реки Кубани есть. Суворов Ляксандра Васильич расстарался, редутов настроил.  Но вы я вижу, на глаза начальникам не хотите попадаться? Тады, если заплатите, помогу вам здеся переправиться. За копейку…. Как? – вопросительно посмотрел.
         Приятели, молча, переглянулись.
– Ну, семак…, – снизил он цену и продолжил: – Такое дело затеяли, а жалко денежки …, что ж, хозяин-барин…
           Фрол вздохнул:
– Да, что ты дядя, бери…
         Отвернулся на миг к стенке, вздыхая, протянул казаку монету.
           Тот чуть не поперхнулся глотком вина:
– Да ты… Кругом глаза….
         Но, всё же, воровато оглянувшись, выхватил из рук Фрола  семачок:
– Не фальшивый? Ладно. Пошлю вас к одному человеку, куму моему. Выйдите за ворота и двигайтесь вблизе берега вёрст семь, и обочь будет хутор вам, Черёмный. Там проживаеть Павел Герасимович Черёмный. Он и есть мой кум. Скажите, прислал дядька Трофим. На ту сторону, мол, надо. Расплатиться найдётся-то чем?
–Не беспокойся, дядя, не обидим твоего кума, – обречённо пробормотал Фрол.
– Да, баба у кума – змеюка, не зачинайте с ней спорить или гутарить об чём-нить. Кажного переговорить. Ну, энто я так, к слову. А Павел – казак добрый. Договоритеся.
– Ну, мы пойдём. Благодарствуем, дядя, за совет, – приятели поднялись из-за стола.
         – Ну, тады прощевайте, ребяты. Помогай вам Бог! – Трофим окинул взглядом присутствующих в трактире и принял равнодушный вид.
Степан и Фрол, расплатившись с трактирщиком, вышли на улицу. Но теперь новость, оброненная Трофимом, о преследовании на Дону беглых крестьян, заставила приятелей осторожничать. Значит, не случайно хватали на майдане мужиков. Приказ начальников был. И вот ступают они  по городку, оглядываются, не идёт ли кто следом. Однако за ними увязалась только облезлая рыжая собака.
Казачьи хаты, в основном, бедные, как избы крепостных в их деревнях. Крытые камышом. Фрол увидел жалкую лавчонку, заинтересовался.
– Степан, я сейчас. Ты спрячься вон там, в кустах. Я быстренько, и он нырнул в перекошенную дверь жалкой  хаты.
         Вышел Фрол нескоро, зато его руку оттягивали два объёмистых узла.
         –  Заосеняет скоро, –  пояснил он. – Вот, купил у старьёвщика. Не смотри, что одёжа не новая, зато крепкая. Это тебе, – протянул Степану узел, – это мне. Давай переоблачимся. А то правду сказал дядька Трофим, за версту видать, что мы беглые.
Спрятавшись в придорожные кусты, приятели переоделись. Увидев друг друга в новом виде, расхохотались:
– Смотри-ко, Фрол, ты вылитый управляющий наш, Эраст Наумыч.
         – А ты, Степка, на купца смахиваешь, в кафтане-то. Экой справной! Только тела набрать больше. То, бишь, пуза.
Фрол протянул Степану мешок, такой же, как у него, может быть, чуть старее:
          – Держи! Это тебе. Положи свою одёжу, потом, может быть, разживёмся ещё чем…
– Спасибо, но ты знаешь, что я с тобой расплатиться не смогу. И так уже  у тебя в долгу.
– Какие счёты! – засмеялся Фрол, – на том свете «воздастся по делом нашим», вот и рассчитаемся.
– А это что? – воскликнул Степан, разворачивая суконную штуковину,  навроде мешка без дна.
– Башлык у местных называется. Голову накрывают сверху шапки, и завязывают концы, когда снег, ветер… Там в него ещё чирики завёрнуты – лёгкая обужа. Вон, выпали! Складывай, Степан, «обновки», и пойдём, а то до вечера не управимся. И ты бы, на всякий случай запрятал свой кинжал подале.  Чего за кушак его заткнул? Чтоб все видели, как каменья сверкают? За них башку скрутят и охнуть не успеешь.
         Степан, послушно сунув оружие в мешок, закинул его на  плечо, просительно глянул на Фрола:
– Не найдётся ли у тебя хлебца. Дай псу, смотри, какой он голодный.
– Вот ещё, а самим что шамать потом?
         – Ну, дай, у меня нет ничего.        
Фрол неохотно отломил кусочек от ковриги и протянул товарищу. Степан ласково погладил собаку и положил перед ней хлеб.
– На, псина, ешь. Вишь, как оголодала.
– Ну, пошли, пошли, расслюнявился, – поторопил Фрол.
– Очень я животинку люблю, – пояснил Степан, – и для хозяйства скот всякий. Лошадей, коров. Козочек там, птичек….
Помню, маленьким был, собачонка Жучка у меня жила. Сама чёрненькая, а на лбу – белый лоскуток. Так она мне – первый друг. Застрелил барин. Давно было, а помню язык её шершавый и сейчас. Лизнёт меня в щёку – жалеет, значит. А ещё вепрь был….
– А мне всё равно. Коней, конечно, уважаю, а так…, – перебил его  Фрол.
Они шли, сытые, чисто одетые, по улице городка, но тревога охватывала их всё глубже. Злобно лаяли собаки.
– Что это на нас собаки брешут? Людей что ли не видали? – удивился Степан.
            Фрол сердито ответил:
– А то не на нас. Вишь, прикормил кобеля. Теперь не отстанет. Пшёл!
Пёс действительно бежал за ними, виляя грязным хвостом. Но камень, пущенный Фролом, отпугнул его.
Казак в воротах также беспрепятственно их пропустил, как впустил, может, только удивленно посмотрел. Видно, не узнал прежних оборванцев.
        На дороге показалась несколько баб, идущих с грядок. На коромыслах вёдра с огурцами. Все дородные, как на подбор! Смеются казачки.
– Что раззявил рот? Давай в канаву! –  ткнув Фрола в бок, зашипел Степан.
        Одновременно упали на землю и скатились на обочину, в лопухи.
–  Ой-ёй! – заорал Степан.
– Тсс! – цыкнул Фрол.
– Ой, ой! Больно, вишь!
– Терпи, бабы пройдут.
– Потерплю-ко, ужо.
      Казачки поравнялись, одна завела песню, так не похожую на те, которые пела его Степанида. Жена тихо начинала, плавно, песня словно обвивала Степана. А эта –  горланит. «Нет, –  подумал Степан, –  наши бабы лучше поют».
Фрол подождал, пока огородницы скроются из виду, подошёл к Степану:
– Ну что там?
– На ежа попал. Посмотри! Ой-ёй! – заголился Степан.
– Ух, ты, как искололся! Дай,  вытащу иголки! – Фрол выложил колючки на ладонь. – Вот так, четыре штуки! Ты чего баб-то испугался?
– А кто его знает? Опасно так-то не скрытно идти. Пойдём по самому берегу. Там, вроде лесочек или рощица, – предложил Степан.         
– Твоя правда. Да и дядька Трофим велел идти вдоль берега.
Смеркалось, когда приятели подошли к одинокой, не огороженной плетнём хате, укрытой камышом. За ней виднелись сарай, базок, дальше грядки. Собаки почуяли путников и разразились громким лаем.
– Наверное, тот самый хутор, о котором дядька Трофим говорил,  – почему-то зашептал Степан, прячась за кустом пышной калины.
        На порог вышел хозяин – основательный казак средних лет,  коренастый, с головой слегка тронутой сединой,  всматриваясь, спросил:
– Кого Бог привёл? Если добрый человек, выйди, покажися, если злой, мимо проходи!
           Фрол подошёл первый:
– Здравия желаем, хозяин. Нам нужен Павел  Черёмный. Его кум Трофим нас прислал.
           Павел вышел из хаты, оглядел округу:
– Здорово дневали! Ну, я Павел Черёмный, можете взойтить.  А собака с вами?
– Ты гляди, Степан, пристала! – удивился Фрол.
– С нами, с нами! – обрадовано воскликнул тот.
– В хату не пущу. Пусть сидить у двери, я ей костей вынесу.
          Товарищи через тёмные сенцы прошли в горницу Павла. В переднем углу её, напротив входа, висела божница в пучочках засушенных трав, сверху накрытая вышитым полотенцем. Перед ней чадила лампадка. Здесь же в углу, под святым образом,  – стол. Слева – печка, заставленная чугунками. Напротив окошка – некрашеная лавка. Возле второй стены – другая. На стенах висели ружья, сабли, конская сбруя. У окна – старый кованый сундук. Дверь в боковушку завешена дерюжкой.
Степан и Фрол перекрестились на красный угол, поклонились:
–Здравствуйте в вашем доме.
– Садитеся, ребяты, – пригласил хозяин, –  какая заботушка привела вас ко мне?
           Фрол сразу приступил к делу:
– За Дон хотим перебраться, дядя.
           Павел недоверчиво крякнул, спросил:
– А деньги есть у вас? Или золотишко?
Из боковушки выскочила высокая, худая, как жердь, баба с жиденькой скрученной на затылке косицей и, воткнув кулачки в костлявые бока, выжидательно уставилась на гостей.
Фрол поник от её буравящего  взгляда и чуть слышно проговорил:
– Есть… деньги.
– Ну, и ладно, –  успокоился хозяин. – Зачем вам в Задонье, почему – не спрашиваю. Этого мне не нужно знать. Стемнееть совсем, я на бударке[2] перевезу вас на тот берег. За перевоз – пятак. Бывалыча, в неделю один – два человечка переправлял, а теперь, почитай, кажнуя ночь. Вечерять-то станете?
Баба сверлила гостей глазюками.
– Да, вроде, ели в трактире, – отказался Степан. – Там и с Трофимом познакомились. А вот в дорогу бы харч нужен, и какая-нить посудинка.
– Какая-такая посудинка? –  взвилась Павлова жена,  –  кубыть, блюдо вам золотое для жареных лебедей? Обойдётеся!
– Цыть! – прикрикнул на жену Павел, –  уйди с глаз!
Баба скрылась за дерюжкой, но приятели даже спиной чувствовали её присутствие.
– Приготовлю, конечно, –  согласился хозяин.
– Тоже недаром! – выкрикнула баба.
– Да, конечно, –  согласился с женой Павел.
– Уж как положено. Возьми по чести, – подтвердил Фрол.
Павел деловито осведомился:
          – Оружию имеете при себе? Пистоль, пику,  саблю, нож? 
          – Нет, только кинжал, - ответил Степан, с любопытством разглядывая развешанное по стенам оружие. Фрол встал и тоже подошёл к стене с оружием.
– Плохо! А саблей рубать умеете?
           Фрол весело  хмыкнул:
– А что ж, чаю, небольшая наука.
           Павел, усмехнувшись, уточнил:
– Гм, казаки с младых ногтей ей обучаются, и то раз на раз не выходить. Турок тоже саблей неплохо машеть.  Сабли нужны.
           Фрол, хитро улыбаясь, принял игру хозяина:
– А где их взять?
           Ожидаемый ответ:
– Я вам продам.
«Ну, этот не слезет, пока не обдерёт, как липку. Сурьёзный мужчина. Что ж, буду торговаться», – приготовился  Фрол.
– А сколь надо заплатить?
– Не меньше гривенника[3], –  твёрдо ответил Павел.
– Какие у вас тут цены? Таких цен и не бывает, – возмутился Фрол.
– Я вас не заставляю покупать. А только без оружия в Задонье делать нечего. Не выколашивайтесь, берите, –  настаивал хозяин.
– Может, сбросишь? Гривенник  –  дорого!
– Ишь, какой! Не жмись, я за каждую саблю большие деньги платил.
– Дядя, войди в наше положение! Перевоз, харч, оружие… – жалобно перечислял Фрол, зажимая пальцы.
– Зато я вам дешевле отдам ружжо, с патронами, – нашёлся хозяин.
– А на кой нам оно?
– Пригодится, не гулять идёте. Мне байдуже, а вам жизню  спасёть.
           Под таким напором Фрол сдался:
– Ну, показывай своё оружие!
Павел открыл сундук:
– Здеся, в рундуке[4] всё для казака нужное. Амуниция, оружие. Вот сабли!
Он выложил на стол несколько сабель. Любовно вынимая их из ножен, предложил  приятелям посмотреть. Они внимательно разглядывали каждую, трогали лезвие. Фрол заметил неровности на одном:
– Да тут зазубрина!
– И на этом тоже, – обнаружил зазубрины на другом лезвии Степан.        
           Павел, нисколько не волнуясь, принял возражения покупателей и спокойно ответил:
– Я и не говорил, что оружие новое. В битвах побывало. Подточим! Приятели отложили две более острые сабли с надёжными гардами. Затем продавец достал из сундука старинное кремниевое ружьё и тоже положил перед приятелями на стол:
– А вот ружжо!
           Фрол нехотя посмотрел:
          – Тоже старое.
– Ну, что? Зато пристрелянное. Всего алтын[5]!  И с патронами! Как, по рукам?!
           Фрол тяжело вздохнул:
– По рукам.
Ударили по рукам. Залаяли собаки.
– Посмотрю, чего гавчуть, заодно и покормлю, –  проговорил Павел и вышел из хаты.
Посчитали: двугривенный за сабли,  алтын за ружьё, пятак за перевоз и две копейки за еду – всего три гривенника.
Переглянулись. Как достать деньги, если баба наблюдает, и занавеска ей не преграда? Вон, колышется. Степан своим мощным станом загородил Фрола, и тот, влезши чуть ли головой в мешок, отсчитал тридцать копеек.
– Что ваша собака три дня не ела? Набросилась на кости, как дикий зверь, прям, чистый волк! – воскликнул, входя в комнату, Павел.
Фрол протянул ему деньги. Тот внимательно изучил монеты, попробовал их на зуб, бережно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху.
Баба высунулась из-за дерюжки.
– Дядя, а что там, в Задонье? Какая жизнь? – не утерпел, чтобы не спросить Степан.
– Жизня везде, ребяты, одинаковая. Не ты её, так она тебя, – промолвил, хозяин, замыкая рундук,  – воля манить многих. Ищуть её, добиваются. А Задонье – степь бескрайняя, реки полноводные, зверь непуганый, птица несчитанная. Но ухо держи востро. Есть разбойники, как везде по Руси. Есть черкесы, турки, ногаи,  другие племена. Вот что я скажу: надо коней вам раздобыть. Верхи легче. Но у меня продажных коней нету, –  вздохнул Павел. Потом ещё раз вздохнул, жалостно посмотрел на приятелей,
– Ладно, пойдём харч собирать. А вы пока побудьте в хате, отдохните.
Павел с женой вышли.
Фрол умостился на лавке, вытянув ноги. На щиколотках в тех местах, где тёрлись кандалы, появились сначала покраснения, а потом и ранки, которые он припорашивал пеплом от костра. Сейчас они воспалились. Но не это его беспокоило.
– Стёпа, Стёпа, не спи, – прошептал он, – хозяева нарочно оставили нас одних, чтобы мы уснули. А потом придут, тюкнут  топором, и всё – денежки их. Ты видел эту бабу! Правильно сказал Трофим: змеюка! Сучка ярая!
– Да откуда они знают, сколько у тебя денег! Ты так торговался, будто отдавал последние. А потом мне дядька Павел понравился. Толковый мужик.
         Степан помолился и поцеловал образок. Потом улёгся и одними губами начал свою привычную беседу  со Степанидой.
         – Опять ведьмачишь? –  проворчал Фрол, намереваясь караулить мешок.

[1] Городками в источниках XVI-XVII вв. назывались постоянные поселения донских казаков. Но казачьи городки не относились к городским поселениям, в полном смысле этого слова, так как не имели развитого ремесленного производства и сколько-нибудь значительной торговли, да и по населению они были не столь уж велики. Особенностью казачьих поселений был их военный характер. Городки представляли собой укрепленные станы-лагеря, обнесенные земляным валом и плетнем, поверх которого укладывались кусты колючего терна. Они «были обведены кругом стеною из двойного плетня, или палисадника, набитого внутри землею».
[2] Разновидность вёсельной лодки на Дону.
[3] Десяти копеек.
[4] Сундук, деревянный ящик.
[5] Три копейки
 

© Copyright: Людмила Рогочая, 2015

Регистрационный номер №0269116

от 3 февраля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0269116 выдан для произведения:         Петровки. Макушка лета. Степан и Фрол, оборванные, чёрные от загара, обросшие, усталые, брели по пыльной дороге. Разливалась июльская жара. Солнце стояло почти над головой. Вдали на синей полоске горизонта, там, где небо встречается с землёю, воздух дрожал от зноя, словно волновался. Вот над полоской появился  синий поясок, затем ещё один, третий….  У Фрола закружилась голова.
         – Я тебе говорил, что надо идти ночью. А ты –  «быстрей, быстрей»….  Солнце печёт, жара, как в аду, да и опасно, – ворчал он.
– Мы уже на Дону, чего же бояться. Ты говорил, что здесь воля. А жару пересидим. Вишь, деревья, озерцо…. Заодно искупаемся. 
Вода придала бодрости, и товарищи, особо не рассиживаясь, продолжили путь. За озером показалась станица.
Надо сказать, пройдя липецкие и воронежские селения, друзья повеселели. Можно идти, почти не скрываясь:  на пыльных степных дорогах пусто, иногда встречался, правда,  хожалый люд, но вроде них.
В станицах и хуторах казаки странникам хлеба почти не подавали. Пищу можно было либо купить, либо заработать.  Степан и Фрол кое-что прикупали, но старались нигде не задерживаться, у местных не ночевать и упорно шли к цели, к славному батюшке-Дону.
Но в центре этой станицы, их внимание привлекло необычное  зрелище. На майдане было шумно и весело, много собралось молодых людей, хотя стояли и почтенные старики, и сам атаман.
Кудрявый светлоголовый  казачок в  парадном обмундировании и в расстёгнутом зипуне (это летом-то!) гонялся по кругу за невысокой смуглой девицей с озорным выражением лица.  Пот застилал глаза парня, он запыхался. А девка всё не давалась, манила и убегала, как в детской игре «пятнашки».  Толпа казаков подзадоривала молодца  криками:
– Быстрей,  быстрей! Ай, упаришься, казак!
– Давай, покрывай её!
– Слева, слева заходи!
– Ишь, какая юркая!
Наконец, парню удалось догнать девку и накрыть её полой зипуна. Она сразу  посерьёзнела, опустила очи к долу.  Затем молодые поклонились поясно  во все стороны.
– Ты будь, Акулина, мне жана! –  гордо провозгласил  казачок.
– Ты, Клим Иваныч, будь мне муж! – в ответ  произнесла девица, скромно склонив голову.
Степан и Фрол стояли в отдалении, вместе с женщинами, детьми,  с удивлением следили  за   диковинным  действом.
– Что это, игрища? –  спросил Степан стоявшего рядом парнишку.
         – Свадьба! – засмеялся он, – вы, что не видите? Вон уже атаман выходить.
         –Любо ль, молодцы-удальцы, благословить новых мужа и жену? – воскликнул   атаман и первым закричал:
– Любо!
– Любо! Любо! – подхватили казаки.
Но тут на площадь въехало несколько конников. Они подскакивали к мужикам, которых можно было без труда,  по одежде,  отличить от станичников, заглядывали им в лица. Двоих уже скрутили. Фрол, заметив колыхания в толпе, вырвал взглядом происходящее, дёрнул Степана за рукав:
– Смываемся, кажись, по нашу душу.
Бочком, бочком, укрываясь за спинами зевак, друзья покинули майдан и быстро устремились вон из станицы.
– Что? Что ты увидел? – спросил запыхавшийся Степан.
– Беглых вылавливают.
– Откуда тебе знать?
– Похоже на то, – Фрол ускорил шаг.
– Вот тебе и вольный Дон. Видно,  никуда нам не скрыться, – разочаровано прошептал Степан.
Друзья почти бежали.
– Ничего, Стенька, столько уж пройдено…. Придумаем что-нибудь, – обнадёжил друга Фрол.
На третий день они, наконец, вышли к реке и ошеломлённо замерли. Широкий и могучий в приволье степей раскинулся красавец Дон. Зелёные деревья обступили его с обеих сторон. Они отражались в водной глади, словно любовались собой,  и лёгкий ветер играл в их вершинах. Под ясным солнцем, на просторе, медленно и плавно   течёт великая река. Не бурлит, не волнуется, будто дремлет  на песчаном перекате.
– И в правду, Тихий Дон, – взволнованно прошептал Степан.
Запах реки, трав,   орёл в поднебесье, высокая синева – всё  трогало  души путников. Им верилось и не верилось, что это конец их долгой дороги к Дону.
 Стоя на крутом прибрежном утёсе, приумолкли, призадумались  друзья.
«Ох, как бы хотелось вот так, всю жизнь, дышать вольной грудью, любоваться плавными водами   великой реки, землю пахать, жито сеять на степных просторах,  детей растить»,  –  мнил себе Степан.
«Только б здесь не достали царские слуги. Надо в казаки записываться. В войске не найдут.  Только как это сделать? Нужны подходы, придётся знакомыми обзавестись, приятелями. Всё выведать, –  размышлял Фрол, –   только в последней станице, где они со Степаном проходили, иное видится. И тут ищейки не хуже тех десятских, что схватили  тогда, на пасеке».
Долго они стояли так-то. Жаркое июльское солнце двигалось к зениту, давали о себе знать голод и жажда. А в низине раскинулся утопающий в зелени, обрамлённый полями со спелым житом городок[1], который так и манил к себе усталых путников.
– Давай зайдём в трактир, щец похлебаем! – предложил Степан.
Фрол подумал о том, что их могут поймать, но всё же узнать надо – охота на беглых была случайной или везде так, - и он согласился со Степаном.   
Городок представлял собою скученное поселение с кривыми улицами, обнесённое двойным плетнём, набитым глиной. На воротах стоял казак, он лениво посмотрел на пеших оборванных путников и пропустил. В центре городка перед ними открылась площадь, на которой располагалось несколько крепких двухэтажных домов с парадным крыльцом, деревянным балконом  и коваными решетками на окнах.
На закруглённом, построенном из кирпича доме висел резной деревянный крест. Приятели, догадавшись, что это церковь, хоть и без купола и колокольни, перекрестились. На другом здании под камышовой крышей на вывеске был намалёван несколько кривой самовар.
– Вон, гляди, трактир! – первым увидел вывеску Фрол, и приятели направились к большой раскоряченной мазанке. Вошли в просторную закопчённую комнату, с низкими со сволоками потолками. Окна настежь. Но и тут жара, да ещё и  мухи. Фрол заметил, как трактирщик смерил их презрительным взглядом:
– Гольтепа, деньги-то у вас имеются? Я даром не кормлю.
Фрол утвердительно кивнул головой. Хозяин махнул рукой на дальний угол.  Там уже сидел, старый казак в выбеленной солнцем и годами черкеске. Мальчик принёс тепловатую похлёбку со щавелем, хлеб:
 – Хозяин спрашиваеть: вино вам подавать?
Степан отказался и посмотрел на Фрола. Тот тоже отрицательно покачал головой. Хлебнули варево. Бр-р! Кислятина! Но голод не тётка! Брюхо набить нужно.
– Винцо бы пригодилось…. Чтоб легче помои эти проскочили, –  заметил Фрол.
– Да и вино, наверное, такое же.
Хлопнула  входная дверь и на пороге появился «чистый» господин. Только посмотреть! Хозяин изогнулся в поклоне, заюлил, как ужак,  сам схватился за поднос. Тьфу! Оказывается, у него есть борщ со свининой, и жаркое из гуся, и рыба, и пирог…
          Казак, отпивая мелкими глотками вино, сочувственно посмотрел на приятелей и прошептал:
–  Тикать вам надо, ребяты. Одёжа у вас …Да вдвох ишо…. Беглые, небось?
           Фрол ощерился:
– А тебе-то что?       
– Ай, ничего. Жалкую, – сочувственно ответил казак.
– Ты себя пожалей, ага, – огрызнулся Фрол.
           Степан кинул осуждающий взгляд  на Фрола и, миролюбиво посмотрев на казака,  задал ему главный вопрос, мучивший его с тех пор, как они ступили на землю Дона:
– Отец, а где ж здесь воля?
– Воля? – отозвался тот, – А нетути её. Как усмирили Емельяново войско, донские богатуны – казачья старшина – предали-то простых казаков. Теперь всех подозрительных бесперечь ловят и выдають царским слугам.  Непросто казакам на Дону. Казак – только слава. Как у нас гутарять: «Хоть жизнь собачья, так слава казачья». Идите в Задонье, на Кубань! Там пока ни царей, ни чиновников. Земля непаханая. Рыбы в реках видимо-невидимо, стоймя стоить. Вашего брата много туды подалось. Уж и хутора там есть, и станицы. А отседа уходите. Не ндравится мне энтот  господин.
Он глазами показал на человека в серых панталонах и сюртуке. К тому за стол подсел трактирщик, и они любезно беседовали.
           – Отец, а как через Дон перебраться-то? Он широкий вон какой! Не переплывёшь, – допытывался Фрол.
           Казак ухмыльнулся, стрельнул глазами по сторонам и зашептал:
            – Это так. И хоть величают его Тихим, бушевитый бываеть – страсть. Можно, конечно, пойтить через станицу Цимлянскую с обозом и сменой казаков на кордоны. Там уже они вдоль  всей реки Кубани есть. Суворов Ляксандра Васильич расстарался, редутов настроил.  Но вы я вижу, на глаза начальникам не хотите попадаться? Тады, если заплатите, помогу вам здеся переправиться. За копейку…. Как? – вопросительно посмотрел.
         Приятели, молча, переглянулись.
– Ну, семак…, – снизил он цену и продолжил: – Такое дело затеяли, а жалко денежки …, что ж, хозяин-барин…
           Фрол вздохнул:
– Да, что ты дядя, бери…
         Отвернулся на миг к стенке, вздыхая, протянул казаку монету.
           Тот чуть не поперхнулся глотком вина:
– Да ты… Кругом глаза….
         Но, всё же, воровато оглянувшись, выхватил из рук Фрола  семачок:
– Не фальшивый? Ладно. Пошлю вас к одному человеку, куму моему. Выйдите за ворота и двигайтесь вблизе берега вёрст семь, и обочь будет хутор вам, Черёмный. Там проживаеть Павел Герасимович Черёмный. Он и есть мой кум. Скажите, прислал дядька Трофим. На ту сторону, мол, надо. Расплатиться найдётся-то чем?
–Не беспокойся, дядя, не обидим твоего кума, – обречённо пробормотал Фрол.
– Да, баба у кума – змеюка, не зачинайте с ней спорить или гутарить об чём-нить. Кажного переговорить. Ну, энто я так, к слову. А Павел – казак добрый. Договоритеся.
– Ну, мы пойдём. Благодарствуем, дядя, за совет, – приятели поднялись из-за стола.
         – Ну, тады прощевайте, ребяты. Помогай вам Бог! – Трофим окинул взглядом присутствующих в трактире и принял равнодушный вид.
Степан и Фрол, расплатившись с трактирщиком, вышли на улицу. Но теперь новость, оброненная Трофимом, о преследовании на Дону беглых крестьян, заставила приятелей осторожничать. Значит, не случайно хватали на майдане мужиков. Приказ начальников был. И вот ступают они  по городку, оглядываются, не идёт ли кто следом. Однако за ними увязалась только облезлая рыжая собака.
Казачьи хаты, в основном, бедные, как избы крепостных в их деревнях. Крытые камышом. Фрол увидел жалкую лавчонку, заинтересовался.
– Степан, я сейчас. Ты спрячься вон там, в кустах. Я быстренько, и он нырнул в перекошенную дверь жалкой  хаты.
         Вышел Фрол нескоро, зато его руку оттягивали два объёмистых узла.
         –  Заосеняет скоро, –  пояснил он. – Вот, купил у старьёвщика. Не смотри, что одёжа не новая, зато крепкая. Это тебе, – протянул Степану узел, – это мне. Давай переоблачимся. А то правду сказал дядька Трофим, за версту видать, что мы беглые.
Спрятавшись в придорожные кусты, приятели переоделись. Увидев друг друга в новом виде, расхохотались:
– Смотри-ко, Фрол, ты вылитый управляющий наш, Эраст Наумыч.
         – А ты, Степка, на купца смахиваешь, в кафтане-то. Экой справной! Только тела набрать больше. То, бишь, пуза.
Фрол протянул Степану мешок, такой же, как у него, может быть, чуть старее:
          – Держи! Это тебе. Положи свою одёжу, потом, может быть, разживёмся ещё чем…
– Спасибо, но ты знаешь, что я с тобой расплатиться не смогу. И так уже  у тебя в долгу.
– Какие счёты! – засмеялся Фрол, – на том свете «воздастся по делом нашим», вот и рассчитаемся.
– А это что? – воскликнул Степан, разворачивая суконную штуковину,  навроде мешка без дна.
– Башлык у местных называется. Голову накрывают сверху шапки, и завязывают концы, когда снег, ветер… Там в него ещё чирики завёрнуты – лёгкая обужа. Вон, выпали! Складывай, Степан, «обновки», и пойдём, а то до вечера не управимся. И ты бы, на всякий случай запрятал свой кинжал подале.  Чего за кушак его заткнул? Чтоб все видели, как каменья сверкают? За них башку скрутят и охнуть не успеешь.
         Степан, послушно сунув оружие в мешок, закинул его на  плечо, просительно глянул на Фрола:
– Не найдётся ли у тебя хлебца. Дай псу, смотри, какой он голодный.
– Вот ещё, а самим что шамать потом?
         – Ну, дай, у меня нет ничего.        
Фрол неохотно отломил кусочек от ковриги и протянул товарищу. Степан ласково погладил собаку и положил перед ней хлеб.
– На, псина, ешь. Вишь, как оголодала.
– Ну, пошли, пошли, расслюнявился, – поторопил Фрол.
– Очень я животинку люблю, – пояснил Степан, – и для хозяйства скот всякий. Лошадей, коров. Козочек там, птичек….
Помню, маленьким был, собачонка Жучка у меня жила. Сама чёрненькая, а на лбу – белый лоскуток. Так она мне – первый друг. Застрелил барин. Давно было, а помню язык её шершавый и сейчас. Лизнёт меня в щёку – жалеет, значит. А ещё вепрь был….
– А мне всё равно. Коней, конечно, уважаю, а так…, – перебил его  Фрол.
Они шли, сытые, чисто одетые, по улице городка, но тревога охватывала их всё глубже. Злобно лаяли собаки.
– Что это на нас собаки брешут? Людей что ли не видали? – удивился Степан.
            Фрол сердито ответил:
– А то не на нас. Вишь, прикормил кобеля. Теперь не отстанет. Пшёл!
Пёс действительно бежал за ними, виляя грязным хвостом. Но камень, пущенный Фролом, отпугнул его.
Казак в воротах также беспрепятственно их пропустил, как впустил, может, только удивленно посмотрел. Видно, не узнал прежних оборванцев.
        На дороге показалась несколько баб, идущих с грядок. На коромыслах вёдра с огурцами. Все дородные, как на подбор! Смеются казачки.
– Что раззявил рот? Давай в канаву! –  ткнув Фрола в бок, зашипел Степан.
        Одновременно упали на землю и скатились на обочину, в лопухи.
–  Ой-ёй! – заорал Степан.
– Тсс! – цыкнул Фрол.
– Ой, ой! Больно, вишь!
– Терпи, бабы пройдут.
– Потерплю-ко, ужо.
      Казачки поравнялись, одна завела песню, так не похожую на те, которые пела его Степанида. Жена тихо начинала, плавно, песня словно обвивала Степана. А эта –  горланит. «Нет, –  подумал Степан, –  наши бабы лучше поют».
Фрол подождал, пока огородницы скроются из виду, подошёл к Степану:
– Ну что там?
– На ежа попал. Посмотри! Ой-ёй! – заголился Степан.
– Ух, ты, как искололся! Дай,  вытащу иголки! – Фрол выложил колючки на ладонь. – Вот так, четыре штуки! Ты чего баб-то испугался?
– А кто его знает? Опасно так-то не скрытно идти. Пойдём по самому берегу. Там, вроде лесочек или рощица, – предложил Степан.         
– Твоя правда. Да и дядька Трофим велел идти вдоль берега.
Смеркалось, когда приятели подошли к одинокой, не огороженной плетнём хате, укрытой камышом. За ней виднелись сарай, базок, дальше грядки. Собаки почуяли путников и разразились громким лаем.
– Наверное, тот самый хутор, о котором дядька Трофим говорил,  – почему-то зашептал Степан, прячась за кустом пышной калины.
        На порог вышел хозяин – основательный казак средних лет,  коренастый, с головой слегка тронутой сединой,  всматриваясь, спросил:
– Кого Бог привёл? Если добрый человек, выйди, покажися, если злой, мимо проходи!
           Фрол подошёл первый:
– Здравия желаем, хозяин. Нам нужен Павел  Черёмный. Его кум Трофим нас прислал.
           Павел вышел из хаты, оглядел округу:
– Здорово дневали! Ну, я Павел Черёмный, можете взойтить.  А собака с вами?
– Ты гляди, Степан, пристала! – удивился Фрол.
– С нами, с нами! – обрадовано воскликнул тот.
– В хату не пущу. Пусть сидить у двери, я ей костей вынесу.
          Товарищи через тёмные сенцы прошли в горницу Павла. В переднем углу её, напротив входа, висела божница в пучочках засушенных трав, сверху накрытая вышитым полотенцем. Перед ней чадила лампадка. Здесь же в углу, под святым образом,  – стол. Слева – печка, заставленная чугунками. Напротив окошка – некрашеная лавка. Возле второй стены – другая. На стенах висели ружья, сабли, конская сбруя. У окна – старый кованый сундук. Дверь в боковушку завешена дерюжкой.
Степан и Фрол перекрестились на красный угол, поклонились:
–Здравствуйте в вашем доме.
– Садитеся, ребяты, – пригласил хозяин, –  какая заботушка привела вас ко мне?
           Фрол сразу приступил к делу:
– За Дон хотим перебраться, дядя.
           Павел недоверчиво крякнул, спросил:
– А деньги есть у вас? Или золотишко?
Из боковушки выскочила высокая, худая, как жердь, баба с жиденькой скрученной на затылке косицей и, воткнув кулачки в костлявые бока, выжидательно уставилась на гостей.
Фрол поник от её буравящего  взгляда и чуть слышно проговорил:
– Есть… деньги.
– Ну, и ладно, –  успокоился хозяин. – Зачем вам в Задонье, почему – не спрашиваю. Этого мне не нужно знать. Стемнееть совсем, я на бударке[2] перевезу вас на тот берег. За перевоз – пятак. Бывалыча, в неделю один – два человечка переправлял, а теперь, почитай, кажнуя ночь. Вечерять-то станете?
Баба сверлила гостей глазюками.
– Да, вроде, ели в трактире, – отказался Степан. – Там и с Трофимом познакомились. А вот в дорогу бы харч нужен, и какая-нить посудинка.
– Какая-такая посудинка? –  взвилась Павлова жена,  –  кубыть, блюдо вам золотое для жареных лебедей? Обойдётеся!
– Цыть! – прикрикнул на жену Павел, –  уйди с глаз!
Баба скрылась за дерюжкой, но приятели даже спиной чувствовали её присутствие.
– Приготовлю, конечно, –  согласился хозяин.
– Тоже недаром! – выкрикнула баба.
– Да, конечно, –  согласился с женой Павел.
– Уж как положено. Возьми по чести, – подтвердил Фрол.
Павел деловито осведомился:
          – Оружию имеете при себе? Пистоль, пику,  саблю, нож? 
          – Нет, только кинжал, - ответил Степан, с любопытством разглядывая развешанное по стенам оружие. Фрол встал и тоже подошёл к стене с оружием.
– Плохо! А саблей рубать умеете?
           Фрол весело  хмыкнул:
– А что ж, чаю, небольшая наука.
           Павел, усмехнувшись, уточнил:
– Гм, казаки с младых ногтей ей обучаются, и то раз на раз не выходить. Турок тоже саблей неплохо машеть.  Сабли нужны.
           Фрол, хитро улыбаясь, принял игру хозяина:
– А где их взять?
           Ожидаемый ответ:
– Я вам продам.
«Ну, этот не слезет, пока не обдерёт, как липку. Сурьёзный мужчина. Что ж, буду торговаться», – приготовился  Фрол.
– А сколь надо заплатить?
– Не меньше гривенника[3], –  твёрдо ответил Павел.
– Какие у вас тут цены? Таких цен и не бывает, – возмутился Фрол.
– Я вас не заставляю покупать. А только без оружия в Задонье делать нечего. Не выколашивайтесь, берите, –  настаивал хозяин.
– Может, сбросишь? Гривенник  –  дорого!
– Ишь, какой! Не жмись, я за каждую саблю большие деньги платил.
– Дядя, войди в наше положение! Перевоз, харч, оружие… – жалобно перечислял Фрол, зажимая пальцы.
– Зато я вам дешевле отдам ружжо, с патронами, – нашёлся хозяин.
– А на кой нам оно?
– Пригодится, не гулять идёте. Мне байдуже, а вам жизню  спасёть.
           Под таким напором Фрол сдался:
– Ну, показывай своё оружие!
Павел открыл сундук:
– Здеся, в рундуке[4] всё для казака нужное. Амуниция, оружие. Вот сабли!
Он выложил на стол несколько сабель. Любовно вынимая их из ножен, предложил  приятелям посмотреть. Они внимательно разглядывали каждую, трогали лезвие. Фрол заметил неровности на одном:
– Да тут зазубрина!
– И на этом тоже, – обнаружил зазубрины на другом лезвии Степан.        
           Павел, нисколько не волнуясь, принял возражения покупателей и спокойно ответил:
– Я и не говорил, что оружие новое. В битвах побывало. Подточим! Приятели отложили две более острые сабли с надёжными гардами. Затем продавец достал из сундука старинное кремниевое ружьё и тоже положил перед приятелями на стол:
– А вот ружжо!
           Фрол нехотя посмотрел:
          – Тоже старое.
– Ну, что? Зато пристрелянное. Всего алтын[5]!  И с патронами! Как, по рукам?!
           Фрол тяжело вздохнул:
– По рукам.
Ударили по рукам. Залаяли собаки.
– Посмотрю, чего гавчуть, заодно и покормлю, –  проговорил Павел и вышел из хаты.
Посчитали: двугривенный за сабли,  алтын за ружьё, пятак за перевоз и две копейки за еду – всего три гривенника.
Переглянулись. Как достать деньги, если баба наблюдает, и занавеска ей не преграда? Вон, колышется. Степан своим мощным станом загородил Фрола, и тот, влезши чуть ли головой в мешок, отсчитал тридцать копеек.
– Что ваша собака три дня не ела? Набросилась на кости, как дикий зверь, прям, чистый волк! – воскликнул, входя в комнату, Павел.
Фрол протянул ему деньги. Тот внимательно изучил монеты, попробовал их на зуб, бережно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху.
Баба высунулась из-за дерюжки.
– Дядя, а что там, в Задонье? Какая жизнь? – не утерпел, чтобы не спросить Степан.
– Жизня везде, ребяты, одинаковая. Не ты её, так она тебя, – промолвил, хозяин, замыкая рундук,  – воля манить многих. Ищуть её, добиваются. А Задонье – степь бескрайняя, реки полноводные, зверь непуганый, птица несчитанная. Но ухо держи востро. Есть разбойники, как везде по Руси. Есть черкесы, турки, ногаи,  другие племена. Вот что я скажу: надо коней вам раздобыть. Верхи легче. Но у меня продажных коней нету, –  вздохнул Павел. Потом ещё раз вздохнул, жалостно посмотрел на приятелей,
– Ладно, пойдём харч собирать. А вы пока побудьте в хате, отдохните.
Павел с женой вышли.
Фрол умостился на лавке, вытянув ноги. На щиколотках в тех местах, где тёрлись кандалы, появились сначала покраснения, а потом и ранки, которые он припорашивал пеплом от костра. Сейчас они воспалились. Но не это его беспокоило.
– Стёпа, Стёпа, не спи, – прошептал он, – хозяева нарочно оставили нас одних, чтобы мы уснули. А потом придут, тюкнут  топором, и всё – денежки их. Ты видел эту бабу! Правильно сказал Трофим: змеюка! Сучка ярая!
– Да откуда они знают, сколько у тебя денег! Ты так торговался, будто отдавал последние. А потом мне дядька Павел понравился. Толковый мужик.
         Степан помолился и поцеловал образок. Потом улёгся и одними губами начал свою привычную беседу  со Степанидой.
         – Опять ведьмачишь? –  проворчал Фрол, намереваясь караулить мешок.

[1] Городками в источниках XVI-XVII вв. назывались постоянные поселения донских казаков. Но казачьи городки не относились к городским поселениям, в полном смысле этого слова, так как не имели развитого ремесленного производства и сколько-нибудь значительной торговли, да и по населению они были не столь уж велики. Особенностью казачьих поселений был их военный характер. Городки представляли собой укрепленные станы-лагеря, обнесенные земляным валом и плетнем, поверх которого укладывались кусты колючего терна. Они «были обведены кругом стеною из двойного плетня, или палисадника, набитого внутри землею».
[2] Разновидность вёсельной лодки на Дону.
[3] Десяти копеек.
[4] Сундук, деревянный ящик.
[5] Три копейки
 

 

Кубанский шлях. Глава 3

Кубанский шлях. Глава 5