ГОРЬКО ПЛАКАЛА ИВА Часть 1. Глава 6. Другое счастье

Часть первая.

  Полжизни  я искал дорогу, что к твоему вела порогу.

Глава 6. Другое счастье.

     - Шерстнёва, просыпайся, сейчас детей принесут.

    Соня открыла глаза и испуганно приложила руку к… плоскому животу. Резко приняла сидячее положение и снова упала спиной на подушку от головокружения.

    - Ты чего  вскочила так быстро? - к её кровати, шаркая большими больничными тапками, подошла молодая женщина в  халате и с косынкой на голове.- Вставай медленно, а то  с кровати свалишься, - заметив, удивлённый взгляд Сони, пояснила.- Я Тамара, мы с тобой вчера познакомились.

    Соня с трудом вспомнила обрывки вчерашнего знакомства. Когда её привезли в палату, то ей хотелось  одного, спать.

     - Сколько сейчас времени?- сиплым голосом спросила она, снова пытаясь сесть.

     - Шесть часов, - ответила Тамара.- Время детей кормить. Давай помогу, вот косынка, сейчас я тебе её повяжу на голову,.. вот так. Давай халат накинем, и повязку на лицо … Ой, ты дальше сама, несут.

     Тамара поспешила на свою кровать и тут же в дверь зашла пожилая женщина в белом халате, косынке и  с маской на лице. В руках  они держала  двух попискивающих младенцев.

    - Приготовились мамочки?- пропела она. – Ваши красавицы проголодались.

     Сначала она передала  ребёнка Тамаре, с другим малышом подошла к Соне.

     - Вот и твоя красавица, держи, - передала ребёнка. – Головку придерживай, да, да, правильно. Молодец!

    Соня впервые держала свою дочь на руки. Маленькое красное личико сморщилось, и девочка завертела головкой, словно пытаясь что-то найти.  Глаза молодой женщины наполнились слезами.  

     - Грудь ей дай, успеешь насмотреться ещё, - посоветовала медсестра, - а плакать не нужно, нужно радоваться. Это огромное счастье - быть матерью, не каждой женщине дано его испытать.

     Произнеся странные слова, пожилая женщина пошла к двери.

    Они  не дошли до сознания Сони,  ей их было некогда о них думать, она любовалась своей частичкой, которую подарила ей судьба. Судьба, Фёдор и...  Иван.

    - Сегодня  ровно девять месяцев с того дня, когда Фёдора арестовали, - подумала Соня, рассматривая крохотное личико дочери.- Две недели были знакомы, неделю были вместе, один раз, близки настолько, что сотворили чудо. Он  пробудил чувство – любовь к мужчине и подарил счастье, счастье быть любимой.  Как тяжело и одиноко без него. Но я  бы не выжила, если не было тебя доченька моя.  Моя радость, моя новая жизнь, моё другое счастье.  Я назову тебя Алёной, что означает « солнечная».  Солнышко моё,  моя девочка.

    Дочь унесли, а Соня задумчиво смотрела на бегущие по оконному стеклу капли дождя.

    - Снова дождь, весенний, очищающий. Но он не смоет моё  прошлое, и мою ошибку. Мою ошибку, которую  сейчас я чётко вижу. Я  пустила жизнь на самотёк и позволила уговорить себя, совершить то, о чём буду  жалеть всегда. Память унеслась на восемь месяцев назад, в другую больничную палату…

    Соня  находилась  в больнице  три дня. Прошедшей ночью Настя  родила мальчика, сына. Ларисе отменили  постельный режим,  и женщина могла выходить из палаты в коридор. Когда она в очередной раз вышла, Оля  попросила:

    - Не обижайся на  Ларису  за грубость, это  её эмоциональное состояние  в данный период, потому что  она очень боится. Понимаешь,  у неё пятая беременность и, впервые, срок  перешёл за половину.   Четыре месяца она провела в постели. Ей  тридцать семь, восемнадцать лет  живёт в браке, иметь ребёнка самое заветное желание для неё и для Олега.

     - Ты с ними  близко  знакома?- удивилась Соня.

     - Конечно. Олег – мой  старший брат. Он и Лариса заменили  родителей, когда  пятнадцать лет назад они погибли. Олежка и Ларка только поженились,  брат на десять лет меня старше.

     В палату вернулась  Лариса и, радостно улыбаясь, пошла к окну.

     - Олег пришёл, - пояснила она и стала пальцем  на стекле рисовать  буквы.  Улыбка не покинула её лицо за время, что она провела  у окна. В завершении общения с мужем она помахала рукой, послала  воздушный поцелуй. Вернувшись к кровати, предложила:

    - Девчонки, сейчас кушать будем. Олежка вкусняшек принёс.

    Через двадцать минут Соня смотрела на шутливую пикировку между Ларисой и Ольгой и весело смеялась. Незаметно для себя она тоже включилась в  их разговор.

   Под вечер в палату неожиданно зашёл Роман Игоревич, попросил Соню  пройми с ним. Оля и Лариса проводили её  тревожными взглядами. Соня шла за мужчиной по коридору и внутри у неё  всё сильнее и сильнее  разливалась волна страха. Она с трудом смогла понять, что лечащий врач к ней обращается. Осмыслила только часть речи:

  -…он мой учитель, второй отец. Я ему не могу отказать…

  - Что? Что Вы говорите? О ком?- переспросила она.

   Роман Игоревич обернулся к девушке, покачал головой, покаянно произнёс:

   - Простите меня Соня, - мужчина окинул её взглядом. – Я никогда его не видел таким, не обижайте его, пожалуйста.

  - Кого мне  не обижать? Я ничего не понимаю? -  громко воскликнула  Соня.

  - Пусть он сам  всё объяснит, - ушёл от ответа доктор.- Мы пришли, заходи.

   Открыв дверь, он  мягко подтолкнул девушку в комнату.

   - Соня, как ты?- встретил  её  сиплый  голос.

   Соня удивилась, когда увидела   соседа по купе, профессора Шерстнёва.  В небритом, со всколоченной седой шевелюрой мужчине, не с первого взгляда можно было разглядеть Ивана Васильевича. Заметно волнуясь, тяжело опираясь на трость, он стоял у стола и напряжённо смотрел на девушку.

   - Хоро… - Соня сглотнула.- Хорошо. Что с Вами случилось Иван Васильевич?

   - Иван Васильевич,- не отрывая от неё взгляда, протянул профессор. – Хорошо, пусть будет так.

  Он пригладил рукой волосы, опустился на стул.

   - Присядь, -  кивнул  на стул, стоящий по другую сторону стола. – Может быть, моя просьба со стороны выглядит странной,  но давай с тобой поговорим. Пожалуйста, расскажи, что у тебя произошло. Я тебя очень прошу.

   - Зачем это Вам знать? – спросила Соня.  Она  поколебалась,  но отошла от двери и села на предложенный  стул.

   - Ты в беде, - не отрывая от её лица напряжённого взгляда, ответил Шерстнёв. – Я хочу тебе помочь. Расскажи, пожалуйста, тебе станет легче…

    За окном давно зажглись фонари. В тёмной комнате, сквозь  оконное стекло  которой  падал  свет, находилось двое совершенно разных людей. Разница была  в возрасте, образе жизни, восприятии окружающего мира. В ответ на рассказ Сони, Иван Васильевич рассказал о себе. Их разговор давно закончился, но они, молча,  продолжали сидеть в тишине. Каждый из них жил в течение повествования другого рядом, пережил всё самостоятельно, что исходило с собеседником ранее. Эмоции и переживания сблизили их, будто бы объединили на какое-то время.   

    Сидя напротив Сони, пожилой мужчина  старался при тусклом освещении рассмотреть   бледное лицо хрупкой девушки. По  возрасту, она могла быть ему  внучкой, но его чувства не были отеческими. В течение трёх дней профессор Шерстнёв не находил себе места,  лихорадочно пытался придумать причину, чтобы  удержать Соню, чтобы она согласилась остаться с ним. Эгоистично, он хотел привязать её к себе, завладеть гордой, упрямой и  по-детски наивной девушкой. Он горел,  страстно желал, чтобы она не ушла из его жизни,  осталась с ним. Он хотел видеть её  рядом каждый день, каждый час, минуту, секунду.

     А Соня, опустошённая  своим рассказом и теми событиями, что в ответ рассказал Иван Васильевич,  смотрела мимо него  на стену за спиной мужчины.

    Прерывая затянувшееся молчание, Шерстнёв встал, включил свет, сел  снова. Немного поколебался, заговорил, стараясь подобрать   правильные слова, чтобы не спугнуть, обидеть Соню.

   - Мне шестьдесят два года,-  мужчина открыто встретил изумлённый

взгляд девушки.- Я старый человек, у меня нет ни одного  родного человека. Отец твоего ребёнка, твой Фёдор не скоро выйдет на свободу, - увидев, как Соня вздрогнула, осторожно протянул свою широкую ладонь и  сжал маленькие руки, безвольно лежащие на разделяющем их столе, но словно обжегшись, тут же отпустил .- Подожди, выслушай меня. Двадцать лет, это очень долго. Ты молода, совсем девчонка, но при этом, ты почти мама.  Задумайся о будущем, ты хочешь, чтобы твой ребёнок был счастлив и на него не показывали пальцем, говоря: «Безотцовщина»? – он внутренне  улыбнулся, заметив, что девушка обожгла его ненавидящим взглядом. – Я  предлагаю выход из ситуации, он, возможно,  покажется абсурдом, но ты подумай, всё осмысли и дай ответ. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

   Соня не сразу поняла, что смех, прозвучавший в комнате, вырвался из её груди.  Шерстнёв, замолчал, но  не отвёл взгляда, продолжая напряжённо смотреть на девушку.  Под его  взглядом, на смену смеху пришли слёзы, которые жгли девушку изнутри во время всего разговора между ними.

  - Вы, что серьёзно? –  размазав слёзы по щекам, спросила она.- Зачем Вам это? Я так не могу. Вы намного старше и …

  - Ты послушай, послушай и подумай,- оборвав её  на полуслове, не срывая своего  волнения, продолжал Иван Васильевич.- Что ты будешь делать дальше? Одна в чужом голоде, без родных и знакомых. Что будешь делать,  когда родится ребёнок?  Какое у тебя, у него будет будущее? Я помогу тебе, ты окончишь школу, поступишь в институт. У меня есть связи,  опираясь на них,  помогу  устроиться на работу.  У твоего ребёнка будет отец…

    -Зачем Вы сейчас  всё  это говорите?- закричала Соня. – Я так не могу, я совсем Вас не знаю, я не люблю Вас. Я… люблю… Федю, - последние три слова она прошептала.

   - Я не прошу твоей любви, Соня, - чувствуя, что почти убедил, настойчиво говорил Шерстнёв. – Твоего  уважения и присутствия рядом со мной будет достаточно. И ещё…- он сглотнул и умоляюще прошептал, - я никогда не  был отцом Соня. Позволь стать им… для тебя и для твоего ребёнка.

   - Но зачем мне выходить за Вас замуж?- девушка впервые за  несколько часов разговора   посмотрела в лицо собеседнику.- Зачем это Вам? Какая Вам-то от этого выгода?

   - Никакой, - кривя душой, произнёс мужчина. - Я хочу тебе помочь выжить Соня, - устало, с ноткой  грусти  в голосе, закончил. – Одной, тебе не выжить, тебе нужен кто-то, кто поможет. Подумай.

    - Но брак, это, этоо, - девушка не смогла подобрать  слов, чтобы продолжить.

   - Брак, это защита, Соня. Защита для тебя, для твоего сына или дочери. Профессора Шерстнёва знают многие, это не пустой звук в определённых кругах, в частности среди врачей. Если захочешь, то в дальнейшем может поступить в медицинский институт и стать врачом…

  - Вы что же мне предлагаете, чтобы я, пользуясь Вашим именем, Вашими связями шла дальше по жизни?- вскочив  со стула, метнулась к двери Соня.

   Каким-то образом, не смотря на хромоту, Шерстнёв сумел преградить  путь и обнял её, на миг, позволив себе, насладиться объятьем и почерпнуть в нём силы  для дальнейшего разговора.

   - Успокойся, не уходи, подожди, - попросил он, и повёл Соню обратно к стулу. Усадив, вернулся  к своему, но не сел, заговорил  стоя.- Я буду честен. Наш брак будет фиктивным, физической близости не будет, это первое. Об имени я упомянул, потому что оно действительно известно. Но  я не предлагаю тебе им пользоваться для твоего обучения и твоей дальнейшей работы или карьеры. Я смогу тебе помочь,  передав  накопленные мной  знания и опыт тебе.  Это второе. И третье, самое главное. У твоего ребёнка будет отец. А я  смогу себя им почувствовать, пусть в своём уже немолодом возрасте. Соня, я  не прошу ответа сразу, подумай. До окончания твоего лечения я остановился здесь, в городе. Твои вещи  сняли с поезда, они у меня.  Если ты не захочешь принять моё имя, я  и тогда не оставлю тебя и помогу, как знакомый, которому ты не безразлична…

   В палату Соня, вернулась, словно в тумане. Несколько оставшихся дней, что она провела в больнице, девушка перебирала все доводы  «за» и  «против» , которые определят  её жизни дальше.

   За день до выписки,  Ольга родила девочку. Соня и Лариса остались в палате вдвоём, и, именно, Лариса подтолкнула девушку к  положительному согласию на  замужество. Задумчивость и тревога подтолкнули Ларису и она завела ненавязчивый разговор.  В  результате, которого Соня, незаметно для себя  рассказала обо всём, что с ней случилось за, казалось, совсем короткую, как у неё,  жизнь. 

   - Но ведь, это, же не всё, Соня, - произнесла Лариса, улыбаясь. – Ты стала совсем другой, после того, как вернулась  ночью  в палату. В тот вечер, когда Роман Игоревич пригласил тебя с собой, ты пришла через пять часов. Где ты была? Что произошло?  - она  тепло смотрела на растерявшуюся девушку,  которая внезапно поняла,  что она рассказа о своих проблемах, сама того не ведая. – Не пугайся меня, я не обладаю гипнозом. Моя профессия - психолог и  я знаю, как можно вывести человека на откровенный разговор. Расскажи, что тебя мучает. Я постараюсь помочь, если ты  позволишь.

   Соня  немного поколебалась, а потом, запинаясь и прерываясь, рассказала о предложении Ивана Васильевича.

   - Странно,- задумчиво протянула Лариса.- Я слышала о профессоре Шерстнёве, но никогда с ним не встречалась. Мне бы с ним поговорить, тогда бы я поняла причину его   настойчивого  предложения о замужестве. Но, исходя из того, что я услышала о тебя, его предложение - самый разумный выход.  Погоди, погоди. Гордость и упрямство своё придержи. Давай рассуждать  здраво и без лишних эмоций. Первое - у тебя будет бесплатная крыша над головой,  не нужно задумываться, где дальше  жить. Ты сможешь учиться и получить дальнейшее образование- это второе.  У твоего ребёнка будет отец. Это и есть самое главное, самое важное. Оно перечёркивает и первый, и второй, и пятый, и десятый пункты, которые можно перечислять до бесконечности.  А об отце малыша можно сказать одно, он поступил, как настоящий мужчина, любящий. Любовь,  настоящая любовь  не проходит,  и вы обязательно встретитесь. Двадцать лет большой срок,  за это время  может многое произойти, поверь мне.

    - Но получается, что я предам Федю, если выйду замуж за Ивана Васильевича, - прошептала Соня.

    - В каком-то смысле да, но  в прямом нет. Он тебя любит, твой Фёдор,  и поймёт. А Шерстнёв  в преклонном возрасте, и  в браке с его стороны тебе вряд ли что грозит, в смысле близость,  - пояснила Лариса. – Решать, конечно, тебе. Прими правильное решение. И ещё одно, фамилия у тебя будет другая, жить тоже станешь там, где никто не знает. Со стороны родственников погибшего  тебе также  ничего грозить не сможет. А  со своими родными постарайся несколько лет не поддерживать отношения. Пройдёт время, тогда и свяжешься с ними.

   После разговора с Ларисой Соня долго лежала без сна. Мысленно она просила прощения у Фёдора, у Рокотовых. Чтобы начать новую жизнь, ей нужно будет отпустить  прошлое.  

    На следующий  день она передала  записку для Ивана Васильевича через Романа Игоревича. В ней  было одно слово «Да».

     Спустя две недели Софья Бормотова стала Софьей  Шерстнёвой. В четырёхкомнатной квартире   профессора у неё была отдельная комната. Всё сводное время  она проводила за учебниками, планируя  весной сдать экзамены и получить аттестат об окончании средней школы. Иван Васильевич следил за правильным питанием  будущей мамы и  почти силой отрывал её от занятий, настаивая на прогулках по свежему воздуху.

     Дни шли, бежали, мчались. Первое движение  малыша, нежное и  едва заметное,  наполнило Соню радостью, и жизнь стала приобретать новый смысл.

    В тот день, когда дочь сделала робкий толчок в животе Сони, Фёдор пришёл в себя. Молодой человек пролежал  три недели без сознания, в результате ножевого ранения, полученного в тюремной драке. Он  принял на себя удар, предназначенный другому заключённому. Поступок его  был осмысленным, он совершил его не потому, что сломался под ударами судьбы или перестал ценить свою жизнь.

   В тот день  он услышал случайный разговор между незнакомыми зеками, которые планировали убийство человека, которого на зоне называли Бизон. Ранение оказалось тяжёлым, Фёдор  находился между жизнью и смертью. Открыв глаза, он увидел сидящего рядом с ним  молодого парня, в тюремной робе. Тот, обнаружив, что Колотовкин очнулся, криво ухмыльнулся,  нехотя произнёс:

   - Бизон  передаёт  благодарность за спасение  жизни. Ты  его кровный брат, он  кровь свою дал. А это, я скажу тебе, по нашим законам  нарушение, - мужчина встал, пошёл к двери. – Живи тихо, больше тебя никто на зоне пальцем не тронет. А если тронет, то умрёт, как собака, это я уже от себя говорю.

     Заключённый  вышел  за дверь, и  Фёдор  прикрыл тяжёлые веки,  медленно погружаясь в сон. Впервые за несколько месяцев,  в его сноведение пришла она, его  Соня. Любимая молчала, но он видел  любовь в её взгляде. И эта любовь придавала сил  для дальнейшей жизни.

       Следователь Веригин сидел в своём кабинете,  невидящим взглядом смотря на серую папку, в которой находилось несколько бумаг.

   Одной из них было настоящее заключением о  времени смерти Агатова Бориса Анатольевича, в результате ножевого ранения скончавшегося за полчаса до того, как его  нашла  мать.

   В дело об убийстве он собственноручно положил поддельное заключение, где время было сдвинуто на два часа назад.

   Ещё в папке лежали показания Бормотовой Софьи Михайловны,  супругов Рокотовых и Петровой Василисы Терентьевны, подтверждающие не причастность Фёдора Колотовкина к убийству Бориса Агатова.

   Но самым веским доказательством было признательное заявление Михаила Варина, который пришёл с повинной, узнав об аресте Колотовкина. Веригин принял  заявление и отпустил, поводив лично на крыльцо,  не смотря на недоумение Варина. Через час Михаила нашли мертвым в парке, где он был задушен. Глава района, родной дядя убитого, распорядился  убрать настоящего виновного.

   Фёдор, отрицающий свою причастность к убийству, согласился с обвинением и подтвердил  вину после того, как ему пригрозили, что любимая девушка может неожиданно умереть при невыясненных обстоятельствах. Веригин  сфабриковал уголовное дело, но оставил  доказательства в оправдание Колотовкина,  не выполнив приказа об уничтожении настоящих показаний. Серая папка  пять месяцев лежала у него в сейфе. Сегодня он решил её унести из здания  отделения милиции.

  Тишину кабинета нарушил телефонный звонок. В такой поздний час мог звонить звонить только один человек, игнорировать которого у Веригина не получалось. После третьего звонка, снял трубку:

    -  Как дела у сына, Максим Викторович?- раздался в трубке голос Кузьмы  Агатова.- Когда домой возвращаются твои?

    - Доброй ночи, Кузьма Семёнович, - глухо поздоровался   Веригин. – Через неделю должны быть дома. Спасибо за помощь, Кузьма Семёнович.

   -  То-то, - рассмеялся Агатов. – Передавай привет супруге, как-нибудь заеду к вам в гости.

   В трубке раздались короткие гудки, но Веригин ещё долго держал   её в руках, с тоскливой нежностью смотря на небольшую фотографию, стоящую в рамочке на рабочем столе. На ней  его жена Светлана  обнимала за плечи темноволосого  мальчика с ясными серыми глазами. С серыми  глазами,  ещё недавно очень похожими на глаза самого Максим, которые у него самого потеряли ясность, стали грязными. Единственный сын был обречён,  тринадцать месяцев назад  у которого обнаружили опухоль головного мозга. Шансом на спасение  была операция,  которую делали  в Германии. Ради того, чтобы маленький Серёжка Веригин выжил, Максим выполнил приказ  Агатова.  А Агатов пообещал помочь с поездкой в Германию. После приговора суда он своё обещание выполнил.

      Глава района Агатов Кузьма Семёнович  у вышестоящего руководства был на особом счету. Грамотный, хваткий, властный он просчитывал свои ходы и планы до мельчайших деталей. Но если кто ему переходил дорогу, затрагивал интересы  семьи или родных, тем он мстил. Мстил жестоко, не наказывал, а мстил.  В  случае,  когда погиб Борис, он мстил  двум людям. Фёдору,  за то, что он вышел победителем в  драке и завоевал сердце девушки, а Соне – за то, что она предпочла Борису Фёдора. За день до своей гибели Борис рассказал дяде о своих планах на счёт понравившейся ему девушки и попросил помочь ему в их осуществлении. Кузьма, любивший племянника как  родного сына (у него было три дочери!), попросил Борю, чтобы он не подходил к Соне самостоятельно.  Кузьма Семёнович  надеялся, что после женитьбы Борис изменится в лучшую сторону.  Но племянник не послушался, после того, как Агатов ознакомился со всеми обстоятельствами уголовного дела, он распорядился о том, чтобы наказание понёсли Фёдор и Соня.

    Разрушая жизни людей, идя по трупам, он строил свою «империю»,  её территория захватывала  не только район, которым он руководил.

    Веригин, погладил рукой улыбающееся лицо сына и, сунув папку  под пиджак, вышел из кабинета.

Прошло семнадцать лет.

    Полный седой старик, сидящий  за столом в уютной светлой кухне, с любовью смотрел на невысокую темноволосую  девушку, которая увлечённо разговаривала по телефону.

  - Аленка, -  негромко сказал он.- Пирог сгорит.

  - Ой! – испуганно воскликнула  та. Торопливо  попрощалась по телефону, быстро подбежала к плите. – Пап, почему ты меня раньше не позвал?- попеняла девушка, выхватывая из духовки противень с пирогом.  - Он  же чуть не сгорел у нас.

    - Ничего не случилось, он только слегка подрумянился, - довольно улыбнулся мужчина. – Ты же любишь румяные корочки.

    - Ага, люблю, - девушка приподняла край изделия и, удовлетворённо хмыкнув, порывисто обняла отца сзади и прижалась щекой к его седой голове.-  А  ты не знаешь, мама скоро придёт домой?

   - У неё сегодня две плановых операции, - довольно жмурясь, словно кот,  улыбнулся он. – Часа через два вернётся,  я так думаю.

   - Пап, а можно мне с Верой в гости на неделю поехать?- скорчив жалобное личико, протянула девушка. – Она к бабушке  в деревню собралась, меня с собой зовёт.

   - У мамы нужно будет отпроситься, - ответил ей отец. – Если она разрешит, то поедешь.

   - Ой, пап, я тебя очень люблю, - девушка чмокнула мужчину в щеку и убежала вглубь квартиры.  До  него донёсся её звонкий смех и стук двери.

    Иван Васильевич взглянул на настенные часы  и, с трудом поднявшись на ноги, медленно пошёл  в направлении своего кабинета- спальни.

    Высокий мужчина с посеребрённой головой медленно шёл по берегу реки. Узкая тропинка о речную гладь привела его к заводи, где полоскали ветки  три гибких ивы. У кромки воды стояла молодая женщина и задумчиво смотрела на противоположный берег. Приход неожиданного гостя, нарушил её уединение. Обернувшись, она испуганно вскрикнула, прикрыла  рукой рот, прошептала сквозь пальцы:

   - Фёдор?

   Мужчина вгляделся её  в лицо, задал встречный вопрос:

   - Мария?

       Приношу искренние  извинения за ошибки и описки, допущённые в тексте.