Глава IX Берег иллюзий
17 марта 2016 -
Денис Кравец
Да, музыка это лучшее лекарство. Моя домашняя музыкальная студия стояла в зале, развернутая к огромному смотровому окну. Когда появлялась возможность немного заняться сочинительством, я садился за аппаратуру и обожал смотреть через окно в морскую даль. Как-то получалось перекладывать на ноты все окружающее умиротворяющее великолепие. Когда же за окном бушевал шторм, музыка копировала мощь и ярость стихии, рождая увертюры в стиле маэстро Вагнера. Набросив наушники, чтобы лучше погрузиться в атмосферу алхимии звука, я с головой ушел в процесс творения. Прикосновения пальцев к клавишам рождали звуки, идущие из самой глубины сердца. С каждой нотой, открывали маленькие воображаемые дверца в моей душе, наполняя свежим, чистым и легким ветром, разгоняющим тоску и принося с собой нежность и лирику. Говорят, что музыка рождается в муках творчества. Вот что-что, а это о себе бы не сказал. В моем случае, музыка приходит очень легко. Вероятно, что звуками мне еще есть что сказать и поэтому музыка стремительно зарождается в моей душе и моя задача сводится к тому, чтобы успевать быстро ее перекладывать на ноты. Это вихрь великолепных ощущений, который тебя просто захватывает и взмывает силой эмоций вверх, позволяя, дотянутся до седьмого неба и парить там, высоко над землей. Это как еле ощутимая грань между царством Морфея и реальным миром, на которой так сложно держаться, но при всей сложности, удержавшись, ты испытываешь такой коктейль эмоций, который просто несопоставим ни с чем, что может происходить с тобой в реальном мире. Говорят, что самые сильные чувства человек испытывает во время оргазма. Так вот это что-то очень похожее, идентичное, но оргазм, не затрагивая твоего бренного тела, происходит исключительно с твоей душой. Хотя вру, тело тоже дает свой импульс. Сердце смеется, пальцы рук мягко гладят клавиши … так что вернее сказать, что все твое Я участвует в этом волшебном процессе. И когда твои уши ласкает сотворенная тобою мелодия, тебя просто распирает радость, гордость, счастье от рождения твоего дитя, созданного из вибраций воздуха, родивших звуки твоего сердца, приносящих в свет голос твоей души. В самые темные времена твоего жизненного пути твори все что угодно! Рисуй, пой, танцуй, создавай музыку, пиши стихотворения или просто смотри на солнце и разговаривай с Творцом. Творец – учитель, давший нам возможность творить светлое и вечное. Творчество – лучшее лекарство, способное излечить раны и с новой силой открыть тебе красоту мира, в который ты пришел.
Мое творческое дитя рождалось быстро, стремительно, молниеносно. Мне казалось, что не я, а кто-то сверху помогал мне. Я был просто инструментом, проводником, родителем через которого музыка приходила в этот мир.
Добавив пару штрихов, я причесал мое творение легкой аранжировкой и, сбросив наушники, подсоединил массивные колонки, дабы прочувствовать момент рождения, знакомства своего ребенка с этим миром. Это волнительное событие! В такой момент хочется, чтобы весь мир был свидетелем, весь мир услышал голос твоего дитя. Я настроил громкость звука. Из колонок полилась музыка, рожденного только что творения. Мягкие звуки быстро заполнили все пространство мелодикой. Пространство вокруг меня наполнилось незаметной для глаза легкостью, воздушностью, прозрачностью. Чувствовалось, что воздух вокруг меня стал осязаем. Носом я втянул запах морского бриза с ели улавливаемыми нотками меда. Мне даже показалось, что медовый, сладкий вкус ощутили мои рецепторы на языке. Странно конечно, но я ощущал эту сладость во рту. Я закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Слегка покачиваясь, я полностью погрузился в сотворенный мир звуков, запахов и свежести окружающей меня атмосферы. Воображение рисовало мир, расплескивая в сознании все новые и новые яркие краски. Я гулял в своем воображении и вернулся в реальный мир лишь с завершающим аккордом. Комнату заполнила тишина… Она не была давящей или тяжелой. Она как послевкусие, мягко разливалась в пространстве. Мир вокруг меня на секунду замер. Ни последние ноты рожденного ребенка, а вот эта самая бархатная тишина и была тем самым последним аккордом. На мгновение показалось, будто все сказанное мною уже произнесено и больше в этом мире мне нечего делать. Будто мелодия рожденная секундой назад это и есть высшая, главная увертюра моего пути! После нее нет смысла что-либо произносить в дальнейшем! Так часто бывает, только сотворенное тобою нѐчто, в твоем сознании подымается на самую вершину пьедестала твоего творчества и тебе кажется, что ничего более великолепного ты не создавал и уже не способен будешь создать. Ты лелеешь эти минуты так бережно, как только способен беречь рожденное от тебя дитя, которое ты первый раз берешь на руки. Ощущение будто весь мир лежит в эти минуты на твоих руках, твой взгляд просто не способен передать все тепло твоего сердца, рожденному тобою творению. Завтра наступит время сомнений и переживаний. Тогда ты будешь прослушивать это творение более придирчиво, и искать в нем изъяны, но сейчас, сейчас это вершина твоего блаженства, которое ты не в силах у себя отнять.
Тишина, как облако, держала меня в полуреальном мире. В мире фантазии и грез. В мире со̀зданной мечты. Мне хотелось еще раз нажать кнопку и прогуляться к воображению вновь. Я потянулся к столу за компьютерной мышкой, как за спиной услышал нежный, сладкий голос:
- Эта самая восхитительная музыка, которую я когда-либо слышала!
Столь лестные слова от столь знакомого и желанного голоса, были настолько приятны и неожиданны, что я сразу не поверил, что слышу их на самом деле. Даже мускул на моем лице не дрогнул. Я продолжал пребывать в воображаемом мире и ничуть не удивился услышанным словам. Поэтому я включил мелодию повторно и вслух произнес:
- Я всегда мечтал услышать эти слова от тебя и в этой мелодии все мои чувства к тебе. Я так хочу увидеть тебя и обнять. Я не могу без тебя! – произнес я полушёпотом, развалившись в кресле, задрав голову к потолку и бросив эти слова в полумрак комнаты.
- Так посмотри и обними – раздался голос из-за спины.
Я понимал, что впасть в бредовое состояние я рано или поздно должен в ожидании ее возвращения, но что это наступит так скоро, я не мог предположить. Когда разговариваешь сам с собой это полбеды, а вот когда общаешься с воображаемой любовью это уже совершенно другая патология, неизлечимая. Мысленно перекрестившись и, прогоняя от себя дурные диагнозы, я продолжал вкушать музыку своего сердца, давая четкие указания своему разуму больше не обращать внимания на кратковременное помутнение рассудка и не отвечать назойливому голосу. Но не прошло и минуты, как не унимающийся голос опять настойчиво вгрызся в мой разум:
- Ты так и будешь меня игнорировать? – проплыл голос в моем мозгу с еле заметным раздражением. – Тогда я пойду и не буду тебе мешать! Я бы и в этот раз, наверное, сослался на свое воспаленное воображение, но после этих слов я услышал отчетливое шевеление за своей спиной. Вот теперь мое тело отреагировало на присутствие еще одной души в полутемной комнате. По спине стремительно пробежали мурашки и тысячи мелких иголочек покрыли пальцы. Я засеменил ногами, медленно разворачиваясь на своем кресле. Боковое зрение выхватывало накрытые полумраком объекты, а мозг судорожно пытался их идентифицировать. Смятение мгновенно заполнило душу, и кровь хлынула к груди. В такой ситуации все органы чувств работают с троекратным усилием. Все обостряется до невероятной чувствительности. Все, кроме самого важного органа в данной ситуации, зрения. Работая за ярким монитором, в полумраке, глаза очень медленно адаптируются к темноте. Но как назло именно зрения мне сейчас и не хватало. Тускло-молочный лунный свет еле-еле окаймлял сидящую в глубине комнаты фигуру. Не было видно ни лица, ни рук, ни плеч, лишь мягкий контур, так нежно обволакивающий знакомый до боли силуэт. Да, могу признаться, ее фигуру я мог узнать даже в кромешной темноте. Она, подобрав под себя ноги, облокотившись на подлокотник, уютно расположилась на краю дивана. Мои «незрячие» глаза пропитались вселенской нежностью, сердце бешено забилось. Дыхание на секунду перехватило, а горло моментально пересохло. Я не мог произнести ни одного слова. Неожиданность, радость, страсть, боль, злость - все переплелось в эти секунды. Я сорвался с места и мгновенно перемахнул через всю комнату. Увидеть ее здесь(!), сейчас(!), было столь неожиданно, что я не мог понять, как мне действовать дальше. Она в эти минуты была для меня столь призрачна, что я боялся к ней даже прикоснуться. Я упал перед ней и нежно обнял ее, склонив голову на колени. Я проявил слабость в тот момент? Возможно. Но я был наедине со своим вожделенным сокровищем и условности мира для меня не имели ни малейшего значения. Кто знает, почему в такие минуты мужчин накрывает безмерное чувство нежности? Вроде как неприсущая черта для сильной половины человечества? Но я, мои чувства, переживания были в те минуты оголены. Я любил и всецело доверял этому нежному созданию сильнее, нежели заботился о приличиях и своем достоинстве. Я был с ней! Я был растворен в ней! Я дышал ею и был счастлив. Безмерно счастлив рядом с ней.
Мне требовалось время, что бы прийти в себя и осознать, прочувствовать ее присутствие рядом с собой. Она обняла мою голову, легонько перебирая волосы, нежно прикоснулась губами к моей макушке и в такой позе мы застыли на вечность. Мне так показалось, что на вечность. Мне казалось, что время оставило нас. Забыло о нашем существовании. Сжалилось и ненадолго простило нас, остановив отсчет наших жизней.
Я закрыл глаза и в моей голове, как в короткометражном фильме, стремительно пронеслись все часы и минуты, проведенные с Настей. От первой минуты встречи, внизу, окутанной ночной, призрачной вуалью морского берега, до этой секунды, вверху, в моем одиноком пристанище. Мы вернулись в наш мир. На берег питающий душу и рождающий иллюзии. Мы, пройдя через тернии, вернулись к звездам, описав круг во вселенной. Я бросил свое благополучие к ногам нашего счастья. Я отвоевал ее у целого мира. И в моей душе появилась уверенность в слове «Завтра». Проснулись безмерные силы способные свернуть горы, осушить моря и создать счастливую жизнь для моей возлюбленной. Я как будто долго и усиленно бежал, сбивался с дыхания, разбивал ноги в кровь и несмотря ни на что добрался до цели. И теперь, в объятиях любимой, мог перевести дыхание и немного успокоится. Все эти переживания были настолько реальны, что я почувствовал как в действительности тяжело и учащенно дышу, как колотится в груди сердце. Мне нужно было время для того чтобы успокоится. И время дало нам эту возможность. Когда же я пришел в себя, то смог подняться, взять Русалочку на руки, посадить на свои колени и нежно уткнутся носом в ее шею. Нам не нужны были слова, мы говорили друг с другом через объятия, через кожу, через дыхание. Я с блаженным удовольствием втянул носом сладкое облако ее запаха. Я знал его. Мне он мерещился по ночам. Любимый, желанный, родной. В нем я растворился и почувствовал те самые медовые нотки, сбившие меня с толку некоторое время назад, сидя за компьютером. Я удивляюсь своей памяти. Лишь однажды в своей жизни я слышал запах этого непревзойдённого аромата. Это был Botrytis Ginestet! Однажды я почувствовал аромат этих духов. Он напоминал теплый осенний вечер, закат, забытый легкий мотив, напеваемый под нос, запах костра, отдающей последние соки лозы, и целое море душистых, пропитанных сладостью южного солнца, гроздей винограда. Этот аромат, как вкус старого вина, аккуратно отложился в моем сознании, что бы в эти минуты всплыть из глубин памяти и покорить меня снова, но уже в облаке аромата желанной мною женщины. Вот он - мед! Она сама была для меня самым сладким медом. В детстве нам давали сладкое, как награду. И я сейчас ощущал себя вот таким ребенком, получившим свое вознаграждение за все то, что пережил. У меня не было ни малейшей уверенности, что она ко мне вернется. Была только надежда. Единственное что остается у человека, когда весь мир вокруг рушится - это надежда. Она остается последней пристанью, последним пристанищем и она рождает и укрепляет веру, которая, в свою очередь, поддерживает в сердце огонь любви, не давая ему погаснуть. На самом пике влюбленности, когда ты грезишь любимым человеком, когда просыпаешься по ночам с единственным желанием, хотя бы увидеть свою возлюбленную, когда ты смотришь на чарующие краски заката и тоскуешь о том, что это природное чудо сейчас не видят глаза твоей единственной, не разделяют этой красоты вместе с тобой. Какие бы обстоятельства и стены не укладывала между вами судьба, ты не способен расстаться с любимой, не способен просто вырвать ее из собственного сердца. Кто бы ни призывал тебя к здравому смыслу, не просил бы включить логику, не давал бы мудрых житейских советов, каждый, кто на это решится – твой первоочередной враг. Мы слепы и глухи в таком состоянии, потому что нами в те минуты правят чувства. Но лишь эти чувства способны сотворить чудо. Ведь любовь это не логическое соединение молекул, как бы ни пытались нас уверить в этом ученые, любовь это и есть необъяснимое сплетение разных чувств, рожденных из неоткуда, но при этом не исчезающих в никуда. Она остается в сердце, памяти, в душе. Она напоминает о себе ежечасно, ежесекундно, достаточно лишь посмотреть в небо. Она продолжает жить в тебе и рядом с тобою. Она передается по наследству. И когда ты отворачиваешься от любви, когда используешь ее как разменную монету, что бы взамен ты не обрел, все равно в душе ее место заполняет одиночество и страх. Любовь не отступает. Нет. Она просто предлагает тебе выбор между пустотой и светом, между одиночеством и счастьем, между существованием и жизнью. Человеку была дарована возможность выбора, и ты сам решаешь, как его использовать. Но не обольщайся любовь, она тоже женщина, и отвергая ее, ты можешь поплатиться.
Мелодия, рожденная моим сердцем, окутывала нас своей лирической палитрой. Звуки ударных в унисон отражали наши сердца. Я нежно гладил волосы моего возвращенного счастья. В те минуты в мире ничего не было для меня ценнее, чем принцесса, сидящая на моих руках. И ничего так сильно я не желал, как просто дышать ею. Чувствовать стук ее сердца. Слышать ее дыхание. Прикасаться пальцами к ее нежной коже и шелковым волосам. Растворенные в нашей любви, мы просто сидели, держа друг друга в объятиях, и боялись разжать пальцы. Боялись очнуться, раскрыть глаза и не увидеть любимых глаз, не почувствовать прикосновений обожаемого тела. Во снах, неоднократно, я переживал подобную встречу и сейчас боялся, что все происходящее может оказаться просто сном. Горячими, воспаленными губами я нежно прикоснулся к ее сладкой шее. Закрыв глаза, я вдыхал полной грудью ее аромат. Моя голова блаженно кружилась. Она все сильнее прижималась ко мне, сжимая в ладонях ткань моей одежды. Все крепче объятия, все гуще туман в сознании, все острее чувства. На какой-то очень тонкой, воздушной, неуловимой грани, мы, наши души, танцевали, кружились и опускались в естество друг друга. В самую укромную, самую потаенную часть души. Туда, куда даже близких людей не пускают. В ту часть души, которая разговаривает наедине только с тобой и с Богом. В самую свитая-святых. Возможно, никто больше никогда тебя не подпустит даже близко в это место, но в тот вечер я был допущен в самое «сердце души». У души может быть сердце? Вероятно, да. И мне посчастливилось его увидеть в любимом человеке. Она открыла последнюю дверь передо мной. Она обнажила истинную себя. И я увидел рождение ее души. Точно так же из ничего рождаются звезды во Вселенной. И так же из ничего, с ослепительным взрывом рождаются наши души. Потом они укрываются от мира молочно-сизым облаком. Но самый центр так и остается миниатюрной атомной звездой. В каждом из нас есть такая ярчайшая звезда.
«В самую суть»! «Познать истину»! В тот момент я очень отчетливо понял смысл этих слов, ибо я был там! В самой сути человека! Любимого, обожаемого человека. Покрытые одеждой, мы обнажили свои души и наслаждались пронизывающей, откровенной, истинной, интимной сутью друг друга. Познать это – непередаваемый подарок! Каким бы сильным и потрясающим не был плотский оргазм, но это! Это как будто вся Планета, Галактика, Вселенная рождается и струится из тебя! Можно ли представить одновременно огромный, бескрайний мир и мельчайший атом? Вот это оно и есть. Понять, осознать, представить это просто невозможно. Это можно только прочувствовать! За этим и наградил нас Господь чувствами, что бы на мгновение, на миллисекунду, когда-нибудь, мы могли познать аксиому, забыть которую впоследствии уже не в силах!
Во время первой нашей встречи, здесь, на берегу, тогда, когда мы кружили в нашем танце любви, мы дошли до той же самой точке, но тогда я этого ощущения испугался. Тогда мне казалось, что мы дошли до апогея и перед нами открылся другой мир, потусторонний. Мир вне жизни! Тогда я испуганно умолял вернуться «к живым». И лишь сейчас, в эту самую минуту, я понял, прозрел, осознал, что был в том же самом вневременном месте, но тогда понял его превратно. Это была точка не за гранью жизни, это была сама жизнь! Ее рождение! Ее абсолютный ноль! Ее начало! И ее всепоглощающая любовь! Наши крохотные сердца душ с бешеной скоростью вращались друг вокруг друга, и этот вихрь рождал нашу любовь. Любовь, которую невозможно передать, которой невозможно делиться с другими. Но эта любовь зарождает большую, более обширную. Ту, которая пропитывает все окружающее тебя. Ту, которая несет твою любовь ко всему миру, к каждой молекуле, к каждому атому во Вселенной. Ты наполняешь свою душу этим чувством и к чему бы ты ни прикасался в дальнейшем, ты будешь нести, будешь отдавать эту любовь. Она зажгла огонь, который ты понесешь по своему жизненному пути. Ты будешь делиться любовью с другими людьми, но эта, первородная, останется исключительно вашей страстью, вашим секретом, вашим рождением. Жизнь может разбросать людей. Может пройти время. Но подлинные чувства всегда будут поддерживать этот огонек в самом сердце твоей бессмертной души.
Я бережно приподнял ее голову. Мы встретились взглядом. И со всем трепетом и нежностью я поцеловал ее в сладкие, нежные, мягкие, влажные, жаркие уста. Этот поцелуй я не забуду никогда. Он был настолько чувственным, настолько тонким, как будто капля прохладной росы держалась на самом кончике иглы. Как будто крыло бабочки скользнуло по твоей щеке. Как будто кончик волоса неожиданно стал чувствительным. Настолько ярким, нежным, безмерно чувственным был наш поцелуй. Я сбрасывал ее одежду, целуя каждый миллиметр открывающего моему взору тела. Так искусно. Не было ни одного неловкого движения. Все медленно поглощало тягучее время. Мы, наши движения, как две струю водопада чистейшей горной воды переплетались, кружились, рисовали в потаенном полумраке комнаты наш рисунок любви, страсти, рождения, воссоединения. Я знал ее тело? Да! Тысячу раз, да! Но, как это ни странно, я открывал ее тело, ее душу, ее любовь впервые! Точнее, это произошло на совершенно новом, невообразимом ранее для меня уровне. Расставание и мысли потери ее для меня, где-то в самой глубине сознания, сотворили чудо. Дали мне возможность понять и осознать хрупкость нашего «сегодня». Дали возможность познать ценность любой секунды. Отрезали уверенность присутствия рядом с любимым человеком. Все это рождало не передаваемое наслаждение каждой минуте проведенной вместе. Это было импульсом, допингом, подзатыльником. Мои пальцы, глаза, ноздри старались запомнить все, не пропуская ни малейшей детали, желая отложить в памяти ее образ, запах, взгляд. Я не спешил, не стремился обладать ею «здесь и сейчас». Я растянул прелюдию во времени насколько мог. Я хотел и наслаждался ею.
Она лежала на спине, обнаженная, раскрытая передо мной. Я расправлял ее волосы. Ласкал плечи, шею, живот и ноги. Тыльной стороной рук, я гладил ее грудь, не прикасаясь к соскам. Ребрами ладоней нежно пропускал меж бедер, очерчивая вожделенный треугольник ее лона. Крепко сжимал талию и целовал, целовал, целовал каждый бугорок, каждую впадинку восхитительного, обожаемого тела в тех местах, где только что проплывали мои руки. Возбуждая и дразня, я наслаждался ее глубоким, ровным дыханием и с улыбкой наблюдал за ее мимикой, открывая для себя ее сладкие зоны «порхающих бабочек». Уголки ее рта пробуждали улыбку умиления. Она еле заметно морщила носик и сводила брови от удовольствия. В тот момент я чувствовал себя волшебником, способным рождать такие приятные и ласковые эмоции. Эта игра вызывала трепет в моей душе и чем острее и тоньше были мои действия, тем сильнее у меня щекотало под ложечкой. Я улыбался в ее закрытые глаза и гладил взглядом ее тело. Когда же от удовольствия она легонько приоткрыла рот, я моментально прильнул и поцеловал в сочные губы. Приоткрыв глаза, она светилась и изливала на меня такую нежность, ласку и любовь, что внутри моей груди загорелось жгучее пламя с новой силой воспаленной страсти.
- Еще чуть-чуть и я тебя просто разорву от желания – произнесла она шепотом, лукаво улыбаясь.
- Еще чуть-чуть? Значит, у меня есть немного времени? – ответил я ласковым, немного задиристым голосом.
- Ах так! – выплеснула она, подымаясь на колени, желая свалить меня на спину.
Быстро извернувшись, я оказался за ее спиной и своими бедрами крепко прижал принцессу. Мои руки коснулись ее талии. Ладонями я скользнул, выписывая, как скульптор, вдоль ее фигуры и, огибая грудь, обхватил ее плечи. Ее руки слегка коснулись моей спины, а я нежно и крепко прижал зубами ее тонкую шею ниже затылка. Из меня вырвался звериный рык, моментально отразившийся легкими мурашками вдоль ее спины. Она прогнулась, распрямляя грудь, и крепко впилась пальцами в мои волосы. Это был весомый ответ с ее стороны. Немного оттягивая и собирая в пучок мою шевелюру, корни волосков натянулись, создавая приятную дрожь вдоль моего тела. Легкое противостояние, игривая неуступчивость, они всегда были спутниками нашей связи. И без этой маленькой детали, возможно, отношения наши не были бы столь острыми. В наших чувствах уживались столь противоречивые вещи. Мы жили друг для друга и одновременно с этим были яростными эгоцентристами, оба. Вся эта игра вела нас и была вишенкой, перчинкой нашей любви. Выпад одного, всегда находил ответ другого. И поэтому, я не в силах был испортить ее предвкушения. Я дернул, что было силы головой, пытаясь освободиться, и при этом плотно, как в чашечки лифа, заключил ее грудь в своих крепких ладонях. Положение моей принцессы в моих руках и, дабы удержать полный контроль, я аккуратно между пальцами пропустил и сжал ее набухшие соски. Моя Русалочка издала глубокий, истомный стон и инстинктивно скрестила руки на своей груди поддавшись вперед. Она попыталась свернутся в комок и мои руки оказались, как в капкане, между грудью и коленями. Я буквально навалился на нее. Но сила раскалённого внутреннего огня поглощала нас и мы уже действовали исключительно инстинктами. Качнувшись назад, мы снова выпрямились. Я обхватил рукой ее шею, слегка прижав трахею, а вторая рука скользнула сквозь слегка раздвинутые бедра в самое лоно, плотно прижав набухший цветок. Она была в моей власти физически, но удивительно, что я был пленен ее нарастающим желанием. Внутри и с наружи я чувствовал себя как натянутая до пределов струна. Лихорадочные вибрации будто пробивали нас на сквозь. Мышцы гудели, тело горело. Я почувствовал влагу, стекающую сквозь мои пальцы из ее лона. Наша прелюдия стала больше напоминать не приятное предвкушение с разогревом, это было уже истязание тел и оголенных нервов. Не выдерживая, я мгновенно раздвинул пальцы под увлажненной розой. С могучей силой я вошел в нее, испуская облегченный стон. Мы отражали эмоции друг друга как в зеркале! Мы кружили в бессознательном! Мы любили друг друга как в последний раз! Мы возносились к небесам и падали в головокружительную пропасть. Секс не может быть искусством? Мы творили! Наши тела, наши души соединяясь рождали что-то невообразимо красивое, чистое, светлое. Да, чистое и светлое. Нас можно осуждать за порочную связь, но искренние чувства проросшие в душах несли столько света, трепета, нежности и чистоты. Мы не были ханжами, мы просто любили всецело и без остатка. Когда же не осталось сил больше сдерживаться нас накрыла волна разорвавшегося сознания. И опять таки произошло это одновременно! Сильно! Искренне! Страстно! Я не сдерживался. Из моей груди вырвался оглушающий экстаз. Мужчина всецело растворенный в любимой женщине на пике захлестнувшего оргазма не может и не должен сдерживать себя. Это естественно и прекрасно. Это восхитительно видеть, слышать и чувствовать эмоции любимого существа. Так и должно быть, ведь в такие секунды вы одно целое. Вы целый мир!
Выплеснув могучую энергию, отдав силы без остатка, я склонился над ней, нежно обняв ее все еще бьющееся в конвульсиях тело. В пространстве вокруг нас все еще вибрировала рожденная, как будто для этого случая, музыка. Из забытьи до меня доносился, приятно накатывающий волнами, звук. Я был счастлив как блаженный. Я обнимал Настю, слегка покачиваясь. Ее лицо закрывали волосы. Мне безумно захотелось ее расцеловать. Но когда я приподнял ее лицо, то увидел намокшие от слез глаза. Она еле сдерживалась, что бы не заплакать в голос.
- Что случилось, мое сокровище. Ты только вернулась ко мне и сразу же слезы? – целуя в обожаемые глаза, шёпотом проговаривал я.
Она не смогла ничего ответить. Сжимая губы, мое сокровище смотрела мне в глаза. Зрачки ее лихорадочно бегали и она не смогла сдержалась. С такой силой, болью, страданием из ее груди вырывался, плачь. Она заливалась слезами и громко навзрыд рыдала. Я знаю, что после пережитых эмоций бывает и такая реакция, но как больно смотреть на такие страдания любимого человека. Даже если это слезы счастья и удовольствия. Мне рвало сердце. Я готов был разревется вместе с ней. Ее слезы обжигали мою душу. Резали мои нервы. Горячий ком перекрыл мое горло, и я не мог его проглотить. Лишь утешающее шипение слетело с моих уст. Я качал ее как в колыбели. И как только отпустило горло, я смог шепнуть: «Все будет хорошо. Мы уже вместе». Так в моих объятиях и нашёптываниях засыпала мое небесное счастье, периодически вздрагивая, пока ее не накрыл глубокий сон. Меня хватило не на много дольше. Нежно обнимая ее, я провалился с приходом первых лучей рассвета.
* * *
Мне так было сладко спать, что я проспал не только утро, но и весь день. И лишь с заходом солнца, когда красный огненный шар коснулся горизонта морской глади, я открыл глаза. Точнее даже не открыл, а в полудреме перевернулся на другой бок, желая обнять свое возвращенное сокровище и немного понежится, ощущая рядом с собой цветок, благоухающий нежным и таинственным ароматом. Но моя рука, описав дугу, коснулась прохладной пастели. Вначале я подумал, что Русалочка уже встала и возможно даже готовит кофе к моему пробуждению, но ладонью я почувствовал прохладу постели и значит, мое сокровище покинула наше ложе как минимум полчаса назад. Вычислив очевидный факт, мой сон как рукой смело. Неожиданность и испуг пронзил мое сердце, заставляя судорожно соображать. Я моментально вскочил и ринулся на кухню. Но там я ее не застал. Горло перехватило, из-за чего я не мог позвать ее голосом. Я рысью обшарил весь дом, но Русалочки нигде не было. И лишь когда я выскочил на террасу, к горлу хлынула кровь, и я заорал: «Настя! Настя! Где ты?!». Но лишь эхо вторило мне, отбрасывая отчаянный окрик от скал и унося сладкое имя куда-то в море. Можно было бы подумать о том, что Настя ненадолго отлучилась и мои опасения просто беспочвенны? Но уж сильно щемило сердце, перехватило дыхание, и пульсировала в голове болезненная мысль: «Конец. Это конец!». Я вбежал обратно в дом, рыская глазами и ища факты моего опасения. Ее одежда, вещи, все, что было с ней, исчезли. Остался лишь упоительный аромат ее запаха, витающий в воздухе. Она как бы растворилась в моем сне. И если бы не вчерашний вечер, я бы мог согласиться, что просто видел прекрасный и сладкий сон. Но вчера было! Было не во сне! Было явью! Все же, я решил взять себя в руки и не паниковать раньше времени. Мне надо было успокоиться. Я присел за компьютер. Шевельнув компьютерную мышь, я ждал, когда загорится монитор. Я хотел еще раз включить сочиненную волшебным вечером музыку. Я был уверен, что мягкие перекаты звуков успокоят меня и заставят прийти в себя. Но когда монитор загорелся, перед глазами всплыло открытое письмо, опалившее мое сердце раскаленной кровью.
«Любимый, сладкий, нежный мой принц. Я тебя очень сильно люблю! Я так мало, а, вероятно, никогда не говорила тебе эти слова «Я тебя люблю!». И сейчас я корю себя за это. Ты подарил мне незабываемую сказку, которую я буду хранить в своем разбитом, печальном сердце.
Что греха таить, у меня была и первая, и вторая любовь. Я подымалась на седьмое небо, но с тобой я поднялась значительно выше…! Мои чувства к тебе подбросили меня так высоко, что я с холодной дрожью боюсь падать вниз, на нашу твердую планету. И меня это пугает! Пугает, как может пугать приближение смерти. Я проснулась и эта мысль была первой в моей голове. Я решила, что лучше уйти на пике чувств и обжигающей любви к тебе, чем познать даже малейшую горечь. Наши отношения для меня стали сродни святым. И это правда! Я не хочу замарать их бытом, даже маленькими жизненными разногласиями. Я хочу, чтобы они остались хрустально чистыми в твоем и моем сердце. Я тебя искренне люблю!
Я благодарна тебе за то, что ты сделал для меня. Я знаю, как сильно ты меня любишь, и не смею более доставлять тебе боль.
Нельзя было мне встречать тебя на своем жизненном пути … нельзя. Ты стал для меня гладком чистого воздуха. До нашей первой, и не побоюсь сказать, роковой встречи, я задыхалась, мне все постыло. Я сбежала перед самой свадьбой на ТВОЙ берег, желая справиться с тошнотой в душе. Да, мысли о самоубийстве, не скрою, меня тогда посещали. И мне надо было побыть в одиночестве, чтобы справиться с ними. Если бы справиться не получилось, я, наверное, ушла бы в море и просила бы принять меня и уложить спать под прохладным одеялом морской глади. Я была готова и на это, и провидение послало мне тебя, за что я его сейчас безмерно благодарю! Спасибо всем Высшим силам за нашу встречу! Благодарю!
Ты не заметил на моем лице этого отчаяния благодаря себе самому. Ты как вихрь, как веселый ветер ворвался в мой мир и мгновенно сдул с моей души все печали. Ты не давал мне опомниться. Ты закружил меня в море своих эмоций, в море своей страсти! Да, тысячу раз, да! Я с тобой потеряла голову и благодарна тебе за это, любимый. Не думай обо мне ничего плохого. Я, конечно, ни при каких обстоятельствах и думать не могла, что вот так в первую же встречу отдамся без тени сомнения в руки мужчины. Но ты был не просто мужчина. Ты был ветром моего спасения. Ты был и есть моим собственным сердцем, которое бьется для тебя и с тобой вместе. И я благодарна тебе за это! Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты живешь. За то, что смотришь в это небо, в которое гляжу и я. Прости за сумбур. Сумбур сейчас в моей голове. Каждое слово написанное сейчас мною отдает в моем сердце острыми иглами, заливает мою душе горящим огнем. Я четко осознаю, понимаю эти минуты моей жизни. Сейчас я совершаю самоубийство, не физическое, а душевное. Самоубийство своей любви и, вероятно, неспособна трезво оценить мир вокруг. Прости! Я женщина. Женщина рожденная эмоциями и живущая ими. Вот и слова эти выстраиваются не буквами, а песней, печальной песней, моего сердца.
Возможно, другая осталась бы с прежней своей жизнью. Лелеяла воспоминания и мечтала бы по ночам. Но после нашей с тобой первой встречи, я много ночей провела в слезах, вспоминая тебя, вспоминая нашу лунную сказку. Я просила Высшие силы, чтобы они смиловались и больше не сводили нас в жизни. Но возможно они имели свои планы? Возможно, судьба посчитала иначе? Возможно, ты был столь настойчив, что не было в мире силы способной тебя остановить. И ты сумел вернуть меня в свои объятия. Сумел подарить мне самые светлые, сказочные минуты моей жизни, за что я тебе и Судьбе сейчас благодарна! Спасибо!
Твои нежные прикосновения, твое дыхание, твой страстный взгляд останутся навечно во мне. В памяти, в сердце и под кожей. Я буду завидовать небу, в которое ты смотришь. Я буду ненавидеть ветер, который тебя держит за руки, потому что это право принадлежит мне. Буду закрывать глаза и слышать, как ты дышишь, не важно на сколько ты будешь далеко от меня. Я буду слышать, чувствовать, как кровь бежит по твоим венам, как клетки твоего организма наполняются кислородом, как сокращаются мышцы лица, когда ты улыбаешься. Буду слышать твои мысли. Ты будешь спать, я буду целовать твои глаза. Ты будешь плакать, я соберу твои слезы в ладонь... Я всегда буду с тобой. Всегда!
К сожалению, я не смогу дать тебе бо̀льшего рядом с тобой. Так уж вышло. Я была слишком молода и совершила ошибки, за которые сейчас расплачиваюсь. Я не знала, что когда-нибудь встречу такую сильную и вечную любовь.
В детстве, я зачитывалась книгами об Анжелике и даже не могла надеяться, что испытаю эти чувства наяву. Спасибо тебе за это! Я благодарю тебя! Благодарю! Благодарю!
Ты сейчас спишь. Надеюсь, что тебе сниться прекрасный сон. Сейчас твое лицо такое сладкоеJ. Ты похож на спящего маленького ангела. И если я допишу, и ты не проснешься, чего мне очень хотелось бы, то я поцелую тебя в прекрасные и такие любимые сердцу глаза, прикоснусь к твоим губам нежно и сладко. И исчезну из твоей жизни, а быть может и из своей. Навсегда! Потому что, я тебя люблю! Люблю больше собственной жизни …»
Буря эмоций, испепеляющее душу отчаяние, разрывающий крик, вырывающий «с мясом» душу из тела…, нет. Не это последовало за последним прочтенным словом ее исповеди. Глаза так и отпечатали в сознании слово «жизни». Пустота! Безмолвная, ледяная пустота вселилась в сердце. Антипод жизни – смерть окутала своими черными крыльями меня. Внутри ни дернулся, ни один нерв. Вокруг нависла давящая тишина. Я не слышал ни прибоя, ни шума ветра и песни птиц, лишь пронзительный одинокий, еле различимый тонкий писк в ушах и полное опустошение. Я сидел перед монитором. Мышцы сковали, как в тесках. Жизнь как будто ушла из моего тела и лишь монотонный, редкий стук сердце свидетельствовал, что я еще жив. Больше вокруг меня не было мира. Он просто исчез, испарился, пропал в бездне.
Не помню, сколько времени я так просидел без движения. Час, два, не знаю, не скажу. Я не расслабился. Шок настолько меня поразил, что я, прочитав письмо, так и застыл. Когда тупая боль сковала мою поясницу, лишь тогда меня отпустило. Я распластался в кресле и еще раз попытался включить написанную недавно мелодию. Но ее звуки так резанули по нервам, что я не мог выдержать боль, резавшую меня, от когда-то воздушной, вдыхающей жизнь, мелодии. Я пытался понять, проанализировать что произошло. Почему же она решала уйти? Я сам стал себя корить, что мало ей говорил слов любви. Мало обнимал. Мало целовал. Мне сейчас этого очень не хватало. Мне безумно хотелось ее вернуть. Обсыпать поцелуями и крепко прижать к себе так, чтобы она не смогла вырваться. Не на секунду. Не на мгновение. Я влюбился до безумия, но недоцеловал, недолюбил. За все время нашего романа, мне доставались мизерные крохи времени рядом с ней. Я видел лишь цель. Цель вырвать ее из прежней жизни. Увести. И лишь потом наслаждаться ею, ее голосом, ее ласками, ее запахам, ее телом, ее душой. Я поверить не мог, что в тот момент, когда она всецело должна принадлежать мне, я ее потеряю. Вот когда себе скажешь: «Не расставайтесь с любимыми ни на миг». Цените каждую минуту, секунду, мгновение. Отдавайте всего себя. Растворяйтесь в любви к возлюбленной. Потому что потерять любовь можно очень, очень быстро. Потеря любви это не долгое умозаключение: «Что может не нравиться в любимой?», нет. Это не долгие часы и дни расставания, нет. Это уже постфактум. Любовь исчезает мгновенно, в долю секунды. А все остальное это желание оправдать свои остывшие чувства. Желание дать объяснения своему мозгу, почему ты больше не трепещешь только от вида ее походки, почему больше сердце не замирает от ее голоса, почему в ее глазах ты больше не видишь своей души. Но в моем, в данном, случаи, все настолько живо, настолько обжигающе, настолько разрывающе. Моя душа рыдает. Больно. Очень больно и внезапно. Это не может, не должно быть правдой! Я не могу ее потерять так банально, так просто, так глупо.
Я вскочил, решительно настроившись вернуть ее. Мне было все равно, что со мной сделает Лукьянов. Все равно, что может произойти. Я готов был штурмом взять его трижды проклятый дом. И даже если я не смогу его взять силой, хотя бы еще раз взглянуть в ее бездонные глаза. Потом можно и умереть.
Схватив из бара бутылку водки, я выскочил из дома, откупоривая ее зубами, прыгнул в машину и рванул в Меллас, к дому-цитадели, которая обязана пасть перед моим яростным натиском. Я несся по дороге, одновременно выравнивая руль и глотая огненную воду большими глотками. Меня сорвало. Меня понесло. Меня захлестнул гнев и отчаяние. В ту минуту я не остановился бы не перед чем. Я был яростным львом. Свирепым, наглым, бесстрашным. Да и водка давала о себе знать. Расстояние между моим домом и крепостью Лукьянова составляло примерно 30 км, с учетом объездов, съездов и заездов. За это время я успел осушить одну бутылку и по дороге заскочить в магазин за другой. Увидев дурно пахнущего перегаром, продавщица просто онемела. Я ворвался. Крикнул: «Водки» и полез в карман за деньгами, но, не найдя онных в кармане, на повышенных тонах сказал: «Завезу деньги чуть позже! Хорошо?» Надо было ее видеть. Она прижалась к прилавку, как будто срослась с ним от самого рождения. Ее глаза настолько округлились, что были готовы выскочить и убежать. Она покраснела. Моментально побелела и так робко замлела, как ягненок:
- Стаканчики не нужны?
Мне даже не стоило что-либо отвечать. Мой вид красноречиво свидетельствовал, что остальные аксессуары данного банкета меня не интересуют. Я развернулся и выскочил из магазина, рявкнув через плечо:
- Нет, спасибо.
Также как и минутами раньше, я проделал зубами тот же ритуал, что и с первой бутылкой. Эффектно выплюнув крышку в урну трехочковым плевком, вскочил в машину и рванул, подымая столб пыли возле, с миром покоившегося, магазинчика.
Заглатывая последний глоток второй бутылки, я резво вошел в поворот поселка и стал стремительно спускаться по серпантину к дому Лукьянова. Припарковаться у самого дома не удалось. Все пространство было заставлено машинами.
- Собрались черти! Готовьтесь к смерти, я пришел – проскочила крылатая, героическая мысль в моей голове. Мне пришлось остановиться немного дальше чем в трех шагах. А ведь эти шаги были жизненно необходимы, так как матушка земля под ногами немного пошатывалась. Я, в мозгах быстро, но на деле достаточно медленно, с усердием, пробирался вдоль тротуара к дому-цитадели. Учитывая сложность передвижения, я решил обдумывать план дальнейшего взятия Бастилии непосредственно перед ней. Сильно уж отвлекало сознание перемещение по неровной, колышущейся под ногами поверхности. Но, не успев, добраться до места, кто-то сзади меня сильной рукой прихватил за плечи, придавив горло, и потянул назад. Конечно, бороться с притяжением земли и оккупантом исподтишка было крайне сложно. Силы были не равными. Я потерял равновесие и ввалился через калитку на соседний участок. Приподняв голову и развернув ее назад, у меня было твердое намерение дать в морду, но морда оказалась добродушно улыбчивое лицо старичка-отставника, моего хорошего друга. Неожиданная метаморфоза окончательно раскроила мой мозг, и сознание куда-то улетучилось. Помню только, как я сладко распластался на земле и в этот момент «выключили свет».
Очнулся я от того, что мои ноги замлели. Я лежал в крайне не удобной позе, скрюченный на тесном диване. Чтобы потянуться мне пришлось выстрелить ногами поверх подлокотника дивана. Что я собственно и сделал, больно ударившись руками в стоявший рядом с диваном платяной шкаф. Солнце издевательски светило прямо в левый глаз, от чего пришлось моментально забыть о боли и преградить путь солнечному лучу ладонью. В соседней комнате звонко бренчала кухонная утварь, и раздавался свист закипевшего чайника.
- Идиллия – подумал я, не успев пока пошевелить головой.
Моя проверка на прочность шкафа оказалась услышана, и в комнате через секунду появился старичок-отставник.
- Но вот, Дмитрий Александрович, ты проснулся – улыбаясь, произнес мой друг, подходя ко мне с кухонным полотенцем через плечо. – У меня уже все готово. Поднимайся, умывайся, и прошу к столу.
Я сгруппировался, и хотел было быстрым движением с разворотом вскочить с дивана, но тут меня постигла неудача. Моя голова как будто жевательной резинкой прилипла к постели. Подымаясь, я ощутил всю прелесть земного притяжения. Мало того, что в голове многотонный колокол готов был издать свой оглушительный звон, так еще и вес самой головы ни на грамм был не легче. Голову одновременно сжимали исполинские тиски и при этом раздували таких же размеров кузнечные меха. Жарко стало как в кузне. Я налился кровью, и гримаса моего лица красноречиво свидетельствовала о безумно тяжелом процессе подъема.
Мои сверхчеловеческие старания с все той же не проходящей улыбкой наблюдал старичок. Вероятно, он наслаждался моими мучениями? Может, вспоминал свою молодость и похожие подъемы с этого дивана, иначе его улыбка, хотя бы ради приличия, должна была исчезнуть с лица, проявив на нем же неподдельную участность и сострадание. Но нет, ему было явно приятно наблюдать за мной. Всласть насладившись, он произнес:
- Я приготовил отвар, который меня научили делать еще на работе. Спецотвар! Он поможет привести тебя в должное состояние.
Слова «Спецотвар» и «на работе» меня сильно воодушевили, и я решительно поднялся и пошел приводить себя в порядок.
Я присел за стол, и старичок поставил передо мной большую чашку с разрекламированным «Спецотваром». Я немного поддался вперед, желая почувствовать аромат волшебного зелья. Не скрою, мой нос ожидал вкусить что-то совершенно противоположное. Разило так! Просто не передаваемо! Описывать не буду, ибо даже сейчас вспоминаю запах с содроганием. Глаза даже слегка прослезились. Но, позвольте, что я хотел от 9-го отдела КГБ. Вероятно, это тоже был способ вытащить нужную информацию у не шибко разговорчивых шпионов. Мой лекарь и это успел подметить.
- Мало того что это средство прекрасно справляется с восстановлением человека после прилично принятого, оно еще и крайне полезно для здоровья. Пейте, пейте смело – и он, слегка подтолкнул чашку в моей руке к моему же рту.
- Не сомневаюсь – успел лишь бросить я в отвар, проглотивший мои слова бутылочным звуком. Кто-нибудь может объяснить почему все полезное обязательно такое неприглядное на вкус или цвет? Ну, буквально все если вкусное, то обязательно вредное, а вот если имеет дурной до ужаса запах или как это зелье зелено-коричневого цвета, то полезное? Почему только для самых маленьких детей делают лекарство вкусными? Потому что малыши ни за что не поверят в полезность странной на вкус и запах бормотухи. Поэтому их принято дурить. А взрослым достаточно сказать, что это полезно и пожалуйста, клиент ваш! Так и я сейчас держал в голове слово «полезно» и огромными глотками глотал варево друида Панарамикса. Пройдя экзекуцию сполна, я перевел дыхание и стал ждать спешащего «на полусогнутых» результата. На удивление результат не заставил себя долго ждать. Уже через минут пять я почувствовал как весь груз алкогольного избытка мягко и незаметно растворился. Теперь я тоже мог сказать что это «Спецотвар». Блестяще! Но принимать его можно только при сильном синдроме алкогольного отравления. Так сказать «клин-клином». Иначе, вспоминая цвет, запах и вкус, вряд ли можно пересилить себя для повторного эксперимента.
Полностью восстановив свой изрядно побитый вчерашним алкоголем организм, мы приступили к трапезе. Просто шикарное слово – трапеза. Забытое, но слегка даже помпезное. При произношении этого слова даже как-то чувствуется основательность. Да и завтрак должен быть основательным. Мой друг оказался прекрасным кулинаром. Приготовленные им блины были великолепны. Сложенная на тарелке блинная колона благополучно уменьшалась в своих размерах, и происходило это достаточно быстрыми темпами.
- Мне приятно наблюдать за здоровым молодым организмом – улыбаясь, произнес гостеприимный хозяин дома.
- Простите, не могу удержаться – жуя очередной блин, я выразил свое восхищение переполненным ртом.
Старик засиял от удовольствия и добавил:
- Меня научила готовить эти блины Анастасия Павловна.
В этот момент, тщательно разжеванный блин как-то прервал свой путь по пищеводу и застрял в горле. Я постарался вложить в этот глоток всю свою волю и скрыть свою неловкость, но передо мной сидел целый отдел контрразведки, которую обмануть просто не реально.
Старичок даже не стал замечать моих стараний и юлить вокруг да около. Он мягко, но уверенно перешел к больной для меня теме.
- Настенька была у меня вчера – начал он. Я сразу напрягся, так как Настенька и у меня была вчера. – Она пришла ко мне с небольшой походной кладью. Я сразу понял, что что-то произошло и у меня сразу екнуло в сердце. Она пришла проститься – продолжал он, с горечью в горле. В этот момент и у меня екнуло в сердце. До меня стало только сейчас доходить, что письмо, написанное мне, было не сиюминутной эмоцией.
- Мой возраст позволил мне расспросить ее о столь радикальном решении. Поверь, Дмитрий Александрович, со стариками молодые девушки более разговорчивы – произнес он с легкой, но глубоко печальной, смазанной улыбкой. Он ненадолго замолчал, как будто погрузился в свои глубокие мысли и прореживания. Но короткая пауза показалась мне мучительно долгой. Мне не терпелось его вернуть в реальный мир.
- Да и профессия приходит на помощь – ни найдя ничего более оригинального, постарался поддержать разговор я.
- Профессия? – улыбнулся он. – Нет, важны задатки коммуникабельности. Они, как правило, врожденные. Профессия лишь наносит огранку – он опять на пару секунд замолчал. И сделав глубокий вдох продолжил:
- Дмитрий Александрович, эх встретились бы мы раньше, когда я еще работал. Я бы тебя к себе забрал с превеликим удовольствием! У тебя горячее сердце, чистая душа, бесстрашие, порядочность и непоколебимость веры! Такие мне в свое время ох как нужны были.
«Да завербовал уже» подумал я с раздражением: «Что там с Настей, не томите?»
- У тебя есть сигареты? – произнес неожиданно он. – Я давно не курю, но сейчас потянуло. Бывших курильщиков не бывает – добавил он, слегка улыбнувшись.
- Конечно. Только в доме как-то..? – удивился я.
- Пойдем в палисадник, к розам – предложил он.
Да, перекурить хотелось жутко. Не потому что «пухли уши», просто ситуация была критически напряженная, да и он до неприличия все оттягивал разговор.
Мы вышли в сад и расположились рядом с розами на небольшой скамейке. При виде роз, конечно, защемило. Каждый шаг по усадьбе старичка чем-то напоминал о Насте. Мастер пауз Станиславского опять-таки медленно подкурил, затянулся, поднял подбородок вверх и выпустил дым паровозом.
- Мягкие какие-то – с удивлением произнес он.
- Сейчас все борются с курением. Кто курит, покупает легкие сигареты, что бы меньше гадости попадало в легкие – стал объяснять я.
- Ты борешься? – с ехидным удивлением произнес старичок, посмотрев на меня с прищуром.
- Нет – замялся я – просто, как то привык.
- Тогда зачем пользуешься фальшивкой? Стал меньше курить? – не унимался он, все никак не переходя к основной теме.
- Да, нет, наоборот, стал курить больше – немного растеряно сказал я.
- Ты же настоящий человек. Куришь, так кури настоящий табак. И накуришься, и подделку сосать не будешь. Раньше был отличный табак. Вот, к примеру «Казбек». Ух, как пробирал. На работе дым коромыслом. Домой возвращаюсь, а жена мне: «Это Петр Иванович пришел или Петька-сапожник?». Был у нас тут Петька-сапожник, без сигареты во рту ничего не делал. Думаю, даже спал с папироской. Так вот, приду домой и иду сюда. Посижу, выветрюсь, а уж потом домой. С тех пор привык за час до приезда домой курить «по-последней». Так что чистый табак здоровее будет.
Наконец-то, я смог вспомнить, как его зовут, а то как-то неудобно получается. Все утро мучился, вспоминая имя. А он, молодец, сразу запомнил, а главное вспомнил!
- Петр Иванович, так что с Настей? Это уже не игра была. Я уже плюнул на приличия и фактически схватил его «за грудки», образно конечно. Тут он поменялся в лице. Стал грустным и серьезным.
- Любит она тебя, шибко любит. А может это страсть? Не знаю. Это дела ваши, молодые. Нам со своей колокольни вроде и виднее, но сколько я ей в голову не вбивал, осталась при своем – и он опять замолчал, делая при этом длинную такую затяжку. – Знаешь, она не может иметь детей. Так уж вышло. И как бы это является ее причиной уехать и скрыться от твоих глаз подальше.
- Так я же ее люблю! Мне только она и нужна! А дети … я об этом не задумывался. Главное любимый человек рядом – попытался возмутиться я.
- Так-то оно так, да не так – протянул задумчиво старик, - Вот ты у меня появился, как сын, ей Богу. Но у женщин все устроено по-другому. Вот моя покойная жена, пока была молодая, каждый месяц глаза на мокром месте держала. Это никакая наука не подскажет, что в душе у них в такие дни происходит. Я тоже много горевал, но по-мужски. Я был рад от того, что рядом именно она. И, честно тебе сказу, дали бы возможность прожить еще одну жизнь, так бы и прожил. Именно с ней. Потому что любил. Любил всем сердцем. И она меня любила. Поэтому и сказал тебе, что не пойму, любовь у Насти к тебе или же страсть. Оно бывает так, что не отличить вовсе. И лишь, какие-то серьезные проверки могут дать ответ. Вот так вот, Димчик. Да и потом, скажу тебе, как сыну. У вас получилась прям латиноамериканская сага. Один любит второго, а второй третьего. Знаешь, хотя и считается, что треугольник самая прочная фигура, но в душевном плане три направленных вектора – и он поджал грустно губы, - На чужой беде, счастья не построишь. Она Сергея Брониславовича уважала, но никогда не любила. Я это понял сразу. Он прекрасный человек, порядочный, но сердце у него такое тихое. Возможно, он и может гореть, но я этого никогда не замечал. Настя – огонь, яркий и страстный, а он даже в размолвке голоса никогда не повышал. Уважала она его, но не любила. Порой казалось, что отношения у них под стать болоту. Тахо, аж лягушки квакают. А когда появился ты, вот тогда-то она и ожила, да так, что в пору было солнцезащитные очки одевать рядом с ней. Сияла! Ярко сияла. Я ее такой и не видел доселе. Но там уж не знаю, что она себе втемяшила в голову … - он недоговорил и лишь по-отцовски похлопал меня по колену.
Так в суровом мужском разговоре мы провели пару часов рядом с благоухающими и прекрасными Настиными розами. Как будто она присутствовала рядом. Как будто своим ароматом окутала и обнимала нас. Двух любимых ее сердцу мужчин. Когда же я собрался, Петр Иванович провел меня до калитки и на прощание сказал:
- Она сменила свой прямой телефон, догадываясь, что ты приедешь ко мне, а я несмотря ни на что тебе его обязательно дал бы. Я очень хотел видеть вас вместе. Очень. И если же у вас настоящая любовь, то и судьба будет благосклонна, и она вернется. Истинные чувства никуда не уходят, они прочны, как у нас с моей любимой женой, навечно.
Я поблагодарил его, обнявшись на прощанье. Вскочил в машину пропитанную перегаром и отправился в Симфи. Возвращаться в пустой дом на берегу означало трогать кровоточащие раны. А это не по мне.
Проезжая мимо Алустона меня как магнитом потянуло завернуть. В эти минуты я хотел увидеть Грацию. Человека, который был так близок моему сердцу. Я вспомнил ее слова: «Все будет хорошо». Наивные конечно слова, но уж надежду питают крепко. Но все же в такой момент мне не хотелось, чтобы она меня такого видела. Подавленного. Я отдал себе отчет, что даже перед ней носил определенную маску. Как не крути, для каждого человека у нас запасена какая либо маска. А зачем? Да просто потому, что мы хотим выглядеть лучше, чем мы есть. Так уж нас научили с детства. Умеешь держать марку – молодец. Распустил сопли – ай-яй, нехорошо, ты же мальчик. Вот и приучили нас всегда держать марку. Но при этом мы не даем себе отчет в том, что вероятно, когда надо держать марку, именно в эту минуту мы не осознано врем. Врем себе и людям. Люди нас воспринимают так, как мы себя ведем перед ними в разных ситуациях. Если человек молча воспринимает какой-то поступок, значил еще его «палку» не перегнули. Можно продолжить проверять на прочность дальше. Возможно, вот так и Настя проверяла лукьяновский предел. А он терпел и, в конечном счете, к чему это привело? Может, возмутился бы пораньше и все прекратилось. И не было бы меня в ее жизни. Вот мы и одеваем маски, что бы скрыть свое сердце, а в чем-то и свою боль. Так, когда же мы настоящие? С кем? Только с собой, наедине? Так чего же мы требуем от других искренности, если сами не честны? Настоящий мужчина может заплакать. Да на удивление это так. Но тем самым он проявляет не свою слабость и беспомощность, а наоборот силу. Ведь только сильный человек может позволить себе быть слабым и бесстрашным одновременно. Но страх показаться слабым, быть осмеянным, заставляет нас носить маски и продолжать врать всем и себе в частности, расшатывая нервы, а значит лишать себя здоровья. Поэтому, когда невмоготу мы используем депрессанты: таблетки, алкоголь, легкие и тяжелые наркотики. Таким образом, мы пытаемся защитить свой эмоциональный мир, но этим мы его только разрушаем. И это несет с собой куда бо̀льшее зло, нежели простая эмоциональная разрядка. Но когда в твоей жизни появляется человек способный принимать тебя таким, каков ты есть и сам рядом с тобой быть открытым и правдивым, тогда вы становитесь истинны и отношения ваши искренни и дружба цельная. Но это уже от судьбы зависит, встретите вы такого человека или нет. Где-то в глубине души я верил, что Грация именно такой для меня человек. Даже посещали крамольные мысли. Желание увидеть в Насти какие-то черты Грации. Я всячески эти мысли уничтожал, понимая, что человек таков, какой он есть и не нам его переделывать. Но сейчас поддержка Грации ох как нужны была бы. Хотелось не то что бы выговориться, хотелось понять действия Насти чисто с женской колокольни. Но моя маска пересилила меня эмоционального, и я прошел поворот в сторону Алушты, даже не снижая скорости.
Симферополь меня встречал пестрым ковром фонарей, ярких светодиодных ламп витрин, замысловатой подсветкой величественных зданий. Все светилось ночными огнями. Город готовился к вечерней веселой жизни. Прихорашивался как модница перед вечерним променадом. Я поймал себя на мысли, что раньше после такой жизненной неудачи, я бы погрузился с головой в ночную жизнь с дурманом алкоголя и мощным потоком децибел по ушам. Это привычный вариант забыться и отвлечься. Просто переключился и мир вокруг тебя на время заблестел всеми цветами радуги. Но в этот раз меня просто тянуло домой. В пустую квартиру, где тихо и гуляет полумрак. Зайдя в родной дом, в свою крепость, я сбросил верхнюю одежду и отправился на кухню поставить на огонь чайник. Проходя вдоль прихожей, я плечом зацепил дверцу шкафа. Я больно ударился о ребро дверцы, и она медленно с традиционным скрипом отварилась. Это был мой «детский» шкаф. Здесь пылились вещи, которые вдохновляли меня в детстве, помогая постигать этот мир. На уровне моего взгляда, на полке, красовалась недостроенная модель парусника. Я его строил лет в десять. Увидев его, память моментально выхватила картинки из детства. Я вспомнил, как я его собирал. Как мечтал стать капитаном и на таком вот паруснике путешествовать по всему миру. Вспомнил, как мальчишкой меня поразила книга Грина «Алые паруса» и как я просил родителей купить мне алую ткань для моего парусника. Как они каждый раз просто забывали о моей просьбе. И как однажды в родительском шкафу, ох и любил я рыскать в нем в отсутствии родителей, я нашел отличный отрез алой ткани, отрезал, как мне казалось, незаметный кусочек. Как матери не хватило каких-то сантиметров на платье и какой после этого был грандиозный скандал. Вот с тех пор мою страсть к моделированию и прекратили. И мой быстроходный бриг был помешен, как и я под арест. Все это проплыло перед глазами. Я улыбнулся детским воспоминаниям, вытащил парусник, решил вспомнить запретное искусство моделирования и отвлечься от темных и печальных мыслей о Насте. Символично как-то вышло, раньше я строил этот корабль для того чтобы встретить свою Ассоль, а теперь заканчивал его строительство после того, как Ассоль исчезла из моей жизни. Моделирование оказалось прекрасной заменой очередной бутылке. Пожалуйста, если вам плохо на душе, творите, и созидание поможет вам справиться с душевной болью.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0334429 выдан для произведения:
Вот и разговор с Лукьяновым состоялся. И свой ультиматум я выставил. И вроде все в жизни стало подвластно моему плану, силе моей руки. Вроде не обстоятельства, а я стал вести себя по жизни. Но почему же какое-то скрытое, давящее ощущение, преследует меня? Почему мне кажется, что я опять остаюсь, полностью зависим от обстоятельств и воли других людей? Почему? – думал я, слыша в телефонной трубке «Абонент находится в зоне недосягаемости». Странно, но слова «зона недосягаемости» въедались в мозг как огромная стена, бетонная, монолитная, непреступная, разделяющая меня с Настей. Эта «зона» постоянно является нашим спутником отношений. Она становится прозрачной, практически воздушной, еле-еле очерченной, когда мы вместе, но когда между нами расстояние ее мощь кажется просто непреодолимой. Даже когда я наслаждаюсь прикосновениями к моей возлюбленной, это чудовище весит где-то недалеко на заднем плане и после слов «До встречи», неуклюже выкарабкивается на передний план, разделяя нас на две половинки. Как будто в символе «инь - янь» пропадают те самые заветные черная и белая точечки, которые, собственно и скрепляют, образуя единство. И остается только черное и белое полотно с четкой, пусть даже и волнистой границей. Я мечтал вырвать ее из прошлого и увести далеко-далеко. Но возможно ли это? Она как иллюзорная мечта. Я пытаюсь ее обнять и прижать к себе, а она в моих объятиях таит и растворяется как дымка. Я прекрасно понимаю, что веду себя как щенок, сидящий возле дома хозяйки и при малейшем шорохе за дверью, начинаю вилять хвостом, надеясь, что сейчас дверь распахнется и выйдет хозяйка и отправится на прогулку, а я буду бежать рядом, смотреть снизу вверх и радоваться, ощущая ее тепло и запах. Эти печальные мысли, как волны серого прибоя накатывали одна за другой, омывая мою душу чем-то промозглым, скользким и тоскливым. Я не мог допустить потерю веры в себя, в свои силы и в радужные перспективы. Это могло стать началом конца, за которым полная апатия, меланхолия, депрессия, потухшие глаза и высушивающая душу черствость. Я почувствовал эти симптомы, уводящие в страну тоски, в которой никогда не подымается солнце над горизонтом. Отгоняя пасмурные мысли, я решил, что лучше способа развеять хандру, нет, чем сплести ноты в мягкую арабскую вязь, соткав воздушное музыкальное произведение, в котором может присутствовать легкая грусть, но лишь эпизодически. Основная преамбула должна нести в себе жизнеутверждающие, победоносные мотивы и, конечно же, любовь. Если разобраться, то я вышел победителем из многих сложных ситуаций за последнее время и мой упрямый характер - орудие, которое способно перевернуть весь мир! Орудие, которое способно бороться за сердце возлюбленной и не сдаваться ни при каких обстоятельствах. Ведь твердость характера и есть тот самый внутренний стержень, так нравящийся слабому полу в нас мужчинах.
Да, музыка это лучшее лекарство. Моя домашняя музыкальная студия стояла в зале, развернутая к огромному смотровому окну. Когда появлялась возможность немного заняться сочинительством, я садился за аппаратуру и обожал смотреть через окно в морскую даль. Как-то получалось перекладывать на ноты все окружающее умиротворяющее великолепие. Когда же за окном бушевал шторм, музыка копировала мощь и ярость стихии, рождая увертюры в стиле маэстро Вагнера. Набросив наушники, чтобы лучше погрузиться в атмосферу алхимии звука, я с головой ушел в процесс творения. Прикосновения пальцев к клавишам рождали звуки, идущие из самой глубины сердца. С каждой нотой, открывали маленькие воображаемые дверца в моей душе, наполняя свежим, чистым и легким ветром, разгоняющим тоску и принося с собой нежность и лирику. Говорят, что музыка рождается в муках творчества. Вот что-что, а это о себе бы не сказал. В моем случае, музыка приходит очень легко. Вероятно, что звуками мне еще есть что сказать и поэтому музыка стремительно зарождается в моей душе и моя задача сводится к тому, чтобы успевать быстро ее перекладывать на ноты. Это вихрь великолепных ощущений, который тебя просто захватывает и взмывает силой эмоций вверх, позволяя, дотянутся до седьмого неба и парить там, высоко над землей. Это как еле ощутимая грань между царством Морфея и реальным миром, на которой так сложно держаться, но при всей сложности, удержавшись, ты испытываешь такой коктейль эмоций, который просто несопоставим ни с чем, что может происходить с тобой в реальном мире. Говорят, что самые сильные чувства человек испытывает во время оргазма. Так вот это что-то очень похожее, идентичное, но оргазм, не затрагивая твоего бренного тела, происходит исключительно с твоей душой. Хотя вру, тело тоже дает свой импульс. Сердце смеется, пальцы рук мягко гладят клавиши … так что вернее сказать, что все твое Я участвует в этом волшебном процессе. И когда твои уши ласкает сотворенная тобою мелодия, тебя просто распирает радость, гордость, счастье от рождения твоего дитя, созданного из вибраций воздуха, родивших звуки твоего сердца, приносящих в свет голос твоей души. В самые темные времена твоего жизненного пути твори все что угодно! Рисуй, пой, танцуй, создавай музыку, пиши стихотворения или просто смотри на солнце и разговаривай с Творцом. Творец – учитель, давший нам возможность творить светлое и вечное. Творчество – лучшее лекарство, способное излечить раны и с новой силой открыть тебе красоту мира, в который ты пришел.
Мое творческое дитя рождалось быстро, стремительно, молниеносно. Мне казалось, что не я, а кто-то сверху помогал мне. Я был просто инструментом, проводником, родителем через которого музыка приходила в этот мир.
Добавив пару штрихов, я причесал мое творение легкой аранжировкой и, сбросив наушники, подсоединил массивные колонки, дабы прочувствовать момент рождения, знакомства своего ребенка с этим миром. Это волнительное событие! В такой момент хочется, чтобы весь мир был свидетелем, весь мир услышал голос твоего дитя. Я настроил громкость звука. Из колонок полилась музыка, рожденного только что творения. Мягкие звуки быстро заполнили все пространство мелодикой. Пространство вокруг меня наполнилось незаметной для глаза легкостью, воздушностью, прозрачностью. Чувствовалось, что воздух вокруг меня стал осязаем. Носом я втянул запах морского бриза с ели улавливаемыми нотками меда. Мне даже показалось, что медовый, сладкий вкус ощутили мои рецепторы на языке. Странно конечно, но я ощущал эту сладость во рту. Я закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Слегка покачиваясь, я полностью погрузился в сотворенный мир звуков, запахов и свежести окружающей меня атмосферы. Воображение рисовало мир, расплескивая в сознании все новые и новые яркие краски. Я гулял в своем воображении и вернулся в реальный мир лишь с завершающим аккордом. Комнату заполнила тишина… Она не была давящей или тяжелой. Она как послевкусие, мягко разливалась в пространстве. Мир вокруг меня на секунду замер. Ни последние ноты рожденного ребенка, а вот эта самая бархатная тишина и была тем самым последним аккордом. На мгновение показалось, будто все сказанное мною уже произнесено и больше в этом мире мне нечего делать. Будто мелодия рожденная секундой назад это и есть высшая, главная увертюра моего пути! После нее нет смысла что-либо произносить в дальнейшем! Так часто бывает, только сотворенное тобою нѐчто, в твоем сознании подымается на самую вершину пьедестала твоего творчества и тебе кажется, что ничего более великолепного ты не создавал и уже не способен будешь создать. Ты лелеешь эти минуты так бережно, как только способен беречь рожденное от тебя дитя, которое ты первый раз берешь на руки. Ощущение будто весь мир лежит в эти минуты на твоих руках, твой взгляд просто не способен передать все тепло твоего сердца, рожденному тобою творению. Завтра наступит время сомнений и переживаний. Тогда ты будешь прослушивать это творение более придирчиво, и искать в нем изъяны, но сейчас, сейчас это вершина твоего блаженства, которое ты не в силах у себя отнять.
Тишина, как облако, держала меня в полуреальном мире. В мире фантазии и грез. В мире со̀зданной мечты. Мне хотелось еще раз нажать кнопку и прогуляться к воображению вновь. Я потянулся к столу за компьютерной мышкой, как за спиной услышал нежный, сладкий голос:
- Эта самая восхитительная музыка, которую я когда-либо слышала!
Столь лестные слова от столь знакомого и желанного голоса, были настолько приятны и неожиданны, что я сразу не поверил, что слышу их на самом деле. Даже мускул на моем лице не дрогнул. Я продолжал пребывать в воображаемом мире и ничуть не удивился услышанным словам. Поэтому я включил мелодию повторно и вслух произнес:
- Я всегда мечтал услышать эти слова от тебя и в этой мелодии все мои чувства к тебе. Я так хочу увидеть тебя и обнять. Я не могу без тебя! – произнес я полушёпотом, развалившись в кресле, задрав голову к потолку и бросив эти слова в полумрак комнаты.
- Так посмотри и обними – раздался голос из-за спины.
Я понимал, что впасть в бредовое состояние я рано или поздно должен в ожидании ее возвращения, но что это наступит так скоро, я не мог предположить. Когда разговариваешь сам с собой это полбеды, а вот когда общаешься с воображаемой любовью это уже совершенно другая патология, неизлечимая. Мысленно перекрестившись и, прогоняя от себя дурные диагнозы, я продолжал вкушать музыку своего сердца, давая четкие указания своему разуму больше не обращать внимания на кратковременное помутнение рассудка и не отвечать назойливому голосу. Но не прошло и минуты, как не унимающийся голос опять настойчиво вгрызся в мой разум:
- Ты так и будешь меня игнорировать? – проплыл голос в моем мозгу с еле заметным раздражением. – Тогда я пойду и не буду тебе мешать! Я бы и в этот раз, наверное, сослался на свое воспаленное воображение, но после этих слов я услышал отчетливое шевеление за своей спиной. Вот теперь мое тело отреагировало на присутствие еще одной души в полутемной комнате. По спине стремительно пробежали мурашки и тысячи мелких иголочек покрыли пальцы. Я засеменил ногами, медленно разворачиваясь на своем кресле. Боковое зрение выхватывало накрытые полумраком объекты, а мозг судорожно пытался их идентифицировать. Смятение мгновенно заполнило душу, и кровь хлынула к груди. В такой ситуации все органы чувств работают с троекратным усилием. Все обостряется до невероятной чувствительности. Все, кроме самого важного органа в данной ситуации, зрения. Работая за ярким монитором, в полумраке, глаза очень медленно адаптируются к темноте. Но как назло именно зрения мне сейчас и не хватало. Тускло-молочный лунный свет еле-еле окаймлял сидящую в глубине комнаты фигуру. Не было видно ни лица, ни рук, ни плеч, лишь мягкий контур, так нежно обволакивающий знакомый до боли силуэт. Да, могу признаться, ее фигуру я мог узнать даже в кромешной темноте. Она, подобрав под себя ноги, облокотившись на подлокотник, уютно расположилась на краю дивана. Мои «незрячие» глаза пропитались вселенской нежностью, сердце бешено забилось. Дыхание на секунду перехватило, а горло моментально пересохло. Я не мог произнести ни одного слова. Неожиданность, радость, страсть, боль, злость - все переплелось в эти секунды. Я сорвался с места и мгновенно перемахнул через всю комнату. Увидеть ее здесь(!), сейчас(!), было столь неожиданно, что я не мог понять, как мне действовать дальше. Она в эти минуты была для меня столь призрачна, что я боялся к ней даже прикоснуться. Я упал перед ней и нежно обнял ее, склонив голову на колени. Я проявил слабость в тот момент? Возможно. Но я был наедине со своим вожделенным сокровищем и условности мира для меня не имели ни малейшего значения. Кто знает, почему в такие минуты мужчин накрывает безмерное чувство нежности? Вроде как неприсущая черта для сильной половины человечества? Но я, мои чувства, переживания были в те минуты оголены. Я любил и всецело доверял этому нежному созданию сильнее, нежели заботился о приличиях и своем достоинстве. Я был с ней! Я был растворен в ней! Я дышал ею и был счастлив. Безмерно счастлив рядом с ней.
Мне требовалось время, что бы прийти в себя и осознать, прочувствовать ее присутствие рядом с собой. Она обняла мою голову, легонько перебирая волосы, нежно прикоснулась губами к моей макушке и в такой позе мы застыли на вечность. Мне так показалось, что на вечность. Мне казалось, что время оставило нас. Забыло о нашем существовании. Сжалилось и ненадолго простило нас, остановив отсчет наших жизней.
Я закрыл глаза и в моей голове, как в короткометражном фильме, стремительно пронеслись все часы и минуты, проведенные с Настей. От первой минуты встречи, внизу, окутанной ночной, призрачной вуалью морского берега, до этой секунды, вверху, в моем одиноком пристанище. Мы вернулись в наш мир. На берег питающий душу и рождающий иллюзии. Мы, пройдя через тернии, вернулись к звездам, описав круг во вселенной. Я бросил свое благополучие к ногам нашего счастья. Я отвоевал ее у целого мира. И в моей душе появилась уверенность в слове «Завтра». Проснулись безмерные силы способные свернуть горы, осушить моря и создать счастливую жизнь для моей возлюбленной. Я как будто долго и усиленно бежал, сбивался с дыхания, разбивал ноги в кровь и несмотря ни на что добрался до цели. И теперь, в объятиях любимой, мог перевести дыхание и немного успокоится. Все эти переживания были настолько реальны, что я почувствовал как в действительности тяжело и учащенно дышу, как колотится в груди сердце. Мне нужно было время для того чтобы успокоится. И время дало нам эту возможность. Когда же я пришел в себя, то смог подняться, взять Русалочку на руки, посадить на свои колени и нежно уткнутся носом в ее шею. Нам не нужны были слова, мы говорили друг с другом через объятия, через кожу, через дыхание. Я с блаженным удовольствием втянул носом сладкое облако ее запаха. Я знал его. Мне он мерещился по ночам. Любимый, желанный, родной. В нем я растворился и почувствовал те самые медовые нотки, сбившие меня с толку некоторое время назад, сидя за компьютером. Я удивляюсь своей памяти. Лишь однажды в своей жизни я слышал запах этого непревзойдённого аромата. Это был Botrytis Ginestet! Однажды я почувствовал аромат этих духов. Он напоминал теплый осенний вечер, закат, забытый легкий мотив, напеваемый под нос, запах костра, отдающей последние соки лозы, и целое море душистых, пропитанных сладостью южного солнца, гроздей винограда. Этот аромат, как вкус старого вина, аккуратно отложился в моем сознании, что бы в эти минуты всплыть из глубин памяти и покорить меня снова, но уже в облаке аромата желанной мною женщины. Вот он - мед! Она сама была для меня самым сладким медом. В детстве нам давали сладкое, как награду. И я сейчас ощущал себя вот таким ребенком, получившим свое вознаграждение за все то, что пережил. У меня не было ни малейшей уверенности, что она ко мне вернется. Была только надежда. Единственное что остается у человека, когда весь мир вокруг рушится - это надежда. Она остается последней пристанью, последним пристанищем и она рождает и укрепляет веру, которая, в свою очередь, поддерживает в сердце огонь любви, не давая ему погаснуть. На самом пике влюбленности, когда ты грезишь любимым человеком, когда просыпаешься по ночам с единственным желанием, хотя бы увидеть свою возлюбленную, когда ты смотришь на чарующие краски заката и тоскуешь о том, что это природное чудо сейчас не видят глаза твоей единственной, не разделяют этой красоты вместе с тобой. Какие бы обстоятельства и стены не укладывала между вами судьба, ты не способен расстаться с любимой, не способен просто вырвать ее из собственного сердца. Кто бы ни призывал тебя к здравому смыслу, не просил бы включить логику, не давал бы мудрых житейских советов, каждый, кто на это решится – твой первоочередной враг. Мы слепы и глухи в таком состоянии, потому что нами в те минуты правят чувства. Но лишь эти чувства способны сотворить чудо. Ведь любовь это не логическое соединение молекул, как бы ни пытались нас уверить в этом ученые, любовь это и есть необъяснимое сплетение разных чувств, рожденных из неоткуда, но при этом не исчезающих в никуда. Она остается в сердце, памяти, в душе. Она напоминает о себе ежечасно, ежесекундно, достаточно лишь посмотреть в небо. Она продолжает жить в тебе и рядом с тобою. Она передается по наследству. И когда ты отворачиваешься от любви, когда используешь ее как разменную монету, что бы взамен ты не обрел, все равно в душе ее место заполняет одиночество и страх. Любовь не отступает. Нет. Она просто предлагает тебе выбор между пустотой и светом, между одиночеством и счастьем, между существованием и жизнью. Человеку была дарована возможность выбора, и ты сам решаешь, как его использовать. Но не обольщайся любовь, она тоже женщина, и отвергая ее, ты можешь поплатиться.
Мелодия, рожденная моим сердцем, окутывала нас своей лирической палитрой. Звуки ударных в унисон отражали наши сердца. Я нежно гладил волосы моего возвращенного счастья. В те минуты в мире ничего не было для меня ценнее, чем принцесса, сидящая на моих руках. И ничего так сильно я не желал, как просто дышать ею. Чувствовать стук ее сердца. Слышать ее дыхание. Прикасаться пальцами к ее нежной коже и шелковым волосам. Растворенные в нашей любви, мы просто сидели, держа друг друга в объятиях, и боялись разжать пальцы. Боялись очнуться, раскрыть глаза и не увидеть любимых глаз, не почувствовать прикосновений обожаемого тела. Во снах, неоднократно, я переживал подобную встречу и сейчас боялся, что все происходящее может оказаться просто сном. Горячими, воспаленными губами я нежно прикоснулся к ее сладкой шее. Закрыв глаза, я вдыхал полной грудью ее аромат. Моя голова блаженно кружилась. Она все сильнее прижималась ко мне, сжимая в ладонях ткань моей одежды. Все крепче объятия, все гуще туман в сознании, все острее чувства. На какой-то очень тонкой, воздушной, неуловимой грани, мы, наши души, танцевали, кружились и опускались в естество друг друга. В самую укромную, самую потаенную часть души. Туда, куда даже близких людей не пускают. В ту часть души, которая разговаривает наедине только с тобой и с Богом. В самую свитая-святых. Возможно, никто больше никогда тебя не подпустит даже близко в это место, но в тот вечер я был допущен в самое «сердце души». У души может быть сердце? Вероятно, да. И мне посчастливилось его увидеть в любимом человеке. Она открыла последнюю дверь передо мной. Она обнажила истинную себя. И я увидел рождение ее души. Точно так же из ничего рождаются звезды во Вселенной. И так же из ничего, с ослепительным взрывом рождаются наши души. Потом они укрываются от мира молочно-сизым облаком. Но самый центр так и остается миниатюрной атомной звездой. В каждом из нас есть такая ярчайшая звезда.
«В самую суть»! «Познать истину»! В тот момент я очень отчетливо понял смысл этих слов, ибо я был там! В самой сути человека! Любимого, обожаемого человека. Покрытые одеждой, мы обнажили свои души и наслаждались пронизывающей, откровенной, истинной, интимной сутью друг друга. Познать это – непередаваемый подарок! Каким бы сильным и потрясающим не был плотский оргазм, но это! Это как будто вся Планета, Галактика, Вселенная рождается и струится из тебя! Можно ли представить одновременно огромный, бескрайний мир и мельчайший атом? Вот это оно и есть. Понять, осознать, представить это просто невозможно. Это можно только прочувствовать! За этим и наградил нас Господь чувствами, что бы на мгновение, на миллисекунду, когда-нибудь, мы могли познать аксиому, забыть которую впоследствии уже не в силах!
Во время первой нашей встречи, здесь, на берегу, тогда, когда мы кружили в нашем танце любви, мы дошли до той же самой точке, но тогда я этого ощущения испугался. Тогда мне казалось, что мы дошли до апогея и перед нами открылся другой мир, потусторонний. Мир вне жизни! Тогда я испуганно умолял вернуться «к живым». И лишь сейчас, в эту самую минуту, я понял, прозрел, осознал, что был в том же самом вневременном месте, но тогда понял его превратно. Это была точка не за гранью жизни, это была сама жизнь! Ее рождение! Ее абсолютный ноль! Ее начало! И ее всепоглощающая любовь! Наши крохотные сердца душ с бешеной скоростью вращались друг вокруг друга, и этот вихрь рождал нашу любовь. Любовь, которую невозможно передать, которой невозможно делиться с другими. Но эта любовь зарождает большую, более обширную. Ту, которая пропитывает все окружающее тебя. Ту, которая несет твою любовь ко всему миру, к каждой молекуле, к каждому атому во Вселенной. Ты наполняешь свою душу этим чувством и к чему бы ты ни прикасался в дальнейшем, ты будешь нести, будешь отдавать эту любовь. Она зажгла огонь, который ты понесешь по своему жизненному пути. Ты будешь делиться любовью с другими людьми, но эта, первородная, останется исключительно вашей страстью, вашим секретом, вашим рождением. Жизнь может разбросать людей. Может пройти время. Но подлинные чувства всегда будут поддерживать этот огонек в самом сердце твоей бессмертной души.
Я бережно приподнял ее голову. Мы встретились взглядом. И со всем трепетом и нежностью я поцеловал ее в сладкие, нежные, мягкие, влажные, жаркие уста. Этот поцелуй я не забуду никогда. Он был настолько чувственным, настолько тонким, как будто капля прохладной росы держалась на самом кончике иглы. Как будто крыло бабочки скользнуло по твоей щеке. Как будто кончик волоса неожиданно стал чувствительным. Настолько ярким, нежным, безмерно чувственным был наш поцелуй. Я сбрасывал ее одежду, целуя каждый миллиметр открывающего моему взору тела. Так искусно. Не было ни одного неловкого движения. Все медленно поглощало тягучее время. Мы, наши движения, как две струю водопада чистейшей горной воды переплетались, кружились, рисовали в потаенном полумраке комнаты наш рисунок любви, страсти, рождения, воссоединения. Я знал ее тело? Да! Тысячу раз, да! Но, как это ни странно, я открывал ее тело, ее душу, ее любовь впервые! Точнее, это произошло на совершенно новом, невообразимом ранее для меня уровне. Расставание и мысли потери ее для меня, где-то в самой глубине сознания, сотворили чудо. Дали мне возможность понять и осознать хрупкость нашего «сегодня». Дали возможность познать ценность любой секунды. Отрезали уверенность присутствия рядом с любимым человеком. Все это рождало не передаваемое наслаждение каждой минуте проведенной вместе. Это было импульсом, допингом, подзатыльником. Мои пальцы, глаза, ноздри старались запомнить все, не пропуская ни малейшей детали, желая отложить в памяти ее образ, запах, взгляд. Я не спешил, не стремился обладать ею «здесь и сейчас». Я растянул прелюдию во времени насколько мог. Я хотел и наслаждался ею.
Она лежала на спине, обнаженная, раскрытая передо мной. Я расправлял ее волосы. Ласкал плечи, шею, живот и ноги. Тыльной стороной рук, я гладил ее грудь, не прикасаясь к соскам. Ребрами ладоней нежно пропускал меж бедер, очерчивая вожделенный треугольник ее лона. Крепко сжимал талию и целовал, целовал, целовал каждый бугорок, каждую впадинку восхитительного, обожаемого тела в тех местах, где только что проплывали мои руки. Возбуждая и дразня, я наслаждался ее глубоким, ровным дыханием и с улыбкой наблюдал за ее мимикой, открывая для себя ее сладкие зоны «порхающих бабочек». Уголки ее рта пробуждали улыбку умиления. Она еле заметно морщила носик и сводила брови от удовольствия. В тот момент я чувствовал себя волшебником, способным рождать такие приятные и ласковые эмоции. Эта игра вызывала трепет в моей душе и чем острее и тоньше были мои действия, тем сильнее у меня щекотало под ложечкой. Я улыбался в ее закрытые глаза и гладил взглядом ее тело. Когда же от удовольствия она легонько приоткрыла рот, я моментально прильнул и поцеловал в сочные губы. Приоткрыв глаза, она светилась и изливала на меня такую нежность, ласку и любовь, что внутри моей груди загорелось жгучее пламя с новой силой воспаленной страсти.
- Еще чуть-чуть и я тебя просто разорву от желания – произнесла она шепотом, лукаво улыбаясь.
- Еще чуть-чуть? Значит, у меня есть немного времени? – ответил я ласковым, немного задиристым голосом.
- Ах так! – выплеснула она, подымаясь на колени, желая свалить меня на спину.
Быстро извернувшись, я оказался за ее спиной и своими бедрами крепко прижал принцессу. Мои руки коснулись ее талии. Ладонями я скользнул, выписывая, как скульптор, вдоль ее фигуры и, огибая грудь, обхватил ее плечи. Ее руки слегка коснулись моей спины, а я нежно и крепко прижал зубами ее тонкую шею ниже затылка. Из меня вырвался звериный рык, моментально отразившийся легкими мурашками вдоль ее спины. Она прогнулась, распрямляя грудь, и крепко впилась пальцами в мои волосы. Это был весомый ответ с ее стороны. Немного оттягивая и собирая в пучок мою шевелюру, корни волосков натянулись, создавая приятную дрожь вдоль моего тела. Легкое противостояние, игривая неуступчивость, они всегда были спутниками нашей связи. И без этой маленькой детали, возможно, отношения наши не были бы столь острыми. В наших чувствах уживались столь противоречивые вещи. Мы жили друг для друга и одновременно с этим были яростными эгоцентристами, оба. Вся эта игра вела нас и была вишенкой, перчинкой нашей любви. Выпад одного, всегда находил ответ другого. И поэтому, я не в силах был испортить ее предвкушения. Я дернул, что было силы головой, пытаясь освободиться, и при этом плотно, как в чашечки лифа, заключил ее грудь в своих крепких ладонях. Положение моей принцессы в моих руках и, дабы удержать полный контроль, я аккуратно между пальцами пропустил и сжал ее набухшие соски. Моя Русалочка издала глубокий, истомный стон и инстинктивно скрестила руки на своей груди поддавшись вперед. Она попыталась свернутся в комок и мои руки оказались, как в капкане, между грудью и коленями. Я буквально навалился на нее. Но сила раскалённого внутреннего огня поглощала нас и мы уже действовали исключительно инстинктами. Качнувшись назад, мы снова выпрямились. Я обхватил рукой ее шею, слегка прижав трахею, а вторая рука скользнула сквозь слегка раздвинутые бедра в самое лоно, плотно прижав набухший цветок. Она была в моей власти физически, но удивительно, что я был пленен ее нарастающим желанием. Внутри и с наружи я чувствовал себя как натянутая до пределов струна. Лихорадочные вибрации будто пробивали нас на сквозь. Мышцы гудели, тело горело. Я почувствовал влагу, стекающую сквозь мои пальцы из ее лона. Наша прелюдия стала больше напоминать не приятное предвкушение с разогревом, это было уже истязание тел и оголенных нервов. Не выдерживая, я мгновенно раздвинул пальцы под увлажненной розой. С могучей силой я вошел в нее, испуская облегченный стон. Мы отражали эмоции друг друга как в зеркале! Мы кружили в бессознательном! Мы любили друг друга как в последний раз! Мы возносились к небесам и падали в головокружительную пропасть. Секс не может быть искусством? Мы творили! Наши тела, наши души соединяясь рождали что-то невообразимо красивое, чистое, светлое. Да, чистое и светлое. Нас можно осуждать за порочную связь, но искренние чувства проросшие в душах несли столько света, трепета, нежности и чистоты. Мы не были ханжами, мы просто любили всецело и без остатка. Когда же не осталось сил больше сдерживаться нас накрыла волна разорвавшегося сознания. И опять таки произошло это одновременно! Сильно! Искренне! Страстно! Я не сдерживался. Из моей груди вырвался оглушающий экстаз. Мужчина всецело растворенный в любимой женщине на пике захлестнувшего оргазма не может и не должен сдерживать себя. Это естественно и прекрасно. Это восхитительно видеть, слышать и чувствовать эмоции любимого существа. Так и должно быть, ведь в такие секунды вы одно целое. Вы целый мир!
Выплеснув могучую энергию, отдав силы без остатка, я склонился над ней, нежно обняв ее все еще бьющееся в конвульсиях тело. В пространстве вокруг нас все еще вибрировала рожденная, как будто для этого случая, музыка. Из забытьи до меня доносился, приятно накатывающий волнами, звук. Я был счастлив как блаженный. Я обнимал Настю, слегка покачиваясь. Ее лицо закрывали волосы. Мне безумно захотелось ее расцеловать. Но когда я приподнял ее лицо, то увидел намокшие от слез глаза. Она еле сдерживалась, что бы не заплакать в голос.
- Что случилось, мое сокровище. Ты только вернулась ко мне и сразу же слезы? – целуя в обожаемые глаза, шёпотом проговаривал я.
Она не смогла ничего ответить. Сжимая губы, мое сокровище смотрела мне в глаза. Зрачки ее лихорадочно бегали и она не смогла сдержалась. С такой силой, болью, страданием из ее груди вырывался, плачь. Она заливалась слезами и громко навзрыд рыдала. Я знаю, что после пережитых эмоций бывает и такая реакция, но как больно смотреть на такие страдания любимого человека. Даже если это слезы счастья и удовольствия. Мне рвало сердце. Я готов был разревется вместе с ней. Ее слезы обжигали мою душу. Резали мои нервы. Горячий ком перекрыл мое горло, и я не мог его проглотить. Лишь утешающее шипение слетело с моих уст. Я качал ее как в колыбели. И как только отпустило горло, я смог шепнуть: «Все будет хорошо. Мы уже вместе». Так в моих объятиях и нашёптываниях засыпала мое небесное счастье, периодически вздрагивая, пока ее не накрыл глубокий сон. Меня хватило не на много дольше. Нежно обнимая ее, я провалился с приходом первых лучей рассвета.
* * *
Мне так было сладко спать, что я проспал не только утро, но и весь день. И лишь с заходом солнца, когда красный огненный шар коснулся горизонта морской глади, я открыл глаза. Точнее даже не открыл, а в полудреме перевернулся на другой бок, желая обнять свое возвращенное сокровище и немного понежится, ощущая рядом с собой цветок, благоухающий нежным и таинственным ароматом. Но моя рука, описав дугу, коснулась прохладной пастели. Вначале я подумал, что Русалочка уже встала и возможно даже готовит кофе к моему пробуждению, но ладонью я почувствовал прохладу постели и значит, мое сокровище покинула наше ложе как минимум полчаса назад. Вычислив очевидный факт, мой сон как рукой смело. Неожиданность и испуг пронзил мое сердце, заставляя судорожно соображать. Я моментально вскочил и ринулся на кухню. Но там я ее не застал. Горло перехватило, из-за чего я не мог позвать ее голосом. Я рысью обшарил весь дом, но Русалочки нигде не было. И лишь когда я выскочил на террасу, к горлу хлынула кровь, и я заорал: «Настя! Настя! Где ты?!». Но лишь эхо вторило мне, отбрасывая отчаянный окрик от скал и унося сладкое имя куда-то в море. Можно было бы подумать о том, что Настя ненадолго отлучилась и мои опасения просто беспочвенны? Но уж сильно щемило сердце, перехватило дыхание, и пульсировала в голове болезненная мысль: «Конец. Это конец!». Я вбежал обратно в дом, рыская глазами и ища факты моего опасения. Ее одежда, вещи, все, что было с ней, исчезли. Остался лишь упоительный аромат ее запаха, витающий в воздухе. Она как бы растворилась в моем сне. И если бы не вчерашний вечер, я бы мог согласиться, что просто видел прекрасный и сладкий сон. Но вчера было! Было не во сне! Было явью! Все же, я решил взять себя в руки и не паниковать раньше времени. Мне надо было успокоиться. Я присел за компьютер. Шевельнув компьютерную мышь, я ждал, когда загорится монитор. Я хотел еще раз включить сочиненную волшебным вечером музыку. Я был уверен, что мягкие перекаты звуков успокоят меня и заставят прийти в себя. Но когда монитор загорелся, перед глазами всплыло открытое письмо, опалившее мое сердце раскаленной кровью.
«Любимый, сладкий, нежный мой принц. Я тебя очень сильно люблю! Я так мало, а, вероятно, никогда не говорила тебе эти слова «Я тебя люблю!». И сейчас я корю себя за это. Ты подарил мне незабываемую сказку, которую я буду хранить в своем разбитом, печальном сердце.
Что греха таить, у меня была и первая, и вторая любовь. Я подымалась на седьмое небо, но с тобой я поднялась значительно выше…! Мои чувства к тебе подбросили меня так высоко, что я с холодной дрожью боюсь падать вниз, на нашу твердую планету. И меня это пугает! Пугает, как может пугать приближение смерти. Я проснулась и эта мысль была первой в моей голове. Я решила, что лучше уйти на пике чувств и обжигающей любви к тебе, чем познать даже малейшую горечь. Наши отношения для меня стали сродни святым. И это правда! Я не хочу замарать их бытом, даже маленькими жизненными разногласиями. Я хочу, чтобы они остались хрустально чистыми в твоем и моем сердце. Я тебя искренне люблю!
Я благодарна тебе за то, что ты сделал для меня. Я знаю, как сильно ты меня любишь, и не смею более доставлять тебе боль.
Нельзя было мне встречать тебя на своем жизненном пути … нельзя. Ты стал для меня гладком чистого воздуха. До нашей первой, и не побоюсь сказать, роковой встречи, я задыхалась, мне все постыло. Я сбежала перед самой свадьбой на ТВОЙ берег, желая справиться с тошнотой в душе. Да, мысли о самоубийстве, не скрою, меня тогда посещали. И мне надо было побыть в одиночестве, чтобы справиться с ними. Если бы справиться не получилось, я, наверное, ушла бы в море и просила бы принять меня и уложить спать под прохладным одеялом морской глади. Я была готова и на это, и провидение послало мне тебя, за что я его сейчас безмерно благодарю! Спасибо всем Высшим силам за нашу встречу! Благодарю!
Ты не заметил на моем лице этого отчаяния благодаря себе самому. Ты как вихрь, как веселый ветер ворвался в мой мир и мгновенно сдул с моей души все печали. Ты не давал мне опомниться. Ты закружил меня в море своих эмоций, в море своей страсти! Да, тысячу раз, да! Я с тобой потеряла голову и благодарна тебе за это, любимый. Не думай обо мне ничего плохого. Я, конечно, ни при каких обстоятельствах и думать не могла, что вот так в первую же встречу отдамся без тени сомнения в руки мужчины. Но ты был не просто мужчина. Ты был ветром моего спасения. Ты был и есть моим собственным сердцем, которое бьется для тебя и с тобой вместе. И я благодарна тебе за это! Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты живешь. За то, что смотришь в это небо, в которое гляжу и я. Прости за сумбур. Сумбур сейчас в моей голове. Каждое слово написанное сейчас мною отдает в моем сердце острыми иглами, заливает мою душе горящим огнем. Я четко осознаю, понимаю эти минуты моей жизни. Сейчас я совершаю самоубийство, не физическое, а душевное. Самоубийство своей любви и, вероятно, неспособна трезво оценить мир вокруг. Прости! Я женщина. Женщина рожденная эмоциями и живущая ими. Вот и слова эти выстраиваются не буквами, а песней, печальной песней, моего сердца.
Возможно, другая осталась бы с прежней своей жизнью. Лелеяла воспоминания и мечтала бы по ночам. Но после нашей с тобой первой встречи, я много ночей провела в слезах, вспоминая тебя, вспоминая нашу лунную сказку. Я просила Высшие силы, чтобы они смиловались и больше не сводили нас в жизни. Но возможно они имели свои планы? Возможно, судьба посчитала иначе? Возможно, ты был столь настойчив, что не было в мире силы способной тебя остановить. И ты сумел вернуть меня в свои объятия. Сумел подарить мне самые светлые, сказочные минуты моей жизни, за что я тебе и Судьбе сейчас благодарна! Спасибо!
Твои нежные прикосновения, твое дыхание, твой страстный взгляд останутся навечно во мне. В памяти, в сердце и под кожей. Я буду завидовать небу, в которое ты смотришь. Я буду ненавидеть ветер, который тебя держит за руки, потому что это право принадлежит мне. Буду закрывать глаза и слышать, как ты дышишь, не важно на сколько ты будешь далеко от меня. Я буду слышать, чувствовать, как кровь бежит по твоим венам, как клетки твоего организма наполняются кислородом, как сокращаются мышцы лица, когда ты улыбаешься. Буду слышать твои мысли. Ты будешь спать, я буду целовать твои глаза. Ты будешь плакать, я соберу твои слезы в ладонь... Я всегда буду с тобой. Всегда!
К сожалению, я не смогу дать тебе бо̀льшего рядом с тобой. Так уж вышло. Я была слишком молода и совершила ошибки, за которые сейчас расплачиваюсь. Я не знала, что когда-нибудь встречу такую сильную и вечную любовь.
В детстве, я зачитывалась книгами об Анжелике и даже не могла надеяться, что испытаю эти чувства наяву. Спасибо тебе за это! Я благодарю тебя! Благодарю! Благодарю!
Ты сейчас спишь. Надеюсь, что тебе сниться прекрасный сон. Сейчас твое лицо такое сладкоеJ. Ты похож на спящего маленького ангела. И если я допишу, и ты не проснешься, чего мне очень хотелось бы, то я поцелую тебя в прекрасные и такие любимые сердцу глаза, прикоснусь к твоим губам нежно и сладко. И исчезну из твоей жизни, а быть может и из своей. Навсегда! Потому что, я тебя люблю! Люблю больше собственной жизни …»
Буря эмоций, испепеляющее душу отчаяние, разрывающий крик, вырывающий «с мясом» душу из тела…, нет. Не это последовало за последним прочтенным словом ее исповеди. Глаза так и отпечатали в сознании слово «жизни». Пустота! Безмолвная, ледяная пустота вселилась в сердце. Антипод жизни – смерть окутала своими черными крыльями меня. Внутри ни дернулся, ни один нерв. Вокруг нависла давящая тишина. Я не слышал ни прибоя, ни шума ветра и песни птиц, лишь пронзительный одинокий, еле различимый тонкий писк в ушах и полное опустошение. Я сидел перед монитором. Мышцы сковали, как в тесках. Жизнь как будто ушла из моего тела и лишь монотонный, редкий стук сердце свидетельствовал, что я еще жив. Больше вокруг меня не было мира. Он просто исчез, испарился, пропал в бездне.
Не помню, сколько времени я так просидел без движения. Час, два, не знаю, не скажу. Я не расслабился. Шок настолько меня поразил, что я, прочитав письмо, так и застыл. Когда тупая боль сковала мою поясницу, лишь тогда меня отпустило. Я распластался в кресле и еще раз попытался включить написанную недавно мелодию. Но ее звуки так резанули по нервам, что я не мог выдержать боль, резавшую меня, от когда-то воздушной, вдыхающей жизнь, мелодии. Я пытался понять, проанализировать что произошло. Почему же она решала уйти? Я сам стал себя корить, что мало ей говорил слов любви. Мало обнимал. Мало целовал. Мне сейчас этого очень не хватало. Мне безумно хотелось ее вернуть. Обсыпать поцелуями и крепко прижать к себе так, чтобы она не смогла вырваться. Не на секунду. Не на мгновение. Я влюбился до безумия, но недоцеловал, недолюбил. За все время нашего романа, мне доставались мизерные крохи времени рядом с ней. Я видел лишь цель. Цель вырвать ее из прежней жизни. Увести. И лишь потом наслаждаться ею, ее голосом, ее ласками, ее запахам, ее телом, ее душой. Я поверить не мог, что в тот момент, когда она всецело должна принадлежать мне, я ее потеряю. Вот когда себе скажешь: «Не расставайтесь с любимыми ни на миг». Цените каждую минуту, секунду, мгновение. Отдавайте всего себя. Растворяйтесь в любви к возлюбленной. Потому что потерять любовь можно очень, очень быстро. Потеря любви это не долгое умозаключение: «Что может не нравиться в любимой?», нет. Это не долгие часы и дни расставания, нет. Это уже постфактум. Любовь исчезает мгновенно, в долю секунды. А все остальное это желание оправдать свои остывшие чувства. Желание дать объяснения своему мозгу, почему ты больше не трепещешь только от вида ее походки, почему больше сердце не замирает от ее голоса, почему в ее глазах ты больше не видишь своей души. Но в моем, в данном, случаи, все настолько живо, настолько обжигающе, настолько разрывающе. Моя душа рыдает. Больно. Очень больно и внезапно. Это не может, не должно быть правдой! Я не могу ее потерять так банально, так просто, так глупо.
Я вскочил, решительно настроившись вернуть ее. Мне было все равно, что со мной сделает Лукьянов. Все равно, что может произойти. Я готов был штурмом взять его трижды проклятый дом. И даже если я не смогу его взять силой, хотя бы еще раз взглянуть в ее бездонные глаза. Потом можно и умереть.
Схватив из бара бутылку водки, я выскочил из дома, откупоривая ее зубами, прыгнул в машину и рванул в Меллас, к дому-цитадели, которая обязана пасть перед моим яростным натиском. Я несся по дороге, одновременно выравнивая руль и глотая огненную воду большими глотками. Меня сорвало. Меня понесло. Меня захлестнул гнев и отчаяние. В ту минуту я не остановился бы не перед чем. Я был яростным львом. Свирепым, наглым, бесстрашным. Да и водка давала о себе знать. Расстояние между моим домом и крепостью Лукьянова составляло примерно 30 км, с учетом объездов, съездов и заездов. За это время я успел осушить одну бутылку и по дороге заскочить в магазин за другой. Увидев дурно пахнущего перегаром, продавщица просто онемела. Я ворвался. Крикнул: «Водки» и полез в карман за деньгами, но, не найдя онных в кармане, на повышенных тонах сказал: «Завезу деньги чуть позже! Хорошо?» Надо было ее видеть. Она прижалась к прилавку, как будто срослась с ним от самого рождения. Ее глаза настолько округлились, что были готовы выскочить и убежать. Она покраснела. Моментально побелела и так робко замлела, как ягненок:
- Стаканчики не нужны?
Мне даже не стоило что-либо отвечать. Мой вид красноречиво свидетельствовал, что остальные аксессуары данного банкета меня не интересуют. Я развернулся и выскочил из магазина, рявкнув через плечо:
- Нет, спасибо.
Также как и минутами раньше, я проделал зубами тот же ритуал, что и с первой бутылкой. Эффектно выплюнув крышку в урну трехочковым плевком, вскочил в машину и рванул, подымая столб пыли возле, с миром покоившегося, магазинчика.
Заглатывая последний глоток второй бутылки, я резво вошел в поворот поселка и стал стремительно спускаться по серпантину к дому Лукьянова. Припарковаться у самого дома не удалось. Все пространство было заставлено машинами.
- Собрались черти! Готовьтесь к смерти, я пришел – проскочила крылатая, героическая мысль в моей голове. Мне пришлось остановиться немного дальше чем в трех шагах. А ведь эти шаги были жизненно необходимы, так как матушка земля под ногами немного пошатывалась. Я, в мозгах быстро, но на деле достаточно медленно, с усердием, пробирался вдоль тротуара к дому-цитадели. Учитывая сложность передвижения, я решил обдумывать план дальнейшего взятия Бастилии непосредственно перед ней. Сильно уж отвлекало сознание перемещение по неровной, колышущейся под ногами поверхности. Но, не успев, добраться до места, кто-то сзади меня сильной рукой прихватил за плечи, придавив горло, и потянул назад. Конечно, бороться с притяжением земли и оккупантом исподтишка было крайне сложно. Силы были не равными. Я потерял равновесие и ввалился через калитку на соседний участок. Приподняв голову и развернув ее назад, у меня было твердое намерение дать в морду, но морда оказалась добродушно улыбчивое лицо старичка-отставника, моего хорошего друга. Неожиданная метаморфоза окончательно раскроила мой мозг, и сознание куда-то улетучилось. Помню только, как я сладко распластался на земле и в этот момент «выключили свет».
Очнулся я от того, что мои ноги замлели. Я лежал в крайне не удобной позе, скрюченный на тесном диване. Чтобы потянуться мне пришлось выстрелить ногами поверх подлокотника дивана. Что я собственно и сделал, больно ударившись руками в стоявший рядом с диваном платяной шкаф. Солнце издевательски светило прямо в левый глаз, от чего пришлось моментально забыть о боли и преградить путь солнечному лучу ладонью. В соседней комнате звонко бренчала кухонная утварь, и раздавался свист закипевшего чайника.
- Идиллия – подумал я, не успев пока пошевелить головой.
Моя проверка на прочность шкафа оказалась услышана, и в комнате через секунду появился старичок-отставник.
- Но вот, Дмитрий Александрович, ты проснулся – улыбаясь, произнес мой друг, подходя ко мне с кухонным полотенцем через плечо. – У меня уже все готово. Поднимайся, умывайся, и прошу к столу.
Я сгруппировался, и хотел было быстрым движением с разворотом вскочить с дивана, но тут меня постигла неудача. Моя голова как будто жевательной резинкой прилипла к постели. Подымаясь, я ощутил всю прелесть земного притяжения. Мало того, что в голове многотонный колокол готов был издать свой оглушительный звон, так еще и вес самой головы ни на грамм был не легче. Голову одновременно сжимали исполинские тиски и при этом раздували таких же размеров кузнечные меха. Жарко стало как в кузне. Я налился кровью, и гримаса моего лица красноречиво свидетельствовала о безумно тяжелом процессе подъема.
Мои сверхчеловеческие старания с все той же не проходящей улыбкой наблюдал старичок. Вероятно, он наслаждался моими мучениями? Может, вспоминал свою молодость и похожие подъемы с этого дивана, иначе его улыбка, хотя бы ради приличия, должна была исчезнуть с лица, проявив на нем же неподдельную участность и сострадание. Но нет, ему было явно приятно наблюдать за мной. Всласть насладившись, он произнес:
- Я приготовил отвар, который меня научили делать еще на работе. Спецотвар! Он поможет привести тебя в должное состояние.
Слова «Спецотвар» и «на работе» меня сильно воодушевили, и я решительно поднялся и пошел приводить себя в порядок.
Я присел за стол, и старичок поставил передо мной большую чашку с разрекламированным «Спецотваром». Я немного поддался вперед, желая почувствовать аромат волшебного зелья. Не скрою, мой нос ожидал вкусить что-то совершенно противоположное. Разило так! Просто не передаваемо! Описывать не буду, ибо даже сейчас вспоминаю запах с содроганием. Глаза даже слегка прослезились. Но, позвольте, что я хотел от 9-го отдела КГБ. Вероятно, это тоже был способ вытащить нужную информацию у не шибко разговорчивых шпионов. Мой лекарь и это успел подметить.
- Мало того что это средство прекрасно справляется с восстановлением человека после прилично принятого, оно еще и крайне полезно для здоровья. Пейте, пейте смело – и он, слегка подтолкнул чашку в моей руке к моему же рту.
- Не сомневаюсь – успел лишь бросить я в отвар, проглотивший мои слова бутылочным звуком. Кто-нибудь может объяснить почему все полезное обязательно такое неприглядное на вкус или цвет? Ну, буквально все если вкусное, то обязательно вредное, а вот если имеет дурной до ужаса запах или как это зелье зелено-коричневого цвета, то полезное? Почему только для самых маленьких детей делают лекарство вкусными? Потому что малыши ни за что не поверят в полезность странной на вкус и запах бормотухи. Поэтому их принято дурить. А взрослым достаточно сказать, что это полезно и пожалуйста, клиент ваш! Так и я сейчас держал в голове слово «полезно» и огромными глотками глотал варево друида Панарамикса. Пройдя экзекуцию сполна, я перевел дыхание и стал ждать спешащего «на полусогнутых» результата. На удивление результат не заставил себя долго ждать. Уже через минут пять я почувствовал как весь груз алкогольного избытка мягко и незаметно растворился. Теперь я тоже мог сказать что это «Спецотвар». Блестяще! Но принимать его можно только при сильном синдроме алкогольного отравления. Так сказать «клин-клином». Иначе, вспоминая цвет, запах и вкус, вряд ли можно пересилить себя для повторного эксперимента.
Полностью восстановив свой изрядно побитый вчерашним алкоголем организм, мы приступили к трапезе. Просто шикарное слово – трапеза. Забытое, но слегка даже помпезное. При произношении этого слова даже как-то чувствуется основательность. Да и завтрак должен быть основательным. Мой друг оказался прекрасным кулинаром. Приготовленные им блины были великолепны. Сложенная на тарелке блинная колона благополучно уменьшалась в своих размерах, и происходило это достаточно быстрыми темпами.
- Мне приятно наблюдать за здоровым молодым организмом – улыбаясь, произнес гостеприимный хозяин дома.
- Простите, не могу удержаться – жуя очередной блин, я выразил свое восхищение переполненным ртом.
Старик засиял от удовольствия и добавил:
- Меня научила готовить эти блины Анастасия Павловна.
В этот момент, тщательно разжеванный блин как-то прервал свой путь по пищеводу и застрял в горле. Я постарался вложить в этот глоток всю свою волю и скрыть свою неловкость, но передо мной сидел целый отдел контрразведки, которую обмануть просто не реально.
Старичок даже не стал замечать моих стараний и юлить вокруг да около. Он мягко, но уверенно перешел к больной для меня теме.
- Настенька была у меня вчера – начал он. Я сразу напрягся, так как Настенька и у меня была вчера. – Она пришла ко мне с небольшой походной кладью. Я сразу понял, что что-то произошло и у меня сразу екнуло в сердце. Она пришла проститься – продолжал он, с горечью в горле. В этот момент и у меня екнуло в сердце. До меня стало только сейчас доходить, что письмо, написанное мне, было не сиюминутной эмоцией.
- Мой возраст позволил мне расспросить ее о столь радикальном решении. Поверь, Дмитрий Александрович, со стариками молодые девушки более разговорчивы – произнес он с легкой, но глубоко печальной, смазанной улыбкой. Он ненадолго замолчал, как будто погрузился в свои глубокие мысли и прореживания. Но короткая пауза показалась мне мучительно долгой. Мне не терпелось его вернуть в реальный мир.
- Да и профессия приходит на помощь – ни найдя ничего более оригинального, постарался поддержать разговор я.
- Профессия? – улыбнулся он. – Нет, важны задатки коммуникабельности. Они, как правило, врожденные. Профессия лишь наносит огранку – он опять на пару секунд замолчал. И сделав глубокий вдох продолжил:
- Дмитрий Александрович, эх встретились бы мы раньше, когда я еще работал. Я бы тебя к себе забрал с превеликим удовольствием! У тебя горячее сердце, чистая душа, бесстрашие, порядочность и непоколебимость веры! Такие мне в свое время ох как нужны были.
«Да завербовал уже» подумал я с раздражением: «Что там с Настей, не томите?»
- У тебя есть сигареты? – произнес неожиданно он. – Я давно не курю, но сейчас потянуло. Бывших курильщиков не бывает – добавил он, слегка улыбнувшись.
- Конечно. Только в доме как-то..? – удивился я.
- Пойдем в палисадник, к розам – предложил он.
Да, перекурить хотелось жутко. Не потому что «пухли уши», просто ситуация была критически напряженная, да и он до неприличия все оттягивал разговор.
Мы вышли в сад и расположились рядом с розами на небольшой скамейке. При виде роз, конечно, защемило. Каждый шаг по усадьбе старичка чем-то напоминал о Насте. Мастер пауз Станиславского опять-таки медленно подкурил, затянулся, поднял подбородок вверх и выпустил дым паровозом.
- Мягкие какие-то – с удивлением произнес он.
- Сейчас все борются с курением. Кто курит, покупает легкие сигареты, что бы меньше гадости попадало в легкие – стал объяснять я.
- Ты борешься? – с ехидным удивлением произнес старичок, посмотрев на меня с прищуром.
- Нет – замялся я – просто, как то привык.
- Тогда зачем пользуешься фальшивкой? Стал меньше курить? – не унимался он, все никак не переходя к основной теме.
- Да, нет, наоборот, стал курить больше – немного растеряно сказал я.
- Ты же настоящий человек. Куришь, так кури настоящий табак. И накуришься, и подделку сосать не будешь. Раньше был отличный табак. Вот, к примеру «Казбек». Ух, как пробирал. На работе дым коромыслом. Домой возвращаюсь, а жена мне: «Это Петр Иванович пришел или Петька-сапожник?». Был у нас тут Петька-сапожник, без сигареты во рту ничего не делал. Думаю, даже спал с папироской. Так вот, приду домой и иду сюда. Посижу, выветрюсь, а уж потом домой. С тех пор привык за час до приезда домой курить «по-последней». Так что чистый табак здоровее будет.
Наконец-то, я смог вспомнить, как его зовут, а то как-то неудобно получается. Все утро мучился, вспоминая имя. А он, молодец, сразу запомнил, а главное вспомнил!
- Петр Иванович, так что с Настей? Это уже не игра была. Я уже плюнул на приличия и фактически схватил его «за грудки», образно конечно. Тут он поменялся в лице. Стал грустным и серьезным.
- Любит она тебя, шибко любит. А может это страсть? Не знаю. Это дела ваши, молодые. Нам со своей колокольни вроде и виднее, но сколько я ей в голову не вбивал, осталась при своем – и он опять замолчал, делая при этом длинную такую затяжку. – Знаешь, она не может иметь детей. Так уж вышло. И как бы это является ее причиной уехать и скрыться от твоих глаз подальше.
- Так я же ее люблю! Мне только она и нужна! А дети … я об этом не задумывался. Главное любимый человек рядом – попытался возмутиться я.
- Так-то оно так, да не так – протянул задумчиво старик, - Вот ты у меня появился, как сын, ей Богу. Но у женщин все устроено по-другому. Вот моя покойная жена, пока была молодая, каждый месяц глаза на мокром месте держала. Это никакая наука не подскажет, что в душе у них в такие дни происходит. Я тоже много горевал, но по-мужски. Я был рад от того, что рядом именно она. И, честно тебе сказу, дали бы возможность прожить еще одну жизнь, так бы и прожил. Именно с ней. Потому что любил. Любил всем сердцем. И она меня любила. Поэтому и сказал тебе, что не пойму, любовь у Насти к тебе или же страсть. Оно бывает так, что не отличить вовсе. И лишь, какие-то серьезные проверки могут дать ответ. Вот так вот, Димчик. Да и потом, скажу тебе, как сыну. У вас получилась прям латиноамериканская сага. Один любит второго, а второй третьего. Знаешь, хотя и считается, что треугольник самая прочная фигура, но в душевном плане три направленных вектора – и он поджал грустно губы, - На чужой беде, счастья не построишь. Она Сергея Брониславовича уважала, но никогда не любила. Я это понял сразу. Он прекрасный человек, порядочный, но сердце у него такое тихое. Возможно, он и может гореть, но я этого никогда не замечал. Настя – огонь, яркий и страстный, а он даже в размолвке голоса никогда не повышал. Уважала она его, но не любила. Порой казалось, что отношения у них под стать болоту. Тахо, аж лягушки квакают. А когда появился ты, вот тогда-то она и ожила, да так, что в пору было солнцезащитные очки одевать рядом с ней. Сияла! Ярко сияла. Я ее такой и не видел доселе. Но там уж не знаю, что она себе втемяшила в голову … - он недоговорил и лишь по-отцовски похлопал меня по колену.
Так в суровом мужском разговоре мы провели пару часов рядом с благоухающими и прекрасными Настиными розами. Как будто она присутствовала рядом. Как будто своим ароматом окутала и обнимала нас. Двух любимых ее сердцу мужчин. Когда же я собрался, Петр Иванович провел меня до калитки и на прощание сказал:
- Она сменила свой прямой телефон, догадываясь, что ты приедешь ко мне, а я несмотря ни на что тебе его обязательно дал бы. Я очень хотел видеть вас вместе. Очень. И если же у вас настоящая любовь, то и судьба будет благосклонна, и она вернется. Истинные чувства никуда не уходят, они прочны, как у нас с моей любимой женой, навечно.
Я поблагодарил его, обнявшись на прощанье. Вскочил в машину пропитанную перегаром и отправился в Симфи. Возвращаться в пустой дом на берегу означало трогать кровоточащие раны. А это не по мне.
Проезжая мимо Алустона меня как магнитом потянуло завернуть. В эти минуты я хотел увидеть Грацию. Человека, который был так близок моему сердцу. Я вспомнил ее слова: «Все будет хорошо». Наивные конечно слова, но уж надежду питают крепко. Но все же в такой момент мне не хотелось, чтобы она меня такого видела. Подавленного. Я отдал себе отчет, что даже перед ней носил определенную маску. Как не крути, для каждого человека у нас запасена какая либо маска. А зачем? Да просто потому, что мы хотим выглядеть лучше, чем мы есть. Так уж нас научили с детства. Умеешь держать марку – молодец. Распустил сопли – ай-яй, нехорошо, ты же мальчик. Вот и приучили нас всегда держать марку. Но при этом мы не даем себе отчет в том, что вероятно, когда надо держать марку, именно в эту минуту мы не осознано врем. Врем себе и людям. Люди нас воспринимают так, как мы себя ведем перед ними в разных ситуациях. Если человек молча воспринимает какой-то поступок, значил еще его «палку» не перегнули. Можно продолжить проверять на прочность дальше. Возможно, вот так и Настя проверяла лукьяновский предел. А он терпел и, в конечном счете, к чему это привело? Может, возмутился бы пораньше и все прекратилось. И не было бы меня в ее жизни. Вот мы и одеваем маски, что бы скрыть свое сердце, а в чем-то и свою боль. Так, когда же мы настоящие? С кем? Только с собой, наедине? Так чего же мы требуем от других искренности, если сами не честны? Настоящий мужчина может заплакать. Да на удивление это так. Но тем самым он проявляет не свою слабость и беспомощность, а наоборот силу. Ведь только сильный человек может позволить себе быть слабым и бесстрашным одновременно. Но страх показаться слабым, быть осмеянным, заставляет нас носить маски и продолжать врать всем и себе в частности, расшатывая нервы, а значит лишать себя здоровья. Поэтому, когда невмоготу мы используем депрессанты: таблетки, алкоголь, легкие и тяжелые наркотики. Таким образом, мы пытаемся защитить свой эмоциональный мир, но этим мы его только разрушаем. И это несет с собой куда бо̀льшее зло, нежели простая эмоциональная разрядка. Но когда в твоей жизни появляется человек способный принимать тебя таким, каков ты есть и сам рядом с тобой быть открытым и правдивым, тогда вы становитесь истинны и отношения ваши искренни и дружба цельная. Но это уже от судьбы зависит, встретите вы такого человека или нет. Где-то в глубине души я верил, что Грация именно такой для меня человек. Даже посещали крамольные мысли. Желание увидеть в Насти какие-то черты Грации. Я всячески эти мысли уничтожал, понимая, что человек таков, какой он есть и не нам его переделывать. Но сейчас поддержка Грации ох как нужны была бы. Хотелось не то что бы выговориться, хотелось понять действия Насти чисто с женской колокольни. Но моя маска пересилила меня эмоционального, и я прошел поворот в сторону Алушты, даже не снижая скорости.
Симферополь меня встречал пестрым ковром фонарей, ярких светодиодных ламп витрин, замысловатой подсветкой величественных зданий. Все светилось ночными огнями. Город готовился к вечерней веселой жизни. Прихорашивался как модница перед вечерним променадом. Я поймал себя на мысли, что раньше после такой жизненной неудачи, я бы погрузился с головой в ночную жизнь с дурманом алкоголя и мощным потоком децибел по ушам. Это привычный вариант забыться и отвлечься. Просто переключился и мир вокруг тебя на время заблестел всеми цветами радуги. Но в этот раз меня просто тянуло домой. В пустую квартиру, где тихо и гуляет полумрак. Зайдя в родной дом, в свою крепость, я сбросил верхнюю одежду и отправился на кухню поставить на огонь чайник. Проходя вдоль прихожей, я плечом зацепил дверцу шкафа. Я больно ударился о ребро дверцы, и она медленно с традиционным скрипом отварилась. Это был мой «детский» шкаф. Здесь пылились вещи, которые вдохновляли меня в детстве, помогая постигать этот мир. На уровне моего взгляда, на полке, красовалась недостроенная модель парусника. Я его строил лет в десять. Увидев его, память моментально выхватила картинки из детства. Я вспомнил, как я его собирал. Как мечтал стать капитаном и на таком вот паруснике путешествовать по всему миру. Вспомнил, как мальчишкой меня поразила книга Грина «Алые паруса» и как я просил родителей купить мне алую ткань для моего парусника. Как они каждый раз просто забывали о моей просьбе. И как однажды в родительском шкафу, ох и любил я рыскать в нем в отсутствии родителей, я нашел отличный отрез алой ткани, отрезал, как мне казалось, незаметный кусочек. Как матери не хватило каких-то сантиметров на платье и какой после этого был грандиозный скандал. Вот с тех пор мою страсть к моделированию и прекратили. И мой быстроходный бриг был помешен, как и я под арест. Все это проплыло перед глазами. Я улыбнулся детским воспоминаниям, вытащил парусник, решил вспомнить запретное искусство моделирования и отвлечься от темных и печальных мыслей о Насте. Символично как-то вышло, раньше я строил этот корабль для того чтобы встретить свою Ассоль, а теперь заканчивал его строительство после того, как Ассоль исчезла из моей жизни. Моделирование оказалось прекрасной заменой очередной бутылке. Пожалуйста, если вам плохо на душе, творите, и созидание поможет вам справиться с душевной болью.
Да, музыка это лучшее лекарство. Моя домашняя музыкальная студия стояла в зале, развернутая к огромному смотровому окну. Когда появлялась возможность немного заняться сочинительством, я садился за аппаратуру и обожал смотреть через окно в морскую даль. Как-то получалось перекладывать на ноты все окружающее умиротворяющее великолепие. Когда же за окном бушевал шторм, музыка копировала мощь и ярость стихии, рождая увертюры в стиле маэстро Вагнера. Набросив наушники, чтобы лучше погрузиться в атмосферу алхимии звука, я с головой ушел в процесс творения. Прикосновения пальцев к клавишам рождали звуки, идущие из самой глубины сердца. С каждой нотой, открывали маленькие воображаемые дверца в моей душе, наполняя свежим, чистым и легким ветром, разгоняющим тоску и принося с собой нежность и лирику. Говорят, что музыка рождается в муках творчества. Вот что-что, а это о себе бы не сказал. В моем случае, музыка приходит очень легко. Вероятно, что звуками мне еще есть что сказать и поэтому музыка стремительно зарождается в моей душе и моя задача сводится к тому, чтобы успевать быстро ее перекладывать на ноты. Это вихрь великолепных ощущений, который тебя просто захватывает и взмывает силой эмоций вверх, позволяя, дотянутся до седьмого неба и парить там, высоко над землей. Это как еле ощутимая грань между царством Морфея и реальным миром, на которой так сложно держаться, но при всей сложности, удержавшись, ты испытываешь такой коктейль эмоций, который просто несопоставим ни с чем, что может происходить с тобой в реальном мире. Говорят, что самые сильные чувства человек испытывает во время оргазма. Так вот это что-то очень похожее, идентичное, но оргазм, не затрагивая твоего бренного тела, происходит исключительно с твоей душой. Хотя вру, тело тоже дает свой импульс. Сердце смеется, пальцы рук мягко гладят клавиши … так что вернее сказать, что все твое Я участвует в этом волшебном процессе. И когда твои уши ласкает сотворенная тобою мелодия, тебя просто распирает радость, гордость, счастье от рождения твоего дитя, созданного из вибраций воздуха, родивших звуки твоего сердца, приносящих в свет голос твоей души. В самые темные времена твоего жизненного пути твори все что угодно! Рисуй, пой, танцуй, создавай музыку, пиши стихотворения или просто смотри на солнце и разговаривай с Творцом. Творец – учитель, давший нам возможность творить светлое и вечное. Творчество – лучшее лекарство, способное излечить раны и с новой силой открыть тебе красоту мира, в который ты пришел.
Мое творческое дитя рождалось быстро, стремительно, молниеносно. Мне казалось, что не я, а кто-то сверху помогал мне. Я был просто инструментом, проводником, родителем через которого музыка приходила в этот мир.
Добавив пару штрихов, я причесал мое творение легкой аранжировкой и, сбросив наушники, подсоединил массивные колонки, дабы прочувствовать момент рождения, знакомства своего ребенка с этим миром. Это волнительное событие! В такой момент хочется, чтобы весь мир был свидетелем, весь мир услышал голос твоего дитя. Я настроил громкость звука. Из колонок полилась музыка, рожденного только что творения. Мягкие звуки быстро заполнили все пространство мелодикой. Пространство вокруг меня наполнилось незаметной для глаза легкостью, воздушностью, прозрачностью. Чувствовалось, что воздух вокруг меня стал осязаем. Носом я втянул запах морского бриза с ели улавливаемыми нотками меда. Мне даже показалось, что медовый, сладкий вкус ощутили мои рецепторы на языке. Странно конечно, но я ощущал эту сладость во рту. Я закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла. Слегка покачиваясь, я полностью погрузился в сотворенный мир звуков, запахов и свежести окружающей меня атмосферы. Воображение рисовало мир, расплескивая в сознании все новые и новые яркие краски. Я гулял в своем воображении и вернулся в реальный мир лишь с завершающим аккордом. Комнату заполнила тишина… Она не была давящей или тяжелой. Она как послевкусие, мягко разливалась в пространстве. Мир вокруг меня на секунду замер. Ни последние ноты рожденного ребенка, а вот эта самая бархатная тишина и была тем самым последним аккордом. На мгновение показалось, будто все сказанное мною уже произнесено и больше в этом мире мне нечего делать. Будто мелодия рожденная секундой назад это и есть высшая, главная увертюра моего пути! После нее нет смысла что-либо произносить в дальнейшем! Так часто бывает, только сотворенное тобою нѐчто, в твоем сознании подымается на самую вершину пьедестала твоего творчества и тебе кажется, что ничего более великолепного ты не создавал и уже не способен будешь создать. Ты лелеешь эти минуты так бережно, как только способен беречь рожденное от тебя дитя, которое ты первый раз берешь на руки. Ощущение будто весь мир лежит в эти минуты на твоих руках, твой взгляд просто не способен передать все тепло твоего сердца, рожденному тобою творению. Завтра наступит время сомнений и переживаний. Тогда ты будешь прослушивать это творение более придирчиво, и искать в нем изъяны, но сейчас, сейчас это вершина твоего блаженства, которое ты не в силах у себя отнять.
Тишина, как облако, держала меня в полуреальном мире. В мире фантазии и грез. В мире со̀зданной мечты. Мне хотелось еще раз нажать кнопку и прогуляться к воображению вновь. Я потянулся к столу за компьютерной мышкой, как за спиной услышал нежный, сладкий голос:
- Эта самая восхитительная музыка, которую я когда-либо слышала!
Столь лестные слова от столь знакомого и желанного голоса, были настолько приятны и неожиданны, что я сразу не поверил, что слышу их на самом деле. Даже мускул на моем лице не дрогнул. Я продолжал пребывать в воображаемом мире и ничуть не удивился услышанным словам. Поэтому я включил мелодию повторно и вслух произнес:
- Я всегда мечтал услышать эти слова от тебя и в этой мелодии все мои чувства к тебе. Я так хочу увидеть тебя и обнять. Я не могу без тебя! – произнес я полушёпотом, развалившись в кресле, задрав голову к потолку и бросив эти слова в полумрак комнаты.
- Так посмотри и обними – раздался голос из-за спины.
Я понимал, что впасть в бредовое состояние я рано или поздно должен в ожидании ее возвращения, но что это наступит так скоро, я не мог предположить. Когда разговариваешь сам с собой это полбеды, а вот когда общаешься с воображаемой любовью это уже совершенно другая патология, неизлечимая. Мысленно перекрестившись и, прогоняя от себя дурные диагнозы, я продолжал вкушать музыку своего сердца, давая четкие указания своему разуму больше не обращать внимания на кратковременное помутнение рассудка и не отвечать назойливому голосу. Но не прошло и минуты, как не унимающийся голос опять настойчиво вгрызся в мой разум:
- Ты так и будешь меня игнорировать? – проплыл голос в моем мозгу с еле заметным раздражением. – Тогда я пойду и не буду тебе мешать! Я бы и в этот раз, наверное, сослался на свое воспаленное воображение, но после этих слов я услышал отчетливое шевеление за своей спиной. Вот теперь мое тело отреагировало на присутствие еще одной души в полутемной комнате. По спине стремительно пробежали мурашки и тысячи мелких иголочек покрыли пальцы. Я засеменил ногами, медленно разворачиваясь на своем кресле. Боковое зрение выхватывало накрытые полумраком объекты, а мозг судорожно пытался их идентифицировать. Смятение мгновенно заполнило душу, и кровь хлынула к груди. В такой ситуации все органы чувств работают с троекратным усилием. Все обостряется до невероятной чувствительности. Все, кроме самого важного органа в данной ситуации, зрения. Работая за ярким монитором, в полумраке, глаза очень медленно адаптируются к темноте. Но как назло именно зрения мне сейчас и не хватало. Тускло-молочный лунный свет еле-еле окаймлял сидящую в глубине комнаты фигуру. Не было видно ни лица, ни рук, ни плеч, лишь мягкий контур, так нежно обволакивающий знакомый до боли силуэт. Да, могу признаться, ее фигуру я мог узнать даже в кромешной темноте. Она, подобрав под себя ноги, облокотившись на подлокотник, уютно расположилась на краю дивана. Мои «незрячие» глаза пропитались вселенской нежностью, сердце бешено забилось. Дыхание на секунду перехватило, а горло моментально пересохло. Я не мог произнести ни одного слова. Неожиданность, радость, страсть, боль, злость - все переплелось в эти секунды. Я сорвался с места и мгновенно перемахнул через всю комнату. Увидеть ее здесь(!), сейчас(!), было столь неожиданно, что я не мог понять, как мне действовать дальше. Она в эти минуты была для меня столь призрачна, что я боялся к ней даже прикоснуться. Я упал перед ней и нежно обнял ее, склонив голову на колени. Я проявил слабость в тот момент? Возможно. Но я был наедине со своим вожделенным сокровищем и условности мира для меня не имели ни малейшего значения. Кто знает, почему в такие минуты мужчин накрывает безмерное чувство нежности? Вроде как неприсущая черта для сильной половины человечества? Но я, мои чувства, переживания были в те минуты оголены. Я любил и всецело доверял этому нежному созданию сильнее, нежели заботился о приличиях и своем достоинстве. Я был с ней! Я был растворен в ней! Я дышал ею и был счастлив. Безмерно счастлив рядом с ней.
Мне требовалось время, что бы прийти в себя и осознать, прочувствовать ее присутствие рядом с собой. Она обняла мою голову, легонько перебирая волосы, нежно прикоснулась губами к моей макушке и в такой позе мы застыли на вечность. Мне так показалось, что на вечность. Мне казалось, что время оставило нас. Забыло о нашем существовании. Сжалилось и ненадолго простило нас, остановив отсчет наших жизней.
Я закрыл глаза и в моей голове, как в короткометражном фильме, стремительно пронеслись все часы и минуты, проведенные с Настей. От первой минуты встречи, внизу, окутанной ночной, призрачной вуалью морского берега, до этой секунды, вверху, в моем одиноком пристанище. Мы вернулись в наш мир. На берег питающий душу и рождающий иллюзии. Мы, пройдя через тернии, вернулись к звездам, описав круг во вселенной. Я бросил свое благополучие к ногам нашего счастья. Я отвоевал ее у целого мира. И в моей душе появилась уверенность в слове «Завтра». Проснулись безмерные силы способные свернуть горы, осушить моря и создать счастливую жизнь для моей возлюбленной. Я как будто долго и усиленно бежал, сбивался с дыхания, разбивал ноги в кровь и несмотря ни на что добрался до цели. И теперь, в объятиях любимой, мог перевести дыхание и немного успокоится. Все эти переживания были настолько реальны, что я почувствовал как в действительности тяжело и учащенно дышу, как колотится в груди сердце. Мне нужно было время для того чтобы успокоится. И время дало нам эту возможность. Когда же я пришел в себя, то смог подняться, взять Русалочку на руки, посадить на свои колени и нежно уткнутся носом в ее шею. Нам не нужны были слова, мы говорили друг с другом через объятия, через кожу, через дыхание. Я с блаженным удовольствием втянул носом сладкое облако ее запаха. Я знал его. Мне он мерещился по ночам. Любимый, желанный, родной. В нем я растворился и почувствовал те самые медовые нотки, сбившие меня с толку некоторое время назад, сидя за компьютером. Я удивляюсь своей памяти. Лишь однажды в своей жизни я слышал запах этого непревзойдённого аромата. Это был Botrytis Ginestet! Однажды я почувствовал аромат этих духов. Он напоминал теплый осенний вечер, закат, забытый легкий мотив, напеваемый под нос, запах костра, отдающей последние соки лозы, и целое море душистых, пропитанных сладостью южного солнца, гроздей винограда. Этот аромат, как вкус старого вина, аккуратно отложился в моем сознании, что бы в эти минуты всплыть из глубин памяти и покорить меня снова, но уже в облаке аромата желанной мною женщины. Вот он - мед! Она сама была для меня самым сладким медом. В детстве нам давали сладкое, как награду. И я сейчас ощущал себя вот таким ребенком, получившим свое вознаграждение за все то, что пережил. У меня не было ни малейшей уверенности, что она ко мне вернется. Была только надежда. Единственное что остается у человека, когда весь мир вокруг рушится - это надежда. Она остается последней пристанью, последним пристанищем и она рождает и укрепляет веру, которая, в свою очередь, поддерживает в сердце огонь любви, не давая ему погаснуть. На самом пике влюбленности, когда ты грезишь любимым человеком, когда просыпаешься по ночам с единственным желанием, хотя бы увидеть свою возлюбленную, когда ты смотришь на чарующие краски заката и тоскуешь о том, что это природное чудо сейчас не видят глаза твоей единственной, не разделяют этой красоты вместе с тобой. Какие бы обстоятельства и стены не укладывала между вами судьба, ты не способен расстаться с любимой, не способен просто вырвать ее из собственного сердца. Кто бы ни призывал тебя к здравому смыслу, не просил бы включить логику, не давал бы мудрых житейских советов, каждый, кто на это решится – твой первоочередной враг. Мы слепы и глухи в таком состоянии, потому что нами в те минуты правят чувства. Но лишь эти чувства способны сотворить чудо. Ведь любовь это не логическое соединение молекул, как бы ни пытались нас уверить в этом ученые, любовь это и есть необъяснимое сплетение разных чувств, рожденных из неоткуда, но при этом не исчезающих в никуда. Она остается в сердце, памяти, в душе. Она напоминает о себе ежечасно, ежесекундно, достаточно лишь посмотреть в небо. Она продолжает жить в тебе и рядом с тобою. Она передается по наследству. И когда ты отворачиваешься от любви, когда используешь ее как разменную монету, что бы взамен ты не обрел, все равно в душе ее место заполняет одиночество и страх. Любовь не отступает. Нет. Она просто предлагает тебе выбор между пустотой и светом, между одиночеством и счастьем, между существованием и жизнью. Человеку была дарована возможность выбора, и ты сам решаешь, как его использовать. Но не обольщайся любовь, она тоже женщина, и отвергая ее, ты можешь поплатиться.
Мелодия, рожденная моим сердцем, окутывала нас своей лирической палитрой. Звуки ударных в унисон отражали наши сердца. Я нежно гладил волосы моего возвращенного счастья. В те минуты в мире ничего не было для меня ценнее, чем принцесса, сидящая на моих руках. И ничего так сильно я не желал, как просто дышать ею. Чувствовать стук ее сердца. Слышать ее дыхание. Прикасаться пальцами к ее нежной коже и шелковым волосам. Растворенные в нашей любви, мы просто сидели, держа друг друга в объятиях, и боялись разжать пальцы. Боялись очнуться, раскрыть глаза и не увидеть любимых глаз, не почувствовать прикосновений обожаемого тела. Во снах, неоднократно, я переживал подобную встречу и сейчас боялся, что все происходящее может оказаться просто сном. Горячими, воспаленными губами я нежно прикоснулся к ее сладкой шее. Закрыв глаза, я вдыхал полной грудью ее аромат. Моя голова блаженно кружилась. Она все сильнее прижималась ко мне, сжимая в ладонях ткань моей одежды. Все крепче объятия, все гуще туман в сознании, все острее чувства. На какой-то очень тонкой, воздушной, неуловимой грани, мы, наши души, танцевали, кружились и опускались в естество друг друга. В самую укромную, самую потаенную часть души. Туда, куда даже близких людей не пускают. В ту часть души, которая разговаривает наедине только с тобой и с Богом. В самую свитая-святых. Возможно, никто больше никогда тебя не подпустит даже близко в это место, но в тот вечер я был допущен в самое «сердце души». У души может быть сердце? Вероятно, да. И мне посчастливилось его увидеть в любимом человеке. Она открыла последнюю дверь передо мной. Она обнажила истинную себя. И я увидел рождение ее души. Точно так же из ничего рождаются звезды во Вселенной. И так же из ничего, с ослепительным взрывом рождаются наши души. Потом они укрываются от мира молочно-сизым облаком. Но самый центр так и остается миниатюрной атомной звездой. В каждом из нас есть такая ярчайшая звезда.
«В самую суть»! «Познать истину»! В тот момент я очень отчетливо понял смысл этих слов, ибо я был там! В самой сути человека! Любимого, обожаемого человека. Покрытые одеждой, мы обнажили свои души и наслаждались пронизывающей, откровенной, истинной, интимной сутью друг друга. Познать это – непередаваемый подарок! Каким бы сильным и потрясающим не был плотский оргазм, но это! Это как будто вся Планета, Галактика, Вселенная рождается и струится из тебя! Можно ли представить одновременно огромный, бескрайний мир и мельчайший атом? Вот это оно и есть. Понять, осознать, представить это просто невозможно. Это можно только прочувствовать! За этим и наградил нас Господь чувствами, что бы на мгновение, на миллисекунду, когда-нибудь, мы могли познать аксиому, забыть которую впоследствии уже не в силах!
Во время первой нашей встречи, здесь, на берегу, тогда, когда мы кружили в нашем танце любви, мы дошли до той же самой точке, но тогда я этого ощущения испугался. Тогда мне казалось, что мы дошли до апогея и перед нами открылся другой мир, потусторонний. Мир вне жизни! Тогда я испуганно умолял вернуться «к живым». И лишь сейчас, в эту самую минуту, я понял, прозрел, осознал, что был в том же самом вневременном месте, но тогда понял его превратно. Это была точка не за гранью жизни, это была сама жизнь! Ее рождение! Ее абсолютный ноль! Ее начало! И ее всепоглощающая любовь! Наши крохотные сердца душ с бешеной скоростью вращались друг вокруг друга, и этот вихрь рождал нашу любовь. Любовь, которую невозможно передать, которой невозможно делиться с другими. Но эта любовь зарождает большую, более обширную. Ту, которая пропитывает все окружающее тебя. Ту, которая несет твою любовь ко всему миру, к каждой молекуле, к каждому атому во Вселенной. Ты наполняешь свою душу этим чувством и к чему бы ты ни прикасался в дальнейшем, ты будешь нести, будешь отдавать эту любовь. Она зажгла огонь, который ты понесешь по своему жизненному пути. Ты будешь делиться любовью с другими людьми, но эта, первородная, останется исключительно вашей страстью, вашим секретом, вашим рождением. Жизнь может разбросать людей. Может пройти время. Но подлинные чувства всегда будут поддерживать этот огонек в самом сердце твоей бессмертной души.
Я бережно приподнял ее голову. Мы встретились взглядом. И со всем трепетом и нежностью я поцеловал ее в сладкие, нежные, мягкие, влажные, жаркие уста. Этот поцелуй я не забуду никогда. Он был настолько чувственным, настолько тонким, как будто капля прохладной росы держалась на самом кончике иглы. Как будто крыло бабочки скользнуло по твоей щеке. Как будто кончик волоса неожиданно стал чувствительным. Настолько ярким, нежным, безмерно чувственным был наш поцелуй. Я сбрасывал ее одежду, целуя каждый миллиметр открывающего моему взору тела. Так искусно. Не было ни одного неловкого движения. Все медленно поглощало тягучее время. Мы, наши движения, как две струю водопада чистейшей горной воды переплетались, кружились, рисовали в потаенном полумраке комнаты наш рисунок любви, страсти, рождения, воссоединения. Я знал ее тело? Да! Тысячу раз, да! Но, как это ни странно, я открывал ее тело, ее душу, ее любовь впервые! Точнее, это произошло на совершенно новом, невообразимом ранее для меня уровне. Расставание и мысли потери ее для меня, где-то в самой глубине сознания, сотворили чудо. Дали мне возможность понять и осознать хрупкость нашего «сегодня». Дали возможность познать ценность любой секунды. Отрезали уверенность присутствия рядом с любимым человеком. Все это рождало не передаваемое наслаждение каждой минуте проведенной вместе. Это было импульсом, допингом, подзатыльником. Мои пальцы, глаза, ноздри старались запомнить все, не пропуская ни малейшей детали, желая отложить в памяти ее образ, запах, взгляд. Я не спешил, не стремился обладать ею «здесь и сейчас». Я растянул прелюдию во времени насколько мог. Я хотел и наслаждался ею.
Она лежала на спине, обнаженная, раскрытая передо мной. Я расправлял ее волосы. Ласкал плечи, шею, живот и ноги. Тыльной стороной рук, я гладил ее грудь, не прикасаясь к соскам. Ребрами ладоней нежно пропускал меж бедер, очерчивая вожделенный треугольник ее лона. Крепко сжимал талию и целовал, целовал, целовал каждый бугорок, каждую впадинку восхитительного, обожаемого тела в тех местах, где только что проплывали мои руки. Возбуждая и дразня, я наслаждался ее глубоким, ровным дыханием и с улыбкой наблюдал за ее мимикой, открывая для себя ее сладкие зоны «порхающих бабочек». Уголки ее рта пробуждали улыбку умиления. Она еле заметно морщила носик и сводила брови от удовольствия. В тот момент я чувствовал себя волшебником, способным рождать такие приятные и ласковые эмоции. Эта игра вызывала трепет в моей душе и чем острее и тоньше были мои действия, тем сильнее у меня щекотало под ложечкой. Я улыбался в ее закрытые глаза и гладил взглядом ее тело. Когда же от удовольствия она легонько приоткрыла рот, я моментально прильнул и поцеловал в сочные губы. Приоткрыв глаза, она светилась и изливала на меня такую нежность, ласку и любовь, что внутри моей груди загорелось жгучее пламя с новой силой воспаленной страсти.
- Еще чуть-чуть и я тебя просто разорву от желания – произнесла она шепотом, лукаво улыбаясь.
- Еще чуть-чуть? Значит, у меня есть немного времени? – ответил я ласковым, немного задиристым голосом.
- Ах так! – выплеснула она, подымаясь на колени, желая свалить меня на спину.
Быстро извернувшись, я оказался за ее спиной и своими бедрами крепко прижал принцессу. Мои руки коснулись ее талии. Ладонями я скользнул, выписывая, как скульптор, вдоль ее фигуры и, огибая грудь, обхватил ее плечи. Ее руки слегка коснулись моей спины, а я нежно и крепко прижал зубами ее тонкую шею ниже затылка. Из меня вырвался звериный рык, моментально отразившийся легкими мурашками вдоль ее спины. Она прогнулась, распрямляя грудь, и крепко впилась пальцами в мои волосы. Это был весомый ответ с ее стороны. Немного оттягивая и собирая в пучок мою шевелюру, корни волосков натянулись, создавая приятную дрожь вдоль моего тела. Легкое противостояние, игривая неуступчивость, они всегда были спутниками нашей связи. И без этой маленькой детали, возможно, отношения наши не были бы столь острыми. В наших чувствах уживались столь противоречивые вещи. Мы жили друг для друга и одновременно с этим были яростными эгоцентристами, оба. Вся эта игра вела нас и была вишенкой, перчинкой нашей любви. Выпад одного, всегда находил ответ другого. И поэтому, я не в силах был испортить ее предвкушения. Я дернул, что было силы головой, пытаясь освободиться, и при этом плотно, как в чашечки лифа, заключил ее грудь в своих крепких ладонях. Положение моей принцессы в моих руках и, дабы удержать полный контроль, я аккуратно между пальцами пропустил и сжал ее набухшие соски. Моя Русалочка издала глубокий, истомный стон и инстинктивно скрестила руки на своей груди поддавшись вперед. Она попыталась свернутся в комок и мои руки оказались, как в капкане, между грудью и коленями. Я буквально навалился на нее. Но сила раскалённого внутреннего огня поглощала нас и мы уже действовали исключительно инстинктами. Качнувшись назад, мы снова выпрямились. Я обхватил рукой ее шею, слегка прижав трахею, а вторая рука скользнула сквозь слегка раздвинутые бедра в самое лоно, плотно прижав набухший цветок. Она была в моей власти физически, но удивительно, что я был пленен ее нарастающим желанием. Внутри и с наружи я чувствовал себя как натянутая до пределов струна. Лихорадочные вибрации будто пробивали нас на сквозь. Мышцы гудели, тело горело. Я почувствовал влагу, стекающую сквозь мои пальцы из ее лона. Наша прелюдия стала больше напоминать не приятное предвкушение с разогревом, это было уже истязание тел и оголенных нервов. Не выдерживая, я мгновенно раздвинул пальцы под увлажненной розой. С могучей силой я вошел в нее, испуская облегченный стон. Мы отражали эмоции друг друга как в зеркале! Мы кружили в бессознательном! Мы любили друг друга как в последний раз! Мы возносились к небесам и падали в головокружительную пропасть. Секс не может быть искусством? Мы творили! Наши тела, наши души соединяясь рождали что-то невообразимо красивое, чистое, светлое. Да, чистое и светлое. Нас можно осуждать за порочную связь, но искренние чувства проросшие в душах несли столько света, трепета, нежности и чистоты. Мы не были ханжами, мы просто любили всецело и без остатка. Когда же не осталось сил больше сдерживаться нас накрыла волна разорвавшегося сознания. И опять таки произошло это одновременно! Сильно! Искренне! Страстно! Я не сдерживался. Из моей груди вырвался оглушающий экстаз. Мужчина всецело растворенный в любимой женщине на пике захлестнувшего оргазма не может и не должен сдерживать себя. Это естественно и прекрасно. Это восхитительно видеть, слышать и чувствовать эмоции любимого существа. Так и должно быть, ведь в такие секунды вы одно целое. Вы целый мир!
Выплеснув могучую энергию, отдав силы без остатка, я склонился над ней, нежно обняв ее все еще бьющееся в конвульсиях тело. В пространстве вокруг нас все еще вибрировала рожденная, как будто для этого случая, музыка. Из забытьи до меня доносился, приятно накатывающий волнами, звук. Я был счастлив как блаженный. Я обнимал Настю, слегка покачиваясь. Ее лицо закрывали волосы. Мне безумно захотелось ее расцеловать. Но когда я приподнял ее лицо, то увидел намокшие от слез глаза. Она еле сдерживалась, что бы не заплакать в голос.
- Что случилось, мое сокровище. Ты только вернулась ко мне и сразу же слезы? – целуя в обожаемые глаза, шёпотом проговаривал я.
Она не смогла ничего ответить. Сжимая губы, мое сокровище смотрела мне в глаза. Зрачки ее лихорадочно бегали и она не смогла сдержалась. С такой силой, болью, страданием из ее груди вырывался, плачь. Она заливалась слезами и громко навзрыд рыдала. Я знаю, что после пережитых эмоций бывает и такая реакция, но как больно смотреть на такие страдания любимого человека. Даже если это слезы счастья и удовольствия. Мне рвало сердце. Я готов был разревется вместе с ней. Ее слезы обжигали мою душу. Резали мои нервы. Горячий ком перекрыл мое горло, и я не мог его проглотить. Лишь утешающее шипение слетело с моих уст. Я качал ее как в колыбели. И как только отпустило горло, я смог шепнуть: «Все будет хорошо. Мы уже вместе». Так в моих объятиях и нашёптываниях засыпала мое небесное счастье, периодически вздрагивая, пока ее не накрыл глубокий сон. Меня хватило не на много дольше. Нежно обнимая ее, я провалился с приходом первых лучей рассвета.
* * *
Мне так было сладко спать, что я проспал не только утро, но и весь день. И лишь с заходом солнца, когда красный огненный шар коснулся горизонта морской глади, я открыл глаза. Точнее даже не открыл, а в полудреме перевернулся на другой бок, желая обнять свое возвращенное сокровище и немного понежится, ощущая рядом с собой цветок, благоухающий нежным и таинственным ароматом. Но моя рука, описав дугу, коснулась прохладной пастели. Вначале я подумал, что Русалочка уже встала и возможно даже готовит кофе к моему пробуждению, но ладонью я почувствовал прохладу постели и значит, мое сокровище покинула наше ложе как минимум полчаса назад. Вычислив очевидный факт, мой сон как рукой смело. Неожиданность и испуг пронзил мое сердце, заставляя судорожно соображать. Я моментально вскочил и ринулся на кухню. Но там я ее не застал. Горло перехватило, из-за чего я не мог позвать ее голосом. Я рысью обшарил весь дом, но Русалочки нигде не было. И лишь когда я выскочил на террасу, к горлу хлынула кровь, и я заорал: «Настя! Настя! Где ты?!». Но лишь эхо вторило мне, отбрасывая отчаянный окрик от скал и унося сладкое имя куда-то в море. Можно было бы подумать о том, что Настя ненадолго отлучилась и мои опасения просто беспочвенны? Но уж сильно щемило сердце, перехватило дыхание, и пульсировала в голове болезненная мысль: «Конец. Это конец!». Я вбежал обратно в дом, рыская глазами и ища факты моего опасения. Ее одежда, вещи, все, что было с ней, исчезли. Остался лишь упоительный аромат ее запаха, витающий в воздухе. Она как бы растворилась в моем сне. И если бы не вчерашний вечер, я бы мог согласиться, что просто видел прекрасный и сладкий сон. Но вчера было! Было не во сне! Было явью! Все же, я решил взять себя в руки и не паниковать раньше времени. Мне надо было успокоиться. Я присел за компьютер. Шевельнув компьютерную мышь, я ждал, когда загорится монитор. Я хотел еще раз включить сочиненную волшебным вечером музыку. Я был уверен, что мягкие перекаты звуков успокоят меня и заставят прийти в себя. Но когда монитор загорелся, перед глазами всплыло открытое письмо, опалившее мое сердце раскаленной кровью.
«Любимый, сладкий, нежный мой принц. Я тебя очень сильно люблю! Я так мало, а, вероятно, никогда не говорила тебе эти слова «Я тебя люблю!». И сейчас я корю себя за это. Ты подарил мне незабываемую сказку, которую я буду хранить в своем разбитом, печальном сердце.
Что греха таить, у меня была и первая, и вторая любовь. Я подымалась на седьмое небо, но с тобой я поднялась значительно выше…! Мои чувства к тебе подбросили меня так высоко, что я с холодной дрожью боюсь падать вниз, на нашу твердую планету. И меня это пугает! Пугает, как может пугать приближение смерти. Я проснулась и эта мысль была первой в моей голове. Я решила, что лучше уйти на пике чувств и обжигающей любви к тебе, чем познать даже малейшую горечь. Наши отношения для меня стали сродни святым. И это правда! Я не хочу замарать их бытом, даже маленькими жизненными разногласиями. Я хочу, чтобы они остались хрустально чистыми в твоем и моем сердце. Я тебя искренне люблю!
Я благодарна тебе за то, что ты сделал для меня. Я знаю, как сильно ты меня любишь, и не смею более доставлять тебе боль.
Нельзя было мне встречать тебя на своем жизненном пути … нельзя. Ты стал для меня гладком чистого воздуха. До нашей первой, и не побоюсь сказать, роковой встречи, я задыхалась, мне все постыло. Я сбежала перед самой свадьбой на ТВОЙ берег, желая справиться с тошнотой в душе. Да, мысли о самоубийстве, не скрою, меня тогда посещали. И мне надо было побыть в одиночестве, чтобы справиться с ними. Если бы справиться не получилось, я, наверное, ушла бы в море и просила бы принять меня и уложить спать под прохладным одеялом морской глади. Я была готова и на это, и провидение послало мне тебя, за что я его сейчас безмерно благодарю! Спасибо всем Высшим силам за нашу встречу! Благодарю!
Ты не заметил на моем лице этого отчаяния благодаря себе самому. Ты как вихрь, как веселый ветер ворвался в мой мир и мгновенно сдул с моей души все печали. Ты не давал мне опомниться. Ты закружил меня в море своих эмоций, в море своей страсти! Да, тысячу раз, да! Я с тобой потеряла голову и благодарна тебе за это, любимый. Не думай обо мне ничего плохого. Я, конечно, ни при каких обстоятельствах и думать не могла, что вот так в первую же встречу отдамся без тени сомнения в руки мужчины. Но ты был не просто мужчина. Ты был ветром моего спасения. Ты был и есть моим собственным сердцем, которое бьется для тебя и с тобой вместе. И я благодарна тебе за это! Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты живешь. За то, что смотришь в это небо, в которое гляжу и я. Прости за сумбур. Сумбур сейчас в моей голове. Каждое слово написанное сейчас мною отдает в моем сердце острыми иглами, заливает мою душе горящим огнем. Я четко осознаю, понимаю эти минуты моей жизни. Сейчас я совершаю самоубийство, не физическое, а душевное. Самоубийство своей любви и, вероятно, неспособна трезво оценить мир вокруг. Прости! Я женщина. Женщина рожденная эмоциями и живущая ими. Вот и слова эти выстраиваются не буквами, а песней, печальной песней, моего сердца.
Возможно, другая осталась бы с прежней своей жизнью. Лелеяла воспоминания и мечтала бы по ночам. Но после нашей с тобой первой встречи, я много ночей провела в слезах, вспоминая тебя, вспоминая нашу лунную сказку. Я просила Высшие силы, чтобы они смиловались и больше не сводили нас в жизни. Но возможно они имели свои планы? Возможно, судьба посчитала иначе? Возможно, ты был столь настойчив, что не было в мире силы способной тебя остановить. И ты сумел вернуть меня в свои объятия. Сумел подарить мне самые светлые, сказочные минуты моей жизни, за что я тебе и Судьбе сейчас благодарна! Спасибо!
Твои нежные прикосновения, твое дыхание, твой страстный взгляд останутся навечно во мне. В памяти, в сердце и под кожей. Я буду завидовать небу, в которое ты смотришь. Я буду ненавидеть ветер, который тебя держит за руки, потому что это право принадлежит мне. Буду закрывать глаза и слышать, как ты дышишь, не важно на сколько ты будешь далеко от меня. Я буду слышать, чувствовать, как кровь бежит по твоим венам, как клетки твоего организма наполняются кислородом, как сокращаются мышцы лица, когда ты улыбаешься. Буду слышать твои мысли. Ты будешь спать, я буду целовать твои глаза. Ты будешь плакать, я соберу твои слезы в ладонь... Я всегда буду с тобой. Всегда!
К сожалению, я не смогу дать тебе бо̀льшего рядом с тобой. Так уж вышло. Я была слишком молода и совершила ошибки, за которые сейчас расплачиваюсь. Я не знала, что когда-нибудь встречу такую сильную и вечную любовь.
В детстве, я зачитывалась книгами об Анжелике и даже не могла надеяться, что испытаю эти чувства наяву. Спасибо тебе за это! Я благодарю тебя! Благодарю! Благодарю!
Ты сейчас спишь. Надеюсь, что тебе сниться прекрасный сон. Сейчас твое лицо такое сладкоеJ. Ты похож на спящего маленького ангела. И если я допишу, и ты не проснешься, чего мне очень хотелось бы, то я поцелую тебя в прекрасные и такие любимые сердцу глаза, прикоснусь к твоим губам нежно и сладко. И исчезну из твоей жизни, а быть может и из своей. Навсегда! Потому что, я тебя люблю! Люблю больше собственной жизни …»
Буря эмоций, испепеляющее душу отчаяние, разрывающий крик, вырывающий «с мясом» душу из тела…, нет. Не это последовало за последним прочтенным словом ее исповеди. Глаза так и отпечатали в сознании слово «жизни». Пустота! Безмолвная, ледяная пустота вселилась в сердце. Антипод жизни – смерть окутала своими черными крыльями меня. Внутри ни дернулся, ни один нерв. Вокруг нависла давящая тишина. Я не слышал ни прибоя, ни шума ветра и песни птиц, лишь пронзительный одинокий, еле различимый тонкий писк в ушах и полное опустошение. Я сидел перед монитором. Мышцы сковали, как в тесках. Жизнь как будто ушла из моего тела и лишь монотонный, редкий стук сердце свидетельствовал, что я еще жив. Больше вокруг меня не было мира. Он просто исчез, испарился, пропал в бездне.
Не помню, сколько времени я так просидел без движения. Час, два, не знаю, не скажу. Я не расслабился. Шок настолько меня поразил, что я, прочитав письмо, так и застыл. Когда тупая боль сковала мою поясницу, лишь тогда меня отпустило. Я распластался в кресле и еще раз попытался включить написанную недавно мелодию. Но ее звуки так резанули по нервам, что я не мог выдержать боль, резавшую меня, от когда-то воздушной, вдыхающей жизнь, мелодии. Я пытался понять, проанализировать что произошло. Почему же она решала уйти? Я сам стал себя корить, что мало ей говорил слов любви. Мало обнимал. Мало целовал. Мне сейчас этого очень не хватало. Мне безумно хотелось ее вернуть. Обсыпать поцелуями и крепко прижать к себе так, чтобы она не смогла вырваться. Не на секунду. Не на мгновение. Я влюбился до безумия, но недоцеловал, недолюбил. За все время нашего романа, мне доставались мизерные крохи времени рядом с ней. Я видел лишь цель. Цель вырвать ее из прежней жизни. Увести. И лишь потом наслаждаться ею, ее голосом, ее ласками, ее запахам, ее телом, ее душой. Я поверить не мог, что в тот момент, когда она всецело должна принадлежать мне, я ее потеряю. Вот когда себе скажешь: «Не расставайтесь с любимыми ни на миг». Цените каждую минуту, секунду, мгновение. Отдавайте всего себя. Растворяйтесь в любви к возлюбленной. Потому что потерять любовь можно очень, очень быстро. Потеря любви это не долгое умозаключение: «Что может не нравиться в любимой?», нет. Это не долгие часы и дни расставания, нет. Это уже постфактум. Любовь исчезает мгновенно, в долю секунды. А все остальное это желание оправдать свои остывшие чувства. Желание дать объяснения своему мозгу, почему ты больше не трепещешь только от вида ее походки, почему больше сердце не замирает от ее голоса, почему в ее глазах ты больше не видишь своей души. Но в моем, в данном, случаи, все настолько живо, настолько обжигающе, настолько разрывающе. Моя душа рыдает. Больно. Очень больно и внезапно. Это не может, не должно быть правдой! Я не могу ее потерять так банально, так просто, так глупо.
Я вскочил, решительно настроившись вернуть ее. Мне было все равно, что со мной сделает Лукьянов. Все равно, что может произойти. Я готов был штурмом взять его трижды проклятый дом. И даже если я не смогу его взять силой, хотя бы еще раз взглянуть в ее бездонные глаза. Потом можно и умереть.
Схватив из бара бутылку водки, я выскочил из дома, откупоривая ее зубами, прыгнул в машину и рванул в Меллас, к дому-цитадели, которая обязана пасть перед моим яростным натиском. Я несся по дороге, одновременно выравнивая руль и глотая огненную воду большими глотками. Меня сорвало. Меня понесло. Меня захлестнул гнев и отчаяние. В ту минуту я не остановился бы не перед чем. Я был яростным львом. Свирепым, наглым, бесстрашным. Да и водка давала о себе знать. Расстояние между моим домом и крепостью Лукьянова составляло примерно 30 км, с учетом объездов, съездов и заездов. За это время я успел осушить одну бутылку и по дороге заскочить в магазин за другой. Увидев дурно пахнущего перегаром, продавщица просто онемела. Я ворвался. Крикнул: «Водки» и полез в карман за деньгами, но, не найдя онных в кармане, на повышенных тонах сказал: «Завезу деньги чуть позже! Хорошо?» Надо было ее видеть. Она прижалась к прилавку, как будто срослась с ним от самого рождения. Ее глаза настолько округлились, что были готовы выскочить и убежать. Она покраснела. Моментально побелела и так робко замлела, как ягненок:
- Стаканчики не нужны?
Мне даже не стоило что-либо отвечать. Мой вид красноречиво свидетельствовал, что остальные аксессуары данного банкета меня не интересуют. Я развернулся и выскочил из магазина, рявкнув через плечо:
- Нет, спасибо.
Также как и минутами раньше, я проделал зубами тот же ритуал, что и с первой бутылкой. Эффектно выплюнув крышку в урну трехочковым плевком, вскочил в машину и рванул, подымая столб пыли возле, с миром покоившегося, магазинчика.
Заглатывая последний глоток второй бутылки, я резво вошел в поворот поселка и стал стремительно спускаться по серпантину к дому Лукьянова. Припарковаться у самого дома не удалось. Все пространство было заставлено машинами.
- Собрались черти! Готовьтесь к смерти, я пришел – проскочила крылатая, героическая мысль в моей голове. Мне пришлось остановиться немного дальше чем в трех шагах. А ведь эти шаги были жизненно необходимы, так как матушка земля под ногами немного пошатывалась. Я, в мозгах быстро, но на деле достаточно медленно, с усердием, пробирался вдоль тротуара к дому-цитадели. Учитывая сложность передвижения, я решил обдумывать план дальнейшего взятия Бастилии непосредственно перед ней. Сильно уж отвлекало сознание перемещение по неровной, колышущейся под ногами поверхности. Но, не успев, добраться до места, кто-то сзади меня сильной рукой прихватил за плечи, придавив горло, и потянул назад. Конечно, бороться с притяжением земли и оккупантом исподтишка было крайне сложно. Силы были не равными. Я потерял равновесие и ввалился через калитку на соседний участок. Приподняв голову и развернув ее назад, у меня было твердое намерение дать в морду, но морда оказалась добродушно улыбчивое лицо старичка-отставника, моего хорошего друга. Неожиданная метаморфоза окончательно раскроила мой мозг, и сознание куда-то улетучилось. Помню только, как я сладко распластался на земле и в этот момент «выключили свет».
Очнулся я от того, что мои ноги замлели. Я лежал в крайне не удобной позе, скрюченный на тесном диване. Чтобы потянуться мне пришлось выстрелить ногами поверх подлокотника дивана. Что я собственно и сделал, больно ударившись руками в стоявший рядом с диваном платяной шкаф. Солнце издевательски светило прямо в левый глаз, от чего пришлось моментально забыть о боли и преградить путь солнечному лучу ладонью. В соседней комнате звонко бренчала кухонная утварь, и раздавался свист закипевшего чайника.
- Идиллия – подумал я, не успев пока пошевелить головой.
Моя проверка на прочность шкафа оказалась услышана, и в комнате через секунду появился старичок-отставник.
- Но вот, Дмитрий Александрович, ты проснулся – улыбаясь, произнес мой друг, подходя ко мне с кухонным полотенцем через плечо. – У меня уже все готово. Поднимайся, умывайся, и прошу к столу.
Я сгруппировался, и хотел было быстрым движением с разворотом вскочить с дивана, но тут меня постигла неудача. Моя голова как будто жевательной резинкой прилипла к постели. Подымаясь, я ощутил всю прелесть земного притяжения. Мало того, что в голове многотонный колокол готов был издать свой оглушительный звон, так еще и вес самой головы ни на грамм был не легче. Голову одновременно сжимали исполинские тиски и при этом раздували таких же размеров кузнечные меха. Жарко стало как в кузне. Я налился кровью, и гримаса моего лица красноречиво свидетельствовала о безумно тяжелом процессе подъема.
Мои сверхчеловеческие старания с все той же не проходящей улыбкой наблюдал старичок. Вероятно, он наслаждался моими мучениями? Может, вспоминал свою молодость и похожие подъемы с этого дивана, иначе его улыбка, хотя бы ради приличия, должна была исчезнуть с лица, проявив на нем же неподдельную участность и сострадание. Но нет, ему было явно приятно наблюдать за мной. Всласть насладившись, он произнес:
- Я приготовил отвар, который меня научили делать еще на работе. Спецотвар! Он поможет привести тебя в должное состояние.
Слова «Спецотвар» и «на работе» меня сильно воодушевили, и я решительно поднялся и пошел приводить себя в порядок.
Я присел за стол, и старичок поставил передо мной большую чашку с разрекламированным «Спецотваром». Я немного поддался вперед, желая почувствовать аромат волшебного зелья. Не скрою, мой нос ожидал вкусить что-то совершенно противоположное. Разило так! Просто не передаваемо! Описывать не буду, ибо даже сейчас вспоминаю запах с содроганием. Глаза даже слегка прослезились. Но, позвольте, что я хотел от 9-го отдела КГБ. Вероятно, это тоже был способ вытащить нужную информацию у не шибко разговорчивых шпионов. Мой лекарь и это успел подметить.
- Мало того что это средство прекрасно справляется с восстановлением человека после прилично принятого, оно еще и крайне полезно для здоровья. Пейте, пейте смело – и он, слегка подтолкнул чашку в моей руке к моему же рту.
- Не сомневаюсь – успел лишь бросить я в отвар, проглотивший мои слова бутылочным звуком. Кто-нибудь может объяснить почему все полезное обязательно такое неприглядное на вкус или цвет? Ну, буквально все если вкусное, то обязательно вредное, а вот если имеет дурной до ужаса запах или как это зелье зелено-коричневого цвета, то полезное? Почему только для самых маленьких детей делают лекарство вкусными? Потому что малыши ни за что не поверят в полезность странной на вкус и запах бормотухи. Поэтому их принято дурить. А взрослым достаточно сказать, что это полезно и пожалуйста, клиент ваш! Так и я сейчас держал в голове слово «полезно» и огромными глотками глотал варево друида Панарамикса. Пройдя экзекуцию сполна, я перевел дыхание и стал ждать спешащего «на полусогнутых» результата. На удивление результат не заставил себя долго ждать. Уже через минут пять я почувствовал как весь груз алкогольного избытка мягко и незаметно растворился. Теперь я тоже мог сказать что это «Спецотвар». Блестяще! Но принимать его можно только при сильном синдроме алкогольного отравления. Так сказать «клин-клином». Иначе, вспоминая цвет, запах и вкус, вряд ли можно пересилить себя для повторного эксперимента.
Полностью восстановив свой изрядно побитый вчерашним алкоголем организм, мы приступили к трапезе. Просто шикарное слово – трапеза. Забытое, но слегка даже помпезное. При произношении этого слова даже как-то чувствуется основательность. Да и завтрак должен быть основательным. Мой друг оказался прекрасным кулинаром. Приготовленные им блины были великолепны. Сложенная на тарелке блинная колона благополучно уменьшалась в своих размерах, и происходило это достаточно быстрыми темпами.
- Мне приятно наблюдать за здоровым молодым организмом – улыбаясь, произнес гостеприимный хозяин дома.
- Простите, не могу удержаться – жуя очередной блин, я выразил свое восхищение переполненным ртом.
Старик засиял от удовольствия и добавил:
- Меня научила готовить эти блины Анастасия Павловна.
В этот момент, тщательно разжеванный блин как-то прервал свой путь по пищеводу и застрял в горле. Я постарался вложить в этот глоток всю свою волю и скрыть свою неловкость, но передо мной сидел целый отдел контрразведки, которую обмануть просто не реально.
Старичок даже не стал замечать моих стараний и юлить вокруг да около. Он мягко, но уверенно перешел к больной для меня теме.
- Настенька была у меня вчера – начал он. Я сразу напрягся, так как Настенька и у меня была вчера. – Она пришла ко мне с небольшой походной кладью. Я сразу понял, что что-то произошло и у меня сразу екнуло в сердце. Она пришла проститься – продолжал он, с горечью в горле. В этот момент и у меня екнуло в сердце. До меня стало только сейчас доходить, что письмо, написанное мне, было не сиюминутной эмоцией.
- Мой возраст позволил мне расспросить ее о столь радикальном решении. Поверь, Дмитрий Александрович, со стариками молодые девушки более разговорчивы – произнес он с легкой, но глубоко печальной, смазанной улыбкой. Он ненадолго замолчал, как будто погрузился в свои глубокие мысли и прореживания. Но короткая пауза показалась мне мучительно долгой. Мне не терпелось его вернуть в реальный мир.
- Да и профессия приходит на помощь – ни найдя ничего более оригинального, постарался поддержать разговор я.
- Профессия? – улыбнулся он. – Нет, важны задатки коммуникабельности. Они, как правило, врожденные. Профессия лишь наносит огранку – он опять на пару секунд замолчал. И сделав глубокий вдох продолжил:
- Дмитрий Александрович, эх встретились бы мы раньше, когда я еще работал. Я бы тебя к себе забрал с превеликим удовольствием! У тебя горячее сердце, чистая душа, бесстрашие, порядочность и непоколебимость веры! Такие мне в свое время ох как нужны были.
«Да завербовал уже» подумал я с раздражением: «Что там с Настей, не томите?»
- У тебя есть сигареты? – произнес неожиданно он. – Я давно не курю, но сейчас потянуло. Бывших курильщиков не бывает – добавил он, слегка улыбнувшись.
- Конечно. Только в доме как-то..? – удивился я.
- Пойдем в палисадник, к розам – предложил он.
Да, перекурить хотелось жутко. Не потому что «пухли уши», просто ситуация была критически напряженная, да и он до неприличия все оттягивал разговор.
Мы вышли в сад и расположились рядом с розами на небольшой скамейке. При виде роз, конечно, защемило. Каждый шаг по усадьбе старичка чем-то напоминал о Насте. Мастер пауз Станиславского опять-таки медленно подкурил, затянулся, поднял подбородок вверх и выпустил дым паровозом.
- Мягкие какие-то – с удивлением произнес он.
- Сейчас все борются с курением. Кто курит, покупает легкие сигареты, что бы меньше гадости попадало в легкие – стал объяснять я.
- Ты борешься? – с ехидным удивлением произнес старичок, посмотрев на меня с прищуром.
- Нет – замялся я – просто, как то привык.
- Тогда зачем пользуешься фальшивкой? Стал меньше курить? – не унимался он, все никак не переходя к основной теме.
- Да, нет, наоборот, стал курить больше – немного растеряно сказал я.
- Ты же настоящий человек. Куришь, так кури настоящий табак. И накуришься, и подделку сосать не будешь. Раньше был отличный табак. Вот, к примеру «Казбек». Ух, как пробирал. На работе дым коромыслом. Домой возвращаюсь, а жена мне: «Это Петр Иванович пришел или Петька-сапожник?». Был у нас тут Петька-сапожник, без сигареты во рту ничего не делал. Думаю, даже спал с папироской. Так вот, приду домой и иду сюда. Посижу, выветрюсь, а уж потом домой. С тех пор привык за час до приезда домой курить «по-последней». Так что чистый табак здоровее будет.
Наконец-то, я смог вспомнить, как его зовут, а то как-то неудобно получается. Все утро мучился, вспоминая имя. А он, молодец, сразу запомнил, а главное вспомнил!
- Петр Иванович, так что с Настей? Это уже не игра была. Я уже плюнул на приличия и фактически схватил его «за грудки», образно конечно. Тут он поменялся в лице. Стал грустным и серьезным.
- Любит она тебя, шибко любит. А может это страсть? Не знаю. Это дела ваши, молодые. Нам со своей колокольни вроде и виднее, но сколько я ей в голову не вбивал, осталась при своем – и он опять замолчал, делая при этом длинную такую затяжку. – Знаешь, она не может иметь детей. Так уж вышло. И как бы это является ее причиной уехать и скрыться от твоих глаз подальше.
- Так я же ее люблю! Мне только она и нужна! А дети … я об этом не задумывался. Главное любимый человек рядом – попытался возмутиться я.
- Так-то оно так, да не так – протянул задумчиво старик, - Вот ты у меня появился, как сын, ей Богу. Но у женщин все устроено по-другому. Вот моя покойная жена, пока была молодая, каждый месяц глаза на мокром месте держала. Это никакая наука не подскажет, что в душе у них в такие дни происходит. Я тоже много горевал, но по-мужски. Я был рад от того, что рядом именно она. И, честно тебе сказу, дали бы возможность прожить еще одну жизнь, так бы и прожил. Именно с ней. Потому что любил. Любил всем сердцем. И она меня любила. Поэтому и сказал тебе, что не пойму, любовь у Насти к тебе или же страсть. Оно бывает так, что не отличить вовсе. И лишь, какие-то серьезные проверки могут дать ответ. Вот так вот, Димчик. Да и потом, скажу тебе, как сыну. У вас получилась прям латиноамериканская сага. Один любит второго, а второй третьего. Знаешь, хотя и считается, что треугольник самая прочная фигура, но в душевном плане три направленных вектора – и он поджал грустно губы, - На чужой беде, счастья не построишь. Она Сергея Брониславовича уважала, но никогда не любила. Я это понял сразу. Он прекрасный человек, порядочный, но сердце у него такое тихое. Возможно, он и может гореть, но я этого никогда не замечал. Настя – огонь, яркий и страстный, а он даже в размолвке голоса никогда не повышал. Уважала она его, но не любила. Порой казалось, что отношения у них под стать болоту. Тахо, аж лягушки квакают. А когда появился ты, вот тогда-то она и ожила, да так, что в пору было солнцезащитные очки одевать рядом с ней. Сияла! Ярко сияла. Я ее такой и не видел доселе. Но там уж не знаю, что она себе втемяшила в голову … - он недоговорил и лишь по-отцовски похлопал меня по колену.
Так в суровом мужском разговоре мы провели пару часов рядом с благоухающими и прекрасными Настиными розами. Как будто она присутствовала рядом. Как будто своим ароматом окутала и обнимала нас. Двух любимых ее сердцу мужчин. Когда же я собрался, Петр Иванович провел меня до калитки и на прощание сказал:
- Она сменила свой прямой телефон, догадываясь, что ты приедешь ко мне, а я несмотря ни на что тебе его обязательно дал бы. Я очень хотел видеть вас вместе. Очень. И если же у вас настоящая любовь, то и судьба будет благосклонна, и она вернется. Истинные чувства никуда не уходят, они прочны, как у нас с моей любимой женой, навечно.
Я поблагодарил его, обнявшись на прощанье. Вскочил в машину пропитанную перегаром и отправился в Симфи. Возвращаться в пустой дом на берегу означало трогать кровоточащие раны. А это не по мне.
Проезжая мимо Алустона меня как магнитом потянуло завернуть. В эти минуты я хотел увидеть Грацию. Человека, который был так близок моему сердцу. Я вспомнил ее слова: «Все будет хорошо». Наивные конечно слова, но уж надежду питают крепко. Но все же в такой момент мне не хотелось, чтобы она меня такого видела. Подавленного. Я отдал себе отчет, что даже перед ней носил определенную маску. Как не крути, для каждого человека у нас запасена какая либо маска. А зачем? Да просто потому, что мы хотим выглядеть лучше, чем мы есть. Так уж нас научили с детства. Умеешь держать марку – молодец. Распустил сопли – ай-яй, нехорошо, ты же мальчик. Вот и приучили нас всегда держать марку. Но при этом мы не даем себе отчет в том, что вероятно, когда надо держать марку, именно в эту минуту мы не осознано врем. Врем себе и людям. Люди нас воспринимают так, как мы себя ведем перед ними в разных ситуациях. Если человек молча воспринимает какой-то поступок, значил еще его «палку» не перегнули. Можно продолжить проверять на прочность дальше. Возможно, вот так и Настя проверяла лукьяновский предел. А он терпел и, в конечном счете, к чему это привело? Может, возмутился бы пораньше и все прекратилось. И не было бы меня в ее жизни. Вот мы и одеваем маски, что бы скрыть свое сердце, а в чем-то и свою боль. Так, когда же мы настоящие? С кем? Только с собой, наедине? Так чего же мы требуем от других искренности, если сами не честны? Настоящий мужчина может заплакать. Да на удивление это так. Но тем самым он проявляет не свою слабость и беспомощность, а наоборот силу. Ведь только сильный человек может позволить себе быть слабым и бесстрашным одновременно. Но страх показаться слабым, быть осмеянным, заставляет нас носить маски и продолжать врать всем и себе в частности, расшатывая нервы, а значит лишать себя здоровья. Поэтому, когда невмоготу мы используем депрессанты: таблетки, алкоголь, легкие и тяжелые наркотики. Таким образом, мы пытаемся защитить свой эмоциональный мир, но этим мы его только разрушаем. И это несет с собой куда бо̀льшее зло, нежели простая эмоциональная разрядка. Но когда в твоей жизни появляется человек способный принимать тебя таким, каков ты есть и сам рядом с тобой быть открытым и правдивым, тогда вы становитесь истинны и отношения ваши искренни и дружба цельная. Но это уже от судьбы зависит, встретите вы такого человека или нет. Где-то в глубине души я верил, что Грация именно такой для меня человек. Даже посещали крамольные мысли. Желание увидеть в Насти какие-то черты Грации. Я всячески эти мысли уничтожал, понимая, что человек таков, какой он есть и не нам его переделывать. Но сейчас поддержка Грации ох как нужны была бы. Хотелось не то что бы выговориться, хотелось понять действия Насти чисто с женской колокольни. Но моя маска пересилила меня эмоционального, и я прошел поворот в сторону Алушты, даже не снижая скорости.
Симферополь меня встречал пестрым ковром фонарей, ярких светодиодных ламп витрин, замысловатой подсветкой величественных зданий. Все светилось ночными огнями. Город готовился к вечерней веселой жизни. Прихорашивался как модница перед вечерним променадом. Я поймал себя на мысли, что раньше после такой жизненной неудачи, я бы погрузился с головой в ночную жизнь с дурманом алкоголя и мощным потоком децибел по ушам. Это привычный вариант забыться и отвлечься. Просто переключился и мир вокруг тебя на время заблестел всеми цветами радуги. Но в этот раз меня просто тянуло домой. В пустую квартиру, где тихо и гуляет полумрак. Зайдя в родной дом, в свою крепость, я сбросил верхнюю одежду и отправился на кухню поставить на огонь чайник. Проходя вдоль прихожей, я плечом зацепил дверцу шкафа. Я больно ударился о ребро дверцы, и она медленно с традиционным скрипом отварилась. Это был мой «детский» шкаф. Здесь пылились вещи, которые вдохновляли меня в детстве, помогая постигать этот мир. На уровне моего взгляда, на полке, красовалась недостроенная модель парусника. Я его строил лет в десять. Увидев его, память моментально выхватила картинки из детства. Я вспомнил, как я его собирал. Как мечтал стать капитаном и на таком вот паруснике путешествовать по всему миру. Вспомнил, как мальчишкой меня поразила книга Грина «Алые паруса» и как я просил родителей купить мне алую ткань для моего парусника. Как они каждый раз просто забывали о моей просьбе. И как однажды в родительском шкафу, ох и любил я рыскать в нем в отсутствии родителей, я нашел отличный отрез алой ткани, отрезал, как мне казалось, незаметный кусочек. Как матери не хватило каких-то сантиметров на платье и какой после этого был грандиозный скандал. Вот с тех пор мою страсть к моделированию и прекратили. И мой быстроходный бриг был помешен, как и я под арест. Все это проплыло перед глазами. Я улыбнулся детским воспоминаниям, вытащил парусник, решил вспомнить запретное искусство моделирования и отвлечься от темных и печальных мыслей о Насте. Символично как-то вышло, раньше я строил этот корабль для того чтобы встретить свою Ассоль, а теперь заканчивал его строительство после того, как Ассоль исчезла из моей жизни. Моделирование оказалось прекрасной заменой очередной бутылке. Пожалуйста, если вам плохо на душе, творите, и созидание поможет вам справиться с душевной болью.
Рейтинг: 0
498 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения