Помочь сайту
Поздравления
Глава 24. Горький вкус несчастий
2 июля 2024 -
Виктор Горловец
Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских "ястребов" во главе с Бжезинским, намеренных сорвать "разрядку" и вернуться к "холодной войне": они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая "дубль-два" в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Глава 24. Горький вкус несчастий
После полной драматических событий ночи в заснеженном лесу, закончившейся краткосрочным арестом на базе ПВО, а после – довольно холодным прощанием со стороны Степана (причиной чего послужила, правда, сама Алена), девушка начала задумываться над собственной судьбой. Безусловно, хороших парней хватало, кстати, и Степан тоже был одним из них, но самооценка Алены была не то, чтобы завышенной – она была очень специфичной. Достоин ее лишь тот, от которого у нее при первом взгляде «екнет в сердце», «остановится на миг дыхание». А «просто хорошие» парни… Нет, пусть другие их разбирают, и Алена здесь другим не конкурентка.
Прошло несколько лет, парней вокруг было достаточно, интерес к Алене проявляли они немалый, но ответного интереса с ее стороны так и не вызвал никто.
Между тем, студенческие годы летели быстро. В апреле 1977-го года Алена подходила к завершению пятого курса факультета психологии Ленинградского университета. Оставалось сдать летнюю сессию, пройти практику, а через год защитить диплом, получить распределение и начать свою трудовую деятельность.
Ее лучшей подругой по-прежнему оставалась Настя, которая теперь заканчивала пятый курс физфака Педагогического института и с сентября должна была проходить дипломную практику в школе. Созванивались они регулярно, иногда встречались.
И вдруг плавное течение ее жизни оказалось прервано – резко и грубо.
Решив зайти в продуктовый магазин, она была остановлена у входа мальчиком лет двенадцати, державшим в руке огромную авоську с пустыми бутылками. Во многих магазинах стеклянные бутылки принимались в винных отделах, и за них можно было выручить неплохие суммы. Мальчик принялся упрашивать Алену сдать содержимое его авоськи.
- Не примет у меня продавщица, будет орать, что по возрасту не положено. Я ее знаю. А у меня бати нет, мамка в больнице, мне и покушать не на что.
Разумеется, отказать Алена не могла. Взяв у него авоську, она встала с ней в очередь в винный отдел.
И тут произошло нечто непонятное.
Когда дошла очередь Алены, продавщица, женщина лет тридцати, как-то странно на нее уставилась и резко сказала:
- А теперь развернулась и пошла отсюда.
- Что? – не поняла Алена.
- Непонятливая, что ли? К Костику обратно с его авоськой пошла. Ясно?
- Как вы со мной разговариваете? – возмутилась Алена. – Почему вы мне тыкаете? Дайте «жалобную книгу», если с людьми нормально говорить не умеете.
- «Жалобную книгу» ей! – прошипела женщина. – Может, прямо директору и пожалуешься? Так я провожу!
Резво выскочив из-за прилавка, она вцепилась в руку Алены и буквально силой потащила ее по каким-то коридорам вглубь магазина. Все это оказалось для последней столь неожиданным, что она даже не сопротивлялась. Алена просто не понимала, чего от нее хотят.
- Сюда, - резко сказала женщина и почти втолкнула ее в небольшую комнату, где за заваленным бумагами столом сидела сотрудница средних лет в наброшенном на плечи белом халате.
- Антонина Викторовна, вот - пожалуйста! Заступница Костика заявилась! Жалобную книгу требует!
Женщина за столом подняла глаза от своих бумаг на Алену и усталым голосом сказала:
- Да вы присядьте.
Девушка недоуменно присела на самый краешек стула напротив.
- Вам, наверно, Костик свою авоську у входа всучил? – спросила директор. – Плакался, что ему есть нечего?
Алена сказала, что так все и было.
- Так вот: его во всех магазинах района знают. Он из неблагополучной семьи. Только отец у него не умер, а мать не в больнице, просто пьют оба. А сам Костик давно уже пиво хлещет, как те бомжи, которые ему его покупают за «комиссионные». Деньги он так добывает: вместо школы ошивается на вокзале, ждет прибытия дальних поездов. Пассажиры выйдут, проводник отвлечется, так он быстро пробежит по вагону и бутылки со столов – к себе в сумку. А у проводников своя мафия поездная, эти бутылки – их бизнес. Рано или поздно они его выловят в вагоне и изобьют до полусмерти. Вот так дела обстоят.
- Я поняла, - кивнула Алена. – Но ведь я всего этого не знала. Зачем же ваша сотрудница меня вот так сразу начинает оскорблять без объяснения причины?
- Так вы и Любу тоже постарайтесь понять. Представьте себя на ее месте. Всю смену надо на ногах отстоять, да еще в винном отделе, где вы сами видели, какой народ в очереди стоит. Да еще тут этот Костик. Сорвалась она, так с каждым такое бывает. А ты Люба, пожалуйста, извинись. Вот сейчас, прямо при мне.
И директор глянула на продавщицу довольно жестко.
- Извиняюсь, - сквозь зубы процедила Люба, с ненавистью глядя на Алену.
- Вот и молодец, - одобрила Антонина Викторовна. – Проводи девушку до служебного выхода и быстренько беги в отдел. У тебя Оля сегодня уже который раз на подмену встает.
Алена вышла из комнаты и пошла по коридору вслед за Любой, почти физически ощущая идущие от той флюиды неприязни. Будучи почти дипломированным психологом, девушка понимала, что инцидент следует завершить на позитиве, и собралась принести сотруднице магазина встречные извинения, добавив, что очень сожалеет о произошедшем и чувствует долю и своей вины.
Но Люба не дала ей этого сделать.
Пропустив Алену через служебный выход во двор, она выскочила туда вслед за ней. Возле этого входа наверняка обычно вставали машины для разгрузки, но сейчас их не было. Пространство с обеих сторон от двери было заставлено деревянными ящиками и картонными коробками, тут же стояли, покуривая, двое грузчиков. Двор выглядел довольно пустынно.
То, что произошло дальше, Алена не могла представить и во сне.
Люба влепила ей резкую обжигающую пощечину. Затем, воспользовавшись тем, что Алена от неожиданности впала в ступор, ударила ее еще раз.
- Сучка, жаловаться привыкла?! – крикнула она. – Отвыкай!
Алена по-прежнему пребывала в оторопи. За всю жизнь ее ни разу не били по лицу. В их семье это было невозможно в принципе, в школе же дрались только мальчишки, а у девочек самая серьезная ссора заканчивалась только взаимным игнорированием, различным по продолжительности.
Девушка даже не заметила, что оба грузчика уставились на них, забыв даже затянуться папиросным дымом. А Люба, вошедшая в раж, собиралась ударить и третий раз. И только тут оцепенение Алены сменилось яростью. Уже не контролируя себя, она схватила с земли картонную коробку и обрушила ее Любе на голову.
Острый угол коробки тут же прочертил на лице сотрудницы магазина длинную внушительную ссадину.
На крики Любы, в которых преобладал четырехэтажный мат, сбежались разные люди: несколько женщин из магазина и двое пенсионерок, живущих в этом дворе и только что вышедших из своей парадной. Выбежала и Антонина Викторовна.
Разнимать противниц никому уже не пришлось. Стычка, по сути, завершилась. А вот теперь предстояло неизбежное вмешательство третьей стороны, то есть органов правопорядка. И они – в лице участкового – прибыли на удивление быстро. Словно этот немолодой милиционер специально заранее прогуливался где-то рядом.
- Николай Трофимович, - обратилась к нему директор магазина, которая, похоже, знала его уже давно. – Я не видела, что тут было, могу рассказать только то, что было до этого.
И рассказала – довольно нейтрально. Главный вопрос заключался в том, кто начал драку во дворе. И здесь у обеих участниц инцидента версии оказались прямо противоположными.
- Я ее вывела из магазина, хотела дорогу со двора показать, а она вдруг схватила коробку и меня – хлобысь! – заходилась Люба. Ссадина на ее лице уже успела побагроветь.
Алена же попыталась сослаться на магазинных грузчиков, которые видели сцену с самого начала, но тут ее ждало разочарование.
- Дык, это, - сказал один из них. – Мы позже вышли. Если Любка эту девушку стукнула, мы этого видеть не могли. Видели только, как она сама Любку коробкой огрела.
Другой подтвердил то же самое. Видимо, оба опасались идти против интересов Любы, понимая, что им с ней еще работать вместе – при ее-то характере.
- Да как вы можете так обманывать?! – возмущенно сказала им Алена. – Вы же с самого начала здесь были и все видели.
Но те не собирались отказываться от своих слов.
Участковый с некоторым запозданием попросил у обеих участниц инцидента их документы. Люба послала за своим паспортом девушку Олю из бакалейного отдела, которой она явно помыкала, а Алена за неимением с собой паспорта достала свой студенческий билет.
Когда участковый его открыл, Люба бесцеремонно подскочила к нему сзади и цепким взглядом словно «сфотографировала» содержание документа.
- А что ей будет за то, что она мне лицо раскромсала? – визгливо спросила Люба, проведя рукой по ссадине.
- Вы имеете право написать заявление о нанесении легких телесных повреждений и обратиться в медпункт за справкой, - довольно холодно ответил ей милиционер. – Но обязан вас предупредить, что предоставление ложных сведений влечет уголовную ответственность. Так что, будете писать?
Николай Трофимович уперся в глаза Любы жестким немигающим взглядом.
И та не выдержала, вильнув глазами куда-то вбок.
- Да ладно, не буду я огород городить, - проговорила она. – Пусть все миром обойдется.
- Ваше решение, - пожал плечами участковый.
Группа собравшихся начала быстро рассасываться: интерес к событию был утрачен. Меньше, чем через половину минуты, Алена и Николай Трофимович остались одни.
- А вам, девушка, тоже наука, - сказал немолодой милиционер. – Прежде чем что-то делать, надо последствия взвесить. Я-то понимаю, как все было, потому что Любку знаю, не первый раз истории с ней расхлебываю. Между нами, хабалка она, да еще мозгами повернутая. Но и вы понимать должны, чем кончиться может, если тоже руки распускать начнете. Желаю удачи!
Откозыряв, он быстро пошел к выходу из двора.
Как только он исчез, Алена услышала детский голос рядом:
- Бутылочки-то я свои заберу.
Костик проворно подхватил авоську, которую девушка уронила во время стычки, давно забыв о ней.
- Глупо и пошло – замешивать свою раннюю жизнь на вранье, - пробормотала Алена и, даже не глянув в его сторону, побрела к выходу со двора. Получилось высказывание прямо в духе русских классиков прошлого века, Добролюбов бы точно оценил.
Вряд ли в тот момент она могла предположить, что история еще не завершилась, а лишь имела свое начало.
Люба оказалась на редкость мстительной. Она успела, заглянув в студенческий билет Алены, запомнить фамилию, имя и место учебы. В тот же вечер она написала письмо в ректорат Университета, где пожаловалась на нанесение ей побоев студенткой данного вуза, а также приложила свое фото с ссадиной через все лицо и справку из травмпункта.
В ректорате ЛГУ не стали торопиться пересылать письмо декану факультета, а отправили запрос в отделение милиции. Там добродушный Николай Трофимович повздыхал и вынужден был составить ответ, в котором говорилось, что драка на почве остро возникших неприязненных отношений имела место, но определить ее виновника не представляется возможным, так как сторона, получившая легкие телесные повреждения, от подачи заявления отказалась. Конечно, он сочувствовал Алене, но как он мог сформулировать ответ по-другому?
К сожалению, для администрации Университета этого оказалось достаточно. Алену вызвали в деканат, ознакомили с письмом и ответом от милиции и потребовали написать объяснительную. Впрочем, было ясно, что эта объяснительная – чистая формальность. На следующий день после ее получения Алены вновь вызвали в приемную декана, где секретарша ознакомила ее с текстом приказа ректора об отчислении из Университета.
Девушка не выдержала и разревелась. И было от чего: отучиться пять лет лишь для того, чтобы из-за нелепой случайности все рухнуло в один момент!
Как раз в эту минуту из своего кабинета выходил декан и наткнулся на плачущую Алену.
- Так! Корневская, зайдите-ка ко мне. Нам поговорить надо.
Он вернулся в кабинет, а Алена зашла вслед за ним.
- Садитесь, - велел декан. – Сейчас, наверно, придется вас чаем отпаивать. Я в любом случае с вами побеседовать хотел: сначала о худшем, а затем… о менее худшем.
Алена выжидательно взглянула на него.
- Перво-наперво о плохом, - начал декан. – Алена, вы знаете, что я к вам отлично отношусь, вы всегда были лучшей студенткой своего курса, диплом бы наверняка защитили лучше всех. Более того, я уверен, что все в вашей объяснительной соответствует истине. И в ректорате я даже сделал попытку вас отстоять. Не удалось. Но вы сами-то поняли, что с этим инцидентом вы как бы провалили практическую часть выпускного экзамена, если бы она имела место?
- Провалила? – переспросила Алена.
- А вы как думаете? Вы учились на профессионального психолога, призванного как раз такие истории предотвращать и обучать людей сохранять выдержку в стрессовых ситуациях, не доводя себя до состояния аффекта. А вы даже сами с собой не смогли совладать. Это как сапожник без сапог.
- Вы правы, это так, - вынуждена было согласиться девушка. – А фактор неожиданности? Представьте себе любого человека на моем месте, которого вдруг ни за что бьют по лицу.
- А вы не «любой человек». Вы обучались на психолога! Напрасно, что ли, я вам лекции читал? У вас было множество правильных вариантов действий. Вы могли элементарно отойти на безопасное расстояние и привлечь внимание окружающих. Еще лучше – заранее знать простейшие приемы самообороны и завернуть ей руку так, чтобы она не могла ударить вас снова. А вы повели себя, как пьяный матрос в портовой таверне. А если бы вы выбили ей глаз, то еще бы и срок мотали.
Алена сглотнула ком и молча кивнула. Возразить было нечего.
- Теперь о менее плохом, - вдруг смягчился декан. – Я бы не стал ставить на вас крест как на будущем специалисте, и знаете почему? Вы только что прошли через собственную ошибку, осознали ее, она вам в память врезалась, и теперь-то уж ваш практический опыт гораздо ценнее, чем у ваших сверстниц, которые с такой собственной ошибкой не сталкивались. Поэтому сделаем так. Вы год этот отдохните, поработайте где-нибудь, а через год подавайте в ректорат заявление на восстановление. Очень важно приложить к нему положительную характеристику с места работы с рекомендацией о восстановлении на учебе. Хорошо бы приложить еще и какие-нибудь благодарности, поощрения. Я постараюсь в восстановлении посодействовать. Это всегда легче, чем предотвратить отчисление.
- Кирилл Владимирович, спасибо вам! – радостно воскликнула Алена и чуть не поцеловала декана.
- Поменьше эмоций, - проворчал тот. – Ладно, идите уже, у меня еще работы полно. Да, вот еще что. Не допустите, чтобы вас исключили из комсомола. Если исключат – восстановиться не сможете. Я к вашим комсомольским делам отношения не имею, даже по возрасту, так что здесь я вам не помощник.
Алена ушла обрадованная и одновременно озадаченная. О комсомоле она раньше как-то и не думала. И вскоре об этом пожалела, потому что события приняли драматический характер.
Сначала вопрос о ней обсуждался на комсомольском бюро ее курса, теперь уже бывшего. Здесь, разумеется, все было предсказуемо. Сокурсники, с которыми она вместе отучилась почти пять лет, были на ее стороне. В комитет ВЛКСМ факультета ушло решение бюро вынести Корневской устное замечание. И все.
Но факультетский комитет комсомола почему-то повел себя иначе. На заседание ее уже никто не пригласил, а решение оказалось неожиданно суровым: исключить из рядов ВЛКСМ.
Последнее слово оставалось за комитетом ВЛКСМ всего Университета, который представлял собой сборную солянку: здесь были представлены студенты старших курсов всех факультетов – и гуманитарных, и естественнонаучных.
Ничего хорошего для себя Алена от этой последней инстанции не ждала. Но тем не менее…
Девушка почему-то подумала, что там результат будет во многом зависеть от позиции председательствующего. Как он представит это дело, так на него и отреагируют остальные. А если попытаться поговорить с ним до заседания?
И Алена принялась собирать информацию. Председательствовать на заседании должен, разумеется, секретарь комитета ВЛКСМ ЛГУ, но он сейчас болеет. Вместо него вести это заседание, где будет рассматриваться, в том числе, и вопрос Алены, будет зам по идеологии, какая-то Валя Белихина с пятого курса Восточного факультета, будущая выпускница отделения иранской филологии.
Корневская довольно быстро сумела собрать о ней информацию. Белихина ее ровесница, москвичка, хоть и учится в Ленинграде, снимает где-то комнату. Скоро выйдет замуж и сменит фамилию – станет то ли Блиновой, то ли Оладьевой. Со всеми в вузовском комитете дружит, хотя есть у нее и враг – в райкоме ВЛКСМ, какой-то Артем. Алена вдруг вспомнила рассказ Насти о ее первой встрече со Степаном, в совхозе. Тогда Степан чуть не подрался с каким-то Артемом, комсомольским штабистом из тогдашнего Настиного института и одним из дружков Гены. Наверняка, это тот же самый.
И Корневская отправилась в здание Восточного факультета.
Пятый курс как раз рассаживался в лекционном зале: до начало лекции оставалось минут пять.
- А как найти Валю Белихину? – спросила Алена ближайшую студентку.
- Да вот же она! – махнула та рукой. – Валюша, тут тобой интересуются!
- Чем обязана? – сухо спросила, обернувшись, миловидная девушка с пепельно-серебристыми волосами. Довольно необычной краской она пользовалась.
- Я Алена Корневская. Завтра ваше заседание по поводу меня. Я хотела сегодня с тобой поговорить и рассказать, как тогда было дело.
- А смысл? – без особого дружелюбия спросила Валя. – У нас есть копии того письма, твоей объяснительной, решения вашего курсового бюро и факультетского комитета.
- Но все они противоречат друг другу, - возразила Алена. – Разве не лучший способ сделать для себя вывод – это поговорить со мной лично?
- В четыре в комитете, - коротко бросила Валя и ушла куда-то в первые ряды зала.
Это более-менее обнадеживало. Другие ведь в такой ситуации могли и послать подальше, да еще и прийти в раздражение от такой борзости и завтра уж точно постараться повернуть дело к исключению.
К четырем Корневская пришла в комитет ВЛКСМ Университета.
Белихина была там одна и сидела за огромным столом, шлепая печать на какие-то бумаги. Брумс, брумс… Можно было подумать, что это работает печатный станок.
Когда Алена зашла, Валя подняла на нее глаза, обменялась с ней сдержанными кивками и неожиданно спросила:
- Сходишь со мной покурить на лестницу?
- Я не курю, но за компанию могу постоять рядом.
Белихина молча поднялась из-за стола и направилась к выходу из кабинета. Алена последовала за ней.
На верхней лестничной площадке Валя поинтересовалась:
- А почему именно ко мне?
- Заседание будешь вести ты. Это значит, что решение вопроса, скорее всего, зависит от тебя.
- Допустим. Но зачем ты паришься с этим исключением? Билет у тебя никто силой не отберет. Пойдешь куда-то работать или учиться, встанешь там на учет, и никто на новом месте ничего не узнает. Централизованного учета де-факто не существует.
- Ты мне это советуешь? – с удивлением спросила Алена.
- Я тебе ничего не советую. Твои проблемы – не мои.
- А ведь я даже не знала, что централизованного учета нет. Думала, это, как клеймо, будет кочевать за мной всюду. Впрочем, кажется, в одном из романов было именно так, как ты сказала. Хотя там и про тридцатые годы.
- Вера Кетлинская, роман «Мужество», - уточнила Белихина. – Сергей Голицын дезертировал с комсомольской стройки, потом бегал по всему Дальнему Востоку, устраиваясь с одной работы на другую, и нигде никто не удосужился проверить его биографию. Потом лишь это сделал некий Цой, но он был соперником Сергея в любви.
- Меня в этом романе больше другое зацепило, - задумчиво проговорила Алена. – Когда Клара Каплан узнала, что ее муж изучает индивидуалистическую философию Штирнера, девятнадцатый век, совершенно безобидную, она, тем не менее, пришла в ужас и написала письмо в НКВД. Мужа посадили как контрреволюционера. Автор полностью на стороне Клары: так, дескать, и надо. Но поскольку мы в наше время смотрим на это уже другими глазами, именно из-за этой сюжетной линии роман перестали издавать. Просто стоят в библиотеках старые издания – на любителя.
- Как зам по идеологии ставлю тебе твердую пятерку, - с интересом взглянула на нее Валя. – Но ты не ответила на мой вопрос. Почему ты так боишься исключения?
- Через год я попытаюсь восстановиться на психфаке.
- Тогда понятно. Но почему ты решила, что я буду на твоей стороне?
Корневская уже поняла: разговор явно не из простых, и строить его надо так, чтобы без малейшей осечки.
- Во-первых, я лично тебе ничего плохого не сделала. На уровне подсознания я могла бы вызвать у тебя антипатию, если бы я была красивая, а ты – страшная. Но ты красивее меня, да и замуж выходишь наверняка по счастливой любви, а у меня всего этого и близко не было.
Произнеся эту тираду, Алена даже облегченно выдохнула.
- Неплохо вас учат на факультете психологии, - кивнула Валя. – Бьешь на жалость, одновременно вставляя ненавязчивый комплимент. На меня, правда, этот прием не действует, но все равно спасибо. А хочешь услышать мое видение ситуации?
- Хочу! – с вызовом сказала Корневская.
- Ты с этим визитом решила поиграть в «русскую рулетку». Ты ведь меня не знаешь, поэтому решила: если я хорошая, то посочувствую тебе и помогу, а если плохая – только постараюсь насолить еще больше. Вероятность равна. Так?
- Так. Сейчас у меня такое ощущение, что это не я пять лет проучилась на психолога, а ты.
- Не преувеличивай. А вот озадачить тебя придется. Я ни хорошая, ни плохая. Но общение с тобой мне понравилось, поэтому могу предложить тебе доиграть в «русскую рулетку» до конца.
- Это как? – не поняла Алена.
Валя достала кошелек, порылась в нем и извлекла две равные по размеру монеты: три и пятнадцать копеек.
- Какую из них ты выбираешь своим пропуском в счастливое завтра? – спросила она.
Алена чуть не задохнулась от возмущения. Вот ведь зараза какая! На чужой беде придумала себе развлечение. Корневской очень захотелось высказать собеседнице все, что о ней думает, но Алена тут же вспомнила разговор с деканом и подавила в себе это желание. Ведь если разобраться, будь на месте Вали кто-то другой, отношение, скорее всего, было бы формально-враждебным. Белихина же «и не друг, и не враг, а так». И дает ей шанс, ведь пятьдесят процентов из ста – это не так уж плохо.
- Пусть будет трешка, - сказала Алена, попытавшись придать своему голосу максимум безразличия. – Медь – стихия солнца, железо – стихия луны.
- Эх ты, психолог, - с насмешкой сказала Валя. – У тебя же все эмоции на лице написаны. В то числе, желание звездануть меня чем-нибудь, как ту козу из магазина. Вон, кстати, и картонная коробка валяется. Раз уж ты согласна, пусть она станет для тебя не холодным оружием, а либо сундуком из пещеры Аладдина, либо ящиком Пандоры.
- Бросай, - коротко сказала Корневская, подняв коробку и протянув Белихиной.
Валя закинула в коробку обе монеты и сделала Алене приглашающий жест рукой.
- Я ведь запросто подсмотреть могу, - заметила Алена.
- А зачем? Ты не согласна с Печориным, что судьбу обмануть невозможно?
Алена отвернула голову вбок, засунула руку в коробку и выдернула из нее ту монету, которую первой нащупала. Потом резко разжала пальцы и посмотрела, что там.
- Ну что, работает твой ангел-хранитель? – поинтересовалась Валя, даже не повернувшись к ней.
- Три копейки, - лаконично ответила Алена.
- Видишь, как мало нужно человеку для счастья? Получается, сегодня твой день. Поздравляю с сохранением членства в рядах ВЛКСМ.
Швырнув сигарету в урну, Белихина повернулась и начала спускаться по лестнице.
- Трешку свою забери! – крикнула вслед Алена. – А то жажда замучает, а по пути автомат с газировкой попадется.
- Я такими автоматами не пользуюсь с той поры, как узнала, что наши гости из развивающихся стран по ночам в этих стаканах писюны подмывают, - на момент обернулась к ней Валя. – А монету носи на шее в качестве амулета. Чао, везунья!
И ушла на свой этаж. Корневская услышала, как где-то хлопнула дверь.
Алена тоже пошла вниз.
По пути домой она подумала, что Белихина, конечно, стерва первостатейная и позерка, но в своеобразном обаянии ей тоже не откажешь. И почему-то у мужчин именно от таких крышу и сносит. Да так, что ломают из-за них себе все: семью, карьеру, жизнь.
На следующий день Алена узнала, что на заседании комитета ВЛКСМ ЛГУ ее вопрос был рассмотрен и было принято решение ограничиться устным замечанием.
Что, впрочем, не стало для нее сюрпризом.
В тот момент Алена еще не знала, что эти проблемы не стоили и выеденного яйца, потому что самое страшное ожидало ее впереди.
Рейтинг: 0
66 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
