Помочь сайту
Поздравления
Галактический человек-7
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Роман-хроника
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1
Работа над «Книгой», как я уже говорил, поначалу шла очень тяжело у меня, однако к концу года я уже неплохо в ее постулатах ориентировался. Решение же следовать своим путем совершенно меня переменило. Я вдруг почувствовал, как у меня выросли крылья. И уверенность мою в себе, своей уникальности, уже ничем нельзя было поколебать. Вопросы буквально переполняли меня, но и открытия, откровения следовали одно за другим.
Несомненно, исключительно благодаря силе инерции, в запальчивости, так легко вскарабкавшись на вершину с «Книгой Вечной Жизни», я и написал первую главу «Слова Пророка». Затем работа застопорилась, до тех пор, пока я не нашел формулу, ставшую потом на долгое время путеводной звездой для меня: «Стань ведомым, и станешь влекущим».
Мне так и не удалось разгадать, что имел в виду Пророк, выбирая для себя такое имя, но я в нем обнаружил ключ ко многим своим открытиям.
Ведом своей целью. Выбери цель, неустанно следуй ей, и, в конце концов, она сама приведет тебя к себе.
Примерно так я рассуждал раньше, исходя из откровения – «Цель, осознанная, обладает способностью приближать к себе, сокращать время», но здесь мне открылся совсем другой путь, и даже одновременно два в одном: ведомый Богом и ведомый Пророком.
Я сознавал, что у меня есть заказчик, что моя работа хорошо оплачивается, и что я обязательно должен ее выполнить… но в чем же заключалась теперь она, моя работа?
Стать влекущим, ведомым я уже стал.
Что влекло меня самого? Я вдруг понял, что у меня нет ни малейшего желания предпринимать какие-либо паломничества. Самым большим моим желанием на тот момент, как это ни покажется странным, было поклониться Смерти – главной загадке человеческого бытия.
«Бог есть любовь», сказал Иисус, но мы ничего не поймем в этом откровении, если не переведем его из категории Морали в категорию Нравственности. Сознание тем, главным образом, и отличается от Жизни, что оно воплощается в реалии не инстинктом, и не рассудком, и даже не страстями, а в первую очередь чувством, главнейшим из которых является Любовь. Уберите это чувство из жизни человека, и он умрет, потому что ему не для чего станет жить. Чувством, следующим за Любовью, является Страх, как угроза потерять то, что ты любишь. Главнейшая ценность, которая есть у нас – наша жизнь, и значит главный страх наш – перед смертью.
Этот страх терзает нас от самого рождения, он и животный, и моральный, но в первую очередь нравственный.
Невозможно найти человека, который никогда не задумывался бы о смерти, но всякий раз перед этой тайной сознание наше отступает, из тайны превращая его в табу. Мы утешаемся иллюзиями или откровенным обманом».
Ни одна религия не делает нас в этом вопросе свободными, но ни одна из них и не ставит перед собой такой задачи, поскольку прав был Аврелий Августин, восклицая: «Церковь должна заботиться не о том, чтобы сделать рабов свободными, но чтобы сделать их добрыми». Вот почему я и не нашел себя ни в одном из существующих в мире вероисповеданий.
«И все-таки мы смертны…» Смерть, смерть, смерть… как же она все-таки несправедлива!
«Но почему же мы так легко миримся с этим?»
Сколько раз я вопрошал древних в попытках найти ответ на этот вопрос!
Соединилось и разъединилось, и
вновь ушло, откуда пришло: в землю –
земля, дыхание – в небо. Что тут страш-
ного? Ничего!
Эпихарм
Это боги устроили так, что всякий
может отнять у нас жизнь, но никто
не в состоянии избавить нас от смерти.
Сенека
«Что тут страшного?» Но если нет страха, значит… не было и любви?
«Я не хочу умирать!», сколько людей твердили до меня эту фразу, но безнадежно. Сколько веков! Прежде чем пришел человек, который рассказал нам о Вечной Жизни, провозгласив: «Право на бессмертие – неотъемлемое право каждой души, каждой цивилизации, более того – это единственная по-настоящему великая их цель. И не беда, что понадобятся для этого труды многих поколений – цель, осознанная, обладает способностью приближать к себе, сокращать время».
Самое ужасное из зол, смерть, не
имеет к нам никакого отношения; когда
мы есть, то смерти еще нет, а когда
смерть наступает, то нас уже нет.
Эпикур
Смерть для человека – ничто, так
как, когда мы существуем, смерть еще
не присутствует, а когда присутствует,
тогда мы не существуем.
Эпикур
Ах, как, оказывается, просто – спрятаться за игрой слов от «старухи с косой». Но следует отметить, что последующие словоблуды далеко превзошли лукавого жизнелюба в обмане.
Жизнь подобна игрищам: иные приходят
на них состязаться, иные – торговать, а самые
счастливые – смотреть.
Пифагор
Смерть не есть зло. – Ты спросишь,
что она такое? – Единственное, в чем
весь род людской равноправен.
Сенека
"Быть равными в смерти – разве этого мало?" Да, действительно, смерть – великий уравнитель. Богатых не спасает их богатство, негодяев – их цинизм. Но в этой «справедливости» я почему-то нахожу для себя мало утешения.
А что такое люди? – Смертные боги.
Гераклит
Нет, люди – не боги. Человек смертен, но это совершенно не мешает ему продлить свою жизнь настолько, насколько ему захочется.
Бессмертные – смертны, смертные –
бессмертны; смертью друг друга они
живут, жизнью друг друга они умирают.
Гераклит
Это, пожалуй, самое загадочное и вместе с тем самое достоверное, что я нашел о смерти у древних. Этот путь, путь Вечной Жизни, Главный Путь, как определил его Ведомый Влекущий, так устроен, что человек один, идя по нему, не может достичь ничего. ("Вечная жизнь – это не состояние, это Главный Путь, он лежит прежде всего через осознание человеком своего величия").
И в то же время:
"Мы не войдем в Вечную Жизнь стадом. Каждый человек сам вправе решать: жить ему или умереть.
Вечная Жизнь невозможна для всех, она лишь для избранных. Тех, кто избрал себя для нее и упорно ей следует".
ГЛАВА 2
Неисповедимы пути, где лежат для нас наши откровения. Встреча с обыкновенной русской женщиной, посещение знаменитого кабаре сдвинули с мертвой точки мои изыскания. На данный момент все мои устремления сосредоточились на двух книгах: поэме «О все видавшем» или, как ее еще принято называть: «Эпос о Гильгамеше» и «Книге выхода днем», более известной, как египетская «Книга Мертвых».
Собственно, свое паломничество я хотел начать с Месопотамии, чтобы поискать духовные следы легендарного царя шумерского города-государства Урука, который, будучи сыном богини и человека, обделен был бессмертием, но страстно жаждал его. После долгих поисков мятущийся царь так и не достиг цели своих устремлений и примирился со своей долей. Почти пять тысячелетий отделяло меня от этого человека, я начинал тот же путь, хотя ничто так, как мои поиски, не приближало меня, на сей раз, к моей собственной смерти.
К сожалению, современный Ирак, на территории которого в свое время происходили указанные события, менее всего подходил для туризма: террористы, полицейские и армейские патрули – документы мои вряд ли могли бы выдержать тщательной проверки, особенно учитывая мою «канадскую» легенду. Поэтому я решил не рисковать.
Также умозрительно, виртуально, решил я побывать и в Египте. Не знаю почему, но мне казалось тогда и до сих пор кажется, что никто и никогда не был столь близок к гелекси, как древние египтяне. Никто и никогда, ни до, ни после них, не подходил так близко к истине Вечной Жизни. Думая о душе, они в то же время пытались настолько, насколько позволяли возможности того времени, сохранить после смерти свое тело. А пирамида – чем не Вавилонская башня? Надо отдать им должное: ни шумеры, ни египтяне не были материалистами, они и представить себе не могли, что человек рождается случайно, а умирает навсегда, что даже души наши смертны, однако жизнь земная не шла для них ни в какое сравнение с жизнью загробной. Идея Рая возникла впервые в зороастризме, и начала все больше совершенствоваться, оттачиваться в других религиях, все дальше уводя человека от действительного положения вещей. И лишь Ведомый Влекущий вернул нам истину в этом вопросе.
ГЛАВА 3
«Кто, мой друг, вознесся на небо?
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек – сочтены его годы,
Что б он ни делал, – все ветер!»*
____________
*Перевод И. М. Дьяконова.
В безысходном отчаянии шептал я про себя эти строки из поэмы «О ВСЕ ВИДАВШЕМ». История Гильгамеша со слов Синликиуннинни, заклинателя».
Все было, как пять тысяч лет назад, но все было совсем по-другому. Легендарный царь Урука искал бессмертия для себя, я же искал его для всех людей. Гильгамеш просил бессмертия у богов, он надеялся, что они примут его в свой сонм, позволят ему им уподобиться. Он частично имел на это право, но боги по-своему решили его участь.
За мной не было богов, только слова Ведомого Влекущего. И основные вехи, им отмеченные.
«Мы не войдем в Вечную Жизнь стадом. Каждый человек сам вправе решать…». Я решил жить.
«Вечная Жизнь невозможна для всех…». Я избрал себя, избрал солдатом Вечной Жизни и не собирался никуда с этого пути сворачивать.
«Следует стремиться к раю на земле, а не на небе…». Я выбрал землю. Навсегда. Скорее, она меня выбрала. Теперь мне предстояло открыть ее для себя и для других людей заново.
«Если рай не в тебе самом, то ты никогда не войдешь в него». Так провозгласил Ангелус Силезиус. Я жаждал узнать истину о Рае, и ничего так не
хотел сейчас на свете, как того, чтобы его врата как можно скорее открылись для меня.
«Первое, что ты должен осознать – мы живем в Аду…». Я уже не жил в Аду, Ад был вокруг меня.
«… если истинны твои цели». Я шел вперед, не оглядываясь. Я не сомневался в том, что рано или поздно кто-нибудь за мной да последует. Ибо… опять же, если верить Пророку – «нет другого пути».
Но, повторяю, я слишком хорошо понимал, что ничего не достигну из намеченного, если не преодолею в себе древнего, «ветхого» и даже «нового» человека».
Мудрый! Обязан будучи жить среди
простого народа, будь подобен маслу,
плавающему поверх воды, но не
смешивающегося с оною.
Пифагор
Быть мудрым означает умереть для
этого мира.
Аврелий Августин
«Из великого множества изречений об уме, глупости и мудрости я выбрал только этих два, как крайности. В каком же из них была истина? Думаю, как всегда – посередине.
Богоискательство и богостроительство. Идеал и догма. В своих поисках, отталкиваясь от «нового» человека, я не пошел дальше, а наоборот, следуя указаниям Пророка, повернул вспять. Я прошел равнодушно мимо человека родового – «избранного», «ветхого» и остановился возле человека античного, найдя именно в его представлениях о мире свой «полосатый пограничный столп». Собственно, было бы странно, если бы я поступил иначе.
Я начал сокрушать в своем сознании истуканов-идолов, но не во имя Христа – зачем было повторять период, уже человечеством пройденный? Ибо человек ничем не пожертвовал тогда, он взял всех своих идолов в христианство вместе с собою. С той лишь разницей, что из богов, божков большей частью они стали ангелами, демонами, злыми духами, дьяволами. Церковь не растерялась, включила их в свой арсенал, как дополнительное, мощное средство воздействия на верующего человека.
Человек – тварь божья или частичка Бога? Вот что стало для меня сейчас основным вопросом. И я вовсе не занимался мудрствованием, я искал здесь для себя ориентиры, руководства к действию.
Я не хотел больше быть жертвою, жертвоприношение в любом его виде вызывало во мне отныне лишь отвращение и резкий протест. Несмотря на то, что я стал маслом, маслом поверх воды (Пифагор) и мертвецом для этого мира (Августин), у меня не было ни малейшего желания закрыть собой какую-нибудь амбразуру. Наоборот, жажда жизни с тех пор, как я вышел из полумрака, начала определять все в моем сознании.
Я поднимался с колен, я не хотел больше быть «коленокопытным», рабом, а уж тем паче – «венцом творения», и сам удивлялся той силе, энергии, стремления к действию, которые отныне переполняли меня.
Однако вскоре, как и следовало ожидать, наступил отток. Вызван он был опустошением, которое слова Пророка произвели в моей личности – во мне образовался вакуум, который грозил взорвать меня, если я его срочно чем-нибудь не заполню.
Но чем я мог наполнить его? Новой ложью? То, что поселилось в моей душе, требовало осмысления, а у меня, к сожалению, совершенно не было времени ждать».
«Как бы мы ни старались, в существующих представлениях Человека о Боге невозможно отделить языческое от духовного, одно только определение «раб божий» способно низвести нас не только до рабского, но даже до скотского, состояния, ибо понятия «рабство» и «Вера» несовместимы».
Жертвоприношение до сих пор является важнейшим элементом не только Общества, Культа, но и одной из важнейших составляющих Личности (Либо ты приносишь жертвы сам, либо приносят в жертву тебя).
Дикость, насилие, варварство не только не искореняются, а наоборот, насаждаются, все более становясь нормой жизни.
Я уже не говорю о раздвоении. Люди говорят одно, а делают совсем другое: поступки их часто совершенно противоположны их высказываниям, а порой даже и намерениям. Никто не озабочен поиском Истины, а уж тем более – служением ей. Люди тонут ежедневно и ежечасно в потоках лжи, низвергаемых на них и извергаемых ими самими.
Но наряду с болью существо мое наполняется счастьем. Я не вижу отныне врагов вокруг себя. Совершенно чужие люди становятся мне вдруг близкими и понятными. Они пока еще чужие, но уже не чужды мне.
Я отрываю глаза от страниц «Книги» и не устаю удивляться, как каждое слово, почерпнутое в ней, взрывает мое сознание, меняет мою личность, и очень надеюсь на то, что когда-нибудь, хоть немного, точно также оно изменит и окружающий меня мир».
Нет комментариев. Ваш будет первым!
