Бедная овечка глава 6 Праздник

Год подходил к концу….

В любой момент готовая все бросить и вылететь в Россию, где после операции мама проходила длительное и выматывающее лечение, Рита практически не слезала с телефона. Но родители каждый раз уверяли, что справятся сами, убеждали, что помочь она все равно ничем не сможет.

Так полное тревог и сомнений, промелькнуло лето. Легкой паутинистой грустью-незнакомкой следом упорхнула золотисто-багряная осень. Жизнь обитателей северной Швеции до отказа заполнили серые депрессивные будни. Короткая полоска дневного света, вынырнув из утренних сумерек, не успев обозначиться, мгновенно растворялась в вечерних.

Возможно, потому традиция шведов - готовиться к Рождеству задолго до праздника, сложилась не случайно, а чтобы не сойти с ума от гнетущей бесцветности жизни.

Когда темнеет рано, а холод прокрадывается за вами в дом, ничто так не согревает, как мягкий манящий свет горящих звезд и горок из свечей на окнах. Ничто так не радует глаз, как украшения из текстиля - выдержанные в праздничных красно-белых тонах скатерти, салфетки, коврики, занавески, сапожки для подарков. А как просится с прилавков магазинов и рождественских базаров в руки множество рождественских колокольчиков, Санта-Клаусов, ангелочков, соломенных фигурок животных, пряничных домиков, композиций из цветов, ягод, шишек и еловых веток, диковинных елочных игрушек и поделок.

В ожидании завтрашней радости, близкого чуда, рождественской сказки, даже совсем погрустневшие обнаженные ветви деревьев принарядились и засверкали серебряными огнями гирлянд.

Больше всех, конечно, о скорейшем наступлении Рождества мечтали дети. Рита с Лорансом каждый год готовили для них специальные рождественские календари, в небольших отделениях которого, по числу дней адвента, как назывался особый период праздничного поста, были припрятаны подарочки или лакомства. Только хорошие дети могли ежедневно брать подарки из волшебного календаря, и Ингрид с Яннеком изо всех сил старались слушаться.

Празднование Рождества начиналось тринадцатого декабря, со Дня Святой Люсии.

«Светоносная» Люсия являет собой символ света и надежды. В старину в этот день в городах устраивались факельные шествия, зовущие исчезнувший свет вернуться.

В этом году Ингрид осчастливила домашних новостью, что лучше всех спела на уроке и ее выбрали главной Люсией в школе. Заранее наглаженное белое платье и корона со свечами торжественно дожидались своего часа, когда Люсия в окружении подружек в таких же белоснежных платьях с песнопениями о девушке, которая приняла мученическую смерть из-за веры в далекой Сицилии, пройдет по коридорам школы и улицам города.

Яннек с восторгом и гордостью, наблюдал за сестрой, которая целыми днями репетируя, пела и крутилась перед зеркалами. И хотя ему дали в детском саду всего лишь роль гномика, он подражая Ингрид что-то стучал по клавишам пианино и подпевал ей:

Ночь свой замедлит ход,

И дивным пеньем

Встретим мы твой приход

С благодарением.

Ты в каждый дом войди,

Свет свой нам подари,

Санта Люсия, Санта Люсия!

За вкусную часть Люсии отвечал Лоранс. Он, так уж повелось со времен приобщения Риты к шведским традициям, самостоятельно готовил домашние шафранные булочки, похожие на свернувшихся котят, имбирные пряники и горячие глёги с миндалем. Этот год не был исключением.

Рита, как никогда трепетно готовилась к Рождеству, придавая встрече праздника какой-то более глубокий, почти сакральный смысл. Она верила, что первое Рождество в их новом доме, принесет им счастье и сплотит семью еще больше.

В лучших шведских традициях в столовой на камине уже дожидался торжественного момента специальный продольный подсвечник со свечами. Четыре свечи символизировали четыре воскресенья адвента. В каждое воскресенье до Рождества вместе с детьми и мужем она будет зажигать по одной новой свече, и с каждым адвентом в их доме будет все больше света.

После работы Рита носилась по магазинам, покупая бесчисленные подарки родственникам, рождественские украшения для дома.

Ей и самой хотелось выглядеть на все сто, и она, обладая прекрасным вкусом, придирчиво перемерила все представленные на продажу платья в местных магазинах.

В итоге купила темно-вишневую атласную ткань, необычайно шедшую к ее глазам, и засела за шитье.

За заботами все более забывался летний прецедент с Лелькой, от которой не было ни слуху, ни духу.

Они с Лорансом так и не собрались поговорить о ней ни с Рагнви, ни с Эдвардом, а тем более, Томасом.

Томас приходил редко, чаще всего по делу - что-нибудь помочь, и вел себя, как обычно, приветливо. О Лельке не вспоминал, словно они и не встречались никогда.

И Рита совсем успокоилась. Теперь казалось, что неприятности в образе отвратительной жабы были только кошмарным сном.

Работа с тканью доставляла удовольствие, и в хорошем настроении Рита расположилась в просторной столовой.

Ровными пластиночками ложились на отрез выкройки, и наколотые уверенной рукой портновскими булавками, аккуратно обводились кусочком мела.

Увлеченная работой Рита между делом наблюдала за детьми, игравшими тут же, и рассеянно отвечала на бесконечные «почему» Ингрид, когда что-то вдруг насторожило в словах дочери.

- Ма! А Фелисия спрашивала, придем ли мы к ним на Рождество. Мы пойдем или дома будем встречать, как ты сказала?

- Ингрид, ты что-то путаешь, это мы ждем гостей к нам и Фелисию тоже. – Рита непонимающе смотрела на дочь.

- Ничего я и не напутала! - обиделась Ингрид, - и Фелисия не напутала. Она помогала дяде Эдварду готовить приглашения, поэтому и позвонила.

Рита была в недоумении. На душе тревожно заскребло.

Эдвард почему-то поменял планы? Но почему? И почему Рагнви ничего им не сообщила, ведь она наверняка была в курсе? Конечно, все еще могло быть простым недоразумением.

- Странно, - согласился Лоранс, как только Рита сообщила ему новость, - все-таки, может быть, это ошибка. Эдвард ведь говорил, что ему без разницы у кого встречать. К тому же жаловался, что в его доме нужно еще ремонт делать.

Рита только плечами пожала.

Бархат глаз затуманила грусть, и Лоранс схватился за телефон.

Несправедливость возмущала.

- Да, - невозмутимо благодушно подтвердил Эдвард, - мы с мамой так решили. Я все-таки старше и дом у меня больше. Так что основной стол будет у меня, а к вам соберемся на второй день.

- А нас поставить в известность ты не посчитал нужным? – эмоции бурлили, словно кипяток в  чайнике, - Рита, по магазинам бегает, готовится!..

- Да перестань злиться, - довольный произведенным эффектом, назидательно посоветовал Эд, - я как раз собирался вам сегодня звонить. Ты на пять минут меня опередил. Вы, разумеется, тоже приглашены, – примирительно заключил он.

Выслушав мужа, Рита вдруг твердо заявила:

- Пусть собираются, где хотят. Я не буду менять свои планы, которые согласовали еще за полгода.

Обескураженный таким поворотом дел Лоранс только кивнул.

Супруги решили отказаться. Рита, конечно, надеялась, что ситуация как-то еще разрешится. Ведь Рагнви до сих пор была для нее эталоном мудрости. Несмотря на сомнения, которые все чаще возникали в душе, она подсознательно ждала, что та позвонит, выслушает ее с Лорансом и как-то повлияет на старшего сына.

- Рита! – Рагнви, действительно, позвонила за неделю до Рождества. - Я говорила с Лорансом, он сказал, что вы не придете на Рождество. Это твое решение? Ты понимаешь, что сеешь раздор в семье?

Слова как пощечины, звучали хлестко, больно.

Рита чуть не задохнулась от обиды. Рагнви никогда не разговаривала с ней так.

– Ты и Лоранса поссоришь с братьями, – бросалась она словами. - Я хочу видеть всех внуков на празднике. Я уже подарки упаковала, нашла человека, который согласился быть Сантой.

Рита, точно оглохнув, мгновенно перестала понимать шведский, словно ее откинуло на много лет назад, туда, где она была еще робкой иностранкой. Она даже беспомощно оглянулась в поисках Лоранса, как когда-то. Но его нигде не было. Тогда она собралась, вдохнула поглубже, выдохнула, сосредоточилась.

Кто она, в самом-то деле? Глупая малолетка, позволяющая понукать собой или взрослая женщина, мать семейства и грамотный специалист на работе? Ведь только сегодня шеф представил ее работы на соискание Нобелевской премии. А она все еще трепещет от одной мысли, что кто-то о ней что-то не так подумает.

Хотя она и понимала, что в семье привыкли, и так было удобно считать, что она никто, серая мышка, не имеющая своего мнения, слова, с вожделением глядящая в рот каждому из них, но ведь это не могло продолжаться вечно, и пора было ломать старые стереотипы.

- Ты знаешь, Рагнви, что я уважаю тебя, - в ушах зазвенела собственная обида, - и что благодарна тебе за многое, но это Рождество мы будем отмечать дома. А тебя, Сиси, братьев Лоранса и всех остальных мы пригласили еще полгода назад. Это приглашение в силе.

- Хорошо, я поговорю с Эдвардом, - опешив, неожиданно согласилась Рагнви. Рите даже показалось, что та слегка смутилась.

Настроение, однако, капитально испортилось. Не радовала и двухметровая натуральная красавица ель, наполнившая дом праздничным ароматом хвои. Недошитое платье показалось слишком темным и мрачным. Даже успехи на работе отошли на второй план. Никогда ей не было еще так горько и одиноко. Самые дурные предчувствия становились явью.

Не покидало ощущение, что что-то непонятное делалось за ее спиной. Кто же так отчаянно желал ей зла, восстанавливал против нее Рагнви? Лелька? Но о ней давно ничего не слышно…. Эдвард?..

Эдвард! Его ревность и соперничество давно перешли все разумные границы. Мама, приезжая из Сорселе, должна останавливаться только в его доме, потому что он старше и дом у него больше. Мама не должна оставаться с детьми Лоранса и Риты, потому что она устает, потому что вынуждена брать отгулы на работе, и теряет в зарплате. И хотя Рита оплатила Рагнви те два раза, когда отвозила к ней детей и давно уже не пользовалась ее помощью, все равно, Эдвард продолжал их стыдить при каждом удобном случае.

Все-таки у Эдварда с матерью была душевная связь на каком-то глубинном, тонком, неосязаемом уровне. Для Риты это становилось все более очевидным. Достаточно было вспомнить, с каким трепетом Рагнви говорила обо всем, что касалось первенца - начиная со своих предродовых мук до его первых слов, шагов, зубок-коликов-штанишек-шишек-синяков. Она гордилась своим старшим сыном, прислушивалась к его мнению. Он был для нее самый умный и красивый из всех ее мальчиков. Пожалуй, только с Сисили Эдвард был готов поделиться ее любовью, но и то не всегда.

Лорансу, а соответственно и Рите, как его жене, отводилась роль младших, послушных, не имеющих своего мнения детей. И они должны были довольствоваться остатками с барского стола. Только Рита вот повела себя как-то слишком самостоятельно и даже начала задавать тон, и это с точки зрения Эда было недопустимо.

Рита же считала, что выросла из «пеленок» и хотела равных отношений.

Воздух раскалялся все больше, назревал конфликт!

Но, как бы там не было, планы родственников вновь чудесным образом поменялись. Рита восприняла как подарок и добрый знак известие, что решили-таки в первый день собраться к ним, а на второй к Эдварду. Мысленно воздав хвалу мудрости Рагнви, она с облегчением вздохнула.

И вот наступил долгожданный праздник!

Съезжались гости, и дом все больше наполнялся оживленными голосами, смехом, топотом детских ног и восторженным ребячьим визгом.

Рагнви, войдя в дом и осмотревшись, выразила хозяйке свое восхищение, и женщины, как ни в чем не бывало, тепло, с каким умела только она, обнялись. Дети, Ингрид и Яннек, тут же повисли на бабушке, не давая им пообщаться и, треща что-то наперебой, потащили к елке.

Следом за Рагнви подошел Инвар, жеманно склонившись, поцеловал Рите руку.

- Ты молодец, - похвала прозвучала как-то украдкой, и почему-то двусмысленно.

С некоторых пор, слегка протрезвев от прежних восторгов, Рита невольно начала анализировать их отношения. И сейчас отметила, что выражая ей свою симпатию, он не преминул одновременно позлорадствовать в отношении старшего пасынка:

- Скажу по секрету, ваш дом намного лучше, чем у Эдварда.

Он знал, как бесит пасынка этот дом и, не сдержавшись, хихикнул.

- Спасибо, - вежливо ответила Рита. - Мне очень приятно, что тебе нравится у нас.

Теперь она видела все подводные камни и камешки в семье. Она понимала, что дети относятся к мужу мамы не слишком-то приязненно, и он платит им тем же. В Рите же он видел ту степень независимости, которой ему самому не хватало в семье, и невольно проникался уважением.

Разговор был исчерпан. Возникла заминка.

К счастью, дверь распахнулась, и освежающим вихрем, с шумом и смехом, ввалились Томас и Сисили со своей семьей. Рита встрепенулась, и разом отряхнувшись от малоприятной церемонии, поспешила навстречу новым гостям.

- Вот! – объявил всем Томас, кивая на сестренку, - привез!

- Сегодня самолет задержался, – начала было объясняться Сиси, но ее тут же закружили, затискали, зацеловали.

Всем хотелось к ней прикоснуться, ведь она жила в другом городе и наезжала только по особым случаям.

- Ничего-ничего, не опоздали! – по-хозяйски успокоила Рита.

Сиси любили и скучали. А так же всем интересно было посмотреть, какой стала малышка Элис, и понянчиться с ней. И пока Сисилия обнималась со своей крестницей Ингрид, Элис немедленно с потешным лопотанием пошла на ручки к бабушке Рагнви. Балагурил и беспрестанно шутил муж Сиси, Магнус. И все стало так непринужденно и хорошо, словно уже наступил праздник.

Но всем ли было комфортно у нее?

Из толпы лиц Рита случайно выхватила напряженный взгляд Эдварда и невольно сжалась. Он даже сегодня не хотел и не мог сдерживать себя. Даже сегодня, приехав с Агнесс и детьми раньше остальных, он успел пройтись по дому с очередной ревизией и остался недовольным.

А что тогда с ним станется, если она вздумает рассказать о своих успехах на работе? Она еще раз встретилась с его мутными, не сулившими ничего доброго, глазами. Казалось, еще немного и его хватит удар, а это никак не входило в сценарий праздника.

Праздника, который она у него отняла!?

Между тем, обстановку разряжали дети. Непосредственные, счастливые от общения, ожидания подарков, они бурно выражали радость по каждому пустячному событию, затевали игры, вовлекая в свою возню и взрослых.

Рита решила побаловать всех не только русской селедкой под шубой, но и хорошим советским шампанским, привезенным из России. И не удивительно, что после нескольких тостов, гости быстро расслабились и уже веселились от души.

Разговорился и Эдвард, не преминув похвастаться, что скоро станет совладельцем коммерческой клиники.

- Я мог бы работать у тебя администратором, - наивно обрадовался Лоранс, который, наверное, до сих пор верил в Санту.

- Ну, ладно, подумаю. Может быть, сторожем возьму, – с высокомерным превосходством ответил тот.

Но Лоранса это не смутило, он был готов на любую работу, даже уборщика или сторожа, и повеселел. Жить на пособие было, конечно, можно, но статус безработного, бесконечные унижения его вымотали.

Все эти годы жизни в Швеции, Рита никак не могла уяснить: почему муж, коренной швед, имеющий такое несметное количество родственников, братьев: родных и двоюродных, не мог устроиться на работу. Где уж было ей, чужестранке с русским менталитетом понять, почему о нем, так же как она, не беспокоятся мать и самые родные по крови люди. Страшно было не то, что им не на что жить, а она зарабатывала достаточно, чтобы прокормить семью. Страшно было другое: то, что муж чувствовал себя не у дел, ломался морально, и к старости, оставшись без пенсии, мог просто оказаться на обочине жизни.

После прихода Санты, раздачи подарков, дети запросились купаться в джакузи. Это было тоже частью ожидаемого развлечения. Заполненная теплой водой с пеной широченная посудина уже ждала купальщиков. Счастливый визг заполнил каждый уголок дома, прогоняя и вытесняя весь негатив.

Все было хорошо!

За всеобщим шумным весельем, незаметно ушел, не попрощавшись, Томас. И Рита, не обнаружив его среди гостей, разгоряченная и счастливая от удавшегося праздника, не придала этому значения. Главное, что она была в кругу большой семьи, как и мечтала, и никакая Лелька не смогла занять ее место, рассорить ее ни с мужем, ни с Рагнви.

Теперь, счастливой, сегодня ей показались мелочными все сомнения и переживания. Окружающие казались, как никогда раньше, родными и любимыми. Даже Эдвард, сам того не желая, смотрел на нее, разрумянившуюся, завороженно. Она чувствовала, что привлекательна и что новое платье так хорошо оттеняет блеск ее глаз.

Да, что уж там! Она нравилась сама себе.

Мечта стала реальностью настолько, что до нее, казалось, можно было дотронуться рукой.

И ведь этого счастья не могла простить ей Лелька! И это ему она завидовала так отчаянно. Теперь Рита готова была не только великодушно простить Лельку, но и пожалеть ее вновь. Ведь счастье рождает щедрость и всепрощение. Рита была уверенна, что все плохое сможет оставить в старом году, а в Новый возьмет только счастье!

Никто не заслужил одиночества.

Она обязательно найдет возможность поговорить с Лелей. Вот, например, сразу после праздников, позвонит, и они все объяснят друг другу.