Воспоминания глупого кота - Глава 22. Пять лет спустя

21 августа 2021 - Вера Голубкова

Краткое заключение заправилы, с вашего позволения.

Минуло уже пять лет с того осеннего вечера, когда я обнаружил свой магнитофончик на столе, а не на его обычном месте на этажерке. Не придав тому особого значения, я перемотал пленку назад, но вместо отрывков диалогов или монологов, которые я иной раз записываю на магнитофон, дабы не потерять какую-либо мысль или идею сюжета, раздалась странная мешанина какого-то гортанного и тихого мяуканья Ио, наблюдавшего за мной от кухонной двери. Я решил, что кто-то из ребят играл с котом и, сам того не замечая, записал все это на магнитофон. На следующий день, собираясь вернуть магнитофон на его законное место на словаре Касадо, я неожиданно решил продолжить начатое вчера и послушать кассету дальше. На пленке была все та же череда явно не человеческих мурлыканий и мяуканий, прерываемых тихим фырканьем.

Прошло несколько недель, и наш милашка Ио покинул нас навсегда восьмого ноября, накануне моего дня рождения, отнюдь не радостного, как вы и сами понимаете. В тот день, сходив с детьми и Бегонией на могилку Ио, я положил кассету в центральный ящик своего стола, от руки написав на ней: "последний монолог Ио".

Прошло без малого пять лет с тех пор, как умер Ио, но никто не занял его место в нашей семье. Бегония-дочь стала ботаником, вышла замуж и работает в горах Эускади; Луис Игнасио полностью поправился после несчастного случая, собственно, и послужившего причиной воспоминаний Ио, и учится в Дипломатической Школе, собираясь добиться успеха на данном поприще; Хавьер трудится, как и хотел, журналистом на радио; Хайме учится на четвертом курсе в Архитектурном, а Уксия из-за математики с грехом пополам переползла на второй курс Биологического. Ну а мы с Бегонией-матерью продолжаем стареть, – таков уж наш удел – но благодарим Бога за тихую, безмятежную осень нашей жизни.

Около трех месяцев назад, в одном научном журнале я прочел интереснейшую статью о гигантском достижении в изучении и толковании речи животных, более разумной, – в конце концов любой инстинкт разумен – чем наша, хотя тщеславие "хомо сапиенс" не позволяет это даже допускать. В статье говорилось о Центре анализа языка животных, находящемся на окраине Мадрида. Движимый интересом лингвиста, которое всегда мною руководило, и подозревая вдобавок, что в моих руках находится несомненно очень важный для здешних исследований документ, я отыскал номер телефона Центра, связался с одним из научных сотрудников, и направился в обитель мудрецов.

После краткой беседы я вручил пленку профессору Арлона, с которым говорил в самом начале, и вернулся к своим делам. Спустя неделю ученый позвонил по телефону и сообщил мне, что результат исследований был просто ошеломляющим. Я попросил рассказать обо всем поподробнее, и он договорился встретиться со мной вечером в лаборатории Центра. Меня поразило зрелище технологического комплекса, напичканного стоящими впритык друг к другу и постоянно работающими высоченными устройствами, напоминающими частокол, и системами контроля, состоящими из светящихся приборчиков, ослепляющих вас в первую минуту.

Перед одной такой стеной мы и остановились.

- Не удивляйтесь, скоро Вы услышите голос своего кота. Как, Вы говорите, его звали? Ах да, Ио, он же представился в самом начале своих воспоминаний. Голос очень странный, не имеющий ничего общего со знакомым Вам мяуканьем и фырканьем. Этот преобразователь, – профессор указал налево, – совершает чудо, соединяя звуки и автоматически преобразовывая их в человеческую речь, в данном случае на кастильском языке. Наше исследовательская работа заключалась как раз-таки в том, чтобы расшифровать кошачий язык и перевести на человеческий. Все остальное – дело кота.

От панического страха и возбуждения меня бросило в дрожь, когда я услышал звонкий, раскатистый голос, но я ничуть не сомневался, что устройство говорит со мной голосом Ио. С первой же страницы рассказа перед нами представала столь значимая персона, что я решил издать воспоминания, приурочив их к пятой годовщине со дня ее смерти.

Профессор Арлона прервал трансляцию записи, но не убрал руку с выключателя:

- Прежде чем продолжить, хочу сказать, что эта запись кошачьей речи не только самая большая из всех, что у нас имеется, но и самая выразительная и понятная. Простите за излишний восторг, но это изумительно внятная и четкая речь! Временами мы даже думали, что это чистой воды мухлеж, но такое просто невозможно: никто из людей не сумел бы так хорошо и так долго подражать кошкам. Сейчас Вы услышите запись, и, уверяю Вас, что это небольшое литературное произведение с глубокими психологическими наблюдениями, что свидетельствует о серьезном изучении и отличном знании человеческого языка.

Крайне возбужденный, Арлона повернул выключатель, и мы продолжили слушать… голос Ио. Рассказ длился больше двух часов. Арлона не солгал: слушая запись, я не переставал удивляться и восхищаться. Именно тогда я решил опубликовать воспоминания этого глупого кота, который отлично нас понимал. Да и что страшного могло с того случиться? Может, Бегонию-дочь взбесило бы то, что Ио назвал ее эгоисткой? Но я сам тысячи раз называл ее так… Может, подлинная "мадленка Пруста", невольно пробудившая воспоминания Ио и сподвигнувшая его на эту выходку, уязвила бы ранимую скромность Луиса Игнасио? Не думаю. [прим: мадленка Пруста – метафорическое выражение, обозначающее предмет, вкус или запах, вызывающие наплыв воспоминаний, и связанное с романом "По направлению к Свану", где главный герой, окунув печенье в чай, переносится в детство в Комбре, с которым у него навечно ассоциируется вкус этого печенья]

По поводу публикации я посоветовался с профессором Арлона, и он одобрил идею при условии, что я разрешу его команде использовать воспоминания Ио в качестве научного исследования. Да ради бога, не вопрос. Я посовещался с Бегонией-матерью. Поначалу она мне не поверила и коротко обрезала: "Не ври". Потом, слушая запись, которая стала превращаться в страницы книги, она до смерти боялась ее печатать. А под занавес заявила, что мне самому все решать, съязвив напоследок:

- Он же тебя называл заправилой, не так ли?

Как-то раз, доводя книгу до ума, я снова позвонил профессору Арлона, чтобы уточнить кое-что. Как оказалось, сделать это было проще пареной репы.

- А к слову, отчего умер Ио? – поинтересовался Арлона.

- Ветеринар сказал – открытая язва желудка. Во сне у него открылось внутреннее кровотечение. Ио спал в ногах Луиса Игнасио.

- Я так и думал, что Ио серьезно болел, отсюда и проблемы с очищением желудка.

Я заканчиваю писать свои заметки с грустью, являющейся кульминацией. Так бывает всегда, когда любимые нами существа покидают нас. Неожиданно человек осознает, что был скуп на проявление любви, в то время как они любили всей душой. Таким образом, публикация воспоминаний Ио еще и попытка загладить свою вину за прошлую сдержанность и сухость. В своих воспоминаниях он выразил огромную любовь и был предельно честен в оценке домочадцев, которые являлись его семьей. Насколько я могу судить, меня он тоже любил, хотя, возможно, слегка на расстоянии. Впрочем, если вдуматься, то справедливости ради надо заметить, что обо мне он отзывался не так лестно как об остальных. В конечном счете, я понимаю, что в его воспоминаниях я есть и был всего лишь вместилищем добрых побуждений. А теперь, кто я?

Регистрационный номер №0497596

от 21 августа 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0497596 выдан для произведения: Краткое заключение заправилы, с вашего позволения.

Минуло уже пять лет с того осеннего вечера, когда я обнаружил свой магнитофончик на столе, а не на его обычном месте на этажерке. Не придав тому особого значения, я перемотал пленку назад, но вместо отрывков диалогов или монологов, которые я иной раз записываю на магнитофон, дабы не потерять какую-либо мысль или идею сюжета, раздалась странная мешанина какого-то гортанного и тихого мяуканья Ио, наблюдавшего за мной от кухонной двери. Я решил, что кто-то из ребят играл с котом и, сам того не замечая, записал все это на магнитофон. На следующий день, собираясь вернуть магнитофон на его законное место на словаре Касадо, я неожиданно решил продолжить начатое вчера и послушать кассету дальше. На пленке была все та же череда явно не человеческих мурлыканий и мяуканий, прерываемых тихим фырканьем.

Прошло несколько недель, и наш милашка Ио покинул нас навсегда восьмого ноября, накануне моего дня рождения, отнюдь не радостного, как вы и сами понимаете. В тот день, сходив с детьми и Бегонией на могилку Ио, я положил кассету в центральный ящик своего стола, от руки написав на ней: "последний монолог Ио".

Прошло без малого пять лет с тех пор, как умер Ио, но никто не занял его место в нашей семье. Бегония-дочь стала ботаником, вышла замуж и работает в горах Эускади; Луис Игнасио полностью поправился после несчастного случая, собственно, и послужившего причиной воспоминаний Ио, и учится в Дипломатической Школе, собираясь добиться успеха на данном поприще; Хавьер трудится, как и хотел, журналистом на радио; Хайме учится на четвертом курсе в Архитектурном, а Уксия из-за математики с грехом пополам переползла на второй курс Биологического. Ну а мы с Бегонией-матерью продолжаем стареть, – таков уж наш удел – но благодарим Бога за тихую, безмятежную осень нашей жизни.

Около трех месяцев назад, в одном научном журнале я прочел интереснейшую статью о гигантском достижении в изучении и толковании речи животных, более разумной, – в конце концов любой инстинкт разумен – чем наша, хотя тщеславие "хомо сапиенс" не позволяет это даже допускать. В статье говорилось о Центре анализа языка животных, находящемся на окраине Мадрида. Движимый интересом лингвиста, которое всегда мною руководило, и подозревая вдобавок, что в моих руках находится несомненно очень важный для здешних исследований документ, я отыскал номер телефона Центра, связался с одним из научных сотрудников, и направился в обитель мудрецов.

После краткой беседы я вручил пленку профессору Арлона, с которым говорил в самом начале, и вернулся к своим делам. Спустя неделю ученый позвонил по телефону и сообщил мне, что результат исследований был просто ошеломляющим. Я попросил рассказать обо всем поподробнее, и он договорился встретиться со мной вечером в лаборатории Центра. Меня поразило зрелище технологического комплекса, напичканного стоящими впритык друг к другу и постоянно работающими высоченными устройствами, напоминающими частокол, и системами контроля, состоящими из светящихся приборчиков, ослепляющих вас в первую минуту.

Перед одной такой стеной мы и остановились.

- Не удивляйтесь, скоро Вы услышите голос своего кота. Как, Вы говорите, его звали? Ах да, Ио, он же представился в самом начале своих воспоминаний. Голос очень странный, не имеющий ничего общего со знакомым Вам мяуканьем и фырканьем. Этот преобразователь, – профессор указал налево, – совершает чудо, соединяя звуки и автоматически преобразовывая их в человеческую речь, в данном случае на кастильском языке. Наше исследовательская работа заключалась как раз-таки в том, чтобы расшифровать кошачий язык и перевести на человеческий. Все остальное – дело кота.

От панического страха и возбуждения меня бросило в дрожь, когда я услышал звонкий, раскатистый голос, но я ничуть не сомневался, что устройство говорит со мной голосом Ио. С первой же страницы рассказа перед нами представала столь значимая персона, что я решил издать воспоминания, приурочив их к пятой годовщине со дня ее смерти.

Профессор Арлона прервал трансляцию записи, но не убрал руку с выключателя:

- Прежде чем продолжить, хочу сказать, что эта запись кошачьей речи не только самая большая из всех, что у нас имеется, но и самая выразительная и понятная. Простите за излишний восторг, но это изумительно внятная и четкая речь! Временами мы даже думали, что это чистой воды мухлеж, но такое просто невозможно: никто из людей не сумел бы так хорошо и так долго подражать кошкам. Сейчас Вы услышите запись, и, уверяю Вас, что это небольшое литературное произведение с глубокими психологическими наблюдениями, что свидетельствует о серьезном изучении и отличном знании человеческого языка.

Крайне возбужденный, Арлона повернул выключатель, и мы продолжили слушать… голос Ио. Рассказ длился больше двух часов. Арлона не солгал: слушая запись, я не переставал удивляться и восхищаться. Именно тогда я решил опубликовать воспоминания этого глупого кота, который отлично нас понимал. Да и что страшного могло с того случиться? Может, Бегонию-дочь взбесило бы то, что Ио назвал ее эгоисткой? Но я сам тысячи раз называл ее так… Может, подлинная "мадленка Пруста", невольно пробудившая воспоминания Ио и сподвигнувшая его на эту выходку, уязвила бы ранимую скромность Луиса Игнасио? Не думаю. [прим: мадленка Пруста – метафорическое выражение, обозначающее предмет, вкус или запах, вызывающие наплыв воспоминаний, и связанное с романом "По направлению к Свану", где главный герой, окунув печенье в чай, переносится в детство в Комбре, с которым у него навечно ассоциируется вкус этого печенья]

По поводу публикации я посоветовался с профессором Арлона, и он одобрил идею при условии, что я разрешу его команде использовать воспоминания Ио в качестве научного исследования. Да ради бога, не вопрос. Я посовещался с Бегонией-матерью. Поначалу она мне не поверила и коротко обрезала: "Не ври". Потом, слушая запись, которая стала превращаться в страницы книги, она до смерти боялась ее печатать. А под занавес заявила, что мне самому все решать, съязвив напоследок:

- Он же тебя называл заправилой, не так ли?

Как-то раз, доводя книгу до ума, я снова позвонил профессору Арлона, чтобы уточнить кое-что. Как оказалось, сделать это было проще пареной репы.

- А к слову, отчего умер Ио? – поинтересовался Арлона.

- Ветеринар сказал – открытая язва желудка. Во сне у него открылось внутреннее кровотечение. Ио спал в ногах Луиса Игнасио.

- Я так и думал, что Ио серьезно болел, отсюда и проблемы с очищением желудка.

Я заканчиваю писать свои заметки с грустью, являющейся кульминацией. Так бывает всегда, когда любимые нами существа покидают нас. Неожиданно человек осознает, что был скуп на проявление любви, в то время как они любили всей душой. Таким образом, публикация воспоминаний Ио еще и попытка загладить свою вину за прошлую сдержанность и сухость. В своих воспоминаниях он выразил огромную любовь и был предельно честен в оценке домочадцев, которые являлись его семьей. Насколько я могу судить, меня он тоже любил, хотя, возможно, слегка на расстоянии. Впрочем, если вдуматься, то справедливости ради надо заметить, что обо мне он отзывался не так лестно как об остальных. В конечном счете, я понимаю, что в его воспоминаниях я есть и был всего лишь вместилищем добрых побуждений. А теперь, кто я?

Воспоминания глупого кота - Глава 21. Конец первой части

Рейтинг: 0 225 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!