Воспоминания глупого кота - Глава 13. Домочадцы: заправила

27 февраля 2021 - Вера Голубкова

Как мне кажется, я в той или иной степени подробно рассказал обо всех членах моей семьи, живущих в мадридском доме. Перечислю их еще раз по старшинству: заправила – не уверен, что это имя, но все называют его папа, или отец,– Бегония-мать, Бегония-дочь, Луис Игнасио, Хавьер, Мичу – он же Хайме, – и Уксия, а в те дни, когда мы не поднимаемся спозаранку, еще и бабушка.

В общем и целом все они паиньки. За исключением, как я уже говорил, заправилы. Он не разрешает залезать к нему на колени, гоняет со своего кресла в кабинете, если я туда забираюсь, грозит мне, если я сижу на кухонном столе – очень, очень мягком, просто восхитительном – и каждый вечер закрывает раздвижную дверь в гостиную. Если же он идет спать раньше детей, то не забывает им напомнить:

- Не оставляйте кота в комнате одного, иначе он раздерет кресла когтями.

И в этом он абсолютно прав.

Будучи совсем крохой, я обожал точить когти о коричневую искусственную кожу огромного мебельного гарнитура, стоящего в самом центре комнаты, перед телевизором, и оставил на диване дырки, похожие на оспинки. Пара кресел, входящих в гарнитур, выглядели получше, впрочем, не намного. А чуть позже дети расширили эти дырки, особенно на подлокотниках, когда во время кульминации телефильма впивались в них ногтями или просто пальцами, если ногти были обгрызены. По реакции взрослых было понятно, что они этого не одобряют, но я не находил в том ничего плохого, и мне это даже нравилось; в череде маленьких, темных дырочек, появляющихся на светлой искусственной коже кресел, было некое изящество. Зато несчастный заправила злился не на шутку.

- Мать, – услышал я как-то раз и до сих пор не могу забыть угрозу, поскольку думал, что он ее исполнит. Я попытался избежать своей участи и забился под кресло с наброшенным на него зеленым покрывалом. – Мать, ты только посмотри, что стало с диваном. Триста тысяч песет псу под хвост, и все по вине этого проклятого кота. Я выброшу его из окна. – Заправила мрачно смотрел по сторонам, выискивая меня, а я прятался под креслом. – Поймаю и выброшу в окно. Как ни прячься, все равно найду подлеца.

Именно в ту минуту я понял, почему в самый разгар моих промыслово-охотничьих дел от моей кожи иногда так мерзко воняет. Видя как переживает заправила, я осознал, что сделал что-то очень нехорошее. Я даже начал выбираться из своего укрытия и шагнул чуточку вперед, чтобы сдаться без боя. Пусть отец выполнит свою угрозу. “Лучше всего, если он выбросит меня с балкона в парк, – думал я, – так я не разобьюсь, благодаря тополиным ветвям”. Однако это были всего лишь мысли, а на деле я этого вовсе не желал. Короче говоря, я струсил, и еще сильнее съежился в своем укрытии, пережидая бурю. Та буря пронеслась, как проносились и проносятся все остальные. А в моей жизни их было ох как много!

Заправила... Я так и не раскусил его до конца, и, по-моему, не я один жалуюсь на это. Разозлившись на отца, Бегония-мать каждый раз упрекает его в сердцах:

- Тридцать лет я сплю с тобой в одной постели, но с каждым днем все меньше понимаю...

Я живу с ним, кажется, всего лет девять... Впрочем, я не считаю его плохим человеком. Я даже пожал бы ему руку, но мне боязно протянуть ему правую лапу, поскольку никогда не предугадаешь, как оно всё обернется. Порою ждешь грозу, а получается веселье, а иногда, наоборот, его выводит из себя какая-нибудь мелочь. Но вот что ему определенно не нравится, так это мои сюрпризы.

Однако я заметил, что заправила более ласков со мной, если в доме остаемся только мы вдвоем. Возможно, тогда в нем просыпается чувство ответственности. Он считает меня слабым и беззащитным, зависящим только от него, и чувство ответственности в определенном смысле заменяет собой нежность и теплоту семейных отношений. Он понимает, что я зависим от его защиты и заботы. И иногда мне даже удается кое-что по мелочам. К примеру, когда мы одни, заправила разрешает мне забраться к нему на колени – чего никогда не допустит при других – и даже дает там посидеть, правда недолго, потому что быстро устает. Сочтя, что времени прошло более чем достаточно, он берет меня подмышки – при этом очевидно, что практики ему явно не хватает, – и осторожно ставит на пол.

- Ну что, курносый, – при подобных обстоятельствах я слышу это не раз, – у меня ноги затекли; такой ты тяжелый, так что дуй отсюда в темпе вальса, кыш.

И еще говорит:

- Всё, Ио, сгинь, – правда я не знаю, что это значит, ну и ладно, – мне нужно идти в кабинет и работать.

И уходит в свой рабочий закуток. А когда заправила в кабинете – в окружении книг; бумаг; коротко попискивающих аппаратов для писанины, и еще одного, совсем нового прибора с телефоном и местом, куда кладут бумагу, премерзко гудящего, когда бумага из него вылезает; целых двух корзин для мусора; радиоприемника; портфелей для таскания бумаг по улице; пригоршней карандашей, разложенных по кожаным, каменным, деревянным пеналам и стаканам самых разных цветов – лучше его не беспокоить. Если я из любопытства залезаю под старый, массивный, с резными ножками стол, или пристраиваюсь рядом с вожделенным вращающимся креслом, на котором так здорово развалиться и вздремнуть после обеда на матерчатой подушке, он даже глазом не ведет, а если то-то из ребят заглядывает в кабинет, чтобы спросить о чем-нибудь, он, как правило, делает вид, что ничего не замечает. Если же настырный шкет стоит и продолжает ждать, заправила чаще всего просто машет ему рукой, чтобы не мешал, и тут же возвращается к клавиатуре. Впрочем, если отец и оторвется от работы, то сделает это не сразу. Нужно молча стоять и ждать, пока на мониторе перестанут появляться буквы, и машина начнет их печатать на бумаге. Только тогда он повернет голову, чтобы узнать зачем его беспокоят. Это касается не только детей, но и взрослых. Когда Бегония-мать появляется в проеме кухонной двери и зовет его на ужин, заправила, не поворачивая головы и не отрываясь от клавиатуры, бурчит “сейчас приду” и продолжает дубасить по белым клавишам с буквами до тех пор, пока не распечатает все до конца.

Словом, в подобных обстоятельствах я считаю, что с детьми заправила обращается гораздо хуже, чем со мной, поскольку меня он попросту не замечает. Не поймите превратно – дело не в том, что он плохо к кому-то относится, просто он весь в работе, и ему не хочется, чтобы его отвлекали. Меня же бесит только то, что заправила терпеть не может, чтобы я сидел у него на коленях.

Вникнув поглубже в образ жизни отца, я считаю его человеком очень практичным, который находит решение чужих проблем, не прибегая к помощи третьих лиц. К примеру – и я уже говорил об этом – мне кажется, он понимает, когда мне хочется выйти на кухонный балкон, чтобы справить нужду. Он открывает мне дверь а потом, деликатно ее прикрыв, ждет, когда я засыплю песком только что наложенную кучку. Пользуясь случаем, скажу, что я немного стеснительный, и не люблю оставлять сие позорище на виду.

Короче говоря, заправила стоит и молча ждет у прикрытой или, если холодно, полностью закрытой двери; он не говорит ни слова, чтобы меня не потревожить, ибо в подобных делах спокойствие лучше всего. Он всегда следит, чтобы я тихо-мирно доделал свои делишки и без проблем вернулся на кухню. То же и с просьбой о еде. Достаточно мяукнуть, что я проголодался, – а здесь как и в первом случае приходится терпеть – и он начинает искать миску. В поисках заправила не силен; он быстро теряет терпение и принимается ворчать, что всё разбросано и не лежит на своих местах. Иногда его сетования уместны, но иногда вещи лежат у него под носом, а он их не видит, хотя я всячески стараюсь ему их показать. Зато, найдя мою красную пластиковую миску, он потчует меня прекрасными яствами и частенько моет ее перед тем как щедро бухнуть в нее две-три полных ложки корма. Он моет оба отделения плошки: и для корма, и для воды. Будьте уверены, именно так и не иначе.

Позже, насытившись, я каждый раз благодарю его, а он всегда мне отвечает:

- На здоровье, Ио, не стоит благодарностей.

И в знак любви даже гладит меня рукой по спинке, но это не "тисканье загривка", как выражается Бегония-мать, более склонная к телячьим нежностям.

Именно из-за этого проявления нежности я и не понимаю, почему он терпеть не может, чтобы я сидел у него на коленях. Может, у него и вправду затекают ноги? Впрочем, как бы то ни было, а это – идея фикс... моя.

Регистрационный номер №0489889

от 27 февраля 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0489889 выдан для произведения: Как мне кажется, я в той или иной степени подробно рассказал обо всех членах моей семьи, живущих в мадридском доме. Перечислю их еще раз по старшинству: заправила – не уверен, что это имя, но все называют его папа, или отец,– Бегония-мать, Бегония-дочь, Луис Игнасио, Хавьер, Мичу – он же Хайме, – и Уксия, а в те дни, когда мы не поднимаемся спозаранку, еще и бабушка.

В общем и целом все они паиньки. За исключением, как я уже говорил, заправилы. Он не разрешает залезать к нему на колени, гоняет со своего кресла в кабинете, если я туда забираюсь, грозит мне, если я сижу на кухонном столе – очень, очень мягком, просто восхитительном – и каждый вечер закрывает раздвижную дверь в гостиную. Если же он идет спать раньше детей, то не забывает им напомнить:

- Не оставляйте кота в комнате одного, иначе он раздерет кресла когтями.

И в этом он абсолютно прав.

Будучи совсем крохой, я обожал точить когти о коричневую искусственную кожу огромного мебельного гарнитура, стоящего в самом центре комнаты, перед телевизором, и оставил на диване дырки, похожие на оспинки. Пара кресел, входящих в гарнитур, выглядели получше, впрочем, не намного. А чуть позже дети расширили эти дырки, особенно на подлокотниках, когда во время кульминации телефильма впивались в них ногтями или просто пальцами, если ногти были обгрызены. По реакции взрослых было понятно, что они этого не одобряют, но я не находил в том ничего плохого, и мне это даже нравилось; в череде маленьких, темных дырочек, появляющихся на светлой искусственной коже кресел, было некое изящество. Зато несчастный заправила злился не на шутку.

- Мать, – услышал я как-то раз и до сих пор не могу забыть угрозу, поскольку думал, что он ее исполнит. Я попытался избежать своей участи и забился под кресло с наброшенным на него зеленым покрывалом. – Мать, ты только посмотри, что стало с диваном. Триста тысяч песет псу под хвост, и все по вине этого проклятого кота. Я выброшу его из окна. – Заправила мрачно смотрел по сторонам, выискивая меня, а я прятался под креслом. – Поймаю и выброшу в окно. Как ни прячься, все равно найду подлеца.

Именно в ту минуту я понял, почему в самый разгар моих промыслово-охотничьих дел от моей кожи иногда так мерзко воняет. Видя как переживает заправила, я осознал, что сделал что-то очень нехорошее. Я даже начал выбираться из своего укрытия и шагнул чуточку вперед, чтобы сдаться без боя. Пусть отец выполнит свою угрозу. “Лучше всего, если он выбросит меня с балкона в парк, – думал я, – так я не разобьюсь, благодаря тополиным ветвям”. Однако это были всего лишь мысли, а на деле я этого вовсе не желал. Короче говоря, я струсил, и еще сильнее съежился в своем укрытии, пережидая бурю. Та буря пронеслась, как проносились и проносятся все остальные. А в моей жизни их было ох как много!

Заправила... Я так и не раскусил его до конца, и, по-моему, не я один жалуюсь на это. Разозлившись на отца, Бегония-мать каждый раз упрекает его в сердцах:

- Тридцать лет я сплю с тобой в одной постели, но с каждым днем все меньше понимаю...

Я живу с ним, кажется, всего лет девять... Впрочем, я не считаю его плохим человеком. Я даже пожал бы ему руку, но мне боязно протянуть ему правую лапу, поскольку никогда не предугадаешь, как оно всё обернется. Порою ждешь грозу, а получается веселье, а иногда, наоборот, его выводит из себя какая-нибудь мелочь. Но вот что ему определенно не нравится, так это мои сюрпризы.

Однако я заметил, что заправила более ласков со мной, если в доме остаемся только мы вдвоем. Возможно, тогда в нем просыпается чувство ответственности. Он считает меня слабым и беззащитным, зависящим только от него, и чувство ответственности в определенном смысле заменяет собой нежность и теплоту семейных отношений. Он понимает, что я зависим от его защиты и заботы. И иногда мне даже удается кое-что по мелочам. К примеру, когда мы одни, заправила разрешает мне забраться к нему на колени – чего никогда не допустит при других – и даже дает там посидеть, правда недолго, потому что быстро устает. Сочтя, что времени прошло более чем достаточно, он берет меня подмышки – при этом очевидно, что практики ему явно не хватает, – и осторожно ставит на пол.

- Ну что, курносый, – при подобных обстоятельствах я слышу это не раз, – у меня ноги затекли; такой ты тяжелый, так что дуй отсюда в темпе вальса, кыш.

И еще говорит:

- Всё, Ио, сгинь, – правда я не знаю, что это значит, ну и ладно, – мне нужно идти в кабинет и работать.

И уходит в свой рабочий закуток. А когда заправила в кабинете – в окружении книг; бумаг; коротко попискивающих аппаратов для писанины, и еще одного, совсем нового прибора с телефоном и местом, куда кладут бумагу, премерзко гудящего, когда бумага из него вылезает; целых двух корзин для мусора; радиоприемника; портфелей для таскания бумаг по улице; пригоршней карандашей, разложенных по кожаным, каменным, деревянным пеналам и стаканам самых разных цветов – лучше его не беспокоить. Если я из любопытства залезаю под старый, массивный, с резными ножками стол, или пристраиваюсь рядом с вожделенным вращающимся креслом, на котором так здорово развалиться и вздремнуть после обеда на матерчатой подушке, он даже глазом не ведет, а если то-то из ребят заглядывает в кабинет, чтобы спросить о чем-нибудь, он, как правило, делает вид, что ничего не замечает. Если же настырный шкет стоит и продолжает ждать, заправила чаще всего просто машет ему рукой, чтобы не мешал, и тут же возвращается к клавиатуре. Впрочем, если отец и оторвется от работы, то сделает это не сразу. Нужно молча стоять и ждать, пока на мониторе перестанут появляться буквы, и машина начнет их печатать на бумаге. Только тогда он повернет голову, чтобы узнать зачем его беспокоят. Это касается не только детей, но и взрослых. Когда Бегония-мать появляется в проеме кухонной двери и зовет его на ужин, заправила, не поворачивая головы и не отрываясь от клавиатуры, бурчит “сейчас приду” и продолжает дубасить по белым клавишам с буквами до тех пор, пока не распечатает все до конца.

Словом, в подобных обстоятельствах я считаю, что с детьми заправила обращается гораздо хуже, чем со мной, поскольку меня он попросту не замечает. Не поймите превратно – дело не в том, что он плохо к кому-то относится, просто он весь в работе, и ему не хочется, чтобы его отвлекали. Меня же бесит только то, что заправила терпеть не может, чтобы я сидел у него на коленях.

Вникнув поглубже в образ жизни отца, я считаю его человеком очень практичным, который находит решение чужих проблем, не прибегая к помощи третьих лиц. К примеру – и я уже говорил об этом – мне кажется, он понимает, когда мне хочется выйти на кухонный балкон, чтобы справить нужду. Он открывает мне дверь а потом, деликатно ее прикрыв, ждет, когда я засыплю песком только что наложенную кучку. Пользуясь случаем, скажу, что я немного стеснительный, и не люблю оставлять сие позорище на виду.

Короче говоря, заправила стоит и молча ждет у прикрытой или, если холодно, полностью закрытой двери; он не говорит ни слова, чтобы меня не потревожить, ибо в подобных делах спокойствие лучше всего. Он всегда следит, чтобы я тихо-мирно доделал свои делишки и без проблем вернулся на кухню. То же и с просьбой о еде. Достаточно мяукнуть, что я проголодался, – а здесь как и в первом случае приходится терпеть – и он начинает искать миску. В поисках заправила не силен; он быстро теряет терпение и принимается ворчать, что всё разбросано и не лежит на своих местах. Иногда его сетования уместны, но иногда вещи лежат у него под носом, а он их не видит, хотя я всячески стараюсь ему их показать. Зато, найдя мою красную пластиковую миску, он потчует меня прекрасными яствами и частенько моет ее перед тем как щедро бухнуть в нее две-три полных ложки корма. Он моет оба отделения плошки: и для корма, и для воды. Будьте уверены, именно так и не иначе.

Позже, насытившись, я каждый раз благодарю его, а он всегда мне отвечает:

- На здоровье, Ио, не стоит благодарностей.

И в знак любви даже гладит меня рукой по спинке, но это не "тисканье загривка", как выражается Бегония-мать, более склонная к телячьим нежностям.

Именно из-за этого проявления нежности я и не понимаю, почему он терпеть не может, чтобы я сидел у него на коленях. Может, у него и вправду затекают ноги? Впрочем, как бы то ни было, а это – идея фикс... моя.

Воспоминания глупого кота - Глава 12. Мои любимые прогулки

Воспоминания глупого кота - Глава 14. Домочадцы: Бегония-мать

Рейтинг: 0 475 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!