С добрым утром, принцесса! - Глава 4
14 февраля 2019 -
Вера Голубкова
Эта толстовка смотрится на нем ужасно. Ему никогда не шел красный цвет, да вдобавок она ему велика. Неужели мать не знает, какого роста у него одежда?
Бруно чуть-чуть подрос, и теперь, по крайней мере, уже не стыдился, что он самый маленький в классе. Более того, он даже надеялся, что когда-нибудь одним махом станет изрядно выше.
Нет, толстовка и впрямь просто ужасна. Бруно снова заглянул в гардероб: для души – ничего. Все ношеное, старое, страшное. Да что же это такое! Неужели из зимней одежды нет ничего, в чем он не выглядел бы фриком? Ему позарез нужны обновки, чтобы можно было пойти на вечеринку. Не то чтобы он часто куда-то ходил, но в таких случаях как сегодня, ему нечего надеть. Подумать только, студенческая вечеринка – а у него нет ничего путного! Да уж, касаемо того, что болтается на вешалке, пора брать бразды правления в свои руки. Мать и так слишком долго властвовала над его одежонкой.[прим: фрик – человек, отличающийся ярким, необычным, экстравагантным внешним видом и вызывающим поведением]
Вот черт! Так что же все-таки надеть? Хотя, если хорошенько подумать… какая, к дьяволу, разница. Никто на него и не взглянет. Красная толстовка, на крайняк, хотя бы теплая. Бруно посмотрел на себя в зеркало и громко цокнул языком: какой кошмар!
В кармане джинсов пискнул смартфон, извещая о поступившем сообщении. Бруно достал свой BlackBerry и еле слышно прочел вслух:
“Поторопись, чувак, иначе нас убьют. Мы и так уже опаздываем.”
- Да иду я, иду, – проворчал Бруно себе под нос. Ну и зануда этот Рауль! И чего ему неймется? Все равно девчонки не уйдут, а дождутся их, и, разумеется, ради него. Ради Бруно никто бы ждать не стал, разве что Мария. Она хорошая, добрая, и всегда прощает все его промашки. В их компании они с Марией – гадкие утята, во всяком случае, сейчас. А вот раньше всё было совсем иначе. Они впятером создали свой “Клуб непонятых”, потому что были не такие, как все, но с годами многое изменилось: Валерия стала симпатяшкой, Эли – красавицей, Рауль – лидером, а Эстер... Эстер – это просто Эстер. Она стала одной из них, хотя присоединилась к “непонятым” чуть позже. Эстер никогда не обзывала его карликом и не издевалась над маленьким ростом. Всегда улыбчивая, с аккуратненькой челкой, свисающей на лоб, она была мила и приветлива со всеми...
- Привет, меня зовут Эстер. Рада с тобой познакомиться.
Под красной шапочкой ее зеленые, лучистые глаза были прекраснее всех глаз, которые он когда-либо видел. Они сияли как-то по-особенному... а может, ему просто казалось... А ее манера морщить нос, когда она смеялась… О, боже!
- Привет, я… Коррадини. Бруно Коррадини.
Ну и дурак! Угораздило же так глупо ответить! Прямо, как в фильме про агента 007 – Бонд, Джеймс Бонд!
- Коррадини? Это…
- Да, как у Ченоа, но мы не родственники, а просто однофамильцы. [прим: Ченоа(наст.имя: Мария Лаура Коррадини Фаломир) – сценический псевдоним популярной испанской певицы с аргентинскими корнями, что в переводе с аргентинского означает белая голубка]
- Надо же, а я и не знала, что у Ченоа такая фамилия, – улыбнулась Эстер, и пояснила: – Только я не это хотела спросить, а про твоего отца. Он итальянец?
Ну и ну: болван в квадрате! Она, чего доброго, подумает, что он самодовольный индюк, кичащийся своей фамилией. Ничего не попишешь, паршивое начало.
- Нет, аргентинец. Он родился в Буэнос-Айресе. Так же, как и дед.
- Вот здорово! У меня никогда не было друга-иностранца.
В эту минуту он и втюрился в нее. Плевать, что Эстер приняла его за иностранца, хотя он коренной мадридец и родился в самом центре столицы. Она сказала это так непосредственно и простодушно… И как же красива она была!.. Друг. Прошло всего полминуты, как они познакомились, а она уже считала его своим другом.
Бруно целыми днями думал об Эстер. Он был болен ею, но не говорил о своей любви. Он молча страдал и плакал до тех пор, пока не смог больше терпеть эту муку. И тогда он решился написать ей письмо и сказать обо всем:
“Привет, Эстер.
Мне кажется, пришло время признаться тебе в своей любви. Эстер, я без памяти влюбился в тебя. Дни напролет я каждую минуту думаю о твоих глазах, о твоих губах, о твоей улыбке… Да что там минуту! Я, не переставая, думаю о тебе каждую секунду, ты вся моя жизнь! Но, я не хочу страдать еще сильнее. Я не решился поговорить с тобой, потому что не вынесу, если ты откажешь мне, глядя прямо в глаза, но я признаюсь тебе в любви, если ты отметишь мое имя крестом.
С кем из этих ребят ты хотела бы встречаться, если бы они тебе предложили?..”
И далее шел список из двадцати имен. В нем были абсолютно разные ребята: страшные, красивые, высокие, маленькие, из старших классов, толстяки, спортсмены… и он.
Да что же это? С ума он сошел, что ли? Ну да, сошел. Потерял голову, отчаянно и безнадежно влюбившись в Эстер.
“…Если ты готова встречаться со мной, я сумею сказать о любви, а если нет, то никогда не заикнусь об этом и забуду о тебе, любимая.
Завтра, после уроков, оставь это письмо вместе с ответом в дупле дерева, что на школьном дворе.
Подумай обо всем хорошенько, и, пожалуйста, не смейся надо мной, я вовсе не шучу.
С волнением и нетерпением жду твоего ответа.
Крепко-крепко целую тебя. Я тебя люблю.
Твой большой и уже далеко не тайный поклонник.”
Для Бруно в ту декабрьскую среду занятия тянулись бесконечно долго. Это были тревожные и невыносимо тоскливые часы ожидания. Отметила ли она его имя? Бруно места себе не находил от волнения. С “непонятыми” Эстер ничего не обсуждала, и это был добрый знак, а может быть, и нет. Не знаешь, что и думать! Целая тысяча лет прошла, прежде чем закончились уроки. Бруно остался в классе и наблюдал из окна, как его подружка, одна, пошла к дворовому деревцу, неся письмо в руке. Ладно, по крайней мере, Эстер восприняла его всерьез. Лицо ее оставалось таким же, как всегда, хотя она непрестанно поглядывала по сторонам. Эстер положила конверт в дупло дуба, затем достала обратно и сложила пополам, чтобы спрятать от любопытных глаз проходящих мимо людей. Только один человек мог заметить письмо: тот, кто знал, что оно в дупле.
Эстер снова огляделась по сторонам и, глубоко вдохнув, ушла.
Бруно охватило нетерпение, но он не мог сию же секунду бежать за письмом, в котором был ответ на самый важный для него вопрос. Ведь наверняка Эстер спряталась где-то в сторонке, чтобы узнать, кто же ее тайный воздыхатель.
И что теперь?
Набравшись терпения, Бруно повесил рюкзак за спину и поплелся домой. После обеда, ничего никому не сказав, он вернулся в школу – но вот ведь незадача! – школа была закрыта. Бруно громко позвал консьержа, и тот не замедлил явиться, встревоженный нетерпеливым криком парня. Бруно умолял открыть ему дверь.
- Я забыл учебник, а он мне нужен ну просто позарез. Откройте, пожалуйста, – упрашивал он, – на кону жизнь или смерть, ведь завтра экзамен.
Консьерж хорошо знал этого низкорослого паренька и испытывал к нему симпатию. Он открыл центральную решетку, и Бруно рванул, как одержимый, к дубу, росшему во дворе. Письмо лежало в дупле! Парень живо схватил конверт и помчался обратно, на ходу поблагодарив консьержа. Бруно бежал без остановки. Он хотел открыть письмо дома, когда успокоится, но на полпути не сдержался и сел на скамейку парка, чтобы внимательно рассмотреть магический конверт. Перед ним было не что иное, как желания и чувства его любимой. Ни больше, ни меньше. Интересно, нравится он ей или нет? Скоро он узнает не только это, но и всех парней, для которых ее сердце открыто. Вот только нужно ли знать, какие имена отметила Эстер? А вдруг его она не отметила? Это будет полный конец! А если отметила, то...
Пару минут Бруно обрывал лепестки ромашки. Ему было страшно, и дышалось с трудом. Наконец, он открыл конверт, вытащил сложенный пополам листок и, чувствуя дрожь во всем теле, проглядел список, составленный накануне...
Снова запищал смартфон. Ну, кто там на этот раз? Опять Рауль:
“Короче, я иду за тобой. Буду через пару минут, и тебе лучше быть готовым к моему приходу. Я позвоню по домофону”.
Какого черта они не встретились у входа в метро на Пласа-дель-Соль? Рауль с каждым днем становится все зануднее, хотя он и любит его, как брата. И это при том, что у него своих четверо. Однако быть средним братом не слишком-то выгодно: двое младших – это радость всего дома, старшим – всегда особое внимание со стороны родителей, а он – так себе, как раз третий из пяти.
Домофон зазвонил ровно через две минуты после дружеского сообщения.
- Я подойду, это ко мне! – крикнул Бруно, опережая мелкоту и сердитое ворчание матери, но домофон снова зазвонил, пронзительно и нетерпеливо. – Вот ведь настырный, неймется ему. Да иду я, иду, – тихо пробурчал он, выходя в прихожую. – Это ты, Рауль? – спросил Бруно, нажав кнопку домофона.
- Я. Давай поживее, Бруно, поторапливайся!
- Уже иду. Не звони больше, ладно?
- Спускайся быстрее!
- Сказал же, что иду. Сейчас спущусь!
Не успел Бруно открыть дверь и крикнуть родителям, что он ушел, как в домофон снова позвонили.
“Дубина”, – вполголоса выругался Бруно и сердито засопел. Ему жутко хотелось убить Рауля несмотря на то, что в этом случае он лишится единственного настоящего друга.
Впрочем, дружба не вечна, и в каких-то жизненных ситуациях всего одно слово, недоразумение или случайность могут погубить ее.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0439233 выдан для произведения:
Незадолго до того, как шестеро друзей встретились на Пласа-дель-Соль.
Эта толстовка смотрится на нем ужасно. Ему никогда не шел красный цвет, да вдобавок она ему велика. Неужели мать не знает, какого роста у него одежда?
Бруно чуть-чуть подрос, и теперь, по крайней мере, уже не стыдился, что он самый маленький в классе. Более того, он даже надеялся, что когда-нибудь одним махом станет изрядно выше.
Нет, толстовка и впрямь просто ужасна. Бруно снова заглянул в гардероб: для души – ничего. Все ношеное, старое, страшное. Да что же это такое! Неужели из зимней одежды нет ничего, в чем он не выглядел бы фриком? Ему позарез нужны обновки, чтобы можно было пойти на вечеринку. Не то чтобы он часто куда-то ходил, но в таких случаях как сегодня, ему нечего надеть. Подумать только, студенческая вечеринка – а у него нет ничего путного! Да уж, касаемо того, что болтается на вешалке, пора брать бразды правления в свои руки. Мать и так слишком долго властвовала над его одежонкой.[прим: фрик – человек, отличающийся ярким, необычным, экстравагантным внешним видом и вызывающим поведением]
Вот черт! Так что же все-таки надеть? Хотя, если хорошенько подумать… какая, к дьяволу, разница. Никто на него и не взглянет. Красная толстовка, на крайняк, хотя бы теплая. Бруно посмотрел на себя в зеркало и громко цокнул языком: какой кошмар!
В кармане джинсов пискнул смартфон, извещая о поступившем сообщении. Бруно достал свой BlackBerry и еле слышно прочел вслух:
“Поторопись, чувак, иначе нас убьют. Мы и так уже опаздываем.”
- Да иду я, иду, – проворчал Бруно себе под нос. Ну и зануда этот Рауль! И чего ему неймется? Все равно девчонки не уйдут, а дождутся их, и, разумеется, ради него. Ради Бруно никто бы ждать не стал, разве что Мария. Она хорошая, добрая, и всегда прощает все его промашки. В их компании они с Марией – гадкие утята, во всяком случае, сейчас. А вот раньше всё было совсем иначе. Они впятером создали свой “Клуб непонятых”, потому что были не такие, как все, но с годами многое изменилось: Валерия стала симпатяшкой, Эли – красавицей, Рауль – лидером, а Эстер... Эстер – это просто Эстер. Она стала одной из них, хотя присоединилась к “непонятым” чуть позже. Эстер никогда не обзывала его карликом и не издевалась над маленьким ростом. Всегда улыбчивая, с аккуратненькой челкой, свисающей на лоб, она была мила и приветлива со всеми...
- Привет, меня зовут Эстер. Рада с тобой познакомиться.
Под красной шапочкой ее зеленые, лучистые глаза были прекраснее всех глаз, которые он когда-либо видел. Они сияли как-то по-особенному... а может, ему просто казалось... А ее манера морщить нос, когда она смеялась… О, боже!
- Привет, я… Коррадини. Бруно Коррадини.
Ну и дурак! Угораздило же так глупо ответить! Прямо, как в фильме про агента 007 – Бонд, Джеймс Бонд!
- Коррадини? Это…
- Да, как у Ченоа, но мы не родственники, а просто однофамильцы. [прим: Ченоа(наст.имя: Мария Лаура Коррадини Фаломир) – сценический псевдоним популярной испанской певицы с аргентинскими корнями, что в переводе с аргентинского означает белая голубка]
- Надо же, а я и не знала, что у Ченоа такая фамилия, – улыбнулась Эстер, и пояснила: – Только я не это хотела спросить, а про твоего отца. Он итальянец?
Ну и ну: болван в квадрате! Она, чего доброго, подумает, что он самодовольный индюк, кичащийся своей фамилией. Ничего не попишешь, паршивое начало.
- Нет, аргентинец. Он родился в Буэнос-Айресе. Так же, как и дед.
- Вот здорово! У меня никогда не было друга-иностранца.
В эту минуту он и втюрился в нее. Плевать, что Эстер приняла его за иностранца, хотя он коренной мадридец и родился в самом центре столицы. Она сказала это так непосредственно и простодушно… И как же красива она была!.. Друг. Прошло всего полминуты, как они познакомились, а она уже считала его своим другом.
Бруно целыми днями думал об Эстер. Он был болен ею, но не говорил о своей любви. Он молча страдал и плакал до тех пор, пока не смог больше терпеть эту муку. И тогда он решился написать ей письмо и сказать обо всем:
“Привет, Эстер.
Мне кажется, пришло время признаться тебе в своей любви. Эстер, я без памяти влюбился в тебя. Дни напролет я каждую минуту думаю о твоих глазах, о твоих губах, о твоей улыбке… Да что там минуту! Я, не переставая, думаю о тебе каждую секунду, ты вся моя жизнь! Но, я не хочу страдать еще сильнее. Я не решился поговорить с тобой, потому что не вынесу, если ты откажешь мне, глядя прямо в глаза, но я признаюсь тебе в любви, если ты отметишь мое имя крестом.
С кем из этих ребят ты хотела бы встречаться, если бы они тебе предложили?..”
И далее шел список из двадцати имен. В нем были абсолютно разные ребята: страшные, красивые, высокие, маленькие, из старших классов, толстяки, спортсмены… и он.
Да что же это? С ума он сошел, что ли? Ну да, сошел. Потерял голову, отчаянно и безнадежно влюбившись в Эстер.
“…Если ты готова встречаться со мной, я сумею сказать о любви, а если нет, то никогда не заикнусь об этом и забуду о тебе, любимая.
Завтра, после уроков, оставь это письмо вместе с ответом в дупле дерева, что на школьном дворе.
Подумай обо всем хорошенько, и, пожалуйста, не смейся надо мной, я вовсе не шучу.
С волнением и нетерпением жду твоего ответа.
Крепко-крепко целую тебя. Я тебя люблю.
Твой большой и уже далеко не тайный поклонник.”
Для Бруно в ту декабрьскую среду занятия тянулись бесконечно долго. Это были тревожные и невыносимо тоскливые часы ожидания. Отметила ли она его имя? Бруно места себе не находил от волнения. С “непонятыми” Эстер ничего не обсуждала, и это был добрый знак, а может быть, и нет. Не знаешь, что и думать! Целая тысяча лет прошла, прежде чем закончились уроки. Бруно остался в классе и наблюдал из окна, как его подружка, одна, пошла к дворовому деревцу, неся письмо в руке. Ладно, по крайней мере, Эстер восприняла его всерьез. Лицо ее оставалось таким же, как всегда, хотя она непрестанно поглядывала по сторонам. Эстер положила конверт в дупло дуба, затем достала обратно и сложила пополам, чтобы спрятать от любопытных глаз проходящих мимо людей. Только один человек мог заметить письмо: тот, кто знал, что оно в дупле.
Эстер снова огляделась по сторонам и, глубоко вдохнув, ушла.
Бруно охватило нетерпение, но он не мог сию же секунду бежать за письмом, в котором был ответ на самый важный для него вопрос. Ведь наверняка Эстер спряталась где-то в сторонке, чтобы узнать, кто же ее тайный воздыхатель.
И что теперь?
Набравшись терпения, Бруно повесил рюкзак за спину и поплелся домой. После обеда, ничего никому не сказав, он вернулся в школу – но вот ведь незадача! – школа была закрыта. Бруно громко позвал консьержа, и тот не замедлил явиться, встревоженный нетерпеливым криком парня. Бруно умолял открыть ему дверь.
- Я забыл учебник, а он мне нужен ну просто позарез. Откройте, пожалуйста, – упрашивал он, – на кону жизнь или смерть, ведь завтра экзамен.
Консьерж хорошо знал этого низкорослого паренька и испытывал к нему симпатию. Он открыл центральную решетку, и Бруно рванул, как одержимый, к дубу, росшему во дворе. Письмо лежало в дупле! Парень живо схватил конверт и помчался обратно, на ходу поблагодарив консьержа. Бруно бежал без остановки. Он хотел открыть письмо дома, когда успокоится, но на полпути не сдержался и сел на скамейку парка, чтобы внимательно рассмотреть магический конверт. Перед ним было не что иное, как желания и чувства его любимой. Ни больше, ни меньше. Интересно, нравится он ей или нет? Скоро он узнает не только это, но и всех парней, для которых ее сердце открыто. Вот только нужно ли знать, какие имена отметила Эстер? А вдруг его она не отметила? Это будет полный конец! А если отметила, то...
Пару минут Бруно обрывал лепестки ромашки. Ему было страшно, и дышалось с трудом. Наконец, он открыл конверт, вытащил сложенный пополам листок и, чувствуя дрожь во всем теле, проглядел список, составленный накануне...
Снова запищал смартфон. Ну, кто там на этот раз? Опять Рауль:
“Короче, я иду за тобой. Буду через пару минут, и тебе лучше быть готовым к моему приходу. Я позвоню по домофону”.
Какого черта они не встретились у входа в метро на Пласа-дель-Соль? Рауль с каждым днем становится все зануднее, хотя он и любит его, как брата. И это при том, что у него своих четверо. Однако быть средним братом не слишком-то выгодно: двое младших – это радость всего дома, старшим – всегда особое внимание со стороны родителей, а он – так себе, как раз третий из пяти.
Домофон зазвонил ровно через две минуты после дружеского сообщения.
- Я подойду, это ко мне! – крикнул Бруно, опережая мелкоту и сердитое ворчание матери, но домофон снова зазвонил, пронзительно и нетерпеливо. – Вот ведь настырный, неймется ему. Да иду я, иду, – тихо пробурчал он, выходя в прихожую. – Это ты, Рауль? – спросил Бруно, нажав кнопку домофона.
- Я. Давай поживее, Бруно, поторапливайся!
- Уже иду. Не звони больше, ладно?
- Спускайся быстрее!
- Сказал же, что иду. Сейчас спущусь!
Не успел Бруно открыть дверь и крикнуть родителям, что он ушел, как в домофон снова позвонили.
“Дубина”, – вполголоса выругался Бруно и сердито засопел. Ему жутко хотелось убить Рауля несмотря на то, что в этом случае он лишится единственного настоящего друга.
Впрочем, дружба не вечна, и в каких-то жизненных ситуациях всего одно слово, недоразумение или случайность могут погубить ее.
Эта толстовка смотрится на нем ужасно. Ему никогда не шел красный цвет, да вдобавок она ему велика. Неужели мать не знает, какого роста у него одежда?
Бруно чуть-чуть подрос, и теперь, по крайней мере, уже не стыдился, что он самый маленький в классе. Более того, он даже надеялся, что когда-нибудь одним махом станет изрядно выше.
Нет, толстовка и впрямь просто ужасна. Бруно снова заглянул в гардероб: для души – ничего. Все ношеное, старое, страшное. Да что же это такое! Неужели из зимней одежды нет ничего, в чем он не выглядел бы фриком? Ему позарез нужны обновки, чтобы можно было пойти на вечеринку. Не то чтобы он часто куда-то ходил, но в таких случаях как сегодня, ему нечего надеть. Подумать только, студенческая вечеринка – а у него нет ничего путного! Да уж, касаемо того, что болтается на вешалке, пора брать бразды правления в свои руки. Мать и так слишком долго властвовала над его одежонкой.[прим: фрик – человек, отличающийся ярким, необычным, экстравагантным внешним видом и вызывающим поведением]
Вот черт! Так что же все-таки надеть? Хотя, если хорошенько подумать… какая, к дьяволу, разница. Никто на него и не взглянет. Красная толстовка, на крайняк, хотя бы теплая. Бруно посмотрел на себя в зеркало и громко цокнул языком: какой кошмар!
В кармане джинсов пискнул смартфон, извещая о поступившем сообщении. Бруно достал свой BlackBerry и еле слышно прочел вслух:
“Поторопись, чувак, иначе нас убьют. Мы и так уже опаздываем.”
- Да иду я, иду, – проворчал Бруно себе под нос. Ну и зануда этот Рауль! И чего ему неймется? Все равно девчонки не уйдут, а дождутся их, и, разумеется, ради него. Ради Бруно никто бы ждать не стал, разве что Мария. Она хорошая, добрая, и всегда прощает все его промашки. В их компании они с Марией – гадкие утята, во всяком случае, сейчас. А вот раньше всё было совсем иначе. Они впятером создали свой “Клуб непонятых”, потому что были не такие, как все, но с годами многое изменилось: Валерия стала симпатяшкой, Эли – красавицей, Рауль – лидером, а Эстер... Эстер – это просто Эстер. Она стала одной из них, хотя присоединилась к “непонятым” чуть позже. Эстер никогда не обзывала его карликом и не издевалась над маленьким ростом. Всегда улыбчивая, с аккуратненькой челкой, свисающей на лоб, она была мила и приветлива со всеми...
- Привет, меня зовут Эстер. Рада с тобой познакомиться.
Под красной шапочкой ее зеленые, лучистые глаза были прекраснее всех глаз, которые он когда-либо видел. Они сияли как-то по-особенному... а может, ему просто казалось... А ее манера морщить нос, когда она смеялась… О, боже!
- Привет, я… Коррадини. Бруно Коррадини.
Ну и дурак! Угораздило же так глупо ответить! Прямо, как в фильме про агента 007 – Бонд, Джеймс Бонд!
- Коррадини? Это…
- Да, как у Ченоа, но мы не родственники, а просто однофамильцы. [прим: Ченоа(наст.имя: Мария Лаура Коррадини Фаломир) – сценический псевдоним популярной испанской певицы с аргентинскими корнями, что в переводе с аргентинского означает белая голубка]
- Надо же, а я и не знала, что у Ченоа такая фамилия, – улыбнулась Эстер, и пояснила: – Только я не это хотела спросить, а про твоего отца. Он итальянец?
Ну и ну: болван в квадрате! Она, чего доброго, подумает, что он самодовольный индюк, кичащийся своей фамилией. Ничего не попишешь, паршивое начало.
- Нет, аргентинец. Он родился в Буэнос-Айресе. Так же, как и дед.
- Вот здорово! У меня никогда не было друга-иностранца.
В эту минуту он и втюрился в нее. Плевать, что Эстер приняла его за иностранца, хотя он коренной мадридец и родился в самом центре столицы. Она сказала это так непосредственно и простодушно… И как же красива она была!.. Друг. Прошло всего полминуты, как они познакомились, а она уже считала его своим другом.
Бруно целыми днями думал об Эстер. Он был болен ею, но не говорил о своей любви. Он молча страдал и плакал до тех пор, пока не смог больше терпеть эту муку. И тогда он решился написать ей письмо и сказать обо всем:
“Привет, Эстер.
Мне кажется, пришло время признаться тебе в своей любви. Эстер, я без памяти влюбился в тебя. Дни напролет я каждую минуту думаю о твоих глазах, о твоих губах, о твоей улыбке… Да что там минуту! Я, не переставая, думаю о тебе каждую секунду, ты вся моя жизнь! Но, я не хочу страдать еще сильнее. Я не решился поговорить с тобой, потому что не вынесу, если ты откажешь мне, глядя прямо в глаза, но я признаюсь тебе в любви, если ты отметишь мое имя крестом.
С кем из этих ребят ты хотела бы встречаться, если бы они тебе предложили?..”
И далее шел список из двадцати имен. В нем были абсолютно разные ребята: страшные, красивые, высокие, маленькие, из старших классов, толстяки, спортсмены… и он.
Да что же это? С ума он сошел, что ли? Ну да, сошел. Потерял голову, отчаянно и безнадежно влюбившись в Эстер.
“…Если ты готова встречаться со мной, я сумею сказать о любви, а если нет, то никогда не заикнусь об этом и забуду о тебе, любимая.
Завтра, после уроков, оставь это письмо вместе с ответом в дупле дерева, что на школьном дворе.
Подумай обо всем хорошенько, и, пожалуйста, не смейся надо мной, я вовсе не шучу.
С волнением и нетерпением жду твоего ответа.
Крепко-крепко целую тебя. Я тебя люблю.
Твой большой и уже далеко не тайный поклонник.”
Для Бруно в ту декабрьскую среду занятия тянулись бесконечно долго. Это были тревожные и невыносимо тоскливые часы ожидания. Отметила ли она его имя? Бруно места себе не находил от волнения. С “непонятыми” Эстер ничего не обсуждала, и это был добрый знак, а может быть, и нет. Не знаешь, что и думать! Целая тысяча лет прошла, прежде чем закончились уроки. Бруно остался в классе и наблюдал из окна, как его подружка, одна, пошла к дворовому деревцу, неся письмо в руке. Ладно, по крайней мере, Эстер восприняла его всерьез. Лицо ее оставалось таким же, как всегда, хотя она непрестанно поглядывала по сторонам. Эстер положила конверт в дупло дуба, затем достала обратно и сложила пополам, чтобы спрятать от любопытных глаз проходящих мимо людей. Только один человек мог заметить письмо: тот, кто знал, что оно в дупле.
Эстер снова огляделась по сторонам и, глубоко вдохнув, ушла.
Бруно охватило нетерпение, но он не мог сию же секунду бежать за письмом, в котором был ответ на самый важный для него вопрос. Ведь наверняка Эстер спряталась где-то в сторонке, чтобы узнать, кто же ее тайный воздыхатель.
И что теперь?
Набравшись терпения, Бруно повесил рюкзак за спину и поплелся домой. После обеда, ничего никому не сказав, он вернулся в школу – но вот ведь незадача! – школа была закрыта. Бруно громко позвал консьержа, и тот не замедлил явиться, встревоженный нетерпеливым криком парня. Бруно умолял открыть ему дверь.
- Я забыл учебник, а он мне нужен ну просто позарез. Откройте, пожалуйста, – упрашивал он, – на кону жизнь или смерть, ведь завтра экзамен.
Консьерж хорошо знал этого низкорослого паренька и испытывал к нему симпатию. Он открыл центральную решетку, и Бруно рванул, как одержимый, к дубу, росшему во дворе. Письмо лежало в дупле! Парень живо схватил конверт и помчался обратно, на ходу поблагодарив консьержа. Бруно бежал без остановки. Он хотел открыть письмо дома, когда успокоится, но на полпути не сдержался и сел на скамейку парка, чтобы внимательно рассмотреть магический конверт. Перед ним было не что иное, как желания и чувства его любимой. Ни больше, ни меньше. Интересно, нравится он ей или нет? Скоро он узнает не только это, но и всех парней, для которых ее сердце открыто. Вот только нужно ли знать, какие имена отметила Эстер? А вдруг его она не отметила? Это будет полный конец! А если отметила, то...
Пару минут Бруно обрывал лепестки ромашки. Ему было страшно, и дышалось с трудом. Наконец, он открыл конверт, вытащил сложенный пополам листок и, чувствуя дрожь во всем теле, проглядел список, составленный накануне...
Снова запищал смартфон. Ну, кто там на этот раз? Опять Рауль:
“Короче, я иду за тобой. Буду через пару минут, и тебе лучше быть готовым к моему приходу. Я позвоню по домофону”.
Какого черта они не встретились у входа в метро на Пласа-дель-Соль? Рауль с каждым днем становится все зануднее, хотя он и любит его, как брата. И это при том, что у него своих четверо. Однако быть средним братом не слишком-то выгодно: двое младших – это радость всего дома, старшим – всегда особое внимание со стороны родителей, а он – так себе, как раз третий из пяти.
Домофон зазвонил ровно через две минуты после дружеского сообщения.
- Я подойду, это ко мне! – крикнул Бруно, опережая мелкоту и сердитое ворчание матери, но домофон снова зазвонил, пронзительно и нетерпеливо. – Вот ведь настырный, неймется ему. Да иду я, иду, – тихо пробурчал он, выходя в прихожую. – Это ты, Рауль? – спросил Бруно, нажав кнопку домофона.
- Я. Давай поживее, Бруно, поторапливайся!
- Уже иду. Не звони больше, ладно?
- Спускайся быстрее!
- Сказал же, что иду. Сейчас спущусь!
Не успел Бруно открыть дверь и крикнуть родителям, что он ушел, как в домофон снова позвонили.
“Дубина”, – вполголоса выругался Бруно и сердито засопел. Ему жутко хотелось убить Рауля несмотря на то, что в этом случае он лишится единственного настоящего друга.
Впрочем, дружба не вечна, и в каких-то жизненных ситуациях всего одно слово, недоразумение или случайность могут погубить ее.
Рейтинг: 0
321 просмотр
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения