Примерный сын - Глава 6
24 мая 2022 -
Вера Голубкова
Недомогание
Сейчас мне предстояло самое трудное – рассказать обо всем маме. В голове – пустота. В два часа десять минут я шел к дому, и даже не мог вспомнить казавшиеся мне железными аргументы, которые я подготовил, сидя в магазине. Начнем заново. Зачем маме нужна помощница? Чтобы она не поранилась снова и побыстрее вылечилась. Вполне себе резонно. Впрочем, не уверен. Неубедительно. Мама живо разобьет меня в пух и прах. Нужно было подготовиться получше и найти побольше причин, иначе меня ждет вторая паэлья, когда мои начинания увяли на корню, растворились в стоячем болоте как пена для ванной. Тогда я промолчал, мама тоже, не зная расстраиваться ей или злиться, а Нурия перевела разговор на какую-то другую, глупую тему. Я вставил ключ в замочную скважину, но Паркер, здоровенный пес весом под сорок кило, радостно прыгающий как цирковой пуделек стоит только мне войти в квартиру, не выбежал навстречу. Я позвал пса, потому что позвать его проще, чем мать. Паркер приплелся с кухни, откуда как всегда доносилось приглушенное бормотание радио. При виде собаки мне полегчало, потому что мама, к счастью, была дома и вертелась возле плиты, а не спустилась вниз выгуливать пса, наплевав на опасность, как мне подумалось вначале. Однако, войдя на кухню, я не застал ее ни у плиты, ни у холодильника. Бледная как полотно, скорее даже серая, мама с удрученным видом сидела возле небольшого обеденного столика. Но самым странным было то, что она не замечала пустых собачьих мисок. В них не было ни воды, ни корма, а Паркер для мамы, кажется, был порой дороже нас. Я не на шутку испугался:
- Ма, что с тобой?
Ни ответа, ни привета. У нас в семье заведено ляпнуть нечто непредсказуемое, считая других телепатами, способными прочесть в наших глазах и воспринять как должное заботу и любовь.
- Ничего. Пришла заварить себе ромашковый чай.
- Какой чай, обедать пора, – я указал на часы.
В нашем доме часы, как и радиоприемники, повсюду: в каждой комнате, в ванной и даже в кладовке. Забавно, потому что отец всегда опаздывал, – за исключением того, что умер слишком рано, – хотя его увлечение настенными часами и сигналами точного времени по радио, пожалуй, никак не связано с пунктуальностью равно как и с любовью к тиканью маятника, мерно шепчущего: “Время бежит, а ты не торопись, живи спокойно”. Мама ничего не ответила, что вполне в ее духе, но мне показалось, что сейчас она молчала потому, что у нее не было сил, а не потому, что не понравился вопрос. Паркер почуял что-то странное и внимательно следил за нами. Я налил ему воду и положил еду, но он даже не притронулся к ним.
Надо признаться, ведя маму по коридору, я смекнул, что ее просьба помочь добраться до комнаты, чтобы лечь в постель, облегчает мне путь к Корине. Если маме стало хуже, ей просто необходима сиделка, и я как удачливый предсказатель или не в меру ответственный человек предугадал это. Ухудшение ее здоровья наделило меня властью.
- Ма, – услышал я свой голос, произносивший слова, секунду назад звучавшие в моей голове, когда я укладывал ее в постель, – мне будет гораздо спокойнее работать в магазине, если дома ты будешь не одна, а с кем-нибудь еще.
Обезоруженная мама лежала на кровати, а я во всеоружии стоял рядом.
Ненавижу подобные сцены. Я кажусь себе актером, играющим чужую роль. И тем не менее, порой мне случается говорить тщательно продуманные фразы, – ни хорошие и не плохие – чувствуя себя при этом лицедеем и как бы наблюдая за собой со стороны. Вот и сейчас я чувствовал себя лжецом, но в то же время радовался, потому что мои слова звучали естественно и благоразумно.
- Там видно будет, – ответила мама.
Она закрыла глаза и задремала. И все же первый шаг был сделан. Я выложил карты на стол. Ромашковый чай на ночном столике полностью остыл.
Остаток дня я провалялся в кровати вместе с псом, пристроившемся у меня в ногах. Паркер, рослый и крепкий боксер, своим видом устрашает чужаков, но на деле, как я говорил, добрейшей души псина и ведет себя как комнатная собачонка. Ворьё могло бы запросто обчистить дом, а Паркер радушно вилял бы им хвостом.
Я позвонил семейному доктору, и тот пояснил, что недомогание мамы связано исключительно с большим количеством прописанных в больнице антибиотиков и обезболивающих, и уменьшил дозировку. В любом случае, это, к счастью, временное недомогание было мне на руку, и я чувствовал себя немного виноватым за свою радость, однако не настолько, чтобы перезвонить Корине и отменить нашу устную договоренность.
Вечером я отправился на работу, а ухаживать за мамой пришла Нурия. Она ввалилась в квартиру, громогласно раздавая указания кому-то из бывшеньких по поводу, чем накормить троих детей и кого из них отвести на тренировку по баскетболу, а кого на плавание или что-то там еще. В общем и целом сестра довольно удачно разделила обязанности между экс-мужьями – каждый из них занимался исключительно своим отпрыском, но сегодня в силу форс-мажорного недомогания обладающей недюжинным здоровьем мамы, неожиданно слегшей в постель, все дети остались под присмотром одного, свободного от дел отца. По-моему, преимущество – и не одно – иметь троих отцов на троих детей неоспоримо. Возможно, в маленьком городке или поселке, где все знакомы, это не так бросается в глаза, но в бездушном мегаполисе это очевидно.
Из-за сестры мне пришлось задержаться, поскольку ей нечем было платить за парковку и пришлось подняться к нам, цапнуть мои евро, спуститься и потом снова подняться. Кажется, сестрица из тех женщин, которые никогда не научатся жить; ее финансы вечно поют романсы, однако она умудряется как-то выкручиваться, доказывая необходимость оказания ей срочной помощи своей безудержной демонстрацией сумочек, пальто, шарфов, мобильников (у нее их два, айфон и смартфон BlackBerry с тарифами разных компаний для экономии, по ее словам, она человек бережливый) и зарядных устройств. Я ушел из дома, не обмолвившись ни словом о нашем с Кориной договоре. Чем позже я о нем скажу, тем будет лучше.
Вечером я вернулся домой очень поздно, уставший как собака. Я забыл, что утром Корина приступит к работе, и потому аж подскочил в кровати, когда спозаранок затрезвонил домофон, и Паркер залился лаем как оглашенный. Чтобы не спорить, лучше воспринять всё как должное. Это должно было стать моим девизом. Особенных препятствий я не видел. Напористость. Мама, это Корина. С сегодняшнего дня она каждый день будет приходить к нам и помогать тебе по хозяйству. Корина умеет готовить, убираться, она будет ходить в магазин и делать все, о чем ты ее попросишь. Корина, это моя мама, Марга, а это наш пес, Паркер, свирепый с виду добряк; он ничего вам не сделает. Вот, собственно, и весь разговор. Потом я живенько покажу Корине дом и ее рабочие инструменты – пылесос, веник, плиту и всё прочее. Тут и делу конец. Все было четко и ясно… по плану, но не в жизни.
- Кто бы это в такую рань? – ворчливо спросила мама, и мое сердце загалопировало под сто ударов. – Как пить дать, эта бестолочь Фатима. Пошли ее куда подальше, надоела до смерти. Вчера я велела твоей сестре, чтобы не открывала дверь. Радуется, видишь ли, что я упала, повадилась шастать сюда в любое время, а мне ее терпеть.
Фатима – это наша соседка, должно быть, ровесница мамы. Они знакомы сорок лет, с тех пор как мои родители поселились в этой квартире. Тогда Фатима была молоденькой девушкой и жила со своими родителями. Служащая по профессии, немного странная она так и не вышла замуж, посвятив себя душой и телом уходу за родителями, определенно старенькими, хотя, возможно, это просто мне они запомнились древними стариками. Ее отец умер два года назад, и теперь она заботится только о матери, которая уже не выходит из дома. Полагаю, моя мама для Фатимы нечто вроде окошка в мир, ее второе я, какой она хотела бы быть. Соседка благоговеет перед мамой и обожает почесать языком, а посему оказывает ей честь, заходя к нам чуть не каждый день и по нескольку раз. Мама терпеть не может излишне услужливых людей и, порой, увидев Фатиму в глазок, скрывается в своей комнате и просит сказать соседке, что ее нет дома, как велела накануне сестре.
Я знал, что это была не Фатима, как знал и то, что шаркающая по коридору к ванной в одной ночной сорочке мама не готова к приему гостей.
- Тебе помочь? – предложил я.
- Обойдусь, – вполне ожидаемо ответила она.
Корина уже поднималась в лифте, а мама, скажем прямо, была беззащитна. Отчасти я чувствовал себя предателем, поняв, что предают из трусости, ведь предать гораздо проще, чем защищать. Но мне не хотелось быть предателем.
- Ма, оденься, это незнакомый тебе человек.
- В такую рань?
- Именно. Я целыми днями нахожусь в магазине.
Говорят, лучшая защита – это нападение. Вранье. На первом этапе атака может оказаться удачной, но, сохраняя в дальнейшем жесткий, требовательный тон, вы оказываетесь в невыгодном положении для принятия противником ваших доводов.
- Еще вчера я сказал тебе...
- О чем?
- Что договорился с одной женщиной, она побудет с тобой.
- Ничего ты не сказал, а хоть бы и так...
- Я уже всё решил, ма. С ней ты поправишься гораздо быстрее.
- Правда? И с кем же ты договорился? Со знахаркой? Она обладает чудодейственной силой?
- Нет, но тебе нужны помощь и забота, ма, иначе ты снова упадешь.
- Да это тебе нужна помощь, тебе.
Знаю, у каждого человека свои доводы, это очевидно, но я не улавливаю другого. Почему нам так трудно понимать других? С животными гораздо проще; они не умеют говорить, но ты смотришь на них и понимаешь. С людьми же все иначе. Со временем до меня дошло: каков человек на самом деле, мы представляем лишь наполовину. К примеру, на улице, при посторонних, мама одна, а при родне совсем другая. Чужим людям она кажется чуткой, внимательной, даже милой. Как-то раз Нурия, повздорив с матерью, воскликнула в запале:
- Почему со мной ты не такая как с клиентами? Веди себя со мной как с поставщиками!
Нурия и сама тоже не сахар. Утверждая, что терпеть не может споров, она их просто обожает, только и норовит вставить слово поперек. Мама так и говорит ей: “Вечно ты поперечничаешь”. Что ни скажи, всегда против, но в данном случае Нурия абсолютно права: перед покупателями и поставщиками мама предстает поистине другим человеком. Естественно, они не смогут описать ее совершенно точно, тем самым опровергнув или подтвердив мои слова, тем более что я и сам не знаю, какая мама на самом деле. Со мной ли она настоящая или с другими? Скорее всего, ни то, ни другое. Именно поэтому я обожаю нашего пса, который, в отличие от других, всегда открыт, и в котором нет притворства.
Корина стояла в коридоре, перед моей двуликой мамой, перед псом Паркером, которому она явно приглянулась, невзирая на ее пренебрежение, свойственное деревенским жителям, не привыкшим восторгаться живностью, и передо мной, считающим себя неизменчивым.
- Проходите в гостиную, – предложил я, всем видом выражая, что наша странная встреча в столь необычный час находится под моим контролем.
- Мама, это – Корина. Корина, это – мама.
- Очень приятно, – произнесла Корина с уже привычным мне акцентом.
Маме, похоже, Корина понравилась, поскольку она довольно живо интересовалась разговором и даже добавила несколько пунктов в наш месячный договор, которые я прошляпил.
В магазин я пошел с легким сердцем, зная, что мама дома не одна, а с Кориной. Я пребывал в эйфории, будто только что открыл для себя тайную формулу, гарантировавшую успех и удачу на всю оставшуюся жизнь.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0506509 выдан для произведения:
Сейчас мне предстояло самое трудное – рассказать обо всем маме. В голове – пустота. В два часа десять минут я шел к дому, и даже не мог вспомнить казавшиеся мне железными аргументы, которые я подготовил, сидя в магазине. Начнем заново. Зачем маме нужна помощница? Чтобы она не поранилась снова и побыстрее вылечилась. Вполне себе резонно. Впрочем, не уверен. Неубедительно. Мама живо разобьет меня в пух и прах. Нужно было подготовиться получше и найти побольше причин, иначе меня ждет вторая паэлья, когда мои начинания увяли на корню, растворились в стоячем болоте как пена для ванной. Тогда я промолчал, мама тоже, не зная расстраиваться ей или злиться, а Нурия перевела разговор на какую-то другую, глупую тему. Я вставил ключ в замочную скважину, но Паркер, здоровенный пес весом под сорок кило, радостно прыгающий как цирковой пуделек стоит только мне войти в квартиру, не выбежал навстречу. Я позвал пса, потому что позвать его проще, чем мать. Паркер приплелся с кухни, откуда как всегда доносилось приглушенное бормотание радио. При виде собаки мне полегчало, потому что мама, к счастью, была дома и вертелась возле плиты, а не спустилась вниз выгуливать пса, наплевав на опасность, как мне подумалось вначале. Однако, войдя на кухню, я не застал ее ни у плиты, ни у холодильника. Бледная как полотно, скорее даже серая, мама с удрученным видом сидела возле небольшого обеденного столика. Но самым странным было то, что она не замечала пустых собачьих мисок. В них не было ни воды, ни корма, а Паркер для мамы, кажется, был порой дороже нас. Я не на шутку испугался:
- Ма, что с тобой?
Ни ответа, ни привета. У нас в семье заведено ляпнуть нечто непредсказуемое, считая других телепатами, способными прочесть в наших глазах и воспринять как должное заботу и любовь.
- Ничего. Пришла заварить себе ромашковый чай.
- Какой чай, обедать пора, – я указал на часы.
В нашем доме часы, как и радиоприемники, повсюду: в каждой комнате, в ванной и даже в кладовке. Забавно, потому что отец всегда опаздывал, – за исключением того, что умер слишком рано, – хотя его увлечение настенными часами и сигналами точного времени по радио, пожалуй, никак не связано с пунктуальностью равно как и с любовью к тиканью маятника, мерно шепчущего: “Время бежит, а ты не торопись, живи спокойно”. Мама ничего не ответила, что вполне в ее духе, но мне показалось, что сейчас она молчала потому, что у нее не было сил, а не потому, что не понравился вопрос. Паркер почуял что-то странное и внимательно следил за нами. Я налил ему воду и положил еду, но он даже не притронулся к ним.
Надо признаться, ведя маму по коридору, я смекнул, что ее просьба помочь добраться до комнаты, чтобы лечь в постель, облегчает мне путь к Корине. Если маме стало хуже, ей просто необходима сиделка, и я как удачливый предсказатель или не в меру ответственный человек предугадал это. Ухудшение ее здоровья наделило меня властью.
- Ма, – услышал я свой голос, произносивший слова, секунду назад звучавшие в моей голове, когда я укладывал ее в постель, – мне будет гораздо спокойнее работать в магазине, если дома ты будешь не одна, а с кем-нибудь еще.
Обезоруженная мама лежала на кровати, а я во всеоружии стоял рядом.
Ненавижу подобные сцены. Я кажусь себе актером, играющим чужую роль. И тем не менее, порой мне случается говорить тщательно продуманные фразы, – ни хорошие и не плохие – чувствуя себя при этом лицедеем и как бы наблюдая за собой со стороны. Вот и сейчас я чувствовал себя лжецом, но в то же время радовался, потому что мои слова звучали естественно и благоразумно.
- Там видно будет, – ответила мама.
Она закрыла глаза и задремала. И все же первый шаг был сделан. Я выложил карты на стол. Ромашковый чай на ночном столике полностью остыл.
Остаток дня я провалялся в кровати вместе с псом, пристроившемся у меня в ногах. Паркер, рослый и крепкий боксер, своим видом устрашает чужаков, но на деле, как я говорил, добрейшей души псина и ведет себя как комнатная собачонка. Ворьё могло бы запросто обчистить дом, а Паркер радушно вилял бы им хвостом.
Я позвонил семейному доктору, и тот пояснил, что недомогание мамы связано исключительно с большим количеством прописанных в больнице антибиотиков и обезболивающих, и уменьшил дозировку. В любом случае, это, к счастью, временное недомогание было мне на руку, и я чувствовал себя немного виноватым за свою радость, однако не настолько, чтобы перезвонить Корине и отменить нашу устную договоренность.
Вечером я отправился на работу, а ухаживать за мамой пришла Нурия. Она ввалилась в квартиру, громогласно раздавая указания кому-то из бывшеньких по поводу, чем накормить троих детей и кого из них отвести на тренировку по баскетболу, а кого на плавание или что-то там еще. В общем и целом сестра довольно удачно разделила обязанности между экс-мужьями – каждый из них занимался исключительно своим отпрыском, но сегодня в силу форс-мажорного недомогания обладающей недюжинным здоровьем мамы, неожиданно слегшей в постель, все дети остались под присмотром одного, свободного от дел отца. По-моему, преимущество – и не одно – иметь троих отцов на троих детей неоспоримо. Возможно, в маленьком городке или поселке, где все знакомы, это не так бросается в глаза, но в бездушном мегаполисе это очевидно.
Из-за сестры мне пришлось задержаться, поскольку ей нечем было платить за парковку и пришлось подняться к нам, цапнуть мои евро, спуститься и потом снова подняться. Кажется, сестрица из тех женщин, которые никогда не научатся жить; ее финансы вечно поют романсы, однако она умудряется как-то выкручиваться, доказывая необходимость оказания ей срочной помощи своей безудержной демонстрацией сумочек, пальто, шарфов, мобильников (у нее их два, айфон и смартфон BlackBerry с тарифами разных компаний для экономии, по ее словам, она человек бережливый) и зарядных устройств. Я ушел из дома, не обмолвившись ни словом о нашем с Кориной договоре. Чем позже я о нем скажу, тем будет лучше.
Вечером я вернулся домой очень поздно, уставший как собака. Я забыл, что утром Корина приступит к работе, и потому аж подскочил в кровати, когда спозаранок затрезвонил домофон, и Паркер залился лаем как оглашенный. Чтобы не спорить, лучше воспринять всё как должное. Это должно было стать моим девизом. Особенных препятствий я не видел. Напористость. Мама, это Корина. С сегодняшнего дня она каждый день будет приходить к нам и помогать тебе по хозяйству. Корина умеет готовить, убираться, она будет ходить в магазин и делать все, о чем ты ее попросишь. Корина, это моя мама, Марга, а это наш пес, Паркер, свирепый с виду добряк; он ничего вам не сделает. Вот, собственно, и весь разговор. Потом я живенько покажу Корине дом и ее рабочие инструменты – пылесос, веник, плиту и всё прочее. Тут и делу конец. Все было четко и ясно… по плану, но не в жизни.
- Кто бы это в такую рань? – ворчливо спросила мама, и мое сердце загалопировало под сто ударов. – Как пить дать, эта бестолочь Фатима. Пошли ее куда подальше, надоела до смерти. Вчера я велела твоей сестре, чтобы не открывала дверь. Радуется, видишь ли, что я упала, повадилась шастать сюда в любое время, а мне ее терпеть.
Фатима – это наша соседка, должно быть, ровесница мамы. Они знакомы сорок лет, с тех пор как мои родители поселились в этой квартире. Тогда Фатима была молоденькой девушкой и жила со своими родителями. Служащая по профессии, немного странная она так и не вышла замуж, посвятив себя душой и телом уходу за родителями, определенно старенькими, хотя, возможно, это просто мне они запомнились древними стариками. Ее отец умер два года назад, и теперь она заботится только о матери, которая уже не выходит из дома. Полагаю, моя мама для Фатимы нечто вроде окошка в мир, ее второе я, какой она хотела бы быть. Соседка благоговеет перед мамой и обожает почесать языком, а посему оказывает ей честь, заходя к нам чуть не каждый день и по нескольку раз. Мама терпеть не может излишне услужливых людей и, порой, увидев Фатиму в глазок, скрывается в своей комнате и просит сказать соседке, что ее нет дома, как велела накануне сестре.
Я знал, что это была не Фатима, как знал и то, что шаркающая по коридору к ванной в одной ночной сорочке мама не готова к приему гостей.
- Тебе помочь? – предложил я.
- Обойдусь, – вполне ожидаемо ответила она.
Корина уже поднималась в лифте, а мама, скажем прямо, была беззащитна. Отчасти я чувствовал себя предателем, поняв, что предают из трусости, ведь предать гораздо проще, чем защищать. Но мне не хотелось быть предателем.
- Ма, оденься, это незнакомый тебе человек.
- В такую рань?
- Именно. Я целыми днями нахожусь в магазине.
Говорят, лучшая защита – это нападение. Вранье. На первом этапе атака может оказаться удачной, но, сохраняя в дальнейшем жесткий, требовательный тон, вы оказываетесь в невыгодном положении для принятия противником ваших доводов.
- Еще вчера я сказал тебе...
- О чем?
- Что договорился с одной женщиной, она побудет с тобой.
- Ничего ты не сказал, а хоть бы и так...
- Я уже всё решил, ма. С ней ты поправишься гораздо быстрее.
- Правда? И с кем же ты договорился? Со знахаркой? Она обладает чудодейственной силой?
- Нет, но тебе нужны помощь и забота, ма, иначе ты снова упадешь.
- Да это тебе нужна помощь, тебе.
Знаю, у каждого человека свои доводы, это очевидно, но я не улавливаю другого. Почему нам так трудно понимать других? С животными гораздо проще; они не умеют говорить, но ты смотришь на них и понимаешь. С людьми же все иначе. Со временем до меня дошло: каков человек на самом деле, мы представляем лишь наполовину. К примеру, на улице, при посторонних, мама одна, а при родне совсем другая. Чужим людям она кажется чуткой, внимательной, даже милой. Как-то раз Нурия, повздорив с матерью, воскликнула в запале:
- Почему со мной ты не такая как с клиентами? Веди себя со мной как с поставщиками!
Нурия и сама тоже не сахар. Утверждая, что терпеть не может споров, она их просто обожает, только и норовит вставить слово поперек. Мама так и говорит ей: “Вечно ты поперечничаешь”. Что ни скажи, всегда против, но в данном случае Нурия абсолютно права: перед покупателями и поставщиками мама предстает поистине другим человеком. Естественно, они не смогут описать ее совершенно точно, тем самым опровергнув или подтвердив мои слова, тем более что я и сам не знаю, какая мама на самом деле. Со мной ли она настоящая или с другими? Скорее всего, ни то, ни другое. Именно поэтому я обожаю нашего пса, который, в отличие от других, всегда открыт, и в котором нет притворства.
Корина стояла в коридоре, перед моей двуликой мамой, перед псом Паркером, которому она явно приглянулась, невзирая на ее пренебрежение, свойственное деревенским жителям, не привыкшим восторгаться живностью, и передо мной, считающим себя неизменчивым.
- Проходите в гостиную, – предложил я, всем видом выражая, что наша странная встреча в столь необычный час находится под моим контролем.
- Мама, это – Корина. Корина, это – мама.
- Очень приятно, – произнесла Корина с уже привычным мне акцентом.
Маме, похоже, Корина понравилась, поскольку она довольно живо интересовалась разговором и даже добавила несколько пунктов в наш месячный договор, которые я прошляпил.
В магазин я пошел с легким сердцем, зная, что мама дома не одна, а с Кориной. Я пребывал в эйфории, будто только что открыл для себя тайную формулу, гарантировавшую успех и удачу на всю оставшуюся жизнь.
- Ма, что с тобой?
Ни ответа, ни привета. У нас в семье заведено ляпнуть нечто непредсказуемое, считая других телепатами, способными прочесть в наших глазах и воспринять как должное заботу и любовь.
- Ничего. Пришла заварить себе ромашковый чай.
- Какой чай, обедать пора, – я указал на часы.
В нашем доме часы, как и радиоприемники, повсюду: в каждой комнате, в ванной и даже в кладовке. Забавно, потому что отец всегда опаздывал, – за исключением того, что умер слишком рано, – хотя его увлечение настенными часами и сигналами точного времени по радио, пожалуй, никак не связано с пунктуальностью равно как и с любовью к тиканью маятника, мерно шепчущего: “Время бежит, а ты не торопись, живи спокойно”. Мама ничего не ответила, что вполне в ее духе, но мне показалось, что сейчас она молчала потому, что у нее не было сил, а не потому, что не понравился вопрос. Паркер почуял что-то странное и внимательно следил за нами. Я налил ему воду и положил еду, но он даже не притронулся к ним.
Надо признаться, ведя маму по коридору, я смекнул, что ее просьба помочь добраться до комнаты, чтобы лечь в постель, облегчает мне путь к Корине. Если маме стало хуже, ей просто необходима сиделка, и я как удачливый предсказатель или не в меру ответственный человек предугадал это. Ухудшение ее здоровья наделило меня властью.
- Ма, – услышал я свой голос, произносивший слова, секунду назад звучавшие в моей голове, когда я укладывал ее в постель, – мне будет гораздо спокойнее работать в магазине, если дома ты будешь не одна, а с кем-нибудь еще.
Обезоруженная мама лежала на кровати, а я во всеоружии стоял рядом.
Ненавижу подобные сцены. Я кажусь себе актером, играющим чужую роль. И тем не менее, порой мне случается говорить тщательно продуманные фразы, – ни хорошие и не плохие – чувствуя себя при этом лицедеем и как бы наблюдая за собой со стороны. Вот и сейчас я чувствовал себя лжецом, но в то же время радовался, потому что мои слова звучали естественно и благоразумно.
- Там видно будет, – ответила мама.
Она закрыла глаза и задремала. И все же первый шаг был сделан. Я выложил карты на стол. Ромашковый чай на ночном столике полностью остыл.
Остаток дня я провалялся в кровати вместе с псом, пристроившемся у меня в ногах. Паркер, рослый и крепкий боксер, своим видом устрашает чужаков, но на деле, как я говорил, добрейшей души псина и ведет себя как комнатная собачонка. Ворьё могло бы запросто обчистить дом, а Паркер радушно вилял бы им хвостом.
Я позвонил семейному доктору, и тот пояснил, что недомогание мамы связано исключительно с большим количеством прописанных в больнице антибиотиков и обезболивающих, и уменьшил дозировку. В любом случае, это, к счастью, временное недомогание было мне на руку, и я чувствовал себя немного виноватым за свою радость, однако не настолько, чтобы перезвонить Корине и отменить нашу устную договоренность.
Вечером я отправился на работу, а ухаживать за мамой пришла Нурия. Она ввалилась в квартиру, громогласно раздавая указания кому-то из бывшеньких по поводу, чем накормить троих детей и кого из них отвести на тренировку по баскетболу, а кого на плавание или что-то там еще. В общем и целом сестра довольно удачно разделила обязанности между экс-мужьями – каждый из них занимался исключительно своим отпрыском, но сегодня в силу форс-мажорного недомогания обладающей недюжинным здоровьем мамы, неожиданно слегшей в постель, все дети остались под присмотром одного, свободного от дел отца. По-моему, преимущество – и не одно – иметь троих отцов на троих детей неоспоримо. Возможно, в маленьком городке или поселке, где все знакомы, это не так бросается в глаза, но в бездушном мегаполисе это очевидно.
Из-за сестры мне пришлось задержаться, поскольку ей нечем было платить за парковку и пришлось подняться к нам, цапнуть мои евро, спуститься и потом снова подняться. Кажется, сестрица из тех женщин, которые никогда не научатся жить; ее финансы вечно поют романсы, однако она умудряется как-то выкручиваться, доказывая необходимость оказания ей срочной помощи своей безудержной демонстрацией сумочек, пальто, шарфов, мобильников (у нее их два, айфон и смартфон BlackBerry с тарифами разных компаний для экономии, по ее словам, она человек бережливый) и зарядных устройств. Я ушел из дома, не обмолвившись ни словом о нашем с Кориной договоре. Чем позже я о нем скажу, тем будет лучше.
Вечером я вернулся домой очень поздно, уставший как собака. Я забыл, что утром Корина приступит к работе, и потому аж подскочил в кровати, когда спозаранок затрезвонил домофон, и Паркер залился лаем как оглашенный. Чтобы не спорить, лучше воспринять всё как должное. Это должно было стать моим девизом. Особенных препятствий я не видел. Напористость. Мама, это Корина. С сегодняшнего дня она каждый день будет приходить к нам и помогать тебе по хозяйству. Корина умеет готовить, убираться, она будет ходить в магазин и делать все, о чем ты ее попросишь. Корина, это моя мама, Марга, а это наш пес, Паркер, свирепый с виду добряк; он ничего вам не сделает. Вот, собственно, и весь разговор. Потом я живенько покажу Корине дом и ее рабочие инструменты – пылесос, веник, плиту и всё прочее. Тут и делу конец. Все было четко и ясно… по плану, но не в жизни.
- Кто бы это в такую рань? – ворчливо спросила мама, и мое сердце загалопировало под сто ударов. – Как пить дать, эта бестолочь Фатима. Пошли ее куда подальше, надоела до смерти. Вчера я велела твоей сестре, чтобы не открывала дверь. Радуется, видишь ли, что я упала, повадилась шастать сюда в любое время, а мне ее терпеть.
Фатима – это наша соседка, должно быть, ровесница мамы. Они знакомы сорок лет, с тех пор как мои родители поселились в этой квартире. Тогда Фатима была молоденькой девушкой и жила со своими родителями. Служащая по профессии, немного странная она так и не вышла замуж, посвятив себя душой и телом уходу за родителями, определенно старенькими, хотя, возможно, это просто мне они запомнились древними стариками. Ее отец умер два года назад, и теперь она заботится только о матери, которая уже не выходит из дома. Полагаю, моя мама для Фатимы нечто вроде окошка в мир, ее второе я, какой она хотела бы быть. Соседка благоговеет перед мамой и обожает почесать языком, а посему оказывает ей честь, заходя к нам чуть не каждый день и по нескольку раз. Мама терпеть не может излишне услужливых людей и, порой, увидев Фатиму в глазок, скрывается в своей комнате и просит сказать соседке, что ее нет дома, как велела накануне сестре.
Я знал, что это была не Фатима, как знал и то, что шаркающая по коридору к ванной в одной ночной сорочке мама не готова к приему гостей.
- Тебе помочь? – предложил я.
- Обойдусь, – вполне ожидаемо ответила она.
Корина уже поднималась в лифте, а мама, скажем прямо, была беззащитна. Отчасти я чувствовал себя предателем, поняв, что предают из трусости, ведь предать гораздо проще, чем защищать. Но мне не хотелось быть предателем.
- Ма, оденься, это незнакомый тебе человек.
- В такую рань?
- Именно. Я целыми днями нахожусь в магазине.
Говорят, лучшая защита – это нападение. Вранье. На первом этапе атака может оказаться удачной, но, сохраняя в дальнейшем жесткий, требовательный тон, вы оказываетесь в невыгодном положении для принятия противником ваших доводов.
- Еще вчера я сказал тебе...
- О чем?
- Что договорился с одной женщиной, она побудет с тобой.
- Ничего ты не сказал, а хоть бы и так...
- Я уже всё решил, ма. С ней ты поправишься гораздо быстрее.
- Правда? И с кем же ты договорился? Со знахаркой? Она обладает чудодейственной силой?
- Нет, но тебе нужны помощь и забота, ма, иначе ты снова упадешь.
- Да это тебе нужна помощь, тебе.
Знаю, у каждого человека свои доводы, это очевидно, но я не улавливаю другого. Почему нам так трудно понимать других? С животными гораздо проще; они не умеют говорить, но ты смотришь на них и понимаешь. С людьми же все иначе. Со временем до меня дошло: каков человек на самом деле, мы представляем лишь наполовину. К примеру, на улице, при посторонних, мама одна, а при родне совсем другая. Чужим людям она кажется чуткой, внимательной, даже милой. Как-то раз Нурия, повздорив с матерью, воскликнула в запале:
- Почему со мной ты не такая как с клиентами? Веди себя со мной как с поставщиками!
Нурия и сама тоже не сахар. Утверждая, что терпеть не может споров, она их просто обожает, только и норовит вставить слово поперек. Мама так и говорит ей: “Вечно ты поперечничаешь”. Что ни скажи, всегда против, но в данном случае Нурия абсолютно права: перед покупателями и поставщиками мама предстает поистине другим человеком. Естественно, они не смогут описать ее совершенно точно, тем самым опровергнув или подтвердив мои слова, тем более что я и сам не знаю, какая мама на самом деле. Со мной ли она настоящая или с другими? Скорее всего, ни то, ни другое. Именно поэтому я обожаю нашего пса, который, в отличие от других, всегда открыт, и в котором нет притворства.
Корина стояла в коридоре, перед моей двуликой мамой, перед псом Паркером, которому она явно приглянулась, невзирая на ее пренебрежение, свойственное деревенским жителям, не привыкшим восторгаться живностью, и передо мной, считающим себя неизменчивым.
- Проходите в гостиную, – предложил я, всем видом выражая, что наша странная встреча в столь необычный час находится под моим контролем.
- Мама, это – Корина. Корина, это – мама.
- Очень приятно, – произнесла Корина с уже привычным мне акцентом.
Маме, похоже, Корина понравилась, поскольку она довольно живо интересовалась разговором и даже добавила несколько пунктов в наш месячный договор, которые я прошляпил.
В магазин я пошел с легким сердцем, зная, что мама дома не одна, а с Кориной. Я пребывал в эйфории, будто только что открыл для себя тайную формулу, гарантировавшую успех и удачу на всю оставшуюся жизнь.
Рейтинг: 0
195 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!