Примерный сын - Глава 27 (заключительная)
Сегодня в 01:16 -
Вера Голубкова


Зеленая дверь
Я не встречаю день уже уставшим. Каждое утро я просыпаюсь в маленькой комнатке шотландского колледжа-интерната, которая гораздо хуже моей спальни в материнском доме, но в ней я просыпаюсь бодрецом. Бывают дни, когда мне нелегко. Я никого не знаю. Меня никто не знает. Занятия ускоренного курса английского языка, который потребовался, чтобы я мог приступить непосредственно к учебе, посещают только азиаты, несколько африканцев и один чокнутый, жутко занудный бразилец. У всех своя жизнь, свои компашки. К испанцам я решил не примыкать, поскольку приехал сюда по делу, а не для того, чтобы пить пиво и жарить картофельные тортильи на спиртовке. Естественно, я знаю соотечественников в лицо по столовой и прочему, но у них другие специализации, и они гораздо моложе меня. В самые тяжелые дни я спрашиваю себя, зачем я сюда приехал? Не чушь ли всё это, не прихоть ли? Я никогда не перестану быть примерным сыном точно так же, как сестра никогда не перестанет быть скупой дочерью, ничего не дающей ни нам с мамой, ни своим мужьям, целиком отдавая себя только детям. Тогда я стараюсь вспомнить, что сказал себе в последний день за прилавком магазина канцтоваров: может, я еще не знаю, куда деть свою душу, но знаю, где начать ее поиски. Начни с того, где заблудился, говорю я себе. Я сажусь на поезд или автобус и возвращаюсь в свои семнадцать лет. Еду в Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Лидс, в Лондон, конечно, не говоря уже об Абингдоне, славном городе группы Radiohead, где они, полагаю, уже не живут. Я брожу по его улицам. Пью пиво, ем ужасный мясной пирог в пабе и слушаю какую-нибудь начинающую группу из тех, кто еще не добился успеха и ищет свой стиль. Мне нравятся новые группы, в которых ребята хотят иметь свое лицо, даже если становятся похожими на других. Потом, используя студенческий билет, я сплю в положенной мне общаге и на следующий день возвращаюсь в колледж свежий как огурчик.
Прошлое воскресенье выдалось особенно тяжелым. Оно и понятно, воскресенья вообще опасны тем, что мало дел, и часы длиннее, особенно если идет дождь (а здесь почти всегда дождливо), и нельзя гулять. Я знал, что не могу позволить себе быть бесхребетным, а сила привычки теперь не могла светить мне или быть проводником, а потому пошел в кино, чтобы убить время и приспособиться воспринимать английскую речь на слух. Денек был так себе и, чтобы не смотреть мелодраму, из которой я не понял бы и половины, я пошел на мультфильм, потому что рисунки всегда отображают диалог, и можно хоть как-то понять смысл. Я занял свое место, а вскоре передо мной сели две матери с двумя девочками. Я заметил их еще раньше, у билетной кассы. Девчонки были приблизительно того же возраста, что племяшка Амели, а матери были похожи на мою сестру, только рыжие. Главное, что одна из матерей была абсолютно слепой; если бы она была зрячей, ее глаза, возможно, были бы зеленого цвета, а так они были мутными и прищуренными. Фильм начался, и, как в каждом фильме, пришло время леденящего кровь момента. В этом мультике главная героиня, принцесса, случайно превратила свою мать в огромную, свирепую медведицу с ужасными, когтистыми лапами. Девочки испугались, и одна из них, дочка слепой, зажмурилась. Это нормально, в этом нет ничего особенного, ведь девчушки еще маленькие и их пугают страшилки любого, уважающего себя, детского фильма.
- I don’t want to see it! I don’t want to see it! – в ужасе лепетала малышка, уткнувшись лицом в колени слепой матери в поисках укрытия, что означает: “Я не хочу это смотреть! Я не хочу это смотреть!” (на это моего английского хватает).
- It’s alright, baby, it’s quite alright – ответила мать, что означает: “Все в порядке, детка, ничего не случилось”. – You can look. Look now, girl...
Я был потрясен: мать, которая не могла видеть, призывала дочь смотреть. Лишенная очень важной вещи, она сумела вселить в ребенка уверенность, сказав: “Давай, лети! Лети! Я буду ждать тебя здесь! Лети!” Фильм закончился, и девчушке он очень понравился. Она даже восторженно захлопала в ладоши, когда свирепая медведица-мать вернула себе человеческий облик, благодаря отваге дочери-принцессы. В детстве все люди такие же непосредственные, а потом почему-то происходит сбой. Глядя, как девочка, улыбаясь, выходит из зала, я подумал, не оказался ли в итоге ее сильнейший страх дверью к величайшему восторгу.
В общежитие я вернулся, с одной стороны, совершив прогулку по очень милому городку, под затяжным эдинбургским дождем, а с другой стороны, поразмыслив над тем, выиграешь ли ты что-нибудь, если будешь смотреть вместо того, чтобы зажмуриваться. Конечно, у меня нет слепой матери для поддержки. Я вспомнил Лауру и проведенный с ней прекрасный вечер, когда мы шутили о том, как купим пижамы, и я чувствовал себя так беззаботно, потому что не боялся, я это понял. Я сказал себе: хотелось бы всегда быть вот таким веселым парнем с какими-то планами и постоянными задумками; иметь возможность погружаться в душевное состояние, похожее на прыжок в бассейн, когда боишься холодной воды, а потом плывешь, или когда ставишь пластинку и, покачиваясь в такт песне под гитарный перебор, вдруг ощущаешь всю глубину и пылкость своих чувств. Со всеми этими хлопотами, связанными с регистрацией, проверками, сборами чемодана, обменом евро на фунты, я не попрощался с Лаурой. Я заглянул в мобильник, там был ее номер. Он остался со времен составления экспертного заключения и прихода маляра, но я решил, что не стану ей звонить, и, заметьте, вовсе не потому, что роуминг дорогой. Я напишу ей, но не в ватсап или фейсбук и не на электронку, а обычное бумажное письмо. В итоге я ведь так и не послушал Хосе Карлоса и никому не рассказал о настоящих причинах закрытия нашего магазина и почему я приехал сюда как раз в то время, когда у мамы было два перелома и трещины в ребрах. У меня до сих пор не было свидетелей, которые могли бы к чему-то меня обязать, что, похоже, и имел в виду Хосе Карлос. Я все еще не смотрю на свою жизнь из окошка.
Я зашел в магазин пакистанских товаров и купил толстенную тетрадь с белыми, мелованными страницами и гелевую ручку, которая лучше скользит. Забавно было впервые в жизни оказаться с другой стороны кассы и покупать тетрадь, а не продавать ее! Я вспомнил спор на вечеринке, когда один придурок вывел меня из себя, приведя пример с гитлеровским архитектором. Каким далеким был тот вечер. Теперь я сам стал одним из покупателей, которых когда-то обеспечивал товарами для воображения. “Нельзя реализовать то, что прежде не воображал”, – всплыло у меня в голове. Этот призыв к чтению, воображению, фантазии и прочему был золотыми буквами начертан на одной из книжных полок в библиотеке колледжа. Должен заметить, я обожаю эти крылатые фразы выдающихся писателей, поскольку они дают понять, что я не одинок в приятном полумраке, когда размышляю, куда хотел бы вложить свою душу. Но больше всего меня зацепили слова о воображении, возможно, потому, что, по словам мамы, я всю жизнь ищу инструкцию по применению, а эта цитата своего рода наводящая формула: вообрази, представь, чего ты хочешь, и отыщешь путь, который приведет тебя к желанному. Я следую этому завету до мелочей, поскольку помимо формул люблю порядок и знаю, что слова могут всё расставить по местам. Не стану скрывать, что по утрам, прежде чем принять дозу воображения, она же чистые страницы, я колеблюсь и, открывая тетрадь, боюсь, что слова – лишь видимость порядка, что своим великолепием они только маскируют кавардак, мою бессвязную, бесцельную жизнь, похожую на пустой автобус, постоянно проезжающий мимо одной и той же остановки, потому что у него нет пункта назначения. “Пока я новичок, и впереди еще много ошибок”, – напоминаю я себе, оступившись при какой-нибудь попытке. Так что иногда, кроме изучения английского языка, у меня еще одна задача: вообразить свою жизнь, навести в ней порядок, хотя многое из того, что со мной произошло, и что я испытал, столь ничтожно, что даже событием не назовешь, и это меня смущает. Интересно, если рассказать об этом, признаться в своем стыде, который является еще одной маской страха, обезврежу ли я его хоть немного? Ведь именно он, я знаю, зачастую отделяет меня от мира. Я решил не сдаваться, не успокаиваться, пока не дойду до конца, потому что, возможно, в конце тетради находится зеленая дверь из песни, дверь страха, через которую я должен пройти. Хотя иногда у меня кружится голова и кажется, что за дверью ничего не будет, только пустота или нечто большее, я упрямо стою на своем, потому что, восстанавливая прошлое, чтобы сориентироваться, вскоре, быть может, я сумею вообразить, нарисовать, почувствовать будущее, чтобы прожить его. То будущее, в которое я так или иначе загляну, хоть у меня нет ни Хуана Перро, ни слепой матери, которая скажет мне: “Лети! Лети! Исследуй неизведанное!” У меня есть чистая тетрадь и, когда я ее заполню, ты, Лаура, наверняка захочешь ее прочесть. Я это знаю.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0541156 выдан для произведения:
Я не встречаю день уже уставшим. Каждое утро я просыпаюсь в маленькой комнатке шотландского колледжа-интерната, которая гораздо хуже моей спальни в материнском доме, но в ней я просыпаюсь бодрецом. Бывают дни, когда мне нелегко. Я никого не знаю. Меня никто не знает. Занятия ускоренного курса английского языка, который потребовался, чтобы я мог приступить непосредственно к учебе, посещают только азиаты, несколько африканцев и один чокнутый, жутко занудный бразилец. У всех своя жизнь, свои компашки. К испанцам я решил не примыкать, поскольку приехал сюда по делу, а не для того, чтобы пить пиво и жарить картофельные тортильи на спиртовке. Естественно, я знаю соотечественников в лицо по столовой и прочему, но у них другие специализации, и они гораздо моложе меня. В самые тяжелые дни я спрашиваю себя, зачем я сюда приехал? Не чушь ли всё это, не прихоть ли? Я никогда не перестану быть примерным сыном точно так же, как сестра никогда не перестанет быть скупой дочерью, ничего не дающей ни нам с мамой, ни своим мужьям, целиком отдавая себя только детям. Тогда я стараюсь вспомнить, что сказал себе в последний день за прилавком магазина канцтоваров: может, я еще не знаю, куда деть свою душу, но знаю, где начать ее поиски. Начни с того, где заблудился, говорю я себе. Я сажусь на поезд или автобус и возвращаюсь в свои семнадцать лет. Еду в Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Лидс, в Лондон, конечно, не говоря уже об Абингдоне, славном городе группы Radiohead, где они, полагаю, уже не живут. Я брожу по его улицам. Пью пиво, ем ужасный мясной пирог в пабе и слушаю какую-нибудь начинающую группу из тех, кто еще не добился успеха и ищет свой стиль. Мне нравятся новые группы, в которых ребята хотят иметь свое лицо, даже если становятся похожими на других. Потом, используя студенческий билет, я сплю в положенной мне общаге и на следующий день возвращаюсь в колледж свежий как огурчик.
Прошлое воскресенье выдалось особенно тяжелым. Оно и понятно, воскресенья вообще опасны тем, что мало дел, и часы длиннее, особенно если идет дождь (а здесь почти всегда дождливо), и нельзя гулять. Я знал, что не могу позволить себе быть бесхребетным, а сила привычки теперь не могла светить мне или быть проводником, а потому пошел в кино, чтобы убить время и приспособиться воспринимать английскую речь на слух. Денек был так себе и, чтобы не смотреть мелодраму, из которой я не понял бы и половины, я пошел на мультфильм, потому что рисунки всегда отображают диалог, и можно хоть как-то понять смысл. Я занял свое место, а вскоре передо мной сели две матери с двумя девочками. Я заметил их еще раньше, у билетной кассы. Девчонки были приблизительно того же возраста, что племяшка Амели, а матери были похожи на мою сестру, только рыжие. Главное, что одна из матерей была абсолютно слепой; если бы она была зрячей, ее глаза, возможно, были бы зеленого цвета, а так они были мутными и прищуренными. Фильм начался, и, как в каждом фильме, пришло время леденящего кровь момента. В этом мультике главная героиня, принцесса, случайно превратила свою мать в огромную, свирепую медведицу с ужасными, когтистыми лапами. Девочки испугались, и одна из них, дочка слепой, зажмурилась. Это нормально, в этом нет ничего особенного, ведь девчушки еще маленькие и их пугают страшилки любого, уважающего себя, детского фильма.
- I don’t want to see it! I don’t want to see it! – в ужасе лепетала малышка, уткнувшись лицом в колени слепой матери в поисках укрытия, что означает: “Я не хочу это смотреть! Я не хочу это смотреть!” (на это моего английского хватает).
- It’s alright, baby, it’s quite alright – ответила мать, что означает: “Все в порядке, детка, ничего не случилось”. – You can look. Look now, girl...
Я был потрясен: мать, которая не могла видеть, призывала дочь смотреть. Лишенная очень важной вещи, она сумела вселить в ребенка уверенность, сказав: “Давай, лети! Лети! Я буду ждать тебя здесь! Лети!” Фильм закончился, и девчушке он очень понравился. Она даже восторженно захлопала в ладоши, когда свирепая медведица-мать вернула себе человеческий облик, благодаря отваге дочери-принцессы. В детстве все люди такие же непосредственные, а потом почему-то происходит сбой. Глядя, как девочка, улыбаясь, выходит из зала, я подумал, не оказался ли в итоге ее сильнейший страх дверью к величайшему восторгу.
В общежитие я вернулся, с одной стороны, совершив прогулку по очень милому городку, под затяжным эдинбургским дождем, а с другой стороны, поразмыслив над тем, выиграешь ли ты что-нибудь, если будешь смотреть вместо того, чтобы зажмуриваться. Конечно, у меня нет слепой матери для поддержки. Я вспомнил Лауру и проведенный с ней прекрасный вечер, когда мы шутили о том, как купим пижамы, и я чувствовал себя так беззаботно, потому что не боялся, я это понял. Я сказал себе: хотелось бы всегда быть вот таким веселым парнем с какими-то планами и постоянными задумками; иметь возможность погружаться в душевное состояние, похожее на прыжок в бассейн, когда боишься холодной воды, а потом плывешь, или когда ставишь пластинку и, покачиваясь в такт песне под гитарный перебор, вдруг ощущаешь всю глубину и пылкость своих чувств. Со всеми этими хлопотами, связанными с регистрацией, проверками, сборами чемодана, обменом евро на фунты, я не попрощался с Лаурой. Я заглянул в мобильник, там был ее номер. Он остался со времен составления экспертного заключения и прихода маляра, но я решил, что не стану ей звонить, и, заметьте, вовсе не потому, что роуминг дорогой. Я напишу ей, но не в ватсап или фейсбук и не на электронку, а обычное бумажное письмо. В итоге я ведь так и не послушал Хосе Карлоса и никому не рассказал о настоящих причинах закрытия нашего магазина и почему я приехал сюда как раз в то время, когда у мамы было два перелома и трещины в ребрах. У меня до сих пор не было свидетелей, которые могли бы к чему-то меня обязать, что, похоже, и имел в виду Хосе Карлос. Я все еще не смотрю на свою жизнь из окошка.
Я зашел в магазин пакистанских товаров и купил толстенную тетрадь с белыми, мелованными страницами и гелевую ручку, которая лучше скользит. Забавно было впервые в жизни оказаться с другой стороны кассы и покупать тетрадь, а не продавать ее! Я вспомнил спор на вечеринке, когда один придурок вывел меня из себя, приведя пример с гитлеровским архитектором. Каким далеким был тот вечер. Теперь я сам стал одним из покупателей, которых когда-то обеспечивал товарами для воображения. “Нельзя реализовать то, что прежде не воображал”, – всплыло у меня в голове. Этот призыв к чтению, воображению, фантазии и прочему был золотыми буквами начертан на одной из книжных полок в библиотеке колледжа. Должен заметить, я обожаю эти крылатые фразы выдающихся писателей, поскольку они дают понять, что я не одинок в приятном полумраке, когда размышляю, куда хотел бы вложить свою душу. Но больше всего меня зацепили слова о воображении, возможно, потому, что, по словам мамы, я всю жизнь ищу инструкцию по применению, а эта цитата своего рода наводящая формула: вообрази, представь, чего ты хочешь, и отыщешь путь, который приведет тебя к желанному. Я следую этому завету до мелочей, поскольку помимо формул люблю порядок и знаю, что слова могут всё расставить по местам. Не стану скрывать, что по утрам, прежде чем принять дозу воображения, она же чистые страницы, я колеблюсь и, открывая тетрадь, боюсь, что слова – лишь видимость порядка, что своим великолепием они только маскируют кавардак, мою бессвязную, бесцельную жизнь, похожую на пустой автобус, постоянно проезжающий мимо одной и той же остановки, потому что у него нет пункта назначения. “Пока я новичок, и впереди еще много ошибок”, – напоминаю я себе, оступившись при какой-нибудь попытке. Так что иногда, кроме изучения английского языка, у меня еще одна задача: вообразить свою жизнь, навести в ней порядок, хотя многое из того, что со мной произошло, и что я испытал, столь ничтожно, что даже событием не назовешь, и это меня смущает. Интересно, если рассказать об этом, признаться в своем стыде, который является еще одной маской страха, обезврежу ли я его хоть немного? Ведь именно он, я знаю, зачастую отделяет меня от мира. Я решил не сдаваться, не успокаиваться, пока не дойду до конца, потому что, возможно, в конце тетради находится зеленая дверь из песни, дверь страха, через которую я должен пройти. Хотя иногда у меня кружится голова и кажется, что за дверью ничего не будет, только пустота или нечто большее, я упрямо стою на своем, потому что, восстанавливая прошлое, чтобы сориентироваться, вскоре, быть может, я сумею вообразить, нарисовать, почувствовать будущее, чтобы прожить его. То будущее, в которое я так или иначе загляну, хоть у меня нет ни Хуана Перро, ни слепой матери, которая скажет мне: “Лети! Лети! Исследуй неизведанное!” У меня есть чистая тетрадь и, когда я ее заполню, ты, Лаура, наверняка захочешь ее прочесть. Я это знаю.
Зеленая дверь
Я не встречаю день уже уставшим. Каждое утро я просыпаюсь в маленькой комнатке шотландского колледжа-интерната, которая гораздо хуже моей спальни в материнском доме, но в ней я просыпаюсь бодрецом. Бывают дни, когда мне нелегко. Я никого не знаю. Меня никто не знает. Занятия ускоренного курса английского языка, который потребовался, чтобы я мог приступить непосредственно к учебе, посещают только азиаты, несколько африканцев и один чокнутый, жутко занудный бразилец. У всех своя жизнь, свои компашки. К испанцам я решил не примыкать, поскольку приехал сюда по делу, а не для того, чтобы пить пиво и жарить картофельные тортильи на спиртовке. Естественно, я знаю соотечественников в лицо по столовой и прочему, но у них другие специализации, и они гораздо моложе меня. В самые тяжелые дни я спрашиваю себя, зачем я сюда приехал? Не чушь ли всё это, не прихоть ли? Я никогда не перестану быть примерным сыном точно так же, как сестра никогда не перестанет быть скупой дочерью, ничего не дающей ни нам с мамой, ни своим мужьям, целиком отдавая себя только детям. Тогда я стараюсь вспомнить, что сказал себе в последний день за прилавком магазина канцтоваров: может, я еще не знаю, куда деть свою душу, но знаю, где начать ее поиски. Начни с того, где заблудился, говорю я себе. Я сажусь на поезд или автобус и возвращаюсь в свои семнадцать лет. Еду в Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Лидс, в Лондон, конечно, не говоря уже об Абингдоне, славном городе группы Radiohead, где они, полагаю, уже не живут. Я брожу по его улицам. Пью пиво, ем ужасный мясной пирог в пабе и слушаю какую-нибудь начинающую группу из тех, кто еще не добился успеха и ищет свой стиль. Мне нравятся новые группы, в которых ребята хотят иметь свое лицо, даже если становятся похожими на других. Потом, используя студенческий билет, я сплю в положенной мне общаге и на следующий день возвращаюсь в колледж свежий как огурчик.
Прошлое воскресенье выдалось особенно тяжелым. Оно и понятно, воскресенья вообще опасны тем, что мало дел, и часы длиннее, особенно если идет дождь (а здесь почти всегда дождливо), и нельзя гулять. Я знал, что не могу позволить себе быть бесхребетным, а сила привычки теперь не могла светить мне или быть проводником, а потому пошел в кино, чтобы убить время и приспособиться воспринимать английскую речь на слух. Денек был так себе и, чтобы не смотреть мелодраму, из которой я не понял бы и половины, я пошел на мультфильм, потому что рисунки всегда отображают диалог, и можно хоть как-то понять смысл. Я занял свое место, а вскоре передо мной сели две матери с двумя девочками. Я заметил их еще раньше, у билетной кассы. Девчонки были приблизительно того же возраста, что племяшка Амели, а матери были похожи на мою сестру, только рыжие. Главное, что одна из матерей была абсолютно слепой; если бы она была зрячей, ее глаза, возможно, были бы зеленого цвета, а так они были мутными и прищуренными. Фильм начался, и, как в каждом фильме, пришло время леденящего кровь момента. В этом мультике главная героиня, принцесса, случайно превратила свою мать в огромную, свирепую медведицу с ужасными, когтистыми лапами. Девочки испугались, и одна из них, дочка слепой, зажмурилась. Это нормально, в этом нет ничего особенного, ведь девчушки еще маленькие и их пугают страшилки любого, уважающего себя, детского фильма.
- I don’t want to see it! I don’t want to see it! – в ужасе лепетала малышка, уткнувшись лицом в колени слепой матери в поисках укрытия, что означает: “Я не хочу это смотреть! Я не хочу это смотреть!” (на это моего английского хватает).
- It’s alright, baby, it’s quite alright – ответила мать, что означает: “Все в порядке, детка, ничего не случилось”. – You can look. Look now, girl...
Я был потрясен: мать, которая не могла видеть, призывала дочь смотреть. Лишенная очень важной вещи, она сумела вселить в ребенка уверенность, сказав: “Давай, лети! Лети! Я буду ждать тебя здесь! Лети!” Фильм закончился, и девчушке он очень понравился. Она даже восторженно захлопала в ладоши, когда свирепая медведица-мать вернула себе человеческий облик, благодаря отваге дочери-принцессы. В детстве все люди такие же непосредственные, а потом почему-то происходит сбой. Глядя, как девочка, улыбаясь, выходит из зала, я подумал, не оказался ли в итоге ее сильнейший страх дверью к величайшему восторгу.
В общежитие я вернулся, с одной стороны, совершив прогулку по очень милому городку, под затяжным эдинбургским дождем, а с другой стороны, поразмыслив над тем, выиграешь ли ты что-нибудь, если будешь смотреть вместо того, чтобы зажмуриваться. Конечно, у меня нет слепой матери для поддержки. Я вспомнил Лауру и проведенный с ней прекрасный вечер, когда мы шутили о том, как купим пижамы, и я чувствовал себя так беззаботно, потому что не боялся, я это понял. Я сказал себе: хотелось бы всегда быть вот таким веселым парнем с какими-то планами и постоянными задумками; иметь возможность погружаться в душевное состояние, похожее на прыжок в бассейн, когда боишься холодной воды, а потом плывешь, или когда ставишь пластинку и, покачиваясь в такт песне под гитарный перебор, вдруг ощущаешь всю глубину и пылкость своих чувств. Со всеми этими хлопотами, связанными с регистрацией, проверками, сборами чемодана, обменом евро на фунты, я не попрощался с Лаурой. Я заглянул в мобильник, там был ее номер. Он остался со времен составления экспертного заключения и прихода маляра, но я решил, что не стану ей звонить, и, заметьте, вовсе не потому, что роуминг дорогой. Я напишу ей, но не в ватсап или фейсбук и не на электронку, а обычное бумажное письмо. В итоге я ведь так и не послушал Хосе Карлоса и никому не рассказал о настоящих причинах закрытия нашего магазина и почему я приехал сюда как раз в то время, когда у мамы было два перелома и трещины в ребрах. У меня до сих пор не было свидетелей, которые могли бы к чему-то меня обязать, что, похоже, и имел в виду Хосе Карлос. Я все еще не смотрю на свою жизнь из окошка.
Я зашел в магазин пакистанских товаров и купил толстенную тетрадь с белыми, мелованными страницами и гелевую ручку, которая лучше скользит. Забавно было впервые в жизни оказаться с другой стороны кассы и покупать тетрадь, а не продавать ее! Я вспомнил спор на вечеринке, когда один придурок вывел меня из себя, приведя пример с гитлеровским архитектором. Каким далеким был тот вечер. Теперь я сам стал одним из покупателей, которых когда-то обеспечивал товарами для воображения. “Нельзя реализовать то, что прежде не воображал”, – всплыло у меня в голове. Этот призыв к чтению, воображению, фантазии и прочему был золотыми буквами начертан на одной из книжных полок в библиотеке колледжа. Должен заметить, я обожаю эти крылатые фразы выдающихся писателей, поскольку они дают понять, что я не одинок в приятном полумраке, когда размышляю, куда хотел бы вложить свою душу. Но больше всего меня зацепили слова о воображении, возможно, потому, что, по словам мамы, я всю жизнь ищу инструкцию по применению, а эта цитата своего рода наводящая формула: вообрази, представь, чего ты хочешь, и отыщешь путь, который приведет тебя к желанному. Я следую этому завету до мелочей, поскольку помимо формул люблю порядок и знаю, что слова могут всё расставить по местам. Не стану скрывать, что по утрам, прежде чем принять дозу воображения, она же чистые страницы, я колеблюсь и, открывая тетрадь, боюсь, что слова – лишь видимость порядка, что своим великолепием они только маскируют кавардак, мою бессвязную, бесцельную жизнь, похожую на пустой автобус, постоянно проезжающий мимо одной и той же остановки, потому что у него нет пункта назначения. “Пока я новичок, и впереди еще много ошибок”, – напоминаю я себе, оступившись при какой-нибудь попытке. Так что иногда, кроме изучения английского языка, у меня еще одна задача: вообразить свою жизнь, навести в ней порядок, хотя многое из того, что со мной произошло, и что я испытал, столь ничтожно, что даже событием не назовешь, и это меня смущает. Интересно, если рассказать об этом, признаться в своем стыде, который является еще одной маской страха, обезврежу ли я его хоть немного? Ведь именно он, я знаю, зачастую отделяет меня от мира. Я решил не сдаваться, не успокаиваться, пока не дойду до конца, потому что, возможно, в конце тетради находится зеленая дверь из песни, дверь страха, через которую я должен пройти. Хотя иногда у меня кружится голова и кажется, что за дверью ничего не будет, только пустота или нечто большее, я упрямо стою на своем, потому что, восстанавливая прошлое, чтобы сориентироваться, вскоре, быть может, я сумею вообразить, нарисовать, почувствовать будущее, чтобы прожить его. То будущее, в которое я так или иначе загляну, хоть у меня нет ни Хуана Перро, ни слепой матери, которая скажет мне: “Лети! Лети! Исследуй неизведанное!” У меня есть чистая тетрадь и, когда я ее заполню, ты, Лаура, наверняка захочешь ее прочесть. Я это знаю.
Рейтинг: 0
17 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!