Примерный сын - Глава 15

Сегодня в 02:37 - Вера Голубкова
article538446.jpg
Другой берег реки
 
Мой дом с тремя детьми и сестрой-разгильдяйкой стал совсем иным, не таким как обычно. Я потерял личное пространство, но выиграл в другом: мама была уже не одинока, и с первого дня я понял, что ей, как и мне, нравится жить с моими племяшами. Несмотря на усталость (и дороговизну: расходы на покупки, газ и свет росли в геометрической прогрессии) мне было приятно слушать детские голоса. А еще я был рад заменить диалоги бесчисленных фильмов, которые мама буквально глотала, на мультяшные, от которых тащилась забияка Амели, моя любимая племяшка.  Средний племянник, Мауро, напротив, был сторонником “Монополии”, и до позднего вечера мы играли в эту бесконечную игру за обеденным столом. Поскольку игра требовала точности, освободить стол мы не могли, поэтому привыкли играть и ужинать одновременно, держа поднос на коленях, а пачку игральных купюр в руке.
 
Мои отношения были разными, но видеться ежедневно я мог только с Лурдес, и то давным-давно, в старших классах. Каждое утро я бодро шагал в магазин, зная, что увижу там Корину. Я был счастлив, и это придавало мне сил. Их было столько, что прогулки с Паркером удлинились. Я ходил с собакой в парк, место, где лучше всего мог предаваться счастливым любовным грезам.
 
Отлично зная, что необходимым условием моей стратегии было терпение, я все же начинал его терять. Если Корине требовалось время, чтобы убедиться в моей преданности, я дал его с лихвой. И вот в один из дней, когда в магазин почти никто не заходил, я томился от скуки, успев дважды перечитать газету и решить все судоку. Совсем отчаявшись, я перешел всякие границы, направился в подсобку, где Корина что-то шила (у нее была привычка носить с собой в холщовой сумке что-нибудь из рукоделия), и принялся массировать ей шею, а затем плечи. Она ничего не сказала, но, кажется, была не против, и я продолжил свои изыскания. Мы отлично могли заняться здесь любовью. Ничего странного, если двое продавцов целуются и обнимаются в уединении подсобки. Но вскоре Корина, крепко стиснув запястье моей руки, вытащила ее из-под лифчика, куда той удалось забраться к вящей радости некой части тела, предвкушавшей счастье.
 
- Сегодня мало работы, – Корина встала. – Не возражаешь, если я уйду пораньше? После обеда у меня много дел.
 
Я остолбенел. Корина не только разрушила нашу зыбкую связь, не пожелав ответить на мою заботу и любовь, она в очередной раз ни словом не обмолвилась о том, что произошло и происходило между нами. Терпеть не могу, если что-то остается незамеченным, но, похоже, именно это и преобладает в моей жизни.
 
- Корина, какие у тебя планы относительно нас? – выпалил я. – Мне хочется быть твоим парнем. Понимаешь? Твоим парнем. Ты мне нравишься. Мне очень хорошо с тобой.
 
- Так я могу уйти? – вопросом на вопрос ответила она.
 
- Скажу, когда ответишь. – Я не собирался потворствовать этой двусмысленной ситуации.
 
Корина взглянула на меня, и я знал ее мысли. Она наверняка думала, что я все преувеличиваю, что я дурак и ничего не понимаю, но мне было все равно. Я начал узнавать ее, и лучшим было проявить характер. Я держал фасон, уже раскаявшись в душе, что загнал ее в угол, заставляя дать ответ, который мог быть как “да”, так и “нет”. И что тогда мне делать? Как это пережить?
 
- Пока рано, – сказала она.
 
- Не хочешь отвечать.
 
- Это ты не хочешь.
 
- Как ты можешь сравнивать одно с другим? – вспылил я.
 
Ее двойственность сейчас казалась мне намеренной, способом помучить меня, заставить есть с руки. Я почувствовал себя до омерзения беспомощным. Корина молчала. Почему я жил в окружении женщин, которые молчали? Наказание молчанием для меня хуже всего.
 
У Бланки была одна хорошая черта – она никогда так не поступала. Высказывала всё. Указала даже причины, по которым, по ее разумению, у нас не складывались отношения, и нам следовало перестать встречаться. Я подумал о Бланке. Мне захотелось увидеть ее или хотя бы позвонить, как делал всякий раз, если случалось что-то важное, хорошее или плохое.
 
- Что за чушь, Корина. Ты хочешь быть со мной или нет?
 
- Могу я раньше уйти по делам или нет, Висенте?
 
- Делай, что хочешь, – нехотя ответил я и вышел к прилавку.
 
Чуть погодя, Корина стояла в пальто со своей непременной сумкой и увесистым баулом, по-моему, из кожзама.
 
- До завтра, – попрощалась она, но прежде чем закрыть дверь магазина, обернулась и добавила: – Когда-нибудь я тебе отвечу.
 
***
 
Когда-нибудь? Когда? Что она имела в виду? Почему говорила так странно? Нарочно? Я ломал голову, страдая и еле сдерживая желание позвонить Бланке или сесть в машину и помчаться в этот спесиво-вычурный квартал, чтобы перехватить Корину на остановке раньше, чем она войдет в дом престарелых богачей. Мне безумно хотелось послать все к черту и в то же время всего добиться, чтобы эта женщина-бабочка больше не выпорхнула из моих рук. В это время затрезвонил дверной колокольчик, и я вышел к прилавку. Там стоял не покупатель, а Лаура или Ева, не знаю точно. Я всегда их путаю.
 
- Привет.
 
- Привет, – уныло ответил я, снедаемый тоской.
 
- Ты не получал позавчера срочную посылку для нас? Курьер мог приехать только утром, и я попросила оставить заказ здесь.
 
- Когда?
 
- Рано утром. Мы открылись позже, поскольку сестра была у гинеколога, точнее на ультразвуке.
 
- Она беременна?
 
- Да, – Лаура или Ева широко улыбнулась. Неожиданно я заметил, что у этой девушки взгляд теплее, чем у другой, хотя обе симпатичные. И говорила она медленно, не торопясь, словно в эту минуту ее интересовал лишь разговор со мной, словно в нашем суетливом мире, где все мы куда-то спешим, она одна обладала даром радушия и была мила с клиентами. Неудивительно, что они ей доверяют. – Разве сотрудница ничего тебе не сказала? Кстати, как ее зовут?
 
- Корина.
 
- Значит, Корина. Я спросила у нее, не сможет ли она принять наш заказ. Тебя не было.
 
- Да, позавчера я ненадолго отлучился, нужно было заглянуть в банк.
 
Я ходил туда договариваться о кредите на покупку магазина, и им следовало оценить недвижимость. Когда я вернулся, Корина ничего мне не сказала. Это была ее вторая особенность: она не любила передавать сообщения, если мне звонили. Впрочем, теперь это не так важно, поскольку на городской телефон мне почти не звонят.
 
- И она ничего не сказала?
 
- Такое с ней бывает. Корина немного рассеянная. Славная девушка, но рассеянная.
 
Почему я защищал ее? Ведь она была всего лишь моей сотрудницей. Ни невестой, ни подругой, нас не связывали чувства, что оправдывало бы мои усилия, направленные на то, чтобы соседки не думали о ней плохо. Именно так.  Мне хотелось, чтобы Корина нравилась всем почти так же, как мне.
 
- Заказ не привезли? Две больших коробки с косметикой и одну маленькую с пробниками. На них должно быть написано “Mar de Diamantes”.
 
- “Mar de Diamantes”? – Я ровным счетом ничего не понимал.
 
У меня жутко разболелась голова. Ее буквально разносило; мне показалось, что сегодня я видел Корину в последний раз, когда смотрел на ее удаляющуюся спину через витринное стекло. Меня всегда корежит от конфликтов.
 
- Ты так побледнел, – сказала Ева-Лаура. – Может, я потом зайду?
 
- Идем в подсобку, посмотришь там коробки, ты их лучше знаешь.
 
Лаура-Ева прошла внутрь, я же присел на стул.
 
- Так замечательно пахнет кофе. Летом и весной, когда окна открыты, мы с сестрой всегда говорим: “Какой же умелый кофевар этот Висенте”.
 
- Если вы любите кофе, то и варить умеете.
 
- У нас нет кофеварки: с нашими двумя кабинками свободного места нет даже для спиртовки. Обожаю кофе.
 
- Я тоже, но не растворимый, – бессмысленно уточнил я. Мне становилось все хуже. Я уже ничего не соображал.
 
- Растворимый! Сестру вообще лишили кофе, потому что при беременности от него может повышаться давление, а это опасно. Сестра пристрастилась к кофе, а я нет. Предпочитаю больше разбавлять его водой и пить пойло, как говорит мама… Слушай, заказа нигде не видно.
 
- Я ничего не знаю о курьере, – ответил я.
 
Это была чистая правда. Я выходил ненадолго, но заявись к нам курьер с тремя коробками, Корина наверняка бы мне сказала, хотя бы для того, чтобы выразить свое недовольство тем, сколько места они занимают и какой из-за них бардак. Единожды расставив вещи по своим местам, она, похоже, даже злилась, если что-то продавалось, потому что с появлением пустых мест нарушалась гармония.
 
- Ладно, нет так нет. Возможно, завезут на днях. Спасибо, Висенте.
 
- Это тебе спасибо... – я не мог назвать ее по имени, потому что не знал, с Лаурой я разговаривал или с Евой. Они похожи, как две капли воды...
 
Я пообедал со своим, теперь уже многочисленным, семейством, и это немного меня отвлекло. К счастью, во второй половине дня в магазине было довольно суматошно, и я по горло был занят делами. Выгуливая Паркера перед ужином, я в тысячный раз достал из кармана мобильник. Я весь день таращился на проклятый экран – вдруг Корина позвонила или что-то написала. Глухо. Естественно, она же работала. Если бы мне не приходилось сдерживаться раз пятьдесят, я бы не утерпел: часть мозга подзуживала: “Пошли ей сообщение и повтори вопрос”, другая же, познав ад напрасного ожидания ответа в течение целого дня, советовала оставить все как есть, поскольку я, возможно, поторопился и снова облажался. Мне вспомнилось кое-что, о чем много раз предупреждал меня Хосе Карлос: “телефонные сообщения, –  говорил он, – дьявольские деяния; при помощи мобильников люди не только общаются, но и отдаляются друг от друга, так что следует быть осторожным”. Дельный совет не пошел мне впрок. Сам не зная как, я очутился у ворот парковки, усадил Паркера в машину и вставил ключ зажигания. Я не помнил точный адрес Корины; в тот день, когда я подвез ее до дома, она сама указывала мне дорогу, но я ее найду. В это время на выезде из Мадрида довольно большие пробки, и до Кослады я добирался гораздо дольше, чем ожидал. Мама осталась одна с тремя детьми, поскольку у сестры была презентация, и она вернется поздно. Предполагалось, что я должен помочь матери сидеть с внучатами, но мне было плевать на это. Стоя в пробке, я позвонил домой, и мне повезло: трубку взял Серхио, мой старший племяш. Замечательно, это избавило меня от объяснений с матерью, что изрядно меня нервирует. Мне кажется, она читает мои мысли и знает, правду я говорю или вру. Старшему уже двенадцать, и он очень ответственный. Прямо как старичок. Это бывает с детьми, у которых сумасбродные родители; такие дети вырастают раньше, становятся взрослыми и ответственными.
 
- Серхио, чемпион, – сказал я племяннику, – передай бабушке, что мне срочно пришлось ехать за город. У нас закончился тонер для ксерокса, а мастера я ждать не могу. Ужинайте без меня, тут немыслимая пробка, должно быть, авария на шоссе. – Это была ложь, но она могла оказаться правдой. – Посмотри на холодильник и увидишь номер телефона пиццерии. Там есть несколько скидочных купонов. Закажи пиццы, какие вам понравятся. Расплатишься деньгами, которые лежат в моей спальне... Да, в ящике тумбочки.
 
До чего же смышленый мальчуган, с ним приятно общаться. Приятно-то приятно, но иногда его немного жаль. В двенадцать лет мальчишка должен быть мальчишкой, а не отцом для братьев и сестер, чью роль он исполнял.
 
- Скажи бабушке, чтобы не волновалась. Приеду, как только получится.
 
Я отключился, чтобы не столкнуться с матерью, не услышать ее голос; в подобной ситуации это лишь осложнило бы мои чувства. Я остановил машину на том же месте, где высадил Корину две недели назад. Во избежание соблазна и мучений я решил убрать телефон подальше от глаз. Я выключил звук и положил мобильник в самое недоступное место, пришедшее на ум: в багажник. Здание находилось на какой-то запутанной улице с лестницами и закоулками в одном из тех кварталов, что строились в семидесятые годы: кварталов с небольшими сквериками между ними и десятками разношерстных машин, в борьбе отстаивающих свое право на парковку. Эти дома были построены для работяг, которые не могли позволить себе даже Seat 127. Теперь все изменилось, автомобили имелись у всех, и мне было трудно наблюдать, стоя во втором ряду, поскольку две из трех машин гудели, давая понять, что я мешаю им проехать. Я ждал около сорока минут и за это время даже успокоился. Близость квартиры Корины, ее мира, казалось, приближает меня к возможности быть с ней, к тому, что она не исчезнет навсегда из моей жизни.
 
***
 
“Мне нужны отношения, в которых я не ошибусь. – Это первое, что я сказал бы Корине, увидев ее снова. – Отношения, в которых все гладко, естественно, без потрясений как в твой день рождения. Не хочу играть в кошки-мышки, хочу любить тебя такой, какая ты есть, и чтобы ты так же любила меня”. Одно место на парковке освободилось, и я стал маневрировать, чтобы его занять, оборвав свой монолог. Наконец мне удалось припарковаться как следует, что тоже имело свою неприятную сторону: каждые несколько минут передо мной останавливалась какая-нибудь машина, и, возможно, уже круживший с полчаса по окрестности водитель, желавший пойти домой и отдохнуть, сигналил мне, показывая жестом: “Уезжаешь?”. Я отвечал, что остаюсь, и уставший водитель бросал на меня сердитый взгляд, словно говоря: “Ну так выйди из машины, придурок, и не путай меня”.
 
***
 
Неожиданно я увидел ее. Она выходила из машины. За рулем сидел здоровенный крепыш лет сорока. Корина открыла багажник, потом подошла к двери подъезда, позвонила по домофону, с кем-то поговорила и вернулась к малолитражке. Она прислонилась к машине и чего-то ждала. Сидевший за рулем детина вылез наружу, раскурил две сигареты и одну из них предложил Корине. Она закурила, и я испугался. Не знаю почему, но испугался. Я не знал, что Корина курит. За все время, проведенное вместе, я ни разу не видел, чтобы она курила. Ни в магазине, ни где-либо еще. Я и подумать не мог, что она курящая. Мама курит, сестра тоже, а я нет. Я ничего не имею против курящих людей, но от Корины, сам не знаю почему, не ожидал такого. Мне стало страшно. Тогда, вместо того чтобы выйти из машины, подойти к ней, как я хотел, и сказать: “Корина, прости меня за то, что было утром. Единственное, что я хочу, это сделать тебя счастливой, предложить тебе свою поддержку и любовь, бла-бла-бла…”, я пригнулся, чтобы она меня не заметила. Из подъезда вышла какая-то молодая толстушка. Вероятно, небезызвестная мне невестка с того самого дня рождения. Втроем они стали доставать из багажника коробки.  Пять коробок. На трех было написано “Mar de Diamantes”, на двух других – “ Edding ” и “Pelican”. Затем они достали холщовую сумку, которую я видел в магазине каждый день, и баул из кожзама. Всё это троица занесла в подъезд. Женщины скрылись из виду, а мужчина вернулся к своей машине и уехал. Представляю, как он покружил, прежде чем припарковаться.
 
***
 
С мобильником в багажнике я вернулся домой. Ловко поставил машину в гараж, на ее законное место, и зашел домой, когда детей как раз укладывали в кровать. Потом я пошел в ванную и выпил мамину снотворную таблетку.

© Copyright: Вера Голубкова, 2025

Регистрационный номер №0538446

от Сегодня в 02:37

[Скрыть] Регистрационный номер 0538446 выдан для произведения:
Другой берег реки
 
Мой дом с тремя детьми и сестрой-разгильдяйкой стал совсем иным, не таким как обычно. Я потерял личное пространство, но выиграл в другом: мама была уже не одинока, и с первого дня я понял, что ей, как и мне, нравится жить с моими племяшами. Несмотря на усталость (и дороговизну: расходы на покупки, газ и свет росли в геометрической прогрессии) мне было приятно слушать детские голоса. А еще я был рад заменить диалоги бесчисленных фильмов, которые мама буквально глотала, на мультяшные, от которых тащилась забияка Амели, моя любимая племяшка.  Средний племянник, Мауро, напротив, был сторонником “Монополии”, и до позднего вечера мы играли в эту бесконечную игру за обеденным столом. Поскольку игра требовала точности, освободить стол мы не могли, поэтому привыкли играть и ужинать одновременно, держа поднос на коленях, а пачку игральных купюр в руке.
 
Мои отношения были разными, но видеться ежедневно я мог только с Лурдес, и то давным-давно, в старших классах. Каждое утро я бодро шагал в магазин, зная, что увижу там Корину. Я был счастлив, и это придавало мне сил. Их было столько, что прогулки с Паркером удлинились. Я ходил с собакой в парк, место, где лучше всего мог предаваться счастливым любовным грезам.
 
Отлично зная, что необходимым условием моей стратегии было терпение, я все же начинал его терять. Если Корине требовалось время, чтобы убедиться в моей преданности, я дал его с лихвой. И вот в один из дней, когда в магазин почти никто не заходил, я томился от скуки, успев дважды перечитать газету и решить все судоку. Совсем отчаявшись, я перешел всякие границы, направился в подсобку, где Корина что-то шила (у нее была привычка носить с собой в холщовой сумке что-нибудь из рукоделия), и принялся массировать ей шею, а затем плечи. Она ничего не сказала, но, кажется, была не против, и я продолжил свои изыскания. Мы отлично могли заняться здесь любовью. Ничего странного, если двое продавцов целуются и обнимаются в уединении подсобки. Но вскоре Корина, крепко стиснув запястье моей руки, вытащила ее из-под лифчика, куда той удалось забраться к вящей радости некой части тела, предвкушавшей счастье.
 
- Сегодня мало работы, – Корина встала. – Не возражаешь, если я уйду пораньше? После обеда у меня много дел.
 
Я остолбенел. Корина не только разрушила нашу зыбкую связь, не пожелав ответить на мою заботу и любовь, она в очередной раз ни словом не обмолвилась о том, что произошло и происходило между нами. Терпеть не могу, если что-то остается незамеченным, но, похоже, именно это и преобладает в моей жизни.
 
- Корина, какие у тебя планы относительно нас? – выпалил я. – Мне хочется быть твоим парнем. Понимаешь? Твоим парнем. Ты мне нравишься. Мне очень хорошо с тобой.
 
- Так я могу уйти? – вопросом на вопрос ответила она.
 
- Скажу, когда ответишь. – Я не собирался потворствовать этой двусмысленной ситуации.
 
Корина взглянула на меня, и я знал ее мысли. Она наверняка думала, что я все преувеличиваю, что я дурак и ничего не понимаю, но мне было все равно. Я начал узнавать ее, и лучшим было проявить характер. Я держал фасон, уже раскаявшись в душе, что загнал ее в угол, заставляя дать ответ, который мог быть как “да”, так и “нет”. И что тогда мне делать? Как это пережить?
 
- Пока рано, – сказала она.
 
- Не хочешь отвечать.
 
- Это ты не хочешь.
 
- Как ты можешь сравнивать одно с другим? – вспылил я.
 
Ее двойственность сейчас казалась мне намеренной, способом помучить меня, заставить есть с руки. Я почувствовал себя до омерзения беспомощным. Корина молчала. Почему я жил в окружении женщин, которые молчали? Наказание молчанием для меня хуже всего.
 
У Бланки была одна хорошая черта – она никогда так не поступала. Высказывала всё. Указала даже причины, по которым, по ее разумению, у нас не складывались отношения, и нам следовало перестать встречаться. Я подумал о Бланке. Мне захотелось увидеть ее или хотя бы позвонить, как делал всякий раз, если случалось что-то важное, хорошее или плохое.
 
- Что за чушь, Корина. Ты хочешь быть со мной или нет?
 
- Могу я раньше уйти по делам или нет, Висенте?
 
- Делай, что хочешь, – нехотя ответил я и вышел к прилавку.
 
Чуть погодя, Корина стояла в пальто со своей непременной сумкой и увесистым баулом, по-моему, из кожзама.
 
- До завтра, – попрощалась она, но прежде чем закрыть дверь магазина, обернулась и добавила: – Когда-нибудь я тебе отвечу.
 
***
 
Когда-нибудь? Когда? Что она имела в виду? Почему говорила так странно? Нарочно? Я ломал голову, страдая и еле сдерживая желание позвонить Бланке или сесть в машину и помчаться в этот спесиво-вычурный квартал, чтобы перехватить Корину на остановке раньше, чем она войдет в дом престарелых богачей. Мне безумно хотелось послать все к черту и в то же время всего добиться, чтобы эта женщина-бабочка больше не выпорхнула из моих рук. В это время затрезвонил дверной колокольчик, и я вышел к прилавку. Там стоял не покупатель, а Лаура или Ева, не знаю точно. Я всегда их путаю.
 
- Привет.
 
- Привет, – уныло ответил я, снедаемый тоской.
 
- Ты не получал позавчера срочную посылку для нас? Курьер мог приехать только утром, и я попросила оставить заказ здесь.
 
- Когда?
 
- Рано утром. Мы открылись позже, поскольку сестра была у гинеколога, точнее на ультразвуке.
 
- Она беременна?
 
- Да, – Лаура или Ева широко улыбнулась. Неожиданно я заметил, что у этой девушки взгляд теплее, чем у другой, хотя обе симпатичные. И говорила она медленно, не торопясь, словно в эту минуту ее интересовал лишь разговор со мной, словно в нашем суетливом мире, где все мы куда-то спешим, она одна обладала даром радушия и была мила с клиентами. Неудивительно, что они ей доверяют. – Разве сотрудница ничего тебе не сказала? Кстати, как ее зовут?
 
- Корина.
 
- Значит, Корина. Я спросила у нее, не сможет ли она принять наш заказ. Тебя не было.
 
- Да, позавчера я ненадолго отлучился, нужно было заглянуть в банк.
 
Я ходил туда договариваться о кредите на покупку магазина, и им следовало оценить недвижимость. Когда я вернулся, Корина ничего мне не сказала. Это была ее вторая особенность: она не любила передавать сообщения, если мне звонили. Впрочем, теперь это не так важно, поскольку на городской телефон мне почти не звонят.
 
- И она ничего не сказала?
 
- Такое с ней бывает. Корина немного рассеянная. Славная девушка, но рассеянная.
 
Почему я защищал ее? Ведь она была всего лишь моей сотрудницей. Ни невестой, ни подругой, нас не связывали чувства, что оправдывало бы мои усилия, направленные на то, чтобы соседки не думали о ней плохо. Именно так.  Мне хотелось, чтобы Корина нравилась всем почти так же, как мне.
 
- Заказ не привезли? Две больших коробки с косметикой и одну маленькую с пробниками. На них должно быть написано “Mar de Diamantes”.
 
- “Mar de Diamantes”? – Я ровным счетом ничего не понимал.
 
У меня жутко разболелась голова. Ее буквально разносило; мне показалось, что сегодня я видел Корину в последний раз, когда смотрел на ее удаляющуюся спину через витринное стекло. Меня всегда корежит от конфликтов.
 
- Ты так побледнел, – сказала Ева-Лаура. – Может, я потом зайду?
 
- Идем в подсобку, посмотришь там коробки, ты их лучше знаешь.
 
Лаура-Ева прошла внутрь, я же присел на стул.
 
- Так замечательно пахнет кофе. Летом и весной, когда окна открыты, мы с сестрой всегда говорим: “Какой же умелый кофевар этот Висенте”.
 
- Если вы любите кофе, то и варить умеете.
 
- У нас нет кофеварки: с нашими двумя кабинками свободного места нет даже для спиртовки. Обожаю кофе.
 
- Я тоже, но не растворимый, – бессмысленно уточнил я. Мне становилось все хуже. Я уже ничего не соображал.
 
- Растворимый! Сестру вообще лишили кофе, потому что при беременности от него может повышаться давление, а это опасно. Сестра пристрастилась к кофе, а я нет. Предпочитаю больше разбавлять его водой и пить пойло, как говорит мама… Слушай, заказа нигде не видно.
 
- Я ничего не знаю о курьере, – ответил я.
 
Это была чистая правда. Я выходил ненадолго, но заявись к нам курьер с тремя коробками, Корина наверняка бы мне сказала, хотя бы для того, чтобы выразить свое недовольство тем, сколько места они занимают и какой из-за них бардак. Единожды расставив вещи по своим местам, она, похоже, даже злилась, если что-то продавалось, потому что с появлением пустых мест нарушалась гармония.
 
- Ладно, нет так нет. Возможно, завезут на днях. Спасибо, Висенте.
 
- Это тебе спасибо... – я не мог назвать ее по имени, потому что не знал, с Лаурой я разговаривал или с Евой. Они похожи, как две капли воды...
 
Я пообедал со своим, теперь уже многочисленным, семейством, и это немного меня отвлекло. К счастью, во второй половине дня в магазине было довольно суматошно, и я по горло был занят делами. Выгуливая Паркера перед ужином, я в тысячный раз достал из кармана мобильник. Я весь день таращился на проклятый экран – вдруг Корина позвонила или что-то написала. Глухо. Естественно, она же работала. Если бы мне не приходилось сдерживаться раз пятьдесят, я бы не утерпел: часть мозга подзуживала: “Пошли ей сообщение и повтори вопрос”, другая же, познав ад напрасного ожидания ответа в течение целого дня, советовала оставить все как есть, поскольку я, возможно, поторопился и снова облажался. Мне вспомнилось кое-что, о чем много раз предупреждал меня Хосе Карлос: “телефонные сообщения, –  говорил он, – дьявольские деяния; при помощи мобильников люди не только общаются, но и отдаляются друг от друга, так что следует быть осторожным”. Дельный совет не пошел мне впрок. Сам не зная как, я очутился у ворот парковки, усадил Паркера в машину и вставил ключ зажигания. Я не помнил точный адрес Корины; в тот день, когда я подвез ее до дома, она сама указывала мне дорогу, но я ее найду. В это время на выезде из Мадрида довольно большие пробки, и до Кослады я добирался гораздо дольше, чем ожидал. Мама осталась одна с тремя детьми, поскольку у сестры была презентация, и она вернется поздно. Предполагалось, что я должен помочь матери сидеть с внучатами, но мне было плевать на это. Стоя в пробке, я позвонил домой, и мне повезло: трубку взял Серхио, мой старший племяш. Замечательно, это избавило меня от объяснений с матерью, что изрядно меня нервирует. Мне кажется, она читает мои мысли и знает, правду я говорю или вру. Старшему уже двенадцать, и он очень ответственный. Прямо как старичок. Это бывает с детьми, у которых сумасбродные родители; такие дети вырастают раньше, становятся взрослыми и ответственными.
 
- Серхио, чемпион, – сказал я племяннику, – передай бабушке, что мне срочно пришлось ехать за город. У нас закончился тонер для ксерокса, а мастера я ждать не могу. Ужинайте без меня, тут немыслимая пробка, должно быть, авария на шоссе. – Это была ложь, но она могла оказаться правдой. – Посмотри на холодильник и увидишь номер телефона пиццерии. Там есть несколько скидочных купонов. Закажи пиццы, какие вам понравятся. Расплатишься деньгами, которые лежат в моей спальне... Да, в ящике тумбочки.
 
До чего же смышленый мальчуган, с ним приятно общаться. Приятно-то приятно, но иногда его немного жаль. В двенадцать лет мальчишка должен быть мальчишкой, а не отцом для братьев и сестер, чью роль он исполнял.
 
- Скажи бабушке, чтобы не волновалась. Приеду, как только получится.
 
Я отключился, чтобы не столкнуться с матерью, не услышать ее голос; в подобной ситуации это лишь осложнило бы мои чувства. Я остановил машину на том же месте, где высадил Корину две недели назад. Во избежание соблазна и мучений я решил убрать телефон подальше от глаз. Я выключил звук и положил мобильник в самое недоступное место, пришедшее на ум: в багажник. Здание находилось на какой-то запутанной улице с лестницами и закоулками в одном из тех кварталов, что строились в семидесятые годы: кварталов с небольшими сквериками между ними и десятками разношерстных машин, в борьбе отстаивающих свое право на парковку. Эти дома были построены для работяг, которые не могли позволить себе даже Seat 127. Теперь все изменилось, автомобили имелись у всех, и мне было трудно наблюдать, стоя во втором ряду, поскольку две из трех машин гудели, давая понять, что я мешаю им проехать. Я ждал около сорока минут и за это время даже успокоился. Близость квартиры Корины, ее мира, казалось, приближает меня к возможности быть с ней, к тому, что она не исчезнет навсегда из моей жизни.
 
***
 
“Мне нужны отношения, в которых я не ошибусь. – Это первое, что я сказал бы Корине, увидев ее снова. – Отношения, в которых все гладко, естественно, без потрясений как в твой день рождения. Не хочу играть в кошки-мышки, хочу любить тебя такой, какая ты есть, и чтобы ты так же любила меня”. Одно место на парковке освободилось, и я стал маневрировать, чтобы его занять, оборвав свой монолог. Наконец мне удалось припарковаться как следует, что тоже имело свою неприятную сторону: каждые несколько минут передо мной останавливалась какая-нибудь машина, и, возможно, уже круживший с полчаса по окрестности водитель, желавший пойти домой и отдохнуть, сигналил мне, показывая жестом: “Уезжаешь?”. Я отвечал, что остаюсь, и уставший водитель бросал на меня сердитый взгляд, словно говоря: “Ну так выйди из машины, придурок, и не путай меня”.
 
***
 
Неожиданно я увидел ее. Она выходила из машины. За рулем сидел здоровенный крепыш лет сорока. Корина открыла багажник, потом подошла к двери подъезда, позвонила по домофону, с кем-то поговорила и вернулась к малолитражке. Она прислонилась к машине и чего-то ждала. Сидевший за рулем детина вылез наружу, раскурил две сигареты и одну из них предложил Корине. Она закурила, и я испугался. Не знаю почему, но испугался. Я не знал, что Корина курит. За все время, проведенное вместе, я ни разу не видел, чтобы она курила. Ни в магазине, ни где-либо еще. Я и подумать не мог, что она курящая. Мама курит, сестра тоже, а я нет. Я ничего не имею против курящих людей, но от Корины, сам не знаю почему, не ожидал такого. Мне стало страшно. Тогда, вместо того чтобы выйти из машины, подойти к ней, как я хотел, и сказать: “Корина, прости меня за то, что было утром. Единственное, что я хочу, это сделать тебя счастливой, предложить тебе свою поддержку и любовь, бла-бла-бла…”, я пригнулся, чтобы она меня не заметила. Из подъезда вышла какая-то молодая толстушка. Вероятно, небезызвестная мне невестка с того самого дня рождения. Втроем они стали доставать из багажника коробки.  Пять коробок. На трех было написано “Mar de Diamantes”, на двух других – “ Edding ” и “Pelican”. Затем они достали холщовую сумку, которую я видел в магазине каждый день, и баул из кожзама. Всё это троица занесла в подъезд. Женщины скрылись из виду, а мужчина вернулся к своей машине и уехал. Представляю, как он покружил, прежде чем припарковаться.
 
***
 
С мобильником в багажнике я вернулся домой. Ловко поставил машину в гараж, на ее законное место, и зашел домой, когда детей как раз укладывали в кровать. Потом я пошел в ванную и выпил мамину снотворную таблетку.
 
Примерный сын - Глава 14
Рейтинг: 0 10 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!