Ёмкая разговорная энциклопедия. М
М
О МАГАЗИНАХ
Мерзкие, лишенные воображения люди придумали эти магазины, скажу я вам, суетные они все и мелочные. И вообще, я считаю, что ходить по магазинам – это означает бесстыдно демонстрировать окружающим свой дурной вкус. Слово еще такое знаковое подыскали для подобного псевдозанятия: шопинг! Не знаю, кого как, а меня этот термин коробит, не для русского уха он. Идите вы все знаете куда с таким словом? Правильно – в магазин!
Поймите: покупка – суть субстанция интимная, она не должна выставляться напоказ всем и каждому, это – почти сакральное, исключительно лишь для тебя одного предназначенное. А здесь, в магазине, что? Яркие, кричащие этикетки со всех сторон: «Возьми меня, я – низкокалорийный!», «Выбирайте нас, мы – лучшие из всех колбас!». Знаю я вас таких, лучших: выглядите, как торт, а на язык положишь – так хуже «Чаппи». Или «Юппи», неважно, вроде бы что одно, что другое в лучшем случае - корм для оголодавших собак, и то, если они вам совсем уж надоели, и вы торопитесь поскорей от них избавиться.
Я вот лично покупаю (деваться-то некуда, кушать хочется) самую завалящую колбасу, самый что ни на есть неприглядный сыр, и при этом никогда не ошибаюсь. Нет, не потому, что это – восхитительно вкусно, а оттого, что в данном случае форма не обманывает, и полностью соответствует содержанию. Нет, может, будь моя воля, я бы все сам на рынке выбирал, да у нас поблизости последний, и тот, сволочи, снесли.
Теперь на его месте строят новый супергиперпупермаркет, и в нем все скоро будет хорошо. Просто замечательно там станет, как его владельцам, гиперсуперменам, так и его посетителям пустоголовым. Естественно, тоже с приставкой «супер». И они там, очарованные, будут ходить по бесконечным коридорам, пуча глазенки, и без конца повторяя: «Вау! Супер! Кул! Клево!». Насчет последнего они, пожалуй, будут правы: клево. Разве что рыба здесь – это вы, пучеглазики, а где рыба – там и рыбаки. Да-да, получше заглатывайте наживку, вам уже никогда отсюда не вырваться.
Кстати, насчет рыбаков: они куда как разборчивее своих жертв, и то, чем торгуют, сами не жрут, сволочи. И пусть они тоже, как и вы, рыбы, и на них опять-таки свои рыбаки есть, но зато они – настоящие хищники, и мертвечиной, как правило, не питаются, брезгуют. Они интуитивно, насколько это для них возможно, потихоньку выбираются на верный путь: им теперь штучный товар подавай, а не просто жрачку с полки.
Поняли они одну простую вещь: настоящие покупки ждут тебя не в магазине, а в маленькой лавочке с любезным хозяином, собственной персоной стоящим возле кассы. Это, конечно, еще не гарантия качества, но там куда как больше шансов найти и настоящую колбасу, и поистине восхитительный сыр.
То же самое касается одежды и книг. Особенно – книг. Разве можно найти настоящую, живую книгу в заурядном книжном супермаркете?! Я имею в виду подлинную, дышащую книгу, а не ее мумифицированные останки. Да ни в жизнь не поверю! Вот в библиотеке – можно, в хорошей библиотеке – легко, однако самые вкусные книги хранятся даже не там, а в темном, укромном уголке на самой верхней полке в пыльной комнатке дома у букинистов. Разве что надо быть готовым к тому, что вам вашу книгу так и не продадут, это вам не новый костюм пошить, книга – она не просто единственна в своем роде. Она совершенно уникальна, поскольку каждый человек, читавший ее, оставил в ней свой незримый, но тем не менее отчетливый след, все свои эмоции и тайные мысли, и книга это благодарно хранит в ожидании вас, ее нового читателя. Так что – нет на свете абсолютно одинаковых книг, если они, конечно, не из супермаркета, там все книги одинаковые, даже независимо от автора.
Кстати, о костюмах и прочих там платьях: да, несомненно, они тоже могут быть авторскими, единственными, и даже должны быть такими, но куда им до настоящего искусства, поскольку ничто так не красит, ничто так больше не подчеркивает чистоту искусства, как физическое отсутствие в ней человека. Душа, нет – души, в ней должны быть (этот фужер принадлежал самому Акинфию Демидову, к примеру), в предмете должна дышать история, но никак не ее потный обитатель, так что смело снимайте свое платье от Юдашкина или Кардена, неважно кого, без него вы выглядите естественней, лучше, не к лицу оно вам. Или же – вы ему?
И вот еще что: из произведений ремесленного искусства я, пожалуй, могу сравнить с книгами лишь музыкальные инструменты. Даже помпезная бижутерия Фаберже ни в какое сравнение с ними не идет, поскольку в этих серьгах, яйцах, да шкатулках, скрыт только лишь один божественный дар мастера, а вот в скрипке – о! Этого я даже и не описать всего сразу: в ней вы почувствуете и искру того таланта, которым она была создана, одаренности тех, кто на ней играл, и даже тех, кто ее слышал.
И, что самое главное – ослепляющую гармонию звуков, величественную простоту гармоний, и – ВСЕ. Да, именно что ВСЕ, можно снимать шляпу, и узревать в наборе невзрачных дощечек Ее Величество Музыку. Про такое же, тоже отчасти ремесленное искусство, как иконопись и подлинную светскую живопись (настоящую, а не для пускания пыли в глаза), извините, сейчас говорить не буду: это не продается, это принадлежит всем. Ну, или почти всем: тем, кому дано.
Если же не дано – пользуйтесь тем, что продают в супермаркете: побрякушками от Сваровски, колбасой от Микояна и духами от Шанель. Всё, все свободны, и отправляйтесь вы все на шопинг!
О ПОЧТОВЫХ МАРКАХ
Мне, признаться, искренне жаль, что в наше время, дабы приклеить марку к конверту, или же открытке, ее не надо лизать: это же на самом деле было приятно и торжественно, когда ты, весь такой собой довольный, прилепляешь на уголок своего послания марочку, словно бы завершая тем самым титанический труд, ставя в нем окончательную и бесповоротную, уже неподвластную тебе, точку. Вы помните вкус клея? Сладковатый такой, однако не тошнотворный, если, разумеется, сотню марок за один раз не облизать, так ведь за весь день столько писем не напишешь? И кишка тонка, и рука устанет.
Далее: почтовая марка может очень даже многое рассказать об истории, вернее, о том, что сегодня нам кажется абсолютно неактуальным. К примеру, в той же Великобритании, откуда марки родом, или же в Германии, из которой к нам и пришло ее название, раньше как было? Одни лишь лики самодержцев, и все. Ладно, хорошо, убедили, марки тогда не лизали, не додумались еще до того, чтобы обратную сторону заблаговременно клеем смазывать, однако же кроме стандартных, с личинами императоров, еще и юбилейные марки выпускали?
Нам вот на это уже наплевать, у кого и когда это торжество случалось, и кого именно на нем чествовали, но ведь на этот юбилей съезжались все прочие там правители, поздравлялись, и устраивали, выражаясь современным языком (тьфу на него!), саммит. И именно на нем решались судьбы всей Европы, да что там! – всего мира.
Марку на трехсотлетие дома Романовых видели? Ладно, неважно, проехали. Так вот, именно тогда брат Вилли разлаялся вдрызг с братом Ники, и вскоре понеслось, да так, что лучше и не вспоминать. А вы равнодушно смотрите себе на этот бумажный прямоугольник, и не понимаете, что он – веха, он – межа, после которой будут лишь армейские треугольники да похоронки. Вот о чем вопиет в ваши замылившиеся от цифр глаза эта на первый взгляд неброская марка. Кстати, войн у нас много было, так что юбилейная марка – это еще один повод по-новому взглянуть на историю, ибо кто-то ее творил, а кто-то – облизывал.
Да, и еще: вернемся к слову «облизывал»: это же настоящее непаханое поле деятельности для генетиков! Чем прах того же, допустим, Федора Михайловича, беспокоить, взяли лучше себе пробу из-под марки, и выясняй себе тихонечко, с кем он на самом деле согрешил, а с кем - так, не вышло: ничего, кроме легкого флирта, не получилось. ДНК же осталась? Так вот, понадеемся, что это он сам, а не прислуга нашу марочку лизали. Тьфу ты, пропасть! Тогда же просто так, на клей, ее пришпандоривали, забыл совсем!
Хорошо: тогда есть вероятность узнать, сколько любовей было у Александра Александровича, да у Кольки Гумилева, забавно же будет, или не так? Хорошо, уболтали вы меня: сообщим президенту, что мы – его двоюродные братья с вероятностью 99, 99%, и все дела. А нечего было в школе, да в студенческие времена, письма писать и марки облизывать, теперь плати, или же на работу в теплое местечко устраивай, я ради этого вытерпеть согласен даже смрадную Москву, не говоря уж о Сибири: там и воздух чище, и климат лучше, и люди светлее.
Дорожить надо почтовыми марками, и пусть они даже наклеиваются не всегда ровно: кто знает, куда нас эта кривая выведет?
О МЕЧТАХ
Мешают нам мечты жить, ой, как мешают: только ты погрузился в сладкие грезы – а судьба хлоп тебя газеткой! А в газетке той, как известно, и ломик может быть завернут, или еще что покрепче: замечтался ты, оторвался от жизни, глядь – а в газетке заметка про тебя. Да какая! Ты читаешь и вдруг осознаешь, что все, крышка, домечтался ты. И теперь что с виртуальных иерархических вершин вниз свергаться, что с реального десятого этажа прямо до подъезда шагнуть, все едино, жить-то уже больше незачем. И тогда впервые в едином порыве вздохнут твои друзья и недруги: «Копец, домечтался бродяга».
Однако: как же жить без мечты? В какие слои подсознания нам спрятать свою Ассоль и маленького принца, мудрого Хоттабыча, и ветреницу Фортуну? Случаются же с нами такие грезы? Случаются. И еще как случаются: глядишь, вроде бы серьезный человек, в очках и в галстуке, с дорогим кожаным портфелем и с золотым «Паркером» в руке, а на заседании втихушку рисует себе в тетради изящную женскую головку, да стишки пишет.
И я его вполне понимаю: поперек глотки уже у него эта говорильня и клоунада, в которой все, от первого до последнего, понимают, что все это ни к чему, буффонада и пускание пыли в глаза, так ведь нет: и правильные слова через нихочу и зевоту говорят, на факты да на цифры ссылаются, а сами тем временем кто об охоте на лебедей мечтает, кто поездку на озеро за раками намечает, а кто и попросту о щучьих котлетках грезит. А воз и ныне там.
Но - ведь даже если прямо сейчас, во время мечтаний, подать этим государственным мужам искомое: вареных раков, запеченных лебедей, и котлетки (пардон, для девиц – специальный кабинет), то ведь они, сволочи, и на этом не успокоятся, и начнут рисовать каждый новое: кто – яхту, кто – самолет, а кто-то и вовсе гарем. А на всех на них этого добра не напасешься, Россия, хоть и велика, но все же не резиновая. Да и нам с вами после этих чиновников что останется? Вернее, уже (и пока) осталось? Так ведь и до бунта, будь он неладен, недалеко: мы тоже помечтать, да порисовать, любим.
Оттого-то и мечтают у нас простые люди или уж о совсем несбыточном (миллионах, островах да дворцах), либо о совсем уж приземленном (вот встречу завтра поутру во дворе Петьку, и так отметелю его за вчерашнее!), поскольку мечтать для них – вредно. Да не накопит он никогда даже на первый взнос, чтобы купить свой собственный дом и нормальную машину, ни в жизнь ему не увидеть воочию чемпионат мира по футболу и гонки «Формулы один», ему бы зуб больной вылечить, жене новую дубленку купить, да подвеску на «Жигуленке» поменять, а то едешь и так бренчишь, что даже перед людьми стыдно.
Можно, конечно, помечтать, что в старости тебя дети будут кормить, да по заграницам тебя к теплым морям возить, да где уж… Все они, видимо, в тебя, и невелик тот шанс, что твои отпрыски не станут такими же, как ты, скорбными мечтателями. Впрочем, это, пожалуй, единственное, что нас примиряет с нашими олигархами, и за что мы готовы их простить: они тоже на своих детей не больно-то рассчитывают. А больше им и мечтать, бедолагам, не о чем.
О МОЗАИКЕ
Интересный феномен мозаика, не правда ли? Это же надо было до такого додуматься: взять и сложить разноцветные камушки таким образом, чтобы у тебя, к примеру, из них вдруг получился мамонт, или саблезубый тигр, не знаю уж, кого там начали выкладывать первым. А может, это и вовсе носило торжественный, ритуальный характер: выложили, допустим, портрет любимого вождя на его юбилей (тридцать лет – не шутка, не все до стольки доживают), перед пещерой, и всем все понятно: пока никто изображение не растоптал, значит, все под контролем, все в порядке. Ежели же целостность произведения нарушена, а камни разбросаны – значит, все, пора менять старика на молодого, да новый портрет выкладывать. Может, оттуда и берет свое начало фраза «время разбрасывать камни, и время их собирать». Одно жаль: не дошло с тех пор до наших дней ни одного портрета вождя: наверное, их и тогда не слишком-то жаловали.
И вдруг – произошло то, что явилось настоящей революцией в мозаичном деле: камушки (керамику, стекло), начали скреплять друг с другом связующим раствором (во всем виноваты греки, точнее – их учителя из, - пусть и с натяжкой, - Атлантиды: Санторин с его мозаикой второго тысячелетия до нашей эры – он же совсем под боком у Греции, это как для нас с вами до Серова доехать), а чтобы желания скалывать шедевр после смерти очередного вождя не возникало, стали изображать богов, да сценки из повседневной жизни.
Абсолютно верное, скажу я вам, решение: и глазу приятно, и детям после себя оставить не стыдно. А кого, спрашивается, может смутить вид двух боксирующих юношей в столовой (ну, хорошо, это – фреска), да резвящиеся дельфины возле бассейна (это-то мозаика!)? Вспомните еще Геркуланум с Помпеями! Что? Уже наша эра? Понял: две тысячи лет для вас уже не срок. А ваш сосед по даче, восьмидесяти шести лет от роду, который вечно учит вас жить, да еще и, тетеря глухая, способен по часу кряду, пока вконец не охрипнет, одни и те же байки из своей жизни на сотый раз пересказывать, он что, уже слишком много пожил? Так ведь продолжительность его земного пути – это всего четыре процента от того промежутка времени, что отделяют нас уже даже не от греков, а от римлян, этих гордых завоевателей вселенной, со всеми их орлами, жезлами, тогами и гетерами.
Хотя: орлы – остались, некоторые из них даже мутировали, жезлов на каждой дороге – хоть специальный мусорный бак для них заводи, да только не влезут они туда все, а гетер… Что касается последних, то, возможно, именно для них я и пишу, глядя на старинные мозаики, да провожая взглядом современных длинноногих красавиц: инстинкты-то никуда не делись. Они что у нас, очкастых, или же в контактных линзах, ничуть не изменились ни со времени атлантов, ни с приснопамятной эпохи выкладывания портретов вождей из камушков.
И пусть я немного тщеславен и наивен, но все-таки я верю, что пусть даже не мои дети, так мои внуки вдруг возьмут и сложат из камушков мой портрет, подарят мне его на день рождения, и – ах! – до чего же мне это будет приятно! И, самое главное, уже никто не станет эти самые камушки разбрасывать.
М
О МАГАЗИНАХ
Мерзкие, лишенные воображения люди придумали эти магазины, скажу я вам, суетные они все и мелочные. И вообще, я считаю, что ходить по магазинам – это означает бесстыдно демонстрировать окружающим свой дурной вкус. Слово еще такое знаковое подыскали для подобного псевдозанятия: шопинг! Не знаю, кого как, а меня этот термин коробит, не для русского уха он. Идите вы все знаете куда с таким словом? Правильно – в магазин!
Поймите: покупка – суть субстанция интимная, она не должна выставляться напоказ всем и каждому, это – почти сакральное, исключительно лишь для тебя одного предназначенное. А здесь, в магазине, что? Яркие, кричащие этикетки со всех сторон: «Возьми меня, я – низкокалорийный!», «Выбирайте нас, мы – лучшие из всех колбас!». Знаю я вас таких, лучших: выглядите, как торт, а на язык положишь – так хуже «Чаппи». Или «Юппи», неважно, вроде бы что одно, что другое в лучшем случае - корм для оголодавших собак, и то, если они вам совсем уж надоели, и вы торопитесь поскорей от них избавиться.
Я вот лично покупаю (деваться-то некуда, кушать хочется) самую завалящую колбасу, самый что ни на есть неприглядный сыр, и при этом никогда не ошибаюсь. Нет, не потому, что это – восхитительно вкусно, а оттого, что в данном случае форма не обманывает, и полностью соответствует содержанию. Нет, может, будь моя воля, я бы все сам на рынке выбирал, да у нас поблизости последний, и тот, сволочи, снесли.
Теперь на его месте строят новый супергиперпупермаркет, и в нем все скоро будет хорошо. Просто замечательно там станет, как его владельцам, гиперсуперменам, так и его посетителям пустоголовым. Естественно, тоже с приставкой «супер». И они там, очарованные, будут ходить по бесконечным коридорам, пуча глазенки, и без конца повторяя: «Вау! Супер! Кул! Клево!». Насчет последнего они, пожалуй, будут правы: клево. Разве что рыба здесь – это вы, пучеглазики, а где рыба – там и рыбаки. Да-да, получше заглатывайте наживку, вам уже никогда отсюда не вырваться.
Кстати, насчет рыбаков: они куда как разборчивее своих жертв, и то, чем торгуют, сами не жрут, сволочи. И пусть они тоже, как и вы, рыбы, и на них опять-таки свои рыбаки есть, но зато они – настоящие хищники, и мертвечиной, как правило, не питаются, брезгуют. Они интуитивно, насколько это для них возможно, потихоньку выбираются на верный путь: им теперь штучный товар подавай, а не просто жрачку с полки.
Поняли они одну простую вещь: настоящие покупки ждут тебя не в магазине, а в маленькой лавочке с любезным хозяином, собственной персоной стоящим возле кассы. Это, конечно, еще не гарантия качества, но там куда как больше шансов найти и настоящую колбасу, и поистине восхитительный сыр.
То же самое касается одежды и книг. Особенно – книг. Разве можно найти настоящую, живую книгу в заурядном книжном супермаркете?! Я имею в виду подлинную, дышащую книгу, а не ее мумифицированные останки. Да ни в жизнь не поверю! Вот в библиотеке – можно, в хорошей библиотеке – легко, однако самые вкусные книги хранятся даже не там, а в темном, укромном уголке на самой верхней полке в пыльной комнатке дома у букинистов. Разве что надо быть готовым к тому, что вам вашу книгу так и не продадут, это вам не новый костюм пошить, книга – она не просто единственна в своем роде. Она совершенно уникальна, поскольку каждый человек, читавший ее, оставил в ней свой незримый, но тем не менее отчетливый след, все свои эмоции и тайные мысли, и книга это благодарно хранит в ожидании вас, ее нового читателя. Так что – нет на свете абсолютно одинаковых книг, если они, конечно, не из супермаркета, там все книги одинаковые, даже независимо от автора.
Кстати, о костюмах и прочих там платьях: да, несомненно, они тоже могут быть авторскими, единственными, и даже должны быть такими, но куда им до настоящего искусства, поскольку ничто так не красит, ничто так больше не подчеркивает чистоту искусства, как физическое отсутствие в ней человека. Душа, нет – души, в ней должны быть (этот фужер принадлежал самому Акинфию Демидову, к примеру), в предмете должна дышать история, но никак не ее потный обитатель, так что смело снимайте свое платье от Юдашкина или Кардена, неважно кого, без него вы выглядите естественней, лучше, не к лицу оно вам. Или же – вы ему?
И вот еще что: из произведений ремесленного искусства я, пожалуй, могу сравнить с книгами лишь музыкальные инструменты. Даже помпезная бижутерия Фаберже ни в какое сравнение с ними не идет, поскольку в этих серьгах, яйцах, да шкатулках, скрыт только лишь один божественный дар мастера, а вот в скрипке – о! Этого я даже и не описать всего сразу: в ней вы почувствуете и искру того таланта, которым она была создана, одаренности тех, кто на ней играл, и даже тех, кто ее слышал.
И, что самое главное – ослепляющую гармонию звуков, величественную простоту гармоний, и – ВСЕ. Да, именно что ВСЕ, можно снимать шляпу, и узревать в наборе невзрачных дощечек Ее Величество Музыку. Про такое же, тоже отчасти ремесленное искусство, как иконопись и подлинную светскую живопись (настоящую, а не для пускания пыли в глаза), извините, сейчас говорить не буду: это не продается, это принадлежит всем. Ну, или почти всем: тем, кому дано.
Если же не дано – пользуйтесь тем, что продают в супермаркете: побрякушками от Сваровски, колбасой от Микояна и духами от Шанель. Всё, все свободны, и отправляйтесь вы все на шопинг!
О ПОЧТОВЫХ МАРКАХ
Мне, признаться, искренне жаль, что в наше время, дабы приклеить марку к конверту, или же открытке, ее не надо лизать: это же на самом деле было приятно и торжественно, когда ты, весь такой собой довольный, прилепляешь на уголок своего послания марочку, словно бы завершая тем самым титанический труд, ставя в нем окончательную и бесповоротную, уже неподвластную тебе, точку. Вы помните вкус клея? Сладковатый такой, однако не тошнотворный, если, разумеется, сотню марок за один раз не облизать, так ведь за весь день столько писем не напишешь? И кишка тонка, и рука устанет.
Далее: почтовая марка может очень даже многое рассказать об истории, вернее, о том, что сегодня нам кажется абсолютно неактуальным. К примеру, в той же Великобритании, откуда марки родом, или же в Германии, из которой к нам и пришло ее название, раньше как было? Одни лишь лики самодержцев, и все. Ладно, хорошо, убедили, марки тогда не лизали, не додумались еще до того, чтобы обратную сторону заблаговременно клеем смазывать, однако же кроме стандартных, с личинами императоров, еще и юбилейные марки выпускали?
Нам вот на это уже наплевать, у кого и когда это торжество случалось, и кого именно на нем чествовали, но ведь на этот юбилей съезжались все прочие там правители, поздравлялись, и устраивали, выражаясь современным языком (тьфу на него!), саммит. И именно на нем решались судьбы всей Европы, да что там! – всего мира.
Марку на трехсотлетие дома Романовых видели? Ладно, неважно, проехали. Так вот, именно тогда брат Вилли разлаялся вдрызг с братом Ники, и вскоре понеслось, да так, что лучше и не вспоминать. А вы равнодушно смотрите себе на этот бумажный прямоугольник, и не понимаете, что он – веха, он – межа, после которой будут лишь армейские треугольники да похоронки. Вот о чем вопиет в ваши замылившиеся от цифр глаза эта на первый взгляд неброская марка. Кстати, войн у нас много было, так что юбилейная марка – это еще один повод по-новому взглянуть на историю, ибо кто-то ее творил, а кто-то – облизывал.
Да, и еще: вернемся к слову «облизывал»: это же настоящее непаханое поле деятельности для генетиков! Чем прах того же, допустим, Федора Михайловича, беспокоить, взяли лучше себе пробу из-под марки, и выясняй себе тихонечко, с кем он на самом деле согрешил, а с кем - так, не вышло: ничего, кроме легкого флирта, не получилось. ДНК же осталась? Так вот, понадеемся, что это он сам, а не прислуга нашу марочку лизали. Тьфу ты, пропасть! Тогда же просто так, на клей, ее пришпандоривали, забыл совсем!
Хорошо: тогда есть вероятность узнать, сколько любовей было у Александра Александровича, да у Кольки Гумилева, забавно же будет, или не так? Хорошо, уболтали вы меня: сообщим президенту, что мы – его двоюродные братья с вероятностью 99, 99%, и все дела. А нечего было в школе, да в студенческие времена, письма писать и марки облизывать, теперь плати, или же на работу в теплое местечко устраивай, я ради этого вытерпеть согласен даже смрадную Москву, не говоря уж о Сибири: там и воздух чище, и климат лучше, и люди светлее.
Дорожить надо почтовыми марками, и пусть они даже наклеиваются не всегда ровно: кто знает, куда нас эта кривая выведет?
О МЕЧТАХ
Мешают нам мечты жить, ой, как мешают: только ты погрузился в сладкие грезы – а судьба хлоп тебя газеткой! А в газетке той, как известно, и ломик может быть завернут, или еще что покрепче: замечтался ты, оторвался от жизни, глядь – а в газетке заметка про тебя. Да какая! Ты читаешь и вдруг осознаешь, что все, крышка, домечтался ты. И теперь что с виртуальных иерархических вершин вниз свергаться, что с реального десятого этажа прямо до подъезда шагнуть, все едино, жить-то уже больше незачем. И тогда впервые в едином порыве вздохнут твои друзья и недруги: «Копец, домечтался бродяга».
Однако: как же жить без мечты? В какие слои подсознания нам спрятать свою Ассоль и маленького принца, мудрого Хоттабыча, и ветреницу Фортуну? Случаются же с нами такие грезы? Случаются. И еще как случаются: глядишь, вроде бы серьезный человек, в очках и в галстуке, с дорогим кожаным портфелем и с золотым «Паркером» в руке, а на заседании втихушку рисует себе в тетради изящную женскую головку, да стишки пишет.
И я его вполне понимаю: поперек глотки уже у него эта говорильня и клоунада, в которой все, от первого до последнего, понимают, что все это ни к чему, буффонада и пускание пыли в глаза, так ведь нет: и правильные слова через нихочу и зевоту говорят, на факты да на цифры ссылаются, а сами тем временем кто об охоте на лебедей мечтает, кто поездку на озеро за раками намечает, а кто и попросту о щучьих котлетках грезит. А воз и ныне там.
Но - ведь даже если прямо сейчас, во время мечтаний, подать этим государственным мужам искомое: вареных раков, запеченных лебедей, и котлетки (пардон, для девиц – специальный кабинет), то ведь они, сволочи, и на этом не успокоятся, и начнут рисовать каждый новое: кто – яхту, кто – самолет, а кто-то и вовсе гарем. А на всех на них этого добра не напасешься, Россия, хоть и велика, но все же не резиновая. Да и нам с вами после этих чиновников что останется? Вернее, уже (и пока) осталось? Так ведь и до бунта, будь он неладен, недалеко: мы тоже помечтать, да порисовать, любим.
Оттого-то и мечтают у нас простые люди или уж о совсем несбыточном (миллионах, островах да дворцах), либо о совсем уж приземленном (вот встречу завтра поутру во дворе Петьку, и так отметелю его за вчерашнее!), поскольку мечтать для них – вредно. Да не накопит он никогда даже на первый взнос, чтобы купить свой собственный дом и нормальную машину, ни в жизнь ему не увидеть воочию чемпионат мира по футболу и гонки «Формулы один», ему бы зуб больной вылечить, жене новую дубленку купить, да подвеску на «Жигуленке» поменять, а то едешь и так бренчишь, что даже перед людьми стыдно.
Можно, конечно, помечтать, что в старости тебя дети будут кормить, да по заграницам тебя к теплым морям возить, да где уж… Все они, видимо, в тебя, и невелик тот шанс, что твои отпрыски не станут такими же, как ты, скорбными мечтателями. Впрочем, это, пожалуй, единственное, что нас примиряет с нашими олигархами, и за что мы готовы их простить: они тоже на своих детей не больно-то рассчитывают. А больше им и мечтать, бедолагам, не о чем.
О МОЗАИКЕ
Интересный феномен мозаика, не правда ли? Это же надо было до такого додуматься: взять и сложить разноцветные камушки таким образом, чтобы у тебя, к примеру, из них вдруг получился мамонт, или саблезубый тигр, не знаю уж, кого там начали выкладывать первым. А может, это и вовсе носило торжественный, ритуальный характер: выложили, допустим, портрет любимого вождя на его юбилей (тридцать лет – не шутка, не все до стольки доживают), перед пещерой, и всем все понятно: пока никто изображение не растоптал, значит, все под контролем, все в порядке. Ежели же целостность произведения нарушена, а камни разбросаны – значит, все, пора менять старика на молодого, да новый портрет выкладывать. Может, оттуда и берет свое начало фраза «время разбрасывать камни, и время их собирать». Одно жаль: не дошло с тех пор до наших дней ни одного портрета вождя: наверное, их и тогда не слишком-то жаловали.
И вдруг – произошло то, что явилось настоящей революцией в мозаичном деле: камушки (керамику, стекло), начали скреплять друг с другом связующим раствором (во всем виноваты греки, точнее – их учителя из, - пусть и с натяжкой, - Атлантиды: Санторин с его мозаикой второго тысячелетия до нашей эры – он же совсем под боком у Греции, это как для нас с вами до Серова доехать), а чтобы желания скалывать шедевр после смерти очередного вождя не возникало, стали изображать богов, да сценки из повседневной жизни.
Абсолютно верное, скажу я вам, решение: и глазу приятно, и детям после себя оставить не стыдно. А кого, спрашивается, может смутить вид двух боксирующих юношей в столовой (ну, хорошо, это – фреска), да резвящиеся дельфины возле бассейна (это-то мозаика!)? Вспомните еще Геркуланум с Помпеями! Что? Уже наша эра? Понял: две тысячи лет для вас уже не срок. А ваш сосед по даче, восьмидесяти шести лет от роду, который вечно учит вас жить, да еще и, тетеря глухая, способен по часу кряду, пока вконец не охрипнет, одни и те же байки из своей жизни на сотый раз пересказывать, он что, уже слишком много пожил? Так ведь продолжительность его земного пути – это всего четыре процента от того промежутка времени, что отделяют нас уже даже не от греков, а от римлян, этих гордых завоевателей вселенной, со всеми их орлами, жезлами, тогами и гетерами.
Хотя: орлы – остались, некоторые из них даже мутировали, жезлов на каждой дороге – хоть специальный мусорный бак для них заводи, да только не влезут они туда все, а гетер… Что касается последних, то, возможно, именно для них я и пишу, глядя на старинные мозаики, да провожая взглядом современных длинноногих красавиц: инстинкты-то никуда не делись. Они что у нас, очкастых, или же в контактных линзах, ничуть не изменились ни со времени атлантов, ни с приснопамятной эпохи выкладывания портретов вождей из камушков.
И пусть я немного тщеславен и наивен, но все-таки я верю, что пусть даже не мои дети, так мои внуки вдруг возьмут и сложат из камушков мой портрет, подарят мне его на день рождения, и – ах! – до чего же мне это будет приятно! И, самое главное, уже никто не станет эти самые камушки разбрасывать.
Нет комментариев. Ваш будет первым!