Захрусталье, глава 2

ВЕДЬМА

Девочку  насиловали четверо. Один держал тонкие, все пегие от синяков руки, а трое поочередно удовлетворяли свою похоть. Жертва уже не сопротивлялась. Она закрыла глаза, закусила губу, и лишь худенькие плечи вздрагивали в такт сильным толчкам. На лице девочки слезы смешались с пеплом, превратив лицо в жутковатую маску. Земля дышала жаром. Это чувствовалось даже сквозь плащ, на который ее бросили – уже не сопротивляющуюся, безвольную и равнодушную.  Горький дым стлался по земле, как будто пытаясь скрыть творящееся на пепелище непотребство.

 Наконец, все кончилось. Последний насильник, блестящий от пота, слез с распластанного тела с удовлетворенным вздохом.

- Хорошо! – довольно крякнул он. Животное в человеческом обличье потянулось, и подняло с земли брошенную одежду. – Может, с собой возьмем? Вечером еще попользуем?

- Остынь, - старший насмешливо взглянул на подельника. – Куда ее девать? Побаловали, и хватит. Лошади и так перегружены.

Его собеседник пожал плечами. Девочка открыла глаза.

Над ней стояли двое: один плотный, бритоголовый, с приметным шрамом на левой щеке, второй наоборот, мускулистый и поджарый, с блеклыми светло – серыми глазами. Равнодушный взгляд скользнул по девичьему телу.

Коротко скрежетнул извлеченный из ножен клинок. Бритоголовый уже поднес нож к горлу девчонки, но в последний момент был остановлен властной рукой.

- Оставь ее, - сказал вожак. – Пусть живет.

- Добрый ты нынче, - хмыкнул второй, но нож спрятал.

Их спутники уже ждали на оседланных лошадях. Еще минута - и топот стих вдали, оставив после себя медленно оседающие на землю облака пепла.

С протяжным стоном девочка села, затем поднялась на ноги. Ее мать лежала неподалеку. Труп уже начал коченеть, и ребенок с большим трудом придал телу естественное положение. Девочка распрямила матери руки, сложила их на груди крестом, убрала с лица спутанные волосы,и попыталась закрыть усопшей глаза. Тщетно. Застывшие, они упрямо глядели в небо. Девочка заплакала.

- Ненавижу! – бессильный вздох сорвался с истерзанных губ. Несмотря на царящее вокруг пекло, девочку била крупная дрожь. Самообладание покинуло ее, и, прижавшись к матери, она завыла в голос.

 Неожиданно воздух вокруг загустел. По телу прокатилась волна жара, в голове забились, зашептали незнакомые голоса. Нечто наполнило сознание, закружило бурнокипящим цветным водоворотом – и схлынуло, оставив после себя знание. Неведомая сила заставила девочку подняться с колен, и гордо выпрямиться – избитую, окровавленную, недоумевающую. Детские пальцы оплела густая сеть фиолетовых молний, и с громким треском ударила в землю. Земля вскипела, принимая в себя ярость и боль ребенка.

Если бы вожак бандитов видел ее в этот момент, он пожалел бы о так некстати посетившем его милосердии.

***

На каменном полу спать неудобно, пусть даже подстилкой служит пушистая теплая шкура. Чара проснулась озябшей, и совершенно разбитой. Все тело затекло, поясницу ломило, а в волосы набились пыль и мелкий мусор.

От костра осталась лишь груда подернутых пеплом углей, но огромный плоский камень, на котором горел огонь, не остыл. Чара приложила к нему озябшие ладони, и блаженно зажмурилась. Хорошо! Не найди они пещеру, ночевать пришлось бы снаружи, а там – режущий глаза ветер, холод, и слепящая белизна снега. В этих горах он никогда не тает.

По другую сторону камня зашевелился неопрятный меховой ком. Ко, ее проводник, единственный, кто согласился показать местные тропы. Горцы не любят чужаков, и Чаре потребовалась почти неделя, чтобы найти провожатого. Ей еще повезло – когда она уже совсем отчаялась и собралась паковать вещи, в комнату без стука вошел низкорослый щуплый мужчина, и, ощерив в улыбке желтые зубы, представился: «Я – Ко. Нужен проводник? Один золотой в день». Бешеные деньги по местным понятиям. Но выбора не было, и скрепя сердце, она согласилась.

Как выяснилось – зря. В первую же ночь Ко попытался залезть к ней под юбку, и неподдельно удивился, обнаружив у горла узкий кинжал. Вот уже девятый день приходится терпеть похотливые взгляды, и слушать бесконечные самовосхваления. Горы он действительно знал, но лишь те места, где пролегали караванные пути. Чаре нужно было иное. Они искала нетронутые области, где надеялась найти следы Прежних. Наивная! Ко лишь разводил руками, и с притворным сожалением говорил: «Там нет прохода. Опасно».

Да, здесь не повезло. Что ж, бывает. Утешает одно – завтра она встретит рассвет в мягкой постели, а не на голых  камнях.

Ко откинул шкуру, закрывающую вход, и студеный воздух хлынул внутрь. Чара поморщилась.

- Хороший день. – Ее спутник довольно цокнул языком. – Тепло. Спускаться будет легко.

«Это – тепло?» - хрипловатым со сна голосом возмущенно переспросила Чара. Ко засунул руку за пазуху, и принялся ожесточенно чесать живот: «Ага. Женщина, ты не застала здесь холодов, когда плюнешь, а на землю упадет льдинка».

В его голосе прозвучала гордость и снисходительность к изнеженной жительнице равнин: «Но ты их уже не застанешь. К ночи мы будем внизу, в поселке».

И то хорошо. Мысль о близком тепле придала сил. Чара поспешно накинула тяжелую меховую парку, и тоже выглянула наружу, сильно сощурившись от яркого света.

Белый и синий. По - cвоему красиво: белый снег покрывает все вокруг, ни единого темного пятна. От этой белизны можно ослепнуть, если не смотреть сквозь ресницы. А над белыми пиками - синее-синее небо, глубокое, и такое же холодное, как все вокруг. Чара опустила шкуру на место. «Завтракаем – и вниз». – Сказала она.

Ничто не предвещало беды. Они уже миновали самый опасный, по словам Ко, участок, когда наверху зародился тяжелый низкий  гул. Чара испуганно обернулась. За их спинами, вдалеке, но с каждым мгновением все ближе, клубилось мутное облако взвихренного снега. Оно приближалось с пугающей быстротой, почти мгновенно захватив виднокрай. Женщина оцепенела, зачарованная стремительной мощью лавины. Гул перешел в рев. Чара вздрогнула, с усилием приходя в себя, и поняла, что осталась одна на пути несущейся по склону смерти. Проводник убегал, забирая в сторону, к краю лавины. Ужас сковал ноги Чары. Она неловко сделала шаг, другой – и провалилась в узкую расселину, едва прикрытую тонким слоем наста. Падая, женщина ударилась виском об острый кусок льда, и потеряла сознание, успев перед этим подумать: «Как глупо!» А потом наступила темнота.

Сколько она пролежала без сознания, Чара не знала. По всей видимости недолго – снег под щекой растаять не успел. Она пришла в себя в полной темноте. Давила ватная тишина, только в рассеченном виске гулко токала кровь. Женщина пошарила руками вокруг, и обнаружила, что обе руки уперлись в стены. Собственный тихий скулеж показался таким жалким, что она замолчала в испуге, а затем, сдирая ногти, стала карабкаться вверх.

Трещина, куда она упала, оказалась неглубока – примерно два ее роста. Чара почувствовала, как макушка уперлась в твердый камень, и принялась обследовать на ощупь нависший над головой скальный выступ. Ее рука вместо шершавой поверхности вдруг нащупала участок, на котором камня уже не было.

Снег. Плотно спрессованный, но не лед или камень, а снег. Руки замерзли так, что колющая боль в пальцах сменилась полной нечувствительностью. Узкий луч света, ворвавшийся сквозь пробитое отверстие, придал Чаре сил. Она тихо и облегченно вздохнула, и, рассмотрев свое убежище, едва не ставшее могилой, стала спускаться. Противоположная стена была куда более пологой, а выступы на ней вполне позволяли выбраться наверх.

Лавина докатилась до подножия склона, оставив после себя широкую полосу почти обнаженного камня. Чара решила спускаться по ней – проводника она лишилась, но серая полоса, ведущая к подножию, нигде не была изрезана ущельями или крупными трещинами, могущими преградить путь.

Ко обнаружился за огромным осколком скалы, размером в дом. Чара услышала негромкие ругательства и тяжелое сопение еще до того, как увидела проводника. Он возился у огромной мохнатой туши, пытаясь снять шкуру с мертвого зверя. Его голова была размозжена, и неяркий  на камнях кровавый след уводил к одной из небольших пещер, коими изобиловали эти горы.

Увидев женщину, Ко выпучил глаза и вскочил. Властным жестом Чара приказала ему молчать. О чем говорить? Затем она перевела взгляд на зверя, и на лице женщины отразилось изумление и страх.

- Не старайся, - сказала она. – Это скальд. Его шкуру не пробьешь ни железом, ни Силой. Но откуда здесь скальд? Они что, и здесь живут?

Под требовательным взглядом, Ко, наконец, прочистил горло.

- Я впервые вижу… скальда. Никогда не встречал раньше.

 Даже мертвый, зверь был красив. Чтобы провести рукой по серо-серебристой роскошной шкуре, Чаре даже не пришлось наклоняться.  Она пропустила длинную шерсть между пальцев, и повела рукой по хребту, залюбовавшись игрой света на шерстинках. Коснулась мощной лапы с четырьмя когтями, каждый  размером с ее палец, хмыкнула.

 - Очень редкий и очень опасный хищник, - снизошла она до объяснений. – На моей памяти никто из охотников не хвалился убитым скальдом. Странно, что мы встретили его здесь. Они живут гораздо дальше на север, где - то в глуши, за Смолянском.

По лицу Ко было ясно, что он о местах таких и не слышал. «Странное название. Откуда оно?» - спросил проводник. Чара капризно дернула плечом: «Скальд? Так называли поэтов – Прежних. Я  не знаю, почему эти звери…». Она не закончила фразу. Взгляд прикипел к неприметному светло-желтому камешку, лежащему рядом с оскаленной пастью. Снег под ним растаял, образовав круглую лунку величиной с тарелку. А сам камушек - то размером с ноготь!

Ко озадаченно нахмурился, когда Чара осторожно и медленно протянула руку к находке. Очень нежно, едва касаясь, она подняла его, провела пальцем по гладкой поверхности, и вдруг резко выпрямилась, вся просияв. На ее лице проступили поочередно удивление, удовлетворенность, восторг. Звонкий, как колокольчик, смех разнесся по окрестностям. Чара сжала руку в кулак.

Женщина распахнула парку и бросила ее на снег. Она еще немного постояла, прислушиваясь к себе, а затем избавилась от остальной одежды, не обращая больше внимания на остолбеневшего Ко. А остолбенеть было от чего.

Чара была ослепительно красива. Не девичьей, но зрелой, чувственной красотой. Роскошные черные кудри выгодно оттеняли бархатистость нежной, чистой кожи. Тяжелые налитые груди были высоки, бедра – пышны, а талию, казалось, можно обхватить разведенными большим и указательным пальцами обеих рук.

Женщина стояла нагая на снегу, запрокинув голову к небу, и смеялась, и плакала от неведомого Ко счастья.

- Спятила, - подумал он. – Тем лучше. Проще.

На Чару он положил глаз с первой минуты, но даже в самых смелых своих мечтах не представлял ее ТАКОЙ. Ко почувствовал, как сладкой тяжестью наливается пах. Мелькнула мысль о деньгах – Чара заплатила ему всего лишь задаток. Но эта мысль мелькнула – и пропала. Стоящая перед ним женщина вызывала почти безумное вожделение. Ко приблизился, и кончиками пальцев коснулся задорно торчащих розовых сосков. Остатки разума покинули мужчину, и он жадно приник к упругим полушариям, грубо сжав их…

…пронизывали насквозь. Чара купалась в горячем океане Силы, любовалась хитросплетениями радужных потоков, и наслаждалась прикосновениями невидимых рук, готовых исполнить любую ЕЕ волю, любой ЕЕ каприз. Совсем не зря она пришла сюда. Такого артефакта она не встречала даже в рассказах учителей, а их было немало. Куда до него тем крошечным осколками ведьминого камня, что хранятся в мешочке на шее! Неброский с виду камушек оказался грандиозным, невероятным кладезем Силы. Правда, структура потоков незнакомая, но это ничего. Она разберется. Оберег – а Чара теперь знала точно, что это оберег – жил в руке своей жизнью. Поток исходящей от него Силы был настолько мощным, что ведьма даже удивилась, как Ко не мог не увидеть его. Впрочем, он всего лишь похотливый недалекий охотник.

…Чара вздрогнула, возвращаясь к окружающему миру. Эйфория, в которой она пребывала, рассеивалась очень неохотно, и лишь какое-то время спустя ведьма поняла: она – голая, и это, ошибочно именуемое мужчиной, увлеченно слюнявит и тискает ее грудь.

Чара улыбнулась, раздернула завязки мешочка на груди и положила в него оберег, а потом запустила пальцы в волосы ошалевшего от счастья Ко. Он издал звук, долженствующий изображать страстный вздох, и попытался опрокинуть ее навзничь на разбросанную одежду. Продолжая улыбаться, Чара покрепче сжала грязные патлы, и рванула назад. Раздался негодующий вопль. Тогда она чуть наклонилась, ухватила мужчину за средоточие его похоти, и сильно сжала, наблюдая, как с искаженного болью лица сходит краска.

- Я не разрешала тебе делать это. – медленно и раздельно произнесла Чара, а затем сжала кисть еще раз, сильнее – маленькая месть за то, что бросил ее одну в лавине. Из Ко будто вынули все кости, глаза закатились, и его тело кулем осело рядом с мертвым скальдом. Чара пожала плечами.

- Да ты неженка, - иронически сказала она, и, не торопясь, принялась собирать разбросанные вещи. Конечно, теперь она могла бы и не одеваться – талисман согревал ее, но слишком уж много внимания привлечет она к себе, явившись в деревню голой. Она…

Сильный удар в спину прервал ее мысли, и бросил вперед, лицом прямо на острые камни. Чара едва успела вытянуть вперед руки. «Нож! Какая же я все-таки дура» – мелькнуло в голове. Женщина медленно повернулась лицом к ударившему ее проводнику. И вновь расхохоталась, восторженно и облегченно. Ко совершенно безумными глазами смотрел на свою руку, сжимающую нож, лишенный клинка. Сломанный у самого основания, тот валялся рядом. Чара ненадолго перестала смеяться.

- Жаль. – Прищурилась она. – Мог бы жить.

Сверкнула фиолетовая вспышка. Тело мужчины нелепо заскребло ногами, качнулось, и боком упало на камни. Из выжженного в груди аккуратного отверстия струился легкий дымок.

Все еще хихикая, Чара оделась, и торопливой походкой зашагала вниз, к деревне. Ведьма легко поборола слабое искушение оглянуться. Зачем? Впереди у нее еще столько дел!