Магия сказочного леса

Глава первая. ВЗРОСЛОЕ РЕШЕНИЕ

Уже через пару недель мне исполнится семнадцать лет. Летние каникулы сейчас в самом разгаре, учиться в школе осталось всего год. Первая половина июля пролетела незаметно. С содроганием сердца я думаю о выпускном классе. Хочется, чтобы время не спешило так сильно или, наоборот, поторопилось, оставив все экзамены позади, как дурное воспоминание. Но, увы, время слишком жестоко.
Моя жизнь никогда не была интересной, я даже назвала бы ее скучной: успеваемость стабильно хромает, друзей почти нет, как и свободного времени, которое, в основном, приходится тратить на учебу. Плохие оценки очень тревожат родителей, особенно маму. Она всю жизнь сравнивает меня со страшим братом-отличником. «И в кого ты такая...» – извечная мамина фраза, подразумевающая логический конец: «глупая, бестолковая, бесталанная». Произнося это, мама всегда ограничивается многозначительным молчанием и смотрит на папу, ожидая поддержки.
А ведь и вправду странно: у меня всего одна-единственная подруга, никакого интереса к подростковым развлечениям типа дискотек и компьютерных игр, да и на мальчиков нет желания заглядываться. Впрочем, на школьной успеваемости это никак не отражается.
Мой же брат Филипп – совсем другое дело... Когда он в свое время учился в школе, то успевал и мяч с друзьями погонять, и с девчонками пофлиртовать, при этом учебников даже не открывал, но всегда получал одни «пятерки». А я день и ночь зубрю эти математические формулы, физические законы, длиннющие стихотворения классиков и еле дотягиваю до «четверки».
В один прекрасный день, ровно восемь месяцев назад, маме надоели мои «дурные» отметки. Она поставила условие, что, если я закончу год без «троек», на мой день рождения родители устроят грандиозный праздник, а именно, мы втроем поедем в отпуск. Так как последний раз отдохнуть всем вместе удавалось очень-очень давно, я с радостью приняла этот вызов.
С головой уйдя в учебу, я с большим трудом закончила десятый класс, не получив при этом ни одной «тройки». Таким образом, достигнув поставленной цели, удивила не только всех учителей («Видимо, стоит тебя поздравить?»), лучшую подругу Надю («Как так?»), родителей («Ни одной тройки за семестр?»), ну и саму себя («Получилось?»)
 
– Как, все отменилось? – вздохнула в трубку Надя, когда я набрала ее номер и, рыдая во весь голос, заявила, что родители передумали ехать в отпуск. А это значило, что я зря на стенку лезла ради хороших оценок.
А вот Надя никогда не волновалась насчет учебы. В девятом классе ее чуть из школы не выгнали за плохую успеваемость, но родители вместо того, чтобы наказать дочь, отвезли ее в Париж. Вот это я понимаю...
В данный момент Надя была на каком-то экзотическом острове. «Бали!» – вспомнила я и обессилено опустилась на кровать. Так и представляла подругу лежащей под зонтиком на пляже и потягивающей через соломинку какой-нибудь зеленоватый освежающий напиток.
– Вот так... – всхлипнула я. – Моя жизнь кончена.
И снова приходится убеждаться в том, что ничего интересного в моей жизни нет и быть не может: «Скука полнейшая». Единственная радость и та сорвалась. А ведь я в течение года, в промежутках между зубрежкой, кормежкой и сном, представляла себя лежащей на песчаном пляже или плавающей в лазурном море. Именно эта мечта помогла мне вынести этот тяжелый год. И как же было глупо допускать мысль, что самые заветные желания непременно исполняются! Никогда я не уезжала дальше, чем в деревню к своим дедушке с бабушкой, а тут сразу Австралия...
– Главное успокойся! – сочувствующим тоном произнесла Надя, но по ее тяжелым вздохам между фразами я догадывалась, что подруге не терпится сменить тему разговора. – Ничего страшного не произошло. Подумаешь... отпуск твоей мечты... Это ведь не конец света.
– Умеешь ты успокоить, – недовольно проворчала я, отмечая про себя, что утешитель из Нади все-таки никудышный.
В последний месяц, когда я узнала, что мама взяла три путевки на остров святой Троицы в Австралию, картинки в моей голове стали четче и ярче. Всякий раз, закрывая глаза, я видела пальмы, море и кенгуру... «Хочу в Австралию! – истерила капризная девочка в моей голове. – Хочу к кенгуру!»
Родители никогда не относились ко мне с большей любовью, чем к своей работе. Точнее – папиной. Еще бы... Мой папа настоящий патриот работы, а мама – патриот папы. К сожалению, я не вписывалась в этот треугольник: работа – папа – мама. В итоге, папе необходимо было остаться дома, а маме – с папой. Я, как всегда, оказалась не у дел и теперь в очередной раз жаловалась Наде на несправедливость в мире, а она на другом конце трубки выслушивала мои обвинительные речи и терпеливо ждала, когда же мы наконец сменим эту унылую тему.
– Ты должна взбунтоваться, – учила подруга, в очередной раз тяжело вздохнув. – Я всегда так делаю, когда родители мне чего-то не покупают... Конечно, они всегда покупают все, что я захочу, но я на мгновение поставила себя на твое место...
Жизнь моей лучшей подруги была очень интересной. В отличие от меня у Нади всегда были деньги, новые вещи и большие планы. Она всегда с легкостью получала то, что хотела. Родители делали для единственной дочери абсолютно все: любая прихоть исполнялась быстрее, чем Надя успевала сказать: «Раз!». На «два» у нее уже была новенькая сумочка, супермодные джинсы или лучший отдых на свете. «Бали! Это вообще где?» – задумалась я. Мне никогда не приходилось завидовать Наде, ведь завидовать лучшей подруге – самое последнее дело, но все же я считала, что моя скучная жизнь могла бы хотя бы чуточку походить и на жизнь подруги.
 
И зачем только мама так расхваливала поездку в Австралию? И что теперь? Заставила меня поверить в чудо, а потом вдребезги разбила мечты, произнеся роковую фразу: «Работа дороже. Пока не поздно, сдадим путевки обратно в агентство».
Невыносимо! И что же прикажете делать? Смиренно сидеть и ждать пока папа разберется со своей работой и вспомнит, что у его дочери через пару недель день рождения? Ведь семнадцать лет исполняется не так часто, точнее – всего раз в жизни. И почему же у меня всего одна подруга, которая так не вовремя улетела на Бали?
– А где вообще находится Бали? – перебила я ее длинную речь о том, что только самые худшие на свете родители могут поступить таким образом со совей дочерью. 
Подруга только и ждала повода, и с радостью поспешила подробно описать свою поездку на Бали.
– Детка, здесь просто обалденно! – воскликнула она.
А дальше последовал рассказ о том, как она добиралась до Бали, какой стресс пережила в аэропорту, когда потерялся чемодан, и какая жуткая машина досталась им с родителями на прокат. Немного помолчав (несвойственная пауза для подруги), Надя перешла на описание местного населения, прекрасного пляжа, моря, какого-то неземного солнца, а когда подошла к теме экзотических фруктов и напитков, названий которых я даже выговорить не могу, на телефоне села батарейка. Я еле сдержалась, чтобы не запустить аппарат в стену. Теперь кенгуру я видела даже не закрывая глаз. Он взмахивал своим рыжим хвостом и подмигивал мне.
От отчаяния я швырнула подушку и сбила старую хрустальную вазу – подарок от мамы на прошлый день рождения. «Как ей только в голову могло прийти, что на шестнадцатилетие девочки мечтают именно о таких дурацких хрустальных вазах подобно этому чудовищу?» – всякий раз вскипала я, глядя на подарок. Было бы лучше, разбейся злосчастная ваза вдребезги, но, увы, она удачно упала на ковер и осталась цела. Таков уж закон подлости, что разбиваются только любимые вещи.
 
Я всегда уважала благородные профессии. Вот врачи спасают человеческие жизни. Благороднее не придумаешь. Они жертвуют своим временем, семьей, здоровьем, и все ради других людей. Здорово! А блюстители порядка – полицейские. Такая опасная, но очень полезная профессия! Не будь полицейских, люди наверняка переубивали бы друг друга. А судьи... Обожаю судей! Это справедливые честные люди, неумолимо следующие букве закона. Просто не представляю жизни без водителей: в метро, автобусах, машинах, самолетах, которые в свою очередь сконструировали инженеры – те еще мозгоправы... В общем, на свете полно важных и нужных профессий, которыми можно гордиться, но есть и другие... К примеру, работа моего отца. Стыдно признаться, но он у меня писатель.
И ладно если бы он писал о мире во всем мире, о любви, или хотя бы о политике. Так нет же – пишет о привидениях, оборотнях, феях, а еще о магии и параллельных мирах. В общем, сказочник, но, к несчастью, настроенный очень серьезно. Он одержим единственной мыслью – заставить людей поверить. Как меня в детстве он погружал в чудесный выдуманный мир, так и теперь проделывает то же самое с читателями. А ведь в наше время только одни ненормальные поверят в существование волшебника или крылатой феи. Наш мир слишком реален и жесток, и места сказкам в нем нет.
Папина карьера началась десять лет назад с истории, которую ему так и не удалось опубликовать. Издателя что-то не устраивало и он настаивал, чтобы папа переписал сюжет. Собираясь в школу, я тогда услышала слова издателя: 
– Оборотни – это прошлый век. Изъеденная тема. Лучше замени их призраками, а текст оставь тот же!
И папа смирился. Он совершенно изменил сказку, оставив прежним только название, и сделал из нее хорошо продаваемую книжку. А все благодаря своему издателю Леониду Демидову – плотному, усатому мужчине, всегда железно уверенному в своей правоте. Его дети и жена были частыми гостями в нашем доме. Мама встречала их с большим вниманием, чем собственных родителей и, тем более, родителей своего мужа.
Папа же никогда не спорил с Демидовым, по крайней мере, я ни разу за все время их совместной работы не видела, чтобы они ссорились или говорили на повышенных тонах. Только один раз, в начале отцовской карьеры, я услышала, как он пытался защитить свое творение. Впрочем, эта попытка не увенчалась успехом.
– Ладно, так уж и быть, название можешь оставить... – проявил тогда великодушие Демидов. – Хм, «Магия сказочного леса», – зачитал он. – Конечно, можно было бы придумать и получше, впрочем, название не так важно. Главное, перепиши сюжет. Долой оборотней и фей, побольше динамики и магии. И призраков не забудь! Больше призраков...
Отцу не очень хотелось переписывать свою первую рукопись, над которой он работал несколько долгих лет, но он все же решился ее изменить, как и советовал издатель. История приобрела иные оттенки и краски. Дети, подростки, взрослые – все любили эту книгу. Все, кроме меня, признающей только одну историю – ту, которую поведал папа в своей первой рукописи.
Леонид, известный в своих кругах, пользовался большим уважением и почетом. Каждый писатель мечтал «окормляться» у него, но везло отнюдь не многим. Отец считал их сотрудничество, переросшее со временем в крепкую дружбу, подарком свыше... И, видимо, совместная работа была для обоих куда важнее моего дня рождения.
 
Поставив телефон на подзарядку, я вышла из комнаты и заглянула на кухню. Родители пребывали в тех же позах, в каких я оставила их полчаса назад: отец сосредоточенно читал газету, мама смотрела телевизор и так увлеклась зрелищем на экране (наверняка показывали очередную мыльную оперу типа «Санта Барбары»), что даже приоткрыла рот.
– Я уезжаю! – звонким четким голосом произнесла я, надеясь на больший эффект, но, увы, папа с мамой отреагировали очень вяло. Мне вначале даже показалось, что они не услышали ни единого слова. Отец вздохнул и как ни в чем не бывало перевернул страницу газеты, а мама, цокнув языком, переключила канал. – Навсегда! – добавила я с вызовом.
– Но куда ты поедешь, Лисенок? – донесся из-за газеты тихий голос папы. – Опять что ли к старикам? Ты ведь их не любишь!
Отец как в воду глядел. Стариками мы называли его родителей. Бабушка с дедушкой жили не в городе, а деревушке, находящейся почти на другом конце страны. Они были пенсионерами, людьми старой закалки, предпочитая телевизору и микроволновке свежий воздух и здоровую пищу со своего огорода. Я же считала это чем-то диким, просто не представляя жизни без компьютера и телефона. А у стариков даже электричества не было, не говоря уже про интернет. Впрочем, из двух зол выбирают меньшее...
– По крайней мере они уделяют мне гораздо больше внимания, чем вы, – произнесла я решительно, но вспомнив, как старики заставляли меня есть свежую капусту или пить парное молоко, все же невольно поморщилась. Папа снова вздохнул и отложил в сторону газету.
– Завтра день рождения у старшего сына Леонида, – вкрадчиво заговорил он. – Предполагалось, что они всей семьей поедут отмечать это событие за границу, но... хм, немного поменялись планы... 
Мама щелкнула пультом и телевизор замолк так внезапно, что я вздрогнула.
– Они приглашают нас к себе в гости, – горделиво выпятив грудь, сообщила она.
От удивления я даже дар речи потеряла: «Так значит, день рождения этого несносного хулигана Виталия они намерены отмечать, а на мой решили забить?»
– Хватит тебе, Лисенок! – устало осудил меня отец, поняв по моему лицу, что я начинаю себя накручивать.
Меня променяли на какого-то Виталика! Просто неслыханно!
– Это честь для нас, – продолжила мама. – Ты просто неблагодарная девочка. Демидовы делают нам одолжение, да еще какое. Возможно, мы вообще в скором времени породнимся...
– Леонид сделал тебе предложение? – хмыкнула я, ничуть не удивившись бы такому исходу событий. Давно было видно, что мама восхищалась папиным издателем гораздо больше, чем своим собственным мужем. – И когда же свадьба? Постой-ка, а ты же еще не развелась, а значит – ваш союз незаконный...
– Прекрати, Алиса! – воскликнула мама и покраснела до самых корней белокурых крашенных волос. Она сверкнула глазами и развернулась к папе, всем своим видом говоря: «Ну же, давай, разъясни нашей ненаглядной доченьке, раз она настолько несообразительна и мелет всякую чушь».
– Вообще-то, твоя мама здесь ни при чем... – отец замялся, явно подбирая нужные слова. – Скорее, речь пойдет о тебе...
– Обо мне?! – чуть ли не вскрикнула я. – С какой это стати?
– Видишь ли, Лисенок... – папе явно не хотелось говорить то, что он собирался сказать. – Виталию исполняется двадцать четыре года, и Леонид считает, что это вполне нормальный возраст для женитьбы...
– А я-то тут при чем? – резко перебила я. Голос предательски дрогнул и сорвался на писк. – Мне всего шестнадцать!
– Почти семнадцать, – поправила мама.
Виталия я знала хуже остальных детей Демидова. Алина, его младшая дочь, была моей ровесницей, сын Игорь учился в университете, другой сын – Павел – уже работал по профессии, а вот самый старший – Виталий – по моим сведениям нигде не учился, да и не работал.
Лишь пару лет назад Леонид привел Виталия в наш дом. Тогда парень показал себя не с лучшей стороны, выпив слишком много алкоголя. Тот день я до сих пор вспоминала с содроганием. Виталик полез к маме с поцелуями, благо папа этого не видел, а потом принялся приставать ко мне. Ну, со мной разговор был куда проще, чем с мамой: я вывернула нахалу руку и пригрозила, что если он еще посмотрит в мою сторону, жестоко поплатится. Мне повезло, что школьный кружок боевых искусств, на который мы ради интереса ходили с Надей с третьего класса, кое-чему меня научил. Впрочем, протрезвев, Виталий наверняка позабыл про мою угрозу.
– Не будь такой глупенькой, Алиса, – мама дружелюбно протянула ко мне руку, чтобы дотронуться до плеча, но я, словно испугавшись обжечься, отскочила в сторону и строго взглянула на отца, как самого разумного из родителей.
– Вы просто получше познакомитесь, – миролюбиво произнес он. – Вас же никто в загс на следующий день не потащит. К тому же, у тебя на раздумье будет как минимум год...
«Год?» – ахнула я. От возмущения я даже не смогла подобрать нужных слов. Что же это получается – не успею я закончить школу, как меня сделают замужней женщиной? «Да они что, с ума все сошли? Замуж за пьяницу Виталика?» – возмутилась я.
– Не бывать этому никогда! – громко произнесла я и пулей выскочила из кухни.
 
Решение пришло моментально. Я вытащила из гардероба свою спортивную сумку и принялась наспех собирать вещи. Мысли крутились в голове хороводом: «Никакой Австралии!», «Родителям до меня нет дела», «Виталик, Виталик, Виталик», «А как же мой дорогой кенгуру? Неужели я его никогда не увижу?»
– Не раскисай! – строго наказала я себе и с остервенением начала дергать за молнию, чтобы закрыть набитую до отказа сумку. Подумать только – целый месяц я кормила себя надеждами и мечтами, а в итоге лишилась всего – и надежд, и тех самый мечтаний. Глупо и обидно. 
Папа заглянул в комнату, как раз в тот момент, когда я трясущимися руками пыталась застегнуть молнию. Мне было очень горько, но сила воли помогала сдержаться и не заплакать. Папа покачал головой и опустился на краешек кровати. Я решила сделать вид, что в упор его не замечаю.
– На северный полюс собралась с таким-то багажом? – попытался пошутить он. Я не ответила, и папа серьезно добавил: – Познакомить вас получше была идея Леонида, не моя. Он считает, что лучшей кандидатуры его сыну не найти. Хочу, чтобы ты знала, что я не... не собирался заниматься сводничеством.
«А мне от этого знания ни тепло, ни холодно!» – хотела выкрикнуть я и добавить еще что-нибудь резкое и колкое, но вовремя вспомнила, что игнорирую отца. Низко склонившись над сумкой, я вновь дернула молнию и, эврика, та сдвинулась с места.
– Ты вправе на нас злиться, – продолжил он виноватым тоном. – Мы знаем, как для тебя важен твой день рождения, но...
Я гневно взглянула на отца. Вид у меня был наверняка жалкий: дрожащая нижняя губа – прямое свидетельство того, что я вот-вот расплачусь, печальные глаза, наполненные слезами, которым ни в коем случае нельзя было прорваться наружу, и хлюпающий нос. Скорее я походила на маленькую разобиженную на весь белый свет девочку, чем на взрослую разумную дочь.
Но папа не закончил фразу и развел руками. И как же я не любила это «но». Вот всегда оно встает между слов и рушит человеческие судьбы. Я постаралась вложить в свои слова как можно больше чувств и как можно грубее произнесла:
– Ненавижу... Ненавижу Демидова... Ненавижу свою жизнь...
Получилось, конечно, слабовато, но для папы сошло. Он тяжело вздохнул. Больше ничего не добавив, папа поднялся на ноги и, немного потоптавшись в дверях, вышел из комнаты.
Но не успела я вздохнуть с облегчением и поднять с кровати сумку, как в комнате появилась мама. В отличие от отца, она не хотела виниться, а была полностью убеждена в своей правоте. Заметив собранную спортивную сумку, она скептически поджала губы. На ее лице застыло выражение: «Кого ты пытаешься запугать? Думаешь, я поверю, что ты вот так просто соберешься и уедешь, когда я все уже придумала?»
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься... – зашипела мама, словно разгневанная гусыня. – Семья Демидовых имеет большой вес в обществе. Тебе будут открыты все дороги... К тому же, папа прав. Никто в загс тебя на следующий день не потянет. Ты закончишь школу, и только потом...
– О чем ты говоришь, мама? – я резко прервала ее пылкую речь. – Свести меня с этим уродом Виталиком?
Мама вспыхнула словно спичка.
– Он никакой не урод! – чуть ли не выкрикнула она. – А довольно симпатичный молодой человек... К тому же, мне надоело открывать тебе глаза и показывать, что для тебя лучше. Раз сама не понимаешь, то позволь решить за тебя.
«Решить за тебя», – повторила я ее слова.
– Не бывать этому, – твердо произнесла я, в одно мгновение превратившись из маленькой капризной девчонки в самоуверенного человека, определенно знающего, что ему нужно делать. – Я взрослая, и предоставь мне самой сделать выбор...
– Ты не понимаешь... Ничего не понимаешь... – завелась мама.
– Знаешь... – резко перебила я ее. – Я УЕЗЖАЮ ИЗ ДОМА СЕЙЧАС ЖЕ.
Мама поджала губы и скривила лицо. Это значило что-то одно из двух: либо у нее сейчас случится истерика, либо она зайдется гневной тирадой на тему: «И какая же у меня неблагодарная дочь!». Так как мне не особо интересно было знать, что мама выберет, я выдернула из розетки телефон и, задрав к потолку нос, гордо прошествовала к выходу. Но не успела дотронуться до ручки парадной двери, как до меня донесся отчаянный крик матери. Наверняка она до последнего отказывалась верить, что «ее глупая дочурка» настроена решительно. В коридоре послышался шум торопливых шагов и, не дожидаясь пока мама меня настигнет, я поспешно выскочила на лестничную площадку. Проигнорировав лифт (на своих двоих определенно быстрее), я, перескакивая через несколько ступенек, чуть ли не кубарем скатилась вниз.
Возле подъезда ждал отец. Вначале я подумала, что он решил меня остановить, и поспешно приготовила целую речь о самостоятельности и праве собственного выбора, как тот произнес:
– Давай подброшу до вокзала. Лисенок, я просто хочу, чтобы ты благополучно доехала до стариков.
Папа потянулся к моей сумке, чтобы убрать в багажник. Но, засомневавшись, стоит ли так просто довериться отцу, я лишь сильнее вцепилась в ремешок на своем плече.
Тем временем голос мамы уже слышался совсем близко (наверняка она тоже не стала дожидаться лифта и теперь со всех ног неслась вниз), а значит, времени на раздумья было немного, и я, всучив отцу сумку, запрыгнула на переднее сиденье машины.
Папа завел мотор как раз в тот момент, когда из дома выбежала раскрасневшаяся и разгневанная мама. Он даже не остановился, когда та бросилась к машине, размахивая руками, а наоборот, нажал на газ. Я плотнее закрыла окно, чтобы не слышать маминых обвинений в мой адрес, которые наверняка услышал весь двор. Соседские мальчишки даже бросили мяч, с интересом уставившись в сторону орущей возле подъезда женщины в бархатном розовом халате и пушистых мягких тапках, а бабульки, сидящие на лавочках, тут же навострили глуховатые уши.
– Похоже, она еще долго будет меня винить за сорванные планы, – произнесла я вслух, а мысленно добавила: «Наверняка, в мечтах уже давно видит себя открывающей дверь в дом Демидовых собственным ключом».
– Переживет, – коротко ответил отец и мы выехали на шоссе.
Не скрою, сегодняшний поступок отца меня удивил. Он ведь просто боготворил издателя, на встречу к которому сейчас опаздывал. И все ради... меня?! Я уже готова была простить его за сорвавшийся отпуск, но вспомнив про сватовство с Виталиком, недовольно отвернулась к окну.
 
Когда-то мы с папой были очень дружны, а после его знакомства с Демидовым и нахлынувшей писательской славы он стал слишком занятым. Отец проводил со мной не больше пяти минут за завтраком, пяти – за ужином, и двух – если сталкивались в коридоре по пути на кухню или в ванную. Итого – двенадцать минут за день – не густо.
Впрочем, несмотря на нехватку личного внимания, папа всегда находил лишнюю минутку (и не одну), чтобы позвонить. Этих минуток было куда больше, чем встреч за завтраком, ужином и в коридоре квартиры. Моя голосовая почта была забита его сообщениями, а при звуке знакомого рингтона, присвоенного номеру моего родителя, всегда хотела провалиться сквозь землю. Папа общался со мной как с малышкой, устраивая постоянные допросы касаемо того, где я нахожусь в данный момент, с кем, почему долго не снимаю трубку или не перезваниваю. И так каждый день. Папа даже составил для себя список школьных перемен, и, стоило прозвенеть звонку с урока, как мой мобильник начинал орать песню Caro Emerald «That is man». Вздрагивали абсолютно все.
– Обещай, что будешь мне звонить или писать, – строго потребовал отец, и я обреченно вздохнула: «Ну вот, опять начинается!»
– Боюсь, что мой телефон умрет еще до того момента, как я доберусь до стариков, – произнесла я и взглянула на подзаряжающийся мобильник. – Он почти разрядился.
– Насколько мне известно, до ближайшего поселка на автобусе ехать не дольше часа, – все тем же тоном, не требующим возражений, произнес отец. – Там есть и телефон, и интернет... И почта. Можешь написать своему отцу обычное письмо.
– И у тебя будет время его прочесть? – усмехнулась я, сразу же заметив его укоризненный взгляд. – Ладно, – добавила я нехотя. – Буду писать письма раз в неделю...
– Минимум раз в два-три дня, – неумолимым тоном произнес папа. – И это не считая твоего сообщения, как приедешь на место. И учти, Алиса, не выйдешь на связь, мы с матерью тебя тут же заберем домой. И еще... Скоро в школу, поэтому не особо там приживайся...
Возразить было нечего. Я обиженно на него глянула и все же решила, что лучше не рисковать. Ведь папа и вправду может приехать. Утащит меня домой и придется коротать денечки в обществе Виталика. А мама все время будет меня ругать. Я вздрогнула и снова отвернулась к окну. Папа расценил мою реакцию иначе, и недовольно произнес:
– Если ты отказываешься от столь незначительной моей просьбы, то я не вижу смысла продолжать путь.
– Обещаю, что обязательно напишу или позвоню, – четко произнесла я, нехотя отрывая взгляд от размашистой ели, выросшей совсем рядом с дорогой. – Раз в два – максимум три дня буду тебе звонить или отправлять электронные письма. А еще обязательно напишу повесть и пришлю посылкой, попробуй только не прочесть.
Отец хмыкнул, и я тоже еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. «Что же, доченька идет по стопам своего папеньки», – подумала я.
Ели больше не встречались. Мы гнали по ровной трассе – прямиком к вокзалу. Мимо проносились машины, автобусы, рекламные плакаты и мигающие вывески. На часах было почти три. Папа сильно опаздывал на встречу, хотя старался не подавать виду, что нервничает.
– Не нужно было меня отвозить, – произнесла я, не отрывая взгляда от часов.
– За меня не переживай, я уже созвонился с Леонидом, – отозвался отец, высматривая впереди парковочное место.
– Ты сказал ему, что отвезешь меня на вокзал? – удивилась я.
– Разумеется, нет, – фыркнул папа, аккуратно втискиваясь между машинами. – Не думаю, что ему понравится твой внезапный отъезд. Он ведь очень даже серьезно воспринял идею породниться нашим семьям. Ты ему нравишься. Не будь твой брат женат, непременно он бы и свою Алину сосватал.
– Это уж точно, – согласилась я.
 
Моему брату везло по жизни. Школу он закончил с золотой медалью, институт – с красным дипломом, и женился на самой чудесной девушке на свете. Катя была просто воплощением всех качеств идеальной женщины: красива, умна, хорошо готовит, умеет вязать и играть на пианино. Ко всему прочему, она занимается конным спортом и раз в две недели ходит не стрельбище. Девушка училась в институте на заочной форме и была всего на полтора года старше меня. Уму непостижимо... До Кати мне было очень, ну очень далеко... К сожалению, в отличие от нее, идеальной девушкой меня сложно было назвать.
– Мне жаль, что не получилось с твоим днем рождения, – искренне посочувствовал отец. – Ты уже совсем взрослая и вправе принимать взрослые решения.
Карие глаза папы внимательно меня изучали, словно сам он не верил в произнесенные только что слова. Да и я сама не особо верила в правильность своего решения. Конечно, в последние десять лет я ездила к старикам практически каждый год на летние каникулы, но все же каждый раз искренне верила, что подобное «удовольствие» больше не случится.
«Вот и не случилось...» – расстроенно думала я, отправляясь в путь.
– Ты не передумала, Лисенок? – папа заметил неуверенность на моем лице.
Перед глазами тут же возник образ подвыпившего Виталика «во всей красе».
– Нет! – твердо произнесла я. – Уверена на все сто процентов.
Папа купил билет и проводил меня до вагона поезда. Прежде, чем я вошла внутрь, он крепко меня обнял и чмокнул в макушку.
– Буду скучать по тебе, Лисенок, – с чувством произнес он и мне потребовалось невероятное самообладание, чтобы все же встать на металлическую подножку вагона.
«Уже скучаю», – мысленно прошептала я и поспешно скрылась в поезде.
Когда я нашла свое купе, даже не ожидала, что выгляну из окна и увижу на перроне папу. Почему-то казалось, что, посадив меня в поезд, он галопом помчится к своему драгоценному Демидову, но папа терпеливо ждал гудка, встав напротив окна. Я запомнила каждую черту в его лице, как он был одет, и что в руках он держал темный потрепанный портфельчик, в котором всегда носил свои рукописи.
Громкий протяжный гудок послужил сигналом к отправке поезда. Папа поднял левую руку на прощание, а я приложила свою к стеклу, после чего поезд тронулся.
 

Серой мышкой для родителей я стала довольно давно. Раньше папа часто носил меня на руках и называл своей принцессой. Но об этом оставались лишь далекие воспоминания. Папина работа постепенно вытеснила меня на второй план, а сама встала на первый. Мама же никогда не относилась ко мне с особой любовью. Если в Филиппе она души не чаяла, и он ни разу в жизни ее не разочаровал, то я была сплошным наказанием: училась плохо, часто вредничала и, по мнению мамы, росла «ленивой самовлюбленной дурочкой». Когда же мама пребывала в замечательном расположении духа и забывала, что я несносная девчонка, ее «Люблю тебя!» все равно звучало более чем неубедительно.
Когда начались папины бесконечные командировки, наша семейная жизнь круто изменилась. Отца часто не было дома, а мы с Филиппом оставались с мамой. Она жутко переживала, злилась, и порой смотрела на меня таким обвинительным взглядом, словно считала виновницей того, что ее супруг сейчас на работе, а не с ней.
И так продолжалось очень долго. Чем больше книг писал отец, тем холоднее становились отношения в семье.
 
– Чай, кофе... – вернула меня к реальности молодая женщина-проводница, заглянувшая в купе, – ...печенье, конфеты, шоколад... Что-нибудь хотите?
– Ага, – кивнула я.
Есть совсем не хотелось, но я все же купила знакомые шоколадные батончики. Ехать еще было долго.
Расплатившись с добродушной на вид проводницей, я опустилась обратно на место и, зашуршав оберткой, вновь погрузилась в воспоминания.
 
В третьем классе первого сентября некому было проводить меня в школу. Филипп учился в другом районе, папе срочно нужно было уехать в командировку в соседний город, а мама, которой надоело сидеть дома одной, напросилась с ним. До школы Филиппу приходилось ехать на автобусе не меньше часа, но так как ему было уже четырнадцать (почти пятнадцать), в провожатом он не нуждался. А до моей школы идти всего пять минут, но отпускать меня одну родители не хотели. И был найден выход: папа попросил своего друга за мной присмотреть...
Затея, как оказалось после, была не лучшей. Дядя Коля (так его звали) напился и, начав приставать к молоденьким мамочкам, ввязался в драку с ревнивым мужем одной из них. В итоге вызвали полицию, и нас (видимо, решили, что дядя Коля – мой папа) увезли в отделение. До сих пор изумляюсь своей находчивости, ведь в самый последний момент я догадалась позвонить брату и сообщить по какому именно адресу нас увезли.
Долго полицейские ломали голову над тем, что со мной делать. Папиного друга без особых церемоний они сразу же посадили за решетку к другим пьяным и буйным мужчинам, а меня – на высокий стул возле стола дежурного полицейского. Он долго буравил меня своими маленькими темными глазками, поглаживал свою реденькую козлиную бородку и озабоченно покачивал головой. А так как мужчина не мог дозвониться родителям, он до смерти напугал, что отвезет меня в детский дом, и я никогда больше не буду иметь свою личную комнату, игрушки и сладости. А главное – не увижу родителей.
Неудивительно, что после таких речей, стоило Филиппу войти в кабинет, как я с дикими воплями: «Не хочу в детский дом, хочу домой!» и заплаканным лицом бросилась к нему на шею.
Казалось, на этом все должно было бы благополучно закончиться, но блюстители порядка не спешили нас отпускать. Они, собравшись возле стола дежурного, чуть ли не всем отделением внимательно разглядывали паспорт Филиппа и недоверчиво косились на меня. Полицейские, по каким-то ясным только им причинам, не верили, что молодой человек, стоящий перед ними, мой родной брат. И, признаться, где-то в глубине души я их понимала. Внешне мы были совершенно непохожи, и единственное, что нас роднило, так это карие глаза. Но ведь карие глаза почти у каждого второго человека в мире... Дежурный наотрез отказывался отпускать нас домой. Он даже пригрозил брату, что посадит в тюрьму. Похоже, пугать детей было его любимым занятием.
Вот такое первое сентября случилось у меня в девять лет. 
За несколько часов, пока не приехали родители, я жалась к брату как маленький беззащитный птенчик, боясь, что того у меня могут отнять.
Освободили нас к восьми вечера, когда приехали родители. Папа быстро доказал, что мы одна сплоченная семья, и даже высвободил из заключения своего друга. Конечно, пришлось прилично подождать, пока папа дал каждому из полицейских по автографу и сфотографировался на память, а потом мы отправились домой. В то время, когда мы с мамой и Филиппом добирались до дома своим ходом, папа повез пьяного друга на машине в больницу, так как тому стало совсем худо.
Мама ворчала всю дорогу, сетовала на то, что «этот алкаш» (после случая с моим первым сентября дядю Колю она иначе не называла) испортит сиденья в машине; что он гораздо дороже для папы, чем его собственная семья, особенно его родная жена, вынужденная трястись и толкаться в общественном транспорте.
А потом она накинулась с осуждениями на свою непутевую дочь, которая тут же и стала виновницей того, что дядя Коля оказался пьян, что командировка папы сорвалась, что они провели больше часа в отделении милиции... Очень скоро к этому присоединились и другие обвинения. Не выдержав, я расплакалась, а брат же, как всегда, стал за меня заступаться. Так как для мамы Филипп был дороже всего на свете, она нехотя переключилась на другую тему, и оставшуюся дорогу до дома рассказывала, как чудесно они с папой съездили в соседний город. Но все же в конце повествования добавила, что если бы не пришлось так поспешно возвращаться (известно по чьей вине), непременно бы упросила папу остаться там еще на пару дней.
 
– Ну наконец-то, – раздался чей-то голос, и дверь в купе отъехала в сторону. 
Внутрь ввалились двое парней. Один – плотный, приземистый, круглолицый, розовощекий, а второй – наоборот – щуплый, высокий, бледный. Одеты они были явно не по моде. Первый – в рубашку с широкими рукавами, затянутую поясом на талии, которая делала юношу похожим на персонажа из какой-то старой русской сказки или былины. А второй – в ужасные старомодные бархатные брюки, которые даже ни один из моих дедушек в жизни не надел бы.
Когда парни опустились на диванчик напротив, и тот, который был в рубахе, на меня покосился, я инстинктивно потянулась к батончикам, разбросанным по столику, и поспешила спрятать в карманы.
– Да не нужны нам твои конфеты, – хихикнул он. Его спутник усмехнулся и тоже взглянул на меня. Темный взгляд (я бы сказала слишком темный!) прожег насквозь, и я вжалась в сиденье. – У нас и свои есть. Хочешь? – и он протянул мне батончик сникерса, а потом гордо добавил: – Я сам покупал в будке возле станции.
«В будке возле станции?» – переспросила я мысленно, но вслух тоже самое сказать не успела. Темноглазый парень толкнул своего знакомо в бок и, улыбаясь, произнес:
– Насколько я знаю, сладкое есть вредно.
 И хотя улыбающийся он выглядел более дружелюбно, мне жутко захотелось оказаться от этих ребят как можно дальше.
– Не знаю, чтобы шоколадка кому-нибудь навредила, – хмыкнул парень в рубахе и, заметив, что я не имею претензий на его сникерс, стал неумело его разворачивать.
Казалось бы, что сложного в том, чтобы вытащить шоколад из обертки, так нет же – парень весь взмок пока боролся с шоколадным батончиком, и в итоге не выдержав, произнес:
– Герман, дай нож.
Вначале мне показалось, что я ослышалась, но, когда черноглазый парень, сидящий напротив, с самым беспристрастным видом (словно делает это десять раз на дню) закатал свою штанину и вытащил нож, я чуть от страха не лишилась чувств. На лице же черноглазого не дрогнул ни единый мускул.
 «Ну вот мне и конец!» – мелькнула в голове ужасная мысль. Но меня не стали убивать. Открыв шоколадку, парень в рубахе вернул Герману нож, который спрятал его снова в свой сапог, а потом достал из сумки книгу. «Учебник для опытных убийц, носящих под брючиной нож?» – нервно хихикнула я и принялась очень медленно двигаться в сторону двери.
– А ты чего не ешь? – спросил у меня парень в рубахе. Я замерла и взглянула на дверь. «Интересно, если я прыгну, меня успеет схватить этот маньяк?» Почему же меня не покидала мысль, что книга в руках этого ноженосца всего-навсего усыпляющий бдительность жест. – Может тебе помочь ее открыть? Гер...
– Нет! – вскрикнула я.
Герман оторвался от своей книги и усмехнулся. Вот он-то точно, в отличие от своего спутника, заметил, что я жуть как напугана и находил это забавным. Вот паразит!
«Сейчас или никогда», – твердо решила я, приготовившись к броску в сторону выхода, как дверь в купе снова открылась и внутрь протиснулась какая-то полная девушка в розовых лосинах, такого же цвета футболке, и с большим бантом на голове. Своим появлением она тотчас приковала к себе внимание парней. Тяжело дыша и обливаясь потом, она стянула со своих плеч гигантский рюкзак и недовольно пожаловалась:
– Весь поезд облазила, чтобы найти купе. Кошмар какой-то! Даже проводника ни одного не встретила. Вымерли словно мухи, что ли?! –  девушка повернулась к парням, всплеснула руками и, кокетливо захлопав ресницами, добавила: – Ой, какие у меня попутчики хорошенькие. А я – Лара.
Девушка улыбнулась Герману и протянула свою пухлую ручку. Без сомнения, фразу «хорошенькие попутчики» она отнесла именно к нему. К тому же, справедливо отметить, что хоть Герман худой и бледный, зато очень даже симпатичный.
На меня же Лара обратила внимание только тогда, когда случайно чуть не села.
– Ой, ваша сестренка!? – заулыбалась девушка, стреляя глазками на парней. – Такая миленькая. И так на вас похожа...
– Я не их сестренка, – отрезала я, но Лара не обратила на мои слова никакого внимания.
Что до схожести с этими ребятами, я смело могла не согласиться с Ларой, да и мои попутчики походили друг на друга с тем же успехом, как кошка на мышку. «Глаза разуй, мы совсем не похожи!» – мысленно обратилась я к Ларе, но та явно не обладала способностью читать чужие мысли.
– Ты хочешь конфету, Лара? – любезно поинтересовался парень в рубахе и достал из этой самой рубахи еще один батончик сникерса. – Она очень вкусная. 
– Ну раз вкусная... – кокетливо засмеялась девушка. – Ты мне откроешь?
– Я открою! – крикнула я так громко, что каждый из находящихся в купе вздрогнул. – Дай сюда! – я вырвала из рук парня шоколадку и дрожащими пальцами принялась отскребать обертку.  
Когда я вручила Ларе сникерс, вид у нее был слегка сконфуженный. Без сомнения, она приняла меня за чокнутую. Но сейчас это было не важно. Мне ужас как не хотелось, чтобы Герман снова демонстрировал свой нож. Вообще, мысль о том, что какой-то парень носит в сапоге нож, чтобы срезать им обертки со сникерсов, пугала до чертиков. «И как его вообще на вокзале не остановили?» – задалась я вопросом. А потом меня осенила другая мысль, что эти парни бандиты и у них вообще нет билетов. 
«Проводника ни одного не встретила. Вымерли словно мухи, что ли?» – повторила я слова Лары, и неприятный холодок пробежал у меня по спине.
 
Минут через пять Лара выставила на стол угощения из своего рюкзака. Здесь была еда на любой вкус: жареная курица, домашние котлеты, тушеная рыба с овощами, соленые грибы, картофель в мундире. Сообщив загадочным тоном, что десерт впереди, Лара плюхнулась на сиденье (снова чудом на меня не сев) и произнесла:
– А теперь давайте знакомиться... Как я уже успела представиться, я – Лара. А вы кто, красавчики?
В голове так и кричало: «Бандиты, бандиты, бандиты». Внутренний голос настойчиво подсказывал, что нужно бежать из этого проклятого купе, но чувство голода, пробудившееся при виде всей этой еды, нашептывало другое: «Успеешь еще убежать, полакомись как следует». В общем, после неравной борьбы между разумом и плотью, я все же выбрала второе и потянулась к курице.
– Герман, – представился черноглазый.
– Тихон – первый помощник придворного мага, – на одном дыхании сообщил второй. А так как до меня смысл фразы дошел раньше, чем до остальных, кусок курицы так и застрял у меня в горле, и я закашлялась.
Лара изящно махнула пухлой ручкой.
– Юморист, – хихикнула она, и ее розовый бант колыхнулся на голове.
«Ненормальный... Псих...», – закричал встревоженный голосок в моей голове и, откашлявшись, я схватила стакан с соком. Неприятная мысль, что курица не стоит того, чтобы и дальше оставаться в этом купе, упрямо билась о стенки черепной коробки, словно мотылек о стекло.
– Да нет же, я и вправду помощник придворного мага, – настойчиво произнес паренек: похоже, Ларино недоверие весьма его задело.
Ума не приложу, как содержимое стакана с соком, так и не донесенное до моего рта, оказалось на старомодных брюках Германа.
– Ой, – пискнула я и вскочила на ноги одновременно с Германом, который явно не ожидал, что на него выплеснут липкий сладкий сок.
Поезд качнуло в сторону, стакан упал на пол и закатился под стол, и я оказалась в объятиях Германа, точнее завалилась на него, а он чудом удержал равновесие. Темный недовольный взгляд прожег меня на сквозь, и я поспешно бухнулась на колени и поползла к столику, чтобы достать стакан.
– Скажи спасибо, что это не горячий чай, – снова захихикала Лара, а Герман, то ли фыркнув, то ли хмыкнув (к счастью, оказавшись под столом, я не видела его лица), опустился на свое место. 
Тихон тоже засмеялся, наверняка выражение взбешенного лица друга его позабавило, а я зашарила рукой под столом в поисках злосчастной посудины. Почему-то из головы не выходил образ ножа, скрытого под штаниной парня, которого злить мне не хотелось. Знай Лара об этом, наверняка бы так не веселилась.
– Ну, вы и смешные ребята, – девушка хлопнула меня рукой по спине, отчего я ниже осела на пол. Ее дружеский шлепок чуть не выбил из меня весь дух. – Повезло же все-таки с попутчиками. Вы обязательно должны оставить мне свои телефоны, и в следующий раз мы снова поедем все вместе.
– Только через мой труп, – мрачно сообщила я из-под стола. Стакан, который я успела поднять, снова упал на пол, а я схватилась руками за рот, поняв, что произнесла фразу вслух. Да еще зачем-то мотнула головой и сильно ударилась о столешницу. «Ну вот... Шишка на затылке мне обеспечена», – морщась от боли, решила я.
Впрочем, мое смелое заявление ничуть не испортило атмосферу, и Лара с Тихоном снова засмеялись, и к ним даже присоединился Герман. Никогда бы не подумала, что последний не только умеет улыбаться, но и смеяться.
– Так, мальчики, – насмеявшись вдоволь, произнесла Лара. – Налетайте на еду, а то ваша сестренка все съест сама. Видите, какой у нее жадный взгляд!
Я укоризненно посмотрела на Лару, уязвленная больше не тем, что она называет меня обжорой (съела всего-то одну ножку), а что я в ее газах стала «сестренкой» этих психов. Так и хотелось сообщить: «Не сестра я им!» и, распрямив плечи, гордо прошествовать к выходу, но... Здесь столько вкусностей!
 
Съесть все я, разумеется, не смогла, зато достаточно, чтобы почувствовать себя неповоротливым, обжорливым хомяком. Герман с Тихоном удалились из купе и, если раньше, чтобы сбежать – это был лучший повод, то сейчас мне хотелось одного – хорошенько вздремнуть.
Когда парни вернулись, Лара достала из рюкзака десерт, но я так и не узнала, что это было, провалившись в сытый сон еще задолго до этого. 
Проснулась я внезапно, чувствуя, что на меня кто-то долго и упорно смотрит. Открыв глаза, я тут же заметила сидящих напротив Германа с Тихоном, прожигающих своими взглядами. Если глаза Тихона миндалевого цвета еще можно было назвать добрыми, то про черный взгляд Германа, увы, такого не скажешь. Мне стало не по себе, и я огляделась в поисках Лары, но не увидела ни самой девушки, ни ее вещей.
– Лара попросила нас за нее попрощаться, – сообщил Герман. – Ей было очень неудобно будить нашу сестренку.
«Вот жук», – подумала я, а в слух произнесла:
– Что?  Я не совсем понимаю...
– Да все ты прекрасно понимаешь! – ответил Герман, проследив за моим взглядом, направленным к двери. – Осторожнее, крошка, я не хочу тебя поранить.
Мороз пробежался по коже и я, стараясь не делать резких движений, потянулась к своей сумке, где на всякий случай носила перечный баллончик – подарок на прошлый день рождения от Нади (как и мама, подруга тоже не умела выбирать подарки, но в данный момент я так не считала). Впрочем, сумки на прежнем месте не оказалось. «Ну конечно, иначе и быть не может», – подавила я тяжелый вздох.
Жутко испугавшись, но стараясь этого не показывать, я медленно начала двигаться в сторону двери. Как–никак, у меня ведь в рукаве был козырь – посещение кружка по самообороне с третьего класса. Постоять я за себя могла. По-крайней мере, попытаться постоять за себя.
За окном неспешно ползла вереница похожих друг на друга деревьев. В детстве я очень любила ездить в поездах и слушать, как равномерно стучат колеса, а мимо проносятся немыслимой красоты пейзажи. Но сегодня меня куда сильнее заботило собственное спасение из лап маньяков-убийц.
Герман не сводил с меня глаз и, почти синхронно, тоже двигался в моем направлении – медленно и осторожно.
– Да хватит вам... – осуждающим голосом произнес Тихон, и я рванула к выходу.
Будь обстоятельства немного иными, я непременно бы похвалила Германа за такую быструю реакцию, но сейчас лишь врезала ему кулаком под дых. Парень в долгу не остался и с силой рванул меня за волосы.
– Хватит вам! – повторил Тихон, и в следующий момент стал оттаскивать своего друга назад, а я, пища от боли и страха, заскреблась в дверь, пытаясь ее открыть. Получилось это только с третьей попытки, и я, не веря своему счастью, выскочила в коридор. – Алиса, постой...
Я сообразила, что Тихон назвал меня по имени, лишь добежав до конца поезда, но тут же об этом забыла. Не встретив на своем пути ни одного проводника, я попыталась открыть заднюю дверь (уже представляя, как выпрыгиваю из поезда и волоком скатываюсь вниз дальше от путей), но та не поддалась.
 
– Нам нужно поговорить, – Тихон зашел в тамбур в тот момент, когда я изо всех сил дергала за дверную ручку. – Мы не причиним тебе вреда!
– Да неужели? – злобно крикнула я. – И почему это я должна тебе верить? Решили меня убить? Фигушки! К вашему сведению, я знаю некоторые... все приемы по самообороне и... лучше ко мне не подходи! – предупредила я, оборонительно выставив перед собой руки.
– Если бы мы хотели тебя убить, то сделали бы это пока ты спала, – произнес он в ответ. С ума сойти, но Тихон был спокоен как удав, в отличие от меня, не перестающей дергать за ручку и со всей силы колотить в запертую дверь. – Сама посуди. Это ведь глупо. Мы час сидели и ждали, когда ты проснешься, чтобы убить тебя?
Я перестала биться в дверь и нехотя повернулась к Тихону. А ведь в его словах действительно был здравый смысл.
– Ладно, говори, – смилостивилась я.
– Вернемся в купе? – с надеждой спросил он. 
– К твоему ненормальному дружку? – хмыкнула я. – С ума что ли сошел? Нет, конечно. Говори зде...
– Ненормальный дружок уже здесь, – сообщил Герман о своем появлении и остановился в паре шагов от Тихона. 
Я тут же напряглась, но Герман, похоже, нападать не собирался. А Тихон решил выступить в качестве миротворца.
– Мы скоро приедем, – рассудительным тоном произнес он. – Предлагаю вернуться в купе. Наш разговор займет всего пару минут. Ты же не хочешь бросать свои вещи.
«Лучше уж бросить вещи, чем расстаться с жизнью», – твердо решила я, а потом вспомнила, что лишать жизни меня вроде как никто не собирается.
– Вы ведь все равно не отстанете, – догадалась я, нехотя опуская руки.
– Именно, – подтвердил Герман, хитро улыбнувшись.
 
Я приняла тяжелое для себя решение и все же вернулась в купе в сопровождении ребят. Но Герман с Тихоном с разговором не спешили. Они дождались, пока я вытащила из-под лавки свою сумку, проверила все ли на месте, села напротив них и, скрестив на груди руки, небрежно произнесла:
– И о чем вы хотели поговорить?
Тихон облегчено выдохнул (наверное, все еще не верил, что я вот так просто решусь их выслушать) и посмотрел на Германа, который таким же небрежным как у меня тоном спросил:
– Ты вспомнила нас? Где и когда мы встречались раньше?!
Я не сдержалась и фыркнула от возмущения. Как он вообще мог предположить такое, будто я могла встретить их раньше, ведь познакомилась с ними только сегодня, да и то не при лучших обстоятельствах?
– Конечно же нет, – процедила я сквозь зубы, даже не пытаясь скрыть раздражения.
– Уверена? – спросил Герман недоверчиво и наклонил голову на бок. Его темный колючий взгляд задел меня за живое.
– Разумеется, уверена, – вскипая от гнева, подтвердила я. – Вы оба психи, да еще опасные. Думаете, это нормально, таскать повсюду с собой нож и срезать им упаковки? Откуда я знаю, может вы убийцы, и этим самым ножичком прикончили кого-нибудь, к примеру, проводника в поезде...
– Какая бурная фантазия, – хмыкнул Герман. – Тебе бы книжки только писать про...
– И что это еще за помощник придворного мага? – не унималась я, заметив, как Тихон обиженно прикусил губу. – Скажу честно, что в моей жизни вы самые странные попутчики, и встреться мы раньше, я бы точно это запомнила и в следующий раз обходила бы вас стороной.
– Не советую делать поспешных выводов, – похоже мои слова ничуть не огорчили Германа, а даже наоборот, он нашел в них что-то смешное. – Как бы жалеть потом не пришлось...
– Подходи к главному, – резко перебил друга Тихон. – Мне кажется, что она и вправду нас не помнит.
– Или хорошо притворяется, – заметил его друг, и мой гнев, начинавший постепенно угасать после произнесенных длинных обличающих тирад, вспыхнул с новой силой.
– Я без понятия, что такого вы хотите мне сообщить, но предупреждаю, что память у меня хорошая и, чтобы вы ни делали, ничего у вас не выйдет. И вообще, уже прошло больше пары минут и мне пора, – я поднялась на ноги, но Герман с Тихоном тут же усадили меня обратно, – Если не отпустите сию же секунду, я закричу и... Ай!
– Готово, – сообщил Герман. – Теперь можешь идти.
– Но так нельзя, – напустился на друга Тихон. – Нужно ей рассказать, прежде чем сваливать все как...
– Успокойся, брат. Все будет в порядке, – заверил Герман друга. – Полчаса, и ее память вернется.
– Да пошли вы, психи! – выкрикнула я и выскочила из купе.
Я не поняла, что произошло, но казалось, что Герман, коснувшись моей руки, чем-то уколол меня. Вначале я почувствовала боль, затем страх, а сейчас кроме ярости ничего не испытывала. Не знаю, что за игры были у этой парочки, но глумиться над собой я им уж точно не дам.
 
О феноменальной способности своей памяти я ничуть не преувеличивала. Бывало, мы с Надей сталкивались в коридоре с каким-нибудь неприметным школьником, мимолетно зацеплялись языками и больше не виделись до конца года, но, встретившись снова, я с легкостью могла пересказать наш разговор, состоявшийся довольно давно, назвать его имя и то, в чем он был одет в прошлый раз. Память была моей гордостью, и я отчаянно пыталась приладить ее к урокам, но с ними такое не срабатывало. Математические формулы и даты сражений вылетали из моей головы быстрее, чем успевали туда попасть, зато люди... С людьми все было совершенно иначе.
Не знаю, когда у меня это началось, но папа рассказывал, что первое слово (и это не был младенческий лепет) я произнесла, когда мне исполнилось всего полгода. Он утверждает, что не помнит, что это было за слово, так как на следующий день было еще одно, затем еще и еще... В год я уже вовсю разговаривала, а мама хвасталась своим подругам, что я вундеркинд, но, как оказалось, ее ждало жестокое разочарование. Вундеркиндом я не стала, в садике талантами не блистала, а учеба в школе вообще заставляла желать лучшего.
Когда я однажды объявила во всеуслышание, что видела нашу учительницу (а было это в младших классах) выходящей из пивного бара, та упорно (с пеною у рта) принялась обвинять меня в клевете и доказывать, что я ошиблась. А я, в свою очередь (без пены, но не менее упорно), утверждать, что это она врет, а я права. Конфликт загладить смог только мой отец, и то, заставив меня признать, что я ошиблась, хоть мы оба прекрасно знали, что это не так. А эта учительница до сих пор работает в школе и смотрит на меня косо – знает, что я знаю.
Впрочем, людей, обладающих хорошей памятью, в мире достаточно много. Некоторые способны читать книги, лишь пробегая глазами по странице, некоторые – сохранить в голове все известные исторические даты, некоторые – вычитать и умножать в уме, а вот мне досталась способность запоминать людей, хоть раз их увидев.
Таким образом, используя свою способность, я была полностью уверена в том, что Герман с Тихоном мне не знакомы. А вот проводницу из соседнего вагона я сразу узнала. За все поездки к старикам я видела ее не часто, а заговаривала и того реже. Но когда бы мы с ней ни сталкивались, она все время улыбалась и хвалила наряд или прическу.
– Привет, милая, замечательно выглядишь! – произнесла она и на этот раз.
Я сошла с подножки поезда, стоило тому затормозить. Он, простояв на станции не больше полуминуты (я даже не успела пройти половины перрона), неспешно потянулся дальше и, как не уговаривала себя не смотреть на него, не удержалась и взглянула на окна купе, в котором ехала. Почему-то ждала увидеть Германа с Тихоном, но парней там не оказалось. По телу стало расползаться беспокойство. Чего-чего, а теперь запомню их на всю жизнь. Погладив уколотый локоть, я отвернулась от поезда и прибавила шагу.
 
С вокзала я прямиком направилась к пристани. Старики жили на полуострове. Быстрее всего добраться до них было на пароме, но проблема состояла в том, что я жутко боялась воды. Проехаться на таком пароме для меня было равносильно смерти, но все же пришлось купить билет. Отправившись в обход, я добралась бы до стариков только к утру завтрашнего дня, поэтому уже через пятнадцать минут выискивала себе уютный уголок на «плавучем кошмаре» и радовалась, что мы уже отчалили от берега и возможности передумать плыть уже нет.
Как-то лет в пять я чуть не утонула, когда мы с родителями решили поплавать в одном из городских водоемов. Не послушав отца и зайдя далеко в воду, я оступилась, и стала тонуть. Поэтому «кататься на волнах» я могла только с крепко закрытыми глазами. Найдя свободную лавку, я так и поступила сейчас.
Пока мы плыли, чайки галдели как сумасшедшие, а волны нещадно били судно, качая его из стороны в сторону... Ну, по крайней мере мне, боящейся плавать, так казалось. Я задержала дыхание, но, разумеется, его хватило ненадолго, и вскоре пришлось глотнуть пропахшего рыбой и водорослями воздуха. Кто-то назвал бы его свежим, а мне он опять же казался ужасным. «И как детвора на палубе умудряется смеяться?» – недоумевала я.
Приоткрыв один глаз, я увидела перекинувшегося через бортик хохочущего мальчишку лет десяти. Просто невероятно... Но еще невероятнее было увидеть знакомое лицо.
– Тихон! – ахнула я, разлепив и второй глаз.
Я была уверена на все сто процентов, что это был именно он. Вот только что прошел мимо... «Ведь у меня феноменальная память на лица», – припомнила я.
Поднявшись на ноги, я поспешно пересекла палубу. Наш паром качало из стороны в сторону, но, как ни странно, мне удавалось сохранять некое равновесие, а про свою боязнь к воде я позабыла вовсе. Главной целью было найти Тихона, и будь я не я, если у меня это не получится.
Какой-то прыщавый парень, не перестающий ни на секунду улыбаться, заметив, что я кого-то ищу, предложил свою помощь. Я деликатно отказалась, но парень явно этого не понял и попытался приобнять меня за талию. Проворно увернулась, я поспешно завернула за угол, где лицом к лицу столкнулась с Германом. Парень был удивлен не меньше моего!
– А ну стоять! – велела я и, догнав его лишь на середине лестницы, схватила за руку. – Вы что, оба за мной следите?
– Нужна ты нам... – ответил Герман достаточно грубо, и усмехнулся. – Разве я виноват, что нам по пути?
– По пути? – вскипела я. – Да нам никогда не было и не будет по пути. Вы просто психи...
– Слышали уже, – устало произнес Герман. – Крошка, просто, когда я перестану быть для тебя психом, дай знать, хорошо? 
Я открыла было рот, чтобы сказать какую-нибудь резкость, но тут произошли две вещи, помещавшие мне это сделать: паром издал протяжный гудок, сообщая, что мы подплыли к месту назначения, а потом посудина резко начала тормозить. Я не успела схватиться за перила, рука Германа выскользнула из моего захвата, и меня по инерции отбросило назад.  К счастью, сзади очень удачно оказался Тихон. Он смягчил мое падение, поэтому я отделалась лишь легким испугом, а парень – несколькими ушибами и синяками.
– Пожалуйста, поосторожнее, – взмолился Тихон, когда я, пытаясь подняться на ноги, локтем ударила его под дых, поставив дополнительный синяк.
– Ты жив? – еле сдерживая смех, обратился Герман к другу, и одним рывком поднял того на ноги.
– Словно меня превратили в хлебную лепешку, – ответил он и с укоризной глянул на меня. – А ведь с виду маленькая и худенькая! – я как раз поднялась на ноги, глазами метая в обоих молнии.
– Еще раз вас увижу, пеняйте на себя, и не смейте больше за мной следить, – ответила я вместо извинения. Им нужно было извиняться, так как это они гнались за мной по всему поезду, потом чем-то укололи и снова попались на пути.
Я хотела пройти мимо ребят с гордо поднятой головой, но споткнулась и рухнула в объятия того самого прыщавого парня, который пять минут назад пытался ухватить меня за талию. Ему все-таки это удалось и он, не переставая улыбаться, произнес:
– Дашь телефончик, красотка?
– Размечтался, – фыркнула я и, громко топая, направилась к трапу.
И снова чуть не упала, причем в воду. Тихон захихикал, и я обернулась, чтобы грозно на него глянуть, но в этот самый момент на меня наехала тележка какой-то женщины с чемоданом в половину ее роста и маленькой лохматой болонкой. Собачка, которую она держала на руках, отчаянно затявкала. 
Ничего не скажешь, эффектно уйти у меня не получилось.
 
В автобусе я просто кипела от гнева. Мало того, что у меня не получилось открыть окно, а рядом села та самая женщина со злобной собачкой, так еще в салоне оказались Герман с Тихоном. Я даже не заметила, как они вошли. Они сели на свободные места сзади. Затылком я чувствовала, что они смотрят на меня. Меньше всего на свете хотелось показывать своей адрес, поэтому, когда я в самый последний момент выбегала из автобуса, меня чудом не прищемили двери, а водитель обругал крепким словцом.
– Вот так-то съели! – крикнула я вслед уезжающему автобусу.
Пока ждала следующий, подошедший только через полтора часа, истоптала вдоль и поперек остановку и прилегающую к ней территорию, съела пару мороженых, прикончила пакет чипсов, выпила бутылку воды и позвонила отцу, сообщив, что благополучно добралась до места.
Утешала меня одна единственная мысль, что Германа с Тихоном я больше не увижу. «Теперь они точно не узнают мой адрес», – радовалась я тому, как мудро поступила. Ведь они наверняка бы увязались следом, а потом еще сказали бы, что нам по пути.
– А может и нет, – вздохнула я, заметив вдалеке новый автобус.
Меня вдруг посетила мысль, что парни за мной не следили, а просто ехали своей дорогой. Конечно, в поезде они показались чокнутыми психами, но на пароме и в автобусе... Просто, по закону подлости, который никогда не дремлет, так получилось, что нам и вправду было по пути. Ведь такое случается... Впрочем, раздумывать над этим мне не хотелось. Настроение и так испортилось.

Глава третья. ЛЕГЕНДА

Летом, на протяжении последних десяти лет, я проводила каникулы у дедушки и бабушки в деревне. Раньше к ним приезжал и Филипп, но став женатым человеком, перспектива, что он поедет к старикам вместе со мной и на этот раз, была призрачной. Впрочем, как и то, что в этом году я проведу лето в деревне, а не Австралии.

Через два часа тряски старенький автобус, чудом не развалившийся по пути, оказался на месте. Спрыгивая на каменистую сухую почву, я от души радовалась, что эта сумасшедшая поездочка закончилась. Дороги, ведущие к поселку, были еще ничего, но дальше начинался настоящий дорожный ад. Наш автобус нервно подпрыгивал на колдобинах и не пропустил ни одной ямы, чтобы в ней не застрять. При этом все время глох двигатель, а пассажиры заваливались в сторону накренившегося автобуса и панически глядели в окна. Водитель несколько раз выбегал из кабины, озабоченно кивал головой и просил мужчин подтолкнуть несчастную железку. Когда же автобус застрял в пятый раз, пассажиры (и мужчины, и женщины) без лишних слов вываливались на улицу и начали его толкать. 
Оставив меня на остановке, автобус выпустил пару клубов черного едкого дыма и покатил дальше (до следующей колдобины, где снова бы заглох двигатель). В салоне оставались еще несколько человек, тоскливо выглядывающих из окон. На их лицах было написано: «Ну и куда нас занесло?».

Да уж, Австралией это место не назовешь. «О, Австралия! О, кенгуру!» – снова заныла я.
 
С прошлого лета в деревне ничего не изменилось. Справа от дороги были старые покосившиеся заборчики, густые кустарники, выгоревшее пшеничное поле, ставшее сейчас пустырем, а слева – деревянные ветхие дома с прогнившими крышами, тянущиеся до самого леса. 
Про лес существовало множество легенд, и я знаю абсолютно все. А все благодаря деду, который каждый вечер рассказывал мне их вместо сказки на ночь. Начинал он словами: «Говорят, что...», а заканчивал: «…и их больше никто никогда не видел!». Бабушка ругала деда, утверждая, что маленьким детям («хрупким впечатлительным созданиям» – выражалась она) нельзя рассказывать подобные истории. Впрочем, нас с дедом это не останавливало. Он неумолимо продолжал завораживать меня легендами леса, а я – с радостью слушать.
Я не верила в леших и чертей, которые, по словам дедушки, жили в лесу и убивали заплутавших путников, поэтому лес представлялся мне не как мистическое место, а как большой лабиринт, из которого невозможно найти дорогу домой. Поэтому-то из всех историй я вынесла одну истину: «Держись от леса подальше». Так я и поступала все эти годы.
Всякий раз, глядя на лес, я испытывала непередаваемый словами трепет. Деревья казались мне живыми. Они покачивали мохнатыми темными кронами, словно упрашивая ступить на их территорию. Лес не пугал, а вызывал во мне почтительное уважение. Засыпая, я смотрела на темные кроны, вдыхала терпкий аромат хвои и слушала, как завывает ветер, а деревья, сгибаясь, издают скрипучий стон. Мне отчетливо слышался каждый шорох, каждый треск сучка, каждый тяжелый вздох, словно лес был живым, а я находилась не за несколько километров от опушки, а в самой чаще под звездным небом.
В отличие от меня, дедушка с бабушкой не трепетали, а боялись его. Я часто слышала, как они тревожно перешептывались между собой. Однажды дед даже признался, что видел на опушке человека. Он только решил его окликнуть, мол, «опасно находиться на опушке», как тот растворился в воздухе. В прямом смысле слова. «Вот так – был человек и уже его нету», – шептал дедушка всякий раз, рассказывая эту историю. А делал он это частенько.
Впервые он рассказал ее несколько лет назад, когда мы всей большой семьей собрались за праздничным столом (на юбилей бабушки), и поверил ему только папа. Да и не то, чтобы поверил; просто спросил, как выглядел этот человек, а когда дедушка подробно описал незнакомку (это была женщина), папа до конца вечера не произнес ни слова.
– С этим лесом определенно что-то нет так, – жаловался дедушка чуть ли не каждый день. А потом красноречиво описывал, что именно его насторожило. Женщина, испарившаяся в воздухе, была цветочками по сравнению с другими рассказами деда.
Бабушка сама не раз видела странное, но в отличие от дедушки не пыталась это анализировать. Ей и так других забот хватало, особенно с норовистыми гусями и суетливыми курицами. О мистике бабушка слышать не желала. Однако, каждое утро, бегая с мужем за водой, не могла не признать дедушкино утверждение, что «с лесом что-то не так». Возле опушки всегда чувствовалось чужое присутствие, словно кто-то внимательно наблюдает из-за стволов деревьев.
Впрочем, по собственном опыту сказать ничего не могу, так как бегать к опушке мне не разрешалось с детства. Сейчас я была уже взрослой, но привычкам изменять не решалась. Любоваться лесом издали, представлять, что нахожусь там – это одно, а быть там на самом деле – совершенно другое.
Я неспешно брела по тропинке к дому бабушки и дедушки, и заворожено смотрела на покачивающиеся вдалеке кроны елей. Дом стариков находился в самом конце улицы, ближе к лесу. Идти до него было далековато, но, с другой стороны, их домик был самым уединенным.
 
Моему деду, Николаю Николаевичу Петрову, было шестьдесят шесть лет. Каждое утро и каждый вечер он устраивал часовые пробежки и обливался холодной водой, причем этого графика придерживался во все месяцы года. Его жена – Людмила Андреевна Петрова – шестидесятичетырехлетняя женщина, делала все то же, что и ее супруг.
Питались они исключительно продуктами со своего огорода, в хозяйстве держали корову, козу, хряка со свиньей, десяток кур, петуха и стадо гусей. Как они управлялись с этой живностью, до сих пор ума приложить не могу. Мы с Филиппом за аквариумными рыбками усмотреть не смогли, а здесь – целый колхоз. И это еще не считая десятка кошек (приходящих и уходящих когда им вздумается) и большой собаки.
Старики очень отличались от остальных бабушек и дедушек и были совершенно непохожи на родителей. Папа с мамой, привыкшие к компьютерным технологиям и всевозможным удобствам, не смогли бы здесь прожить и суток. Хотя мама, скорее всего, и пары часов. Так уж вышло, но в нашей семье она была самой изнеженной особой. Как-то, приехав в гости к старикам, мама долго искала в доме туалет, чтобы помыть руки. И так бы и рыскала по дому, если бы дед не отправил ее на улицу к самодельной лейке. Мама тогда очень смутилась и спросила:
– Как же вы тут зимой живете?
– Так и живем, – ответил дед жизнерадостно.
А потом мама стала искать розетку, чтобы подзарядить телефон. И снова дед ее огорошил:
– Так электричества нету.
– Как это нету? – мама в ужасе выпучила на него глаза. – Совсем-совсем?
– Совсем-совсем! – не без злорадства (дедушка недолюбливал мою маму) улыбнулся дед.
После этого она к старикам больше не приезжала. Ей вполне хватило того, что у них нет водопровода и электричества.
А мой брат воспринимал отдых у стариков как самый настоящий отдых, а не как наказание или вынужденную меру (как считала я). Филипп искренне радовался окружающей природе, ведь в городе не было того, что было в деревне: никакого шума и гама, ни тебе запаха выхлопных газов, ни мирской суеты... Только природа и ты вместе с ней...
Филипп не хуже моего был наслышан о местных легендах и всегда порывался проверить их правдивость. Однажды он даже вечером собрался в лес и, если бы не я, вцепившаяся в него мертвой хваткой, точно бы ушел. Но я не могла позволить Филиппу заблудиться в лесу, в котором помимо дедушкиной нечисти водятся дикие звери.
Однажды ночью, когда меня мучила бессонница, я вышла на крыльцо, чтобы полюбоваться темным силуэтом леса, как услышала вой волка. Утром я рассказывала об этом старикам, но они мне не верили. «Волков из этой округи прогнали еще в начале века», – говорили они. 
– А вот кабаны водятся, – сообщил дед. – И еще кто похуже! – добавил он и заговорчески подмигнул, стоило бабушке отвернуться.
 
В деревню я приехала около девяти вечера. И без того безлюдная местность казалась совсем одичавшей. Солнце зашло и в воздухе ощущалась вечерняя свежесть. Птицы вяло допевали свои куплеты, а ночные обитатели готовились к началу «рабочей смены». Несколько бабушек проковыляли вдоль заборчика, смерив при этом меня любопытными взглядами. И не удивительно: молодежь здесь была в диковинку. В деревне всего домов тридцать, да и там одни старики.
– Здрасте, – кивнула я, встретившись взглядом с одной из бабушек. Та поспешно отвернулась и засеменила прочь, что-то шепнув на ухо своим подругам.
Я дошла до конца улицы и завернула за угол, чтобы по прямой протоптанной дорожке без проблем добраться до дома стариков, как на меня выбежала огромная лохматая собака размером с небольшого медведя. Но я даже не успела испугаться и что-то предпринять, как этот монстр вихрем пронесся мимо меня... А за ним девушка. «Девушка?! Девушка в деревне?!» – изумилась я.
– Проказник, стой, а ну вернись сейчас же! – кричала эта девушка-чудно-виденье своему волкодаву.
Но пес явно не был настроен на диалог и без оглядки бросился в направлении кустов, а через них – дальше к пшеничному полю-пустырю, и был таков. Девушка же слишком поздно поняла, что питомца ей не догнать и, не успев вовремя остановиться, упала в колючие кусты, уже частично поломанные ее собакой.
– Ты не разбилась? – обеспокоенно поинтересовалась я, подойдя к кустам и протянув незнакомке руку. С виду она была худенькой, я бы даже сказала хрупкой.
Так как в деревне молодежь встречалась не часто, а точнее – почти никогда, девушка меня очень заинтересовала, да и сама она разглядывала меня с нескрываемым любопытством.
Схватившись за мою руку («Ну и силища!» – отметила я про себя), словно за спасательный круг, она поднялась на ноги. Ее и так большие серые глаза стали еще больше. Похоже, наша встреча для нее была еще большей неожиданностью, чем для меня.
– Он обязательно вернется, как только проголодается! – заверила она.
Незнакомка тяжело вздохнула и продолжила меня разглядывать. Чтобы не остаться в долгу я последовала ее примеру. Одета она была в простенькое платье желтого цвета, на ногах красовались черные балетки, а золотистые длинные волосы она затянула в тугой конский хвост. На городскую жительницу она мало чем походила. Не то что я: в брюках со стразами, фирменной футболке, кучей браслетов и огромной фирменной спортивной сумкой, куда положила все свои личные вещи, которые только смогла унести из дома.
– Я – Мира, – наконец, закончив критический осмотр, протянула она руку и дружелюбно улыбнулась.
– Алиса, – снова пожимать ее крепкую ладонь (в первый раз чуть не поломавшую мне все косточки) мне не хотелось, и уклончиво ответила: – Очень приятно! Хочешь шоколадку?
– Да нет, спасибо, – еще шире улыбнулась она.
Я так и ждала, что девушка засыплет меня вопросами, мол, где я живу или что здесь делаю. Тогда в ответ я задам подобные – «Где живешь ты?» и «Что ты здесь делаешь?» Но Мира молчала. Она лишь мельком бросала на меня изучающие взгляды.
– Мы случайно раньше не встречались? – как бы между прочим спросила я, ненароком вспомнив недавнее знакомство с Германом и Тихоном. А быть может на эту мысль меня натолкнул адресованный мне испытующий взгляд Миры. – Это было бы очень смешно... Сегодня уже познакомилась с двумя чокнутыми попутчиками, явно страдающими манией случайного знакомства.
Мира засмеялась, но я заметила, что в голосе у нее не было веселья, а глаза оставались серьезными.
 
В детстве я считала, что обладаю некими суперспособностями, благодаря которым могу видеть и слышать то, что не видят и не слышат другие. И чем сильнее я в это верила, тем лучше и ощущала.
Мама всегда говорила, что дети воспринимают мир в иных красках, заводят себе воображаемых друзей и вообще будто бы живут в другом измерении. В моем случае она считала также и не сомневалась, что очень скоро все это пройдет. Виной тому была лишь бурная детская фантазия и не более того.
И ведь все вроде бы и вправду проходило... На протяжении каждого учебного года я была самой обычной девочкой, но каждым летом, приезжая в деревню, становилась не совсем обычной. Даже когда я убеждала себя, что никакая я не волшебница, чтобы распознавать сокрытые от глаз вещи, лес по-прежнему проникал в мои сны, и прошлое лето не было исключением. Признаться, чем взрослее я становилась, тем сильнее меня это настораживало. «Так и в больничку загреметь можно», – отмечала Надя, когда я рассказывала ей о своих «несуществующих призраках».
– Я видела тебя прошлым летом, – минут через пять произнесла Мира. – Видимо тогда мы и познакомились.
– Мм... Наверное, – неуверенно согласилась я, убежденная на все сто процентов, что Миру я не видела ни в прошлом году, ни в каком другом. Впрочем, говорить об этом не стала, а то получилось бы то же самое, что с учительницей в школе. К тому же, мы дошли до моего дома. Неяркий огонек керосиновой лампы в окне свидетельствовал о том, что старики находятся внутри, а не на очередной пробежке.
– Ну, пока?! – произнесла я и помахала Мире, но та не спешила уходить.
– А что за попутчики тебе встретились? – спросила она, нервно переминаясь с ноги на ногу.
«Неужели она знает Германа и Тихона?» – насторожилась я, но не успела озвучить догадку, как Мира помахала в ответ и поспешно пошла обратно по улице. Я смотрела ей вслед, пока девушка не скрылась за поворотом, а потом подошла к калитке и дернула за веревочку.
 
Самодельный звонок на заборе стариков всегда напоминал мне хвост ослика Иа из мультика про Винни-Пуха. В детстве моим любимым времяпровождением в деревне было дерганье за шнурочек. По всему поселку пролетал перезвон колокольчиков, а дед спешил к калитке, думая, что к ним с бабушкой наведались гости.
– Так это ты, шалунишка!? – восклицал тогда дед, заметив меня. Он строго грозил пальцем и возвращался в дом, а я выжидала некоторое время и снова звонила. Дед опять выбегал, и я громко заливисто смеялась, прямо как колокольчик. И такое могло продолжаться очень долго.
Раньше я и вправду верила, что дед, выбегая на крыльцо после звонка, ожидал гостей, но вскоре поняла, что он делал это чтобы повеселить меня. Он прекрасно знал, кто звонит. Тогда...
А сегодня он этого явно не знал. Я услышала, как дверь в доме открылась и дед, недовольно воскликнув: «Кого нечистая принесла в такое время?», вышел на крыльцо. Он спустился по ступенькам, не переставая бормотать: «Что за люди приходят без предупреждения? Ну если это Леонтий, я за себя не отвечаю, ведь еще утром все высказал этому...». Дед не успел закончить фразу, так как распахнул калитку, а там...
– Елки˗палки! – громко выругался дедушка. – Ты чего это здесь забыла? 
Замечательное приветствие! Ожидала, конечно, большего радушия, но учитывая, что я о своем приезде не сообщила заранее, подобной реакции вполне можно было ожидать.
– И я рада видеть тебя, дедуля, – как можно жизнерадостнее произнесла я. – Умираю с голоду. Впустишь?
Не то, чтобы дед не был рад меня видеть, просто не ожидал, что я вообще приеду этим летом. Прошлым я так рьяно прощалась, что старики наверняка решили, что меня никогда больше не увидят. Признаться, я думала так же. Призрачный коричневый кенгуру проскакал в моем воображении и заржал, словно был лошадью, а реальный пес Барбос бросился ко мне с громким приветственным лаем. Пока он махал хвостом и ластился, тыча мордой в колени, из дома вышла бабушка.
– Ты чего там застрял? Кто там? Леонтий, ты что ли? – крикнула она. Бабушка спустилась к калитке и, высунув из нее голову, так и осталась стоять с вытянутой шеей.
«Все-таки нужно было их предупредить, прежде чем свалиться как снег на голову», – отметила я. Но с другой стороны, предупреждать о приезде необходимо было минимум за месяц (срок доставки почтового письма в эту глухомань), а то, что я к ним еду, сама узнала всего полдня назад.
Барбос вскочил на задние лапы, а передние положил мне на плечи (едва не свалил на землю). Именно я нашла его четыре года назад на вокзале. Маленький грязный комочек лежал под лавочкой и жалобно скулил. Я сжалилась над щенком, и как Филипп ни упрашивал меня его не трогать, принесла старикам. За каникулы они так к нему привыкли, что Барбос остался у них жить. Вот только с этим смирилась не вся деревенская живность со скотного двора. Свиньи недружелюбно похрюкивали на щенка; коза стала вдруг бодливой, хотя раньше этого за ней не наблюдалось; коты с кошками смотрели на пса прищуренными горящими глазами и вытягивали коготки; гуси щипали и гоняли его по двору; куры, кудахча, кидались в рассыпную лишь завидев, а петух, размахивая крыльями, шел в нападение во имя своего распуганного гарема.
И только корове Буренке было все равно – останется на ПМЖ Барбос или нет. Устало пережевывая траву и помахивая хвостом, она единственная оставалась безучастной к развернувшейся драме. Впрочем, продолжалось противостояние недолго. Очень скоро все животные убедились, что пес не представляет для них угрозы, и приняли его в свою большую дружную семью.
– Алиса, девочка моя! – бабушка пришла в сознание раньше своего супруга, который после фразы: «Ты что здесь забыла?» произнести больше ничего не смог. Она всплеснула руками и заключила свою любимую внучку в крепкие объятия. – Заходи же скорее в дом! Я как раз блинчиков испекла, как знала, что приедешь...
 
Объятия бабы Люды были ее отличительной чертой. В первом классе она чуть не переломила меня на пополам, а во втором – чуть не задушила, поэтому выкручиваться из ее фирменного приемчика я научилась в третьем. К слову, тогда-то мы и стали с Надей посещать школьный кружок по боевым искусствам. Нужно было только вовремя прижать к груди руки, сосчитать до пяти и начать разгибать локти. Что я и сделала.
Зато бабушка чудесно готовила. За ее блинчики я готова была отдать любимую кожаную куртку, а за малиновый сироп – и кроссовки в придачу. От души съев не меньше дюжины этих блинчиков, щедро политых сиропом, я поняла, что еще немного, и живот лопнет словно воздушный шарик. 
Бабушка больше всего на свете любила меня кормить. Она очень радовалась тому, что я не сижу на диетах, как, к примеру, моя мама, поэтому пополняла свой кулинарный список все новыми и новыми блюдами. А я всякий раз после отменной кормежки радовалась тому, что до дивана не нужно далеко идти.
– Мурка, брысь! – согнала бабушка пушистую серую кошку, облюбовавшую кресло возле дивана. – Ну, рассказывай...
Дед сел в соседнее кресло, и белый худой кот был вынуждена юркнуть под диван. Старики принялись расспрашивать меня о городской жизни, о родителях, о друзьях, о Филиппе и обо всем на свете... Было такое впечатление, что они целый год копили вопросы.
Вначале я отвечала живо, но ближе к полуночи поняла, что, если они не отстанут, непременно засну прямо на диване.
– Батюшки cветы, так уже почти полночь! – всплеснула руками бабушка.
– Хвала небесам! – добавила я, приподнимаясь с дивана.
Мое спальное место было на чердаке. Там всегда стояли заправленная кровать, шкафчик, тумбочка, зеркало и старый патефон (дед уверял, что работающий). Чердак стал для меня второй комнатой (сразу же после первой – в городской квартире). Здесь было тепло, уютно, а главное – превосходный вид на лес через небольшое круглое окошко, в которое я в детстве высовывала голову, словно кукушка, и насвистывала какую-нибудь веселую песенку.
– Может еще блинчиков перед сном? – спросила бабушка, когда я практически встала с дивана.
– Лучше в следующий раз, бабуль, – чудом не завалившись обратно, ответила я.
И бабушка не просто любила меня накормить, но и сама ела за троих. Я изумлялась, как ей удавалось сохранять такую бесподобную фигуру: худенькая, стройненькая... В итоге пришла к выводу, что все дело в спорте.
Физкультура всегда была моим нелюбимым предметом в школе. Ну, сразу же после математики. Раньше я не понимала, почему так? Обычно все школьники обожают этот предмет – поиграть в мяч, побегать, полазать... Только не я. Терпеть не могу утренние пробежки, обливания холодной водой и зарядку. По мне так лучше было понежиться в кроватке, кутаясь в пуховое одеяло.
 
Казалось, что с того момента, как я поднялась на чердак, улеглась на кровать, натянула до подбородка одеяло и закрыла глаза, прошло не больше пяти минут, как заорал петух. За год я и забыла, как это бывает, поэтому от испуга чуть не свалилась с кровати. На часах было четыре часа утра. Широко зевнув, я зарылась головой в подушки. Но не успел сон вернуться, как раздалось очередное «Кукареку!»
– Заглохни, придурок, дай поспать! – ругнулась я, закрывая уши руками.
Казалось, петух был не виноват, что я чувствовала себя совершенно разбитой, но все равно мне это не помешало мысленно сварить из него суп. И когда вода в кастрюле начала закипать, а предсмертные крики птицы утихать, завопил мой мобильник.
– Да что же это за наказание такое... – нащупывая кнопку вызова, пробурчала я в подушку.
– Ты что, еще дрыхнешь? Не ожидала от тебя, подруга, – послышался в трубке звонкий голос Нади. – Я так рано в жизни не вставала, ну только если в школу... А здесь сна – ни в одном глазу. Проснулась и думаю позвонить тебе. Ты чего так долго спишь? Из нас двоих это же я сова, а не ты.
– Вообще-то, всего пять утра, – прохрипела я в трубку.
– Нет-нет, уже девять! – уверенно ответила подруга. 
– У вас на Бали может быть, а у нас в деревне... – страдальчески зевнула я в трубку.
– Где-где? – переспросила Надя. – Ты что опять поехала к своим старикам? Это значит так ты взбунтовалась?! Вообще-то я имела в виду немного другое и...
– Я тебе перезвоню позже и все объясню, ладно? – перебила я подругу. 
– Только мне ночью смотри не позвони, и не в пять утра. В шесть, семь и восемь тоже не звони. В общем, после девяти я уже на ногах, ведь вставать позже – это просто кощунственно. За день мне столько нужно сделать... Ой, ты бы видела мой загар – он такой крутой, Степа точно будет в восторге, а вот Макс... – Надя сделала короткую паузу, чтобы мечтательно вздохнуть. – А ложусь спать я около одиннадцати. Смотри, не перепутай, – предупредила подруга и отключилась.
Натягивая повыше пуховое одеяло, я решила, как проснусь, обязательно составить расписание распорядка дня Нади. В отличие от меня, подруга ни за что бы не смогла заснуть, если ее потревожили.
«Значит, разница с Бали в четыре часа», – решила я и поерзала в кровати с намерением спать дальше, но тут на лестнице послышался шум шагов и снизу донесся голос деда:
– Алиса, поднимайся, через час на пробежку.
– Серьезно что ли? – пробормотала я, припоминая, что в деревне никогда не получается нормально выспаться – главная причина, почему я не люблю гостить у стариков. Впрочем, сейчас был единственный раз, когда пришлось пойти на это добровольно, а значит, и ругать некого, кроме себя.
Разлепляя глаза и широко зевая, я, покачиваясь и врезаясь во все углы, какие только могли попасться на пути, спустилась во двор. Гуси тут же загоготали и застучали клювами, кошки стаей бросились ко мне и принялись тереться о ноги, а белая коза по имени Розочка жалобно заблеяла. «Все-таки на свете нет никого милее голодных животных», – решила я.
Душевая кабина была самодельным изобретением деда, и для того, чтобы из лейки вытекла вода, нужно было всего-навсего потянуть за веревку... «Еще один хвостик Иа», – сонно подумала я... 
И почему же я все время забываю, что вода в ведре ледяная? Мой отчаянный вопль разлетелся по всей округе. Петух, не ожидая, что его опередят с криками, растерялся. Ведь именно на него родимого возлагалась основная задача – разбудить деревню, а здесь вмешалась какая-то девочка, да еще так нагло. Петух вскарабкался на заборчик и как заводной заорал свое «кукареку».
 
Я наспех натянула шорты, футболку, кроссовки и собрала светлые непослушные волосы, подстриженные на пару сантиметров ниже подбородка, в маленький хвостик, зная, что он обязательно растреплется через полчаса, а может и раньше. Если бы в прошлом году Надя не уговорила меня сделать «каре» с ней за компанию, то я никогда бы не решила стричь волосы. Раньше они у меня были длинными, и я заплетала их в косу, а здесь даже хвостик еле получался.
– Ну, побежали! – скомандовал дедушка, когда я нехотя вышла из дома и направилась к тропинке.
Из спорта единственное, что я хорошо умела, так это быстро бегать, да и то, если обстоятельства заставят. Помнится, опаздывая школу, бежала за автобусом целую остановку. Водитель жал на газ, явно рассчитывая, что я отстану, но он крупно ошибся: мало того, что я все же догнала автобус, так еще практически не сбила дыхание.  В общем, бегала я быстро, но сейчас у меня не было ни настроения, ни тем более желания.
Засыпала я на ходу, а ноги заплетались бантиком. И ведь не старалась дотянуться до небес: ну не поспевала за дедушкой и бабушкой, тоже мне трагедия. Возможно, было чему устыдиться – два пожилых человека превосходят молодую девушку: молодцы – ничего не скажешь. Но сейчас мне было все равно. Будь моя воля, я осталась бы дома и досматривала сны в кровати или добивала аккумулятор в телефоне, позвонив Наде. Но я бегу... неизвестно куда, а главное – непонятно зачем.
 
– Привет, Алиса, – Мира выросла передо мной словно из-под земли. 
От столь неожиданного появления вчерашней знакомой я испуганно вскрикнула и отпрыгнула в сторону.
– Ты чего так пугаешь? – упрекла я девушку и схватилась за сердце. – Ты так рано встаешь?
– Приходится, – грустно ответила Мира (и я прекрасно понимаю, что в подъеме в пять утра ничего веселого нет). – А ты бегаешь? Молодец. Вести здоровый образ жизни важно, особенно в раннем возрасте... – девушка опасливо огляделась по сторонам и устрашающим шепотом продолжила: – Так тебе уже исполнилось семнадцать?
– С чего ты взяла? – оторопела я.
– Ну... я предположила... – замялась Мира. – Ты ведь ходишь в школу, значит, тебе должно быть семнадцать или шестнадцать, но никак не восемнадцать... или... Так исполнилось?
– Мм... – я честно не знала, что на это ответить. И вообще, с какой стати мной интересуется совсем незнакомая девочка. Разве ей должно быть не все равно, сколько мне лет? – Знаешь, мне нужно...
Но не успела я и шага ступить, как сзади раздался громкий треск, и мы с Мирой, одновременно вздрогнув, обернулись. За нами был шаткий зеленоватый облупленный забор, в центре которого зияла черная дыра. Именно из нее и вылез какой-то мальчишка: невысокий, худощавый с желтым лицом цвета пергамента, впалыми щеками и огромными, абсолютно белыми глазами. «Слепой!» – тут же сработала в мозгу пугающая мысль, и я еле сдержалась, чтобы не сорваться с места и с жуткими воплями не броситься наутек.
Мира тоже испугалась и, побелев как полотно, схватила меня за руку.
Сама собой на ум пришла одна легенда про лес: о провидцах – опасных существах, похожих на людей. Провидцы были малой частью той нечисти, которая, по рассказам деда, обитала в этом лесу. Встречались, согласно легенде, они редко, но любая из этих встреч несла заплутавшему путнику неминуемую гибель.
«Но это всего лишь выдумка, чтобы напугать маленьких детишек», – твердила я себе мысленно, отступая все дальше назад. Мира дрожала как мышь, и наши сплетенные руки ходили ходуном. Наверное, моя знакомая тоже знала легенду о провидцах и теперь думала о том, что встретила одного из них.
– Смотрите-ка, кто здесь, – раздался хрипловатый голос слепого. – Опять ты... Говорил же я тебе убираться отсюда.
Мира судорожно глотнула ртом воздух, и наши руки затряслись еще сильнее. Мои бедные пальцы страдальчески захрустели.
– Говорил, – подтвердил елейный девчачий голосок, и из дыры вылезла девочка. Она была точной копией парня: такой же желтый цвет кожи, впалые щеки и бельмо на глазах. Эх, не хотела бы я с ними встретиться где-нибудь в безлюдном переулке поздно вечером... Даже при свете дня облик этой парочки (неважно, провидцы они из легенды, или нет) наводил тихий ужас.
«И чего же мы стоим?» – мелькнуло у меня в голове. Признаться, мне жутко было страшно. Да еще в голове, словно мантра, повторялись слова легенды: 
– Эти нелюди не знают жалости и у них одна цель – подчинить своей воле, сделать твою душу рабой их желаний и поселить в тебе страх. 
Дедушка рассказывал мне эту историю в самый разгар грозы. А так как он говорил очень взволнованно, а молнии сверкали так грозно, не запомнить ее было просто невозможно.
Я потянула Миру за руку, но девушка не сдвинулась с места, словно вросла в землю. Она в упор смотрела на парня, в его глаза, словно загипнотизированный кролик на кобру. 
«Просто замечательно!» – мрачно подумала я, а по спине побежали мурашки.
Слепая девочка ни с того ни с сего засмеялась и обнажила свои неровные желтые зубы. Мурашки по моей спине забегали интенсивнее. Самым интересным было то, что эти мальчик с девочкой не походили на обычных слепых. Хоть их глазницы были белесыми, парень в упор смотрел на Миру, словно хорошо ее видел.
– И хоть внешне они слепы, но видят тебя насквозь, – в ту грозовую ночь продолжал рассказ дед. Он ткнул пальцем мне в плечо и тут раздался раскат грома. Я тогда от страха чуть в обморок не упала. И хоть это было пять лет назад, мои страхи ожили. К слову, сейчас я была близка к обмороку, так же, как и в ту грозовую ночь.
– А кто это у нас? – спросила девочка, и парень, отвернувшись от Миры, с любопытством посмотрел на меня, а я – на него. И стоило мне это сделать, как я сразу же оказалась во власти белых глаз. Они вытеснили из сознания все мысли и чувства, и я с трудом могла понять, где именно нахожусь. В жизни главными стали только эти глаза...
Мира судорожно вздохнула и потянула меня за руку, но теперь была моя очередь стоять на месте как парализованный зверек. А парень тем временем приближался.
– Ты кто такая? – спросил он властно.
Я открыла было рот, чтобы назвать свое имя, но потом вдруг решила, что не хочу этого делать. «И с какой стати парень вообще командует?» – возмутилась я и белый экран пал. Жуткие глаза для меня больше ничего не значили, и я повернулась к Мире. Она, похоже, уже давно судорожно шептала мне в ухо: «Бежим, бежим!» и дергала за руку.
– От нас не убежишь... – прошипела слепая девочка, но мы решили ее не слушать.
Крепче схватившись за руки, мы с Мирой сорвались с места. Бежала я, разумеется, быстрее, молясь, чтобы подруга не споткнулась. Моя правая рука, все-время находящаяся где-то за спиной, онемела, но я этого словно не замечала. Главным сейчас было убежать дальше... как можно дальше.
 

Мы неслись сломя голову не меньше пяти минут. В боку кололо, ноги не гнулись, словно в них залили свинец, а об онемевшей правой руке я вообще молчу. И только пробежав не меньше километра, мы остановились. Первой это сделала обессиленная Мира, с разбега рухнувшая на колени. Я хотела было потащить подругу дальше, уговаривая себя не думать о ней как о лишнем балласте и о том, что лучше было бы ее вообще бросить, но оказалось, что никто за нами не гнался. Оглядевшись получше, я поняла, что ноги принесли нас на опушку леса, где мне еще никогда не приходилось бывать из-за запрета стариков.
Пока Мира приходила в себя от бега, согнувшись на земле в две погибели, я восторженно посматривала на лес.
«Вот ты какой!» – думала я. Гигантские ели, казалось, достигали самых небес. Вблизи лес вызывал большее уважение: такой могучий, прекрасный и величественный. «И почему мне было запрещено сюда ходить?» – задалась я вопросом и тут же получила ответ: между стволов мелькнул темный силуэт. Тут же вспомнился грозный шепот деда, что здесь еще и не такое увидишь.
– Одна опушка чего стоит, – говорил он. – В чаще куда хуже. Чертовщина, не иначе. Пообещай, Алиса, что никогда не приблизишься к лесу. Никогда, запомни это...
Больше всего дед любил рассказывать про незнакомку, растворившуюся на его глазах в воздухе. За все время он видел ее не раз, и в его описании она была высокой, стройной женщиной, одетой в черное, а лицо скрывала плотная вуаль на шляпке.
– Она словно на похороны собиралась или, наоборот, с похорон шла, – рассказывал дед.
Я всегда считала, что эта женщина очень похожа на героиню папиной рукописи, вот только сейчас, пытаясь припомнить, что именно писал о ней папа, обнаружила, что не могу этого сделать. И это было очень странным, ведь я с пяти лет хорошо знала папины истории и просила перечитать для меня любимые моменты.
Когда отец переписал рукопись, оттуда исчезла и женщина с вуалью, и многие другие персонажи, в данный момент почему-то стершиеся и из моей памяти. Хотя отцовская рукопись и не была человеком, которого я смогла бы запомнить на всю оставшуюся жизнь, я знала ее гораздо лучше, чем параграф по истории про Отечественную войну.
Оригинальный текст, непонравившийся Демидову, я забрала к себе в комнату и спрятала под матрасом. Первое время я часто перечитывала непризнанную рукопись, веря в то, что прежний папа, написавший ее, еще вернется, что он вспомнит о ней и все же опубликует. Но шло время, а о рукописи, похоже, забыли все, кроме меня. Я тайком от всех перечитывала ее у себя в комнате и считала, что помню все...
«А сейчас нет?» – озадачилась я вопросом, вглядываясь в опушку леса в надежде снова увидеть темный силуэт. Мысль, что это может быть та самая дедушкина незнакомка, заставляла меня трепетать.
 
– Оторвались? – обратилась ко мне Мира, заставив меня тем самым отвернуться от леса.
– Кажется да, – ответила я и опустилась на землю рядом с ней. – Кто они были? Ты их знаешь?
В глазах моей знакомой что-то вспыхнуло. Ясное дело, что она знает гораздо больше, чем я, вот только по помрачневшему лицу Миры я догадалась, что откровенничать со мной она не собирается. Девушка молчала так долго, что я уже отчаялась услышать ответ, как Мира вдруг заговорила:
– Лучше тебе не знать кто они. Лучше тебе вообще ничего не знать... Это все моя вина...
Мира закрыла лицо руками, всхлипнула и заплакала. Плакала она еще дольше, чем молчала. Я была бы рада ее утешить, но не знала, как это сделать. Моя единственная подруга с момента нашего первого знакомства никогда не плакала. Исключая, конечно, тот единственный случай, когда мы с Надей посмотрели кино про каратистов, разбивающих руками разные предметы, а на следующий день подруга в рюкзаке притащила в школу красный строительный кирпич. Как я ее ни упрашивала не делать глупостей, Надя была непреклонна. Запершись в кабинке туалета и обозвав меня предательницей за то, что я не верила в ее победу над кирпичом, Надя долго собиралась с духом, а потом как ударит... В итоге, разумеется, сильнее оказался кирпич, а ревущую от боли Надю забрала «скорая помощь» с переломом кисти руки. Но и в тот момент мне не требовалось утешать подругу. Она плакала, но не переставала шутить.
 
Соловей, а может это была какая другая птичка, заливисто затянул свою песню, к нему присоединился монотонный стук дятла, чириканье других пернатых созданий, и лес ожил. Хотя всего десять минут назад в нем царила гробовая тишина.
«Алиса!» – шепнул мне на ухо какой-то знакомый голос, и я резко обернулась. Мира все еще безудержно плакала.
– Я, пожалуй, пойду, – произнесла я, взглянув на часы.
Бабушка с дедушкой наверняка уже дома, а значит, уже ждут блинчики с сиропом. В животе заурчало, и я поднялась на ноги.
Мира на удивление быстро успокоилась. Она взглянула на меня печальными серыми глазами, утерла слезы и тоже поднялась. В молчании мы шли очень долго. Даже не верилось, что нам удалось так далеко убежать. А пока мы проходили вдоль опушки, я боролась с нестерпимым желанием броситься в лес. Какой-то настойчивый голос нашептывал мне, что это было бы правильным решением.
«Иди в лес и убедись, что он тебя не обидит!» – говорил голос.
«Я что, дура по-твоему? – раздраженно отвечала я. – Всем прекрасно известно, что из леса дороги нет».
– Вошедший туда хоть раз сгинет навсегда! – сказала я вслух.
– Что? – подала голос Мира. – О чем ты?
– О легендах леса, – нехотя призналась я.
Хоть мы с Мирой и пережили час назад что-то страшное, сложно поддающееся объяснению: то ли нас хотели поколотить, но непонятно за что, то ли убить, ума не приложу, кому это нужно, то ли просто попугать, совсем неясно зачем; кроме нее мне не с кем было поговорить. Ведь не могла же я рассказать старикам, что нарушила слово, данное им, и приблизилась к опушке леса. И тем более не могла сказать, что повстречала двух слепых ребят, очень похожих на провидцев из легенды. И сейчас во мне боролись два чувства: узнать, причастна ли Мира ко всему этому, или же побыстрее обо всем забыть. Причем последний вариант меня прельщал больше.
– С детства знаю их все, но всегда считала, что это выдумка и... – я просто была не в силах закончить фразу: «и... неужели это правда?». 
То, что я увидела сегодня, не шло ни в какие рамки. Тщетно пыталась я найти всему логическое объяснение и ждала, что Мира мне поможет, но девушка молчала, погрузившись в раздумья. 
Так мы и дошли до моего дома, каждая, пребывая в своих мыслях, так и расстались – не сказав друг другу больше ни слова.
 
Не удивительно, что, когда я садилась за стол перед своими любимыми блинчиками как в воду опущенная, старики это сразу заметили.
– Ты что-то притихшая слишком... – дед на меня подозрительно посмотрел, и принялся заталкивать в рот свернутый блинчик. Прожевав, он договорил: – Пропала куда-то. Мы думали тебя поискать, но потом решили, что тебе и так не плохо в компании новых друзей...
– Как они тебе? – бабушка переглянулась с дедом. – Молодежь – такое редкое явление в нашей деревне, правда, Петя? А здесь сразу несколько друзей...
– Мы видели тебя с какой-то девушкой, – поддакнул дедушка. – Повезло тебе этим летом, ведь так? Не заскучаешь как раньше... А еще видели на дороге какого-то симпатичного юношу. Он расспрашивал о тебе, сказал, что вы вчера познакомились, и хотел передать тебе вот это.
Бабушка положила на стол свернутое письмо. Я не сомневаюсь, что им с дедом не терпелось узнать, что там внутри, но ведь они не были моей мамой, которая первой стремилась вскрыть все запечатанные конверты и закупоренные посылки. Старики были не такими. Они уважали чужую личную жизнь, хоть я видела, как им любопытно узнать, что там написано. Пришлось их разочаровать.
Сначала я уставилась на письмо, словно на дикую гадюку, а потом все же аккуратно протянула руку (боясь, будто укусит) и быстро спрятала в карман шорт. Старики выглядели немного раздосадованными, но не стали настаивать, чтобы я прочла послание немедленно.
Оставшееся время до окончания завтрака я сидела как на иголках, не переставая думать об авторе письма. «Какой-то симпатичный парень», – повторила я слова бабушки. Герман? Тихон? Оба были достаточно симпатичными, но ведь они не могли узнать мой адрес: я выскочила из автобуса в самый последний момент, а парни умчались дальше. Они никак не могли проследить, где я живу. «Если только раньше не знали, где именно я живу!» – произнес разумную вещь мой внутренний голос, заставив подпрыгнуть на стуле
– Так ты здорова? – спросил дед.
– Голова немного болит, – соврала я, хватаясь за ноющую руку, которая последние несколько часов ужасно меня беспокоила. Но не рассказывать же старикам, что в поезде меня чем-то уколол ненормальный псих.
А все началось на опушке леса. Боль вначале была не сильной, зато сейчас было такое впечатление, что в моей руке находилась иголка. «Как они могли узнать мой адрес? Откуда они меня знают?» – в то время, когда тело боролось с болью, голову атаковали упрямые мысли.
– У вас таблетка есть? – спросила я.
По удивленным взглядам стариков стало ясно, что не о том спрашиваю. Вот какой-нибудь отварчик или настойка – всегда пожалуйста. А таблетки – «эту химию», как выражался дед – ни за что. Тщетно я упрашивала их завести аптечку. Здоровые телом и духом, они просто не нуждались в лекарствах. Они не лежали в больницах, им не вырезали аппендиксы и не вправляли вывихи. Пили настойку из трав, натирались листьями лопуха, жевали крапиву и радовались жизни. Наверняка сама смерть их боялась. Уж будь я на ее месте, точно бы струхнула.
– Вот, выпей, – бабушка протянула какой-то пузырек с мутной жидкостью сомнительного происхождения. От стариков я могла ожидать чего угодно. Скормят какую-нибудь гадость, а потом думай, что это было. Я хотела было деликатно отказаться, но бабушка настойчиво произнесла: – Выпей, пары капель хватит. Все боли как рукой снимет...
Чтобы угодить бабушке (уж очень жалобно она смотрела), я наклонила над чашкой пузырек и вылила в чай несколько капель. Принюхавшись, пришла к выводу, что вроде бы напиток не изменил своего запаха, да и на вкус оставался прежним. Но, только допив его до конца, поняла, что рано поспешила с выводами. С этим пузырьком явно было что-то не так. Голова закружилась, перед глазами все поплыло и, чтобы сфокусироваться на лице бабушки, мне потребовалось много усилий.
А потом ее лицо превратилось в лицо слепого мальчика с дороги, и, видимо, я отключилась, потому что ничего больше не помню.
 
Когда я очнулась у себя на чердаке, за окном уже было темно. Я дотронулась до головы, словно опасаясь, что с ней могли произойти катастрофические перемены. А потом вспомнила про ноющую недавно руку и, включив керосиновую лампу, внимательно ее осмотрела. Рука больше не болела, но было такое впечатление, что вся горит изнутри. Впрочем, на ней не осталось ни следа от укола или какого-то повреждения.
Я опустила другую руку в карман и достала оттуда желтый конверт, на котором меленькими фигуристыми косыми буквами было написано: «Алисе». Я не могла решиться открыть конверт, очень долго крутила его перед глазами, и все же убрала обратно в карман.
 
Спустившись вниз с чердака, я как можно тише выбралась на свежий воздух, плотно закрыв за собой дверь. Сверчки без устали напевали в кустах свои скрипучие песни, на небе появилась луна, а серебряные звезды задиристо подмигивали. В городе такого неба не увидишь, зато здесь этим зрелищем можно было насладиться вдоволь. Заметив рядом с крыльцом деревянное кресло-качалку, я поспешила к нему.
И какая же все-таки чудесная была ночь... Я старалась не думать о том, что проспала весь день, как и о том, что случилось утром. Расставшись с Мирой, я поставила перед собой четкую цель – забыть, и теперь упорно к ней шла. Прохладный легкий ветерок приятно касался щек, в воздухе пахло свежескошенной травой и вокруг ни души... Стоп.
Я дернулась и резко вскочила на ноги. Возле забора мелькнула какая˗то тень. И могу поклясться, что это была не очередная кошка. «Грабитель?» – ахнула я.
Но не успела я испугаться и поднять тревогу, как разглядела Миру. Девушка пыталась перебраться через забор, ведущий к дому моих стариков. И отмечу, что получалось у нее это из рук вон плохо. Перекинув одну ногу через забор, она уже намеревалась спрыгнуть на землю, но зацепилась платьем за гвоздь.
Наблюдать за тем, как девушка освобождается, можно было целую вечность, поэтому я очень скоро не выдержала и кашлянула, объявив о своем присутствии.
– Ой! – вскрикнула Мира и завалилась обратно на ту сторону от забора, откуда пришла. При этом раздался звук рвущейся ткани (видимо, девушка так и не смогла справиться с гвоздем).
К счастью, падение с двухметрового забора для Миры смертельным не стало, а вот парочку ушибов она точно заработала. Вздыхая и ойкая, она поднялась на ноги, отряхивая свое желтое платье.
– Ты чего это тут делаешь? – строго спросила я.
Застав Миру, пытающуюся перебраться на чужую территорию, причем совершенно незаконно, я не думала сменять гнев на милость.
– Хотела с тобой поговорить, – призналась она, словно не замечая моего строго тона. – Я все-таки считаю, что тебе нужно это знать. Пусть это тебя шокирует и напугает, но ты должна знать, с чем тебе придется бороться...
– И о чем же ты хотела поговорить на ночь глядя? – перебила я, сурово блеснув глазами. «Утром ничего не было, ничего не было... А если и было, я все уже забыла», – упрямо твердил мой разум.
– Ты в большой опасности, Алиса. Я знаю это лучше всех, потому что... потому что... не из этого мира, а из другого, который находится... Честно, не знаю где он находится, но знаю, как туда попасть. Я не желаю тебе зла. Вот уже несколько лет мне приходится здесь жить из-за одной могущественной колдуньи. Она обманом заманила меня сюда и теперь, чтобы вернуться, мне нужна ты, Алиса! Потому что ты тоже из другого мира и обладаешь силой, чтобы все изменить. Впервые увидев тебя, я это поняла. Ты не такая как твои предки. Я это знаю, но боюсь, и они тоже. Эти мерзкие провидцы почувствовали, что ты представляешь для них угрозу. Ведь проходить в другой мир без их разрешения нельзя. А ты можешь... Прошу, Алиса, помоги мне вернуться домой! Там и твой дом! Ты должна жить там, а не здесь, где опасность на каждом шагу. Я все расскажу, но чуточку позже, а сейчас нам нужно спешить. Пока они еще не предприняли мер, пока они только совещаются насчет тебя... Нам нужно спешить. Если повезет, мы переместимся еще до того, как они вынесут тебе смертный приговор.  Идем же, я покажу дорогу...
Мира попыталась схватить меня за руку, но я отскочила от нее как ошпаренная. «Ничего не произошло, ничего не произошло...» – я была готова закричать во весь голос. Если девушка рассчитывала вывести меня из себя, то у нее это получилось. Придя ко мне ночью и протараторив какой-то бред насчет другого мира, колдуньи, смерти и того, что только я могу что-то предпринять, она надеялась, что я воскликну: «О, правда?!», схвачу ее за руку и вприпрыжку побегу в неизвестное место, радостно напевая себе под нос? Да она просто ненормальная, если так считает!
– У тебя проблемы с головой? – осведомилась я. – Ты вообще поняла, что только что сказала? Лично я не поняла ни слова... Хотя сделала определенный вывод – ты давно не была у врача!
– Ты должна мне поверить, – испуганно прошептала Мира, явно не понимая, почему я не могу этого сделать. Ее серые глаза, наполнившись слезами, стали похожи на две блестящие круглые монетки. – У нас совсем нет времени. Они уже близко... Я чувствую. Этот лес... И ты тоже чувствуешь. Время близится. Чувствую...
Не знаю, что уж там чувствовала Мира, но она схватилась за голову и, болезненно сморщившись, упала на колени. В какой-то момент я решила ей помочь, но вовремя спохватилась, что это не лучшее решение. «Ничего не произошло, ничего не произошло...» – зашептала я и, попятившись назад, поспешно скрылась за калиткой.
Перепрыгивая через ступеньки, я вбежала в дом, поднялась на чердак и прыгнула в кровать, зарывшись в пуховое одеяло. И даже не заметила, как уснула. Разумеется, меня разбудил петух (пора его в суп), а потом еще и будильник в мобильном, который каким-то чудесным образом зазвонил мне в ухо.
Пока я приходила в себя, соображая, где нахожусь, из головы не уходила мысль про Миру.
 
Сегодня я не забыла про ледяную воду в ведре и, прежде чем забираться под душ, вначале пустила воду, а только потом, собравшись с духом, вошла под струю. Все-таки к такому образу жизни можно было привыкнуть... Я прожила у бабушки с дедушкой уже больше суток, полдня из которых напрочь стерлись из моей памяти. Ну не беда, так как от других настоек стариков бывало гораздо хуже.
Итак, за это время я успела повстречаться со странной Мирой, еще более странными слепыми мальчиком и девочкой, словно сошедшими со страниц страшной легенды, более чем странным, но чарующим лесом, и услышать совсем странные голоса, нашептывающие мне всякие там вещи... Ничего не забыла? Ах да, письмо в моем кармашке шорт. И это, не считая встречи с чудаковатыми Германом и Тихоном в поезде.
Одевшись, я поставила ногу на стул, чтобы завязать шнурки, но стул хрустнул и сломался.
– Ничего страшного, починю, – беззаботно произнес дед, когда я не меньше полминуты, впав в ступор, ошарашенно смотрела на сломанный стул и порванный шнурок в моей руке. – Делов-то!
Весь дом был творением деда, начиная с фундамента и заканчивая чердачным окошком. Не мудрено, что многие вещи ломались прямо на глазах. Дед ведь не был плотником, электриком и тем более водопроводчиком. Он был обычным любителем и делал из совершенно привычных вещей непонятные диковины. Вот, к примеру, стул, который я сломала, имел всего три ножки, да еще какие – квадратные и кособокие.
Здесь никогда не было электричества, водопровода и интернета. Это была мертвая зона и, когда разряжался мой мобильник, единственное, что соединяло с цивилизацией – автобусная остановка. Проехав около десяти остановок, можно было добраться до обжитого села с супермаркетом, интернет-кафе, почтой, библиотекой и много чем еще, но старики никогда туда не ездили. Продукты они ели со своего огорода и одевались в старую поношенную одежду, которая бралась из огромного черного допотопного сундука, тоже смастеренного дедом. Как она туда попадала, я спрашивать не решалась.
Почти все жители давно перебрались в поселок, где были удобства. Мне же посчастливилось коротать деньки в глуши. А главное, никакие уговоры перебраться из деревни в село на стариков не действовали. Дедушка выдавал известную фразу: «Я здесь родился, я здесь и умру» и продолжал жить как живется. И горечь отсутствия цивилизации я впервые за сутки почувствовала сегодня утром, когда «откричал» мой мобильник и окончательно разрядился.
И ведь я могла понять других стариков. Все они были бедными и брошенными своими родственниками. Чем доживать век в доме престарелых, они предпочитали оставаться здесь. А моя-то семья не бедствовала, и про стариков никто не забывал. Отец скорее пустил бы себе пулю в лоб, чем отправил своих родителей в дом престарелых. У него на счету в банке лежала круглая сумма денег, на которую давно положила глаз мама, и на которую папа, игнорируя истерики жены, готов был в любой момент купить родителям любой понравившийся дом в поселке. Но те упрямились (к огромной радости мамы, давно решившей, как именно использует отложенные деньги), а дед как попугай повторял: «Я здесь родился, я здесь и умру».
 
– Бабушка, а чем это ты вчера меня опоила? – спросила я, когда мы выходили из калитки. – Та мутная жидкость во флаконе... – мне не очень хотелось знать, что за отраву принял мой организм, но, чтобы снова не наступить на те же грабли, все же решила спросить.
– Вчера? – переспросила она и недоверчиво взглянула на деда. Он затрусил по тропинке и бабушка, склонившись ко мне, прошептала: – О чем ты? Какой флакон?
– Как какой? – я была сбита с толку. – За завтраком, когда я сказала, что у меня болит голова и попросила таблетку. Я проспала весь день, а потом только под утро...
– Не помню такого, – призналась бабушка, в искренности которой мне не приходилось сомневаться, ведь врать она не умела. – Мы позавтракали, и ты сразу же отправилась на чердак. Даже слова нам не сказала. Мы тебя звали на пробежку, а ты отнекивалась. Говорила, что книгу интересную читаешь и пока не закончишь, с чердака ни ногой.
– Похоже на меня, – согласилась я. – Но... Я не читала никакую книгу. Я проспала, кажется... А как же письмо? – вспомнила я. – То, что ты мне дала. И про новых друзей с дедом спрашивали.
– Не было такого! – озабоченно покачала головой бабушка. – Наверное, тебе это приснилось. Ты себя хорошо чувствуешь, милая?
– Лучше не бывает, – отозвалась я, мысленно отмечая, что это худший год моей жизни.
Дедушка что-то крикнул и завернул за угол, а бабушка, погладив меня по щеке, поспешила догнать супруга. Я же так и осталась стоять возле калитки. «Приснилось?» – спросила я себя. Нет. Письмо мне точно не приснилось, ведь оно лежало у меня...
– Алиса, догоняй! – воскликнула бабушка и тоже скрылась за поворотом.
– Бегу, – откликнулась я.
 
И кто говорил, что у меня скучная жизнь? Ах, да. Я сама и говорила. Но также говорила, что в деревне у стариков всегда становилась ненормальной, ощущающей, что-то вижу то, что никто не видит, и слышу то, что никто не слышит. «Ну вот и началось...» – тяжело вздохнула я, а еще Германа с Тихоном психами называла...
Догнать стариков было невозможно, да и незачем. Медленно пробегая вдоль забора, я увидела в конце улицы Миру. Та вела на поводке своего лохматого пса-медведя и непринужденно мне помахала. Я сделала вид, что ее не заметила и задумалась над тем, насколько реальной была вчерашняя ночь. Правда ли, что Мира вчера перелезала через мой забор и несла несусветную чушь, или мне это все привиделось, как и пузырек с мутной жидкостью за завтраком? Впрочем, проверять, случилось это на самом деле или нет, мне не хотелось, поэтому я, вставив в уши наушники, пробежала мимо, интенсивно маша из стороны в сторону головой. Хоть батарея на телефоне села, я намеревалась показать, что слишком увлечена музыкой, чтобы замечать знакомую. Пробегая мимо девушки и пса, я услышала, как песо-медведь зарычал, и прибавила ходу. Мне не хотелось разговаривать с Мирой, и тем более поближе знакомиться с малоприятным лохматым монстром.
Завернув за угол, я ощупала карманы, будучи уверенной, что там лежит письмо, но карманы оказались пусты. Не зная, прыгать от радости или записываться на прием к психиатру, я получше присмотрелась к своим шортам.
– Вот же блин... – с уст слетело ругательство, стоило мне прийти к выводу, что надела не те.
Я резко развернулась, чтобы вернуться домой и наконец-то прочесть письмо, ну или хотя бы удостовериться, что оно – не плод моего воображения, как врезалась в кого-то, преградившего дорогу.
– Мы не знакомы, – твердо заявила я, выдергивая из ушей бесполезные наушники, и поднимая глаза, чтобы взглянуть на нахала, вставшего на моем пути. А так настроение у меня было испорчено, я готова была сорваться на любом, кто...
Мое сердце екнуло и начало падать куда-то далеко-далеко в бездну. Со стоящим передо мной парнем я совсем бы не против была познакомиться поближе. «И что я ему только что сказала? – ужаснулась я. – Мы не знакомы?!»
Незнакомец был высоким, стройным, красивым... Иначе и не опишешь... В голубых потертых джинсах, серой кофте с капюшоном и истрепанных кедах юноша выглядел куда притягательнее, чем во фраке с бабочкой. Хотя, наверное, фрак ему шел не хуже, как выразилась бы Надя: «Красивому лицу все к лицу!»
Темные волосы небрежно спадали на лоб, длиной доходя до скул, на щеках играл легкий румянец, на тонком носу горбинка, на подбородке ямочка, губы пухлые, а глаза... О, в этих глазах можно было утонуть. Такие глубокие и прекрасные.
Разумеется, будучи несусветной идиоткой, я тут же в него и влюбилась. А так как подобный опыт – влюбиться в первого встречного очаровательно незнакомца с дороги – был для меня первичным, я тут же позабыла обо всем на свете. Как говорится, «бросилась в омут с головой».
– Алиса, будем знакомы? – я протянула ему руку, не в силах оторвать взгляд от лица парня.
Ровные длинные брови прекрасного незнакомца изогнулись дугой и на лбу образовалась тонкая морщинка. Похоже, юноша и не думал пожимать мне руку. Он усмехнулся и зашагал прочь, а я... Конечно же, я решила последовать за ним. Куда уж там вспомнить, что пару мину назад хотела вернуться домой, чтобы прочитать письмо?!
«Я не слежу за ним, – твердо сказала я себе. – Ну, быть может немножко. В этой деревне совсем нет молодежи. Одни старики да старухи, а еще ненормальная Мира со своим волкодавом, да парочка слепцов-провидцев. А здесь... Возможно, он парень моей мечты? Нет, он определенно парень моей мечты, и если я его сейчас упущу, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь».
Мои доводы оказались более чем убедительны и, вставив наушники обратно в уши, я засеменила следом, держась от незнакомца на приличном расстоянии.
Внезапно парень остановился. Мне не оставалось ничего другого, как пробежать дальше, но тут же сбавила темп, ожидая, что юноша быстро догонит. Однако этого он тоже не собирался делать.
Я не выдержала и повернулась, тут же поймав его настороженный взгляд темно-зеленых глаз. О, глаза... В них я готова была смотреть вечно. Ничего прекраснее в своей жизни я не видела! Возможно, я говорю как влюбленная дурочка, но, собственно говоря, так оно и есть, но все же...
Эх, первая любовь, вот она какая! Весь прошлый год я была так сильно поглощена учебой, что о парнях в принципе не думала, считая их глупыми забияками. «И как же была не права!» – осудила я себя.
Заметив, что незнакомец не торопится меня обгонять, я присела на корточки и сделала вид, что завязываю шнурки. На самом же деле я их развязывала, чтобы снова завязать.
– Ты за мной следишь! – сообщил парень, наконец-то подойдя ближе.
Я сморщилась, словно проглотила дольку кислого лимона, и тоненьким дрожащим голоском произнесла:
– Конечно, нет. С чего ты взял? Делать мне больше нечего!
А потом глупенько захихикала. Очень не хотелось, чтобы в наше первое знакомство он подумал обо мне как об умственно отсталой, но свой спонтанный смех проконтролировать я не могла.
– Да неужели? – его брови снова поползли вверх. – А мне показалось, что ты меня преследуешь... И... Послушай, а ты ведь идешь в лес?
– А что? – тут же насторожилась я, но не устояв под взглядом этих прекрасных глаз, добавила: – Возможно... Да...
– Так может прогуляемся вместе? – предложил он, наградив лучезарной улыбкой. Мое сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди и пуститься в пляс. «С тобой хоть на край света», – подумала я, а вслух все тем же глупеньким голоском произнесла:
–  С огромной радостью! Ты словно читаешь мои мысли.
Взяв парня под руку, я почувствовала, как он напрягся и вздрогнул, но вместо того, чтобы уделять этому внимание, покрепче к нему прижалась, по-прежнему не отрывая обожающего взгляда от его лица.
Мысленно набирая номер Нади, я визжала в трубку: «Я встретила ТАКОГО парня!..». Но пройдя несколько метров, я задумалась, не сон ли это? А вдруг этот незнакомец тоже плод моего воображения и сейчас возьмет да испарится?
– А как тебя зовут? – я наконец-то обрела нормальный голос и остановилась. 
Парень тоже остановился и тяжело вздохнул. И тут я впервые увидела странность. Он по-прежнему был безупречен: стройный, высокий, с прямыми темными волосами, тонким носом с горбинкой, пухлыми розовыми губами и... алыми глазами...
– Твои глаза! – вскрикнула я и отпрыгнула в сторону, словно коснулась чего-то горячего.
Парень не шелохнулся и снова вздохнул.
– А что с ними не так? – спросил он и лукаво улыбнулся.
Могу с определенностью сказать, что видела в его глазах красную вспышку. Они на мгновение стали алыми, как кровь, а потом снова зелеными. И это не моя фантазия, не мое воображение. Если парень был настоящим, то и перемена с его глазами тоже. И он это прекрасно знал. Его улыбка об этом свидетельствовала, поэтому вопить «Твои глаза были только что красными, а теперь снова обычные» было бы более чем глупо.
 Я резко развернулась и со всех ног понеслась прочь. И как ни странно, парень не стал меня догонять. Как же было горько и обидно, что мои мечты об идеальном парне так быстро разрушились. А я уж было размечталась, что он позовет меня на свидание, а то мол: «Давай прогуляемся вместе?» Ага, по лесу...
 
Но не успела я пробежать и сотни метров, как столкнулась с встревоженной Мирой. Пса-медведя с ней больше не было, и это меня радовало.
– Алиса, они узнали... – чуть ли не плача произнесла Мира. – Не называй им своего имени. Только не называй...
– Если ты опять заговоришь про другие миры и смерть, я за себя не отвечаю. Подожди, так случившееся ночью произошло взаправду? Ты ненормальная... – начала было я, подбирая более резкие слова, как мое внимание отвлекла какая-то девушка на дороге. Могу поклясться, что всего пару секунд назад ее там не было. Эта девушка словно из воздуха появилась. «Бред!» – уверенно заявила я, но она не исчезла.
Девушка была одета в длинное белое платье до пят, черные как ночь волосы развевались словно от сильного ветра, которого не было и в помине, а темные глаза смотрели прямо на меня. Вытянув руку, она указала в мою сторону и что-то зашептала, но вот только что именно, разобрать не получалось. Впрочем, не трудно было догадаться, что, так как она указывала на меня, то и шептала тоже обо мне.
– Давай же, очнись, – встревожено окликнула Мира, но я почти не слышала ее голоса. Он доносился откуда-то издалека, зато хорошо слышались шум леса и завывание ветра.
Голос незнакомой девушки становился все отчетливее, но лес мне не давал расслышать все: где-то стучал дятел, тянули трель соловьи, жужжали пчелы, копошились в траве мыши... Я слышала их, но не девушку, которая губами зашептала мое имя.
Кто-то с силой встряхнул меня за плечи, и я упала на колени. Девушка исчезла, словно ее здесь и не было.
– Я к тебе обращаюсь! – крикнул вчерашний мальчик, от которого нам с Мирой удалось сбежать. Его желтое лицо было перекошено от злобы. Он склонился надо мной, и я почувствовала его холодное дыхание на своей щеке. – Кто ты такая? Назовись!
Увидев его так близко, я пришла в ужас. Лицо его жутко шелушилось, будто он был змеей, сбрасывающей кожу, глаза казались огромными зияющими белыми дырами, а желтые кривые зубы торчали в разные стороны, ноздри при каждом вдохе раздувались. Он протянул ко мне свою скрюченную руку, на которой я в ужасе насчитала три пальца. «Что за уродец?» – не на шутку испугалась я и начала отползать в сторону.
Девочка, которая была похожа на этого мальчика как две капли воды, маячила за его спиной и кривила рот. Почему-то интуиция подсказывала, что мои дела обстоят плохо. Мальчик приближался и требовал, чтобы я назвалась. Он буравил меня своими белыми глазами и продолжал нашептывать: «Кто ты? Кто ты?». Его трехпалые руки тянулись к моему горлу.
И тут, когда я приготовилась защищаться, лихорадочно припоминая нужный прием для самообороны (а они все, как назло, перемешались в голове), вмешалась Мира. Она воинственно закричала и, замахнувшись какой-то дубиной, стукнула мальчика по голове. Парень зашипел словно змея, и обернулся.
Сразу отмечу, что приемчик «а-ля поленом по башке!» с пареньком не сработал. Будь на его месте другой человек, непременно бы упал на землю с проломленным черепом, а этому – хоть бы хны. Впрочем, парень оставил меня в покое, переключив все внимание на Миру, и я смогла подняться на ноги.
Встретившись глазами с белесыми глазницами мальчика, Мира сразу замерла и выронила свою палку. Я помнила, какую власть в прошлый раз надо мной имели эти жуткие глаза, и не сомневалась, что сейчас парализованная взглядом мальчика Мира кроме белого экрана ничего не видит. Во что бы то ни стало, нужно было разбить зрительный контакт, что я и сделала, поднеся ладонь к глазам девушки. Руку тут же пронзила адская боль, но я ее вынесла, и добилась чего хотела: зрительный контакт был нарушен, и мальчик снова зашипел, бросившись в нашу сторону.
В этот раз, бежав наперегонки с Мирой, мы все же не смогли сдержать криков и наше паническое «Ааааааааа!» разлеталось по всей деревне.
 
Остановились мы только возле моего дома. Мира, не сказав ни слова, побежала дальше, а я – внутрь. Стариков еще не было. Я зашторила все окна и заметалась по комнате, тщетно стараясь не думать над тем, что только что случилось. Но я не могла отрицать, что странностей на сегодня хватило с крышей. Вначале я увидела девушку-призрака в белом, потом отчетливо услышала звуки леса, словно приобрела суперслух, потом этот парень с желтым лицом, на котором лоскутами слезала кожа, пытался меня задушить... Хорошо, хоть его девочка-копия маячила за спиной, не предпринимая никаких попыток к нападению. Нет уж, беру свои слова обратно. Моя обыденная жизнь подходила мне как-никак лучше. То, что произошло сегодня, выходило за рамки всякого понимания. А главное, Миру я больше не считала такой уж ненормальной.

Глава пятая. СТРАННОСТИ

Сегодня выдался особенно жаркий день. Месяц июль обычно кого-то радует, а кого-то не очень, сухой и теплой погодой, но в этом году он, бесспорно, побил все рекорды. В автобусе дышать было нечем, да еще, как назло, окна не открывались. О кондиционере в этой развалюхе и думать было нечего. Пассажиры обмахивались всем, что только попадало под руку. И только я сидела на своем месте, боясь даже пошевелиться, и тоскливо посматривала в окно, где на улице временами дул ветерок.
Вредная болонка с пристани явно меня вспомнила и следила за каждым движением. Она смотрела долго и упорно, подергивая своим маленьким сопливым носиком. А ее глазки-буравчики с каждой минутой становились все темнее и темнее. Она, как и остальные пассажиры, изнывала от жары, но, в отличие от людей, на ней была меховая шубка. Хозяйка позаботилась укоротить шерсть собачки и даже соорудить на ее макушке несколько уродливых бантиков, но болонка все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Она тяжело дышала, высунув длинный розовый язычок, и скалила крохотные белоснежные зубки, при этом ни на секунду не отводила от меня глаз.
Я старалась на нее не смотреть, хотя игнорировать злобное сопение собачки было не так-то просто.
 
Любви к собакам, особенно маленьким, я никогда не испытывала.
Я, в принципе, недолюбливаю всех животных, потому что совсем не умею за ними ухаживать. Все питомцы, находящиеся под моей опекой, обязательно болеют, ломают себе что-нибудь и мучительно умирают, за исключением разве что ручной белки, ставшей для меня больше чем просто другом. За эту белку я готова была голову оторвать любому, кто рискнет покуситься на ее жизнь. На деле мою угрозу прочувствовал наш кот, который сначала получил тапком по морде, а потом еще веником по заду, впоследствии старательно стал обходить мою комнату стороной. Не сомневаюсь, что котяра еще очень долго не оставлял попыток полакомиться моей бедной белкой, но боясь получить новой взбучки, делал это в мое отсутствие.
А вот с маленькими приставучими собачками было иначе. «Ты просто не умеешь их готовить», – первое время подсмеивалась надо мной Надя, но вскоре поняла, что смешного здесь было мало. Дело же в том, что в нашей квартире в один чудесный год, когда я пошла в восьмой класс, завелась целая орава маленьких собак. И, конечно же, главная проблема была в их количестве. Не успевала я разобраться с одной, как тут уже прибегала другая. Все они норовили меня лизнуть, понюхать, облаять и даже пометить.
Когда несколько лет назад мама решила заняться разведением маленьких собачек, умиляясь их очаровательными мордашками, и хвасталась «своим сокровищем» перед подругами, на этом ее участие в жизни питомцев заканчивалось. Дальнейшая забота полностью ложилась на мои плечи.
Мама считала, что собачка – это лучшая игрушка для ребенка, и утверждала, что, покупая новую зверушку, она делает своих «деток» счастливыми. Вот только это было не совсем так. Ее «детки», а точнее мы с Филиппом, уже давно выросли, и брат в свои девятнадцать лет увлекался больше машинами и девушками, чем собачками.
Я уверена, будь у нас один шпиц, ну или хотя бы два, еще смогла бы кое-как с ними сладить, но когда их шесть штук, причем совершенно разных, изо дня в день превращающих твою жизнь в ад, очень скоро начинаешь лезть на стенку.
И как только я ни желала избавиться от этих собак! Наша трехкомнатная квартира была похожа на зверинец, когда я приводила их с прогулки и начинала кормить. А главное, собачек невозможно было, якобы случайно, забыть на улице, так как они всегда находили дорогу обратно. К тому же, оказалось, что царапались они ничуть не хуже кошек.
Стоила одна такая собака моих карманных сбережений за целый год. Родители никогда не баловали деньгами, поэтому я очень удивилась, когда мама доверила столь дорогих собачек мне, у которой на подоконнике не выжил ни один цветок (даже кактус – и тот помер). Я до сих пор изумлялась, как не окочурилась раньше времени белка, которую я периодически забывала кормить. Впрочем, через некоторое время стало ясно, что мама просто не хотела заниматься питомцами сама.
Прогулки с собаками были настоящим приключением, действующим по одному и тому же сценарию каждый день. Одна из них обязательно срывалась с поводка и с радостным тявканьем неслась к проезжей части, а я с криками «Стой, бестолочь» (почему-то всякий раз кто-нибудь из прохожих обязательно оборачивался, явно принимая обращение в свой адрес) бежала за ней следом вместе с еще такими же пятью тявкающими собачками.
Надя, увидев меня в окружении этих собачек, не смогла сдержать хохота. А когда я объявила, что отныне мы выгуливаем их вместе, тут же заявила:
– Нет уж, подруга, терпеть не могу собак!
– Я тоже, – честно отвечала я, вручая ей половину поводков.
Таким образом, Надя тоже приобщилась к собачьему аду. Но хватило ее ненадолго. Подруга вскоре слегла с подозрительной болезнью, с которой она приходила в школу, но на прогулки с собачками не являлась.
А вот отравить их было очень просто – достаточно дать просроченный корм. Как оказалось, маленькие собачки больше остальных подвержены заболеваниям, особенно – кишечника. Достаточно ей потереться возле мусорки или слизнуть с пола какую-нибудь «бяку», как тут же мне приходилось брать в руки тряпку и совершать обход по дому. Когда заболевала очередная собачка, мама винила меня. Ей-то говорить просто, не то, что мне – попытаться уследить за всеми. Я должна была их купать, чистить глаза и уши, проверять, не гноятся ли зубки, и раз в неделю водить к ветеринару.
Папа, бывающий дома не часто, против собак ничего не имел. Филипп жил в общежитии (в этот год он поспешно от нас съехал, прекрасно понимаю почему), и дома появлялся нечасто. А мама была способна лишь на то, чтобы во время просмотра любимого сериала вычесать своего любимого гладкошерстного мопса, да и то хватало ее всего на одного пса и на одну серию, а чесать остальных приходилось мне. Шерсть была еще одной существенной проблемой. Не успевала я отдраить один ковер и приступить к другому, как шерсть снова начинала покрывать первый.
Кот явно злорадствовал. Он катался по полу на безопасном от меня расстоянии и довольно урчал. «Видимо, давно тапком не получал, паршивец», – злилась я.
Когда к маме приходили подруги, с криками «Какая прелесть!» они принимались тискать собачек, и на это время я могла немного расслабиться, но не до конца. Кот, затаивший злобу, пристально наблюдал за моей белкой, да еще мне показалось, что вступил в сговор с карликовым бульдогом, который постоянно крутился возле моего стола и то и дело пытался на него запрыгнуть. Благо, короткие лапки не позволяли. Но бульдог при этом так злобно рычал, что я испугалась не на шутку и, не пожалев карманных денег, купила себе замок на дверь.
Мне не нравилось, что собаки большую часть времени проводят у меня в комнате, а моя несчастная белка вынуждена находиться в шкафу. Но, как оказалось, очень скоро маме не понравилось, что собаки свободно разгуливают по дому. Когда в доступе в мою комнату им было отказано, само собой они стали искать укрытия в комнате мамы. Терпела она не долго, после чего устроила очередную сцену на тему, что я ужасно ухаживаю за собаками: мол, они не должны путаться у нее под ногами, а появляться, когда она этого захочет. И, похоже, ее ничуть не волновало, что из-за этого зверинца я стала хуже учиться, не досыпать, не доедать и вообще тихонько превращаться в ходячего зомби: «накормить собаку, выгулять собаку, почесать собаку, искупать собаку, проследить, чтобы собака не сдохла...»
В конечном счете, после очередного маминого выговора, что бульдог громко чавкает, мои нервы не выдержали. Пока мама была в магазине, я открыла все комнаты в доме, кроме своей, разумеется, и объявила:
– Друзья, радуйтесь жизни! Сегодня счастливый день и я позволяю вам делать что угодно.
Когда собаки разбрелись по дому, радостно повизгивая и царапая когтями лакированный паркет, я задумалась над тем, что отрезок моей жизни длинною в год был посвящен какой-то глупости. Мама, недовольная моей плохой учебой, заставляла ухаживать за ордой слюнявых комков шерсти. Вместо того, чтобы жить жизнью обычного подростка и элементарно ходить с Надей в кино, я спешила домой, но не для того, чтобы сделать уроки, а для того, чтобы проверить, жива ли моя белка, или голодные собачки все же до нее добрались. А тренер по кружку боевых искусств постоянно жаловался на мои пропуски занятий и даже грозился отчислить из группы. В общем, я созрела для того, чтобы кардинально пересмотреть свою жизнь. Но для этого мне нужно было избавиться от собак. И такой случай представился очень скоро.
В последние недели, прежде чем мама тоже начала задумываться над тем, что затея с собачками не такая уж хорошая, я лишь следила за тем, чтобы питомцы не вмешивались в мое личное пространство. Что же до пространства родителей, то собачкам позволялось все. Я была рада узнать, что особенно полюбились им мамины вещи: мопс пометил кашемировый халат, затем шпиц сделал лужу на коврике перед кроватью, очаровательный кудрявый пуделек пометил розовые пушистые тапочки, а пинчер сгрыз подаренную папой на их с мамой годовщину подушку в виде сердца.
– Все, хватит! – завопила мама и устроила тогда целый скандал, будто это я испортила ее вещи, а не орава ее любимых собачек, стоящих бешеную сумму денег. «Эх, лучше бы велик мне купили», – моему огорчению не было предела.
Я хлопнула дверью, и с белкой в руках на неделю ушла жить к Наде – благо ее родители приняли меня с распростертыми объятиями: Надя заблаговременно в красках рассказала им о наших семейных бедствиях. А когда из командировки приехал папа, и пришло время возвращаться домой, я была приятно удивлена, обнаружив, что ни одной шавки в квартире не осталось. Оказалось, что мама раздала их всех до единой своим подругам.
Но на этом она не успокоилась. Придя к выводу, что собачья нянька из меня никудышная, мама приобрела огромный аквариум с разноцветными рыбками и установила его на всеобщее обозрение в гостиной. Теперь ее подруги, захаживающие в гости с моими бывшими подопечными, неслись в гостиную и восклицая: «Какая прелесть!», постукивали пальцами по стеклу аквариума.
– Филипп, проконтролируй, чтобы твоя сестра не заморила рыбок голодом и не скормила коту! – наставляла она тогда моего брата, когда тот приехал на каникулы.
– Хорошо, мам, – беззаботно отвечал Филипп, как и я, не отличающийся особой внимательностью к братьям нашим меньшим. 
В итоге, рыбок мы с Филиппом все же угробили: сначала перекормили (он не знал, что я сыплю им корм дважды в день, а я не знала, что он делает то же самое днем), а когда те всплыли вверх животами, мы, не долго думая, скормили их коту. Последний остался доволен, восприняв этот дар как дружеское перемирие, и на некоторое время прекратил охоту на мою белку, а я – бросать в него тапки. А вот мама учинила жуткий скандал и больше никогда не предпринимала попыток свалить на меня заботу о животных, заведомо зная, что эта миссия обречена на провал.
 
– Чего уставилась? – наконец не выдержала я и обратилась к болонке.
Собака, казалось, только этого и ждала. Она оскалила свои острые зубки и принялась безудержно тявкать. «Маленькая злючка», – решила я, но вступать с болонкой в дальнейшую перебранку не стала. Мне было душно, во рту пересохло, болела голова, но эту собачку я все же намеревалась игнорировать. А вот остальные пассажиры подобной выдержкой не обладали.
– Да уймите вы свою шавку! – не выдержал какой-то мужчина, одетый в дорогой черный костюм. «И как он еще не сварился?» – изумилась я, заметив застегнутую верхнюю пуговицу на воротничке.
– Как вы назвали моего Масика? – набросилась на мужчину женщина. Эта пухлая розовощекая хозяйка болонки принялась рассказывать, что ее собачка лучшая на свете, и требовать, чтобы мужчина забрал свои нехорошие слова обратно. – Шавка – это грубо! – раздраженно фыркнула она и ревностно прижала к себе болонку, при этом чудом не раздавив. Собака выпучила глазки и судорожно задышала, скалясь в мою сторону. – Не слушай этого злого дядьку, золотце... А ну, извиняйтесь немедленно!..
– Даже не подумаю! – отрезал он.
Мужчина в свою очередь принялся объяснять, что просить прощения у болонки не намерен, да и сама хозяйка собачки не особо-то ему симпатична.
Такой наглости женщина явно вынести не смогла. Она побагровела и раздула и без того полные щеки, а потом, не найдя что ответить мужчине, гневно воззрилась на меня, без сомнения сочтя виновницей случившегося. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то косвенная вина моя все же здесь была: собачка лаяла на меня, чем вывела из себя мужчину, значит, не будь меня в автобусе, пассажиры доехали бы до поселка без проблем, а так вредная болонка просто не успокоится, пока я не выйду.
«И чем же я ей так насолила?» – недоумевала я. Вроде бы ничего такого не сделала. Только врезалась в них на пристани, чуть не сбив с ног ее хозяйку и вызвав при этом у болонки жуткий приступ лая, а в автобусе щелкнула по носу (разумеется, когда хозяйка не видела). Неужели после этого маленькая собачка затаила злобу?
А болонка тем временем начала хрипеть, словно в нее вселился нечистый дух. Маленькие глазки-бусинки прожигали во мне дыру, а пухлая женщина любовно укачивала питомицу словно младенца. Мне очень хотелось выпрыгнуть из автобуса, но нельзя было забывать о цели своей поездки. Я оставила старикам записку с обещанием вернуться к обеду, поэтому тратить лишний час на ожидание следующего автобуса было невозможно. Мне, во что бы то ни стало, нужно было добраться до села, чтобы позвонить отцу, а главное – связаться с Надей и услышать ее мнение насчет случившегося.
Когда к хриплому лаю собачки, крикам ее хозяйки и мужчины в черном парадном костюме присоединились голоса и остальных пассажиров, в салоне начался настоящий хаос. Даже водитель принимал не последнюю роль в перебранке и плохо следил за дорогой. Застревая в ямах и подскакивая на кочках, мы катили вперед, а в салоне тем временем разворачивался недетский спор. Кто-то стоял за собачку, считая Масика милейшим существом на свете, изнывающим от жуткой жары, кто-то – за солидного запакованного в костюм мужчину, не менее изнывающего от жары, и тишину, а кто-то во время поездки успел изменить свое мнение. Как, например, одна бабулька, с любовью в глазах протянувшая к болонке руку, чтобы ее погладить, чуть не лишилась при этом половины пальца.
Я же единственная не принимала во всем этом участия и старалась не обращать на шум внимания, глубоко зарывшись в свои мысли. Главным вопросом оставалось «Что я скажу Наде?». Мне нужно было придумать более-менее вразумительную речь, чтобы не показаться подруге совершенно уж слетевшей с катушек, а это было самым тяжелым.
Пока мы ехали до села, я перебрала в голове множество версий, но, в конце концов, остановилась примерно на такой, самой терпимой на мой взгляд:
«Эй, Надя, приветик. Ты не поверишь, что со мной произошло за эти несколько дней...
Вначале я познакомилась в поезде с какими-то ненормальными ребятами. У одного из них был большой нож, а второй на полном серьезе считал себя помощником придворного мага. Я еле от них отвязалась, а ночью какая-то девочка, показавшаяся мне вчера тоже слегка странноватой, сказала, что она из другого мира, и что я из другого мира; что мне грозит какая-то опасность и только я могу вернуть ее в этот другой мир. Но это еще не все...
Сегодня меня чуть не задушили... И увидела еще одну странную девушку в длинном белом платье и, насколько заметила, стоящую на дороге босиком. Волосы у нее черные и растрепанные, и смотрела она на меня в упор, не переставая что-то шептать. И, кажется, ее больше никто не видел, из чего я сделала вывод, что она – призрак. Ах, да, чуть не забыла, меня еще пытались душить, но та странная девочка из другого мира меня спасла. А чуть не задушил меня трехпалый парень, очень похожий на существ из легенды про лес, помнишь, я тебе рассказывала? Что скажешь?»
 
Выбираясь из салона автобуса, у меня в ушах еще долго стоял шум множества голосов и хриплый лай собачки, словно я до сих пор слушала перебранку пассажиров. Но на самом деле я уже как пять минут шла прямиком в интернет-кафе. Волнение не оставляло меня ни на секунду. Я словно оказалась в большом вакууме, и один мой неверный шаг мог разорвать хрупкую оболочку.
А что я ждала услышать от Нади? Что она поверит в мою безумную историю? Будь я на ее месте, несомненно, посоветовала бы обратиться к врачу. Подруга и так считала меня странной, когда после летних каникул, проведенных у стариков, я начинала рассказывать всякие небылицы. То я слышала волчий вой, хотя волки в деревне не водились, то видела в лесу огонек света, хотя всем прекрасно было известно, что туда никто не ходит, то в моей голове шептали голоса и туда то и дело лезли самые странные мысли.
Еще мне снились сны. Чаще всего они были про лес, но бывали и про что-то другое, как, например, белоснежный замок, стоящий на самом обрыве скалы, или красные звезды, похожие на кровяные капли. Вначале я пыталась рассказывать обо всем родителям, но они списывали все на мою бурную фантазию. «Ты прочла это в моей книге. Вот тебе и приснилось», – сказал однажды отец, но я все же решила рассказать Наде. Хоть подруга говорила практически то же самое, что и родители, из ее уст это звучало более утешительно что ли, хотя мы обе прекрасно знали, что утешать Надя не умела.
– Эй, крошка, далеко собралась? – раздался очень знакомый голос, и, прежде чем, я успела вспомнить, где его раньше слышала, увидела Германа. Он стоял возле кафе-мороженого и задиристо мне подмигивал.
«Блин!» – выругалась я и резко повернула в другую сторону, но тут натолкнулась на Тихона, перегородившего мне дорогу.
– Рад тебя снова увидеть, Алиса! – радостно поприветствовал он и подхватил под руку. Прежде, чем я успела вырваться, Герман подскочил с другой стороны и схватил за вторую руку.
– Куда вы меня тащите? – запротестовала я. – А ну, пустите сейчас же!
Парни даже бровью не повели. Отпустили они меня только когда мы вошли в кафе.
– Какой же сегодня жаркий день, – пожаловался Герман, вытирая со лба капельки пота. – Хочешь мороженного, Лисенок?
Меня аж передернуло. Лисенком меня называл только папа, поэтому, услышав прозвище из уст ненавистного Германа, я жутко разозлилась. Но ради мороженого готова была смолчать и, проворно запрыгнув на крутящийся высокий стул, смиренно положила руки на стол. Тихон пошел делать заказ, а Герман, не менее грациозно чем я, сел напротив. Нам обоим было что сказать друг другу, но никто из нас не решался заговорить первым.
В напряженном молчании, играя в глазелки «чей взгляд получился злее», мы просидели довольно долго: за мороженным выстроилась очень большая очередь.
 
– Я взял на выбор несколько видов, – наконец вернулся Тихон, ставя на стол три вазочки. – Разбира...
Тихон не успел договорить, как мы с Германом набросились на мороженое, причем, схватившись за одну и ту же вазочку, принялись тянуть каждый на себя, убежденные в том, что имеем одинаковые права именно на яблочное мороженое.
– Яблочное мое любимое, – упрямился Герман.
– Не люблю клубничное, и ванильное тоже... – твердила я.
– Но ты ведь живешь в этом мире, можешь есть его сколько влезет, а в нашем такого вкуса не встретишь... – не унимался парень.
Вначале я подумала, что ослышалась, но через пару секунд до меня дошел смысл его слов. Я разжала руки, чего Герман явно не ожидал, и вазочка, прокатившись по столу, упала на пол. Послышался шум разбитого стекла. Несколько посетителей обернулись, а уборщица, недовольно цокнув языком, поспешила к нам со шваброй и ведром на подхвате.
– Я возьму вам обоим по яблочному, – поспешно произнес Тихон и побежал к кассам.
Герман нервно покусывал губу, а уборщица, не по-доброму на нас косясь, собирала осколки. Как ни странно, после случившегося сегодня утром (воображение так и рисовало тянущиеся к моему горлу трехпалые руки), поведение моих недавних попутчиков странным мне больше не казалось. И хоть я перестала считать их психами, все равно не доверяла им.
– Так ты вспомнила? – как бы между прочим спросил Герман.
– Ты о том, что я из другого мира, меня хотят убить провидцы и я гораздо лучше своих предков?.. – спросила я, довольно наблюдая за тем, как меняется в лице Герман. – Нет, что ты... Просто пообщалась кое с кем. И... Так это вы мне пишете глупые записочки? Мне так и не удалось ее прочесть, так как я спешила на автобус, и буду весьма признательная, если ты избавишь меня от чтения всякой загадочной чепухи и расскажешь, что там было в двух словах.
– О чем говорите? – спросил Тихон, вернувшись с мороженым. Он взглянул на своего помрачневшего друга, и на его лице появилась тревога. Тихон тут же повернулся ко мне. – Что он тебе наговорил, Алиса?
– Я наговорил? – возмутился Герман. – Да она лучше нас осведомлена, что здесь творится. И про провидцев знает.
– А нас вспомнила? – с надеждой в голосе спросил Тихон.
– Очень странно, но нет, – пожал плечами Герман. – Видимо на нее это повлияло иначе.
– А я тебе говорил... – напустился на друга Тихон.
– Парни, остыньте, – вмешалась я, демонстрируя чудеса терпения. – Если у вас есть что рассказать, то сейчас для этого самое подходящее время. Вам так не кажется?
– Еще рано, – сказал Герман, и темная прядь волос упала ему на лоб. Он небрежно откинул ее назад и нетерпеливо забарабанил длинными пальцами по столу. Мое внимание тут же привлек большой перстень на мизинце его правой руки. «Фамильная драгоценность?» – решила я, но, прежде чем успела разглядеть получше, парень убрал руку со стола. 
– Ну, как соберетесь, дайте знать, – шумно отодвигая стул произнесла я. – Искренне надеюсь, что это случится до того момента, как меня укокошат. А пока вынуждена вас оставить ненадолго. Пойду припудрю носик.
– Только не думай сбежать! – предупредил Герман, а я скривилась и показала парню язык.
Оказавшись в туалете, я рывком открыла окно. А вскарабкавшись на подоконник, вылезла на улицу и пулей понеслась прочь. Несколько девушек, разглядывающих свои отражения в зеркале, изумленно вскинув брови уставились мне в след, как будто впервые в жизни увидели человека, выбирающегося на улицу через окно в туалете.
 
Ну, признаться, мой план был и не ахти какой. Уйти в туалет и не возвращаться... А ведь мне нужно было в соседнее здание, где Герман с Тихоном без проблем меня бы нашли. Впрочем, об этом подумать времени не было. Единственным желанием сейчас было побыстрее избавиться от парней. Я доверяла им куда меньше, чем той же Мире. Хоть она и странная, и пускай из другого мира...
«Что за бред я мелю?» – возмутилась я.
С разбега влетев в соседнее кафе, я тут же обратила на себя внимание посетителей и заняла старенький компьютер с электрической розеткой. Мне просто не терпелось позвонить Наде, и пусть подруга назовет меня сумасшедшей и посмеется, главное, я освобожусь от лишней информации, поселившейся в моей голове.
Стоило подруге снять трубку, как я тут же обрушила на нее все последние новости.
Минут пять я не давала ей и слова вставить. Мне даже показалось, что Надя давно отключилась, и лишь в конце рассказа услышав ее вздох, порадовалась, что мне не придется перезванивать и повторять все это снова. На меня и так уже косо посматривали посетители кафе, краем уха слышавшие разговор.
– Что скажешь? – спросила я таким озабоченным голосом, словно была на приеме у психоаналитика. «Доктор, у меня еще есть шанс поправиться или я окончательно сошла с ума?» – так и хотелось добавить.
– Мм... – промямлила подруга. – А ты там случаем не обкурилась? Что твои старики на грядках выращивают?
– Надя! – воскликнула я осуждающе, хотя и ожидала от подруги подобной реакции. Она, как и я, была рационалистом, скептиком, и не верила в фантастику, не говоря уже о мистике. От досады я готова была скрежетать зубами, а тут еще увидела в окне Германа, приветливо машущего мне рукой. – Ну все... мне конец... Они меня нашли...
– Кто они? – скучающим тоном произнесла Надя, явно сочтя, что я решила подшутить от нечего делать. А ведь подруга давно твердила, что жизнь в деревне – вдали от цивилизации – до добра меня не доведет. – Парни из другого мира? А они хоть симпатичные? Если симпатичные, то займи одного для меня... Ну на случай, если мы со Степой разбежимся и мне потребуется бойфренд, чтобы вызывать в Максе ревность... Ой, а ты можешь скинуть фотку, и я сама выберу?..
– Перезвоню позже, – удрученно произнесла я и сбросила вызов. – Ну что же вам от меня нужно? – обратилась я к Герману, стоило парню подойти ближе. – Лично я предлагаю оставить меня в покое... Ой, ты принес мое мороженое!
Тихон выглянул из-за спины друга и с гордостью протянул мне вазочку, словно вручил нобелевскую премию. Когда я приняла это подношение и низко склонилась над мороженым, ребята сели рядом. 
– Я же предупреждал – не сбегать, – напомнил Герман.
– А я и не сбегала, – ответила я. – Вспомнила, что мне срочно нужно было позвонить...
– И кому же ты звонила? – прошептал парень, начиная злиться. – Не смей никому болтать обо всем, иначе...
– Иначе что? – с вызовом произнесла я и смело взглянула на Германа. Возможно, это был первый раз, когда я заставила парня опустить свои бездонные темные глаза.
– Алиса, послушай, мы не желаем тебе зла... – зашептал Тихон в другое ухо. – Все ошибаются, и мы просто хотим исправить свои ошибки... Наш род...
– О чем это ты? – настороженно произнесла я.
– Не болтай никому, ясно? – строго произнес Герман, сверкнув глазами.
– Что хочу, то и делаю! – был мой ответ.
Пока я доедала свое мороженое, парни не сказали больше ни слова и мрачно на меня поглядывали.
– Так что было в том письме? – подала я голос, когда гнетущее молчание затянулось.
– В каком еще письме? – оживился Тихон.
– Алиса думает, что мы написали ей письмо, – сообщил Герман. – Но, боюсь, ей это лишь показалось...
– Как и все остальное, – едко заметила я. – И тот обалденный красавчик с алыми глазами, и слепые трехпалые уродцы…
За сарказмом мне было сложно скрыть разочарование.
«Так значит не они!» – взгрустнула я. Кто-то таинственный адресовал мне письмо, а я до сих пор не удосужилась его прочесть. Раньше никто мне не писал писем и получить его впервые казалось так романтично... Ну если, конечно, в нем не написано ничего о смерти. «А еще видели на дороге какого-то симпатичного юношу. Он расспрашивал о тебе, сказал, что вы вчера познакомились, и он хотел передать тебе вот это», – повторила я слова бабушки, а потом тут же отметила, что никаких этих слов и не было сказано вовсе. Как и не была передана записка. «Но ведь я держала ее в руке», – упрямо напоминала я себе. Ох, как же все это странно...
– Письме? – переспросила я, заметив одинаково встревоженные взгляды. – Я сказала «письме»? Не понимаю, почему сказала «письме»... Нет у меня никакого письма...
– Нашли, – одними губами прошептал Тихон и побелел как полотно. Он опасливо огляделся по сторонам и повыше надвинул воротник своей рубахи. – Что они написали?
Не хотелось разочаровывать парней, но все же пришлось.
– Я уже говорила Герману... – начала было я.
– Она не прочла, – перебил он и раздраженно зашептал, не обращаясь лично ни к кому: – Даже не верится, что такая безалаберная девчонка может быть из нашего рода. Болтает о тайнах на каждом шагу, дразнит провидцев, общается с этой иноплеменницей Мирой...
– Так вы знакомы, – я почему-то ничуть не удивилась такому раскладу. – И вы не друзья ей? Я так и думала. Очень уж вы противные, а она достаточно... мм... милая (милой Мира стала сразу после того, как спасла меня от трехпалого душегуба).
– Я предлагаю перебраться в более уединенное место, – предложил Тихон миролюбивым тоном. – Как вы на это смотрите?
– Негативно! – ответила я, вскакивая на ноги. Вот теперь уходить было не жалко: мороженое ведь я съела.
– Мы из-за тебя жизнями рискуем, а ты ведешь себя как глупая малолетка! – вскочил следом за мной Герман и ухватил за локоть. Его черные глаза источали одну злобу. – Ты не понимаешь...
– Да пошел ты! – бросила я ему и, вырвав руку, выбежала из кафе.
 
Только добравшись до остановки я сообразила, что забыла телефон, оставленный на подзарядке. Волей-неволей пришлось вернуться, ведь я не сделала главного – не связалась с папой. Еще не хватало, чтобы он приехал и забрал меня домой.
Я вернулась в кафе, но, как ни искала, телефона не нашла, как и Германа с Тихоном. А вот вазочка из-под мороженого мирно стояла на прежнем месте, где я ее и оставила.
«Супер, у меня сперли мобилу!» – я чуть не заплакала. Но делать было нечего, и я включила старенький компьютер.
Пока я писала папе развернутое сообщение, избегая при этом панических выражений типа: «Ты думаешь, я схожу с ума?» или опасных моментов, где меня пытались душить, допотопный агрегат отключался раза четыре. В очередной раз я не выдержала и пнула его ногой. Проходящая мимо официантка предупредила, что, если еще раз я так сделаю, вход в кафе мне будет заказан.
– Простите, – буркнула я в ответ.
И вместо того, чтобы написать папе длиннющее письмо, где бы в подробностях я рассказала обо всех своих приключениях, успевших случиться всего за пару дней, я просто набила на клавиатуре: «Все хорошо. Старики чудесные». Стоило письму отправиться, как компьютер снова выключился, и я больше не пыталась его включить.

Глава шестая. ЛЕС

Вернулась домой я, как и обещала, к обеду. Барбос, виляя хвостом и радостно повизгивая, встретил меня на остановке и вызвался проводить до самого дома. Так как пес то и дело прижимался к ногам, тычась при этом в коленки влажным носом, идти приходилось в два раза дольше, чем обычно. Впрочем, я не обижалась, ведь не виноват Барбос, что родился таким общительным. Когда бы я ни приезжала к старикам, он всегда окружал меня своим вниманием. Иногда этого внимания становилось так много, что я вынуждена была от него даже прятаться, а он – меня искать. При этом Барбос включал все свои собачьи инстинкты, и к моему огромному огорчению находил меня слишком уж быстро.
Пару лет назад я обнаружила, что Барбос из крохотного миленького щенка превратился в огромную собаку. А ведь еще совсем недавно с щенячьим лаем он несся ко мне через весь двор, минуя стаю гусей, норовящих его ущипнуть, и кошек, глядящих с таким презрением, словно приветствовать человека таким образом для них казалось чем-то унизительным.
Наши кошки с котами вообще странные создания. Они никогда не задерживаются надолго. Вторые сменяют первых, третьи – вторых, и так далее. Я всегда удивлялась, как это старики умудряются давать всем кошкам клички, а главное – их запоминать. Но более удивительным было то, что кошки всегда откликались на имена, когда их звали старики, что же до стальных людей, то здесь они внезапно становились глухими.
Мой брат по натуре кошатник. Если бы мама любила кошек так же сильно, как и собак, то наверняка в нашей квартире жил бы не один полосатый толстый кот, а целая орава. Но мама недолюбливала кошек и еле сносила присутствие Ершика (первоначально планировалось, что кота будут звать Чеширом, но я внесла в кличку некоторые коррективы), которого несколько лет назад принес Филипп. Так как для мамы мой брат был воплощением всего хорошего, что есть на этом свете, она не смогла ему отказать и вышвырнуть блохастого грязного кота на улицу. Так Ершик, не зная бед, живет у нас и по сей день.
Кот терпеть не может, когда к нему прикасаются, поэтому упорно избегает общения со всеми домашними, кроме меня, потому что я в принципе не обладаю желанием его потискать или потрогать. Когда же в моей комнате поселилась ручная белка, а случилось это через пару месяцев после заселения Ершика, кот больше не покидал моей комнаты. Уму непостижимо, как он умудрялся забраться внутрь даже при закрытой двери, однако всегда оказывалось, что котяра, затаившись, дремлет под диваном.
Филипп, обделенный вниманием Ершика, стал искать пушистого друга в среде множества кошек и котов стариков. Но оказалось, что стариковские усатики и полосатики еще сильнее не любят, когда к ним пристают люди. Если вздумать погладить такую киску, то отделаться одной царапиной – это счастье, а попытаться на руки взять, то вообще пиши пропало. Не являясь любимицей животных, я вполне могла это пережить, к тому же у меня всегда был Барбос – забавный мягкий щенок, которого при желании можно и на руки взять, и за ушки подергать. И вот теперь представьте мое изумление, когда в одни из летних каникул из дома выбежал не крохотный щенок, а чужая огромная псина.
Первая моя реакция была: «Где Барбос?» Следующая за ней: «Зачем этот пес бежит ко мне?» И, наконец: «Барбос?»
Да-да, мой щенок вырос и из пищащего комка шерсти, который с легкостью помещался в хозяйственную сумку, превратился в мини пони. Но, тем не менее, он хоть и был огромен, все равно остался доброй любящей собакой, не то, что эти дворовые кошки, не умеющие скрывать свое презрение к человеку.
К тому же, как оказалось, Барбос не был дворовым псом. Хоть мы упорно и считали его дворняжкой, Филипп нашел в интернете фотографию собаки, как две капли воды похожей на нашего Барбоса, и с этого момента он стал породистой турецкой анатолийской овчаркой. Каким образом щенок кангала (вывоз этих собак из Турции строго воспрещен) оказался на станции недалеко от нашей деревни, оставалось только догадываться...
Но факт оставался фактом – Барбос был турецкой пастушьей собакой, поселившейся в России в деревне, у черта на куличиках. Получалось, что он был нелегалом, и я даже порывалась воспользоваться отцовскими связями и вернуть Барбоса в Турцию на Родину, где ему и место, однако очень скоро отказалась от этой затеи, слишком уж мы привязались к нашему питомцу. Да и по радостной морде пса было видно, что он всем вполне доволен: в деревне был не только собственный скотный двор, так еще неведомо сколько пространства.
 
Подходя к дому, я сразу поняла, что что-то не так. Петух вместо того, чтобы находиться в курятнике со своим «гаремом», маршировал по забору, гуси громко гоготали и носились по двору как чумные, а за ними – кошки. Корова Буренка, никогда не проявляющая особой активности, вообще находилась за калиткой. Где, где?
– Деда! – заорала я, увидев как корова, покачивая пятнистыми бедрами, направилась дальше вдоль забора.
В доме стариков было существенное правило – во избежание несчастных случаев вся живность должна находиться в пределах двора. Разумеется, таким случаем считалось путешествие в лес и вытекающие из этого последствия. Почему-то всех животных неминуемо тянуло к лесу, и лишь кошки с котами по собственной воле туда бы никогда не сунулись. «Умные создания», – хвалил их дедушка.
А вот для Барбоса в лесу словно медом было намазано. Старики со счета сбились, сколько именно раз Барбос туда убегал. И не успевали они огорчиться, что сгинула, мол, собака, ан нет. Наверное, пес был единственным животным, которое возвращалось домой.
Над этой загадкой мы дружно ломали голову, но так ее и не разгадали. Решив, что Барбосу просто везло, закрыли тему и больше к ней не возвращались, когда пес внезапно исчезал, а потом появлялся. А вот корова – другое дело. На ее побег глаза не так просто закрыть. Буренка трусцой бежала к этому злосчастному лесу, а я оторопело смотрела ей в след и не знала, что делать.
– Барбос, догнать! – велела я псу, но тот лишь припал к земле и игриво завилял хвостом, словно я не приказывала ему догнать корову, а помахала перед его мордой резиновым утенком.
А корова тем временем уже скрылась за забором.
Я зазвонила в колокольчик, но старики не выбежали из дома, зато встревоженные курицы, кудахча и маша крыльями, одна за другой стали выбираться на тропинку. Мне потребовалось не меньше половины минуты, чтобы это осознать, и еще половины, чтобы заметить, что калитка не заперта.
«А как бы тогда корова убежала, будь калитка закрытой?!» – пришла в голову логичная мысль.
– Корова! – закричала я и, наказав Барбосу, растянувшемуся на земле, следить за курицами (промямлила что-то невразумительное, что именно и сама не поняла), бросилась за коровой. Включив максимальную скорость бега, я догнала Буренку только на опушке, да и то потому, что та остановилась, решив пощипать травки.
Никогда в жизни, повторюсь, никогда в жизни я не подходила к корове так близко. С детства я не любила ее уже за то, что старики насильно поили меня парным молоком. И корова, похоже, знала, что я ее недолюбливаю.
Заметив мое приближение, она нервно дернула правым ухом и подняла голову. Ее обычно печальные глаза были налиты кровью и смотрели как-то... злобно. А быть может, мне так только показалось, очень уж не хотелось к ней подходить.
– Идем домой, глупая, – заговорила я ласковым тоном, а сердце так и забилось в горле. – Давай же...
Я поманила ее рукой. Корова дернула вторым ухом, надула ноздри и замычала.
Мне бы сейчас не помешало лассо или что-то в этом роде. Вестерны я не любила, но так как Надя их обожала, приходилось смотреть за компанию. И как же тогда я злилась, что из-за подруги вынуждена смотреть то, что не хочется, и как сейчас благодарила эти фильмы и Надю, что она их любила. По крайней мере, когда Буренка ниже наклонила голову и копытом принялась рыть землю, я знала, что за этим последует.
Насколько быстрые у меня ноги, пришлось проверить через пару мгновений, когда доселе кроткая и безобидная Буренка, никогда не проявляющая агрессии, с громким грозным «Муууу!!!» бросилась на меня. А я, с не менее громким паническим «Ааааа!!!», сломя голову побежала обратно к дому.
К счастью, ноги меня не подвели, а у дома уже находились старики, растеряно оглядывающиеся по сторонам. Будучи увлеченной бегством от коровы, я не сразу заметила, что на земле полным-полно перьев. Кошки скучковались на заборе, словно воробьи на веточках, а в руках бабушка держала ощипанную курицу. «Сегодня будет суп?» – посетила меня мысль, и я с разбега запрыгнула на забор, как раз в тот момент, когда из-за угла выбежала разгневанная корова.
– Бегите... Бегите... – захрипела я, так как кричать голоса у меня уже не было, но старики и не думали ко мне прислушиваться. Стоило корове завернуть за угол, как она остановилась, наклонила рогатую голову и беззаботно принялась щипать траву, став прежней спокойной Буренкой.
– Что здесь произошло, Алиса? – бабушка нервно гладила ощипанную курицу, которая, кудахча, пыталась вырваться из ее рук. – Где все животные?
«Проклятье, я забыла запереть калитку», – выругалась я и осторожно повернула голову. Кроме кошек да катающегося по земле Барбоса во дворе животных не осталось. Одна единственная ощипанная курица, которая, видимо, не предназначалась для супа, как я решила ранее, была в руках у бабушки, а остальные птицы вместе с петухом, коза и свиньи исчезли, словно под землю провалились.
– Я... я... – я не могла подобрать слов, впервые так сильно «накосячив». Нельзя было убегать, оставив калитку открытой. «Но я ведь оставила за старшего Барбоса», – подумала я в свое оправдание и, печально вздохнув, через силу выдавила: – Корова...
«Конечно, вини корову», – моя совесть была очень недовольна, как и дедушка с бабушкой, в чьих лицах я читала разочарование, смешанное с осуждением. 
– Будьте здесь, я пойду проверю, – сказал дед. – Загони в сарай корову, Люда. Я скоро вернусь.
И даже не взглянув на меня, дед поспешил на поиски сбежавшей скотины, а бабушка направилась к Буренке, миролюбиво щиплющей травку возле забора.
   
– Испекла перед твоим приходом, – бабушка поставила на стол яблочный пирог, который я любила так же сильно, как блинчики с сиропом. Но только не сегодня.
Дедушкино «скоро» растянулось на полдня. Время близилось к вечерней пробежке, но не было никаких признаков вернувшихся деда и скотины. Бабушка места себе не находила, постоянно выглядывая в окошко и тяжело вздыхая.
– Прости, это я во всем виновата, – молчать у меня больше не было сил.
– О чем это ты? – откликнулась бабушка. – Даже не думай об этом, твоей вины здесь нет.
– Но я забыла запереть калитку, – дрожащим голосом призналась я, ожидая, что бабушка набросится на меня с осуждениями. Но своей фразой она меня очень удивила.
– Думаешь замок на калитке их остановил бы? – бабушка взглянула на меня глазами, полными тревоги, и снова отвернулась к окну.
Мне так и хотелось спросить, кого именно под словом их бабушка имеет в виду: домашних животных со двора или кого-то другого. Хотя нет, спрашивать совсем не хотелось, так как я боялась услышать ответ, который мне совсем не понравится.
– Я пойду к себе, ладно? – спросила я бабушку, но та не ответила. Я приняла это за согласие и поднялась на чердак. Перед глазами так и стояла ощипанная курица. Бедняжка! Ведь не могла же она сама себя ощипать?!
В какой-то момент я решила рассказать бабушке о том, что рассказывала Наде, ведь в деревне явно творилось что-то неладное. Мысль, что к нам в дом наведались слепые трехпалые уродцы приводила в ужас, но хуже всего было осознание того, что наведались они из-за меня. «А ведь Мира предупреждала об опасности», – осудила я себя, передумав рассказывать все бабушке. Ей ведь и так забот хватало, и точно было не до мистики.
К тому же, я боялась больше не того, что старики примут меня за сумасшедшую и отправят домой, а того, что отнесутся к моему рассказу серьезно. Особенно дед. Он ведь такой впечатлительный и искренне верит во все эти страшные легенды. «Нет, рассказывать старикам о случившемся нельзя!» – я твердо решила разобраться со всем этим сама...
 
История получалась до боли фантастической, но, с другой стороны, если взглянуть на все здраво, то ничего необычного вроде и не произошло. Все можно было списать на бурное воображение, как в детстве... Ведь во мне, как-никак бурлили отцовские гены... Вероятно, в свое время я перечитала слишком много сказок...
Мысленно отправляясь к себе в комнату и заглядывая под матрац, я видела лежащую там отцовскую рукопись, могла потрогать ее желтые страницы, почувствовать запах типографской краски, но тщетно пыталась вспомнить из нее хоть одну главу. Мысль, что именно в этой рукописи хранятся ответы на все мои вопросы, не оставляла меня в покое ни на секунду.
– Что ж за наваждение такое? – недовольно воскликнула я.
Наверняка, я слишком сгущаю краски. Мира сговорилась с теми подростками, и они просто решили пошутить. Никто не хотел меня убивать и, разумеется, не хочет. И миров других нет, тем более парней с красными глазами. Незнакомец с дороги тоже хотел меня напугать и использовал для этого линзы... С таким же успехом мог бы прицепить клыки и зеленые волосы. А Герман с Тихоном... Они просто обычные воришки. Заговорили зубы, а потом украли телефон.
Видимо, я так долго и рьяно мечтала об интересной жизни, что все себе напридумывала, и Надя права: по мне плачет психушка. Сорвавшаяся поездка в Австралию негативно сказалась на моей психике. Вот и все. Объяснения рациональнее придумать невозможно...
Впрочем, вся уверенность в том, что все произошедшее – глупый розыгрыш, развеялась словно дым, стоило мне заглянуть в карман вчерашних шорт. Доставая оттуда злосчастное письмо, я мысленно ругалась на чем белый свет стоит.
Письмо казалось очень старым. Мало того, что было на желтой плотной бумаге, так еще запечатано восковой печатью (с ума сойти, настоящей восковой печатью!), а не современным способом с помощью клейкого края.
Прежде, чем сломать желтую пломбу, я долго рассматривала свое имя, написанное аккуратным убористым почерком. Почему-то я могла ассоциировать его только с тем незнакомцем с дороги. «Ну почему он не уходил у меня из головы?» – жаловалась я, думая, что причина вся в том, что мне больше никогда не придется увидеть этого парня. Сердце жалобно заныло в груди, так как я не забыла своих первых чувств в отношении юноши. А он просто сыграл жуткую шутку с глазами-линзами...
Я была не уверена, стоит ли вообще читать письмо. Если оно от парня с линзами, то там наверняка было что-то, что снова бы разворошило во мне гамму чувств. Тяжело вздохнув и долго крутя письмо в руках, я все же решилась. Так или иначе, с этим психозом пора было кончать. Думать о том, что бабушка с дедушкой тоже могли участвовать во всем этом представлении, было невыносимо и являлось самой обидной мыслью за день, да что там за день – за всю жизнь.
– Нет, они здесь ни при чем, – твердо решила я и, резким движением сломав печать, развернула письмо.
Внутри все тем же почерком было написано:
«Если ты читаешь это письмо, то время пришло! Мне очень жаль, дорогая, что тебе придется все вспомнить. Долгие годы моими стараниями ты была ограждена от всего этого, но, видимо, другого пути у нас нет. Знай, что я тебя очень сильно люблю, моя малышка. Помни, на чьей ты стороне. Мы – одна семья. Сделай правильный Выбор».
Я перечитывала письмо несколько раз и так и не поняла, кто мог бы мне написать. Папа? Но зачем ему это делать? Он решил наказать меня за то, что я уехала? Но ведь он не знал, что я уеду. Он не успел бы все так спланировать. И тем более не догадывался, что в поезде будут Герман с Тихоном.
– Только не это! – воскликнула я, вспомнив, что именно папа купил мне билет. Неужели он в этом тоже замешан? – Не может быть...
Мысли словно кузнечики прыгали в голове, а я пыталась разложить их по полочкам, но пока получалось не очень хорошо. Я пришла к выводу, что все люди, с которыми я встречалась последние несколько дней, каким-то непостижимым образом были связаны между собой.
– Филипп, – одними губами произнесла я. Вот брат точно смог бы внести в дело ясность. Он у меня молодчина, умеет распутывать самые запутанные дела.
Я принялась рыться в карманах в поисках телефона, но вскоре вспомнила, что его у меня нет. Разочарованию не было предела. Мысли снова закопошились в голове, словно голодные мышки. Филипп никогда надо мной не смеялся и был единственным человеком, который реагировал на мои «причуды» без лишних эмоций. Разумеется, он не верил, что я, будучи обычным подростком, приезжая в деревню, приобретаю суперспособности, но и не отрицал этого.
Однако брат был далеко... У них с Катей прекрасный медовый месяц на Кипре, и наверняка обо мне они даже не вспоминают. А у меня нет телефона, чтобы набрать номер и напомнить о своем существовании.
– Сегодня определенно не мой день, – ворчливо пробормотала я.
Раньше, в далеком детстве, на чердаке я пряталась от выдуманных монстров и, когда мне было страшно, кутаясь в одеяло, верила, что сюда они не заберутся. Но со временем разуверилась в том, что существуют монстры, привидения, Дед Мороз и даже домовой. Всех этих персонажей выдумали писатели-фантасты, такие как мой папа. А вот Филипп напротив, до последнего в душе оставался ребенком. Он считал русалок самыми привлекательными женщинами на свете, верил, что Супермен, одетый в трико, спасает американские города, а Дюймовочка живет у нас в квартире и прячется под холодильником... Эх, и как же мне сейчас не хватало Филиппа. Он бы точно меня поддержал.
Я опустила голову на подушку и задумалась, как бы на моем месте поступил брат. Наверняка, первым делом все бы разузнал... Случившееся его ничуть не смутило бы, а даже наоборот: он с радостью включился бы в игру. Филипп был как папа, таким же мечтателем. Они оба считали, что наш мир волшебный, что сама жизнь – это чудо.
– И почему же я не такая? – продолжала я ворчать.
Мне непременно требовалось логическое объяснение, опровергающее любую фантастику. Но где же ты, объяснение?
В детстве рассказы папы казались такими захватывающими и интересными. Я верила в каждую его историю, в каждого героя. А потом случилось то, что случилось – в семь лет наступило полное разочарование. Отец мог переписывать, перечеркивать или сочинять совершенно новые истории. Он называл их правдивыми, а я знала, что это ложь.
Так мой выдуманный мир был разрушен. Ни колдунов, ни фей, ни даже говорящих животных. Не было никакого другого волшебного мира. И как бы Филипп не убеждал меня в обратном, я продолжала упрямо не верить сказкам... Кроме одной, глубоко запавшей мне в сердце – самой первой папиной рукописи. Просто невозможно было в нее не поверить!
 
– Алиса! – позвала бабушка. – Спускайся быстрее.
Повторять мне не требовалось, и я чуть ли не кубарем спустилась с лестницы. Признаюсь, ждала увидеть ту же картину, что и вчера – бабушку с дедушкой, готовых к вечерней пробежке, как будто ничего сегодня не произошло. Однако вместо этого обнаружила только одну бабушку, да еще с ружьем в руках.
– Откуда у тебя ружье? – я даже похолодела от ужаса. – Только не говори, что ты...
– Запри за мной дверь на засов, – велела она. – И сиди у себя тихо.
– Нет-нет-нет, – запротестовала я. – Я не пущу тебя одну к этим про... – я прикусила губу: чуть не проговорилась, назвав трехпалых провидцами. – Мы вместе подождем дедушку. Он скоро придет и...
– Запри дверь! – повторила бабушка строго и вышла на крыльцо.
Ощипанная курица, представляющая собой жалкое зрелище, вбежала в дом. Кошки, дремлющие внутри, тут же проснулись и с любопытством принялись следить за тем, как несчастная мечется из угла в угол. А одна из них – пушистая и серая (Мурка, кажется), даже облизывалась.
 
Сидеть без дела, когда дела обстоят совсем плохо, и надеяться, что все нормализуется, это не про меня. Я заперла курицу у себя на чердаке – подальше от кошек, чьи довольные морды и горящие глаза свидетельствовали о том, что долго этой голой птице бегать не придется, и выбежала на крыльцо. Ружья у меня, конечно, не было, но зато нашла на чердаке свою старую биту, которая с близкого расстояния являлась не таким уж и плохим оружием.
– Сторожи здесь! – велела я Барбосу и закрыла калитку, прежде чем тот успел последовать за мной. Видя, что я ухожу, он жалобно заскулил и навалился на калитку, которая сразу же страдальчески заскрипела. Не оглядываясь, с битой в руках я понеслась прочь, чтобы не видеть, как пес громит забор стариков.
Скажу честно, мне было очень страшно. Я не переставала чувствовать за собой вину в случившемся и, четко решив, что если со стариками что-то произойдет, просто этого не вынесу. Как я буду себя корить, еще не решила, но, стоило над этим задуматься, как из-за поворота выбежала встревоженная Мира. Все-таки выражение «выросла как из земли» моей новой знакомой более чем подходило.
И встревоженная – мягко сказано, скорее взвинченная и безумная. Я не ожидала ее встретить, поэтому вскрикнула и выронила биту. Да уж, помощница из меня получилась никудышная. Спрашивается, зачем брать оружие, если при первой же опасности выронить его из рук.
– Нам нужно идти, – залепетала девушка, когда я наклонилась, чтобы поднять биту. Ее щеки пылали, а глаза блестели. – Говорила же, что у нас совсем нет времени... Они знают... Они ищут тебя...
Эх, и как же мне захотелось наорать на Миру, да еще поддать битой, но вместо этого я пошла за ней, твердо решив докопаться до истины. А сделать это с помощью странноватой знакомой, знающей куда больше моего, было бы значительно проще. По крайней мере, сейчас я рассуждала как Филипп.
Не приходилось рассчитывать, что в моей скучной жизни так скоро произойдут кардинальные перемены, что я встречу Миру, утверждающую, будто мы с ней из другого мира, Германа с Тихоном, считающих меня из их рода, и тоже, насколько я поняла, из другого мира, и слепых мальчика с девочкой, сошедших со страниц страшной легенды... Интересно, если бы я все это знала, то приехала бы к старикам этим летом? Возможно, осталась бы дома, пошла бы на день рождения Виталика...
«Нет, я ни за что не осталась бы в городе, – твердо решила я. – К тому же это – всего лишь игра. Со стариками и со мной ничего не случится...»
 
Лет в двенадцать мы с Надей, возвращаясь школы, забрели в чужой двор. Атмосфера, царящая там, нас очень насторожила: безлюдная детская площадка, поваленные выкорчеванные лавки, разбросанные по земле сухие ветки и листья. Казалось, по этому двору пронесся жуткий смерч, хотя еще вчера он походил на соседние дворы как две капли воды...
Впрочем, через пару минут, когда к нам подбежала какая-то девочка с перьями на голове и измазанным краской лицом, встревоженно объявив, что нам необходимо помочь ей поймать бледнолицых, все стало ясно. Вот тогда-то я в полной мере и оценила выражение «ролевая игра».
Играли всем районом... Увлеклись так сильно, что я не только забыла о времени, но и потеряла свой рюкзак с сотовым телефон и всеми школьными принадлежностями. Помню, когда я вернулась домой вся измазанная в грязи, в краске и в перьях, мама учинила жуткий скандал, который с содроганием сердца вспоминаю и по сей день.
 
– И как долго мы еще будем в это играть? – спросила я у Миры, когда закончился старенький покосившийся заборчик и перед нами открылась опушка запретного леса. – Послушай, если вы навредите моим бабушке с дедушкой, то я...
– Играть? – переспросила она все тем же взволнованным голосом. – О какой игре ты говоришь?
Мне было ясно, что Мира не станет так легко сдаваться, но все же я решила попробовать ее сломить:
– И кто же зачинщик всего этого? Знаешь, я очень польщена, что вы устроили мне несколько веселых дней, но все же это пора заканчивать. Это уже не смешно... И прошу вернуть мой телефон, мне нужно позвонить брату.
Мира остановилась и нервно затопталась на месте, покусывая нижнюю губу. Либо она была очень хорошей актрисой и делала вид, что ничего не понимает, либо на самом деле пребывала в неведении о происходящем. В последнее я отказывалась верить, поэтому гнула свое:
– Скажи Герману с Тихоном, чтобы вернули мне телефон. Посылать мне записочку еще куда ни шло, молоть бред про другой мир и смертельную опасность – тоже приемлемо, но телефон для меня – это все, к тому же бабушка взяла ружье. Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь пострадал?! Она ведь не знает, что все это розыгрыш и может всерьез...
Мира побелела как мел, словно привидение увидела, поэтому договаривать я не стала и на всякий случай обернулась. К счастью, никакого привидения за моей спиной не наблюдалось.
– Ты видела их? – округлив глаза, прошептала Мира. – Где? Когда? 
Мое терпение закончилось, и я требовательно скрестила на груди руки.
– Хочешь сказать, что вы не за одно? – мой голос слегка дрогнул, когда я вспомнила, что Герман отзывался о Мире не очень хорошо, вроде как называл иноплеменницей.
Вот такая роль отводилась ей в этой игре и, признаться, справлялась она с ней неплохо.
– Нужно спешить, – судорожно глотнув воздух произнесла Мира и, схватив меня за руку, направилась к опушке.
В мои планы это не входило. Я совсем не хотела идти в лес, скажу даже больше – впервые в жизни боялась туда идти. Лес, конечно, уважала, но теряться, или еще хуже – быть разорванной в клочья диким кабаном, мне не очень-то хотелось. Никакая игра не стоила такой опасности.
Поняв, что я добровольно к лесу не приближусь, Мира силой поволокла меня к опушке. Как я ни упиралась, в силе этой девушке явно уступала. «Ну и силища», – снова думала я, не оставляя отчаянных попыток вырваться из железного захвата своей хрупкой на вид знакомой.
– А ну пусти! – с вызовом потребовала я, когда до деревьев осталось всего несколько метров. – Я не хочу туда, не хочу, не хочу, не хочу!..
И стоило нам пересечь запретную черту, как мой голос сорвался, а голову пронзила адская боль, словно в череп воткнули миллион острых иголочек. Схватившись за голову и выронив из рук биту, я упала на землю, не в силах устоять на ногах.
Не знаю, что случилось, но почему-то ролевую игру это больше не напоминало. Сейчас все происходило в моей голове. Голоса... Мне шептали голоса... Их было так много, что я не могла разобрать ни слова.
– Давай же, Алиса, нам нужно идти, – умоляла меня Мира, но я не могла пошевелиться. Казалось, стоит убрать руки от головы, как та разорвется на миллиард кусочков, словно новогодняя хлопушка.
Но помимо оглушающего шепота и умоляющего голоса Миры, доносящегося откуда-то издалека, я хорошо слышала, как шуршат листья, ветки с громким треском ломаются, деревья кряхтят и стонут словно столетние старики. Лес ожил, и теперь я могла разобрать некоторые фразы:
«Алиса, ты снова здесь»...
«Мы так долго тебя ждали»...
«Очень долго»...
«Что же ты молчишь, поговори с нами»...
Я закрыла уши руками, но это не помогло. Шепот становился все громче. От меня требовали слушать и говорить, а я, покачиваясь из стороны в сторону, сидела на земле и молилась, чтобы все это закончилось. И только этого пожелала, как все прекратилось. Не зная, радоваться этому или нет, опустила руки и потянулась к бите.
– Не шевелись! – велела мне Мира, и я тут же замерла. На бледном лице Миры застыла гримаса ужаса. Округлив глаза и приоткрыв рот, она смотрела куда-то правее от меня. Очень медленно я повернула голову и еле сдержалась, чтобы не закричать. Из соседних деревьев на нас смотрели два светящихся красных глаза.
– К-кто это? – от испуга я начала заикаться. – Это в-ведь не мо-о-онстр?
– Очень осторожно поднимайся на ноги! – велела Мира, по интонации которой казалось, что девушка в любой момент готова лишиться чувств. – Нет, оставь биту... Не делай резких движений.
Ее крепкие, слегка дрожащие руки помогли мне подняться. Неотрывно глядя за светящимися из-за стволов деревьев красными глазами, мы с Мирой начали отступать назад, а потом припустились бегом. Причем, не помню, кто из нас первый сорвался с места, но подозреваю, что это был монстр, выпрыгнувший на нас из-за деревьев.
 
И как на зло шепот стал возвращаться. Не будь в моей голове такого множества разных шумов, я наверняка бы ориентировалась в пространстве куда лучше. Сейчас же бежала почти наугад, готовая крушить все, что попадется на пути. А так как с легкостью удавалось обегать все препятствия, я даже подумала, что деревья волшебным образом передо мной расступаются, впрочем, до того момента, пока не врезалась в одно из них. Тогда-то и стало ясно: «Мне конец!»
Я услышала откуда-то издалека крик Миры, громкий треск ветки, скрежет зубов, а потом моей щеки коснулось чье-то теплое дыхание. «Эта тварь сейчас меня скушает и, наверняка, даже не подавится», – я оцепенела, приготовившись встретить свою смерть в желудке дикого зверя.
Эх, не так я себе представляла свой конец. Если уж и умирать, то молодой и красивой, а не быть в виде обглоданных косточек. Я представляла, как мама склоняется над моим бездыханным телом, осыпанным самыми красивыми на свете цветами, и рыдает во весь голос. Не над косточками... Она сожалеет о том, что не любила меня так, как любила Филиппа, винит себя во всем (чем больше вины, тем лучше), и хочет оказаться на моем месте. Ведь я такая молодая...
Кто-то взял меня за руку и я, закричав, начала брыкаться. Нет уж, раз меня решили съесть, я еще поборюсь...
– Алиса, успокойся, это я! – закричала в ответ Мира и заключила меня в довольно-таки крепкие отрезвляющие объятия, но, чтобы прийти в себя, мне все же потребовалось не меньше минуты...
– Где? – только и смогла произнести я.
– Убежал, – ответила Мира. – Его кто-то спугнул, но я не знаю – кто. Он просто убежал... Убежал... Убежал...
Девушку явно заклинило. Миру трясло, поэтому находясь в ее объятиях, я тряслась вместе с ней. А потом мой взгляд притянула светящаяся фигура в белом. Это была та самая девушка, которую я увидела на дороге утром. Я ахнула и отпрянула от Миры. Моя знакомая лихорадочно всхлипнула и проследовала за моим взглядом, но, разумеется, ничего там не увидела. Эту девушку видела только я, верно предположив, что она – призрак.
– Что такое? – испуганно поинтересовалась Мира.
– Кто ты? – обратилась я к неподвижной светящейся фигуре, в упор смотрящей на меня. С прошлой встречи она совсем не изменилась – те же длинные черные волосы, большие темные глаза, белое платье до пят. Уголки рта девушки слегка дрогнули в полуулыбке, и она растворилась в воздухе.
Мира смотрела на меня с подозрением.
– Выбираемся отсюда! – на удивление твердым голосом произнесла я, а затем менее твердо поднялась на ноги. – Ты знаешь, где мы?
Спутница пожала плечами и виновато опустила голову.
– Нам нужно было к одному зданию, – ответила она. – Но, когда мы бежали, я сбилась. Теперь не знаю, где оно может быть...
В голосе Миры звучали нотки отчаяния, но сострадания к девушке в данный момент я не испытывала. Так и хотелось накричать на нее и обвинить, что именно по ее вине мы потерялись в лесу и чуть не стали закуской дикого зверя. Впрочем, я сдержалась и вместо обличительной тирады произнесла:
– Рядом с этим зданием есть что-нибудь, что можно услышать?
Мира непонимающе вскинула брови, и я понятнее объяснила:
– Река, к примеру.
– Есть ручей, – кивнула девушка. – Он совсем рядом...
– Тогда пошли! – скомандовала я и первой шагнула глубже в темную лесную чащу.
 
Не верилось, что я это делаю. Внутренний голос советовал бежать отсюда, сверкая пятками, но вместо этого я заходила все дальше в продолжающий шептаться лес. Дикой боли, словно моему мозгу делают иглоукалывание, больше не было, но все же чужие голоса в голове, которые никто другой слышать не может, меня немного смущали.
Мы шли не меньше получаса. Мира тяжело дышала за моей спиной, но не просила остановиться. Я видела, что девушка была на пределе, а в ее глазах читался страх. Она все чаще оглядывалась по сторонам, наверняка думала о том монстре с красными глазами, который, признаться, тоже не выходил у меня из головы.
– Так зачем нам нужно то здание? – спросила я, в очередной раз зацепившись ногой за корягу, жутко жалея, что надела шорты. Мои ноги были исцарапаны в кровь, но я упорно пробиралась сквозь колючий кустарник.
– Там портал, – произнесла Мира таким спокойным голосом, словно говорила о погоде.
– Хм, ну тогда ясно, – хмыкнула я, пытаясь представить себе эту штуковину. С Надей мы пересмотрели много фантастических фильмов, и я тут же нарисовала в голове огромную жестянку, похожую на телефонную будку, обитую серебряной фольгой. Вокруг нее мигали лампочки, исходил таинственный голубоватый свет, который так и манил подойти ближе. – Портал. Как я сразу не догадалась?!
– Что ты успела узнать о нашем мире? – спросила Мира, удивленная моим спокойствием и явно не заметившая в моих словах сарказма.
– О нашем?.. – повторила я и усмехнулась.
Я сказала бы еще что-нибудь, если бы совсем рядом не услышала слабое журчание. Стоило резко замереть на месте, как в меня тут же врезалась уставшая и поникшая Мира.
– Что? – ее глаза вновь испуганно забегали по сторонам. – Он вернулся?
– Ты слышишь? – спросила я, чуть ли не прыгая от радости. – Мы совсем близко. Ручей!
Мира замотала головой, и мое воодушевление моментально улетучилось. Если она не слышала журчащей воды, бьющейся о камни, это значило, что мы были еще очень-очень далеко от цели.
 
С каких пор я стала слышать лес: шорохи, стуки, шепот? Впервые приехав к старикам, до меня донесся чей-то отдаленный голос. Разумеется, я не сразу поняла, что он прозвучал в голове. Мне тогда было около шести лет. Я взглянула на Филиппа, искренне надеясь, что это он произнес, потом на стариков, но это были не они, а лес... Я поняла это только через несколько лет, когда он снова заговорил со мной, но тогда шепот был таким тихим и ненавязчивым, не то что сейчас.
Но чаще всего лес разговаривал со мной не наяву, а во снах. Просыпаясь, я не раз обнаруживала простыни, покрытые сухими листьями и ветками, а ноги – перепачканными в грязи, словно мне не просто снилось, что я босиком гуляла по лесной чаще, а на самом деле там находилась. И грязные ноги были тому живым доказательством. Об этом я никому не говорила: ни Филиппу, ни даже Наде, так как боялась прослыть в их глазах лунатиком. Тогда мама непременно бы затаскала меня по врачам, а этого мне хотелось меньше всего. К тому же, возвращаясь в город, я не бродила по ночам, мне не снились странные сны и не шептал лес, а значит, еще не все было потеряно.
 
Наконец Мира тоже начала прислушиваться, и ее лицо озарила лучезарная улыбка. А через пару минут мы уже стояли возле ручья.
– Куда дальше? – спросила я.
Мира осмотрелась и поманила меня рукой, с радостью перенимая инициативу вести нас дальше.
– Пришли! – объявила она через несколько минут и раздвинула руками ветки, густой массой обвившие ветхий металлический забор. – Вот оно!
Девушка с таким восторгом смотрела на ветхое двухэтажное каменное здание с выбитыми окнами на первом этаже и забитыми досками на втором, словно это был дворец. Не разделяя схожих чувств, я принялась выискивать глазами портал в виде металлической телефонной будки, обитой фольгой.
Здание же было старым и жалким. Даже не могу представить, сколько ему было лет – двести, триста? Такие уже давно не строили. К тому же, эта постройка сильно пострадала от пожара: стены в некоторых местах сильно обгорели. Да и портала поблизости не наблюдалось. Даже не знаю, в чем я разочаровалась сильнее – что более часа в потемках пробиралась сквозь лесные заросли, или что не увидела будку, покрытую ореолом голубого сияния.
– Ну и зачем мы здесь? – спросила я, вдоволь насладившись зрелищем.
Здание мне не нравилось, тем более в голову полезли разные пессимистические мысли. Меня смущал тот факт, что в центре пугающего всех леса находится подобная постройка, не сгоревшая дотла только благодаря каменному фасаду.
А Мира со мной явно не соглашалась. От умиления у нее даже слезы на глазах навернулись. Она не отрывала взгляда от здания, будто бы пыталась запомнить каждую мелочь.  Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но вместо этого встрепенулась и замерла, во все глаза уставившись на деревья сзади.
– Они знают, что мы здесь, – задыхаясь, прошептала она. – Бежим!
И мы побежали... К счастью, не обратно в лес, а в дом. Мира вновь показала свою силу, дернув меня за руку с таким остервенением, что чуть не вывихнула мне плечо. Я даже пожаловаться не успела, как оказалась в темном коридоре здания. Тот момент, как мы пробежали площадку перед домом, нырнули в приоткрытую дверь и замерли в коридоре, я как-то упустила.
– Что происходит? – забеспокоилась я, растеряно оглядываясь по сторонам. – Снова этот монстр? Ты его видела?
Я не верила в то, что только что произнесла. Я ведь не признавала существование монстров, фей, гоблинов и других сказочных существ. Но, быть может, потому что с ними не встречалась? Пока...
– Сюда, – махнула рукой Мира и направилась к лестнице. – Ступай тихо. Если они нас застукают, нам конец...
Мира первой двинулась по коридору, а я следом. Только сейчас заметив, что следов пожара внутри здания нет, мне жутко расхотелось углубляться в него дальше, тем самым загоняя себя в ловушку. «И где же копоть на потолке, где почерневшие стены с полом?» – не унималась я ни на секунду, ступая четко за Мирой.
– Хочу обратно, – прошептала я, и вправду страстно желая вернуться в деревню, так как очень уж мне не нравилось, что они могут нас застукать. – Мне нужно найти дедушку с бабушкой. Ты знаешь, где они?
Стыдно признать, но только впервые за все время после того, как Мира затащила меня в лес, я вспомнила о стариках.
– Прости, но я не знаю, где они, – виновато прошептала девушка в ответ.
– Тогда тем более мне нужно вернуться и их разыскать, – произнесла я, брезгливо осматривая увешанные паутиной стены и спускающегося вниз гигантского паука. Одно хорошо – пауков я не боялась, а вот мышей...
– Ой, мышь! – взвизгнула я, когда серая крошка с жалобным писком пробежала прямо передо мной.
Мира развернулась и зашикала, но было уже слишком поздно. Нас услышали!
Девушка смотрела за мою спину, и в ее серых глазах читался неподдельный ужас. Мое сердце бешено заколотилось. Я прекрасно понимала, что если существо, стоящее за моей спиной, напугало Миру, то меня оно точно не обрадует.

Глава седьмая. ПРЫЖОК

Люди часто совершают поступки, о которых потом сильно жалеют. Повернувшись, я сделала именно такой поступок... На меня смотрел монстр – то ли огромная хищная кошка, то ли гигантский пес: черная шерсть торчком, глаза горят алым цветом, ноздри раздуты. Такого зверя и в самом страшном кошмаре не увидишь, но мне повезло – я увидела в реальности. Нет, про скучную жизнь я точно наврала...
– Боже... – тоненько пискнула я, изумляясь тому, как всего несколько секунд назад смогла испугаться какой-то безобидной маленькой мышки.
Жуткая зверюга, застывшая на пороге, была в тысячу раз хуже самой страшной мыши на свете. Этот зверь был будто с рисунка из одной отцовской статьи. Там он звался вепрем. Насколько я знала, вепрь – это кабан, но это существо им точно не было. У зверя нет бивней и... «Бог мой, какая разница, что это за животное!» – прикрикнул я на себя и, так и не успев придумать имя чудовищу, рванула следом за Мирой.
Мы, в пару прыжков преодолев лестницу, влетели в самую ближайшую комнату и придвинули к двери тяжелый комод, так удачно оказавшийся рядом. А потом молча уставились друг на друга. Да уж, подобные ситуации случаются не часто. Загнать самих себя в ловушку… Это еще уметь надо. И зачем я только согласилась войти в это дурацкое здание...
– И что дальше? – спросила я, безрезультатно стараясь не думать о монстре за дверью. – Кто это такой? Кабан из леса? Обычный кабан из леса? Скажи, что это всего лишь кабан из леса... – похоже, у меня начиналась истерика, а мои скудные школьные знания по биологии то и дело давали о себе знать: «Это не кабан. Кабаны с бивнями и копытами, а еще...»
Мира не ответила. В ее глазах читался неподдельный ужас, а лицо стало таким бледным, что даже побелели пересохшие губы. Да уж – видок у нее был еще тот, при этом я не сомневалась, что выгляжу не лучше. Вот только в отличие от меня Мира была сильной... Должна быть сильной... «Не падай, не падай!» – в отчаянии завопила я, когда девушка рухнула на колени и, прижав ладони к лицу, заплакала.
– Я не смогу вернуться домой! – прорыдала Мира. – Никогда не вернусь. Ох, бедный мой папа, бедные братья...
«Не смей реветь. Прекрати!» – мысленно стала упрашивать я, глядя на маленькую беззащитную фигурку Миры. Вид у девушки был, мягко сказать, помятый: желтое платьице в грязи и местами порвано, русые волосы, так красиво переливающиеся золотом на солнце, растрепаны, руки поцарапаны, коленки ободраны, да еще заплаканное лицо... Эту картину смело можно было назвать «Отчаяние года»
«Нет, так дело не пойдет!» – твердо решила я.
Пока моя знакомая причитала, я собрала волю в кулак и хорошенько осмотрела комнату. Признаться, я не ожидала, что Мира так легко сломается. Однако девушка подкосилась словно сломанное ураганом деревце. Глядя на нее, мне тоже хотелось плакать, но не могла же я этого сделать. Кто-то из нас непременно должен быть сильным и, если Мира сдалась, то эта роль отводилась мне.
 
В нашем классе был всего один лидер и, конечно же, им была не я. Да и какой же ненормальный сделает из меня лидера?! Да, никогда в жизни.
Главной у нас была девушка с мальчишеской стрижкой, бицепсами, квадратным подбородком и кривыми желтыми зубами. Не красавица, да и ладно. Саша (так ее звали) – настоящий лидер – бойкая, сильная, властная, собранная. Даже мои приемы по самообороне не идут ни в какое сравнение с ее умением постоять за себя и за своих друзей. К слову, другом Саши я не являлась, поэтому стоять за меня ей еще ни разу не приходилось.
Так уж случилось, что с первого дня в школе наши отношения с Сашей не заладились. Началось все с младших классов и ее любимой куклы, которую я случайно испортила, а продолжилось всё это более взрослыми проблемами. Ума не приложу почему, но Саша всегда, проходя мимо, не забывала сказать какую-нибудь гадость. Она на дух меня не выносила, настраивала класс против меня, и вообще считала круглой неудачницей. Кстати, в последнем Саша оказалась права. Именно удачи мне сейчас и не хватало.
В комнате рядом с дверью висело пыльное зеркало, в котором мое отражение, искаженное из-за толстого слоя пыли, походило на серое расплывчатое пятно. К слову, таким пятном по жизни я и являюсь.
Я жуткая паникерша, а в младших классах вообще получила прозвище «плакса». Однако с ролью неприметной серой мышки я давно научилась справляться, вот только до сих пор удивляюсь, почему Надя стала со мной дружить. Она ведь всегда и во всем стремилась выделиться. А с моей школьной славой ее репутация могла только подпортиться.
– Думай, думай, думай... – зашептала я себе под нос, растерянно оглядывая комнату. Расплывчатая девочка, больше похожая на серое пятно, встревоженно смотрела на меня из зеркала, а я – на нее. – Давай же, я верю в тебя! – подбодрила я свое отражение, руками освобождая зеркало от пыли, грязи и паутины. Почему-то мне казалось, что, сделав это, в голову непременно придет гениальная идея, но, увы, получше рассмотрев себя в зеркале, я лишь ужаснулась тому, как жутко выгляжу. И никаких идей... Прискорбно.
Я отвернулась от зеркала и снова осмотрелась вокруг.
Это было самое пыльное помещение из всех, которые мне приходилось видеть. Даже в моей собственной комнате было гораздо чище, хотя мама с твердой уверенностью заявляла обратное, что грязнее помещения не встречала. «Эх, вот бы ей сейчас сюда», – подумала я и невольно улыбнулась. Хоть смешного было мало, я представила, как сейчас вопила бы моя мама. И ее меньше бы волновал монстр за дверью, чем царящий здесь беспорядок.
Старинный тяжелый пыльный комод закрывал дверь, огромная грязная кровать с балдахином занимала правую сторону комнаты, камин – левую. Стул на трех ножках («Да неужели?» – вспомнила я сломанный стул в доме стариков) скучающе стоял возле единственного окна, заколоченного досками. Неяркий свет от заходящего солнца просачивался через крохотные щели, оставляя косые отсветы на пыльном полу. Зеркало в раме висело сразу же за мной. Да, не хотела бы я здесь жить, хотя… если присмотреться и убраться...
«Стоп, нужно отсюда выбираться! – напомнила я себе и снова начала оглядываться, ища в знакомых вещах спасение. – Комод, кровать, камин, стул, окно, зеркало...»
– Алиса, – тихо позвала меня Мира. Я сделала вид, что не услышала. Тогда девушка, шатаясь, подошла ко мне и заключила меня в крепкие объятия. «И откуда у нее берется столько сил?» – в который раз недоумевала я. – Прости меня, это я во всем виновата. Не нужно было тебя сюда вести...
Я промолчала. Я не знала, что делать: лучше признать, что Мира и вправду виновата, или утешить ее и попытаться заверить, что ее вины в случившемся нет. Но последнее было сделать очень сложно; ведь та огромная зверина за дверью с острыми клыками и безумными глазами, налитыми кровью, явно ожидала сытного ужина.
– Кажется, он ушел, – я отстранилась от Миры и подошла к двери. 
Девушка замерла и всхлипнула, когда я приложила ухо к двери. Предполагалось, что чудовище сразу начнет биться в стены или злобно рычать в коридоре, но не за дверью не было ни стука, ни рыка, ни даже тяжелого дыхания. Да что уж там – тяжелого – вообще ни звука. Казалось, что коридор и вправду чист. «Может, его снова спугнули?» – предложила я и аккуратно опустила руку на комод.
Я была почти уверена в том, что в этот самый момент должно случиться что-то страшное, как обычно бывает в триллерах или ужастиках, но ничего такого не произошло, разве что Мира снова всхлипнула. Тишина за дверью начинала пугать.
– Ушел?! – прошептала я, взглянув на заплаканную Миру. Девушка пожала плечами и замотала головой.
– Не открывай, – попросила она. – А если он не ушел... Если он только и ждет, когда мы выйдем, чтобы нас...
– Но мы не можем здесь оставаться! – возразила я. – У меня даже телефона с собой нет... – Я тяжело вздохнула, вспомнив про воришек, укравших мой несчастный мобильник. А ведь его Филипп подарил мне меньше месяца назад авансом на день рождения. И что я теперь скажу брату, когда вернусь? «А может ничего и говорить не придется, потому что вернуться не получится», – осознала я жуткую истину. – А... зверь, возможно, испугается нас. Нужно только пошуметь чем-нибудь...
– Не надо! – голос Миры сорвался на писк, и девушка умоляюще сложила ладошки. – Не шуми, прошу. Это ведь необычный зверь.
Знакомая снова заплакала и, опустившись на колени, закрыла лицо руками. Мне очень хотелось подбежать к ней и хорошенько встряхнуть за плечи. «Слезами горю не поможешь!» – вспомнила я известную поговорку и решила, что она подходит к теперешней ситуации как никогда лучше. Нужно было принимать какие-то меры, а не плакать.
– Все будет хорошо, мы выберемся, обещаю, – заверила я ее, не представляя ни малейшей возможности как осуществить свое обещание: дверь забаррикадирована комодом, окно заколочено, по узкому дымоходу, где упитанная кошка с трудом бы пролезла, мы вряд ли сможем выбраться на крышу, а в потолке никакого люка, ведущего наверх. Ничего. Мы и вправду оказались в ловушке. «Мы умрем... Мы все умрем...» – очнулась в голове капризная, любящая паниковать девочка.
Мира снова всхлипнула, и ее истерика продолжилась. Она закачалась из стороны в сторону и паническим голосом зашептала: «Что делать? Что делать?», а чуть позже: «Ничего не поделаешь! Ничего не поделаешь!»
– Можно отодрать доски и выбраться наружу, – предложила я, и в этот самый момент в дверь кто-то постучал.
 
Сделали это тихо, но я вскрикнула и отпрыгнула в сторону. Мира ближе подползла к кровати и неуклюже стала подниматься на ноги.
– Барышни, откройте дверь, пожалуйста, – раздался приятный мужской голос.
Очень знакомый голос... Я бы узнала его и лет через десять. «Парень с красными линзами», – неуверенно уставившись на дверь, я не верила своим ушам. И какая же нечистая его сюда занесла? Или же я ошиблась и это не он?
«Не может быть!» – засомневалась я, подходя к комоду. Шепот в моей голове, не прекращающийся ни на секунду, подсказывал, что если я открою дверь, то это будет последнее, что сделаю в этой жизни. Но мне было необходимо знать, права я или нет, и неужели за дверью стоит тот самый прекрасный незнакомец, укравший мое сердце.
– Кто это? – спросила я, тщетно скрывая волнение. Ко мне снова стал возвращаться тот дурацкий елейный голосок, что и утром, стоило мне броситься в омут с головой из-за любви с первого взгляда.
Мне очень хотелось вложить в свой голос как можно больше безразличия, чтобы этот человек за дверью, окажись он тем самым парнем, не решил, что я до сих пор о нем думаю, а, наоборот, понял, что я давно его забыла. «И периодически не вспоминала!» – твердо добавила я про себя.
– Мы ведь сегодня уже познакомились... – ласково произнес он. – Помнишь, на дороге? Ты врезалась в меня...
Дыхание перехватило, а сердце страдальчески забилось в груди.
– Ах да, тот маньяк, который чуть не затащил меня в лес, – хмыкнула я, из последних сил принуждая себя говорить спокойно.
За дверью послышался тихий смешок и шорох.
– Верно, – ответил голос, и я еле сдержалась, чтобы сиюминутно не сдвинуть комод и распахнуть дверь. – Но ты ведь первая начала... зачем за мной следила?
– Это я-то следила? – возмущенно прошептала я, изумляясь тому, как это так злобно получилось. – Да ты сам... Ты виноват...
Мира перестала плакать и смотрела на меня во все глаза. Изумлению на ее лице не было предела.
– Ты с ним знакома? – тихо прошептала девушка.
– Ой, кого слышу... – хихикнул голос за дверью. – Принцесса все еще здесь... А я уж подумал, что ты от страха в окно сиганула... Неужели ты настолько глупа, что...
– Проваливай, мы тебе не откроем, – перебила я, словами явно противореча настоящему желанию распахнуть настежь дверь и еще раз взглянуть на юношу. И тут я вспомнила про монстра... Внутри все похолодело, и я чуть ли не закричала: – Советую прислушаться и действительно бежать отсюда. Там снаружи какой-то злобный кровожадный монстр, который сожрет тебя раньше, чем ты успеешь позвать кого-нибудь на помощь.
«А почему же не впустить парня сюда?» – мелькнула в голове заманчивая мысль, сразу же мне понравившаяся. Его ведь могли убить там, снаружи, и лучше всего внутри переждать, пока зверюга убежит... Я уже хотела было озвучить данную приятную мысль, как парень произнес:
– Да брось... Что за жуткие слова? Кровожадный монстр!? Я ведь не причинил вам, барышни, вреда... Поэтому пока еще ты не можешь называть меня кровожадным.
Его голос звучал насмешливо и в нем не было и крупицы страха. Данный факт тут же меня насторожил.
Я быстро заморгала, пытаясь переварить информацию, но что-то не складывалось, поэтому я обратилась к Мире за поддержкой. Бледная как полотно, Мира все еще пошатываясь возле кровати, смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
«Он что, ненормальный, раз считает себя той зверюгой?» – истерически вскрикнул голосок в моей голове, когда я поняла, что Мира от страха не способна произнести ни слова. Эх, ну и везло мне последние несколько дней на психов...
– Убирайся отсюда и оставь нас в покое! – все еще теряясь в догадках, что имел в виду парень, крикнула я.
– Ладно, барышни, если откроете дверь, одну из вас я отпущу, – смилостивился парень и легонько забарабанил пальцами по двери. – Так уж и быть, это будет принцесса, а тебе, Алиса, придется пойти со мной. Но я обещаю, что тебя не обижу. Я могу быть очень нежным и ласковым...
– Ага, спешу и падаю, – растерянно произнесла я, неотрывно глядя на Миру. – Разбежался. Советую тебе убраться подальше, иначе я вызову полицию и тебя арестуют...
Парень снова засмеялся, верно почувствовав, что я блефую.
 
Где-то в семь лет меня заинтересовал вопрос: «Откуда берутся дети?» Я уверена, что в подобном возрасте, быть может, годом раньше, годом позже, подобный вопрос возникает у всех детей. Рассказы об аисте и капусте очень скоро становятся слишком уж сомнительными, так как устаешь сидеть перед окном и тщетно высматривать в небе аистов, несущих в пеленках младенцев, или, излазив весь огород, в капусте так и не найдя ни одного хныкающего ребенка.
В общем, как и остальные, мучающиеся вопросом «Откуда все-таки берутся дети?», я наступила на те же грабли, что и мои сверстники, поверив мифам про аиста и капусту. За правдивыми разъяснениями я решила обратиться к родителям. Вначале я выбрала маму. Эх, лучше бы сразу к отцу шла, ведь знала, какая реакция последует: моя мама, густо покраснев и выронив из рук сковородку с блинчиками, с громкими криками отослала меня с кухни. Пришлось идти к папе.
 Застала я его в разгаре работы. Он сидел за своим письменным столом, а Филипп добросовестно набивал отцовские мысли на пишущей машинке. Эта машинка была достоянием нашей семьи, и лет ей было... Не скажу точно, но куда больше, чем дедушке. И хоть у нас в семье было несколько компьютеров, папа традиционно придерживался старинных методов. Он считал, что самые лучшие произведения получаются, если их писать от руки или печатать на допотопной пишущей машинке. К слову, уже через несколько лет отец пересмотрел свое мнение на этот счет, и машинка (семейная реликвия) вот уже восемь лет хранится где-то в закромах нашей трехкомнатной квартиры.
Ну а тогда, когда мне было около семи лет, и я пришла с вопросом «Откуда же берутся дети?», папа сидел за своим столом с искусанным на кончике карандашом в руке и, закатив глаза к потолку, говорил красивыми фразами, а Филипп, сгорбившись за соседним столом, печатал под диктовку. Такое занятие для брата очень долгое время было главным смыслом жизни и, прибегая домой из школы, первым делом он со светящимися надеждой глазами спрашивал, нужно ли отцу что-то напечатать. Когда он слышал положительный ответ, прямо-таки сиял от счастья. Но в тот день, после двухчасового сидения за машинкой, брат выглядел достаточно удрученным и уставшим. И вот чудеса – стоило мне задать свой вопрос, как Филипп выпрямился и оживился, а папа, напротив, смутился и потерял нить разговора.
– Мм... Лисенок, я уверен, мама лучше ответит на этот вопрос... Филипп, на чем мы там остановились?.. Да неужели мы сидим здесь два часа?.. А какой сегодня день? – мой папа не знал, куда спрятать глаза, так как с моими он встречаться наотрез отказывался.
– Я знаю ответ на вопрос! – гордо выпятив грудь, признался Филипп. Он сидел за своим столиком с видом настоящего знатока, что папе очень не понравилось.
– Иди сюда, милая, – поспешно поманил меня папа и усадил к себе на колени. – Что ты хочешь узнать?
– Откуда берутся дети? – напомнила я. – И сразу скажу, что в то, что их приносит аист, не поверю, как и в то, что их находят в капусте.
– Я слышал, что детей приносит старая злая ведьма, – встрял в разговор Филипп и загадочно улыбнулся.
– Старая злая ведьма кушает детей, а не приносит... – покачала я головой. – Как ты папу слушал? Он же нам рассказывал! 
– На самом деле детей никто не приносит, – нервно кашлянув, признался папа. – Все дело в любви. 
– А что такое любовь? – задала я вполне логичный вопрос.
– Любовь – это чувство, когда, находясь рядом с любимым человеком, ты забываешь, что значит дышать, – объяснил папа.
– И так получаются дети? – с сомнением в голосе переспросила я. – А ты меня точно не обманываешь?
– Если есть любовь, то обязательно будет и ребенок, – подтвердил папа, а Филипп захихикал – хитренько так.
И папа, конечно же, провернул ту же самую штуку, что с аистом и капустой. До одиннадцати лет я свято верила в то, что, встретив эту самую любовь, я приобрету в придачу и ребенка. Мне в раннем детстве очень нравился один мальчик и, постоянно находясь рядом с ним, я надувала щеки и переставала дышать. Ясное дело, он думал, что у меня с головой проблемы, а я в свою очередь думала, что чем дольше буду задерживать дыхание, тем лучше ребеночек получится. А потом Надя на правах моей лучшей подруги все же посвятила меня во все тонкости этого нелегкого вопроса: «Откуда берутся дети?». После ее рассказа у меня тут же пропал аппетит, но хуже всего было осознание того, на сколько же глупой я была все это время.
Однако только сейчас до меня дошел смысл слов отца: «Забываешь, что значит дышать». Парень за дверью без сомнения заставлял забыть меня дышать, а это значило только одно – я влюбилась по уши. Каким бы грубым и странным парень ни был, я просто не могла взять и вырвать его из своих мыслей.
Но ведь это глупо – верить в любовь с первого взгляда... Надя так считала и принуждала меня думать также. И повода в этом усомниться еще не было... до сегодняшнего дня. Встретившись с прекрасным юношей утром, я думала, что больше никогда его не увижу, и как же сейчас я была рада. Я даже готова была простить ему розыгрыш с линзами...
«Нет, все-таки нужно его впустить, а то погибнет ведь!» – твердо решила я и облокотилась на комод.
– Стой! – испугалась Мира. – Не открывай, он ведь оборотень!
Девушка дернула за балдахин (при этом чуть его не разорвав) и присела на краешек пыльной кровати. Ее светло-серые глаза стали темными и серьезными. Внутри у меня что-то надломилось.
– Оборотень?.. – жалобно пролепетала я, не зная, как правильно следует реагировать на подобного рода заявление: посмеяться или испугаться. Пока же я лишь понадеялась, что ослышалась или, на худой конец, Мира оговорилась.
– Да, оборотень, и ты не должна ему верить! – подтвердила девушка, да еще притопнув ножкой, добавила: – Он обманет! Они всегда обманывают!
Хоть Мира почти и убила меня своими словами, я все же решила до последнего не верить в это. Я принялась искать слова оправдания, ведь не может моя первая любовь оказаться каким-то оборотнем, когда за дверью послышалось злобное рычание, ставшее ответом на мой вопрос «А это разве возможно?», так и не слетевший с губ.
Только теперь я поняла смысл сказанных парнем слов, почему он назвал себя зверем и ничуть не опасался быть съеденным. Он не был психом, потому что... «Он и есть тот самый кровожадный монстр!» – дошло до меня.
– Я вас предупреждаю в последний раз, барышни, – в его голосе послышались враждебные нотки. – Хотя, что я с вами церемонюсь... Даю минуту и начинаю выламывать дверь! Время пошло...
 
На мгновение мы с Мирой замерли.
Девушка вновь готова была расплакаться, а я заметалась из угла в угол. И меня волновало больше не то, что из комнаты не было другого выхода, кроме как через дверь, за которой наша погибель, а то, что этот парень «с линзами» оказался... оборотнем?! Нет, не может быть! «Оборотней не бывает... Не бывает...» – упрямилась я.
А что мне известно об оборотнях? Если говорить про ужасы, которые мы с Надей пачками смотрели свободными вечерами, то эти монстры были любимчиками подруги. Я же терпеть их не могла – мохнатые, клыкастые и злые... А Надя находила их даже милыми. Бее...
Конечно, после выхода легендарных «Сумерек» с красавчиком Тэйлором Лотнером, отношение к оборотням мне все же пришлось пересмотреть. «Но не настолько же!» – воскликнула я и в ужасе покосилась на дверь. И почему же все прекрасное так опасно?
Я подошла к окну и попыталась сорвать с него дощечку, которая с трудом, но поддалась. Тогда я изо всех сила стала тянуть ее на себя, а Мира опустилась на пол и снова запричитала:
– Мы не выберемся, не выберемся. И зачем я только пообещала папе, что вернусь. Его горю не будет конца. О, бедный папа.
Вот скажи мне кто-нибудь пару часов назад, что Мира окажется таким нытиком, ни за что бы с ней никуда не пошла. «Лучше помогла бы хоть, чем причитать», – недовольно подумала я, оторвав злосчастную дощечку.
Из образовавшейся небольшой щели я поняла две вещи: солнце практически село и, если выпрыгнуть из окна с этой высоты, можно понадеяться, что ноги останутся целы.
Мне еще ни разу не приходилось прыгать из окна второго этажа. В школе мои одноклассники частенько сбегали с уроков таким образом. Вначале сбрасывали вниз балласт – рюкзаки, а потом прыгали сами. Самые заядлые прогульщики даже спрыгивали с третьего этажа, оставаясь при этом целыми и невредимыми. Но ведь кто они, а кто я – круглая неудачница. Но как бы я ни боялась расшибиться, другого выхода не было. «Надо будет прыгать!» – решила я и стала отрывать вторую дощечку.
За дверью было тихо. Я подумала, что парень-оборотень расхотел нас кушать и ушел. Выдрав вторую дощечку, я в ужасе уставилась на свои руки, в которые засели с десяток острых заноз. Ладони пылали, словно их положили на раскаленную сковороду, а сгибая и разгибая пальцы я еле сдерживалась, чтобы не закричать от боли.
– Он ушел? – вымученная слезинка покатилась у меня по щеке.
Мира пожала плечами, а я, выдирая из пальцев самые большие занозы, приблизилась к двери. Необходимо было обработать ранки, чтобы грязь не попала в кровь. Хоть у стариков не было аптечки, бабушка дала бы мне какой-нибудь травки, которая непременно облегчила бы боль. «Хочу домой», – снова закапризничала девочка у меня в голове.
Я только и могла думать о том, чтобы побыстрее отсюда выбраться, вернуться в дом, обработать раны, наесться бабушкиного пирога и до обеда следующего дня проспать на чердаке. Я не допускала мысли о том, что вернувшись не застану в доме стариков, и была совершенно уверена, что они дома и с ними все хорошо, как и с пропавшими курами, гусями, свиньями, козой и даже петухом. Ну ладно, буду честной, судьба последнего меня мало беспокоит!
 
Интересно, наклоняясь к замочной скважине, что я рассчитывала там увидеть? Уж точно не алый глаз... Я ахнула и в ужасе отпрянула от двери, упав на пол. Руки пронзила острая боль, стоило коснуться ладонями пола.
– Мне надоело ждать, – раздраженно произнес голос из коридора. – Открывайте сейчас же или я выломаю эту дверь. К тому же время уже истекло.
Так как парень перестал обращаться к нам «барышни», и из его голоса исчезли все вежливые интонации, стало ясно, что времени у нас и действительно не много. Чтобы собраться с духом, мне потребовалось не меньше минуты. Я так и ждала, что дверь сотрясется от мощнейшего удара и, опустившись на четвереньки, как можно бесшумнее подобралась к замочной скважине и снова заглянула в нее. Теперь вместо алого глаза там был зеленый.
– Кто ты? – шепотом спросила я.
«Тебе же сказали, что оборотень! – недовольно буркнул мой внутренний голос. – И чем ты только слушаешь?»
– Если откроешь, то можешь называть другом, – так же шепотом ответил голос.
– Он тебе не друг, – Мира оказалась прямо за моей спиной. – И никогда не будет. Оборотни не дружат с людьми, они их всегда убивают, а тем более белых.
Мира прижала руки ко рту, осознав, что сболтнула лишнее, и громко икнула.
– Белая? – недоверчиво переспросил парень и добавил больше для себя самого, чем для нас: – Так вот почему ты так ей нужна.
И тут раздался жуткий удар в дверь. Комната содрогнулась, а Мира, всхлипнув, навалилась на комод всем своим телом. Я бросилась к окну и принялась отдирать дощечки дальше.
От второго удара комод сдвинулся на пару сантиметров вместе с Мирой, а я засадила еще несколько заноз. От боли из глаз предательски потекли слезы, но, не обращая на это внимания и отбросив в сторону еще две дощечки, я принялась за следующие. Еще удар, и от двери отлетело несколько щепок, а зеркало, сорвавшись со стены, упало на пол. Но чудом не разбилось.
На мгновение мне показалось, что я присутствую на съемках фильма ужасов. Да что там присутствую – являюсь одним из главных героев. Как на зло, в большинстве фильмов, которые я смотрела, все персонажи мучительно умирали. Плохие давали дубу в самом начале, а хорошие, борясь за жизнь из последних сил, в конце тоже с ней прощались.
«Это все неправда!» – заявила я себе, но уже не так уверенно, как прежде. Лишь оставалась надежда, что где-то наверняка стоит скрытая камера, и мне никто не причинит вреда.
А в двери уже была видна небольшая щель. Еще немного, и парень (вот бы еще раз его увидеть! Глупая!) ворвется внутрь. И что тогда? Я должна буду с криками «Спасите! Помогите!» покинуть комнату, а все зрители, наблюдающие за нами, посмеются? Или это не реалити-шоу и нам с Мирой все-таки крышка?
Наконец, я отодрала от окна последнюю дощечку и, выглянув наружу, жадно втянула носом вечерний свежий воздух.
– Мира! – крикнула я, и девушка тут же бросилась к спасительному окну.
Она первая выбралась наружу, а я следом. Мои ладони пылали, кровоточили, болели, но ведь это была такая ерунда по сравнению с тем, что с нами мог бы сделать юноша-оборотень, за несколько ударов превративший деревянную крепкую дверь в щепки. Выбираясь наружу, я успела заметить два алых глаза, словно фонарики светящихся за спиной, и порадовалась, что вовремя успела расчистить окно.
– Оборотень, говоришь? – нервно спросила я, карабкаясь наверх.
 
Мира еле дышала и раскачивалась из стороны в сторону, словно березка на ветру. Так как здание почему-то оказалось скользким, и я сама пару раз оступилась, не на шутку забеспокоилась за свою знакомую, которая в таком состоянии с легкостью могла полететь вниз. Впрочем, мы благополучно добрались до крыши.
– Нужно спуститься ниже и спрыгнуть... – сказала я, опасливо посматривая вниз. Если бы за нами не гнался бешеный оборотень, то мы давно бы спрыгнули и побежали обратно в лес, но инстинкт самосохранения заставлял карабкаться на крышу... «Глупый инстинкт», – осудила я его и схватила Миру за руку. – Давай же, прыгая отсюда мы разобьемся. Спускаемся...
Но не успела я сделать и шага в сторону двери, ведущей с крыши, как снизу послышались голоса:
– Они там! Наверху! Убейте их всех!
К зданию из леса стали выбегать темные фигуры. Громко крича и размахивая факелами (ну все, приехали!), они направлялись прямехонько ко входу в здание. Когда я увидела среди них слепых брата и сестру, по спине пробежал холодок, а левую руку свела судорога. Я решила было, что от страха, но на самом деле это всего-навсего оказался наш преследователь, схвативший меня за запястье.
– Попалась! – радостно воскликнул он.
– Рано радуешься, а ну пусти! – ответила я и попыталась вырваться, но парень, как и Мира, внешне выглядевший не особо-то сильным, оказался крепким и мускулистым. Он встряхнул меня, словно я была тряпичной куклой, и прошипел сквозь зубы:
– Успокойся...
Легко ему было сказать: «Успокойся!». Глядя на юношу, я видела клыкастого монстра, так и не успевшего попробовать меня на вкус. Но ведь все еще было впереди... Я слишком резко вывернула руку, чуть не завизжав от боли, и пнула коленкой парня в пах. Благо уроки по самообороне не прошли даром...
Парень отшатнулся назад и болезненно сморщился. Но не успела я как следует порадоваться своей маленькой победе, как в дверь чердака начали ломиться. На ней висел старый амбарный замок, и почему-то я была более чем уверена, что продержится он недолго. «Надо прыгать!» – в голове возникла единственная, подсказанная шепчущими голосами идея.
– Алиса... – Мира была такой бледной и так опасливо покачивалась над краем крыши, что я не сомневалась, что девушку от обморока отделял всего шаг. Но думать об этом не было времени. Я метнулась к подруге и схватила ее за руку.
До земли было далеко, и одними поломанными ногами здесь было не ограничиться. Я вновь вспомнила своих одноклассников, попыталась успокоить себя мыслью, что если у них получилось, то и мы сможем.
– Мира! – я встряхнула девушку за плечи, и она тут же накренилась вбок. – Мы должны прыгнуть. Ты слышишь? Постарайся приземлиться поближе к траве...
– Не-ет... – протянула она. – Мы разобьемся... Ой!
Мира вскрикнула, когда парень, оклемавшийся от удара, поднялся на ноги и схватил меня за руку.  
– Пусти. Фу... – велела я, вспомнив, что имею дело с оборотнем. Парень растерялся, а я не выдержала и засмеялась. «Только не это, кажется, теперь у меня началась истерика…» Я просто не могла остановиться и сотрясаясь от смеха, еле проговаривала слова: – Очень... плохой... песик...
Смех перешел в рыдания, и как раз в этот момент амбарный замок не выдержал. Мирина рука дрогнула.
– Нет, Мира! – заорала я, когда подруга метнулась вперед.
Я ведь сама советовала ей спрыгнуть, но теперь готова была взять свои слова обратно. «Она разобьется!» – мелькнула в сознании жуткая мысль, а за ней другая: «Это ты ее убила!» Я потянула Миру к себе, но та, как всегда, оказалась сильнее. Мне оставалось только последовать за ней или отпустить ее руку и позволить ей упасть... – Нет! – повторила я.
Я чувствовала теплое прикосновение парня-оборотня.
«Убейте их всех», – пронеслось в голове, и я крепче сжала руку юноши. Ну и что с того, что он пять минут назад выламывал нашу дверь, а еще ранее пытался меня съесть в лесу. С этим можно было бы разобраться позже, а пока... Как ни странно, но теперь мы были в одной команде и выбора у нас не было.
«Прыгай», – шепнул голос, и я прыгнула...
Мы прыгнули...

Глава восьмая. РЕАЛЬНОСТЬ?

Когда я прыгала с крыши, то не надеялась на мягкое приземление, и знала, что от меня останется только мокрое место. И хорошо, если я умру сразу же от удара о землю, и слепые не станут меня добивать. Сейчас это была моя самая большая мечта. Я ожидала удара, сильной боли, но чувствовала лишь невесомость, причем достаточно долго. Словно время остановилось, и прыжок растянулся на целую вечность. А может все уже закончилось, и я ничего не почувствовала?
Я ждала, что жизнь пронесется перед глазами, что вспомню свое детство, самые приятные и запоминающиеся моменты, в последний раз увижу лица родителей, стариков, брата и Нади. Я не хотела никого из них расстроить, разочаровать, но так уж вышло...
И что я могу о себе сказать? Только то, что меня зовут Алисой, мне шестнадцать лет. Через две недели, третьего августа, исполнилось бы семнадцать, я пошла бы в одиннадцатый класс, получила бы через год аттестат, купила бы для выпускного вечера самое красивое на свете платье, но, видимо, не судьба всему этому случиться. Слишком уж много «бы». Я прожила обычную жизнь и, видимо, теперь не совсем обычной смерти заслуживала. А иначе и быть не может. В конце обязательно случается какая-нибудь подлянка. «Блин, почему же умереть спокойно не получилось?» – очень расстроилась я.
Но самым обидным было то, что сделать ничего не успела. Я ни разу не была на море, не летала в самолете, не влюблялась (ну, быть может, за исключением парня, который погиб вместе со мной, сиганув с крыши. Примечание: этот парень – оборотень! Вот чума!). И сколько же всего хотелось еще сделать. Умереть в шестнадцать лет – это несправедливо...
– Не хочу умирать, – всхлипнула я и открыла глаза, которые пришлось крепко зажмурить, прежде чем прыгнуть с крыши.
Чувство невесомости тут же исчезло, а вот ломота в теле дала о себе знать. Я поморщилась не то от боли, не то от яркого света, слепящего глаза, и тут же представила загробную жизнь с ее пушистыми облаками и сонмами ангелов.
«Я попала в рай? – в надежде на это я принялась осматриваться по сторонам. – Постойте, в раю же все белое?!»
Надо мной было зеленое небо, усыпанное золотыми блестками (звезды?), а трава, на которой я сидела, имела нежно-голубой цвет. Нескончаемое поле тянулось на многие километры вдаль. Казалось, что я нахожусь в центре огромного безбрежного океана и тону, вот только не в волнах, а в удивительной траве, мягкой на ощупь, словно шелк.
– Не рай, – тяжело вздохнула я. – Но все же неплохо!
 
Больше всего я боялась после смерти попасть в ад: не будучи особо религиозной, в загробную жизнь я свято верила. В детстве я как-то упросила маму почитать мне сказку на ночь. То ли я слишком впечатлительная, то ли мама на меня за что-то злилась, но выбор ее пал на книгу явно не для восьмилетней девочки – Данте Алигьери с его «Божественной комедией». Все девять кругов ада до сих пор частенько снятся мне в кошмарах, заставляя в ужасе проснуться посреди ночи и не смыкать глаз до самого рассвета.
К счастью, некрещеным младенцем я не была, а значит, наказание в виде безбольной боли не грозило, так же как и кручение и истязание бурей, ведь блудницей меня тоже не назовешь. За свои шестнадцать лет я так ни разу и не целовалась. «Эх, а ведь надо было послушать Надю и пойти на свидание с коротышкой Максом Ивановым», – огорчилась я.
А далее, на третьем круге ада, гнили под солнцем и дождем обжоры. Я посмотрела наверх и ужаснулась – солнце над моей головой, больше похожее на светодиодную лампочку, было таким ярким и... Жарким? «О нет... Это ведь не из-за бабушкиных блинчиков?» – испугалась я.
Если бы в данный момент полил дождь, то я бы непременно разревелась. Но ведь я не обжора. Только в гостях у стариков позволяла себе съесть лишнее, а так даже на диете частенько сидела, когда Наде в голову взбрела гениальная идея сбросить парочку лишних килограммов. «Нет-нет-нет! За блинчики меня нельзя помещать в ад!» – в глазах предательски защипали слезы.
Я неуклюже поднялась на ноги, припоминая оставшиеся круги. Мешков с грузами поблизости не наблюдалось, а значит, за расточительство наказывать меня не стали, и все благодаря маме, которая заботилась о том, чтобы мне не было что тратить и того, что копить. Не думала, что когда-нибудь скажу это, но «Спасибо, мама».
Пятым кругом было гигантское болото, откуда не выбраться. Грех – лень и гневливость. Глядя на голубую траву под моими ногами, я так и ждала, что земля разверзнется, а под ней появится жуткое болото. И ведь не была я такой уж ленивой и знала людей гораздо ленивее себя. Ладно, так уж и быть – отправлять в ад за блинчики – еще куда ни шло, но лень и гнев... Да я в жизни никому слова плохого не сказала. Ну, кроме как маме, папе, Мире, Герману с Тихоном и... Я попятилась назад. Все-таки непривычный голубой цвет травы меня более чем смущал. «Но в болоте вода зеленая или коричневая, – предприняла я жалкую попытку себя приободрить. – А это небесный цвет, совершенно безобидный».
И далее, через зловонную пропасть, в шестой круг ада, где томятся еретики и лжеучители. «Вот это точно не про меня», – хоть чему-то обрадовалась я, но совсем ненадолго. Следующим был грех самоубийства...
– Нет, это не было самоубийством! – в ужасе закричала я, задрав голову к белоснежному солнцу. – Я не хотела себя убивать, и Миру тоже! Я не убийца, не убийца!
Судорожно вздыхая, я огляделась по сторонам. В траве этого безбрежного голубого поля наверняка прятались собаки, готовые в любой момент наброситься и разорвать в клочья. Да я в жизни и мухи не обидела. Ну, если только очень назойливых мух. А ходила в кружок самообороны исключительно ради самозащиты и не намеревалась вредить кому-то умышленно. Прыжок с крыши представлял собой небольшой выбор: или остаться и ждать смерти от рук каких-то психов с факелами, или... «Лишить себя жизни самим», – закончила я мысль и пуще прежнего завопила:
– Пожалуйста, только не это! За блинчики я готова стерпеть любое наказание, но только не за...
– Ты чего раскричалась? – недовольный голос заставил меня вздрогнуть и обернуться.
Я не верила своим глазам: парень-оборотень оказался вместе со мной. Не знаю, принимать это как подарок свыше или как наказание – провести вечность с монстром, скрывающим свое истинное лицо за маской очаровательного и привлекательного красавца с ямочкой на подбородке и чудесными зелеными глазами.
– Подожди, значит, нас сюда за одно и то же поместили? – дрожащим голосом спросила я.
«Не думай о восьмом круге, не думай о восьмом круге», – принялась упрашивать я себя, но тщетно. На предпоследнем круге ада – сводники и обольстители. А ведь этот парень был таким милым и...
– Монстр! – крикнула я. – Не подходи! – и выставила перед собой руки словно каратистка. «Ну, если я умерла, он ведь не может мне навредить», – возникла в голове разумная мысль, но руки все же не опустила. – Отойди туда...
– Куда туда? – парень потирал шею и болезненно морщился. Его глаза еще не привыкли к столь яркому свету, и он слишком часто моргал. – Назад?
А рядом с обольстителями были колдуны, лицемеры, воры, лжесвидетели, прорицатели, терпящие самые страшные наказания. «Наверняка в этой группе и оборотни есть!» – пятясь все дальше назад, подумала я.
– Именно, – подтвердила я. – Туда!
– Ладно, – нехотя согласился парень и отступил на крохотный шажок назад.
На лице юноши замерла самодовольная улыбка, а в глазах показались алые вспышки. Приходилось надеяться, что сейчас он не собирался становиться монстром с клыками.
«Но ведь он тебе ничего не сделает. Ты ведь уже мертва», – напомнил все тот же голос в голове, в последнее время начавший меня жутко бесить.
 
И хотя здесь не было языков пламени и сковородок, на которых приплясывали бы грешники, от жары можно просто сойти с ума. На странном зеленом небе висело странное солнце белого цвета и палило нещадно.
Казалось, все вокруг вымерло. Никакой живности кроме нас двоих, ни одного деревца или даже камня, за которым можно было бы спрятаться от палящего зноя – только голое поле нежно-голубого цвета.
«Удивительно, что еще не выжженное, – добавила я и отвлеклась на пролетающую мимо птицу. – Птица?»
Парень воспользовался этим моментом и в два счета уложил меня на лопатки. Я даже среагировать не успела.
– Нечестно, – возмутилась я, безрезультатно пытаясь пнуть юношу. – Я не была готова к нападению.
– Ага, – согласился он, обнажив свои белоснежные зубы. Я тут же представила монстра, намеревающегося меня съесть, и попыталась пошевелить рукой, но не тут-то было. Парень на совесть припечатал меня к земле, лишив всякой возможности двигаться.
– И что же ты сделаешь? Съешь меня?
Последние слова я произнесла дрогнувшим голосом, и улыбка парня стала еще шире.
– Заманчивое предложение, но у меня на тебя другие планы, – произнес он, ослабляя хватку. – Давай договоримся – я тебя отпущу, а ты...
Я решила не дослушивать. Почувствовав, что снова могу двигаться, изо всех сил пнула парня между ног (бедняга, второй раз за вечер) и припустилась бежать. Услышав за спиной приглушенное рычание, я ускорилась, чуть ли не в два раза, но (о, облом!) споткнулась прямо на ровном месте. Ахнула и упала в траву, а парень упал на меня и снова прижал к земле.
– Еще раз так сделаешь, я не посмотрю на то, что ты нужна Леди, – грозно прошептал он мне на ухо. – И даже твоя магия тебя не спасет. Учти, я сломаю твою шею быстрее, чем...
Я даже не предполагала, что умею брыкаться почти так же хорошо, как и бегать. А быть может, я все еще считала себя живой и готова была бороться до последнего? Мой локоть угодил парню в бок, и я снова освободилась, но в этот раз на ноги подняться не успела. Оборотень ухватил меня за лодыжку и с силой потянул на себя. Я брыкнулась и перевернулась на спину. Сильная рука сжала мое горло, и я даже не успела как следует посопротивляться, как перед глазами возникли мигающие черные точки. «Интересно, а умереть дважды можно?» – задалась я вопросом.
Последним кругом ада был лед и вмороженные в него отступники. 
И как же хорошо, что вокруг адская жара, а не адский холод.
 
– А ну пусти ее! – велел строгий голос.
– Мира, – прохрипела я, узнав свою новую подругу, и юноша тут же убрал руки с моей шеи. Я закашлялась и попыталась подняться, но парень сильно придавил меня к земле.
– Сказала, пусти ее! Сейчас же! – повторила девушка властным голосом, но менее уверено добавила: – Или выстрелю!
Лежа на спине, не имея возможности пошевелиться, я видела только небо, золотые звезды (как блестки на праздничном подарке), и нависшего надо мной парня. «Он только что чуть меня не задушил!» – с горечью отметила я, опуская тот факт, что уже третий раз за день применила к нему прием самозащиты. И четвертый бы раз сработал, но, видимо, его инстинкт самосохранения был развит ничуть не хуже, чем мой.
Парень одним резким движением поднял меня на ноги и, грубо скрутив за спиной руки, прижал к себе, отгородившись мною словно щитом. Перед нами стояла Мира с какой-то штукой в руках. Она походила на большую длинную палку. Не на ружье, но я не сомневалась, что это точно оружие. Мне стало как-то не по себе.
– Ну, давай же, – жестко произнес парень. – Стреляй!
«Значит, все-таки ружье», – подумала я и с трудом сглотнула комок, подступивший к горлу. Но как оборотень ни хотел показать свое безразличие, я почувствовала в его голосе нотки страха. А еще то, как он напрягся, как его пальцы впились в мои руки, как тяжело он задышал, и как быстро забилось его сердце. Казалось, оно того гляди выпрыгнет из груди и припустится в пляс, как и мое собственное.
Мне по-настоящему стало страшно. Даже в лесу, когда за нами гнался монстр («А ведь он сейчас стоит за мной, вот так совпадение», – сильнее забилось мое сердце), когда мы искали выход из комнаты или прыгали с крыши, я так не боялась, как сейчас боюсь этой непонятной стреляющей палки-ружья.
Мира медленно опустила оружие – тонкое и ровное как металлический прут, и в ее серых глазах отразилось отчаяние. Сердце за моей спиной стало затихать, заодно успокаивая и мое. Парень заметно расслабился и, облегченно вздохнув, ослабил захват. Я покачнулась и чуть не упала на землю, но оборотень ловко обхватил меня руками за талию.
И почему же вместо бесконечной ненависти я испытывала... Симпатию? Симпатию к этому монстру, сначала чуть не съевшему меня в лесу, а теперь обращающемуся со мной как с какой-то марионеткой. Но, тем не менее, от его прикосновения к моей коже я чувствовала, как по телу пробегают мурашки.
– Мы уходим, не думай нас преследовать, – обратился он к Мире и медленно начал отступать назад. «Прекрасно, меня взяли в заложники», – хмуро заметила я и стала отступать вслед за парнем. Его сильные руки все еще были на моей талии.
– Алиса, я тебя найду, где бы ты ни была, – прошептала Мира с нескрываемым отчаянием в голосе. Я видела, как ей хочется мне помочь, но она не может этого сделать. – Обещаю, я тебя не брошу. Они не причинят тебе вреда... Обещаю...
Мира опустилась на траву и закрыла лицо руками. «Ну вот, снова в слезы», – вздохнула я тяжело. Мне очень хотелось крикнуть ей в ответ, чтобы девушка не переживала так сильно и что мне очень жаль, что мы разбились, прыгнув с этой злосчастной крыши, но слова застряли у меня в горле.
Меня вдруг охватило сильное уныние.
 
Когда мы отошли от Миры достаточно далеко, парень отпустил мои руки и ловко накинул на шею веревку. Я даже не пыталась сопротивляться. «Не плачь, только прошу тебя, не плачь!» – стала упрашивать я себя, но слезы сами собой потекли из глаз. Видимо, Мира меня все же заразила... «Еще бы – весь вечер рыдать», – всхлипнув, отметила я.
– Это для твоего же блага, – заверил юноша, положив руку мне на плечо. – Если ты будешь вести себя хорошо, то она не причинит тебе вреда... Она волшебная и... Ну что с тобой такое? Ну не могу я тебя вести без веревки. Если ты сбежишь... Да что ж это... Прекрати плакать сейчас же.
Он встряхнул меня за плечи, а я влепила ему звонкую пощечину. Даже не ожидала от себя... Я ведь в принципе умышленно никого не била. Ну, до настоящего момента, и сегодня этот юноша определенно стал подушкой для битья.
Меня разрывали два противоречащих чувства. С одной стороны, мне он очень нравился, а с другой – видеть его не могла. Он ведь пытался меня убить. «Причем дважды!» – отметила я строго.
– Что хочу, то и делаю, – сказала я обиженно и шмыгнула носом.
Боль в руках, полученная от заноз, дала о себе знать. Правая ладонь, которой я ударила юношу по лицу, страшно запылала, словно ее сунули в кипяток.
– Твое дело, – сухо произнес парень, даже не коснувшись своей покрасневшей щеки, будто бы никакой боли не почувствовал, и потянул за веревочку.
Узел на моей шее стал затягиваться, и я поняла, что чем дольше буду сопротивляться, тем большая вероятность, что придушит меня не рука моего конвоира, а эта волшебная веревка. Даже не хотелось вдаваться в подробности, каким образом работает эта штука. Я просто послушно зашагала следом, глотая слезы. А заметив, что моему спутнику не нравится, что я плачу, специально начала громко всхлипывать.
 
Чем дольше мы шли, тем сильнее начинало казаться, что на смерть и адские мучения все это не походит. По крайней мере, я еще не увидела ни одного беса, а парень, который тянул меня за веревку, словно ослика на привязи, должен был находиться со мной в равных условиях. Так по какому праву он вздумал играть в босса? Он ведь такой же, как и я – мертвый.
Пару лет назад у меня умерла бабушка по материнской линии. За год до смерти она впала в кому. Очнувшись, бабушка рассказывала много удивительных историй. Папа тогда даже написал целую книгу про загробную жизнь, которая стала пользоваться не меньшим успехом, чем его выдуманные сказки.
«Возможно, я в коме!» – предположила я, на некоторое время отодвинув мысль о смерти. По крайней мере, пока что... Бабушка после выхода из комы прожила меньше полугода.
Очень скоро она стала совершенно немощной, сгорев всего за пару месяцев. Раньше бабушка была активной, бойкой старушкой и признавалась, что в свои восемьдесят ощущала себя на сорок с небольшим. А теперь от прежней бабушки не осталось и следа. Она могла часами сидеть на диване и смотреть в одну точку, могла днями молчать, а потом внезапно начинала болтать без умолку, чаще всего рассказывая какие-то небылицы. Но хуже всего, что за ней нужен был постоянный уход, поэтому мама, посовещавшись со своим родным братом, который в основном и ухаживал за матерью, отправила бабушку обратно в больницу. Целых пять месяцев бабушка под наблюдением врачей, которые давали ей лекарства, кормили и всячески заботились, лежала в больничной палате под капельницами с вечно пикающими аппаратами. Иногда она узнавала нас, а иногда – нет. Филипп, получив от отца задание, все время «крутился» вокруг бабушкиной кровати с блокнотом в руках и записывал все, что она говорила. Да уж – работенка не для слабонервных.
Бывало, что бабушка считала мою маму младенцем и отчитывала за то, что она испортила пеленку или, называла моего папу плюшевым медведем Тедди, которого мы с Филиппом подарили ей несколько лет назад. Но это случалось уже в последние месяцы перед смертью. А в самом начале (первый месяц) бабушка была вполне разумной, хоть периодически и забывала принимать лекарства, а выходя на улицу, обязательно забывала, где живет.
Бабушка умерла тихо и спокойно в своей палате. Одним из вечеров она просто заснула и не проснулась. Врачи говорят, что это самая лучшая смерть – безболезненная и тихая. «Она даже ничего не почувствовала», – заверял тогда мою маму доктор, когда та, казалось бы, готовая к тому, что бабушка в любой момент может отдать Богу душу, разревелась на весь коридор. Никогда в жизни я еще не видела, чтобы мама так сильно плакала. Глядя на нее, даже отец с Филиппом невольно прослезились, но только не я.
Касаемо слез у нас с Надей был пунктик: «Никаких слез!». Поэтому мы никогда не плакали (исключение – Надина сломанная рука). С момента же окончания младших классов, я не проронила ни одной слезинки, чем очень гордилась.
И что же происходило сейчас? Если бы Надя меня увидела, то точно бы осудила. Я пренебрегла одним из наших главных правил... Но прекрасно это понимая, просто не могла остановиться. Я думала о том, что теперь со мной будет? Если я выжила после прыжка с крыши, то сейчас мне, скорее всего, нужна медицинская помощь, но разве мне ее окажут люди с факелами, кричащие: «Убить их всех!»?!! Это уж вряд ли. Жалеть себя я могла только слезами, которых со времен младших классов во мне скопилось достаточно много.
 
– Что здесь происходит? – наконец спросила я, когда плакать надоело, и я поняла, что хоть моему спутнику и не нравится, что я веду себя словно рева-корова, отпускать он меня не торопится. – Объясни, или я не сдвинусь с места.
Парень не отреагировал на мою угрозу и очень даже зря. Я рассчитывала лишь на то, что моя смерть (вторая по счету, или первая – не важно) не будет ему на руку, ведь он вел меня к какой-то там Леди. А значит, рисковать моим здоровьем не станет. Ну, я надеялась на это, поэтому, как и обещала, остановилась. Через пару секунд веревка на моей шее начала затягиваться, и я уже было подумала, что все-таки ошиблась в своих предположениях, но тут узел ослабился, и парень толкнул меня на землю. Я не удержала равновесия и упала на траву, а он сел рядом и ткнул в меня пальцем.
– С ума сошла, что ли? Жить надоело? – гневно воскликнул он.
И хоть в последние несколько часов он обращался со мной очень грубо: даже чуть не придушил, а еще заламывал руки и защищался словно щитом, я не могла злиться. Глядя в эти прекрасные зеленые глаза, я вновь вспоминала свои чувства на дороге и тот момент, когда, впервые его увидев, распрощалась со своим сердцем. И... из двух противоречащих чувств все же побеждала влюбленность. Конечно, иначе и быть не может!
– Так объясни, что происходит, и куда мы идем? – потребовала я и в свою очередь ткнула указательным пальцем ему в грудь. Юноша вздрогнул, словно мой палец был раскаленной кочергой, и отпрянул назад, инстинктивно потянув за веревку. Я вновь начала задыхаться.
– Я сниму ее, если ты пообещаешь не убегать, – предложил он, неуверенно глядя на свои руки, в которых держал тонкую золотую веревку. – Обещаешь?
Очень хотелось ответить: «Черта с два», но я кивнула. Немного поколебавшись, он снял с меня веревку, а потом аккуратно коснулся моей шеи кончиками пальцев. Я тяжело вздохнула и почувствовала, как по моим венам забурлила кровь.
– Она тебя обожгла, – констатировал он, убирая руку. – Предупреждал же, не дергайся.
Мне хотелось, чтобы он снова до меня дотронулся, нахмурил лоб, заглянул в глаза, а я бы утонула в них и забыла обо всем на свете. Но парень лишь поднялся на ноги и сверху вниз строго на меня посмотрел.
– Да не сбегу, – буркнула я, неуклюже поднимаясь за ним.
Я специально сделала вид, что падаю, и крепкие руки тут же обвились вокруг моей талии. Всего мгновение парень прижал меня к себе, но уже не так грубо, когда защищался мной от Миры. Его глаза были так близко от моих, я чувствовала на своей щеке его легкое дыхание, а потом... он меня отпустил и стряхнул с плеч невидимые пылинки.
– Пошли! – скомандовал он и, развернувшись ко мне спиной, зашагал дальше. Я даже рот от изумления открыла. «То он меня преследует как ненормальный, а то спиной поворачивается, вот чудик», – подумала я про себя и невольно улыбнулась.
– Но ты не сказал – куда! – напомнила я, и парень повернулся.
Он выразительно изогнул брови, а уголки его рта дернулись вверх. Только сейчас я поняла, что все еще глупо улыбаюсь, и быстро сделала строгую мину. Парень не удержался и засмеялся, а я скрестила на груди руки и обиженно надула губы.
– Знаешь, ты какая-то не такая, – ответил он, возвратившись ко мне и протянув руку.
И как же мне хотелось за нее схватиться и не задавать больше вопросов. И действительно, какая разница, куда мы идем. Главное, что он рядом, и не важно, что чуть меня не убил. «Это ведь такая мелочь», – глупо улыбнулась я.
Но это не значило, что я так быстро сдамся. Быть может, я и была слегка упрямой (ладно, не слегка, а очень упрямой) и привыкла получать ответы на свои вопросы. Поэтому-то я и проигнорировала протянутую руку.
Парень тяжело вздохнул и сказал:
– Как же с тобой сложно... Ладно, так уж и быть, мне за тебя хорошо заплатят и идем мы в город, чтобы я отдал тебя одной очень влиятельной особе. Довольна?
– И после этого ты рассчитываешь, что я не сбегу? – изумилась я его откровенности. В данной ситуации явно лучше было соврать.
– Я уверен, что ты не сбежишь, – он скрестил на груди руки. – Иначе я тебя догоню и съем. Кажется, ты забыла, с кем имеешь дело? Я ведь злобный кровожадный монстр.
С того момента, когда мы с Мирой искали выход из маленькой комнатки, а за дверью рычал оборотень, казалось, прошла целая вечность. На самом же деле произошло все это всего несколько часов назад... Я вспомнила про стариков, про то, что, скорее всего, они уже вернулись, и не обнаружив меня в доме, начали искать по всей деревне. И о том, что, если я через два, максимум три дня не напишу отцу, он приедет, чтобы забрать меня домой... И что в таком случае будет со мной? Буду ли я жива или мертва? Увижу еще раз папу или нет?
– Где мы? – спросила я, взглянув на небо.
Белоснежное солнце по-прежнему слепило глаза, но не казалось таким уж ярким. То ли я привыкла к свету, то ли он стал слабее, но так или иначе прошло достаточно много времени. Мы слишком долго шли, я зверски устала и изнывала от жары. Мои несчастные ладони пылали, и мне очень хотелось есть.
– До леса осталось совсем ничего. Там можем сделать привал и подкрепиться. Когда дойдем до места, задашь свои вопросы, а пока давай продолжим путь, а то я на этой жаре сейчас сварюсь, ладно? – парень словно прочел мои мысли. Хоть в любой другой ситуации я продолжила бы спорить и добилась бы ответов на вопросы здесь и на месте, но сейчас была более чем согласна.
– Давай убираться отсюда, – сказала я таким самоуверенным тоном, словно это была моя собственная идея.
 
Идти было все труднее и труднее. Ноги начали заплетаться и я, споткнувшись в очередной раз, схватилась за руку оборотня. Он вздрогнул и дернулся от неожиданности, а я, в ответ, тоже вздрогнула и дернулась, но только от боли, пронзившей мою ладонь. Впрочем, я твердо решила, что лучше потерплю боль, чем пройду еще один метр самостоятельно. Видимо, мой спутник думал так же, поэтому легонько сжал мою руку.
Казалось, мы шли целую вечность. Полю с голубой благоухающей травой не было конца и края. Когда же я начала отчаиваться, впереди наконец-то показался новый пейзаж, при виде которого пришлось в изумлении разинуть рот. Я уже давно смирилась с зеленым небом и голубой травой, но разноцветный лес для меня явно был в диковину: перед нами возвышались удивительные деревья разных цветов и оттенков.
– Чума! – прошептала я.
– Красиво, правда? – лицо парня озарила улыбка. – Точно такой же лес есть у меня дома. Здесь их всего два. Идем же...
Мы из последних сил припустились к лесу. Оказавшись в тени, я издала радостный вопль и опустилась под первой ближайшей розовой елочкой (ну, мне показалось, что елочкой). Мой спутник сел возле соседней голубой березки (надеюсь, что это березка) и, прислонившись к стволу, закрыл глаза. Я тоже их закрыла и представила, что нахожусь в самом обычном лесу. Здесь также пели птицы, копошились зверьки, шелестели листья и хрустели ветки. Не знай, что здесь диковинные разноцветные деревья, решила бы, что я сейчас дома, просто немного заплутала в лесу, но обязательно из него выберусь...
– Лес, – ахнула я и широко открыла глаза.
– Что такое? – встревоженно спросил юноша.
Легенды гласили, что всякий зашедший в лес оттуда не возвращается. Я усвоила этот урок с самого детства. Но мы с Мирой не только потоптались на опушке, но и убежали в самую чащу. А потом еще искали это проклятое здание...
– Ты правда оборотень? – недоверчиво спросила я, и глаза парня тут же стали алыми. Я вздрогнула, но не отпрянула, протянула руку и кончиком пальца аккуратно коснулась его щеки, словно ждала, что от моего прикосновения юноша рассыплется и превратится в пыль. Парень опять вздрогнул, но в пыль не превратился. Он был таким же реальным, насколько была реальна и я. – Но ведь это невозможно!
– А я думал, что таких как ты больше нет, – ответил оборотень и тоже потянулся ко мне, коснувшись волос. Он зарылся в них своими длинными пальцами, его глаза стали темнеть, пока не приобрели привычный цвет.
– Ничего себе, – прошептала я. – А меня научишь?
– Ты ведь не оборотень, – усмехнулся он. – К тому же в облике зверя я понравлюсь тебе куда меньше...
Юноша сморщился и резко отстранился. До меня дошло, что он сказал то, что ему явно не хотелось говорить. «Понравлюсь тебе меньше», – повторила я, и сердце, словно бабочка, радостно запорхало в груди.
«Неужели он догадался, что он мне нравится? Неужели я ему нравлюсь?» – воодушевилась я подобной мысли.
Парень нахмурился и принялся кусать нижнюю губу. Я потянулась к его руке, но он резко ее отдернул.
– Ты, видимо, не совсем понимаешь, кто я такой, – произнес он со злобой в голосе, а я настойчивостью взяла его за руку. К моему огромному облегчению парень больше не вздрагивал.
– Ну что ты не хомячок, это я уже давно поняла, – мне было все равно, что он думает. Он мне нравился и точка. И хоть в это сложно поверить, мне было абсолютно все равно, будь юноша оборотнем, вампиром или призраком. – Сразу, в тот же самый момент, когда ты хотел сожрать меня в лесу...
– Я не хотел, – возразил парень и улыбнулся. – Я хотел попугать.
– Ага, глазищами и зубищами, – хмыкнула я. – Признаюсь, у тебя это получилось. Я уже представляла, как ты будешь обгладывать мои несчастные косточки. Ты ведь любишь косточки юных девушек?
– Ну, пока не попробую, ничего сказать не смогу, – пожал он плечами и, широко улыбнувшись, добавил: – Учитывая, что у тебя только и есть, что одни косточки, то, видимо, придется довольствоваться только ими.
Я возмущенно ахнула и решила было стукнуть его по плечу, но парень поймал мою руку и несильно сжал запястье. А потом, не сказав ни слова, скрылся за ближайшими деревьями.
Уже второй раз юноша давал мне возможность сбежать, но я и не думала этого делать и, поудобнее прислонившись к своей елочке, принялась ждать его возвращения.
 
Если я не умерла и нахожусь в коме, то почему же я чувствую себя такой измотанной и голодной? «А еще я костлявая», – напомнила я себе. Ну, по мне так пусть лучше считает худой, чем толстой.
Помнится, в шестом классе меня прилично «раздуло», а все от того, что мы с Надей подсели на фастфуды. Взглянув как-то одним прекрасным утром на себя в зеркало, я ужаснулась и дала обещание, что к концу года верну былую фигуру. Конечно, к прежнему виду вернуться не получилось, так как растущий организм взял свое, но все же я могла похвастаться, что была худее Нади. Мысль об этом согревала душу, когда я в очередной раз вставала на весы, являющиеся хорошим стимулом, чтобы отказаться от гамбургера или картошки-фри.
– Так ты не сказал, как тебя зовут, – напомнила я, стоило моему знакомому вернуться. Он нес в руках пучки каких-то зеленых, обычных на вид листьев.
– Неужели? – с сомнением в голосе сказал он. – Протяни руку.
– Не говорил! – уверенно заявила я, протягивая руку. – Ты лишь улыбнулся и стрельнул глазками.
– Стрельнул глазками? – усмехнулся он и низко склонился над моими руками. Ловко вытащив несколько самых больших заноз, прежде чем я успела закричать от боли, он приложил к ладоням листья. Облегчение наступило моментально. – О чем это ты?
Теперь я не сомневалась, что он и есть парень моей мечты: прекрасный и заботливый. Мой идеал... Будь здесь Надя, она непременно бы прошептала что-то типа: «Хватит на него пялиться, имей гордость!», но я не могла на него «не пялиться». Темные волосы небрежно спадали на лоб, белоснежные зубы сверкали словно жемчуг, а глаза – такие глубокие и...
– Ни о чем, – я отвернулась и почувствовала, как мои щеки запылали. «Веду себя как идиотка! – отметила я, почувствовав укол совести. – Ему ведь за меня заплатят... Он избавится от меня, стоит нам дойти до места, а не убил он только потому, что...» Нет, думать об этом невыносимо. – Я хочу есть.

Глава девятая. ЯН

Парень снова скрылся за деревьями, и на этот раз о побеге я задумалась всерьез. Смысла оставаться здесь с человеком, собирающимся продать меня какой-то женщине, причем, насколько я поняла, не особо хорошей, не было никакого. Думая об этом, я сидела на синеватой земле в разноцветном лесу, прислонившись к розовой елочке, и тоскливо смотрела на поле. Там под зеленым небосводом было жуть как жарко, а здесь, в теньке, под диковинными деревьями прохладно и свежо.
Моего знакомого не было очень долго, поэтому, дожидаясь его, я маялась от мысли: «Бежать или не бежать?»
Внутренний голос заговорщически шептал:
«Не будь дурой, хватай ноги в руки и дуй отсюда пока цела».
А я ему:
«Но ведь не могу я уйти не попрощавшись».
«Думай, о чем говоришь, тебе ведь опасно встречаться с той женщиной, которая обещала за твою шкуру награду какому-то оборотню. Ты усекла? Оборотню!»
«Но я не могу с ним так поступить», – упрямилась я, но на поле все˗таки с сомнением поглядывала.
«Ты хочешь сохранить свою жизнь или нет? Тебя затащили в какой-то странный мир, где все не как у людей. Ты рассмотрела этот лес? А небо? И где ты еще видела, чтобы днем на небе – зеленом небе – были звезды?»
«Не хочу с тобой говорить», – ответила я, очень переживая из-за того, что у меня началось раздвоение личности. А быть может это последствие умирания?
«А это уже серьезный диагноз, детка», – встрял в мою голову голосок Нади.
«Вот именно, – продолжал внутренний голос строго. – Значит так, сейчас ты поднимаешься и топаешь к полю!»
«Нет, не пойду», – капризно заявила я.
«Ну и дура!» – рявкнул внутренний голос и больше в диалог со мной не вступал.
Минут через десять я подумала, что рациональная часть меня, за которую, собственно говоря, и выступал внутренний голос, была права. И после долгих вздохов и ахов я все же решилась покинуть общество своего оборотня – уйти по-английски – не попрощавшись. Но в тот момент, когда я уже практически вернулась к полю, услышала за своей спиной хруст сломанной ветки. «Ну конечно, иначе и быть не может!» – подумала я обернувшись. Там стоял мой знакомый.
– Я не... Это не то, что ты подумал. Я просто решила размяться, – залепетала я в свое оправдание, которое, по всей видимости, и не требовалось.
Хотя юноша и смотрел на меня подозрительно (явно догадался, что я решила удрать), мне почему-то казалось, что он был очень удивлен тому, почему я этого еще не сделала. Оборотень не злился, не пытался меня догнать и повалить на землю, как уже случалось раньше. На его лице отчетливо читалось удивление.
«Он хочет, чтобы я сбежала?» – тоже удивилась я.
Но куда бежать? Я толком не понимала, что происходит, и где именно я нахожусь. Конечно, я могла бы разыскать Миру, но почему-то была не совсем уверена в том, что найду место, где мы расстались, да и в том, что девушка до сих пор находится там и льет крокодильи слезы над моим остывшим следом. «Нет, она точно меня не ждет!» – решила я и вернулась к своей розовой елочке.
– Ты правда белая? – спросил юноша, хотя по его лицу было ясно, что вопрос он хотел задать совсем иного характера, типа: «Ну и чего ты не сбежала, разве времени не хватило? Я что, зря так долго по лесу слонялся? Уж явно не ради того, чтобы вновь тебя увидеть?»
 
Парень устало опустился на землю, всем своим видом показывая, что мной недоволен. В руках он держал две шкурки зверьков и, сев на землю, бережно положил их себе на колени и погладил, словно они являлись его домашними любимцами, выполняющими роль антидепрессантов.
Я села рядом и нервно начала кусать губы. Хотела бы ему объяснить, что сердиться на меня не стоит, и что сбежать от него не так-то просто. Мы были связаны друг с другом. Я почувствовала это с нашей самой первой встречи на дороге. Неужели он не чувствовал того же?
– Я думал вас больше не осталось, – в голосе юноши сквозило нескрываемое презрение.
«Неужели ему не нравятся блондинки?» – запаниковала я. И что значит эта фраза: «Вас больше не осталось»? Не знаю, как в этом месте с зеленым небом, голубой травой и белым-пребелым солнцем, но в моем привычном мире блондинок было преобладающее большинство.
Почему-то почти все девушки стремились изменить свой цвет волос на более светлый. Родившихся же натуральными блондинками было не так уж и много. Я из их числа, и скажу сразу, что анекдоты про тупых блондинок – враки полные. Все светловолосые девушки, которые мне встречались и казались поистине глупенькими – были крашенными.
Но одной светлой шевелюрой я не ограничивалась. Кожа у меня тоже была белая. И это-то в отличие от моих родственников – смуглых и черноволосых. Дедушка всегда заявлял, что вид у меня слишком уж болезненный и советовал почаще бывать на свежем воздухе, а моя тетка, с явно наигранным (я бы даже сказала – переигранным) страданием в голосе, говорила, что я порчу породу Петровых.
Мой старший брат – точная копия отца: такой же высокий и смуглый. Волосы темные, короткие, а лицо круглое словно луна. А кузина – копия своей матери, той самой моей тетки, которая сокрушалась за нашу породу. К слову, тетя у меня всего одна, и хоть она является родной сестрой папы, с мамой ладит только так. А объединила их тяга ко всему прекрасному и к Филиппу («Самый чудесный мальчик на свете!» – заявляли они в один голос), а также нелюбовь к кошкам и ко мне. Вот посмотрела бы я на тетушку, будь ее дочь на нее не похожа, как я не похожа на мать. Думаю, шутить о том, что ее перепутали в роддоме или подбросили бледнолицые, она точно бы не стала.
Но, признаться, я искренне радовалась, что не похожа на маму. Я невысокая, худенькая, с лисьими заостренными чертами лица, на котором особенно сильно выделяются глаза – большие и карие. А мама – крепкая, розовощекая, голубоглазая и... крашеная. Да-да, моя мама входит в банду тех самых брюнеток, предпочитающих стать блондинками. Как она только не экспериментировала со своей прической за последние годы: стриглась под мальчика, носила каре, отращивала косу, и при этом перепробовала все оттенки белого. Сейчас она была пепельной блондинкой, и останавливаться на достигнутом явно не торопилась.
Я накрутила на палец свою светлую прядку и недоверчиво на нее посмотрела. Вроде бы с утра ничего не изменилось: оставалась натуральной блондинкой. Но если моему знакомому не нравились блондинки, то я готова была спешно перекраситься.
– Я не о цвете твоих волос... – произнес он, опередив меня с предложением прямо сейчас сгонять в магазин и купить краску. – Постой, ты не знаешь, что это значит?
«Ну и умник», – фыркнула я, отметив про себя, что только недавно узнала о существовании другого мира (при этом до последнего отказывалась в это верить), а сегодня оказалась здесь лично. Не знаю, требовалось ли мне умереть, чтобы сюда попасть, или пребывать в коме, но так или иначе сейчас я точно была не у себя дома. Здесь же, заметьте, я оказалась без каких-либо инструкций, из которых смогла бы почерпнуть, как правильно вести себя в этом неизвестном месте и что необходимо знать.
Я пожала плечами. И ведь, с одной стороны, мне жуть как хотелось узнать, что имеет в виду мой знакомый, а с другой – я мечтала поскорее вернуться домой и забыть случившееся как страшный сон. К слову, если мой сон в связи со смертью стал длиною в вечность, то вернуться никак не грозило. Моя прежняя жизнь могла сохраниться только в памяти, не более того. Нужно было двигаться дальше. Но ведь этого делать так не хотелось. Я была такой молодой и хотела вернуть свою жизнь, готова была пересмотреть ее в корне и никогда больше не заикаться о том, что моя жизнь скучная. Да она лучшая из лучших!
«Вернись ко мне, моя жизнь!» – мысленно попросила я и печально взглянула на поле, по которому могла бы трусцой уже бежать обратно. «Но куда?» – вновь вставал все тот же непростой вопрос.
 
Листья на моих руках стали желтыми, хоть совсем недавно имели привычный зеленый цвет. А тушки животных, похожих на белок, мирно покоились на коленях парня.
«Тушки?» – обмерла я. Зверьки пустыми глазками смотрели в бесконечность, а когда юноша кинул мне на колени одного такого «лапочку» со словами «Еда, налетай!», я очень быстро вскочила на ноги и закричала.
– Ты что? – испугался парень моей реакции, так как кричала я долго, а потом еще не меньше минуты прыгала на месте и махала руками, словно отбиваясь от невидимых насекомых. – Что произошло?
– Белка... Мертвая... Убери-убери... – только и смогла произнести я.
Парень не сводил с меня тревожного взгляда.
Ручная белка по имени Твикс (я еще та сластена) несколько лет была моей отрадой и утешением: и когда мама устраивала скандалы из-за того, что я «лодырь несусветный» или «тупица безмозглая, не способная решить простенькое уравнение по математике», и когда в нашем доме случилось нашествие собачек, и когда меня чуть не исключили из школы. По вечерам я открывала клетку и отпускала питомицу свободно путешествовать по комнате. Ершик, выставленный за дверь, жалобно скребся в коридоре, но я и не думала его впускать. Мне хватило одного раза, когда он практически сожрал мою белку и я едва не вырывала ее из кошачьей пасти.
Год назад моя белка пропала. Я просто пришла вечером домой, а там ни клетки, ни белки. Я не стала никого об этом спрашивать. Мысль, что моя питомица умерла, пугала сильнее всего. Подозревать Ершика глупо, так как у белки был уже преклонный возраст. Но все же лучше думать о том, что она просто удрала. Да, значительно лучше. Теперь, гуляя по парку, я в каждой скачущей по дереву белке видела свою беглую «подружку» и становилось намного лучше.
А сейчас было просто кошмарно.
– Это не совсем белка... – начал было парень.
– Убери ее от меня! – настойчиво приказала я. – И ты еще спрашиваешь, что произошло? Ты ведь это несерьезно? Ты их убил... Убийца!
Последнее словно я произнесла так громко, что напугала птицу, отдыхающую на соседнем дереве. Да и мой спутник тоже был напуган. Еще мгновение назад я млела в его объятиях и строила воздушные замки (не заметить этого было просто невозможно), а сейчас бросалась таким словами, как убийца.
– Ты чего? – окончательно растерялся юноша. – Они ведь для того и существуют, чтобы их убивать и есть.
– Не-ет! – растягивая слово, выкрикнула я. – Они существуют, чтобы жить и радоваться жизни. И вообще я вегетарианка. – «Врушка, врушка, врушка», – заверещала совесть.
До вегетарианки мне было далеко (ну о-очень далеко). Я дня не могла прожить без мяса, причем не важно, в каком оно виде (разве кроме сырого). Ела курицу, говядину, свинину, крольчатину, индейку и еще ни разу не задумывалась над тем, что перечисленные создания когда-то были живыми и здоровыми, прежде чем стать котлетой или колбасой. А сейчас я над этим задумалась. Крепко задумалась.
Парень нахмурился. Явно с последним словом он был не знаком.
– Мяса не ем, – пояснила я. «Врушка, врушка, врушка», – снова заговорила совесть, и я более убедительно добавила: – С этого момента!
– Ааа... Понятно... – протянул оборотень, слишком уж подозрительно меня рассматривая. Могу поспорить на что угодно, что парень не поверил. И именно его неверие подвигло меня на героический поступок – действительно стать вегетарианкой.
Я представила бульон из петуха стариков или бифштекс из Буренки, и есть сразу же расхотелось. Кто бы знал, что с голодом там легко бороться?!
Мы молчали достаточно долго, и где-то через пять минут у меня снова проснулась совесть. Парню явно не приходилось задумываться над тем, каково это – есть друзей. И ладно еще корову, чуть не поднявшую тебя на рога сегодня днем, но белку...
– Это личное, ясно?! – грубовато заявила я, и мой знакомый так и сник. Делать было нечего (совесть пообещала меня жестоко наказать, если я не внесу в дело ясности) и я рассказала ему про свою белку. Выслушав мой рассказ, юноша тут же отложил в сторону тушки зверьков и серьезно произнес:
– Ясно. У меня тоже был друг бобер, но...
Парень резко замолчал, и по его лицу пробежала мрачная тень. Я догадалась, что с бобром случилось что-то страшное, поэтому быстро перевела тему в другое, на мой взгляд, более мирное русло:
– Так как твое имя? Ты скажешь?
Мой спутник тут же напрягся и сжал руки в кулаки. Тема, видимо, была для него болезненной (куда уж хуже друга-бобра?). Мы снова замолчали, и я уже решила, что ответа не дождаться, как парень произнес:
– Ян.
Он сказал это так тихо и неуверенно, будто боялся, что его кто-то услышит. Словно этот кто-то прятался за соседним деревом и так и ждал, когда же юный оборотень скажет свое имя. «Повезло, что мы тут абсолютно одни», – довольно подумала я.
– Ян, – повторила я также тихо, словно попробовав слово на вкус. Мне нравилось. Необычное старинное имя. – Очень красивое имя.
Парень пожал плечами и покачал головой, будто ему самому оно совсем не нравилось. А, быть может, была какая-то другая причина. Ян тяжело вздохнул, и я последовала его примеру.
Инцидент с белкой был замят, и юноша снова начал мне нравился, даже очень.
Несколько минут мы сидели молча и просто смотрели друг на друга.
 
Парня у меня никогда не было. Надя считает, что я слишком избирательная, а я – что мое время просто еще не пришло. Ведь у каждого есть свое время для какого-то важного в его жизни поступка. Видимо, влюбленность до шестнадцати лет не являлась моим важным поступком и мною всецело владела тяга к знаниям («врушка, врушка, врушка»). Ладно, уроки я не любила, но, чтобы не слыть в глазах мамы еще большим неучем, мне нужно было заниматься. А так как к мальчикам тяги у меня все равно не возникало, Надя, помимо избирательной, еще считала меня странной.
У подруги всегда был вагон поклонников, и не стоит забывать про маленькую тележку, где собрались все те, которые вроде бы ничего, но в то же время «фу». А идеалом для Нади являлся наш одноклассник, в которого были влюблены почти все девчонки, причем не только из нашего класса.
У нас же в классе было всего трое интересных парней. Девочки больше всего на свете мечтали стать их подружками, но вот беда – мальчиков-то всего трое, а их – более десяти.
Степа Лебедев был красивым, веселым, умным (он даже уроки ни у кого никогда не списывал) – настоящим идеалом первой школьной любви. Его светлые, слегка волнистые волосы, доходящие почти до плеч, и голубые глаза свели с ума ни одну девчонку. А без ума можно натворить уйму дел, от надписей на асфальте: «Люблю тебя» до ночных звонков с засекреченного номера и тяжелого дыхания в трубку.
Стоило Степе перевестись в наш класс, как тут же начались массовые беспорядки. Наша лидерша Саша первой положила на него глаз и упорно начала добиваться его внимания. Но в классе, увы, были девочки куда симпатичнее, поэтому парень стал зондировать почву среди других одноклассниц, держась от кривозубой Саши на безопасном расстоянии. Разумеется, девочке это не нравилось, и она всячески начала бороться с противницами.
А в девятом классе Степа обратил внимание на меня. Он пытался свести меня с ума, как и остальных девчонок, но я была крепким орешком. И как только парень ни пытался со мной дружить, даже звонил на мобильник в час ночи и выговаривал, что, если я с ним не начну встречаться, что-нибудь с собой сделает. Я ни секунды не сомневалась, что парень блефует и бросала трубку, а он снова звонил, и эта мука продолжалась почти год. А потом Степа ни с того, ни с сего переключился на Надю. В отличие от меня, она тут же растаяла. Я, на правах лучшей подруги, попыталась намекнуть, что, скорее всего, Степины чувства будут неискренними, так как парень еще вчера пытался приударять за мной, на что подруга уверено заявила:
– Ты видела себя в зеркале? Да неравнодушен к тебе может быть только пятиклассник, да и до того момента, пока ты будешь угощать его конфетами.
Было немного обидно, но я ведь не настолько глупа, чтобы обращать внимание на подобный бред, вызванный любовной лихорадкой. В общем, Надино колкое откровение никак не повлияло на нашу с ней дружбу. А вот Сашино отношение ко мне изменилось: она стала куда терпимее, найдя себе новый объект для издевок – Надю.
Начав встречаться со Степой, Надя с головой ушла в отношения. Я осталась подругой, но теперь маячила где-то на заднем плане. Мне было обидно, так как я прекрасно знала, что ни Степа не любит Надю, ни Надя – Степу. Подруга давно сохла по другому парню из класса, а Степа – по мне. Но, тем не менее, это не мешало Наде всячески ублажать своего парня. Стоило ему сказать: «Пойдем в кино, но только вдвоем, без Алисы», как Надя отсылала меня домой учить уроки. А обмолвись он: «Алисин завтрак мне нравится больше», как моя еда тут же перекочевывала в соседнюю тарелку. Или, к примеру: «Я хочу, чтобы Алиса написала за меня реферат». И ведь при этом все прекрасно знали (Надя – в первую очередь), что Степина успеваемость куда лучше моей собственной. Но, тем не менее, подруга целую неделю ходила за мной хвостом, пока не добилась того, что я выполню пожелание ее бойфренда.
Но на этом история со Степой не закончилась. Он снова позвал меня на свидание, стоило Наде уехать на Бали. Целый год он морочил голову моей лучшей подруге, а теперь снова за старое... В общем, я смерила Степу самым презрительным взглядом, на какой только была способна, и теперь в страхе дожидалась учебного года: «Что скажет Надя?»
Петя Соломин – популярная личностью номер два. С ним все куда проще, чем со Степой. Писаным красавцем он не был, зато таким сильным, что на радость девочек поднимал их в классе вместе с партой. Разумеется, половину сердец он тут же растопил. Девочки просто не давали ему прохода.
Петя спортсмен. Учится плохо, его успеваемость страшно хромает, но противоположным полом он интересуется не хуже, чем девушки им. «Если бы у тебя было поменьше флюидов и побольше мозгов, ты смог бы натянуть на четверку с огромным минусом», – вздыхала наша классная руководительница, проверяя сочинение Пети. А он и доволен бы подтянуть знания, да все безрезультатно.
Впрочем, Петю интересовали девочки не из нашего класса, а из старших. Сам он – видный, накачанный. Конечно, ему куда интереснее со взрослыми девицами из «11А», чем с малолетками из «9В». Но его одноклассницы не теряли надежды. Они так рьяно к нему подступались, что к концу прошлого года парень стал избегать всех девочек из нашего класса, разве что только кроме нас с Надей. Подруга уже встречалась с парнем, а я... Что я? «Не интересуюсь, свободен!» – наверное, так можно было бы назвать мою позицию. И видя, что не пытаюсь его захомутать, Петя относился ко мне не как к очередной влюбленной однокласснице, а как к другу. Узнав, что мы с Надей ходим в кружок по самообороне, Петя тоже туда записался, и я с легкостью уложила его на лопатки. И это-то – Петю Соломина, который способен поднять парту с сидящими на ней двумя или даже тремя девочками...
Под номером три шел Макс Иванов – совсем не красавчик. Еще пару лет назад его лицо покрывали подростковые прыщи, ему приходилось носить очки с толстыми линзами, так как без них дальше своего носа он ничего не видел, а ростом Макс был невысок. Впрочем, паренек очень скоро сумел выделиться, причем довольно эффектно.
Макс, единственный из класса, выглядел, как настоящий взрослый. Он говорил как взрослый, вел себя как взрослый и выглядел как взрослый. Перемена имиджа стала первым шагом к достижению успеха: прыщи были спрятаны под толстым слоем тонального крема, очки заменены на линзы, а узкие брюки и обувь на платформе визуально увеличили его рост. Макс носил разноцветные рубашки и даже (Петя шепнул мне по секрету) иногда баловался в туалете сигарами.
Его папа бизнесмен, и это, наверное, второй шаг к популярности парня. Девочки разрывались между Степой, Петей и Максом, но так как первый уже был занят, а второй упорно их избегал, основное внимание было переключено на последнего, который особой избирательностью явно не отличался.
Перед новым годом Макс пригласил меня в кино, и это сразу же через день после расставания с Сашей. Их роман продлился не больше месяца (самого чудесного на свете месяца, когда Саша окончательно оставила меня в покое), и я прекрасно понимала, что согласись я пойти куда-то с бывшим нашей лидершы, та сровняет меня с землей. Мне уже представлялось, как она грозит мне кулаком и, разумеется, я отказалась от данной затеи.
– Ты просто ненормальная, Алиса, – сокрушалась тогда Надя, узнав, что я отказала Максу.
Парень, к слову, не долго грустил и нашел себе более сговорчивую девочку, согласившуюся составить ему компанию в кино. К тому же, как оказалось, Саша тоже не очень расстроилась и быстро нашла себе кавалера из параллельного класса, но вот моя подруга долго успокоиться не могла. Надя утверждала, что если бы Макс пригласил ее, то отдала бы все на свете за возможность пообщаться с ним поближе. Именно Макс был любовью всей жизни моей подруги. Она сохла по нему с того самого момента, как он превратился в мачо. Но, к несчастью для Нади, Макс в упор ее не замечал.
– У тебя ведь есть Степа! – постоянно напоминала я.
О существовании своего парня подруга всегда забывала сразу же, стоило поблизости оказаться Максу, а я настойчиво ей о нем напоминала. Если уж она решилась играть Джульетту и ублажать своего Ромео, то делать это лучше до конца, а не безнадежно вдыхать по Максу. Впрочем, стоит отдать должное Степе – Надю он не ревновал и сцен не устраивал.
– Сдался мне этот Степа! Хочу, чтоб моим парнем был Макс! – заявляла подруга всякий раз таким категоричным тоном, словно говоря, что одно слово против и кто-то очень жестоко поплатится.
Макс душился отцовским одеколоном на убой. Когда он заходил в класс, у нашего математика-аллергика начинался жуткий приступ кашля, зато девочки с блаженными выражениями на лицах начинали принюхиваться и мечтательно вздыхать. Волосы Макс покрывал толстым слоем геля. Они блестели почти так же, как и его начищенные лакированные ботинки, и девчонки, глядя на парня, так и млели. Но только не я. Увы! Но признаюсь, что я честно заставляла себя проникнуться к нему симпатией. Даже когда он позвал меня в кино второй раз.
– Ты определенно дура, Алиса! – хоть у нас с Надей и был пунктик по поводу слез, я думала, что подруга не выдержит и разревется.
Когда же Макс позвал меня в третий раз, я об этом Наде не стала говорить, дабы пожалеть психику лучшей подруги.
У Макса за все то время, когда он приобрел популярность, не было еще ни одной постоянной подружки. Он угощал мороженым и звал в кино практически всех моих сверстниц, ну, быть может, кроме Нади. Подруга очень злилась на этот счет и мои объяснения, что Максу наверняка было бы неудобно идти по улице с девчонкой выше его на полторы головы (я, к слову, была выше Макса всего на полголовы) не убеждали Надю. Подруга была самой высокой девочкой в классе, а Макс, наоборот, самым мелким. На физкультуре, где мы бегали по залу кругами, словно хомяки в колесе, он всегда замыкал шеренгу, а Надя, быстро пробегая дистанцию, принималась дышать ему в затылок и мечтательно вздыхать.
 
– Ты еще здесь? – вырвал меня из воспоминаний Ян.
Вокруг был тот же разноцветный лес, а на синеватой земле покров из разноцветных листьев.
В какой-то момент я даже подумала, что вообще не способна влюбиться, ведь имела дело аж с тремя самыми интересными парнями, а ни один из них не вызывал во мне романтических чувств. Через год я должна была закончить школу, а до сих пор даже представить себя не могла прогуливающейся по парку под ручку с каким-нибудь парнем. Но встреча с Яном развеяла все мои опасения, что я не способна на сильное чувство.
И почему жизнь так несправедлива? Только я нашла парня своей мечты, как умерла... «Ну, или впала в кому и скоро умру...» – подсказал внутренний голос, решивший все же вернуться после нашего недавнего спора.
Худшего конца моей истории я не видела.
– Так ты обещал ответить на все мои вопросы, – напомнила я, когда молчание затянулось.
– Так уж и на все? – улыбнулся Ян, и в его глазах вспыхнули задорные красные искорки.
– Давай сыграем, – воодушевилась я возникшей в голове идеей и поджала под себя ноги. – Я задам тебе вопрос, ты ответишь. А потом задашь мне. Так мы сможем лучше познакомиться. Я ведь о тебе ничего не знаю, ну кроме того, что ты иногда бываешь слишком уж кровожадным.
Ян улыбнулся и пожал плечами. Эта идея ему не особо понравилась, наверняка он был скрытным, но все же отказываться не стал.
– Давай, ты первая, – смилостивился он, сев напротив.
– Мы умерли? – первым делом спросила я. 
Это был мой самый важный вопрос, от которого зависело все. Если он скажет «да», то я, вероятнее всего, расплачусь.
– Нет, – покачал головой Ян.
– Но... – начала было я, но парень перебил:
– Моя очередь, забыла? Итак, чтобы тебя спросить... – он напустил на себя задумчивый вид, но, прежде чем успел что-то сказать, я произнесла:
– Я без понятия что происходит. Я не знаю, что значит быть белой, я никогда не встречала оборотней, не верю в волшебство и да, мне почти семнадцать...
Ян заулыбался.
– Ну, ты ответила на все мои вопросы. А я хотел растянуть удовольствие, вот жалость... – вздохнул он печально, но при этом не переставая улыбаться.
– Где мы находимся? – я нервно огляделась вокруг. – Что это за место?
– Чудесный лес, – пожал плечами Ян. – Я уже говорил, что таких лесов всего...
– Я не об этом, – перебила я нетерпеливо. – Мира говорила что-то о другом...
– Мире, – закончил за меня Ян. – Да, здесь мы и находимся. В мире, полном волшебства, доблести, отваги и таких кровожадных монстров, как я.
– Ты ее знаешь? Миру? – нервно теребя листья на своих руках, спросила я.
– Моя очередь задавать вопрос, – покачал головой Ян.
– Но ведь я и так ответила на все твои вопросы? – возразила я, обиженно поджав губки.
– Сама виновата, не надо было спешить, – безжалостно произнес парень. – Когда ты почувствовала, что с тобой происходит что-то необычное? Только не говори мне, что ты совершенно обычный человек. Может, твоя подружка и ошиблась, что ты белая, но чародейка ты – это точно. Ты ведь смогла перетащить нас в этот мир... А это дорогого стоит.
– Я не чародейка! – твердо произнесла я, хоть Ян просил этого и не говорить. Теперь была его очередь поджимать губы и хмурить брови. Пришлось открыться: – Ну, мне кажется, с самого детства, когда я гостила у стариков в деревне, чувствовала себя какой-то не такой. Но в городе все проходило.
– В чем это проявлялось? – нетерпеливо спросил он.
– Нет уж... Сейчас моя очередь, – отрезала я. – Так ты был знаком с Мирой?
– До сегодняшнего момента лично нет, – Ян сморщился, словно проглотил кислую дольку лимона. – Она из воинов... Я сразу это почувствовал. Если я правильно понял, то она принцесса...
– Принцесса? – изумилась я и тут же представила молодую девушку с шелковистыми золотистыми локонами, перевязанными атласными ленточками, в пышном платье с рюшками, утонченными манерами и томным взором. Именно таких принцесс я видела в сказках, которые мы наравне с другими фильмами просматривали с Надей. Для подруги это было самое любимое кино, но, быть может, за исключением фильмов про оборотней.
А представив образ девушки-принцессы, я попыталась сопоставить его с образом Миры в ее желтом платьице, черных балетках, нечеловеческой силищей и глазами на мокром месте. Получилось как-то не очень...
– В чем проявлялись твои странности? – задал следующий вопрос Ян, заставив меня не думать о Мире.
Я пересказала ему запоминающиеся моменты, как мне снились сны про лес, как просыпалась посреди ночи с грязными ногами и листьями на кровати, как иногда обострялся слух, и о том, что случилось совсем недавно.
– Подумала, что с ума сойду от шепота в моей голове, – пожаловалась я. – И если бы ты за нами не гнался, мне не было так...
– Страшно? – тихо подсказал он.
– Мне было очень страшно, – призналась я. – Я до сих пор не могу поверить, что ты и есть тот монстр... Как это случилось?
Ян нахмурился и отодвинулся подальше к голубой березке. Я подвинулась за ним и в подтверждение того, что не боюсь, взяла его за руку. Вздрогнув от моего прикосновения (ну сколько можно?), он задумчиво стал рассматривать мою ладонь. Листья на руке теперь были красными, и ранки совсем не болели. Ян отлепил их и скрестил наши пальцы.
 
Из фильмов про оборотней, которые я не особо-то любила, я почерпнула информацию, что ими становятся в полнолуние. Это к Яну явно не относилось, так как он превращался вечером, когда солнце еще не успело закатиться. Также я знала, что ими становятся после ядовитого укуса.
– Тебя укусили? – дрогнувшим голосом поинтересовалась я.
– Я таким родился, – немного поколебавшись произнес Ян, и на его лбу образовалась складка. Очень милая складка. – У нас все сложно... А ты? Кто твои родители?
– Мама – домохозяйка, а отец – писатель, – с живостью ответила я. – А если ты меня укусишь, я стану оборотнем?
– Нет, – ответил Ян, слегка смутившись.
– Это потому что я белая? А что, если ты укусишь Миру? Она станет оборотнем? – допытывалась я.
– Нет, – Ян занервничал и сжал мои пальцы. Эта тема ему явно не нравилась.
– А если ты кого-нибудь укусишь, они... – встревожено шептала я.
– Нет, и еще раз нет! – пылко ответил Ян. – Это так не работает. Чтобы стать оборотнем, нужно родиться оборотнем. Наши союзы заключаются исключительно среди своих и...
Он разжал пальцы, и моя рука безвольно упала на землю. Ян отвернулся.
– Нам надо идти, – наконец произнес юноша.
– Уже? – расстроилась я, но оборотень не ответил. Он первым зашагал к поляне, а я, неуклюже вскочив на ноги, покачиваясь, припустилась за ним. – Я не хотела тебя обидеть... Прости, если сморозила какую-то глупость. Просто...
– Не пытайся стать моим другом, – резко оборвал он меня. – У тебя ничего не выйдет. Я не собираюсь тебя отпускать и продам, не моргнув глазом.
Парень грубо схватил меня за руку и толкнул вперед. Я не удержала равновесия и упала на колени. Но тот и не думал меня поднимать. Он строго смотрел сверху вниз и терпеливо ждал, пока я сделаю это сама. Ян сейчас очень походил на мою маму, которая, гуляя со мной в парке (когда я была маленькая), наблюдала, как я поднимаюсь на ноги самостоятельно, не подавая руки.
– Я предупреждала тебя не бегать, – хладнокровно заявляла тогда мама. – Сама виновата. Раз упала, сама поднимайся.
И своим осуждающим взглядом Ян явно давал мне понять, что я в чем-то провинилась и теперь заслуженно за это расплачиваюсь. Он не казался мне больше таким уж милым... Я не понимаю, что именно его задело, но парень явно злился, причем очень сильно.
– Знаешь, что... – я неуклюже поднялась на ноги. – Минуту назад я и вправду подумала, что мы можем подружиться, но теперь даже и думать об этом не буду. Ты грубый и жестокий, вот ты кто.
– Это хорошо, – кивнул он и снова подтолкнул меня вперед, но уже не так сильно, и я смогла удержаться на ногах.
 
Мы шли на максимальном расстоянии друг от друга. Я снова начала спотыкаться и уставать, но не думала больше брать Яна за руку. Его словно подменили, и по мне было лучше падать и вставать, чем обращаться к юноше за помощью. Я посматривала на него исподтишка и замечала, что парень делает то же самое. Ну не могу на него долго злиться...
И как же мне хотелось окликнуть его и почувствовать на своей талии крепкие руки, на щеке – легкое дыхание и заглянуть ему в глаза. Я так и слышала голос Нади в моей голове: «Подруга, это диагноз. Ты по уши влюбилась!» Эх, неужели я больше никогда не увижу Надю? Не услышу ее голоса, кроме как в своей голове? Не узнаю, какой подарок она привезет мне с Бали?
Солнце на зеленом небе не перемещалось на горизонте, а лишь меняло цвет. Теперь оно было серым, отчего я сделала вывод, что время близится к вечеру. Мне жутко хотелось спать. К тому же голод стал возвращаться.
– Куда мы идем? – прервала я напряженное молчание.
– В город, – отозвался Ян.
– А что значит белая? – спросила я, смирившись с тем, что все же хочу это знать, так как Ян вкладывал в слово «белая» все свое пренебрежение.
– Мы больше не играем, ясно?! – сухо ответил он, даже не взглянув на меня.
– Раз так, то ладно, – хмыкнула я. – Знаешь, в таком случае не пойду я ни в какой город.
Я развернулась в обратную сторону. И более того, – даже нашла силы, чтобы пробежаться трусцой.
– Это очень сильные колдуны, – донесся до меня голос Яна, неспешно шагающего за мной. – Они принесли нашему миру много бед, поэтому их истребили. Сейчас принято думать, что белые вымерли. И это к лучшему, ведь их не ждет ничего хорошего. Их боятся...
– Так же как и оборотней, – отметила я, не думая останавливаться. Ян прибавил шагу и, преградив мне дорогу, нахмурился. Глаза у него стали красными, но я не испугалась. По крайней мере решила, что не испугаюсь. Даже превратись он в монстра... (ладно, с этим явно перегнула палку, красных глаз будет вполне достаточно!). – Значит, в городе меня не ждет ничего хорошего, с такой-то славой. А прежде, чем я докажу, что не являюсь никакой белой, меня уже казнят... Ты серьезно думаешь, что пойду с тобой?
Я попыталась обогнуть Яна, думала, что он воспротивится и потащит меня в город против силы, но к моему огромному удивлению он отступил.
– Я думаю, что это тебя и ждет, – согласился он, снова пропуская меня вперед. Опять он давал мне возможность сбежать. «В который это раз?» – задалась я вопросом. – Поэтому тебе лучше не идти туда.
– А кто такая Леди, которая тебе за меня должна заплатить? – спросила я, остановившись на месте.
Ян не ответил и зашагал прочь. Чем дальше он уходил, тем беспокойнее на моей душе становилось. Когда он практически скрылся из виду, я заорала: «Подожди!» и бросилась за ним следом.
– Не ходи за мной, – попросил он.
– А если ты не отведешь меня в город, то у тебя будут проблемы? – спросила я.
– Несомненно, – подтвердил юноша.
– Но тогда тебе нужно меня туда отвести. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, – добавила я сострадающим голосом, словно не находилась в жуткой опасности.
Ян взглянул на меня как на ненормальную. Да я сама себя такой и ощущала. Эх, слышала бы я себя со стороны: «Не хочу, чтобы у тебя были проблемы». А на себя плевать. Пусть убьют, причем, насколько я знала, ведьм во времена инквизиции сжигали на кострах. «Жуткая смерть», – я невольно поежилась.
– Ты ненормальная, – подтвердил он мои слова и зашагал дальше.
Я готова была разреветься. Чувствовала себя маленькой потерянной девочкой, как лет десять назад в супермаркете. Сначала я даже не заметила, что мамы нет рядом, спокойно себе брела мимо стеллажей, однако минут через пятнадцать, оглянувшись, поняла, что произошло. Я не плакала, не билась в истерике, просто растерянно оглядывалась по сторонам, ища маму.
И сейчас чувствовала то же самое.
– Но ты не можешь меня бросить, – попыталась я воззвать к совести Яна.
– Это еще почему? – спокойно спросил тот.
– Потому что не можешь! – произнесла я твердо. В этом и заключалась вся моя логика: «Потому что не можешь!»
– Могу, – упрямо заявил Ян, а потом, резко остановившись, добавил: – Тебе лучше не встречаться с Леди. Она могущественная чародейка и точно тебя прикончит. Не знаю, чем уж ты ей так нужна – ребенок, даже не знающий...
– Я не ребенок, – попыталась вставить я, но парень не отреагировал, продолжая:
– ...ничего о нашем мире. Но в любом случае тебе лучше делать ноги. Возвращайся обратно к порталу и прыгай в свой мир, а потом уезжай как можно дальше, чтобы тебя не нашли, потому что Леди всегда добивается того, чего хочет.
– Но как я вернусь, если не знаю куда идти? – занервничала я. – Как ты можешь меня бросить? Одна я наверняка буду уязвимее...
– Ох, уж прости, но до портала сопроводить не смогу, – скривился Ян. – Тебе нужно идти прямо. Если поторопишься, то успеешь до ночи. А если я не вернусь через час, то у меня будут крупные проблемы. 
– Но ведь если ты не приведешь меня, у тебя и так будут проблемы, – заметила я.
– Не такого масштаба, – ответил он и, не оглядываясь, поспешил прочь.
У меня больше не было сил бежать за ним следом, кричать и умолять взять с собой. С одной стороны, я понимала, что он поступает так из благих побуждений: хочет сохранить мне жизнь, но с другой – бросать вот так в неизвестном месте было ужасно.
А пока я не разобралась что важнее – преследовать Яна как тогда на дороге в деревне или возвращаться домой, я опустилась на траву и свернулась на земле калачиком.
– Все это нереально, нереально... – зашептала я себе успокоительным тоном, но почему-то легче от этого не стало.

Глава десятая. ГОРОД

Не знаю, как долго я пролежала на земле, прежде чем подняться на ноги, но солнце теперь было совсем черным, небо позеленело и напомнило болотную воду (от вспоминания о болоте меня передернуло), а единственным источником света являлись мириады звезд алого цвета. Они задиристо подмигивали и мерцали в небе, а я восторженно смотрела на них, не в силах отвести глаз. Такой красоты мне еще никогда не приходилось видеть.
В этом году мы с классом ходили в планетарий. Впечатления были незабываемыми. Когда в зале погас свет, и мы оказалась наедине с целой галактикой, просто дух захватило! Но то, что я видела сейчас, не шло ни в какое сравнение. Это был не планетарий, в котором через некоторое время зажегся бы свет и пришлось возвращаться обратно в школу, делясь по пути впечатлениями с одноклассниками. Это – что-то другое, то, что не каждый может увидеть, не говоря уже о том, чтобы побывать здесь.
«Волшебный мир», – хмыкнула я. Но почему именно я? Почему я оказалась здесь, а не кто-то другой? Во мне ведь не было ничего примечательного. Я не пользовалась особой популярностью в школе, не любила выделяться, хоть и ждала от жизни чего-то большего. Серой мышкой быть скучно, но, если представлялся шанс окрасить шерстку в более яркий цвет, я шла на попятную. Как со Степой и Максом, тесное общение с которыми в разы повысило бы мой авторитет в школе, или как с пением.
Я хорошо пела и обладала музыкальным слухом. В отличие от Филиппа, который в детстве не притрагивался к пианино (мама одно время мечтала, чтобы ее сын стал музыкантом), я его просто оккупировала. Но, чтобы музыкантом стала ее дочь, мама не хотела. Она избавилась от пианино сразу же, как только стало ясно, что у брата нет тяги к музыке, поэтому довольствоваться игрой на этом инструменте мне приходилось только в школе.
В девятом классе у меня появилась уникальная возможность изменить свою жизнь и вступить в музыкальную группу. Тогда бы открылись настоящие просторы: гастроли, поклонники, живые деньги. В общем, все то, о чем мечтает каждая девочка моего возраста. Но в последний момент я передумала, испугавшись чего-то менять. Моя жизнь была спокойной, я была обычной, и меня это вполне устраивало. Конечно, иногда возникали моменты, где просто необходимо было себя пожалеть и поругать жизнь, но все это проходило, как только вставал выбор: «менять или не менять?» «Конечно же не менять!» – в конечном счете всегда решала я.
В этот же раз выбор был иным. «Менять или не менять» перефразировалось в «жить или умереть». Я выбрала жизнь и теперь лежала под удивительным небом, осыпанным красными звездами.
Было бы здорово, окажись под рукой телефон. Эту красоту на небе непременно нужно запечатлеть на камеру. А потом показать Наде... Впрочем, для начала нужно было вернуться, ну или хотя бы что-то предпринять для этого, а не лежать пластом.
Я пролежала бы на земле целую вечность, предаваясь философским размышлениям на тему: «Как опасны бывают мечты», если бы жалобно урчащий желудок не дал о себе знать. Он призывал к действиям, а не к пустому лежанию на траве. «Ведь еда сама тебе в рот не запрыгнет», – жаловался он своим настойчивым урчанием. В данный момент мы с ним готовы были съесть и петуха, и Буренку, и даже ту белку из леса, а лучше – всех сразу. О своем внезапном порыве стать вегетарианкой я и думать забыла.
В голом поле еды не найти, а значит мне нужно было поднимать свое ленивое расслабленное тельце и искать ее в другом месте.
«В городе», – решила я, точно зная, что все еще жива, но если не поем, то умру.
 
Интересно, а что дома делают дедушка с бабушкой? Наверняка уже вернулись и сейчас места себе не находят?! Вызвали ли полицию? Осматривают деревню? «А вдруг они зашли в лес?» – в ужасе подумала я. Ведь старики больше всего на свете боялись этого леса. Как оказалось, неслучайно.
«Но, если они перенесутся сюда, будет совсем неплохо. По крайней мере, мне не придется коротать время в одиночестве!» – возникла в голове утешительная мысль.
«Эгоистка», – недовольно осудила совесть.
А ведь закрой я калитку, звери не убежали бы, дед не пошел бы их искать, бабушка не ушла бы за мужем, а за ней – и я. Отсюда следовало, что Мира не затащила бы меня в лес, а значит, нам не пришлось бы прыгать с крыши.
Я вспомнила про слепых людей, выбегающих из леса, и мне стало дурно. В легенде они звались провидцами, стражами потустороннего мира. «Какого-какого мира?» – холод начал неприятно расползаться по телу. Они бы с радостью нас укокошили, но не вышло (ха-ха), я попала в другой мир и, обладая какой-то ведьминской силой, перетащила сюда Миру с Яном.
– Бред, бред, бред... – захлопала я себя по лбу. – Никакая я не ведьма!
Это ведь не моя жизнь. Так не должно было случиться. То, что я здесь оказалась – непоправимая ошибка. Я не верю в магию и сказки. Это могло произойти с кем угодно, но только не со мной! Не со мной!
 
Пока я шла по полю, недовольно бормоча себе под нос проклятья всем мирам (и волшебным, и обычным), звезды розовым сиянием приветливо освещали путь. Более того, казалось, они за мной внимательно наблюдают: стоило задрать кверху голову, как какая-нибудь из них непременно меркла, словно уличенная в подглядывании, и начинала сверкать другая.
Была глубокая, тихая (слишком тихая) ночь. Я очень хотела есть, но больше всего – спать. Борясь с зевотой и держась за громко возмущающийся живот, худо-бедно я заставляла себя делать следующий шаг, а не махнуть на все рукой, свалиться прямо на месте и вздремнуть.
А папа с мамой, в отличие от стариков, места себе не находящих, наверняка даже предположить не могут, что я исчезла. «И не узнают пару дней, прежде чем это не раскроется!» – мрачно заметила я.
С определением суток я давно сбилась. Когда мы прыгали с крыши, был вечер, а оказались в поле утром. Сейчас была ночь, но пока она не наступила, казалось, прошло куда больше двадцати четырех часов. Возможно, дома уже прошли те два дня, в течение которых я обещала написать отцу... Но особенно пугающей была последняя мысль: «Когда родители рано или поздно узнают, что я пропала, как они определят, где меня искать?»
 Брести по пустынному полю, неизвестно куда, в гордом одиночестве, да еще ночью, было неприятно. «Скажи еще спасибо, что это не кладбище!» – утешил меня внутренний голос. Громко фыркнув, я снова посмотрела на небо. Если бы не эти звезды и их розовое свечение, я бы не ступила бы дальше и шага. Как же мне хотелось оказаться в своей комнате, зарыться под одеяло и никогда, никогда не мечтать, чтобы жизнь стала интереснее.
 
Когда мои силы были практически на исходе, я, наконец, увидела город: темные строения возвышались одно над другим, в небе мерцали разноцветные лучи, словно от прожекторов, могучая высокая стена кольцом огибала эти владения, а железная решетка острыми пиками зарывалась в землю, преграждая дорогу всякому желающему попасть внутрь. В завершение картины город окружен рвом, через который был перекинут деревянный мост. Я поспешила перебраться через него, пока меня никто не увидел.
И уже через мгновение, незамеченная никем, я стояла перед воротами, задрав голову кверху, глядя на высоченную стену.
– Так, и как же туда попасть? – обратилась я к каменным стенам, но ответа, к несчастью, не услышала.
Я заметалась возле решетки, словно потерянный зверек, попавший в ловушку, и тогда на ум пришла печальная мысль, что ночью в город вход закрыт. Желудок жалобно заурчал, явно с этим не соглашаясь, но утешить его было нечем. «Придется ждать утра», – твердо заявила я.
Моим укрытием на ночь стал густой кустарник, растущий возле воды, недалеко от ворот, но достаточно, чтобы оказаться незамеченной. Тщетно успокаивая желудок, начавший сворачиваться в трубочку, я расстроено опустилась на землю. Сомневаясь, стоит ли вообще идти в этот город, легла на землю и вновь обратила взгляд к звездам. В свете прожекторов они были почти не видны. «Прям как в обычном городе», – недовольно пробурчала я, вспоминая, что небом удавалось полюбоваться только на природе.
Как я ни пыталась отогнать навязчивые картинки, из головы не шел образ некой Леди – могущественной чародейки, одетой, в моем воображении, в черную мантию и остроконечную шляпу. На ее крючковатом длинном носу красовалась гигантская бородавка, из которой торчали несколько черных волосков. Ведьма ухмылялась беззубым ртом и помешивала в своем черном чугунном котле какую-то жижу, хрипло приговаривая: «Варись Алиса, варись Алиса!»
Иногда я очень сильно ненавидела свое больное воображение.
А затем пришел сон – беспокойный и очень реалистичный... Сначала я бежала по городу, словно загнанный в ловушку заяц, петляя среди узких темных улочек, а за мной гнались люди с факелами и пиками, восклицая: «Сожжем ведьму!» Потом я спустилась в темный сырой подвал, но не успела с облегчением вдохнуть: «Здесь меня точно не найдут», как кто-то схватил за руки и с силой начал тащить назад. Я упиралась изо всех сил, вспомнив все приемы самообороны, но будучи слабой и вялой, словно муха, попавшая в паутину к пауку, не могла сопротивляться. Но не успела темнота окончательно меня поглотить, как чей-то громкий голос, вошедший непрошенным гостем в жуткий сон, вернул меня к реальности. 
 
– Проезжай, давай, говорю, – снова пробасил голос из моего сна, и я открыла глаза.
Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы сообразить, где именно я нахожусь. Оказалось, что не в темном сыром подвале, и не в одной из узких улочек, а в кустах перед городом, в который вчера так и не смогла попасть. Конечно, я предпочла бы оказаться у себя в комнате или, на худой конец, на чердаке дома стариков, но, видимо, мои желания здесь не исполнялись.
Как я и предполагала, утром железные решетки были открыты, вот только перед входом стояли двое крепких мужчин в золотых блестящих доспехах и досматривали приезжающих в город. «Через таких не пройти», – грустно подумала я.
Мимо стражников, стуча колесами, проехала телега, нагруженная бочками в человеческий рост, а за ней появились семенящие по дороге гуси. И это были самые огромные гуси, которых мне только приходилось видеть. Старики точно бы захотели иметь подобных в хозяйстве. «Таких и чипсами угостить не жалко», – подумала я, выглядывая из-за кустов, чтобы лучше рассмотреть этих гигантских птиц.
– Под ноги смотри, дурень, – поравнявшись с моими кустами, произнесла белая гусыня женским скрипучим голосом, и крылом отвесила гусенку, размером с крупную кошку, подзатыльник. – Господа охранники, рада вас снова видеть. Почему сегодня вы нас встречаете? Что-то случилось? – обратилась она к строгим хмурым мужчинам обеспокоенным голосом.
Гусенок, получивший по макушке, захныкал, но никто кроме меня, похоже, этого не заметил. Не переставая про себя повторять: «Гуси говорят, эти гуси говорят, они говорят...», я чуть не выпала из кустов.
– Вам не стоит на это счет волноваться, мадам. Мы ловим одного опасного преступника, но на безопасности жителей это никак не отразится, – вежливо ответил другой стражник. – Поэтому и усилили охрану – приказ Леди.
– Опасного преступника?.. – повторила гусыня и встревоженно захлопала крыльями.
– Ох уж эти люди, – хрипловато проворчал крупный гусь-папа, замыкающий шествие. Он развернул голову и на его клюве блеснули самые настоящие очки. – Вечно с ними так… Нет, чтобы в мире и согласии жить.
– Хорошо сказано, отец, – поддержал гуся один из гусят и бесстрашно выпятил пернатую грудь вперед. – Не люблю людей!
Стражники, без сомнения являющиеся людьми, многозначительно переглянулись, но отвечать на эту реплику ничего не стали.
– Приятного времяпровождения, мадам, – пробасил первый стражник и отошел в сторону, чтобы пропустить семейство в город. – И ничего не бойтесь. Уверяю вас, город безопасен, как всегда.
Сложив за спиной крылья, покачивая бедрами и спешно перебирая перепончатыми лапками, мама-гусыня засеменила к воротам первой, а за ней – ее семейство. Папа˗гусь по-прежнему замыкал шествие. Он легонько подтолкнул все еще хныкающего гусенка крылом, и семья скрылась в проеме. «Говорящие гуси, они говорят...» – не могла успокоиться я.
 
Только минут через пять, немного отойдя от шока, я снова выглянула из кустов. На этот раз к стражникам подъехала телега с соломой серого цвета. Остановившись, запряженная в нее пегая лошадь тут же принялась скучающе щипать траву, а кучер – худой седой старик с длинной серебристой бородой – разминать шею.
– С каких это пор приезжающих в город досматривают? – спрыгнув с телеги, спросил у стражников босой парнишка с волосами цвета соломы в телеге. – Еще вчера мы проехали без проблем.
– Проблемы у тебя появятся, если не научишься держать язык за зубами, – грубо ответил стражник, который совсем недавно источал вежливость и добродушие, общаясь с гигантскими гусями. Говорящими гусями!
Другой стражник внимательно осмотрел телегу, покопался в соломе и, убедившись, что кроме нее там ничего нет, вернулся к своему напарнику. Я среагировала быстрее, чем смогла обдумать правильность решения и, согнувшись чуть ли не пополам, стремительно понеслась к телеге. Пока стражники рассматривали какие-то документы, протянутые парнем, я рыбкой юркнула внутрь соломы и затаила дыхание. Через несколько секунд знакомый голос произнес: «Ладно, проезжай».
Парень вернулся на свое место, старик присвистнул: «Ну, пошла, милая», и пегая лошадка зацокала копытами.
Без проблем мы въехали в город, и я облегченно выдохнула. А потом набрала в грудь побольше воздуха, но так и осталась лежать с надутыми щеками. Увиденное поразило меня до глубины души. Говорящие гуси по сравнению с этим были всего лишь цветочками.
 
– Ой, а ты кто? – воскликнул босой мальчик, когда я высунулась из соломы, ошарашенно глядя по сторонам. – Деда, здесь какая-то девушка...
– Ничего себе... – позабыв все другие слова, только и смогла сказать я.
Этот город определенно был волшебным. «Точно как в отцовской рукописи», – спохватилась я и тут же вспомнила каждую страницу, каждое слово из пожелтевших, так и не опубликованных страниц, лежащих под матрацем в моей комнате.
«Этот город прекрасен, но в его красоте таится много опасности... Деревянные здания похожи на домики сказочных персонажей, мостовые выложены из чистого мрамора изумрудного цвета, а растения здесь невиданной красоты. По воздуху, словно птицы, летают феи – очаровательные крохотные человечки, а их прозрачные маленькие крылышки, похожие на фантики от леденцов, так и сверкают в лучах белоснежного солнца», – это были первые строчки, пришедшие на ум.
– Деточка, ты как оказалась в нашей телеге? – старик притормозил лошадь, которая снова принялась за старое – щипать голубую траву. Босой парнишка помахал перед моим лицом рукой, но я сделала вид, что этого не заметила. В данный момент случайные попутчики, к которым я угодила в телегу, меня ничуть не интересовали.
А вот город...
«Здесь можно было встретить самых разных мифических существ, которых так сразу и не перечислишь. Все звери здесь умеют говорить. И это не сон, а явь. Город – воплощение всего сказочного на свете: феи, оборотни, гномы и многие другие существа.
Но все они были гостями в этом чудесном месте. Городом же правили чародеи – могучие и сильные люди, обладающие волшебными свойствами: как самыми простыми, так и силами разрушительной мощи. Их отличительной чертой были...»
– Эй, ты меня слышишь? Ай, – парнишка щелкнул меня по носу пальцами, и я в ответ тут же шлепнула его по руке. – Ты чего это дерешься?
– А ты чего меня трогаешь? – я нехотя перевела взгляд на лохматого мальчишку с вздернутым носом и подозрительными серыми глазами.
– А ты чего меня не слушаешь? – напустился он на меня и обиженно поджал губы. – Как ты оказалась в нашей телеге? Ты вообще кто? А ну отвечай немедленно!
«...серые мантии до самых пят, – отвернувшись от парня я вернулась к пересказу рукописи. – Но были среди них и черные мантии. Чародеи, носящие их, встречались редко и считались весьма почтительными и уважаемыми всеми...»
– Деда, ты только посмотри на эту бесстыдницу, – мальчик снова попытался щелкнуть меня по носу, но я перехватила его руку еще в воздухе.
Возле лавочки с фруктами мужчина в серой мантии («чародей!») и с длинной серебряной бородой вел беседу с существом с человеческим лицом и лошадиной фигурой («кентавр!»). Чуть поодаль – женщина в такой же серой мантии («чародейка!»), оживленно жестикулируя, говорила что-то маленькому бородатому человечку в зеленом колпаке и с самодовольной улыбкой на лице. Человечек («лепрекон!») отвесил низкой поклон, щелкнул пальцами и растворился в воздухе. Существо с грозным лицом быка («минотавр!») и крепкой мускулистой фигурой недружелюбно осматривалось по сторонам...
– Тебе что, заняться больше нечем, как только меня трогать? – обратилась я к парню, когда он поднял к моему лицу вторую руку.
– Я... я... – парень оторопел, наверняка впервые встретившись с такой наглой девушкой. Мало того, что каким-то непонятным образом она оказалась в его телеге, так еще вместо того, чтобы это объяснить, приказывает ее не трогать.
– Ну и молодежь нынче пошла... – хмыкнул в бороду старик, сидящий на козлах, но вмешиваться в наши с парнем разборки не стал.
– Какая тебе разница, как я сюда попала? – разозлилась я (да, наглости во мне хоть отбавляй!). – В любом случае задерживаться долго в твоей малоприятной компании я не собираюсь! И мне пора...
Я приготовилась спрыгнуть с телеги, но так и замерла.
– Что за странный народец эти чародеи... – громко возмущаясь женским голосом, прошло совсем рядом высокое деревце, похожее на Иву. Оно взмахнуло тонкими ветками, и с них посыпались маленькие листочки.
– И не говори! – ответил мужской голос, принадлежащий худому существу, очень похожему на гигантский благоухающий Цветок голубого цвета. Над ним порхали разноцветные бабочки, больше напоминающие маленьких человечков. – По мне так королева только усложняет дело.
Следовал за этой удивительной парой тонкий и гибкий юноша, перенявший что-то от Цветка и что-то от Ивы, но все же напоминающий больше человека. С любопытством оглядываясь по сторонам, он окликнул Иву с Цветком и указал на телегу с соломой, где на них, в нелепой позе и на полусогнуты ногах, готовая спрыгнуть на землю, во все глаза таращилась удивленная светловолосая девочка. То есть я.
– Ты чего это, милочка? – спросила Ива, повернув ко мне почти человеческое лицо. – Никогда лесную нимфу не видела?
Я медленно покачала головой, забыв при этом закрыть рот. Юноша хихикнул, и Ива, изящно изогнув одну из своих многочисленных веток, хлестнула его по затылку. Листочки осыпали парня с ног до головы. Мужчина-Цветок сначала обратил на меня свое не совсем нечеловеческое лицо, а потом взглянул на юношу и произнес:
– Где твои манеры, сын мой?
Парень блеснул глазами ярко изумрудного цвета и низко поклонился. Удовлетворенные этим жестом, Цветок и Ива неспешно зашагали дальше, вернувшись к своей беседе, а парень, выпрямив спину, с интересом уставился на меня. Его темные волнистые волосы начали меняться, пока не стали одним цветом с глазами.
– Ты его знаешь? – спросил босой мальчишка из телеги.
Я помотала головой, на этот раз уже закрыв рот. Парень-нимфа улыбнулся, отвесил мне еще один поклон и поспешил за своими родителями.
«Лесные нимфы! – я, наконец, вспомнила, что нужно дышать. – Вот это да!»
– Я, кстати, Нестор, – парень протянул мне свою руку – ту самую, которая всего несколько минут назад щелкнула меня по носу (было немного больно).
– Надя, – брякнула я первое попавшееся на ум имя, искренне надеясь, что подруга на меня не обидится, и осторожно протянула руку в ответ. – Мм... я из соседней страны. Проездом. Не обращайте на меня внимания. Я уже ухожу.
– Так ты в городе впервые!? – спросил Нестор хитренько прищурившись. – Значит, тебе негде остановиться?! Верно?
– Ну, типа того, – кивнула я, чуть не добавив: «А еще мне нечего есть и нечего пить, и вообще мне страшно, и я хочу домой!»
– Знаешь, мы могли бы тебя приютить, правда, дед? – тут же предложил Нестор.
А этот босой мальчик начинал мне нравиться.
Цезарь (так звали деда паренька) что-то невнятно пробормотал в ответ, явно означающее согласие, и хлестнул пегую лошадку по спине. «Ура, спать на земле мне сегодня не придется!» – обрадовалась я, но, заметив на себе любопытный взгляд Нестора, тут же напустила на себя серьезную мину. «Ну вот, сейчас начнутся расспросы!» – осенила меня догадка.
– Так из какой ты именно страны? – спросил паренек, вальяжно развалившись на соломе, стоило телеге сдвинуться с места.
Я прекрасно видела по его лицу, что парню не терпится вернуться к предыдущему вопросу: «Как ты оказалась в нашей телеге?», но явно боясь снова получить по руке, он деликатно решил сделать это чуть позже. А пока задал, казалось бы, безобидный вопросик, на который я, разумеется, честно ответить не могла. И полилось тогда из моих уст вранье...
 
Создав воображаемую загадочную страну, я, не краснея, врала про разных существ, о которых, разумеется, Нестор слышал впервые. Мальчик всю дорогу просил рассказать подробнее про драконов, русалок, единорогов, и выдуманных мною шмякобяках, друндалиндах и мячебухах. В общем, на идеи я не скупилась и развернулась капитально. А очень скоро об этом пожалела, так как позабыла, что именно о них напридумывала. Нужно было срочно как-то выкручиваться, но, если я имела стандартное представление о драконах, русалках и единорогах, то выдуманные мной персонажи с каждой новой минутой приобретали все больше новых свойств, лишаясь при этом старых.
– А ты же сказала, что друндалинды пушистые, а шмякобяки – веселые, – напомнил Нестор. – А сейчас ты говоришь, что друндалинды веселые.
– Они веселые и пушистые! – заявила я.
– А почему мячебухи боятся воды? Разве не огня? – уже через пару минут подметил Нестор.
– Ага, – кивнула я, нервно кусая нижнюю губу. – Видишь, ты уже лучше меня все запомнил. А их у нас так много, что всех и не упомнишь. Катаются мячебухи по полю и попробуй угонись. А шмякобяки сидят на деревьях и посмеиваются.
– Но как же шмякобяки забрались на деревья, если они боятся высоты?  – изумился мальчик.
– Ну... – протянула я, заливаясь румянцем, что для меня в принципе было несвойственно (бледная кожа и все такое...) – Ой, приехали! – радостно воскликнула я, и стоило телеге затормозить, я первой спрыгнула на землю.
Остановились мы в большом просторном дворике с фонтаном, где было около десятка двухэтажных деревянных домиков: разноцветных и резных. Возле каждого из них стояли люди, окружающие одного или нескольких подростков в серых мантиях с сумками или мешками в руках. Я догадалась, что эти подростки не кто иные, как маги, куда-то отправляются, а провожают их семьи. Некоторые не сдерживали слез и держали у глаз носовые платочки, а подростки нервно переминались с ноги на ногу и что-то им говорили.
Мое внимание привлекла самая последняя семья. То ли темноволосая женщина долго не выпускала рыжую девочку в мантии из своих объятий, то ли сама девочка слишком пристально меня разглядывала из-за спины матери. По сравнению с остальными подростками она казалась самой маленькой, и две заплетенные тугие косички не делали ее старше.
– Что за собрание? – спросила я, наблюдая за тем, как девочка пытается вырваться из объятий мамы, при этом по-прежнему не сводя с меня глаз. Ее косички, перевязанные зелеными ленточками, слегка растрепались, а лицо разрумянились.
– Сегодня же главный день Выбора, – ответил Нестор и поспешно добавил: – Ой, да, ты ведь не знаешь... Ну так вот, сегодняшний день очень важный. Он бывает всего раз в году, когда юные одаренные чародеи, чаще всего дети чародеев собираются на площади, чтобы отправиться в замок одной ведьмы, которая... – мне так и хотелось ввернуть: «Сварит их в своем котле в качестве похлебки на ужин», но удержалась. – ...проверит способности и, если у кого-то действительно есть дар, оставит у себя в замке и обучит магии.
– Ясно, – кивнула я. – Что-то типа Хогвартса и Дамблдора. Это, случайно, не Англия?
– Что, прости? – Нестор явно не оценил шутки, да и куда ему. Наверное, с творчеством Джоан Роулинг в этом мире не знакомы. И зачем, спрашивается, если у них своих магов завались?
Девочка с косичками все же вырвалась из объятий мамы. Но не успела перевести дух, как ее принялся обнимать папа, а мальчик лет двенадцати и девочка чуть младше (наверняка брат и сестра) терпеливо ждали своей очереди. Наш зрительный контакт с девочкой оборвался, и я вошла в дом вслед за Нестором.
 
– Занимай любое место, какое тебе по душе! – великодушно предложил парень, стоило нам войти внутрь – в большое просторное помещение.
К большому круглому деревянному столу были придвинуты пять глубоких мягких кресел. Цезарь занял то, что поближе к двери, а я – к окну. Выбор Нестора же был очевиден: он сел рядом со мной, да еще поближе придвинул кресло. Но прежде, чем парень успел открыть рот и продолжить заваливать меня вопросами о уже ставшей мне ненавистной выдуманной стране и таких существах, как шмякобяки и... (ну вот забыла уже...), я попросила рассказать про Выбор. Нестор на мгновение приуныл, но, видимо, решив, что еще успеет расспросить меня, начал рассказ.
Я слушала в пол-уха, но смысл все-таки уловила: Выбор был чем-то похож на вступительный экзамен, вот только не в институт, а в мир чародейства.
Где-то я уже это слышала... «Ах да, в отцовской рукописи», – вспомнила я, внимательно наблюдая за тем, как несколько подростков, попрощавшись с родителями, под руководством женщины в черном костюме выстроились в шеренгу.
– А ты сам-то не чародей? – спросила я, когда рыжая девочка последней заняла очередь. На плече у нее болтался большой черный мешок, а в руках она держала какой-то предмет. Из окна мне сложно было разглядеть, но напоминало это... кастрюлю?
– Я? Нет, конечно! – хмыкнул Нестор и, понизив голос, произнес: – Чародеями становятся только избранные.
– А ты сказал, что не все проходят Выбор, – я отвернулась от окна, стоило подросткам скрыться из виду. – Что это значит?
– То и значит, – пожал он плечами. – Его отправляют домой и вешают клеймо разнорабочего. Ведь только чародеи получают в городе нормальную работу, а остальные... – он с горечью прикусил губу и махнул рукой.
– Ты не прошел Выбор?! – догадалась я, тут же заметив в глазах Нестора смятение. Парень явно не знал, стоит ли посвящать незнакомку в подробности его жизни, но, видимо, в отличие от меня врать парнишка не умел, поэтому кивнул:
– Два года назад я думал, что у меня проявились какие-то силы. Мои родители вроде как были чародеями, по крайней мере, дед говорил, ну вот я и отправился туда. А выяснилось, что я никакой не одаренный, а простой деревенский мальчишка...
Нестор замолчал. Ему явно было тяжело обо всем этом говорить.
– А сколько тебе лет? – спросила я, критично осмотрев парня: худой, лохматый, босой, наивный, сходит с ума по драконам и всяким там выдуманным зверькам шмяко... (все, я окончательно забыла как зовут моих выдуманных существ), и пришла к выводу, что не больше тринадцати.
– Пятнадцать, – с некой гордостью в голосе произнес он.
– О! – воскликнула я, отметив про себя, что никогда бы не дала ему пятнадцать лет, – а вслух добавила: – Сразу так и подумала.
Парень тут же просветлел и широко заулыбался.
«Что со мной такое? Определенно завралась!» – я прикусила губу и огляделась вокруг. Лишь бы не видеть этих доверчивых серых глаз паренька, который так добр ко мне и принимает все сказанное за чистую монету. «И что же с ним будет, когда выяснится, что почти все сказанное мной – ложь?» – пришла в голову ужасная мысль.
– А тебе сколько? – краем глаза я видела, как он очень уж внимательно на меня смотрит. – Шестнадцать?
Я нервно кивнула и почувствовала себя более чем неловко. Нестор разглядывал меня с таким интересом, словно диковинную вещицу на ярмарке. Именно так, как смотрел Макс, прежде чем пригласить в кино. «Нет-нет-нет! – не на шутку испугалась я. – Только не смей в меня влюбляться!»
– Знаешь, я, возможно, скажу глупость, но ты... – придвинувшись ближе, смущенно начал Нестор, но закончить фразу не успел, так как в комнату вошла симпатичная девушка и громко кашлянула.
–  А? Что? –  встрепенулся Цезарь, задремавший в своем удобном кресле.
Нестор вздрогнул и, покраснев как рак, тут же от меня отодвинулся. У парня был такой вид, будто только что мы занимались чем-то непристойным, и нас подло застукали.
– Мы не... это не... – меньше всего на свете мне хотелось, чтобы эта незнакомая девушка, очень похожая на Нестора (тот же цвет волос и глаз, тот же вздернутый носик и живой блеск в глазах), подумала обо мне бог знает что.
– Марфа, – представил ее Нестор, все еще отчаянно заливаясь краской. – Моя сестра. Марфа – это Надя.
– Привет, – робко прошептала я.
– Очень приятно, – сухо произнесла девушка тоном, явно говорящим, что в их доме мне не место. И хоть она являлась копией Нестора, было в ней что-то отталкивающее, неприятное.
Марфа принялась накрывать на стол, а Нестор попросил меня еще что-нибудь рассказать о своей стране. Мне ничего не оставалось, как сбивчиво продолжить рассказ, опасаясь возвращаться к шмуко... шмоко... (тьфу ты), в общем, стараясь ничего больше не выдумывать.
Его сестра то и дело бросала в мою сторону недоверчивые взгляды, а Нестор – влюбленные, которые очень трудно было игнорировать. Чувствуя себя не в своей тарелке, я нехотя отвечала на вопросы, желая больше всего на свете провалиться сквозь землю, но стоило на столе появиться еде, как тут же забыла про всякие неудобства.
Мой желудок, не евший уже очень давно, стал возрождаться, словно мифическая птица феникс из пепла. Не особо-то следуя приличиям, я набросилась на еду, вызвав при этом недовольный «хмык» Марфы. Но разве девушка меня сейчас интересовала? Нет, конечно!
И как же все было вкусно. Насытившись, я заметно расслабилась и, став более сговорчивой, снова принялась выдумывать новых сказочных персонажей, при этом не без помощи Нестора припоминая старых, уже придуманных. И чего только ни наговоришь на сытый желудок...
Если Цезарь слушал рассказ не с таким живым интересом, как Нестор, то Марфа все время скептически качала головой и вставляла фразочки типа: «Не верю!», «Это невозможно!», «Ты врешь!»
– Единорогов не бывает. Они вымерли уже много веков назад! – твердо заявила девушка, и я окончательно убедилась, что с этой занудой нам никогда не подружиться. Впрочем, Марфа и не пыталась набиться мне в подруги.
– Если ты их не видела, это не значит, что их нет! – заявила я с вызовом, словно и вправду видела единорогов. – В нашей стране они существуют и точка.
– Нет! – отрезала Марфа, сверкнув глазами. – Их не бывает, как и драконов.
– Тоже вымерли? – грозно спросила я, стукнув руками по столу.
– Истребили чародеи, потому что эти существа – убийцы! – от переполняющих ее чувств Марфа даже привстала в своем кресле. – Кровожадные монстры!..
Я тут же припомнила Яна, которого тоже называла кровожадным, а он оказался куда человечнее. Если он еще и вспоминал обо мне, то наверняка думал, что я воспользовалась его советом и вместо того, чтобы часами на пролет валяться на земле под небом, наблюдая за тем, как золотые звезды становятся серебряными, затем розовеют и алеют, уже добралась до портала и прыгнула домой.
– ...и что это за дракон, который оберегает деревню? – гневно закончила Марфа свою речь и плюхнулась обратно в кресло.
– Наш дракон хороший! – не менее гневно сказала я. – Он никого не убивает и дружит с людьми. А еще он... вегетарианец, – так как Марфа подозрительно прищурилась, явно не зная последнего слова, я с чувством добавила: – Не ест мяса и питается исключительно фруктами и овощами.
– Круто! – Нестор встревоженно заерзал в кресле. – Вот это да... Дракон ветрианец?!
– Вегетарианец, – ласково поправила я мальчика, не сводя глаз с разъяренного лица Марфы.
Цезарь с Нестором словно не замечали нашего с девушкой противостояния: дед, наевшись до отвала, сладко посапывал в своем удобном мягком кресле, а внук не сводил с меня восторженного взгляда. Мы же с Марфой прожигали друг друга насквозь. В конечном счете девушка не выдержала и первой поднялась на ноги. Сухо бросив, что ей нужно на рынок, она покинула дом, так сильно хлопнув дверью, что стены содрогнулись.
 
– А ты сможешь взять меня в свою страну? – с огромной надеждой в голосе попросил Нестор, стоило его сестре уйти. – Я бы одним глазком взглянул на дракона и единорога... А еще бы познакомился с шмякобяками, друндалиндами, мячебухами, тролискоками, фразелогами и курилинами. 
«Это я что ли придумала? – изумилась я, когда Нестор их перечислил. – А он запомнил?» Не сомневаюсь, что парень лучше меня, давно запутавшейся, кто из существ боится высоты, кто хорошо плавает, а кто плюется ядовитой слюной, охарактеризовал бы их лучше.
Ну вот... Снова угрызения совести. Получалось, что я своей ложью заставила Нестора, который был так добр, поверить в то, чего на самом деле нет. Но, признаться, меня жуть как возмущало, что единорогов не существует. Ведь есть чародеи, феи, оборотни и даже лесные нимфы, не говоря уже о кентаврах, минотаврах, лепреконах... «Ах да, говорящие гуси», – напомнил голосок в голове. И чем же провинились единороги?
И, стоило Марфе покинуть наше общество, как мне тут же стало стыдно за свое поведение. А Нестор все говорил и говорил, что путешествие в мою выдуманную страну будет для него смыслом всей жизни, так как чародей из него не вышел. Он давил на жалость, а я проклинала себя за то, что такая врушка.
И тут вернулась встревоженная Марфа, сообщив, что весь город на ушах стоит.
– Что случилось? – тут же проснулся Цезарь.
– Ищут какую-то девушку, – она вытащила из кармашка своего платья какую-то листовку и положила на стол. – Смотрите, ее портрет!
«Ну, разумеется, меня!» – решила я, вспомнив разговор стражников с гусями. Сердце бешено забилось где-то в горле и я, стиснув зубы, пытаясь не показать своего волнения, перегнулась через стол вслед за Нестором и Цезарем.
На принесенной Марфой листовке значилось: «Разыскивается опасная чародейка. Вознаграждение за помощь в поимке 100 смирн и личная благодарность от Леди», а далее фотография. У меня аж от сердца отлегло – определенно, попытка была неплохой, но все же это была не я. Художники в этом волшебном городе явно были неважные. Даже моя фотография на паспорте, выстиранном в стиральной машинке, выглядела куда реалистичнее.
– Мне кажется, портрет немного не похож на оригинал! – заметила Марфа и впилась в меня своими холодными серыми глазами. – Сейчас полицаи осматривают каждый закуток города и расспрашивают горожан о новых гражданах, прибывших из других стран...
Я быстро оценила обстановку: Марфа стоит спиной к двери, следовательно, чтобы дать деру, мне потребуется ее оттолкнуть. Вот только девушка была гораздо крупнее меня и злее, а насколько я знала, злые люди бывают очень сильными. В общем, бежать к входной двери – не вариант.
«Окно?» – мелькнула мысль.
– Я совсем на нее не похожа, – очень тихо, но четко сказала я.
– Ты на что это намекаешь, сестрица? – строго обратился Нестор к Марфе. – Надя никакая не беглянка, ясно? Она прибыла в город... – парнишка запнулся, явно вспомнив, каким именно образом я попала в их с Цезарем телегу и, набрав в грудь побольше воздуха, закончил: – ...легально.
«Ба, да он умеет лгать!» – обалдела я.
– А вот это мы сейчас и проверим, кликнув полицая... – Марфа хитренько прищурилась и добавила: – Хотя я уже это сделала.
Как раз в этот момент, словно по заказу, раздался стук в дверь, и мужской голос произнес: «Полиция, откройте». Марфа повернулась к двери, чтобы ее открыть, но Нестор, резко сорвавшись с места, оттолкнул сестру в сторону. Девушка, не ожидая подобного, охнула и повалилась на пол. Парень, перепрыгнув через нее и в пару прыжков достигнув меня, схватил за руку и потащил за собой.
Нестор распахнул заднюю дверь и вытолкнул меня (пребывающую в легком шоке) на ослепительно-яркий свет, а через мгновение выбежал и сам. В руках он держал какой-то сверток.
– Не оборачивайся, а то будет только страшнее, – посоветовал он, и мы рванули к переулку.
Петляя, словно затравленные зайцы, спасающиеся от погони, мы пробежали ни одну улицу, поднырнули ни под одной телегой, напугали ни одну лошадь... В общем, Нестор знал, куда бежать, и я просто следовала за ним. 
Завернув за очередной угол, мы наконец-то остановились и перевели дух. Парень, отдуваясь, принялся разворачивать свой сверток, а я, прислонившись к стеночке, осела на пол и схватилась за голову.
Нестор не стал задавать никаких вопросов, лишь приказал мне надеть серую мантию. Я видела такие на многих людях, и на подростках во дворе, отправившихся на Выбор.
«Выбор!» – слово ударило меня в голову, и я в ужасе расширила глаза. Нестор словно прочитал мои мысли:
– Только там ты сможешь быть в безопасности. Сделай что угодно, но останься во дворце. Туда полицаи не смогут проникнуть. А сейчас иди на площадь. Она сразу же за следующим поворотом. Смешайся с толпой.
– Зачем ты мне помогаешь? – я чувствовала угрызения совести за свое вранье, за то, что подставила Нестора с его дедом. Мне ведь нельзя было приходить к ним домой. Я – беглянка, опасная преступница, которой не в город идти нужно было, а возвращаться к порталу, чтобы убраться поскорее домой. – Ты ведь не знаешь, за что меня ищут!
– И не хочу этого знать! – твердо произнес парень, став на удивление серьезным. – Знаешь, хоть я и не стал чародеем, я могу отличить хорошего человека от плохого. Может быть, это не такой уж и большой дар, но я знаю, что ты хорошая. И я...
Совсем рядом послышались чьи-то голоса, и Нестор не успел договорить. Развернувшись, он побежал в другую сторону. Я услышала свист, а потом отдаляющиеся крики полицаев – Нестор отвлек их.
В глазах предательски защипали слезы. Я не могла помочь ему, не могла броситься следом, так как подставила бы нас обоих. А Нестор назвал меня хорошим человеком. «Ненавижу себя!» – слезы все-таки закапали и я, прекрасно зная, что впереди меня ждет еще то приключение, побежала на площадь.
 
Продолжение следует...