Как водится в таких случаях, бабушки затянули хит всех времён и народов "Не пущу! Только через мой труп!"
Елена Юрьевна попыталась сломить Васю обидными упрёками: мол, она так надеялась, что он отговорит Василисушку от сумасбродной затеи, а он пошёл на поводу...
- Вы смерти нашей хотите, да?
- Нет, это вы хотите смерти Василисы, - Вася чудом сдерживался, чтобы не закричать. - Вы не хотите, чтобы она вылечилась и вернулась здоровая. Вы хотите, чтобы она рядышком мучаясь, умирала.
- Господи, - схватилась за сердце Елена Юрьевна. - Зоя, что он такое говорит... Да как только язык повернулся...
- Всё, - решительно поставил точку Вася, взял за руку Василису. - Вы тут пока про мой язык погуторьте и приготовьте слова, которыми будете извиняться. А мы пошли. Ждите через неделю.
Они взяли слишком быстрый старт, убегая от слёз бабушек. Даже когда стали подниматься в гору, Василиса торопилась так, будто боялась, что догонят, вцепятся в ноги, вернут.
- Вась, сбавь скорость. И давай поменяемся рюкзаками: мой лег...
Вася не договорил, ибо Василиса резко тормознув, повернула к нему гневное потное лицо:
- Не смей! Слышишь, не смей меня жалеть! Или я буду бить тебя...долго и больно!
Вася вспомнил такое же гневное и мокрое лицо Василисы тогда, у моста, и понял, что сейчас нарушил табу: никогда не делать поблажек. Мысль о болезни Василисы заставила его сделать это.
Вася стряхнул напряжение и заговорил тоном, каким они обычно общались: легко, непринуждённо, с долей шутливой развязности:
- Чур, до первой крови. И ногами не бить.
- Я и руками справлюсь, - фыркнула Василиса и вновь быстро пошла.
- Вот спасибо, милосердная! О, боги, дайте ей долгих лет жизни, мужа олигарха и кучу детей. И мне чуток ума, чтобы не завидовать.
Василиса приостановилась, глянула через плечо:
- Ты можешь помолчать пять минут?
- А можно четыре минуты тридцать секунд?
- Нет!
- Хорошо. Ау, все слышали: госпожа мне приказала молчать пять минут? Умолкаю, умолкаю, умо... - Вася дурашливо изобразил, как впихивает себе в рот "кляп".
Василиса продолжала стоять, тяжело дыша.
- Я понимаю,...ты хочешь развеселить меня, отвлечь от мрачных мыслей... Бесполезно: только об этом и думаю. Голова распухла.
Вася "вынул кляп" и будто бы с трудом выдавил:
- А я иду и думаю: чего это у неё голова на два размера стала больше? Ой, мольчу, - и вновь вернул "кляп" на место.
Василиса шумно выдохнула и продолжила путь, разговаривая как бы сама с собой:
- Базарбаев сказал: надо очень верить. И тогда Ущелье поможет. Вот иду...и ни черта не верю. Хочу, и не получается. Всё время хочется рассмеяться: сказки всё это, лабуда... И ничто мне уже не поможет...
Вася молчал. Не потому что его попросили, а из опасения, что каждое произнесённое им слово будет пропитано жалостью, сочувствием, стало быть, он не успокоит Василису, а напротив вызовет гнев. А в гневе Василиса беспощадная...
Они, наконец, добрались до первой вершины. Василиса, сбросив рюкзак, буквально рухнула рядом, распластавшись на траве. Глаза закрыты, лицо потное и вроде бы бледное.
- Не смотри на меня! - как плетью стеганула.
Вася вздохнул, опустился поодаль, старался не смотреть на Василису. Но глаза упрямо косились в её сторону.
"Вот ненормальная...Видно же, что держится из последних сил, так нет...выкаблучивается. Этот подъём был лёгкий, а следующий вдвое сложнее... Не выдержит с рюкзаком, свалится. И что мне делать?"
- Я же сказала: не смотри на меня! - Василиса приподняла голову, ожгла сердитым взглядом.
- А кто смотрит? Мнительная ты. Я вот водички решил хлебнуть, - Вася нервно развязал рюкзак, достал пластиковую бутылку с минералкой. Сделав глоток, протянул бутылку Василисе: - Будешь?
Молча села, взяла бутылку, плеснув на ладошку, побрызгала на лицо, затем вытерлась рукавом. После чего стала пить мелкими прерывистыми глотками.
- Совсем забыл: я же тебе подарок привёз на день рождения, - Вася извлёк из рюкзака плоскую коробку, раскрыл её. - Вот плеер и три диска. То, что ты любишь. Включить?
Василиса кивнула, задумчиво глядя в даль.
Вася вынул из коробки красный плеер, вставил сначала батарейки, затем диск. Щёлкнул клавишей - и тишину рванул красивый голос Зары:
Да, я всё такая же,
Но не та.
И в сердце пустота.
Я не вернусь к тебе никогда.
Не будет больше споров,
Разговоров,
И взаимных укоров.
Было,
Забыла - я не та.
По пятам
не ходи за мной-
я не та,
что была весной...
- Выключи! - внезапно вскрикнула Василиса. - Не хочу я сейчас это слышать... Без слов есть, просто музыка?
- Да. Вот "Хиты мировой инструментальной музыки".
Вася поменял диски, искоса посматривая на Василису. Лицо её стало ещё бледнее, глаза закрыты.
"Чёрт, неужели у неё приступ...Что же делать? До деревни далеко, а я совсем не знаю, как вести себя с такими больными..."
- Вась, тебе плохо? Может, вернёмся?
- Не дёргайся, всё нормально. Просто думаю не о том, о чём надо... Где музыка-то?
Вася включил. Полилась чарующая мелодия "Одинокого пастуха".
- Годится, - Василиса открыла глаза, пристально посмотрела на Васю: - Скажи,..ты целовался с кем-нибудь?
- Да. С бабушкой, а ещё с кошкой...
- Нет, с девчонкой.
- В садике с Валечкой Старцевой, правда она всегда была сопливая, но мне почему-то нравилась. Бойкая была, задира...
- А с взрослой девчонкой?
- Нет. Не было желания.
- Почему? Что у вас в школе нет девчонок, с которыми хотелось бы целоваться?
- Есть наверно. Я не думал об этом.
- Почему?
- Я же сказал: не думал об этом. Зачем тебе?
Василиса протяжно вздохнула:
- Подумалось,...вот помру,...а ни разу не влюблялась, не целовалась даже просто так...
- Тьфу, на тебя! Три раза тьфу! - вскочил Вася, закипая. - Требуешь не жалеть, а сама ноешь как,...как размазня. Да! Будто специально просишь, чтобы тебя жалели. Ах, я бедная несчастная, ни разу не целовалась...Что ты хочешь? Чтобы я тебя поцеловал? И ты спокойно будешь ждать смерти? Нет, не стану я тебя целовать сейчас... Потому что мы дойдём до этого чёртова ущелья, и ты вылечишься. Если нужно будет, я тебя на карачках потащу. Да! Всё, хватит прохлаждаться, - Вася схватил рюкзак Василисы, закинул за плечо и быстро, почти бегом стал спускаться по пологому спуску.
- А ведь прав, - улыбнувшись грустно, сказала тихо Василиса, - разнылась как размазня. Как там, в кино говорят: живо поднимай свою задницу и шевели батонами. Дура нецелованная...
По ложбинке дошли до подножья следующей горы. Склон, круто уходящий вверх, представлял собой осыпь. Вася остановился в растерянности: одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь невозможно подняться.
- Сыпец, - выдохнула Василиса.
- Что?
- Это называется сыпец. Значит, верно идём. Давай передохнём и чуток перекусим.
Василиса достала из рюкзака пакет с провизией и выложила всё на расстелённую газету. Бутерброды с домашней колбасой, свежие огурчики и помидоры. Следом был извлечён из рюкзака яркий китайский термос.
- Держи, - Василиса протянула бутерброд и стаканчик с чаем. - Что приуныл? Сомневаешься, что поднимемся?
- Типа того. Как из песчаной ямы выбираться…
- Базарбаев с ребёнком на руках поднимался. И мы поднимемся, - уверенно заявила Василиса.
- Угу, - промычал неопределённо Вася с набитым ртом.
Ни первая, ни вторая попытки не увенчались успехом: едва ступали на сыпец, как он начинал сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее двигаться вниз, точно сыпучая река с шумом текла по склону. И возвращала ребят к исходной точке.
Ругаясь сквозь зубы, Василиса в третий раз ринулась вперёд.
Вася сбросил рюкзак.
- Сдаёшься?- спросила Василиса, тяжело дыша: "поток" её вновь вернул на исходную.
- Ещё нет. Вон смотри: большие камни не двигаются. За них нужно закрепить верёвку и по ней подниматься.
- Хороший план. Только кто закрепит?
- Пушкин, - неожиданно для себя резко ответил Вася.
Если честно, он не верил, что им удастся подняться. Здесь можно до посинения пытаться, а, зная характер Василисы, можно стопроцентно сказать: именно до посинения и будут пытаться. Собственно, это и раздражало.
- Ладно, попытка не пытка, - сказал Вася, доставая моток верёвки из рюкзака.
А про себя добавил: " Хотя здесь и есть пытка".
Лишь с пятой попытки удалось Васе добраться до валуна. Да ито благодаря открытию: "поток" двигался не целиком, местами была "твердь", которую он обтекал с обеих сторон. Если приноровиться, и вовремя прыгнуть на "кочку", а с неё на другую…
Очевидно, этот путь Базарбаев открыл ещё в первый свой приход, а иначе бы он не прошёл.
Оказавшись на первой "кочке", Вася переждал, пока сыпец успокоился, и метнулся к следующей "кочке". Чем ближе к валуну, тем "кочек" было больше, так что последние метры Вася преодолел почти играючи.
Закрепив верёвку, свободный конец бросил вниз:
- Давай сначала рюкзаки.
С падениями и ушибами, держась за верёвку, Василиса тоже перебралась к валуну. Вася отметил, что лицо её стало ещё бледнее, пот, смешанный с пылью, исчёркал лицо бурыми полосками. Оно не стало страшным, нет, но в сердце Васи увеличивалась жалость. И от того, что он ничем не может помочь, облегчить, было больно. До слёз. Но надо крепиться, ибо его слабость станет подтачивать силы Василисы. А их итак немного.
К счастью, чем выше в гору, тем меньше становилось осыпи, зато больше крупных камней. Местами можно было прыгать с камня на камень, а кое-где приходилось почти на четвереньках протискиваться в расщелины, между каменными глыбами. Они громоздились со всех сторон, и, казалось, им не будет конца. А подъём становился всё круче.
Василиса сдавала. Вася чувствовал это уже спиной, порывался обернуться, сказать что-нибудь вроде "Всё, хватит, делаем долгий перекур", но не решался, опасаясь, что она воспримет это как жалость к ней. И может психануть. Так что остаётся ждать, пока она сама вымолвит: "Всё, отдыхаем".
И она сказала, когда до гребня оставалось чуть более двухсот метров.
- Всё, я спалилась, - Василиса сбросила рюкзак на широкую и ровную, как столешница, спину валуна, и буквально рухнула рядом, уронив голову на рюкзак и закрыв глаза. - Если я не смогу встать…разрешаю поднимать пинками…
- Как скажете, госпожа. Я с превеликим удовольствием…
Василиса приоткрыла глаз:
- Побереги ножки,…выдернуть могу…
Вася облегчённо передохнул: если ещё шутит, значит, не всё так плохо.
Действительно, отдохнув минут десять, Василиса поднялась, глянув вверх, сказала:
- Чепуха осталось, на один рывок.
Вася с удовольствием отметил, что лицо её не такое уж и бледное, а обтёртое влажным платком, чистое, уже не вызывало прежней жалости. И выжидавшее случая выхода, раздражение, умерло в зародыше.
Солнце давно миновало зенит и направлялось к заходу. До этого тишина, нарушаемая лишь шорохом "потока", растворилась в различных звуках, долетавших с разных сторон. Это были голоса невидимых птиц, от банального воробьиного чириканья, до гуканья и цоканья. Зной отступил, воздух стал прохладнее, поэтому и птицы оживились. По небу плыли огромные пуки чистейшей белой "ваты".
- Красиво как, - оживилась и Василиса. - Смотри: вон на белого медведя похоже. А вон то облако…
- …на жирную таксу.
- Точно. А вон таксёнок догоняет.
Когда вышли на гребень, стемнело. Но это был ещё не вечер: как это бывает часто в горах, внезапно подул ветер, в небе неведомый дворник смёл "вату" в одну кучу, вываляв в пыли - образовалась чёрная туча. А следом, быстро и низко понеслись над головами ребят сплющенные серые облака.
- Будет дождь, возможно ливень, - сказала Василиса, вздохнув. - Ставим палатку.
Успели как раз вовремя: сначала ударили редкие крупные первые капли, затем хлынул ливень. Ощутимо похолодало.
- Не задубеем? - осторожно спросил Вася.
- Нет. Сейчас надышим, и будет тепло.
- Может, сразу и баиньки? Утром пораньше встанем и двинемся.
- Я первая так подумала. Не присваивай чужие мысли.
- А ты наклеивай этикетки, - включился в игру Вася, радуясь, что Василиса возвращается к обычному состоянию. - Смотрю, ничья валяется, дай думаю, возьму.
- Ладно, дарю.
- Может, и автограф черкнёте, сударыня?
- Перебьётесь, сударь.
- Премного благодарен. Мне не составит труда спеть вам колыбельную.
- Не стоит. Пусть лучше Зара споёт.
Под шум дождя и дивный голос Зары они заснули почти сразу, едва коснулись головами "подушек"- отощавших рюкзаков.
Помочь сайту
Поздравления
