У пруда с уточками - 2 .

   Да! Хорошо по утрам не только думается в постели, но и вспоминается. Пока я тут развспоминался, уже и чуть рассвело. Надо вставать. Уснуть не удастся. Интересно, что это за вспышка меня разбудила? Я тихонько, чтобы не разбудить жену, выскользнул из  кровати и,  легко одевшись, вышел из дому…  Какое прелестное, раннее утро! Солнце высоко ещё не появилось над головой, поэтому тепло, но не жарко. На небе ни облачка, ветра нет. Хорошо, когда рядом с домом лесопарковая зона. Иду по живописной дороге к прудам. Очарование только что пробудившейся природы придаёт бодрость и радостное настроение. Лес в утренней дымке. Верхушки деревьев окутаны туманом и еле просматриваются.    

      Большой пруд, лодочная станция. Кататься пока некому. Бреду по пустынным аллеям. Чуть-чуть беспокоит предстательная железа. Так, немного, почти незаметно. Терпеть можно. Как это я ухитрился её простудить, попав зимой в горную речку при катании с гор? Всего и побарахтался-то я в ледяной воде с десяток минут, а нате вот, застудил железу.
      Малый пруд, мелкий, но обширный. Посередине небольшой островок. На нём несколько домиков для уточек. А вот и они, красавицы. Неторопливо плавают в пруду и разгуливают по берегу, не обращая на меня ни малейшего внимания.

      Моё внимание привлекла одна пара посередине пруда, плывущая в мою сторону.

      Ближе к берегу, они неожиданно резким движением опрокидываются и оказываются хвостами вверх.

      При этом их малиновые лапки забавно взбалтывают воду, создавая далеко разбегающиеся круги по глади пруда. Каждая уточка создаёт свои круги. Волны от разных особей то складываются на поверхности пруда, то вычитаются. При складывании происходит удвоение волны и вырастает горбик. При вычитании – ровная поверхность. Интерференция на воде, как у света. Через несколько секунд появляются их головки на поверхности. Что-то там на дне им попалось в их буроватые клювики. Небольшая стайка из нескольких уточек стала приближаться ко мне. Не доплывая несколько метров, они остановились и стали кружиться на одном месте. Всё ясно – просят дотаций. Они привыкли, что посетители парка их подкармливают. Я широко развожу руками, показывая им, что у меня ничего нет. Уточки продолжают крутиться, не понимая моего жеста. Какие они очаровательные. Самочки серенькие, с многочисленными мелкими вкраплениями чёрных, коричневых и белых пёрышек. Селезни чуть покрупнее. На их головках, шейках и груди тёмно-синий бархат с зеленоватым оттенком, отливающий в лучах низко появившегося солнца всеми цветами радуги. Несколько крупных маховых перьев тоже с таким же отливом. Ещё одна интерференция света. Значит, длина волны света сопоставима с размером мельчайших частиц оперения. Солнце чуть появилось над горизонтом и выглядывает из-за дерева. Пол диска солнца за деревом, но кажется, что в стволе выемка, будто бы специально для солнца. На самом деле ствол ровный, а  это дифракция света – огибание волною света препятствий. Удивительная субстанция свет: и волна, и частица одновременно. Как это возможно? Это всё равно, что шар и куб в одном виде. Ведь такое невозможно. Или шар, или куб. Что-нибудь одно. Любуясь уточками, я присел на корточки. Уточки решили, что я хочу их покормить с руки. Стайка подплыла совсем близко ко мне. Я протянул им две пустые поднятые кверху ладони и ещё раз показал, что у меня ничего нет. Один селезень не поверил и, подплыв вплотную, клюнул в пустую ладонь. Сзади раздалось лёгкое покашливание. Стайка уточек испуганно метнулась от берега.
      Оборачиваюсь. За моей спиной на скамейке сидит очень странный мужчина. По росту почти ребёнок, но борода и усы. Верхняя часть головы непропорционально большая. Голова поражала своим необычным видом. Его маленькое лицо  в таких мелких морщинках, что кожа кажется искусственной. На глазах большие, тёмные очки. За тёмными стёклами очков глаз не видно. Рот малюсенький. Одет он в какой-то тёмный синевато-коричневый балахон. Первый раз такое вижу.  

      – Надо не забывать про братьев наших меньших, – сказал мужчина каким-то странным голосом. 
   Я по профессии программист-компьютерщик, и не раз слышал голос компьютерного переводчика. Голос незнакомца ничем не отличался от компьютерного голоса. Бывают, конечно, странные голоса. Что тут удивительного?
      – Присаживайтесь, молодой человек, – продолжал незнакомец. – Вы правильно заметили. Или шар, или куб. Я могу вам со всей ответственностью сказать, что свет – это электромагнитные волны. А корпускулярность света ваши учёные не так понимают. Опыты ставятся некорректно и истолковываются неправильно. Повторяю: свет – это электромагнитные колебания.  Волны и ничего более как. Почти в каждом свете присутствуют различные частицы: электроны, протоны, нейтроны, нейтрино и прочее. Отфильтруйте сам свет от этих "нахлебников", и вы увидите, что свет – это чистейшей "воды" волна. Только и всего. 
      Удивительно! Про свет я только подумал. Не с уточками же мне разговаривать на такую тему. Вот, что значит переутомление и бессонница. Наверное, я это сказал вслух. И ещё! Незнакомец сказал: «Ваши учёные». – Он что, с Луны свалился и все учёные земли для него не наши? 
      – С Луны, или не с Луны, – не столь уж важно, – продолжал незнакомец. – Я повторяю ещё раз: свет – это волна. Можете мне верить.
      У меня мурашки пробежали по спине. Незнакомец читал все мои мысли. Я о Луне только подумал.
      –  Да вы не волнуйтесь. Всё в порядке.
      Легко сказать, что всё в порядке! Но как-то стало неуютно. Я смотрю на человека, а он меня видит насквозь. 
      –  Да нет! Я вас насквозь не вижу, но все ваши мысли читаю. Это для меня естественно.
      – Вот это да! Экстрасенс, – думаю я. – К тому же и артист. 
      –  Нет, я не артист и, тем более, не экстрасенс. Я не здешний.
      – Опять я попал  впросак. Что же мне и думать теперь нельзя? – мысленно соображаю я. 
    – Думать всегда нужно. На то вы и человек, а не компьютер, который думает мозгами программиста. Вам нравится ваша профессия?
      –Удивительно. О моей профессии я даже и не думал.
      – Вам не обязательно в данном случае думать. Я о вас всё знаю из прямых поступлений информации.
      – Простите, вы маг, чародей или может быть…
      Наконец-то я промолвил, а не подумал.
      – Нет. Ни одно, ни другое, а третье. Вы правильно подумали о третьем.
      – Вот это да! Я подумал о третьем – предо мной пришелец с другой планеты.
      – Правильно. Я же сразу вам сказал, что я не местный.
      – Всё ясно! Это галлюцинация. Я переутомился. Надо сбавлять обороты.
      – Нет, это не галлюцинация. С вами всё в порядке. Да вы не волнуйтесь! Всё нормально. Но, конечно, не совсем обыденно. Да, я с другой планеты. Да, я не человек в вашем обычном понимании. Я в некотором смысле робот. То есть искусственный биологический объект, но почти вся моя интеллектуальная сущность находится от меня в парсеке с небольшим. Моё тело здесь, а второе тело, с основным головным мозгом – там. Но я наделён собственным автономным искусственным мыслительным аппаратом, довольно-таки мощного уровня, и поэтому меня можно считать мыслящим существом, как и вас, землян…
    В глазах у меня пошли круги. Мне стало не по себе. Похоже, я сошёл с ума и мне всё это кажется моим воспалённым мозгом.
      – Нет, вы не сошли с ума. Всё есть так, как вы видите и слышите. Успокойтесь и не волнуйтесь. Давайте лучше посмотрим на уточек. У нас таких там нет. Смотрите, за уточкой-мамой плывёт целый выводок.

      Какие у неё утята маленькие, но уже шустрые. Стоит кому-нибудь из них отстать, как он начинает так быстро перебирать лапками по воде, что моментально догоняет мамашу… 
      Меня немного подташнивает, голова слегка кружится, а руки дрожат мелкой дрожью. Мне не до уточек. Я ошеломлён. Похоже передо мной настоящий инопланетянин.
      – Ну, вот и хорошо. Наконец-то вы мне поверили. Не бойтесь меня. Я не причиню вам ни малейшего вреда. Я же не механический робот. Я самостоятельная личность, только основной мой интеллект остался дома. Я выхожу с ним на связь, когда мне нужно передать теле-фотометрическую информацию о вашей планете. Да, я с алабамовской трагедии. Моего напарника, находящегося на второй тарелке, сбили американцы. Ему не повезло и он разбился. Но это не страшно. Пропала только его искусственная оболочка и часть мозга. Вся его личность, то есть основной мозг и тело в полном здравии находятся дома, далеко отсюда.
      – Нет! Вы, наверное, гипнотизёр! – говорю я раздражённо. – Что вам от меня надо? И снимите ваши очки. Я увижу ваши глаза и разоблачу вас!
      – Может быть, не стоит быть таким эмоциональным? Мне от вас почти ничего не надо. Я собираю информацию о вас, землянах. Как у вас землян всё ещё примитивно. Как мало вы знаете о строении вещества и Мира. Какие у вас несправедливые нравы. Войны! Коррупция! Террористические акты! Религиозные заблуждения. Как вы нетерпимо относитесь друг к другу. У нас это тоже когда-то было, но мы быстро прошли эту фазу примитивизма и сейчас у нас справедливая цивилизация. А очки я могу снять, если вы не испугаетесь. Вот, пожалуйста. Смотрите…
      Мой собеседник снимает очки и… О!

     Какой ужас! Глаза у него большие и чёрные, как у американского инопланетянина. И никаких зрачков. В них  отражается только окружающий нас пруд с уточками. Череп лысый и огромный. Ушей нет. Всё ясно – это действительно пришелец. Я съёжился. От чужака можно ожидать всего.

      – Отнюдь, – продолжал инопланетянин. – Я представитель Высшей цивилизации. И нам не пристало вести себя недостойно. Я не собираюсь вам причинять ни малейшего вреда. Просто мы с вами мирно побеседуем. Вы мне расскажете, если, конечно, захотите, о том, что нам в вас непонятно, и я удалюсь. Если вам этого не хочется, я в эту же минуту уйду и поищу другого собеседника. Но я хочу сказать, что это я недавно помог вам на юбилее так прилично сыграть концерт Мендельсона. Вспомните – финал вам не удавался. Вы его даже не хотели играть, чтобы не позориться перед друзьями, но я вложил в вас программу и финал прошел блестяще. В подлинном темпе – аллегро мольто виваче. Вы финал не могли играть даже в простом аллегро. Это же очень трудный концерт. Только для профессионалов. А вы финал сыграли без единой ошибки. Ведь вы, сколько ни бились, но финал вам был не по «зубам». Так, кажется, у вас говорят?.. Кстати, у вас, землян, никто такой музыки сочинять не может. Это мы сочиняем, а вы только записываете и исполняете. Мы находим среди вас людей, с которыми у нас хороший космический контакт, и диктуем давно сочинённую нами музыку. Придерживаемся только стилей. Баху мы диктовали один стиль, Моцарту – другой. Замечательные были ваши соотечественники. Контакт с ними был идеальный. С некоторыми другими вашими «композиторами» контакт был похуже. Берлиозу мы как-то прекрасно передали Фантастическую симфонию во сне. Утром он встал и записал её. Дальше мы ему диктовали, но информация до него доходила плоховато, с ошибками, и он так ничего больше особенно значительного и не записал. Нет, конечно, каждый ваш композитор сам старается что-то сочинить, но это всё мелочь. Что-то поистине великое сочиняем только мы, а потом диктуем вам…

      Я стоял, смотрел на инопланетянина и чувствовал себя подопытным кроликом. 
      – Значит и Менделеев и Ньютон тоже…
      – Да, да, да. Все они «тоже», как вы изволили подумать. Вы ещё так примитивны по своему развитию, что если мы, ваши шефы, не будем вас курировать и помогать, то вы сами никогда и не поднимитесь до должного уровня. Только контакт с вами не такт прост. Большое расстояние. Но не настолько уж. Чуть больше парсека. Информация летит до вас три с небольшим года. Но ближе другой цивилизации нет. У нас нет выбора, к тому же вы нам очень полезны…
      Я вроде бы пришёл в себя, почти успокоился. Припомнил, что мендельсоновский финал мне никак не давался, и я его хоть и пытался разучить целых десять лет, но он мне был действительно не по «зубам». Я его и не репетировал перед юбилеем. А как я его сыграл, так и не помню. Был, как в тумане. Но помню, что играл, а почему мог играть невыученную часть, понять не мог. Вот она разгадка-то… 
      – А вы молодец! Всё правильно поняли. И держитесь вы хорошо. Не хуже, чем на ринге. Мне нравится с вами беседовать…
      И про мои занятия боксом он знает… Я заметил, что солнце несколько поднялось  над деревьями, и в парке полно народу. Но никто ближе, чем на пятьдесят метров, к нам не приближается.

      – Правильно заметили. Я об этом позаботился. У вас ко мне, конечно, много вопросов. Это естественно. У меня тоже много. Нам почти всё в вас, землянах, не понятно. Кое-что элементарное вы могли бы мне прояснить. Позволите вас спросить?
      – Спрашивайте, чего уж там. Но я так мало знаю. Я всего лишь старший научный сотрудник, даже не кандидат. Вы могли бы найти кого-нибудь потолковее. 
      – Не скажите. Все, как вы выразились «толковые», – это же «наши» люди. Ну, не совсем наши. Это люди ваши, но они имеют понятия наши. Конечно, не полностью. Мы им внушаем все наши морали и истины. Они пытаются это донести до всех. Но косность, жадность, слабоумие не дают этим, последним, всё воспринимать. Мы внушаем многим, но не всем. Всем внушить наш образ жизни добра и справедливости мы не в состоянии. Расстояние. У нас не хватает мощности нашего пульсара. Это мы его излучение используем в качестве несущей частоты, модулируя при этом нашей информацией.
      – Если это не галлюцинация, то откуда вы прилетели? – спрашиваю я инопланетянина, внимательно к нему приглядываясь.
      – Из созвездия Центавра. Точнее – из системы Проксима Центавра.
      – Слышал про такое созвездие. Так вы что, с самой звезды? 
      – Конечно, нет! Я с четырнадцатой планеты этой звезды –  Эйволии.
      – Красивое название вашей планеты. Наверное, и сама планета такая же красивая, как и название.
      – К сожалению нет. У нас унылые пейзажи. Ваша Земля намного красивее.
      – Как бы мне хотелось увидеть вашу Эйволию. Жаль, что это невозможно.
      – Отчего же? Смотрите…
      Инопланетянин провёл в воздухе рукой, и предо мною повис вечерний пейзаж Эйволии.

    Это была не застывшая фотография, а живая трансляция с далёкой планеты. Облака на горизонте двигались, течение на водной поверхности заметно извивалось. Но больше всего поражало изображение на небе огромной планеты с кольцами, как у нашего Сатурна. Эти кольца еле заметно поворачивались вместе с планетой. На вечернем небосклоне мерцали редкие звёзды. Пейзаж был уныл, но он завораживал своей величественностью. Я онемел.

      – Спасибо. Вы упомянули пульсар. Я слабовато разбираюсь в физике. Не всё мне понятно. 
      – Чтобы передать радиосигнал, – пояснил инопланетянин, – надо использовать несущую частоту и модулировать её сигналом, то есть информацией.
      – Это-то я знаю. А причём тут пульсар? Пульсар – это нейтронная звезда, которая  очень быстро вращается. Ну и что?  

      – Поясню. Обычно, сигнал надо фокусировать в нужную сторону, делая сложные антенны. Но луч, испускаемый пульсаром, уже сфокусирован в узкий конус.

    Наш пульсар Gen W-3 вращается достаточно медленно, – около восьми оборотов в минуту, – и излучает на радиочастоте нескольких десятков сантиметров.
      – Но ведь этот луч вращается! 
    – Верно. Поэтому информацию удаётся посылать короткими порциями, пока направление с вами совпадает. А далее информация поступает почти на все ваши девять планет, не включая пока Землю. Короткие порции информации на этих планетах принимаются, обрабатываются автоматикой и хранятся до нужного момента. Затем, в подходящий момент информация отправляется на десятую, обитаемую планету, то есть на Землю. 
      – Вы сказали на десятую планету Земля. Но мы знаем, что планет всего девять, включая  Землю.
    – Правильно. Но десятая планета так далеко, что вы её пока обнаружить не можете. Мы называем эту планету Цырий. Там всегда ночь.                                              

                                         
      – А зачем так много планет используется? – спрашиваю я.
      – Всё элементарно. Планеты-то тоже вращаются вокруг своей оси. Вы забыли об этом. Мы не можем оборудовать мощные приёмники и передатчики по всей планете. Используется всего лишь только один комплекс на планету. И когда его антенны совпадают по направлению с Эйволией, на него автоматикой посылается короткий блок информатики. Когда же ваша планета поворачивается к Земле нашими антеннами, происходит сброс информации на нужного нам человека, резонанс биологического поля мозга которого совпадает с частотой, на которую настроен в данный момент наш передатчик.
      – Вы сказали, что на нужного вам человека, – говорю я. – Это, наверное, роскошь. Надо вам передавать сразу на группу людей.
   – На группу людей мы не можем. Дело в том, что биологическая частота мышления каждого землянина индивидуальна. Двух частот практически не бывает, а если это случается, то такие люди испытывают большие неудобства и быстро сходят с ума. Слышали про раздвоения личности?

      Это как раз такой случай. Поэтому мы передаём информацию то на одной частоте, то на другой, подбирая её на каждого нужного нам человека индивидуально.  
      – А зачем вам нужно использовать промежуточные станции на наших планетах, а не передавать сразу с пульсара? – продолжаю я.
      – Вы забываете, что пульсар наш вращается. Возможна передача информации только короткими порциями.  Но сигнал приходит в вашу Солнечную систему очень слабым, несмотря на мощное излучение пульсара. На ваших планетах происходит усиление сигнала. К тому же мы, обработав информацию, передаём её непрерывно, порою часами. Затем перестраиваем несущую на другую частоту и передаём на нового индивидуума. 
      – А как же мы, земляне, понимаем эту информацию?
      – Элементарно. Ваш мозг имеет биологическое поле. Всякое поле имеет свою рабочую частоту. У всех людей частоты разнятся, отсюда возникает уникальность личности, и так сказать, его душа.
      – Если я вас правильно понял, то информация идёт не одновременно с наших планет, на которых находятся ваши передатчики, а по очереди, – то есть только в тот момент, когда какая-то из этих планет получает подходящую ориентацию на Землю.
      – Правильно, – говорит инопланетянин. – Только надо ещё учитывать то, насколько каждая из этих планет находится благоприятно близко и хорошо ориентирована нашими антеннами на Землю. Так что подходящих моментов не так уж и много…