Помочь сайту
Поздравления
Происшествие
26 ноября 2020 -
Лариэя Кэя
Послушной второй второй в копирайте
мне не хочется звучать,
я лучше запрягусь в узду
и стану я молчать.
Ариэлла Сесилова.
1
Знаменитый писатель Сесилов (Алексей Инурович), бывший адвокат, плюнувший на всю эту правоведческую кутерьму, позволявшую запросто посадить невиновного, спал в самолёте, прокладывавшем путь сквозь облачный слой, округлые занавески молочно-туманного цвета. Его десятилетняя сестра, бледноволосая, как бы голова её усыпана соломой из сарая, время от времени садилась за письменный стол и оставляла на бумаге удивительные строки, видимо, ветреная природа не желала отдохнуть на потомках, предпочитая работу, и Сесилов, обладая фотографической памятью, все её стихи запомнил. Его любимым было: «Послушной второй в копирайте мне не хочется звучать, я лучше запрягусь в узду и стану я молчать.»
Сейчас ей двадцать, и она жила в Канаде, в прелестном домике, что ей оставил прадед. Сесилов же, тридцатилетний лось, сегодня обретался, где пришлось. Его безупречный дед, Семён Оборман, выгодно купил у своих разбогатевших друзей (недвижимость, запрягись она в узду, хорошо шла на тихом рынке) просвеченную насквозь московским солнцем хату из трёх незатейливых салонов в белокаменной девятиэтажке, и под каким-то предлогом, почти не волнуясь («почти» - ибо по отношению к любимому внуку это невозможно) оформил её на него. И Сесилову пришлось согласиться с бескорыстным подарком ворчливого старикана с золотой серьгой в левом ухе и скромными часами на запястье, стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов.
2
Аккуратно взяв ми четвёртой октавы, на некоторое время задержимся, и, шаг за шагом, шаг за шагом, достигнем ля второй октавы, чтобы тотчас же вскочить на соль, что находится близко, ближе, чем стакан с чёрным кофе, тут же на ля, и скоренько на ля диез. Шаг за шагом, прыжок за прыжком, и сложная мелодия добралась до твоих волосатых ушей, чёрствый лицемер, и ты шибко заартачился, но не долго держал оборону, быстроходная композиция увлекла и очаровала.
3
Евгений Засохин, который возле него расположился, мысленно удалив все запятые, прочитал страницу без запинок, и, наполнив небольшого объёма ёмкость пухлым шелестом, закрыл глаза и попытался уснуть под старинную мелодию, которую воспроизводил летевший самолёт. Коричневая, с рыжим блеском, иномарка, похожая на гигантского таракана, проехала по дороге и свернула за серый угол угрюмого здания районного суда (стабильное сновидение, от которого Засохин не мог избавиться уже несколько лет). И Засохин проснулся и спросил у ловкой стюардессы с прямоугольной тележкой, какое сегодня число. Она осторожно пошевелила губами, отвечая сутулому охламону с мешковатым лицом. Он добродушно изменил казавшуюся неизменной форму рта, показав ряды золотых зубов. Чтобы сонный залыга, проснувшись, и не исполнил чего-то этакого, - Сесилову, его соседу, и щекастой проводнице казалось немыслимым. И они послушали монотонный сонет с безногим ритмом, который медленно выбрался из открытого рта бодрого пассажира.
4
Пурпуровая стюардесса и металло-пластиковая тележка с разнообразной снедью удалились. И Сесилов продолжил раскладывать на рабочем столе сознания бесцветные слова, имея в виду, что их придётся складывать. И он довольно поздно понял, что в салоне всё переменилось не в лучшую сторону. Террористы, запрягись они в узду, шестеро прилично одетых мужчин с пугающими пистолетами в руках, агрессивно предложили всем пассажирам перейти в отделение в хвосте самолёта. Впечатлительный бывший адвокат, получив подзатыльник, резво переместился и сжался с группой других, с трудом сдерживавших в себе древнюю панику.
5
Между тем серебристый «боинг» стал снижаться и вскоре не без трепета приземлился в какой-то горной местности.
На узкой бугристой дороге их ожидал длинный автобус, внутри которого несколько охламонов в серых балахонах, сидя возле встроенной в потолок акустической системы, с открытым ртом слушали Уитни Хьюстон, нахально демонстрируя хороший музыкальный вкус.
Сесилов, зажатый со всех сторон потными неудачниками, оказался снаружи и задумчиво смотрел на высокого захватчика с причёской, похожей на парик, вылепленный из чернозёма, смешанного с какао. Тот на искажённом английском рассказал о том, что их всех ждёт в ближайшем будущем, если их дальние или близкие родственники не дадут за них денежную сумму. И визгливо прибавил, размахивая чёрным пистолетом, что они рассчитывают собрать не меньше десяти миллионов долларов. Затем безобразной толпе приказали разделиться на серые кучки по три человека и расположиться прямо здесь, на каменистой почве.
Эта грубоватая местность, должно быть, безнадёжно существовала уже очень давно в большой изнурённой впадине, которая стабильно слушала нехитрые песни тамошнего скромного ветерка.
6
Природа этого участка земли была вулканической, и время от времени дряхлый паралитик поднимался и на трещавших костылях весьма бодро здесь расхаживал.
Необразованные террористы этого не учли, и как раз тогда, когда они тут устроили канитель с заложниками, землетрясение неожиданно припёрлось, меланхолично заверещав, и поступь его была в этот раз необыкновенно тяжёлой. Среди людей банально возникла паника, ошалелые заложники утратили страх перед застигнутыми врасплох обалделыми узурпаторами, стихийная жуть сравняла всех, и все тупо побежали, кто куда, спасая собственную жизнь. Растянутый пассажирский драндулет, где охламоны в балахонах всё ещё слушали превратившуюся в акустическую систему чернокожую вокалистку, левым боком покорно полез в образовавшуюся длинную щель, и быстро скрылся в ней.
Когда неприглядное происшествие со стонами и вздохами улеглось, ни одного человека не было видно ни там, ни сям, и находившиеся в воздухе крылатые существа под названием птицы пришли к такому же выводу.
7
Две недели прошли, кто-то их спустил в прошлое. Однажды на автомобильную дорогу, покрытую слоем местного песка, с трудом вышел какой-то невероятный грязнуля. Это был Евгений Засохин, бесшабашный стихоплёт. И так случилось, что через минуту он увидел вдалеке, в клубе пыли,
движущийся автомобиль, который неотвратимо приближался. За рулём сидел мрачный черноволосый шериф, в защитных очках и фуражке, сразу за ним расположился угрюмый помощник, размышлявший об отличии песка от пыли, на коленях баюкавший многозарядное ружьё.
8
Дед Семён, уединённо помолившись в келье с серебряным потолком, придирчиво рассматривавшим ультрамариновые стены, осторожно присел на итальянское кресло в сиреневом чехле и торопливо связался, при помощи старомодного смартфона, с частной военной компанией, хромоногий командующий которой был его хорошим давним другом, не терпевшим лишней суеты. Первоклассный предприниматель (остроумный критик, быстроходный мыслитель) изложил суть да дело, а басовитый собеседник, таскавший в себе неимоверный груз разнообразных проб и ошибок, протяжно вздохнул (аххххыыхххх!) и затем тихо сказал, что услышал тоскливую песню, темнее тучи, непрозрачную, похожую на ненастную погоду и проворная команда немедленно приступит к выполнению. Оба понимали, что молоть, а особенно перемалывать им очень нравится, поэтому были заданы хитрые вопросы, но изобретательный Семён находчиво закруглил бесполезный диалог и отключился.
9
Торопливо нажав на пду телевизора, Оборман увидел на экране какого-то худого брехуна, отвечавшего на тупые, типовые, бывшие в употреблении, что твоё нечищеное обмундирование, замызганный жилет, чумазый подрясник, зависшие на пыльной стене в мастерской, вопросы журналистов. Этот темнощёкий прохвост показался ему знакомым и через секунду критик вспомнил и узнал Евгения Засохина, с которым его сын, кажется, был знаком и даже как-то рассказывал про талантливого фуфломёта, создававшего пошлые сонеты. Семён прислушался, чтоб понять, о чём шла речь. А речь шла о неожиданном спасении из плена, Засохин, сдерживая зевоту, рассказывал, как он с большим трудом, преодолев череду препятствий, то пешком, то ползком, выбрался на дикое шоссе, где был подобран добрым самаритянином, беспримерным шерифом таким-то, объезжавшим окрестности на предмет криминальных пристанищ.
10
Небольшая группа смышлёных разведчиков на частном самолёте вылетела из спрятанного в сосновом лесу аэродрома. Они приземлились недалеко от того места, где бесстрашный вездеход шерифа остановился, чтобы принять неумытого бродягу Засохина.
У Обормана по всему миру были коммерческие связи. Как только он объявился в городке с названием Кэрдам, его окружила приличная толпа, состоявшая из друзей, родственников и крупных дельцов, каждый бескорыстно предложил любую помощь, какую только мог оказать. Четыре быстролётные громадины с пропеллерами на спине были основательно экипированы и отправлены на поиски пропавшего, двигаясь строго по разработанному плану.
11
Оборман, сидя в номере гостиницы, взволнованно мял в белых руках ни в чём не повинную подушку и ноуменально вглядывался в свои мысли, странно организованные, походившие на бешеные ноты из разнузданной композиции, которую исполняет разбитной, с прыткими пальцами, гитарист из спид-металл команды.
12
Мощные вертолёты с надеждой отправились в южном и в юго-западном направлении, несколько раз приземлялись, когда наблюдавшие в бинокль с высоты различали нечто, похожее на лежавшего человека. В полдень обнаружили среди мелких камней высохший труп с копной выцветших волос, немного позже, возле одинокого кактуса, старого мексиканца, уставшего от бесцельного хождения и прилегшего отдохнуть. Но нигде никаких следов Сесилова, драгоценного писателя, незаменимого внука впавшего в отчаяние, плохо подстриженного, плохо побритого, отощавшего от горя, но всё же миловидного богача с фамилией Оборман, которому специальный человек, назначенный куратор, каждые тридцать минут звонил и неохотно докладывал о незавидном положении дел.
13
На следующий день громоздкие машины, умевшие шумно летать, поднялись в воздух и отправились на север и северо-запад, но время от времени всё таки отклонялись и двигались на юго-восток по желанию капризного и недоверчивого заказчика.
И в два часа пополудни Оборман, внутренне трепетавший, что твоя лысая яблоня во время бурана, услыхал сообщение, что обнаружили, усадили в салон вертолёта и везут в ближайший кирпичный посёлок худющего, с впалыми щеками, что-то бормочущего про какие-то часы ценой в сто пятьдесят тысяч долларов, про какие-то непоколебимые принципы чересчур жестокого литературного критика, беспокойного субъекта, по-видимому, пребывавшего не в себе. Оборман спросил, во что он одет, ему сказали, что в неопределённого цвета костюм, но на синеватой рубахе сохранились ошмётки разодранного серого галстука. Услышав это, Оборман глухо вскрикнул, поняв, что его сокровище, его непокорный внук наконец найден и вскоре он узрит его своими побледневшими за последнее время глазами.
14
Овальные окна гостиничного номера были допотопно, невероятно черны, ибо любопытная ночь заглянула в них. «Ночь облачилась в траурный костюм и вымазала лик в печной золе», - по памяти процитировал строки из стихотворения своей внучки, Ариэллы Сесиловой, дедушка Семён. У него были бесподобно сияющие глаза и эффектная рубаха. И он обнял сутулого пришельца, на котором новый серый, спортивного покроя, пиджак потрясающе смотрелся, как на витрине магазина одежды.
Они присели в трапезной за приземистый стол, смотревший букой, который обслуживали две светлокожие кухарки в полупрозрачных платьях, с весёленькими причёсками, бьющими по глазам. Из акустической системы в дальнем углу кто-то беззастенчиво, гадко, неблагопристойно, развратно, ядовито (красиво, задорно, игриво, тактично, уважительно, безукоризненно, не подкопаешься) рыдал, и рыдание это сопровождали слабые звуки неторопливого фортепьяно.
15
- Это было ужасно,- сказал Алексей, глотнув из чаши.
Оборман его внимательно слушал, положив на стол грандиозные пятерни, никогда не державшие предмета тяжелей книги. Сесилов порывисто рассказывал, разбрасывая слова, выпив уже больше двух литров горячей жидкости, которую ему заботливо подливали в маленькую посуду.
Выяснилось, в итоге, что во время отвратительного (возмутительного, неэстетичного, нахрапистого) землетрясения Сесилов оказался придавленным чем-то тяжёлым, похожим по ощущениям на мешок с цементом. Он передохнул и сделал попытку освободиться от давления, применив дыхательный способ Валерьева, широко известного изобретателя. У него получилось, он выскользнул и поднялся, но кто-то, наглый и трусливый, схватил его за ступни и держал, не отпуская. Сесилов повернулся и сквозь пыль, похожую на мелкую мошкару, посмотрел, кто это такой цепкий, ухвативший его за лодыжки. Им оказался Засохин Евгений, сочинявший ритмические диаграммы, которые Сесилов видел в литературных журналах там и сям.
- Чего тебе надо? - спросил Сесилов.
- Помоги мне,- взмолился Засохин.
- Каким образом?
- Постой так, не уходи.
- И что?
- Я передохну и, держась за твои ноги, вылезу из этой грязной дыры.
- Я не могу ждать, меня ждут дома.
- Кто тебя там ждёт, идиот? – Мерзко улыбаясь, спросил жалко пыхтевший Засохин.
- Мой дед, моя сестра.
- Ах ты же такой-сякой, этакий ты раздолбай, помоги же ты мне,- нараспев выразился непристойный стихоплёт.
И Сесилов стал ждать, вспомнив старую поговорку, что, дескать, сам погибай, а товарища выручай.
Когда, спустя время (его всё время кто-то баламутно спускает), они вдвоём вылезли из уродливой ямы и с трудом преодолели гористую местность, перейдя в местность равнинную, Сесилову стало не по себе, его глаза закрылись и он свалился на довольно мягкую землю. Потом он очнулся и никакого Засохина рядом с ним уже не было, паршивец бросил его одного, в степи, умирать под солнечным светом, затем на глазах у слезливой луны, если бы дошло до неё. Потом он шёл, полз, как оказалось, в северо-западном направлении, невольно меняя курс, применяя живучий метод Миндяева, похлеще выдумщика, чем его друг, Валерьев. Время он упустил из виду, он думал только о пространстве, которое постепенно преодолевал. Потом его обнаружили прилетевшие на чёрном вертолёте пришельцы, как оказалось, посланники Обормана.
- Ладно, внук, ты пока сходи, отлей, ибо много ты выпил уже кактусового отвара,- сказал Семён,- а я пока поразмышляю над твоим рассказом. Неплохая может получиться повесть, если её правильно сварганить.
- Да, может,- сказал Сесилов, поднявшись, чтобы отправиться в непорочную уборную, состоявшую из удобного нужника и комнаты, где можно было помыться.
16
Когда прожорливое пространство тайком прожевало и проглотило, Сесилов, медленно ставя одну ногу впереди другой, появился на горизонте и его тонкие уши уловили и тут же выпустили звуковую нить, созданную его дедом. Литературный критик приложил пятерню к щеке и какому-то невидимке внушал, что, дескать, этот заслуженный поганец, игривый куролесник…, да…, необходима…, юридическая помощь…, стандартной схеме…, и, увидев вернувшегося внука, коротко рявкнул в смартфонный микрофон что-то похожее на «естественно» и отключился от телефонного собеседника. Если приглядеться, можно увидеть уважительные прыжки и вежливые поклоны недовольства, находившегося рядом с Оборманом. Взглянув на костлявого паренька, он сказал, что из Канады приехала Ариэлла, его сестра, чтобы поддержать его, справедливо полагая, что он без опоры упадёт.
- Ариэлла!? Она здесь!? – восклинул Сесилов, сразу вообразив ту, которая мечтала о звёздной музыке.
- Она у тебя дома, ждёт, не дождётся.
- Так что же? Поехали домой.
- Через час отправимся. – сказал Оборман, улыбнувшись вслед убегавшему недовольству.
17
Сесилов ничего не знал о делах своего деда. Забыл, ничего не зная, о Засохине. Он усердно крутил в холодном сознании всё произошедшее с ним, как вертлявый фрезеровщик, с улыбкой зажавший на токарном станке готовую на всё гранёную железяку. Уже начало молодой повести задорно устремилось к ожидавшей его крикливой толпе, в которой, кроме слов, не было иных существ. И они, скорые на ногу, рьяно голосили, с биотической утончённостью.
Евгений Засохин между тем шибко задумался о своём будущем. Он то и дело вспоминал, что бросил Сесилова одного, в степи, в беспомощном состоянии, без поддержки. При этом совесть ему не докучала, никак не проявляясь. Зато на передний план вылезло беспокойство и стало без остановки брехать, темнить, заливать, свистеть. Засохин был не в состоянии это прекратить, и, выйдя из дома, побрёл прямо, потом прямо, а потом повернул и… тут его какие-то здоровые прохиндеи в сером перехватили и бесцеремонно затолкали в чёрный автомобиль.
18
Сесилов же, с благословенья деда, отдал печатать новое творенье, назвав его "Над пропастью победа". И новой книги чуял приближенье. Которая представляла собой сложный текст, в основном, тёмный, но в нём были светлые переходы, пленительные скачки и умопомрачительные отступления, сдобренные хитросплетениями. С разрешения Ариэллы, доброжелательной сестры, эпиграфом к повести были сбивающие с толку строки из её заковыристого, с выкрутасами, с причудами, стихотворения: "послушной второй в копирайте мне не хочется звучать, я лучше запрягусь в узду и стану я молчать"
Lary K
ноябрь 2020
Рейтинг: 0
276 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
