ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияПриключения → Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая Гильотина на площади Революции ч.4

Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая Гильотина на площади Революции ч.4

30 апреля 2013 - Анна Магасумова
article134239.jpg

 История восьмая. Гильотина на площади Революции

Ч.4. Дух равенства

 

«Настоящее - это суммарно взятое прошлое».

(Томас Карлейль (1795-1881) 

 

«Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен».

(Жан Жак Руссо)

 

Дух равенства витает над Парижем,

Мятежный и неутомимый дух!

Он видит всех, кто ему нужен

И каждому твердит: «Решайся, друг!

Чтоб обрести свою свободу

И своё право  воскресить –

Пройди со мной  грозу, огонь и воду!

Решайся: быть или не быть!»

 (стихи автора)

    Голубой бриллиант Око Бхайравы лежал среди булыжников на парижской мостовой. Холод ему был не страшен. Он обрёл покой. Пахло сыростью и ещё чем-то неприятным. Камни шептали ему о своих трудностях и нелёгкой доле. Как им тяжело приходится: бьют копытами лошади, колёса экипажей и повозок давят на них. Тысячи людей  проходят, вдавливая на них сапогами, каблуками. Только дождь доставляет камням радость, очищая их от грязи и помоев, которые льются на них постоянно.

   Око Бхайравы  перестал воспринимать жалобы камней и на время  вошёл в состояние внутреннего созерцания. Он знал, что пройдёт немного времени и его найдут. Именно этот человек будет им возвышен, но также падёт, как и другие, кому он принадлежал.  

Но мы пока оставим Око Бхайравы.

   Мария Антуанетта в тот же вечер на балу узнала о пропаже камня. Казалось, что она встретила это известие спокойно, но сердце королевы сжалось от нехорошего предчувствия.

 – Ламбала, дорогая! Как же так произошло, что ты потеряла    «голубой бриллиант французской короны?» Последствия могут быть трагическими, – тяжело вздохнув, произнесла Мария Антуанетта.

   Ламбала не стала оправдываться и обвинять Полиньяк, рассказав, как всё произошло,  не упуская ни одной детали.  Королева посмотрела на Ламбалу и Жюли с укоризной. Ей предстояло объяснение с  Людовиком. Но королю было уже не до бриллианта. 

Чёрные тучи над Парижем  принесли грозу. С первыми раскатами  грома  Людовику доложили:

– Ваше величество! В казне больше денег нет!

Людовик задумался:

– Есть только один человек, который сможет изменить финансовое положение – Жак Неккер.

 Ничего не оставалось, как удалить архиепископа тулузского  с поста генерального контролёра финансов и  опять призвать Неккера. 

Этот добрейший души человек,  принял приглашение короля, даже  не задумываясь.

Общество торжествовало. Имя опального министра стало символом либеральной политики и сразу же произвело повышение ренты на 30 процентов. 

     Неккер рьяно взялся за дело, надеясь ослабить остроту финансового кризиса. Прежде всего, под жёстким контролем оказалось расходование государственных средств. Но это ни к чему не привело, лишь вызвало глухое недовольство среди представителей  привилегированных сословий.  Тогда Неккер обратился к королю:

– Сир! Чтобы упорядочить финансы страны, остаётся последнее – созыв Генеральных Штатов.

На посту министра финансов  Неккер бился как рыба о лёд, изыскивая средства, но  расходы королевского двора не могли покрыть поступлений в казну.

– Генеральные Штаты не собирались 175 лет! Как я – король Франции  пойду на этот решительный шаг? – недоумевал Людовик.

– Ваше Величие! Это  поможет решить вопросы с финансами и  утвердить новые налоги, – убеждал Людовика Неккер.

Королю пришлось согласиться.

– Придётся пойти на уступки. Я  ничего не теряю, нужно будет только  убедить  Генеральные Штаты подписать законы. А там посмотрим, – Людовик даже и не подозревал, к каким последствиям приведёт это его решение. А вслух произнёс:

– Что ж, я вынужден подписать  указ  о выборах в Версале государственных сословий.  Милый Жак, этот вопрос полностью ложится на вас,  – Людовик сделал вид, что не было прежней отставки. –  Когда мы сможем провести собрание Генеральных штатов?

– Самый подходящий срок – май месяц, – предлагает  Неккер.

– В таком случае это будет начало  мая 1789 года, – соглашается  Людовик.

Королевский указ о созыве Генеральных Штатов  вызвал ликование в народе. Особенно то, что подготовкой занялся Неккер. Он развернул большую работу по предоставлению двойного представительства в них третьему сословию.  

   «Что такое третье сословие?» (Qu'est-ce que le tiers etat?)

Это был один  из главных  вопросов, волновавших  общество перед выборами.

По всей Франции распространилась брошюра аббата Сиэйса, которая стала предшественницей «Декларации прав человека». Сиэйс разделял взгляды низшего духовенства, но не знал  его жизни, полной лишений. Он, обладая логическим мышлением,  произвёл вычисления:

  – Духовенства во Франции насчитывается 80 000, дворянства 120 000 человек, а третьего сословия 25 миллионов!

 Поэтому на вопрос:  «Что такое третье сословие, каково его значение?»  Давал решительный ответ:

— Все.

Сам  задавал  вопросы:

– Чем оно было до сих пор?

И сам отвечал:

— Ничем. Чего добивается оно в будущем? — Признания себя за нечто.

Правда, что такое нечто, Сиэйс  так и не расшифровал.  Но, выступая  против привилегий дворянства, он определил, что их права (дворян) относятся ко времени завоеваний  Галлии – будущей Франции – вождём франков Хлодвигом:

–Нынешние дворяне – это  потомки одетых в броню франков, завладевших страной.

 Ядовитые стрелы слов Сиэйса были направлены против аристократов,  но еще не против королевской власти:

– Нельзя ли вернуть их в леса, из которых они вышли? Нельзя ли нашим бедным согражданам открыть правду, что их происхождение от галлов и римлян, равносильно происхождению дворян  от сигамбров, велхов(1) и других дикарей, пришедших некогда из лесов и болот Германии?

   Вот так! Сиэйс сравнивал дворян с дикарями! И все понимали, что нет никаких различий между привилегированными сословиями и простым народом.

       Дух равенства   витал над Парижем и разносился, словно тучи ветром,  во все уголки Франции.  Не помогали даже войска, так как и они были неблагонадёжны и не могли  усмирить ширившееся недовольство. В этой обстановке Людовик XVI по предложению  Неккера  даёт согласие  не только на созыв, но и на составление   наказов  для Генеральных Штатов.

    Впервые горожане и крестьяне получили право выразить письменно свои жалобы.  Прежде всего, они попадали королю, (как же иначе?) а потом записывались  в тетради жалоб (cahiers de doleance) третьего сословия для сведения депутатов.

    Крестьяне жаловались на увеличение испольщины и натуральных налогов, на захват дворянами крестьянских земель. В одной из жалоб крестьяне провинции  Овернь писали:

«Мы, крестьяне провинции Овернь просим разобраться: синьор дю Буа захватил земли, принадлежащие нашей крестьянской общине, и сдал её в аренду иностранцу для расширения завода по производству фарфора. Мы не имеем ничего против данного производства,  но не хотим отдавать свои земли. Мы обратились в суд, но процесс затянулся. Помогите!»

   Подобных  жалоб было множество.

За участие в Генеральных Штатах развернулась нешуточная борьба.

     Особенно оживленно выборы  происходили в Провансе, где своим красноречием и оригинальностью блистал известный нам  граф Оноре Мирабо(2) . Первоначально он попытался принять  участие в собрании дворян,  но   как  младший сын, не имеющий поместий, его отстраняют от  участия в выборах. Кроме того, всем известно тюремное прошлое графа. Он побывал  на острове Иль – де – Ре, в замке  Иф,  слушал   рокот Атлантики у города Ла-Рошель   и Средиземного моря  около Марселя.  Сорок два   месяца,  почти без одежды   провёл  в Венсенской   башне.  Оноре Мирабо  выступал в судах  Экса и  публика собиралась на крышах, чтобы  только увидеть его.

 –  Что может вызывать восхищение в  защитительных  речах Пустомели (Claguedents), – как прозвал  сына старый чудак  Мирабо. – Я вижу только хлопанье челюстями  и  пустую,  звонкую,  как барабан, голову.

  Что тут можно сказать? Если сын провёл в тюрьмах   благодаря  указам  об изгнании своего отца?!

 Но  странствия и годы, проведённые в  заточении,  только закалили Мирабо.

– Я сын  дворянского рода, насчитывавшего за собой тысячу лет, не могу быть депутатом от дворян?  Тот, кто к этому стремится, может обойти все преграды! – решает он и обращается  к третьему сословию.

   И оказалось, что Мирабо нашёл своё достойное место.  Резкие нападки на привилегированное сословие доставили ему в Провансе огромную популярность: народ боготворил своего графа и беспрекословно ему повиновался. Обладая громовым голосом и страстностью прирожденного оратора, он умел поразить словами, очаровать толпу, которая слепо  пошла  за своим предводителем, не думая о том,  верный ли это  путь или  путь заблуждений. 

    Особенно прославило Оноре Мирабо изречение: «Привилегии не вечны, а народ вечен». Эти слова  передавались из уст в уста. Повеяло духом  равенства, взрастившего зёрна будущей свободы.

      Депутатом от третьего сословия в провинции Аррас был избран Максимильен Робеспьер(3)  потомственный адвокат.  На личности Робеспьера остановимся чуть подробнее, потом вы поймёте почему.

   Брат его деда по отцу — сборщик налогов Ив де Робеспьер — получил личное дворянство, а мать  Жаклин Маргарита Карроль была дочерью  пивовара. Отец Робеспьера Бартелеми Франсуа и дед часто подписывались De Robespierre, добавляя тем самым к своей фамилии «дворянскую» частицу «де». Максимильен в молодости также подписывался «де Робеспьер». Но в последствие он от этого отказался и никогда не кичился своим дворянским происхождением. Становясь старше, Максимильен  стал понимать, что человека ценят за его заслуги, а не за происхождение.

     Семилетним мальчиком Максимильен  остался сиротой.   Его опекуном  и воспитателем стал дед по матери. С его помощью и по протекции   епископа Арраса  Робеспьер поступил в парижский лицей  Людовика Великого. Учился хорошо, среди лицеистов отличался трудолюбием и примерным поведением, увлекался  историей, особенно античной. Его  привлекли понятия «демократия» и «республика» (4). Одним из  товарищей Максимильена был Камилль Демулен –  будущий  адвокат и журналист.    

    Одним из кумиров Робеспьера был Жан Жак Руссо(5),  в преданности его идеям он потом всегда клялся.

    В  1762 году, когда Максимильену было всего 4 года,   Руссо написал педагогический роман «Эмиль, или о воспитании», где изложил новую для того времени демократическую систему воспитания, способную формировать в молодых людях трудолюбивых и добродетельных граждан своей страны, хорошо знающих цену передовым общественным интересам. Эта книга стала на долгие годы для Максимильена  настольной.

 В возрасте 20 лет Робеспьер побывал в Эрменонвиле, где доживал в уединении  свои последние дни покинутый всеми, с больным сердцем,  Руссо. Воспоминания от той встречи у Максимильена сохранились на всю жизнь.

    Когда Робеспьер робко постучал в ставень, он услышал глухой голос:

–  Кто?

Максимильен  застыл, не зная, что сказать.

– Сказать «Я»? Руссо не поймёт. Назвать себя?  Я ещё не такая великая личность, чтобы меня знал  философ с мировым именем. 

   Возникла небольшая пауза, но потом открылась дверь. На пороге стоял, опираясь на крючковатую палку,  сам Руссо  без парика, с седыми,  зачёсанными  наверх седыми волосами, открывающими широкий лоб.  Добрые, но печальные глаза смотрели чуть подслеповато.

   На лице заиграла улыбка, когда он увидел перед собой молодого человека.

– Разрешите войти? Меня зовут Максимильен Робеспьер, – несколько смущаясь,  произносит Максимильен. – Вы для меня – непревзойдённый кумир.

Руссо счастлив и  растроган, он бросает свою  палку, протягивает дрожащие руки, благословляя Робеспьера,    прижимает  к своей груди, орошая  слезами его  сюртук.

В комнате  мерцает одна лампа, Руссо растроганно шепчет:

– Мадам д'Удето не пришла, не принесла цветов. Мадам д'Эпине не прислала ни яиц, ни козьего молока. Со мной лишь старая тетушка Левассёр, лишь она старается мне помочь во всём.

 Робеспьер видит  в уголке скрючившуюся и охающую маленькую старушку, которая  возится у  зажженного камина.

      Несколько позже за столом они ведут философскую беседу  о будущем. Дух равенства витает над ними.

— Знай,  мой мальчик, —  говорит  старик Руссо Робеспьеру.  — Лишь великие события создают великих людей. В твоей жизни будет всё, но оставайся человеком.

Как был прав  Жан  Жак Руссо! История не прощает ни жестокости, ни тщеславия. 

—  Жить — это не значит дышать, это значит действовать, — продолжал поучать философ молодого Робеспьера.

Руссо внимательно  смотрит на юношу. 66-ти летнего философа  поразил в молодом студенте с бледным, землистым цветом лица, с широкими и с грубыми чертами, твёрдый, жёсткий и пронизывающий взгляд.

 —  Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья, —  говорит он Робеспьеру. —   Одно из них — то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем, второе — это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Знай, что тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Помни это, мой молодой друг! Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо, и быть в состоянии этого достигнуть.

Последние слова Робеспьер  будет помнить  всю жизнь. 

Значительно позже со всем пылом своей души он напишет "Посвящения памяти Руссо", где продолжит прерванную беседу со своим учителем. 

— Я видел тебя на склоне твоих дней, — напишет он позже, в зените своего могущества, — и это воспоминание является для меня источником горделивой радости; я созерцал твои величавые черты; я видел печать скорби, на которую осудила тебя людская несправедливость.

      С тех пор я понял все тяготы благородной жизни, посвящающей себя культу истины; они не испугали меня... Твой пример пред моими глазами... Я хочу идти по твоим священным следам, если бы даже мне суждено было оставить имя, неведомое грядущим векам. Счастлив я буду, если в опасной карьере, открывающейся перед нами волей грядущей революции, я всегда останусь верен стремлениям, почерпнутым мною в твоих писаниях.

   Руссо был многосторонним человеком, занимался ботаникой, писал музыку. Наиболее  известное музыкальное сочинение Руссо — комическая опера — «Деревенский колдун» (фр. Le Devin du Village), написанная им для забавы под влиянием итальянской оперной школы. Первое представление оперы состоялось 10 октября 1752 года в Фонтенбло в присутствии короля Людовика XV и маркизы Помпадур. Опера имела огромный успех

  Молодая девушка Колетта идёт к колдуну, чтобы приворожить возлюбленного.  Максимильену удалось прослушать  арию Колетты во французской опере,  и он оказался под впечатлением  чарующей музыки.

—Руссо гениален во всём, он  умел быть и  несерьёзным.  Но в тоже время  опера имеет глубокий смысл: не стоит обращаться к колдовству. Истинная любовь всегда победит,  — в этом Робеспьер был уверен.

Его больше всего привлекали философские рассуждения Руссо:

— Если зло нельзя искоренить, его надо уменьшить.

— Не уничтожая частную собственность,  не допускать излишней роскоши.

— Сохранить мелкую собственность, основанную на личном труде.

—Чтобы придать государству прочность, не допускать ни богачей, ни нищих.

   Робеспьер проник духом равенства и выступал за  права народа. Довольно быстро он стал постоянным и любимым оратором.  Ко времени открытия Генеральных Штатов Робеспьер опубликовал брошюру, где требовал реформирования местного провинциального собрания Артуа. К моменту выборов Робеспьеру было 30 лет, он уже сформировался как личность со своими непоколебимыми понятиями и  убеждениями.

    Выборы в Генеральные штаты продолжались  несколько месяцев. После холодной зимы наступила  роковая весна.  3 мая 1789 года  тысяча двести  депутатов  от дворянства, духовенства и третьего сословия были представлены Людовику XVI. У короля запестрило в глазах от обращённых на него лиц.  Многие видели его впервые так близко.

     На следующий день прошло церковное богослужение. Странное впечатление произвели на окружающих тысяча двести мужчин сурового облика, в черных накидках, сюртуках и камзолах, с зажженными свечами в руках, собравшиеся 4 мая 1789 г. в Версале, на паперти церкви Версальской Богоматери. Во главе с архиепископом Парижским, королевской четой, членами королевской семьи  они прошествовали к кафедральному собору Святого Людовика. Судя по их серьезным, напряженным лицам, не верилось, что они явились сюда на праздник.

     Открытие Генеральных штатов  состоялось  5 мая.  Депутатами от третьего сословия оказались лишь представители от буржуазии, в том числе  буржуазной интеллигенции – учёные, врачи, юристы и, по крайней мере,  один  священник – аббат Сиейес.   Мирабо, Робеспьер и другие депутаты от общин выглядели  торжественно:  на первое заседание они пришли в строгих чёрных костюмах с белыми галстуками,  понимая всю ответственность своего присутствия.

  Духовенство и  дворянство явились в Версальский  дворец    в  роскошных нарядах. Дворяне – в расшитых  золотом и серебром ярких бархатных камзолах, сияющих и  шуршащих  кружевами. Отличился разве Лафайет(6), которого Вольтер назвал «Героем Нового Света», явившийся в военной форме. Духовенство  же  блистало   лучшими  церковными  одеяниями (pontificalibus). Лишь  лица невысокого сана  были в белоснежных рясах, как преподобный  отец Грегуар. Придет день, когда   Грегуар  станет  епископом, тогда  как  те  служители церкви,  которые выглядели сейчас  так  величественно,  скрываясь от народного гнева,  сбегут в чужие страны. 

     Сразу же определилась разница в положении. Депутаты третьего сословия вошли в зал торжества в полуоткрытую боковую дверь с чёрного входа, а привилегированные сословия – в широко распахнутую двустворчатую дверь с парадной лестницы.

   Все встали, когда  появился Людовик XVI  в окружении свиты, в мантии и со всеми атрибутами  королевской власти.  Лишь самые приближённые к королю заметили, что на его груди отсутствует почётный знак Ордена Золотого Руна, в который был обрамлён  голубой бриллиант.

  С высоты своего помоста он обводит глазами великолепный зал. В галереях и боковых ложах восседает цвет Франции. Людовик  чувствует  удовлетворение  от устремлённых на него   глаз. Он готовил речь и долго думал, как  обратиться к собравшимся депутатам, чтобы  сразу же заручиться их поддержкой.

– Мои приближённые? Мои подданные?  – рассуждал  король.  – Нет, это не подойдёт! Но не друзья же!  Не соратники, тем более! Уважаемые депутаты!  Вот на последнем остановлюсь, чтобы показать, что ценю их мнение. Тогда я смогу  заручиться их поддержкой и сделать всё по-своему.

Наивный Людовик! Теперь всё зависит не от него, отвернулась от него удача с потерей голубого бриллианта. Око Бхайравы  запустил обратный отсчёт не только его  жизни, но и  королевы и её подруг. Наступило время  некоронованных особ. И им будет оказывать Око Бхайравы своё расположение. Недолго ему осталось  лежать  в пыли на мостовой.  Пусть пока король тешится своим величием. Он достиг своей конечной гавани.

 Звучный голос Людовика  доносится до самой галёрки, где сидят депутаты от третьего сословия.

–  Уважаемые депутаты!  Мы собрались в решающий для Франции момент. Созыв Генеральных Штатов – плодотворное начинание. Предстоит узаконить налоги и утвердить подати, и если я встречу затруднения и непонимание с вашей стороны, – король умолк на некоторое мгновение.

Зал  замер в ожидании.

–...То продолжу  трудиться на благо моего народа,  и буду считать себя его единственным представителем, – закончил свою речь  Людовик.

Речь Людовика была воспринята с одобрением.  А дальше происходит неожиданное: когда Его Величество король  надевает  шляпу с плюмажем(7), дворяне в соответствии с этикетом последовали его примеру, то и  депутаты от третьего сословия  натягивают свои  шляпы с опущенными полями и встают, ожидая, что будет дальше.   В передних рядах поднимается  шум, слышится громкий шёпот:

– Снимите шляпы! Снимите шляпы!

Король решительно кладёт этому конец, снова снимая свою королевскую шляпу.  В ответ все присутствующие снимают шляпы и заседание продолжается.

    С глухим ропотом выслушали Неккера  о состоянии дел в стране. Множество цифр утомило слушателей. Всем было и так ясно, что страна стоит на пороге финансового кризиса.

– Дефицит в королевстве достиг  56 миллионов, – не поднимая глаз от бумаг, докладывал министр финансов.

 Многие знали, что это не соответствует действительности, так как уже были истрачены запланированные на год поступления.

Встал вопрос: как проводить голосование, посословно или поголовно? Три собрания или одно? В зале слышится шум, гул голосов, но решение так и не было принято.

  На следующий день 6 мая каждое сословие собирались  в разных помещениях.

Но вернёмся к Робеспьеру. Вы поймёте, почему.

  Максимильян снимал маленькую комнату на окраине Парижа. Несмотря на дворянское происхождение, никогда  роскоши не признавал. А сейчас ежедневные процедуры у парикмахера занимали неизменное и обязательное место в его жестком ежедневном распорядке дня. Белый парик был тщательно напудрен, волосы на нём  были аккуратно взбиты и уложены.

    Жил  Робеспьер в финансовом отношении очень скромно, но тщательно следил за своей одеждой. Он отстаивал принцип, согласно которому происхождение и деньги не могут быть мерилом прав человека.  Приехав в Париж с маленьким запасом белья, он вскоре вошёл  во вкус кружев, тонких тканей, пудры. Он сбрасывает с себя неприглядный оливковый сюртук, в котором приехал из Арраса. Ничего не поделаешь – на скромно одетых  горожан в Париже не обращают внимания.

      Позже он будет форсить в  белых панталонах,  сюртуке  в полоску, повязав франтоватый  галстук на шею.  А чего стоит сатиновый, расшитый розовым шелком, жилет!  В нём он будет прохаживаться по саду Тюильри, будучи приглашённым на неофициальную встречу с депутатами от дворянства.  В годы революции  Робеспьер  облачится в   светло-синий сюртук с неизменной розой в петлице под цвет  революции. Роза была  любимым цветком Робеспьера  – символом стоической красоты нравов.

     В жизни он всегда следовал восточной мудрости:

«Для того чтобы прокормиться, одеться и иметь жилище, нужно очень немного; остальное же приобретается для того, чтобы приспособиться к чужим вкусам или чтобы затмить других». 

Никого затмевать ни своей жизнью, ни своим положением  Максимильен не собирался, у него были совершенно другие ценности. Дух равенства  овладел его душой. Он не замечал ни роскоши, ни простоты.

  Обстановка в комнате, где  жил Робеспьер  была  скромная. У стены стояла кровать, заправленная серым одеялом,  у окна –  деревянный стол, на котором лежали книги, бумаги, перо и чернильница.  А также  стояла ваза с алой розой.

Покрыт шипами стебель розы
В букете, данном мне, друзья...

Так пел Робеспьер  в молодости. Какое бы не было время года, он спешил в цветочный магазин или в  сад за розами, которые скрашивали его жизнь и вносили в неё радость.

6 мая  Максимильен  встал рано, сегодня ему исполнялось 31 год.  

– Да, сегодня мой день рождения!

Максимильена охватило радостное чувство. Он чувствовал, что входит в пору расцвета своих физических и душевных сил.

О дне рождения  знал только его друг Камилль Демулен, но его не было рядом. Они не виделись уже продолжительное время.

Камилль  не рискнул выдвинуть свою кандидатуру от провинции Гиз, где он родился. Максимильен знал, что Камилль занимается адвокатской практикой, правда не очень удачно – богатые парижане не обращались к молодому адвокату.

– Сегодня можно будет  отобедать в кафе, – решил побаловать себя Робеспьер.

 Завтрак был скудный – хлеб, вода, несколько кусочков сыра. Потом он взялся за перо,  наметил план  выступления и засобирался в дорогу.

     В этот день солнце пробивало своими лучами чёрные тучи, собравшиеся над Парижем.  Максимильен спешил на заседание. Он шёл по улице, собираясь с мыслями.

– Итак, о чём я буду говорить в первую очередь, – думал Максимильен. – Прежде всего, о правах простого народа, – во-первых, нужно обязательно выступить против  военного закона, – во-вторых. Как говорил Руссо: «Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней».

  

Размышления Робеспьера  были прерваны ярким всплеском из-под ног. Максимильен наклонился. Его как магнитом потянуло к маленькому тёмному камешку, лежавшему между двух булыжников. Он взял его в руки, почувствовав тепло и лёгкое покалывание в пальцах, но это было приятное ощущение. Голова слегка закружилась, он увидел себя выступающим перед огромной массой народа. Видение промелькнуло  и исчезло. Максимильен был человеком холодного и  здравого рассудка, в мистику не верил, так что такое с ним случилось впервые.

    Как вы поняли, камешек, который оказался в руках Максимильена  был голубой бриллиант Око Бхайравы. Он выбрал Робеспьера не случайно. Ему предстояла жизнь яркая,  полная стремительных взлётов от простого депутата до вождя нации. Как дальше будут развиваться события – там посмотрим! Око Бхайравы только внутренне ухмыльнулся. Он был покрыт толстым слоем пыли, поэтому пламенного луча нельзя было заметить.

   Но пока найденный камень перекочевал в верхний карман сюртука Робеспьера. Он ещё  не понял, что за подарок ему преподнёс случай. Плечи молодого человека расправились, он почувствовал себя уверенно и быстро заспешил к назначенному месту заседания.

   Помещение, где собрались депутаты третьего сословия, представляло достаточно большой и просторный зал, где каждый получил своё место. Председательствовал Мирабо, выбранный

депутатами единогласно. Заместителем председателя был  Робеспьер, а   секретарём – аббат Сиэйс.

– Полномочия  подтверждены. Нам предстоит обсудить множество вопросов, – обратился к  собранию  Мирабо.

    Обсуждение было острым и дискуссионным. Столкнулись разные мнения и точки зрения.  Дело затянулось. Разошлись  только после обеда.

По пути домой Робеспьер зашёл в цветочный магазин. Выбрал для себя три багрово-красных розы.  Непроизвольно процитировал Шекспира:

That which we call a rose by any other name would smell as sweet ,  Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. (8)

 

Насколько совершенней красоту
Способно сделать истинное знанье!
Прекрасна роза, но и розу ту
Стократ нам украшает обонянье.
(8)

    Вечером 6 мая  в комнату к Максимильену постучались. На пороге стоял Камилль с девушкой, тесно прижавшейся к нему.

– Можно  войти? – проговорил Камилль. – Мы прогуливались неподалёку и решили  тебя навестить, поздравить с днём рождения.

– Камилль! Рад тебя видеть! Ты нашёл меня! Ну конечно, разве ты забудешь про мой день рождения? – обрадовался  Максимильен.

Он так заработался над своей речью, что потерял счёт времени и забыл, что собирался в кафе.

–Что за милое создание рядом с тобой? – удивлению Робеспьера не было предела.

Камилль не обладал привлекательной внешностью. А у девушки  был  такой чистый и наивный взгляд.

– Не красавица, но   юна и привлекательна. Свежа, как майская роза,  – решил Максимильен.

Максимильен был знатоком женской красоты. Он знал  многих знойных светских красавиц. Девушка же  была красива своей неброской красотой.

– Как говорил Капулетти в  шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта»? –  подумал Максимильен, а  вслух  произнёс:

«That book in many's eyes doth share the glory, that in gold clasps locks in the golden story».

Камилль и девушка посмотрели на него изумлённо.

 –  «Внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю. Книга, золотые застежки которой замыкают золотое содержание, приобретает особенное уважение»,  – перевёл Робеспьер шекспировские строки.

– Максимус! Ты философ! Познакомься, это Люсиль Дюплесси, дочь чиновника королевского министерства финансов, моя  будущая жена.

– Дюплесси? Слышал о таком. Но я не думал, что у него такая прелестная дочь. Будущая жена?

Максимильен ещё раз внимательно посмотрел на робко  стоявшую рядом с Камиллем девушку. Глаза Люсиль встретились  с пронзительным, оценивающим взглядом Робеспьера.

–Да, мы решили пожениться,   – сказала Люсиль взволнованно, рассматривая широко раскрытыми глазами  Максимильена.

   Он не был красив, как и Камилль.  Широкий рот, губы бледны и сжаты, лицо печальное, а мигание  глаз производило неприятное впечатление. Но девушка почувствовала  в нём  внутренний стержень,  огонь, который притягивал и очаровывал. 

   Люсиль  не стала говорить Робеспьеру, что отец потребовал от Камилля за неё 100 тысяч  франков, будто она товар на рынке.

– Извини, мы не  помешали тебе? – проговорил Камилль, меняя тему.

–  Я  только что  закончил речь к завтрашнему выступлению  на заседании Национального собрания, – произнёс   Максимильен. – Так что, я свободен! Проходите. Могу предложить воды. 

– Спасибо,  –  сказала Люсиль. –  Не откажусь, сегодня  очень  жарко.
Максимильен протянул девушке  стакан воды. Она  сделала глоток  и незаметно осмотрела окружающую обстановку, которую  украшал букет из нескольких роз на рабочем столе.

– Живёт очень скромно, – подумала она, – а вот женской руки не чувствуется.

– Извините, Максим, – проговорила Люсиль вслух.

– Максимильен, – поправил её Робеспьер.

– Максимильен. А можно вас спросить?

– Да.

– Извините за нескромный вопрос. А  вы женаты?

Люсиль не ожидала от себя подобного вопроса.  Но Робеспьер даже не смутился.

– Нет. Несколько лет назад стараниями родственников едва не женился на дочери нотариуса Анаис Дезорти, но брак не состоялся.

Тут в разговор вмешался  Камилль.

– Люсиль, не стоит ворошить прошлое.

Воспитанный священниками и старыми благочестивыми дамами, проникшись духом "Эмиля" и древних классиков, Максимильен Робеспьер  с ранних лет приучился отгонять всякие порочные побуждения, всякие бесчестные мысли и желания. Позднее его чистота поражала изнеженного, неустойчивого Мирабо. Марат прозвал его "несовратимым", его называли "Орфеем", воскресшем среди людей.

Максимильен был однолюбом, но в данном случае его любовью стала и будет государственная деятельность.

 Чтобы отвлечь друга от щекотливой темы, Камилль  спросил Максимильена  о том, что его волновало больше всего.

– Максимус, – так он называл друга ещё в годы учёбы за максимализм во мнениях  по любому вопросу. – Расскажи лучше, как обстановка на заседаниях?  Слышал, там разгорелись  жаркие дискуссии?

– Да, ты прав,  – согласился  Робеспьер, кивнув головой,  – обстановка накаляется день ото дня. Людовик, конечно, пытается вести свою линию. На его стороне дворянство и бόльшая часть духовенства. Как же, ведь это привилегированные сословия,  – они против короля не пойдут. Всю тяжесть налогов опять хотят переложить на плечи народа, то есть на наши плечи, самого бедного третьего сословия. Но пока ещё не принято окончательное решение, и мы, конечно, попытаемся с этим бороться. В своей завтрашней речи,   –  Робеспьер кивнул в сторону  исписанных  листов бумаги, – я как раз хочу поднять этот вопрос. Сколько же ещё можно терпеть?
– Но дорогой Максимус, тебе не кажется, что это попахивает... – Камилль словно споткнулся.
–   Ты не смог произнести это слово: Революцией?  – Робеспьер встал и решительно прошёлся по комнате,  –  а если и так?  Пока король,  дворянство и  духовенство будут уклоняться от уплаты налогов или от того, чтобы хотя бы распределить их между тремя сословиями поровну, эта ситуация не решится. Как говорится, чаша терпения переполнена и в любой момент искра вспыхнет  и загорится   пожар революции.  Народ уже ощутил дух равенства, витающий над Парижем.

–  Согласен, –  кивнул головой  Камилль, –   ситуация сложная,  что будет дальше,  трудно предположить.  Но ведь король может применить вооружённую силу и просто заставить вас разойтись.

– Может. Но  он уверен, что  получит новые утвержденные налоги, – Робеспьер улыбнулся, – а  без одобрения их третьим сословием этого не будет. Поэтому король волей-неволей вынужден с нами считаться... Да, давайте не будем о делах. Всё-таки сегодня мой день рождения. Может, отметим?  Я собирался в кафе.

Камилль замялся.

– У тебя нет денег, – понял Робеспьер.

– Нет, у нас есть деньги, – проговорила Люсиль, глядя на любимого и, обращаясь к нему, сказала:

– Раз мы с тобой жених и невеста, у нас с тобой всё общее!

 – И  вас покорил  дух равенства,  – уверенно произнёс Робеспьер.

– На свадьбу пригласите?

– Да, – смущённо проговорила Люсиль.

– Ты же мой самый близкий друг! – убеждённо сказал Камилль.

    Но в будущем дружба даст трещину.  Демулен поддержит  Дантона, его  крайние революционные и республиканские идеи.  В декабре 1793 года Демулен   станет  издавать журнал «Лё вьё корделье» (Le Vieux Cordelier), где будет  призывать к милосердию:

– Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней.

     Вот тогда Робеспьер отвернётся от друга. Идейные разногласия окажутся выше старейшей дружбы.  Камилль  вспомнит мудрое изречение  Руссо и произнесёт его прямо в глаза  Максимильену:

–  «Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами». Я думал, что ты мне настоящий друг.

   Сердце Робеспьера к тому времени  ожесточилось так, что он даже не отреагирует на слова Камилля.  Во всём будет повинен голубой бриллиант Око Бхайравы.  А сейчас камень лежал в верхнем кармане чёрного сюртука, забытый Максимильеном, отходил и  отогревался от холода и грязи, покрывавшей  мостовую.

Но вечером 6 мая  1789 года друзья отправились на улицу  Rue des Fossės Saint Germain (улица Фоссе - Сен-Жермен)  в кафе le Procope («Прокоп») (9). Это небольшое уютное кафе открыл  более ста лет назад уроженец Сицилии Прокопио деи Кольтелли.  Кафе пользовалось большой популярностью среди писателей и философов.  Здесь часто бывали Лафонтен, Вольтер, Дидро, Руссо.   И Робеспьер сюда изредка заходил, как сегодня. В кафе кормили сытно и недорого.

   Ужин был лёгкий, напоследок заказали кофе и новый десерт – мороженое.

– Камилль, попробуй кофе – этот прекрасный бодрящий напиток. Он совсем недавно в меню кафе, как и мороженое,  – убеждал Максимильен друга. – Я уверен, мороженое Люсиль  понравится.

– Glacée. Мороженое. Это очень вкусно!– проговорила восторженно   девушка.

Cafe. Кофе. Действительно бодрит, – согласился Камилль, – а какой ароматный  напиток! 

Друзья отдыхали и немного расслабились, забыв о своих делах. Но вдруг  послышался шум. За столиком  у окна  официант на повышенных тонах разговаривал с молодым офицером.

Невольно все обратили внимание на эту пару.

– Недавний выпускник военного училища, – подумал Максимильен. – Младший лейтенант, совсем  мальчик.

Оказалось, что  у молодого офицера  не хватило денег, и он попытался расплатиться за ужин своей шляпой.  К столику подошёл хозяин кафе – внук  его основателя Прокопо де Кольтелль, так, на французский манер,  стала звучать итальянская фамилия  Кольтелли.

– Когда-нибудь моя треуголка будет стоить дороже вашего заведения, –   выговаривал молодой офицер  хозяину.

К разговору присоединился  ещё один человек с примечательной внешностью.  Робеспьер его узнал, они встречались  по адвокатским делам, а вот Камиллю ещё не доводилось.  

– Максимус, кто это? – спросил друга Камилль.

– Того, кто спорит с официантом, я не знаю, а подошёл к ним Жорж Жак Дантон. (10)    Два года назад он купил место адвоката при совете короля,  – пояснил Робеспьер.

– Вот это человечище!

Дантон был крупного  телосложения. Камилль  стал внимательно   его рассматривать.  Им в будущем придётся много общаться.  На короткой бычьей шее – массивная голова.  Лицо,  изрытое оспой, квадратное, было покрыто шрамами. Мясистые губы рассечены,  толстый короткий нос  перебит у основания, что еще более увеличивало непомерно разросшиеся надбровные дуги. Глубокие глазные впадины совершенно скрывали маленькие глаза, превращая их в черные ямы.

   

Но уродство Дантона коробило лишь в первый момент.  Это был интереснейший человек, неиссякаемой  энергии и веселого  задора.

Вот и сейчас его голос приятного тембра прогремел  с необыкновенной силой:

– Прокопо! Ну что ты привязался к юноше. Я заплачу за него.

Действительно, офицеру  было всего 20 лет. После смерти отца он взял на себя роль главы семьи. Жил очень бедно.  Питался два раза в день молоком и хлебом. Его попытки поступить на русскую военную служб, не увенчались успехом. В России был издан  указ о принятии иноземцев на службу чином ниже, на что амбициозный юноша  не согласился. А мог бы отправиться волонтером на войну с Турцией. Если бы это случилось, всемирная история пошла  совсем по -  другому.  Россия лишилась величайшего полководца. А  мир в будущем узнал  нового узурпатора. Вы не догадались  кто это?

  В кафе младший лейтенант  зашёл, чтобы хорошо поесть перед дальней дорогой домой на Корсику.

– Сир! Очень вам признателен, – юноша чуть склонил голову в знак признательности.

– Этот молодой человек очень благороден, – подумал Робеспьер, наблюдая издали за развитием событий.  

Если бы он только знал тогда, с кем  пришлось встретиться в этот майский вечер! Камень, что был  в кармане Максимильена,  напомнил о себе, он чуть нагрелся,  чувствуя в молодом лейтенанте злого гения.  Робеспьер об этом, естественно не догадывался.

– А  треуголку я всё-таки оставлю. Запомните:  меня зовут Наполеон Бонапарт! (11)  – гордо расправив плечи, обратился  будущий император Франции к хозяину кафе. – Вы ещё будете гордиться тем, что  я посетил ваше заведение.

Так и получилось. Позже Кольтелль  хвастался:

 – У меня в кафе  ужинал  сам Наполеон Бонапарт!

  Треуголку  Прокопио и его потомки  берегли  пуще ока.  До сих пор   она находится в витрине прямо  при входе в ресторан, который стал одним   из самых дорогих и популярных заведений в Париже. Музейные работники оценили шляпу Наполеона  в 4 миллиона евро. Нынешний хозяин не собирается расставаться с бесценной для него реликвией. А  о знаменитых  посетителях – Наполеоне, Дантоне, Робеспьере и Марате рассказывают гостям французской столицы, размещённые на стенах заведения портреты и картины.

       Но вернёмся в Париж лета 1789 года.

На одном из заседаний  выступал Робеспьер. Его слова  звучали убедительно, и депутаты не могли  с ним не согласиться:

–  Мы, депутаты от третьего сословия,  должны поддерживать и защищать  интересы народа и принципы демократии.

Робеспьер занимал наиболее радикальную позицию и в главном — аграрном вопросе, поддерживая требования крестьян, выступающих против засилья. Он разоблачил антидемократический характер ряда законопроектов буржуазно-либерального большинства.

 – Введение имущественного ценза  создаст  новую аристократию – «аристократию богатства».  Мы же должны выступать в духе  народовластия и политического равенства.

    Робеспьер говорил  убедительно, многие с ним соглашались.  В  некоторых  вопросах депутаты были  единодушны:

– Государственная и частная собственность  должны быть  неприкосновенными.

–Народ выпускает законы с согласия короля, без которого закон не имеет силы.

– Для введения  налогов и для заключения займов необходимо  согласие народа.

– Подати могут  утверждаться только на время, в период от созыва одного народного собрания до другого.

Разногласия касались таких пунктов, по которым правительство с ясной и твердой волей легко могло бы прийти к соглашению с народом:

– Имеет ли король право издавать временные законы, когда Генеральные Штаты не в сборе?

–Кому принадлежит право распускать и собирать Генеральные Штаты, королю или собранию?

–Не лучше ли из двух первых сословий образовать верхнюю палату?

–Признать ли ограниченную или полную свободу печати?

–Следует ли избирать или назначать королевских чиновников?

Но проходил день за днём, Генеральные Штаты так и не смогли придти к единому решению по этим вопросам.  Даже голосование посословно не дало положительного результата. Дворянство проявляло мало уступчивости, и все старания правительства привести к соглашению остались без успеха. 

   В это время толпы  парижан стекались в Версаль, требуя решительных действий.  17 июня,   сделав еще одно последнее предложение двум привелигированным сословиям объединиться, депутаты  третьего сословия, объявили себя представителями всей нации – Национальным Собранием -assemblee Rationale.

– Название должно быть более определённым и правдивым: «представители французского народа» – предлагал Мирабо, –  оно не такое опасное. Мы должны избегать деспотизма (12)    во всем.

На что аббат Сиэйс возражал с обычной своей отвлеченной логикой, наделавшей впоследствии много бед:

– Между троном и собранием не должно быть veto(13), не должно существовать отрицательной силы.

Вскоре собрание приняло второе решение для успокоения и привлечения к себе кредиторов государства:

– Хотя налоги и повышены без согласия народа, но должны быть утверждены.  Государственный долг находится под покровительством французской лояльности. (14)

Эти решения стали известны королевскому двору.  Королева,  дворянство, даже Неккер   стали убеждать  короля взять на себя руководство страны. По королевскому указу, заседания собрания были отсрочены до 22 июня. При дворе радовались тому, что вскоре заткнут рот болтунам и демагогам. Но дальнейшие события уже никто не мог предугадать.

     Людовик со спокойной душой поехал на охоту.

     Раннее утро. Король в сопровождении нескольких приближённых, среди которых будущий наполеоновский маршал Эмм Груши(15), на лошадях продвигались по лесу. За всадниками бежали охотничьи собаки.

 Первые лучи солнца окрасили  деревья в золотисто-зелёные оттенки, замелькали в  кронах солнечными зайчиками.  Проснулись и запели птицы. Где-то далеко в селении прокричали первые петухи. На душе у Людовика было легко и спокойно.

 – Как хорошо вокруг, такая благодать, – думал король, забыв о государственных делах. Он просто наслаждался жизнью и чистым лесным воздухом. Для него отошли на второй план  все разногласия  в Генеральных Штатах. Он не думал о том, что будет завтра.

   Погода соответствовала настроению. Голубое небо, яркое солнце. Громкий хор птичьих голосов  слышался  в вышине.  Подковы лошадей  не создавали никакого шума – зелёная трава мягким ковром устилала землю.

   Вдруг  в кустах что-то захрустело. Из зелёного полога высунулась кабанья морда. Собаки  рванули вперёд и выгнали кабана.  Людовик поднял ружьё и застыл.

– Нет, не буду стрелять, – решил он.

– Ваше величество! Сир! Стреляйте! Почему вы не стреляете? – спросил Груши.

– Пусть бежит! – ответил Людовик. – Хочу просто отдохнуть.

Резким свистом Груши вернул собак назад. Кабан в это время скрылся из виду. Король  спешился и пошёл по лесной тропинке. Следом за ним поодаль следовали два телохранителя.

    Повеяло прохладой. Людовик вышел к  небольшому озеру, заросшему осокой и замер.  На противоположной стороне бродила пара серых журавлей, то и дело окуная длинные шеи в траву,  изредка отмахиваясь крылом от  зеленоголовых селезней. На тёмной траве под ногами короля прыгал лягушонок  с  белым пером, как короной, на голове.

– Жабий король, – усмехнулся Людовик.

Лягушонок, не замечая обращённых на него взглядов,  скакал на своих  четырёх лапках, а перо виляло из стороны в сторону, словно веер, белый и пушистый на бугристой голове.

– Так и хочется воскликнуть: а король то голый, – тихо прошептал Людовик.

Это было необыкновенно и казалось необъяснимым. Но рядом  король увидел гнездо дикой утки. – Вот откуда  к лягушонку попало белоснежное перо!  – засмеялся Людовик. – Жабий король – маленький лягушонок!

  Внезапно журавля поднялись  с места,  раздался нестройное кваканье. Ничего не предвещало дождя, но неожиданно  поднялся ветер, вдали загрохотало. Небо покрылось чёрными тучами. Надвигалась гроза.

 – Сир! Нужно возвращаться!

 – Да, да! Едем домой.

    Вновь грянул гром, мелькнула молния. Ливанул дождь. Пока король со свитой добрались до Версаля,  все промокли до нитки. Как только Людовик вошёл во дворец, очарование от конной прогулки  испарилось. Сразу нахлынули воспоминания о прошедших событиях.

– Опять возвращаться к делам насущным, – тяжело вздохнул Людовик, поднося ко рту чашку горячего молока. – Жабий король – лягушонок. Ему проще, чем мне. Правда, он может попасть в  желудок какой-нибудь птицы. А что мне ждать  от неугомонных депутатов?

     20 июня депутаты от третьего сословия пришли в зал заседаний и обнаружили, что двери зала закрыты и к ним приставлена стража. Лишенные помещения депутаты третьего сословия собрались в зале для игры в мяч, где принесли клятву-присягу бороться с абсолютизмом (фр. Serment du Jeu de paume) . Одним из авторов текста присяги был Максимильан Робеспьер.

Клянёмся не расходиться и собираться повсюду, где требуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет создана и утверждена Конституция королевства.

   Лишь один депутат, совсем  неизвестный политик,  не подписал клятву. Он не счел нужным выполнять решения, не санкционированные  королем. Таким образом,  третье сословие открыто продемонстрировало неподчинение Людовику XVI.

     А  Людовика ожидал тяжёлый удар.  Умер старший сын, которому не  исполнилось и восьми лет. Мальчик родился слабым, часто болел. Рецидив болезни случился сразу после возвращения Людовика с охоты.  Королевский дворец погрузился в траур.  По давней традиции  любые общественные собрания считались в это время неуместными. Но мотивы запрета на собрание  третьему  сословию   не объяснили. Депутаты каждое утро собирались   в зале для игры в мяч.

Чтобы сохранить монархию, нужно подвести под пошатнувшееся здание  го­сударственности прочный фундамент Конституции. – К такому выводу пришли депутаты от третьего сословия и поддержавшие их либеральное  дворянство, выражавшее  интересы крупной буржуа­зии.  Когда  королю донесли это решение, он в запале крикнул, хотя всегда был сдержанным.

– Они заговорили о Конституции? Нет, нет, нет и ещё раз нет!

23 июня Людовик  отказался признать требования третьего сословия и попытался распустить Генеральные штаты. Он не понимал, насколько серьёзно положение вещей.

– Повелеваю вам теперь разойтись, а завтра продолжать занятия каждой группе отдельно в назначенном для нее помещении.

 Дворянство и часть духовенства повиновались. Депутаты третьего сословия не расходились. К ним подошел обер-церемониймейстер маркиз де Брезё:

– Господа, вы слышали приказание короля?

 В ответ депутаты третьего сословия приняли решение не расходиться.  Поднялся граф Мирабо, которого, невольно, собрание признавало уже своим главой, называя отцом Отечества:

 – Вы не имеет здесь ни места, ни права голоса! — крикнул он своим громовым голосом испуганному царедворцу. 

— Впрочем, передайте пославшему вас королю, что мы здесь по воле народа, и что нас можно вытеснить только вооруженной силой.

      Национальное собрание единодушно постановило, что оно остаётся при своих прежних решениях, и большинством голосов объявило по предложению Мирабо личность депутатов неприкосновенной. Депутаты третьего сословия продолжали свои заседания и привлекли на свою сторону значительную часть представителей духовенства и некоторую часть представителей дворянства.

    Чтобы «проучить чернь»   Людовик XVI  отдаёт приказ подтянуть к Версалю верные войска. Прибытие  солдат накалило атмосферу в столице. Стихийно стали возникать митинги. Брожение началось и в армии. 30 июня драгуны и гусары, посланные разогнать толпу парижан, отказались выполнить приказ.

– Мы не будем стрелять! Среди собравшихся депутатов – наши друзья, родные и близкие.

Верным Людовику оставался лишь Королевский иностранный  кавалерийский  полк и отдельные военные части.

  9 июля 1789 года Национальное собрание объявило себя Учредительным собранием (Assemblée constituante) — высшим представительным и законодательным органом народа. 

– Учредительное собрание объявляет о готовности учредить во Франции новый государственный порядок, – объявил Мирабо. –   Эта великая революция! И она обойдётся без злодеяний и слёз.

Мирабо считал  себя мудрым и опытным политическим деятелем. Он  пользовался  авторитетом среди депутатов третьего сословия своими проникновенными  речами и требованиями уничтожения деспотизма и превращения Франции в конституционную монархию. Он  наивно верил, что  в эпоху Просвещения все проблемы в стране можно решить цивилизованным путём. Но его надежды не оправдались.

   11 июля под нажимом Марии Антуанетты и младшего брата, графа д ʹ Артуа, Людовик решил разогнать Национальное собрание. Одновременно он подписывает указ о  замене  Неккера   маршалом  Брольи, известного по Семилетней войне, а  Неккеру написал:

– Жак! Во избежание волнений вы должны   немедленно покинуть  Париж.

Неккер вынужден был подчиниться.

     Известие об отставке министра финансов,   единственного представителя третьего сословия в правительстве распространилось по Парижу в тот же день.  Перемены, которых ожидал народ, так и остались нереализованными.   Дух равенства вплотную подвёл народ к  революции.

12 июля массы народа  вышли  на улицы Парижа. Собирались неорганизованными кучками и обсуждали грядущие события.  Кое - где слышались  призывы:

– Да здравствует Учредительное собрание! 

Всё чаще кричали:

– Долой короля!

   Произошли первые столкновения  восставших с королевскими войсками. Не решавшиеся ещё стрелять,  драгуны пускали в ход пики и кинжалы.  Появились первые раненые из числа ораторов и их слушателей.

   Одним из ораторов волею случая (или подталкиваемый духом равенства) стал Камилль Демулен.  В этот день он договорился встретиться с Робеспьером. Максимильен  должен был познакомить его с Дантоном. Тот  заинтересовался  трактатом «La France libre», «Свободной Франции», где  Демулен рассуждал о  республиканской форме правления, сторонником  которой был Жорж Жак Дантон.

–Адвокатская практика не удалась, а знакомство с Дантоном может  стать началом моей журналисткой карьеры, – рассуждал Камилль.

   Демулен спешил на встречу, поглядывая на часы, он уже опаздывал. Несколько раз его останавливали вооружённые посты для проверки документов. Время на дорогу ушло намного больше, чем он предполагал.

 

 К  воротам  сада Пале Рояль, где неподалёку заседали депутаты третьего сословия, Камилль  подошёл уже с большим опозданием.    Робеспьера и Дантона  не было видно.  В собравшейся толпе что-то громко обсуждали. Камилль  стал прислушиваться, о чём они говорят.

– Неккера отправили в отставку.

– На его место поставлен  маршал Брольи  – грубый  солдафон, наказывающий солдат за малейшее неповиновение плетьми.

– Этого  нельзя допустить!

  Будто неведомая сила поднимает  Камилля  на возвышение,  он не может молчать и пламенно произносит:

–Слушайте! Отправив Неккера в отставку,  назначением Брольи Людовик готовит  Варфоломеевскую ночь для своего народа. Для всех честных патриотов.

Камилля тут же окружили и стали  слушать, затаив  дыхание.  Он говорит то, что волнует  парижан  уже не один  день.  

– Людовик собрался разогнать Учредительное собрание –   законных представителей народа, заговоривших о равенстве, о правах простых  людей – каждого из нас.

– Не  допустим! – закричали  в толпе.

Демулен срывает   с дерева зелёную ветвь и прикрепляет  её как  кокарду  к  фетровой шляпе. Позже веточку заменила зелёная лента.

– Пусть зелёный цвет станет символом нашей свободы!

Мужчины и женщины  стали срывать зелёные веточки и украшать ими одежду и головные уборы.

– Свободу! Свободу!

– К оружию! –   слышатся громкие голоса  в толпе.

Большой оружейный склад находился рядом с Домом инвалидов.

– За оружием!  К Дому инвалидов!

    Возбуждённая толпа потоком  устремляется  в сторону Дома Инвалидов. Демулен смешивается с толпой.  Лицо его горит, сердце учащённо бьётся. Он, такой скромный  по своей натуре человек, почувствовал себя как рыба в воде. Это состояние для него было необычным. Как будто за его спиной дух равенства расправил крылья,  и он взлетел над толпой  к счастью, к  свободе, к народному единению.

   Каждый в толпе протягивал к Камиллю руки для  рукопожатия, многие обнимали, восторгаясь, хлопали по плечу.

– Как хорошо сказал!

– Ты подобрал нужные слова!

– Молодец! Не остуди своё сердце, сынок!

– Здόрово, брат!

В это время Камилль почувствовал, что его резко потянули за локоть. Это был Робеспьер. Рука друга была горячей. Сердце обожгло, но холодным огнём. В глазах замелькали звёздочки.  Но  это состояние продлилось несколько мгновений, незаметных для окружающих.

– Что это со мной, – подумал Камилль.

  Это воздействие на Демулена оказал голубой бриллиант Око Бхайравы, находившейся в это время в верхнем кармане сюртука у Робеспьера. Максимильен  продолжал носить его как талисман на все заседания  Генеральных Штатов, потом Национального и Учредительного собрания. Изредка он доставал камень,  согреваемый его ладонями, камень  отвечал ему ответным теплом и наполнял мыслями  о  равенстве и свободе. Но пока свою истинную красоту он не  показывал. Настолько грязь засохла на его гранях.

– Камилль!  Ну,  ты  друг,  оратор! Я подобного не ожидал, – восхищённо произнёс Максимильен.

Камилль был несколько  смущён. Рядом с  Робеспьером  он увидел  крупного человека.  Он  широко улыбался.

– Жорж, познакомься! Это  мой друг Камилль. 

– Камилль!  Это Жорж Жак Дантон. Я ему рассказал о тебе, он заинтересовался твоими рассуждениями о новой форме власти –  республике.

 Глаза  Дантона светились добротой, голос, несмотря на рост, был приятного, хотя и низкого, тембра.

– Ты блестящий оратор, Камилль! Как ты зажёг  своей пламенной речью толпу! Я восхищён!  Каждое слово вбиваешь, как гвозди! Вашу руку, брат!

Рукопожатие  Дантона  было крепким и сильным. Демулен  сразу  же проникся к нему теплотой и доверием. И это будет обоюдным.

  Дантон продолжал:

–Из вас выйдет не только оратор, но и хороший журналист.

Робеспьер  продекламировал:

Каждое слово как гвозди вбиваешь,

С верою в правду по жизни шагаешь.

Духом свободы и равенства дышишь,

Ты журналист, ещё много напишешь!

   И действительно, с осени 1789 до июля 1791 года Демулен издал собрание зажигательных памфлетов под заглавием «Революции Франции и Брабанта» (Les Révolutions de France et de Brabant). После свержения монархии и провозглашения республики  Демулен займёт место  секретаря при министре юстиции Дантоне в Национальном Конвенте и будет выступать против революционного террора и политики Робеспьера. Но это будет чуть позже.

  Июль 1789 года.  Дух равенства принёс ветер значительных перемен не только в истории Франции, но и во всём мире.

 

(1) Сигамбры – германское  племя, жившее в 1 в. до н.э. на правом берегу Среднего  Рейна, которое описал Плиний Старший в 1 веке н. э.  предки-велхи во времена римского завоевания.

(2)Мирабо Оноре Габриель Рикетти ( 1749—1791) — один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции.

(3)Максимильен Мари Изидор де Робеспьер  (6.5.1758, Аррас, — 28.7.1794, Париж) – выдающийся деятель Великой французской революции.

(4) «Демократия» – с греческого - власть народа – форма политической организации общества, основанной на признании народа в качестве источника власти.

«Республика» – с латинского -   общественное дело – форма государственного устройства, при котором все высшие органы власти избираются гражданами.

(5) Жан Жак Руссо (1712-1778)  -  французский философ и просветитель XVIII века. Вырос в семье женевского часовщика. Идейный вдохновитель Французской революции. Его слава перешагнула далеко за пределы Франции.

(6) Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер Мотье  маркиз де Лафайе́т (1757 — 1834), французский политический деятель. Участник трёх революций: американской войны за независимостьВеликой французской революции  и  июльской революции 1830 года. Принадлежал к так называемому дворянству шпаги (т.е. приобретённому военной службой). Вскоре после рождения из шести унаследованных имен мальчику выбрали одно основное — Жильбер — в память об отце и знаменитом предке из рода ла Файет. Он был назван в память о Жильбере де Ла Файете, маршале Франции, соратнике легендарной Жанны д’Арк  и ближайшем советнике короля Карла VII.

 (7)  Плюмаж – украшение из перьев на шляпе.

 (8) Трагедия Шекспира  «Ромео и Джульетта», акт II, сцена II, Джульетта

 Уильям Шекспир Сонет 54 Перевод: С.И. Турухтанов

(9) Старейшее кафе Парижа, основано в 1686 году уроженцем Сицилии Прокопио деи Кольтелли. Сейчас его скорее можно назвать дорогим рестораном. Адрес кафе: 13, rue l΄Ancienne Comėdie, в 60 метрах от площади  Saint Germain des Prės. В те времена улица Ансьен-Комеди называлась   Rue des Saint- Germain -улица Фоссе - Сен-Жермен.  

(10) Жорж Жак Дантон ( 1759 — 1794) — французский революционер, один из отцов-основателей  Первой французской республики, министр юстиции времён Французской революции, первый председатель Комитета общественного спасения.

(11) Наполеон I Бонапарт (1769 -1821) - французский полководец и государственный деятель. Император Франции (1804-1814 и в марте - июне 1815).

(12)Деспотизм – самовластие и произвол, подавляющее подчинение своей воле.

(13) veto – с латинского запрещаю

14) Лояльность – верность действующим законам, постановлениям власти; благожелательное отношение к кому-либо.

(15) Эммануэль Груши  (1766-1847) – подполковник шотландской роты телохранителей короля Людовика XVI, наполеоновский маршал.

© Copyright: Анна Магасумова, 2013

Регистрационный номер №0134239

от 30 апреля 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0134239 выдан для произведения:

 История восьмая. Гильотина на площади Революции

Ч.4. Дух равенства

 

«Настоящее - это суммарно взятое прошлое».

Томас Карлейль (1795-1881) 

 

«Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен».

Жан Жак Руссо

 

Дух равенства витает над Парижем,

Мятежный и неутомимый дух!

Он видит всех, кто ему нужен

И каждому твердит: «Решайся, друг!

Чтоб обрести свою свободу

И своё право  воскресить –

Пройди со мной  грозу, огонь и воду!

Решайся: быть или не быть!»

 

    Голубой бриллиант Око Бхайравы лежал среди булыжников на парижской мостовой. Холод ему был не страшен. Он обрёл покой. Пахло сыростью и ещё чем-то неприятным. Камни шептали ему о своих трудностях и нелёгкой доле. Как им тяжело приходится: бьют копытами лошади, колёса экипажей и повозок давят на них. Тысячи людей  проходят, вдавливая на них сапогами, каблуками. Только дождь доставляет камням радость, очищая их от грязи и помоев, которые льются на них постоянно.

   Око Бхайравы  перестал воспринимать жалобы камней и на время  вошёл в состояние внутреннего созерцания. Он знал, что пройдёт немного времени и его найдут. Именно этот человек будет им возвышен, но также падёт, как и другие, кому он принадлежал.  

Но мы пока оставим Око Бхайравы.

   Мария Антуанетта в тот же вечер на балу узнала о пропаже камня. Казалось, что она встретила это известие спокойно, но сердце королевы сжалось от нехорошего предчувствия.

 – Ламбала, дорогая! Как же так произошло, что ты потеряла    «голубой бриллиант французской короны?» Последствия могут быть трагическими, – тяжело вздохнув, произнесла Мария Антуанетта.

   Ламбала не стала оправдываться и обвинять Полиньяк, рассказав, как всё произошло,  не упуская ни одной детали.  Королева посмотрела на Ламбалу и Жюли с укоризной. Ей предстояло объяснение с  Людовиком. Но королю было уже не до бриллианта. 

Чёрные тучи над Парижем  принесли грозу. С первыми раскатами  грома  Людовику доложили:

– Ваше величество! В казне больше денег нет!

Людовик задумался:

– Есть только один человек, который сможет изменить финансовое положение – Жак Неккер.

 Ничего не оставалось, как удалить архиепископа тулузского  с поста генерального контролёра финансов и  опять призвать Неккера. 

Этот добрейший души человек,  принял приглашение короля, даже  не задумываясь.

Общество торжествовало. Имя опального министра стало символом либеральной политики и сразу же произвело повышение ренты на 30 процентов. 

     Неккер рьяно взялся за дело, надеясь ослабить остроту финансового кризиса. Прежде всего, под жёстким контролем оказалось расходование государственных средств. Но это ни к чему не привело, лишь вызвало глухое недовольство среди представителей  привилегированных сословий.  Тогда Неккер обратился к королю:

– Сир! Чтобы упорядочить финансы страны, остаётся последнее – созыв Генеральных Штатов.

На посту министра финансов  Неккер бился как рыба о лёд, изыскивая средства, но  расходы королевского двора не могли покрыть поступлений в казну.

– Генеральные Штаты не собирались 175 лет! Как я – король Франции  пойду на этот решительный шаг? – недоумевал Людовик.

– Ваше Величие! Это  поможет решить вопросы с финансами и  утвердить новые налоги, – убеждал Людовика Неккер.

Королю пришлось согласиться.

– Придётся пойти на уступки. Я  ничего не теряю, нужно будет только  убедить  Генеральные Штаты подписать законы. А там посмотрим, – Людовик даже и не подозревал, к каким последствиям приведёт это его решение. А вслух произнёс:

– Что ж, я вынужден подписать  указ  о выборах в Версале государственных сословий.  Милый Жак, этот вопрос полностью ложится на вас,  – Людовик сделал вид, что не было прежней отставки. –  Когда мы сможем провести собрание Генеральных штатов?

– Самый подходящий срок – май месяц, – предлагает  Неккер.

– В таком случае это будет начало  мая 1789 года, – соглашается  Людовик.

Королевский указ о созыве Генеральных Штатов  вызвал ликование в народе. Особенно то, что подготовкой занялся Неккер. Он развернул большую работу по предоставлению двойного представительства в них третьему сословию.  

   «Что такое третье сословие?» (Qu'est-ce que le tiers etat?)

Это был один  из главных  вопросов, волновавших  общество перед выборами.

По всей Франции распространилась брошюра аббата Сиэйса, которая стала предшественницей «Декларации прав человека». Сиэйс разделял взгляды низшего духовенства, но не знал  его жизни, полной лишений. Он, обладая логическим мышлением,  произвёл вычисления:

  – Духовенства во Франции насчитывается 80 000, дворянства 120 000 человек, а третьего сословия 25 миллионов!

 Поэтому на вопрос:  «Что такое третье сословие, каково его значение?»  Давал решительный ответ:

— Все.

Сам  задавал  вопросы:

– Чем оно было до сих пор?

И сам отвечал:

— Ничем. Чего добивается оно в будущем? — Признания себя за нечто.

Правда, что такое нечто, Сиэйс  так и не расшифровал.  Но, выступая  против привилегий дворянства, он определил, что их права (дворян) относятся ко времени завоеваний  Галлии – будущей Франции – вождём франков Хлодвигом:

–Нынешние дворяне – это  потомки одетых в броню франков, завладевших страной.

 Ядовитые стрелы слов Сиэйса были направлены против аристократов,  но еще не против королевской власти:

– Нельзя ли вернуть их в леса, из которых они вышли? Нельзя ли нашим бедным согражданам открыть правду, что их происхождение от галлов и римлян, равносильно происхождению дворян  от сигамбров, велхов(1) и других дикарей, пришедших некогда из лесов и болот Германии?

   Вот так! Сиэйс сравнивал дворян с дикарями! И все понимали, что нет никаких различий между привилегированными сословиями и простым народом.

       Дух равенства   витал над Парижем и разносился, словно тучи ветром,  во все уголки Франции.  Не помогали даже войска, так как и они были неблагонадёжны и не могли  усмирить ширившееся недовольство. В этой обстановке Людовик XVI по предложению  Неккера  даёт согласие  не только на созыв, но и на составление   наказов  для Генеральных Штатов.

    Впервые горожане и крестьяне получили право выразить письменно свои жалобы.  Прежде всего, они попадали королю, (как же иначе?) а потом записывались  в тетради жалоб (cahiers de doleance) третьего сословия для сведения депутатов.

    Крестьяне жаловались на увеличение испольщины и натуральных налогов, на захват дворянами крестьянских земель. В одной из жалоб крестьяне провинции  Овернь писали:

«Мы, крестьяне провинции Овернь просим разобраться: синьор дю Буа захватил земли, принадлежащие нашей крестьянской общине, и сдал её в аренду иностранцу для расширения завода по производству фарфора. Мы не имеем ничего против данного производства,  но не хотим отдавать свои земли. Мы обратились в суд, но процесс затянулся. Помогите!»

   Подобных  жалоб было множество.

За участие в Генеральных Штатах развернулась нешуточная борьба.

     Особенно оживленно выборы  происходили в Провансе, где своим красноречием и оригинальностью блистал известный нам  граф Оноре Мирабо(2) . Первоначально он попытался принять  участие в собрании дворян,  но   как  младший сын, не имеющий поместий, его отстраняют от  участия в выборах. Кроме того, всем известно тюремное прошлое графа. Он побывал  на острове Иль – де – Ре, в замке  Иф,  слушал   рокот Атлантики у города Ла-Рошель   и Средиземного моря  около Марселя.  Сорок два   месяца,  почти без одежды   провёл  в Венсенской   башне.  Оноре Мирабо  выступал в судах  Экса и  публика собиралась на крышах, чтобы  только увидеть его.

 –  Что может вызывать восхищение в  защитительных  речах Пустомели (Claguedents), – как прозвал  сына старый чудак  Мирабо. – Я вижу только хлопанье челюстями  и  пустую,  звонкую,  как барабан, голову.

  Что тут можно сказать? Если сын провёл в тюрьмах   благодаря  указам  об изгнании своего отца?!

 Но  странствия и годы, проведённые в  заточении,  только закалили Мирабо.

– Я сын  дворянского рода, насчитывавшего за собой тысячу лет, не могу быть депутатом от дворян?  Тот, кто к этому стремится, может обойти все преграды! – решает он и обращается  к третьему сословию.

   И оказалось, что Мирабо нашёл своё достойное место.  Резкие нападки на привилегированное сословие доставили ему в Провансе огромную популярность: народ боготворил своего графа и беспрекословно ему повиновался. Обладая громовым голосом и страстностью прирожденного оратора, он умел поразить словами, очаровать толпу, которая слепо  пошла  за своим предводителем, не думая о том,  верный ли это  путь или  путь заблуждений. 

    Особенно прославило Оноре Мирабо изречение: «Привилегии не вечны, а народ вечен». Эти слова  передавались из уст в уста. Повеяло духом  равенства, взрастившего зёрна будущей свободы.

      Депутатом от третьего сословия в провинции Аррас был избран Максимильен Робеспьер(3)  потомственный адвокат.  На личности Робеспьера остановимся чуть подробнее, потом вы поймёте почему.

   Брат его деда по отцу — сборщик налогов Ив де Робеспьер — получил личное дворянство, а мать  Жаклин Маргарита Карроль была дочерью  пивовара. Отец Робеспьера Бартелеми Франсуа и дед часто подписывались De Robespierre, добавляя тем самым к своей фамилии «дворянскую» частицу «де». Максимильен в молодости также подписывался «де Робеспьер». Но в последствие он от этого отказался и никогда не кичился своим дворянским происхождением. Становясь старше, Максимильен  стал понимать, что человека ценят за его заслуги, а не за происхождение.

     Семилетним мальчиком Максимильен  остался сиротой.   Его опекуном  и воспитателем стал дед по матери. С его помощью и по протекции   епископа Арраса  Робеспьер поступил в парижский лицей  Людовика Великого. Учился хорошо, среди лицеистов отличался трудолюбием и примерным поведением, увлекался  историей, особенно античной. Его  привлекли понятия «демократия» и «республика» (4). Одним из  товарищей Максимильена был Камилль Демулен –  будущий  адвокат и журналист.    

    Одним из кумиров Робеспьера был Жан Жак Руссо(5),  в преданности его идеям он потом всегда клялся.

    В  1762 году, когда Максимильену было всего 4 года,   Руссо написал педагогический роман «Эмиль, или о воспитании», где изложил новую для того времени демократическую систему воспитания, способную формировать в молодых людях трудолюбивых и добродетельных граждан своей страны, хорошо знающих цену передовым общественным интересам. Эта книга стала на долгие годы для Максимильена  настольной.

 В возрасте 20 лет Робеспьер побывал в Эрменонвиле, где доживал в уединении  свои последние дни покинутый всеми, с больным сердцем,  Руссо. Воспоминания от той встречи у Максимильена сохранились на всю жизнь.

    Когда Робеспьер робко постучал в ставень, он услышал глухой голос:

–  Кто?

Максимильен  застыл, не зная, что сказать.

– Сказать «Я»? Руссо не поймёт. Назвать себя?  Я ещё не такая великая личность, чтобы меня знал  философ с мировым именем. 

   Возникла небольшая пауза, но потом открылась дверь. На пороге стоял, опираясь на крючковатую палку,  сам Руссо  без парика, с седыми,  зачёсанными  наверх седыми волосами, открывающими широкий лоб.  Добрые, но печальные глаза смотрели чуть подслеповато.

   На лице заиграла улыбка, когда он увидел перед собой молодого человека.

– Разрешите войти? Меня зовут Максимильен Робеспьер, – несколько смущаясь,  произносит Максимильен. – Вы для меня – непревзойдённый кумир.

Руссо счастлив и  растроган, он бросает свою  палку, протягивает дрожащие руки, благословляя Робеспьера,    прижимает  к своей груди, орошая  слезами его  сюртук.

В комнате  мерцает одна лампа, Руссо растроганно шепчет:

– Мадам д'Удето не пришла, не принесла цветов. Мадам д'Эпине не прислала ни яиц, ни козьего молока. Со мной лишь старая тетушка Левассёр, лишь она старается мне помочь во всём.

 Робеспьер видит  в уголке скрючившуюся и охающую маленькую старушку, которая  возится у  зажженного камина.

      Несколько позже за столом они ведут философскую беседу  о будущем. Дух равенства витает над ними.

— Знай,  мой мальчик, —  говорит  старик Руссо Робеспьеру.  — Лишь великие события создают великих людей. В твоей жизни будет всё, но оставайся человеком.

Как был прав  Жан  Жак Руссо! История не прощает ни жестокости, ни тщеславия. 

—  Жить — это не значит дышать, это значит действовать, — продолжал поучать философ молодого Робеспьера.

Руссо внимательно  смотрит на юношу. 66-ти летнего философа  поразил в молодом студенте с бледным, землистым цветом лица, с широкими и с грубыми чертами, твёрдый, жёсткий и пронизывающий взгляд.

 —  Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья, —  говорит он Робеспьеру. —   Одно из них — то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем, второе — это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Знай, что тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Помни это, мой молодой друг! Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо, и быть в состоянии этого достигнуть.

Последние слова Робеспьер  будет помнить  всю жизнь. 

Значительно позже со всем пылом своей души он напишет "Посвящения памяти Руссо", где продолжит прерванную беседу со своим учителем. 

— Я видел тебя на склоне твоих дней, — напишет он позже, в зените своего могущества, — и это воспоминание является для меня источником горделивой радости; я созерцал твои величавые черты; я видел печать скорби, на которую осудила тебя людская несправедливость.

      С тех пор я понял все тяготы благородной жизни, посвящающей себя культу истины; они не испугали меня... Твой пример пред моими глазами... Я хочу идти по твоим священным следам, если бы даже мне суждено было оставить имя, неведомое грядущим векам. Счастлив я буду, если в опасной карьере, открывающейся перед нами волей грядущей революции, я всегда останусь верен стремлениям, почерпнутым мною в твоих писаниях.

   Руссо был многосторонним человеком, занимался ботаникой, писал музыку. Наиболее  известное музыкальное сочинение Руссо — комическая опера — «Деревенский колдун» (фр. Le Devin du Village), написанная им для забавы под влиянием итальянской оперной школы. Первое представление оперы состоялось 10 октября 1752 года в Фонтенбло в присутствии короля Людовика XV и маркизы Помпадур. Опера имела огромный успех

  Молодая девушка Колетта идёт к колдуну, чтобы приворожить возлюбленного.  Максимильену удалось прослушать  арию Колетты во французской опере,  и он оказался под впечатлением  чарующей музыки.

—Руссо гениален во всём, он  умел быть и  несерьёзным.  Но в тоже время  опера имеет глубокий смысл: не стоит обращаться к колдовству. Истинная любовь всегда победит,  — в этом Робеспьер был уверен.

Его больше всего привлекали философские рассуждения Руссо:

— Если зло нельзя искоренить, его надо уменьшить.

— Не уничтожая частную собственность,  не допускать излишней роскоши.

— Сохранить мелкую собственность, основанную на личном труде.

—Чтобы придать государству прочность, не допускать ни богачей, ни нищих.

   Робеспьер проник духом равенства и выступал за  права народа. Довольно быстро он стал постоянным и любимым оратором.  Ко времени открытия Генеральных Штатов Робеспьер опубликовал брошюру, где требовал реформирования местного провинциального собрания Артуа. К моменту выборов Робеспьеру было 30 лет, он уже сформировался как личность со своими непоколебимыми понятиями и  убеждениями.

    Выборы в Генеральные штаты продолжались  несколько месяцев. После холодной зимы наступила  роковая весна.  3 мая 1789 года  тысяча двести  депутатов  от дворянства, духовенства и третьего сословия были представлены Людовику XVI. У короля запестрило в глазах от обращённых на него лиц.  Многие видели его впервые так близко.

     На следующий день прошло церковное богослужение. Странное впечатление произвели на окружающих тысяча двести мужчин сурового облика, в черных накидках, сюртуках и камзолах, с зажженными свечами в руках, собравшиеся 4 мая 1789 г. в Версале, на паперти церкви Версальской Богоматери. Во главе с архиепископом Парижским, королевской четой, членами королевской семьи  они прошествовали к кафедральному собору Святого Людовика. Судя по их серьезным, напряженным лицам, не верилось, что они явились сюда на праздник.

     Открытие Генеральных штатов  состоялось  5 мая.  Депутатами от третьего сословия оказались лишь представители от буржуазии, в том числе  буржуазной интеллигенции – учёные, врачи, юристы и, по крайней мере,  один  священник – аббат Сиейес.   Мирабо, Робеспьер и другие депутаты от общин выглядели  торжественно:  на первое заседание они пришли в строгих чёрных костюмах с белыми галстуками,  понимая всю ответственность своего присутствия.

  Духовенство и  дворянство явились в Версальский  дворец    в  роскошных нарядах. Дворяне – в расшитых  золотом и серебром ярких бархатных камзолах, сияющих и  шуршащих  кружевами. Отличился разве Лафайет(6), которого Вольтер назвал «Героем Нового Света», явившийся в военной форме. Духовенство  же  блистало   лучшими  церковными  одеяниями (pontificalibus). Лишь  лица невысокого сана  были в белоснежных рясах, как преподобный  отец Грегуар. Придет день, когда   Грегуар  станет  епископом, тогда  как  те  служители церкви,  которые выглядели сейчас  так  величественно,  скрываясь от народного гнева,  сбегут в чужие страны. 

     Сразу же определилась разница в положении. Депутаты третьего сословия вошли в зал торжества в полуоткрытую боковую дверь с чёрного входа, а привилегированные сословия – в широко распахнутую двустворчатую дверь с парадной лестницы.

   Все встали, когда  появился Людовик XVI  в окружении свиты, в мантии и со всеми атрибутами  королевской власти.  Лишь самые приближённые к королю заметили, что на его груди отсутствует почётный знак Ордена Золотого Руна, в который был обрамлён  голубой бриллиант.

  С высоты своего помоста он обводит глазами великолепный зал. В галереях и боковых ложах восседает цвет Франции. Людовик  чувствует  удовлетворение  от устремлённых на него   глаз. Он готовил речь и долго думал, как  обратиться к собравшимся депутатам, чтобы  сразу же заручиться их поддержкой.

– Мои приближённые? Мои подданные?  – рассуждал  король.  – Нет, это не подойдёт! Но не друзья же!  Не соратники, тем более! Уважаемые депутаты!  Вот на последнем остановлюсь, чтобы показать, что ценю их мнение. Тогда я смогу  заручиться их поддержкой и сделать всё по-своему.

Наивный Людовик! Теперь всё зависит не от него, отвернулась от него удача с потерей голубого бриллианта. Око Бхайравы  запустил обратный отсчёт не только его  жизни, но и  королевы и её подруг. Наступило время  некоронованных особ. И им будет оказывать Око Бхайравы своё расположение. Недолго ему осталось  лежать  в пыли на мостовой.  Пусть пока король тешится своим величием. Он достиг своей конечной гавани.

 Звучный голос Людовика  доносится до самой галёрки, где сидят депутаты от третьего сословия.

–  Уважаемые депутаты!  Мы собрались в решающий для Франции момент. Созыв Генеральных Штатов – плодотворное начинание. Предстоит узаконить налоги и утвердить подати, и если я встречу затруднения и непонимание с вашей стороны, – король умолк на некоторое мгновение.

Зал  замер в ожидании.

–...То продолжу  трудиться на благо моего народа,  и буду считать себя его единственным представителем, – закончил свою речь  Людовик.

Речь Людовика была воспринята с одобрением.  А дальше происходит неожиданное: когда Его Величество король  надевает  шляпу с плюмажем(7), дворяне в соответствии с этикетом последовали его примеру, то и  депутаты от третьего сословия  натягивают свои  шляпы с опущенными полями и встают, ожидая, что будет дальше.   В передних рядах поднимается  шум, слышится громкий шёпот:

– Снимите шляпы! Снимите шляпы!

Король решительно кладёт этому конец, снова снимая свою королевскую шляпу.  В ответ все присутствующие снимают шляпы и заседание продолжается.

    С глухим ропотом выслушали Неккера  о состоянии дел в стране. Множество цифр утомило слушателей. Всем было и так ясно, что страна стоит на пороге финансового кризиса.

– Дефицит в королевстве достиг  56 миллионов, – не поднимая глаз от бумаг, докладывал министр финансов.

 Многие знали, что это не соответствует действительности, так как уже были истрачены запланированные на год поступления.

Встал вопрос: как проводить голосование, посословно или поголовно? Три собрания или одно? В зале слышится шум, гул голосов, но решение так и не было принято.

  На следующий день 6 мая каждое сословие собирались  в разных помещениях.

Но вернёмся к Робеспьеру. Вы поймёте, почему.

  Максимильян снимал маленькую комнату на окраине Парижа. Несмотря на дворянское происхождение, никогда  роскоши не признавал. А сейчас ежедневные процедуры у парикмахера занимали неизменное и обязательное место в его жестком ежедневном распорядке дня. Белый парик был тщательно напудрен, волосы на нём  были аккуратно взбиты и уложены.

    Жил  Робеспьер в финансовом отношении очень скромно, но тщательно следил за своей одеждой. Он отстаивал принцип, согласно которому происхождение и деньги не могут быть мерилом прав человека.  Приехав в Париж с маленьким запасом белья, он вскоре вошёл  во вкус кружев, тонких тканей, пудры. Он сбрасывает с себя неприглядный оливковый сюртук, в котором приехал из Арраса. Ничего не поделаешь – на скромно одетых  горожан в Париже не обращают внимания.

      Позже он будет форсить в  белых панталонах,  сюртуке  в полоску, повязав франтоватый  галстук на шею.  А чего стоит сатиновый, расшитый розовым шелком, жилет!  В нём он будет прохаживаться по саду Тюильри, будучи приглашённым на неофициальную встречу с депутатами от дворянства.  В годы революции  Робеспьер  облачится в   светло-синий сюртук с неизменной розой в петлице под цвет  революции. Роза была  любимым цветком Робеспьера  – символом стоической красоты нравов.

     В жизни он всегда следовал восточной мудрости:

«Для того чтобы прокормиться, одеться и иметь жилище, нужно очень немного; остальное же приобретается для того, чтобы приспособиться к чужим вкусам или чтобы затмить других». 

Никого затмевать ни своей жизнью, ни своим положением  Максимильен не собирался, у него были совершенно другие ценности. Дух равенства  овладел его душой. Он не замечал ни роскоши, ни простоты.

  Обстановка в комнате, где  жил Робеспьер  была  скромная. У стены стояла кровать, заправленная серым одеялом,  у окна –  деревянный стол, на котором лежали книги, бумаги, перо и чернильница.  А также  стояла ваза с алой розой.

Покрыт шипами стебель розы
В букете, данном мне, друзья...

Так пел Робеспьер  в молодости. Какое бы не было время года, он спешил в цветочный магазин или в  сад за розами, которые скрашивали его жизнь и вносили в неё радость.

6 мая  Максимильен  встал рано, сегодня ему исполнялось 31 год.  

– Да, сегодня мой день рождения!

Максимильена охватило радостное чувство. Он чувствовал, что входит в пору расцвета своих физических и душевных сил.

О дне рождения  знал только его друг Камилль Демулен, но его не было рядом. Они не виделись уже продолжительное время.

Камилль  не рискнул выдвинуть свою кандидатуру от провинции Гиз, где он родился. Максимильен знал, что Камилль занимается адвокатской практикой, правда не очень удачно – богатые парижане не обращались к молодому адвокату.

– Сегодня можно будет  отобедать в кафе, – решил побаловать себя Робеспьер.

 Завтрак был скудный – хлеб, вода, несколько кусочков сыра. Потом он взялся за перо,  наметил план  выступления и засобирался в дорогу.

     В этот день солнце пробивало своими лучами чёрные тучи, собравшиеся над Парижем.  Максимильен спешил на заседание. Он шёл по улице, собираясь с мыслями.

– Итак, о чём я буду говорить в первую очередь, – думал Максимильен. – Прежде всего, о правах простого народа, – во-первых, нужно обязательно выступить против  военного закона, – во-вторых. Как говорил Руссо: «Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней».

   Его размышления были прерваны ярким всплеском из-под ног. Максимильен наклонился, его, как магнитом потянуло к маленькому тёмному камешку, лежавшему между двух булыжников. Он взял его в руки, почувствовав тепло и лёгкое покалывание в пальцах, но это было приятное ощущение. Голова слегка закружилась, он увидел себя выступающим перед огромной массой народа. Видение промелькнуло  и исчезло. Максимильен был человеком холодного и  здравого рассудка, в мистику не верил, так что такое с ним случилось впервые.

    Как вы поняли, камешек, который оказался в руках Максимильена  был голубой бриллиант Око Бхайравы. Он выбрал Робеспьера не случайно. Ему предстояла жизнь яркая,  полная стремительных взлётов от простого депутата до вождя нации. Как дальше будут развиваться события – там посмотрим! Око Бхайравы только внутренне ухмыльнулся. Он был покрыт толстым слоем пыли, поэтому пламенного луча нельзя было заметить.

   Но пока найденный камень перекочевал в верхний карман сюртука Робеспьера. Он ещё  не понял, что за подарок ему преподнёс случай. Плечи молодого человека расправились, он почувствовал себя уверенно и быстро заспешил к назначенному месту заседания.

   Помещение, где собрались депутаты третьего сословия, представляло достаточно большой и просторный зал, где каждый получил своё место. Председательствовал Мирабо, выбранный

депутатами единогласно. Заместителем председателя был  Робеспьер, а   секретарём – аббат Сиэйс.

– Полномочия  подтверждены. Нам предстоит обсудить множество вопросов, – обратился к  собранию  Мирабо.

    Обсуждение было острым и дискуссионным. Столкнулись разные мнения и точки зрения.  Дело затянулось. Разошлись  только после обеда.

По пути домой Робеспьер зашёл в цветочный магазин. Выбрал для себя три багрово-красных розы.  Непроизвольно процитировал Шекспира:

That which we call a rose by any other name would smell as sweet ,  Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. (8)

 

Насколько совершенней красоту
Способно сделать истинное знанье!
Прекрасна роза, но и розу ту
Стократ нам украшает обонянье.
(8)

    Вечером 6 мая  в комнату к Максимильену постучались. На пороге стоял Камилль с девушкой, тесно прижавшейся к нему.

– Можно  войти? – проговорил Камилль. – Мы прогуливались неподалёку и решили  тебя навестить, поздравить с днём рождения.

– Камилль! Рад тебя видеть! Ты нашёл меня! Ну конечно, разве ты забудешь про мой день рождения? – обрадовался  Максимильен.

Он так заработался над своей речью, что потерял счёт времени и забыл, что собирался в кафе.

–Что за милое создание рядом с тобой? – удивлению Робеспьера не было предела.

Камилль не обладал привлекательной внешностью. А у девушки  был  такой чистый и наивный взгляд.

– Не красавица, но   юна и привлекательна. Свежа, как майская роза,  – решил Максимильен.

Максимильен был знатоком женской красоты. Он знал  многих знойных светских красавиц. Девушка же  была красива своей неброской красотой.

– Как говорил Капулетти в  шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта»? –  подумал Максимильен, а  вслух  произнёс:

«That book in many's eyes doth share the glory, that in gold clasps locks in the golden story».

Камилль и девушка посмотрели на него изумлённо.

 –  «Внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю. Книга, золотые застежки которой замыкают золотое содержание, приобретает особенное уважение»,  – перевёл Робеспьер шекспировские строки.

– Максимус! Ты философ! Познакомься, это Люсиль Дюплесси, дочь чиновника королевского министерства финансов, моя  будущая жена.

– Дюплесси? Слышал о таком. Но я не думал, что у него такая прелестная дочь. Будущая жена?

Максимильен ещё раз внимательно посмотрел на робко  стоявшую рядом с Камиллем девушку. Глаза Люсиль встретились  с пронзительным, оценивающим взглядом Робеспьера.

–Да, мы решили пожениться,   – сказала Люсиль взволнованно, рассматривая широко раскрытыми глазами  Максимильена.

   Он не был красив, как и Камилль.  Широкий рот, губы бледны и сжаты, лицо печальное, а мигание  глаз производило неприятное впечатление. Но девушка почувствовала  в нём  внутренний стержень,  огонь, который притягивал и очаровывал. 

   Люсиль  не стала говорить Робеспьеру, что отец потребовал от Камилля за неё 100 тысяч  франков, будто она товар на рынке.

– Извини, мы не  помешали тебе? – проговорил Камилль, меняя тему.

–  Я  только что  закончил речь к завтрашнему выступлению  на собрании в Пале Рояль, – произнёс   Максимильен. – Проходите. Могу предложить воды.

– Спасибо,  –  сказала Люсиль. –  Не откажусь, сегодня  очень  жарко.
Максимильен протянул девушке  стакан воды. Она  сделала глоток  и незаметно осмотрела окружающую обстановку, которую  украшал букет из нескольких роз на рабочем столе.

– Живёт очень скромно, – подумала она, – а вот женской руки не чувствуется.

– Извините, Максим, – проговорила Люсиль вслух.

– Максимильен, – поправил её Робеспьер.

– Максимильен. А можно вас спросить?

– Да.

– Извините за нескромный вопрос. А  вы женаты?

Люсиль не ожидала от себя подобного вопроса.  Но Робеспьер даже не смутился.

– Нет. Несколько лет назад стараниями родственников едва не женился на дочери нотариуса Анаис Дезорти, но брак не состоялся.

Тут в разговор вмешался  Камилль.

– Люсиль, не стоит ворошить прошлое.

Воспитанный священниками и старыми благочестивыми дамами, проникшись духом "Эмиля" и древних классиков, он с ранних лет приучился отгонять всякие порочные побуждения, всякие бесчестные мысли и желания. Позднее его чистота поражала изнеженного, неустойчивого Мирабо. Марат прозвал его "несовратимым", его называли "Орфеем", воскресшем среди людей.

Максимильен был однолюбом, но в данном случае его любовью стала и будет государственная деятельность.

 Чтобы отвлечь друга от щекотливой темы, Камилль  спросил Максимильена  о том, что его волновало больше всего.

– Максимус, – так он называл друга ещё в годы учёбы за максимализм во мнениях  по любому вопросу. – Расскажи лучше, как обстановка на заседаниях?  Слышал, там разгорелись  жаркие дискуссии?

– Да, ты прав,  – согласился  Робеспьер, кивнув головой,  – обстановка накаляется день ото дня. Людовик, конечно, пытается вести свою линию. На его стороне дворянство и бόльшая часть духовенства. Как же, ведь это привилегированные сословия,  – они против короля не пойдут. Всю тяжесть налогов опять хотят переложить на плечи народа, то есть на наши плечи, самого бедного третьего сословия. Но пока ещё не принято окончательное решение, и мы, конечно, попытаемся с этим бороться. В своей завтрашней речи,   –  Робеспьер кивнул в сторону  исписанных  листов бумаги, – я как раз хочу поднять этот вопрос. Сколько же ещё можно терпеть?
– Но дорогой Максимус, тебе не кажется, что это попахивает... – Камилль словно споткнулся.
–   Ты не смог произнести это слово: Революцией?  – Робеспьер встал и решительно прошёлся по комнате,  –  а если и так?  Пока король,  дворянство и  духовенство будут уклоняться от уплаты налогов или от того, чтобы хотя бы распределить их между тремя сословиями поровну, эта ситуация не решится. Как говорится, чаша терпения переполнена и в любой момент искра вспыхнет  и загорится   пожар революции.  Народ уже ощутил дух равенства, витающий над Парижем.

–  Согласен, –  кивнул головой  Камилль, –   ситуация сложная,  что будет дальше,  трудно предположить.  Но ведь король может применить вооружённую силу и просто заставить вас разойтись.

– Может. Но  он уверен, что  получит новые утвержденные налоги, – Робеспьер улыбнулся, – а  без одобрения их третьим сословием этого не будет. Поэтому король волей-неволей вынужден с нами считаться... Да, давайте не будем о делах. Всё-таки сегодня мой день рождения. Может, отметим?  Я собирался в кафе.

Камилль замялся.

– У тебя нет денег, – понял Робеспьер.

– Нет, у нас есть деньги, – проговорила Люсиль, глядя на любимого и, обращаясь к нему, сказала:

– Раз мы с тобой жених и невеста, у нас с тобой всё общее!

 – И  вас покорил  дух равенства,  – уверенно произнёс Робеспьер.

– На свадьбу пригласите?

– Да, – смущённо проговорила Люсиль.

– Ты же мой самый близкий друг! – убеждённо сказал Камилль.

    Но в будущем дружба даст трещину.  Демулен поддержит  Дантона, его  крайние революционные и республиканские идеи.  В декабре 1793 года Демулен   станет  издавать журнал «Лё вьё корделье» (Le Vieux Cordelier), где будет  призывать к милосердию:

– Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней.

     Вот тогда Робеспьер отвернётся от друга. Идейные разногласия окажутся выше старейшей дружбы.  Камилль  вспомнит мудрое изречение  Руссо и произнесёт его прямо в глаза  Максимильену:

–  «Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами». Я думал, что ты мне настоящий друг.

   Сердце Робеспьера к тому времени  ожесточилось так, что он даже не отреагирует на слова Камилля.  Во всём будет повинен голубой бриллиант Око Бхайравы.  А сейчас камень лежал в верхнем кармане чёрного сюртука, забытый Максимильеном, отходил и  отогревался от холода и грязи, покрывавшей  мостовую.

   Но вечером 6 мая  1789 года друзья отправились на улицу  Rue des Fossės Saint Germain (улица Фоссе - Сен-Жермен)  в кафе le Procope («Прокоп») (9). Это небольшое уютное кафе открыл  более ста лет назад уроженец Сицилии Прокопио деи Кольтелли.  Кафе пользовалось большой популярностью среди писателей и философов.  Здесь часто бывали Лафонтен, Вольтер, Дидро, Руссо.   И Робеспьер сюда изредка заходил, как сегодня. В кафе кормили сытно и недорого.

   Ужин был лёгкий, напоследок заказали кофе и новый десерт – мороженое.

– Камилль, попробуй кофе – этот прекрасный бодрящий напиток. Он совсем недавно в меню кафе, как и мороженое,  – убеждал Максимильен друга. – Я уверен, мороженое Люсиль  понравится.

– Glacée. Мороженое. Это очень вкусно!– проговорила восторженно   девушка.

Cafe. Кофе. Действительно бодрит, – согласился Камилль, – а какой ароматный  напиток! 

Друзья отдыхали и немного расслабились, забыв о своих делах. Но вдруг  послышался шум. За столиком  у окна  официант на повышенных тонах разговаривал с молодым офицером.

Невольно все обратили внимание на эту пару.

– Недавний выпускник военного училища, – подумал Максимильен. – Младший лейтенант, совсем  мальчик.

Оказалось, что  у молодого офицера  не хватило денег, и он попытался расплатиться за ужин своей шляпой.  К столику подошёл хозяин кафе – внук  его основателя Прокопо де Кольтелль, так, на французский манер,  стала звучать итальянская фамилия  Кольтелли.

– Когда-нибудь моя треуголка будет стоить дороже вашего заведения, –   выговаривал молодой офицер  хозяину.

К разговору присоединился  ещё один человек с примечательной внешностью.  Робеспьер его узнал, они встречались  по адвокатским делам, а вот Камиллю ещё не доводилось.  

– Максимус, кто это? – спросил друга Камилль.

– Того, кто спорит с официантом, я не знаю, а подошёл к ним Жорж Жак Дантон. (10)    Два года назад он купил место адвоката при совете короля,  – пояснил Робеспьер.

– Вот это человечище!

Дантон был крупного  телосложения. Камилль  стал внимательно   его рассматривать.  Им в будущем придётся много общаться.  На короткой бычьей шее – массивная голова.  Лицо,  изрытое оспой, квадратное, было покрыто шрамами. Мясистые губы рассечены,  толстый короткий нос  перебит у основания, что еще более увеличивало непомерно разросшиеся надбровные дуги. Глубокие глазные впадины совершенно скрывали маленькие глаза, превращая их в черные ямы.

   Но уродство Дантона коробило лишь в первый момент.  Это был интереснейший человек, неиссякаемой  энергии и веселого  задора.

Вот и сейчас его голос приятного тембра прогремел  с необыкновенной силой:

– Прокопо! Ну что ты привязался к юноше. Я заплачу за него.

Действительно, офицеру  было всего 20 лет. После смерти отца он взял на себя роль главы семьи. Жил очень бедно.  Питался два раза в день молоком и хлебом. Его попытки поступить на русскую военную служб, не увенчались успехом. В России был издан  указ о принятии иноземцев на службу чином ниже, на что амбициозный юноша  не согласился. А мог бы отправиться волонтером на войну с Турцией. Если бы это случилось, всемирная история пошла  совсем по -  другому.  Россия лишилась величайшего полководца. А  мир в будущем узнал  нового узурпатора. Вы не догадались  кто это?

  В кафе младший лейтенант  зашёл, чтобы хорошо поесть перед дальней дорогой домой на Корсику.

– Сир! Очень вам признателен, – юноша чуть склонил голову в знак признательности.

– Этот молодой человек очень благороден, – подумал Робеспьер, наблюдая издали за развитием событий.  

Если бы он только знал тогда, с кем  пришлось встретиться в этот майский вечер! Камень, что был  в кармане Максимильена,  напомнил о себе, он чуть нагрелся,  чувствуя в молодом лейтенанте злого гения.  Робеспьер об этом, естественно не догадывался.

– А  треуголку я всё-таки оставлю. Запомните:  меня зовут Наполеон Бонапарт! (11)  – гордо расправив плечи, обратился  будущий император Франции к хозяину кафе. – Вы ещё будете гордиться тем, что  я посетил ваше заведение.

Так и получилось. Позже Кольтелль  хвастался:

 – У меня в кафе  ужинал  сам Наполеон Бонапарт!

  Треуголку  Прокопио и его потомки  берегли  пуще ока.  До сих пор   она находится в витрине прямо  при входе в ресторан, который стал одним   из самых дорогих и популярных заведений в Париже. Музейные работники оценили шляпу Наполеона  в 4 миллиона евро. Нынешний хозяин не собирается расставаться с бесценной для него реликвией. А  о знаменитых  посетителях – Наполеоне, Дантоне, Робеспьере и Марате рассказывают гостям французской столицы, размещённые на стенах заведения портреты и картины.

       Но вернёмся в Париж лета 1789 года.

На одном из заседаний  выступал Робеспьер. Его слова  звучали убедительно, и депутаты не могли  с ним не согласиться:

–  Мы, депутаты от третьего сословия,  должны поддерживать и защищать  интересы народа и принципы демократии.

Робеспьер занимал наиболее радикальную позицию и в главном — аграрном вопросе, поддерживая требования крестьян, выступающих против засилья. Он разоблачил антидемократический характер ряда законопроектов буржуазно-либерального большинства.

 – Введение имущественного ценза  создаст  новую аристократию – «аристократию богатства».  Мы же должны выступать в духе  народовластия и политического равенства.

    Робеспьер говорил  убедительно, многие с ним соглашались.  В  некоторых  вопросах депутаты были  единодушны:

– Государственная и частная собственность  должны быть  неприкосновенными.

–Народ выпускает законы с согласия короля, без которого закон не имеет силы.

– Для введения  налогов и для заключения займов необходимо  согласие народа.

– Подати могут  утверждаться только на время, в период от созыва одного народного собрания до другого.

Разногласия касались таких пунктов, по которым правительство с ясной и твердой волей легко могло бы прийти к соглашению с народом:

– Имеет ли король право издавать временные законы, когда Генеральные Штаты не в сборе?

–Кому принадлежит право распускать и собирать Генеральные Штаты, королю или собранию?

–Не лучше ли из двух первых сословий образовать верхнюю палату?

–Признать ли ограниченную или полную свободу печати?

–Следует ли избирать или назначать королевских чиновников?

Но проходил день за днём, Генеральные Штаты так и не смогли придти к единому решению по этим вопросам.  Даже голосование посословно не дало положительного результата. Дворянство проявляло мало уступчивости, и все старания правительства привести к соглашению остались без успеха. 

   В это время толпы  парижан стекались в Версаль, требуя решительных действий.  17 июня,   сделав еще одно последнее предложение двум привелигированным сословиям объединиться, депутаты  третьего сословия, объявили себя представителями всей нации – Национальным Собранием -assemblee Rationale.

– Название должно быть более определённым и правдивым: «представители французского народа» – предлагал Мирабо, –  оно не такое опасное. Мы должны избегать деспотизма (12)    во всем.

На что аббат Сиэйс возражал с обычной своей отвлеченной логикой, наделавшей впоследствии много бед:

– Между троном и собранием не должно быть veto(13), не должно существовать отрицательной силы.

Вскоре собрание приняло второе решение для успокоения и привлечения к себе кредиторов государства:

– Хотя налоги и повышены без согласия народа, но должны быть утверждены.  Государственный долг находится под покровительством французской лояльности. (14)

Эти решения стали известны королевскому двору.  Королева,  дворянство, даже Неккер   стали убеждать  короля взять на себя руководство страны. По королевскому указу, заседания собрания были отсрочены до 22 июня. При дворе радовались тому, что вскоре заткнут рот болтунам и демагогам. Но дальнейшие события уже никто не мог предугадать.

     Людовик со спокойной душой поехал на охоту.

     Раннее утро. Король в сопровождении нескольких приближённых, среди которых будущий наполеоновский маршал Эмм Груши(15), на лошадях продвигались по лесу. За всадниками бежали охотничьи собаки.

 Первые лучи солнца окрасили  деревья в золотисто-зелёные оттенки, замелькали в  кронах солнечными зайчиками.  Проснулись и запели птицы. Где-то далеко в селении прокричали первые петухи. На душе у Людовика было легко и спокойно.

 – Как хорошо вокруг, такая благодать, – думал король, забыв о государственных делах. Он просто наслаждался жизнью и чистым лесным воздухом. Для него отошли на второй план  все разногласия  в Генеральных Штатах. Он не думал о том, что будет завтра.

   Погода соответствовала настроению. Голубое небо, яркое солнце. Громкий хор птичьих голосов  слышался  в вышине.  Подковы лошадей  не создавали никакого шума – зелёная трава мягким ковром устилала землю.

   Вдруг  в кустах что-то захрустело. Из зелёного полога высунулась кабанья морда. Собаки  рванули вперёд и выгнали кабана.  Людовик поднял ружьё и застыл.

– Нет, не буду стрелять, – решил он.

– Ваше величество! Сир! Стреляйте! Почему вы не стреляете? – спросил Груши.

– Пусть бежит! – ответил Людовик. – Хочу просто отдохнуть.

Резким свистом Груши вернул собак назад. Кабан в это время скрылся из виду. Король  спешился и пошёл по лесной тропинке. Следом за ним поодаль следовали два телохранителя.

    Повеяло прохладой. Людовик вышел к  небольшому озеру, заросшему осокой и замер.  На противоположной стороне бродила пара серых журавлей, то и дело окуная длинные шеи в траву,  изредка отмахиваясь крылом от  зеленоголовых селезней. На тёмной траве под ногами короля прыгал лягушонок  с  белым пером, как короной, на голове.

– Жабий король, – усмехнулся Людовик.

Лягушонок, не замечая обращённых на него взглядов,  скакал на своих  четырёх лапках, а перо виляло из стороны в сторону, словно веер, белый и пушистый на бугристой голове.

– Так и хочется воскликнуть: а король то голый, – тихо прошептал Людовик.

Это было необыкновенно и казалось необъяснимым. Но рядом  король увидел гнездо дикой утки. – Вот откуда  к лягушонку попало белоснежное перо!  – засмеялся Людовик. – Жабий король – маленький лягушонок!

  Внезапно журавля поднялись  с места,  раздался нестройное кваканье. Ничего не предвещало дождя, но неожиданно  поднялся ветер, вдали загрохотало. Небо покрылось чёрными тучами. Надвигалась гроза.

 – Сир! Нужно возвращаться!

 – Да, да! Едем домой.

    Вновь грянул гром, мелькнула молния. Ливанул дождь. Пока король со свитой добрались до Версаля,  все промокли до нитки. Как только Людовик вошёл во дворец, очарование от конной прогулки  испарилось. Сразу нахлынули воспоминания о прошедших событиях.

– Опять возвращаться к делам насущным, – тяжело вздохнул Людовик, поднося ко рту чашку горячего молока. – Жабий король – лягушонок. Ему проще, чем мне. Правда, он может попасть в  желудок какой-нибудь птицы. А что мне ждать  от неугомонных депутатов?

     20 июня депутаты от третьего сословия пришли в зал заседаний и обнаружили, что двери зала закрыты и к ним приставлена ​​стража. Лишенные помещения депутаты третьего сословия собрались в зале для игры в мяч, где принесли клятву-присягу бороться с абсолютизмом (фр. Serment du Jeu de paume) . Одним из авторов текста присяги был Максимильан Робеспьер.

Клянёмся не расходиться и собираться повсюду, где требуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет создана и утверждена Конституция королевства.

   Лишь один депутат, совсем  неизвестный политик,  не подписал клятву. Он не счел нужным выполнять решения, не санкционированные  королем. Таким образом,  третье сословие открыто продемонстрировало неподчинение Людовику XVI.

     А  Людовика ожидал тяжёлый удар.  Умер старший сын, которому не  исполнилось и восьми лет. Мальчик родился слабым, часто болел. Рецидив болезни случился сразу после возвращения Людовика с охоты.  Королевский дворец погрузился в траур.  По давней традиции  любые общественные собрания считались в это время неуместными. Но мотивы запрета на собрание  третьему  сословию   не объяснили. Депутаты каждое утро собирались   в зале для игры в мяч.

Чтобы сохранить монархию, нужно подвести под пошатнувшееся здание  го­сударственности прочный фундамент Конституции. – К такому выводу пришли депутаты от третьего сословия и поддержавшие их либеральное  дворянство, выражавшее  интересы крупной буржуа­зии.  Когда  королю донесли это решение, он в запале крикнул, хотя всегда был сдержанным.

– Они заговорили о Конституции? Нет, нет, нет и ещё раз нет!

23 июня Людовик  отказался признать требования третьего сословия и попытался распустить Генеральные штаты. Он не понимал, насколько серьёзно положение вещей.

– Повелеваю вам теперь разойтись, а завтра продолжать занятия каждой группе отдельно в назначенном для нее помещении.

 Дворянство и часть духовенства повиновались. Депутаты третьего сословия не расходились. К ним подошел обер-церемониймейстер маркиз де Брезё:

– Господа, вы слышали приказание короля?

 В ответ депутаты третьего сословия приняли решение не расходиться.  Поднялся граф Мирабо, которого, невольно, собрание признавало уже своим главой, называя отцом Отечества:

 – Вы не имеет здесь ни места, ни права голоса! — крикнул он своим громовым голосом испуганному царедворцу. 

— Впрочем, передайте пославшему вас королю, что мы здесь по воле народа, и что нас можно вытеснить только вооруженной силой.

      Национальное собрание единодушно постановило, что оно остаётся при своих прежних решениях, и большинством голосов объявило по предложению Мирабо личность депутатов неприкосновенной. Депутаты третьего сословия продолжали свои заседания и привлекли на свою сторону значительную часть представителей духовенства и некоторую часть представителей дворянства.

    Чтобы «проучить чернь»   Людовик XVI  отдаёт приказ подтянуть к Версалю верные войска. Прибытие  солдат накалило атмосферу в столице. Стихийно стали возникать митинги. Брожение началось и в армии. 30 июня драгуны и гусары, посланные разогнать толпу парижан, отказались выполнить приказ.

– Мы не будем стрелять! Среди собравшихся депутатов – наши друзья, родные и близкие.

Верным Людовику оставался лишь Королевский иностранный  кавалерийский  полк и отдельные военные части.

  9 июля 1789 года Национальное собрание объявило себя Учредительным собранием (Assemblée constituante) — высшим представительным и законодательным органом народа. 

– Учредительное собрание объявляет о готовности учредить во Франции новый государственный порядок, – объявил Мирабо. –   Эта великая революция! И она обойдётся без злодеяний и слёз.

Мирабо считал  себя мудрым и опытным политическим деятелем. Он  пользовался  авторитетом среди депутатов третьего сословия своими проникновенными  речами и требованиями уничтожения деспотизма и превращения Франции в конституционную монархию. Он  наивно верил, что  в эпоху Просвещения все проблемы в стране можно решить цивилизованным путём. Но его надежды не оправдались.

   11 июля под нажимом Марии Антуанетты и младшего брата, графа д ʹ Артуа, Людовик решил разогнать Национальное собрание. Одновременно он подписывает указ о  замене  Неккера   маршалом  Брольи, известного по Семилетней войне, а  Неккеру написал:

– Жак! Во избежание волнений вы должны   немедленно покинуть  Париж.

Неккер вынужден был подчиниться.

     Известие об отставке министра финансов,   единственного представителя третьего сословия в правительстве распространилось по Парижу в тот же день.  Перемены, которых ожидал народ, так и остались нереализованными.   Дух равенства вплотную подвёл народ к  революции.

12 июля массы народа  вышли  на улицы Парижа. Собирались неорганизованными кучками и обсуждали грядущие события.  Кое - где слышались  призывы:

– Да здравствует Учредительное собрание! 

Всё чаще кричали:

– Долой короля!

   Произошли первые столкновения  восставших с королевскими войсками. Не решавшиеся ещё стрелять,  драгуны пускали в ход пики и кинжалы.  Появились первые раненые из числа ораторов и их слушателей.

   Одним из ораторов волею случая (или подталкиваемый духом равенства) стал Камилль Демулен.  В этот день он договорился встретиться с Робеспьером. Максимильен  должен был познакомить его с Дантоном. Тот  заинтересовался  трактатом «La France libre», «Свободной Франции», где  Демулен рассуждал о  республиканской форме правления, сторонником  которой был Жорж Жак Дантон.

–Адвокатская практика не удалась, а знакомство с Дантоном может  стать началом моей журналисткой карьеры, – рассуждал Камилль.

   Демулен спешил на встречу, поглядывая на часы, он уже опаздывал. Несколько раз его останавливали вооружённые посты для проверки документов. Время на дорогу ушло намного больше, чем он предполагал.

   К  воротам  сада Пале Рояль, где неподалёку заседали депутаты третьего сословия, Камилль  подошёл уже с большим опозданием.    Робеспьера и Дантона  не было видно.  В собравшейся толпе что-то громко обсуждали. Камилль  стал прислушиваться, о чём они говорят.

– Неккера отправили в отставку.

– На его место поставлен  маршал Брольи  – грубый  солдафон, наказывающий солдат за малейшее неповиновение плетьми.

– Этого  нельзя допустить!

  Будто неведомая сила поднимает  Камилля  на возвышение,  он не может молчать и пламенно произносит:

–Слушайте! Отправив Неккера в отставку,  назначением Брольи Людовик готовит  Варфоломеевскую ночь для своего народа. Для всех честных патриотов.

Камилля тут же окружили и стали  слушать, затаив  дыхание.  Он говорит то, что волнует  парижан  уже не один  день.  

– Людовик собрался разогнать Учредительное собрание –   законных представителей народа, заговоривших о равенстве, о правах простых  людей – каждого из нас.

– Не  допустим! – закричали  в толпе.

Демулен срывает   с дерева зелёную ветвь и прикрепляет  её как  кокарду  к  фетровой шляпе. Позже веточку заменила зелёная лента.

– Пусть зелёный цвет станет символом нашей свободы!

Мужчины и женщины  стали срывать зелёные веточки и украшать ими одежду и головные уборы.

– Свободу! Свободу!

– К оружию! –   слышатся громкие голоса  в толпе.

Большой оружейный склад находился рядом с Домом инвалидов.

– За оружием!  К Дому инвалидов!

    Возбуждённая толпа потоком  устремляется  в сторону Дома Инвалидов. Демулен смешивается с толпой.  Лицо его горит, сердце учащённо бьётся. Он, такой скромный  по своей натуре человек, почувствовал себя как рыба в воде. Это состояние для него было необычным. Как будто за его спиной дух равенства расправил крылья,  и он взлетел над толпой  к счастью, к  свободе, к народному единению.

   Каждый в толпе протягивал к Камиллю руки для  рукопожатия, многие обнимали, восторгаясь, хлопали по плечу.

– Как хорошо сказал!

– Ты подобрал нужные слова!

– Молодец! Не остуди своё сердце, сынок!

– Здόрово, брат!

В это время Камилль почувствовал, что его резко потянули за локоть. Это был Робеспьер. Рука друга была горячей. Сердце обожгло, но холодным огнём. В глазах замелькали звёздочки.  Но  это состояние продлилось несколько мгновений, незаметных для окружающих.

– Что это со мной, – подумал Камилль.

  Это воздействие на Демулена оказал голубой бриллиант Око Бхайравы, находившейся в это время в верхнем кармане сюртука у Робеспьера. Максимильен  продолжал носить его как талисман на все заседания  Генеральных Штатов, потом Национального и Учредительного собрания. Изредка он доставал камень,  согреваемый его ладонями, камень  отвечал ему ответным теплом и наполнял мыслями  о  равенстве и свободе. Но пока свою истинную красоту он не  показывал. Настолько грязь засохла на его гранях.

– Камилль!  Ну,  ты  друг,  оратор! Я подобного не ожидал, – восхищённо произнёс Максимильен.

Камилль был несколько  смущён. Рядом с  Робеспьером  он увидел  крупного человека.  Он  широко улыбался.

– Жорж, познакомься! Это  мой друг Камилль. 

– Камилль!  Это Жорж Жак Дантон. Я ему рассказал о тебе, он заинтересовался твоими рассуждениями о новой форме власти –  республике.

 Глаза  Дантона светились добротой, голос, несмотря на рост, был приятного, хотя и низкого, тембра.

– Ты блестящий оратор, Камилль! Как ты зажёг  своей пламенной речью толпу! Я восхищён!  Каждое слово вбиваешь, как гвозди! Вашу руку, брат!

Рукопожатие  Дантона  было крепким и сильным. Демулен  сразу  же проникся к нему теплотой и доверием. И это будет обоюдным.

  Дантон продолжал:

–Из вас выйдет не только оратор, но и хороший журналист.

Робеспьер  продекламировал:

Каждое слово как гвозди вбиваешь,

С верою в правду по жизни шагаешь.

Духом свободы и равенства дышишь,

Ты журналист, ещё много напишешь!

   И действительно, с осени 1789 до июля 1791 года Демулен издал собрание зажигательных памфлетов под заглавием «Революции Франции и Брабанта» (Les Révolutions de France et de Brabant). После свержения монархии и провозглашения республики  Демулен займёт место  секретаря при министре юстиции Дантоне в Национальном Конвенте и будет выступать против революционного террора и политики Робеспьера. Но это будет чуть позже.

  Июль 1789 года.  Дух равенства принёс ветер значительных перемен не только в истории Франции, но и во всём мире.

 

(1) Сигамбры – германское  племя, жившее в 1 в. до н.э. на правом берегу Среднего  Рейна, которое описал Плиний Старший в 1 веке н. э.  предки-велхи во времена римского завоевания.

(2)Мирабо Оноре Габриель Рикетти ( 1749—1791) — один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции.

(3)Максимильен Мари Изидор де Робеспьер  (6.5.1758, Аррас, — 28.7.1794, Париж) – выдающийся деятель Великой французской революции.

(4) «Демократия» – с греческого - власть народа – форма политической организации общества, основанной на признании народа в качестве источника власти.

«Республика» – с латинского -   общественное дело – форма государственного устройства, при котором все высшие органы власти избираются гражданами.

(5) Жан Жак Руссо (1712-1778)  -  французский философ и просветитель XVIII века. Вырос в семье женевского часовщика. Идейный вдохновитель Французской революции. Его слава перешагнула далеко за пределы Франции.

(6) Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер Мотье  маркиз де Лафайе́т (1757 — 1834), французский политический деятель. Участник трёх революций: американской войны за независимостьВеликой французской революции  и  июльской революции 1830 года. Принадлежал к так называемому дворянству шпаги (т.е. приобретённому военной службой). Вскоре после рождения из шести унаследованных имен мальчику выбрали одно основное — Жильбер — в память об отце и знаменитом предке из рода ла Файет. Он был назван в память о Жильбере де Ла Файете, маршале Франции, соратнике легендарной Жанны д’Арк  и ближайшем советнике короля Карла VII.

 (7)  Плюмаж – украшение из перьев на шляпе.

 (8) Трагедия Шекспира  «Ромео и Джульетта», акт II, сцена II, Джульетта

 Уильям Шекспир Сонет 54 Перевод: С.И. Турухтанов

(9) Старейшее кафе Парижа, основано в 1686 году уроженцем Сицилии Прокопио деи Кольтелли. Сейчас его скорее можно назвать дорогим рестораном. Адрес кафе: 13, rue l΄Ancienne Comėdie, в 60 метрах от площади  Saint Germain des Prės. В те времена улица Ансьен-Комеди называлась   Rue des Saint- Germain -улица Фоссе - Сен-Жермен.  

(10) Жорж Жак Дантон ( 1759 — 1794) — французский революционер, один из отцов-основателей  Первой французской республики, министр юстиции времён Французской революции, первый председатель Комитета общественного спасения.

(11) Наполеон I Бонапарт (1769 -1821) - французский полководец и государственный деятель. Император Франции (1804-1814 и в марте - июне 1815).

(12)Деспотизм – самовластие и произвол, подавляющее подчинение своей воле.

(13) veto – с латинского запрещаю

14) Лояльность – верность действующим законам, постановлениям власти; благожелательное отношение к кому-либо.

(15) Эммануэль Груши  (1766-1847) – подполковник шотландской роты телохранителей короля Людовика XVI, наполеоновский маршал.

 
Рейтинг: +6 1272 просмотра
Комментарии (8)
Денис Маркелов # 30 апреля 2013 в 22:08 +1
Имеено так должны писаться учебники истории. Личность Робеспьера весьма сложна, да и события более чем двух вековой давности тоже. Кстати, они почти издевательски точно повторились спустя два века в СССР. Вероятно. нас всех ожидает реставрация - или социализма или императорской власти
Анна Магасумова # 30 апреля 2013 в 22:26 0
Благодарю за комментарий. Я ведь учитель истории по образованию..
Денис Маркелов # 1 мая 2013 в 11:54 0
Я это знаю... Поэтому и говорю, пора составлять учебник, или хрестоматию по Новой Истории
Анна Магасумова # 1 мая 2013 в 21:37 0
Спасибо, Денис! Но мои истории с элементами фантазии. На это меня голубой бриллиант "Надежда" натолкнул. Хотя многие авторы учебников вкладывают свой взгляд на события.
Тая Кузмина # 2 мая 2013 в 22:49 0
АНЕЧКА! Я ВОСХИЩЕНА ТВОЕЙ "БАНДЕРОЛЬЮ"!!!!!СПАСИБО, ДОРОГАЯ, ЗА ПРЕКРАСНЫЙ РАССКАЗ

Анна Магасумова # 2 мая 2013 в 23:28 0
СПАСИБО!
Внезапно небо прорвалось...(это из следующей части...)
Митрофанов Валерий # 9 мая 2013 в 20:35 0
мне понравилось, но я против Робеспьера...не дай Боже попасть в то время! voentank
Анна Магасумова # 9 мая 2013 в 22:39 0
Да, Робеспьер оказался благодатным материалом для голубого бриллианта - о предаст друга детства... big_smiles_138