Её Имя

Вчера в 16:06 - Valery
 
 
Настоятельно рекомендую включать сопроводительную мелодию. Поверьте, такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора, её глубину.

 
 
 
По своему следу себя не отыщешь.
Доминик Опольский
 
***
 
Ева стояла у окна.
Безграничный мир жгучей темноты прятался за её отражением.

 
— С наступлением ночи не смеркается рассудок, сквозь тьму я узнала, насколько яркими бывают звёзды.
Я — это и есть мой Мир, бескорыстный, но запутанный, горячее сердце которого судорожно вибрирует от отчаяния — его обволакивает колкий иней то ли навсегда утраченного прошлого, то ли неизвестного грядущего. Лишь тьма поможет мне расправить плечи и узнать свою мелодику, найти себя и оправдаться...

Е - ва — теснота в имени кажется слишком сжатой, чрезмерно плотной, а короткий набор букв и звуки их не выражают внутреннего настроения и вдохновения. Особенно заметно стало это, когда резко изменилось моё собственное «Я» и опрокинулось необъятное Пространство, где необходимость проявиться новым смыслом или странностями удерживалось «Евой».
 
 
— А я давно уже не «Ева», я — Лилит, я — Ведьма! И не вопреки, я — суть её в эзотерическом содрогании, в его бушующей протяжённости. Сглотнуть бы разом всё, запивая огнём, и поглядеть на мир изнутри, добавляя небывалых действующих лиц, меняя декорации, и бесконечно перевоплощаясь, чтобы наконец услышать звуковое выражение своего закодированного Вселенского Имени, служащего шифром выхода за кулисы видимой реальности. Да! И осязать его, и принимать, вбирать, осознавая глубину и мощь. Оно никак не может быть похожим на моё земное прозвище. Надоело просыпаться не в той плеро́ме*, другой удел необходим мне, где не было меня. Своё «потом» хочу сейчас, а не опомниться за исступлённым «поздно». Моим бесам осточертело взывать, они сорвали удила, им нужен выход!

 
— Хочу услышать собственное чудо! Не то, которое непонятно, и не то, что желаю, а то, что недосягаемо, в котором сочетаться станут противоречивые энергии, где Сила аффекта сравнится с массой Полной Луны, а форма звуков удивит диапазоном — от шороха опавшего листа, до эха «чёрных дыр» вселенского Астрала. И много в имени том будет цвета и оттенков, сияющих по множественным граням геометрических фигур, где я всегда найти смогу забытое в притаившемся, когда-то пережитом эпизоде. Там ароматы звуками наполнятся и засияют чистым перезвоном!
 
***
 
 
Оракулы слепые, ярые волхвы́
таили строго ветхий замысел,
когда
испуганно сгибались от стыда,
считали моё имя
родовым —
Лилит.
Не тех ли мудрецов
дыхание пьянит
и память исступлённо
ныне жжёт?
 
Размытыми штрихами
за чертой
стою невидимой,
в плену у подсознанья...
Дышу бугристым пульсом грёз.
Дугой
по Млечной Пыли чёрный след манит...
и чую плоти моей хруст...
Багровая кулиса дрогнула —
смотрюсь!
А за канканом пенного огня,
где пасть свою явила Бездна,
чьей глубины постичь нельзя,
Адам, в первичном лоне Бытия,
глаза в глаза передо мной возник...
Приник
с засохшими цветами...
Каменья взгляд мерцающий его
от ног сбивал,
полынь сметал,
готовил путь... к возврату?
 
Он чувствует меня, я это слышу, знаю!

— Кругом весна, а ты печален...
— Лилит, возлюбленная Тьма,
дань мигу, Ночь Крылатая,
твоею страстью ранены уста,
с тобой объятия
и первое проникновение,
касанья терпкие
храню в веках, родная!
 
Сказал заветное «родная» —
ближе стал,
чем день вчерашний
в бесконечном.
 
— Я непорочна для тебя?
— Добро и Зло, сквозь спазм времён,
предел их глубины я испытал —
щедротами они мне чýжды.
Расплатой — смертная межа.
Я выбор осознал:
с тобой едино Небо!
Украв мой Свет,
могла ты заслонить
от лжи и бед,
быть тишиной в ночи́...
 
Безмолвьем заклубился крик во мне.
Иссякли бунты...
 
— Судьба нас развела...
— Но подлинная — ты!
— А как же...
— Не от тебя отравленная кровь
с искрóю Люцифера — эйцехоре*,
и лютый Каин не тобой рождён...
Во мне вина — Завет попрал...
— Нарциссы* для меня?
Вдохнула.
— Оживают!
 
Адам, погубленный любовью,
прибил воззваньем ко кресту
чернь моих крыльев.
 
Краями раненного сердца
склонился он к моим губам...
Мольбою зазвучал
наш недостроенный когда-то храм...
 
***
 
Другое небо за окном
и своевольная луна,
и шёпот ветром обнимал издалека...
А рядом, на столе, — цветы,
с растрёпанными головами,
пророчили рассвет тугими лепестками...
 
 
 
 

 
*Плеро́ма (др.-греч. πλήρωμα — «наполнение, полнота, множество») — может означать и некоторую сущность в её неумалённом объёме, без ущерба и недостачи, и множественное единство духовных сущностей, образующих вместе некоторую упорядоченную, внутренне завершённую «целокупность»;
*Эйцехоре — вирус Люцифера, вирус Эго. Сущность эйцехоре состоит в непреодолимом для самого обладателя мучительном стремлении всё поглотить в своём самостном Я. В пределе — он хочет быть во вселенной один, всю её поглотив в себе.
*Нарциссы — здесь: символ возрождения. 
 
 
 
 

© Copyright: Valery, 2025

Регистрационный номер №0539040

от Вчера в 16:06

[Скрыть] Регистрационный номер 0539040 выдан для произведения:
 
 
Настоятельно рекомендую включать сопроводительную мелодию. Поверьте, такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора, её глубину.

 
 
 
По своему следу себя не отыщешь.
Доминик Опольский
 
***
 
Ева стояла у окна.
Безграничный мир жгучей темноты прятался за её отражением.

 
— С наступлением ночи не смеркается рассудок, сквозь тьму я узнаю́, насколько яркими бывают звёзды.
Я — это и есть мой Мир, бескорыстный, но запутанный, горячее сердце которого судорожно вибрирует от отчаяния — его обволакивает колкий иней то ли навсегда утраченного прошлого, то ли неизвестного грядущего. Лишь тьма поможет мне расправить плечи и узнать свою мелодику, найти себя и оправдаться...

Е-ва — теснота в имени кажется слишком сжатой, чрезмерно плотной, а короткий набор букв и звуки их не выражают внутреннего настроения и вдохновения. Особенно заметно стало это, когда резко изменилось моё собственное «Я» и опрокинулось необъятное Пространство, где необходимость проявиться новым смыслом или странностями удерживалось «Евой».
 
 
— А я давно уже не «Ева», я — Лилит, я — Ведьма! И не вопреки, я — суть её в эзотерическом содрогании, в его бушующей протяжённости. Сглотнуть бы разом всё, запивая огнём, и поглядеть на мир изнутри, добавляя небывалых действующих лиц, меняя декорации, и бесконечно перевоплощаясь, чтобы наконец услышать звуковое выражение своего закодированного Вселенского Имени, служащего шифром выхода за кулисы видимой реальности. Да! И осязать его, и принимать, вбирать, осознавая глубину и мощь. Оно никак не может быть похожим на моё земное прозвище. Надоело просыпаться не в той плеро́ме*, другой удел необходим мне, где не было меня. Своё «потом» хочу сейчас, а не опомниться за исступлённым «поздно». Моим бесам осточертело взывать, они сорвали удила, им нужен выход!

 
— Хочу услышать собственное чудо! Не то, которое непонятно, и не то, что желаю, а то, что недосягаемо, в котором сочетаться станут противоречивые энергии, где Сила аффекта сравнится с массой Полной Луны, а форма звуков удивит диапазоном — от шороха опавшего листа, до эха «чёрных дыр» вселенского Астрала. И много в имени том будет цвета и оттенков, сияющих по множественным граням геометрических фигур, где я всегда найти смогу забытое в притаившемся, когда-то пережитом эпизоде. Там ароматы звуками наполнятся и засияют чистым перезвоном!
 
***
 
 
Оракулы слепые, ярые волхвы́
таили строго ветхий замысел,
когда
испуганно сгибались от стыда,
считали моё имя
родовым —
Лилит.
Не тех ли мудрецов
дыхание пьянит
и память исступлённо
ныне жжёт?
 
Размытыми штрихами
за чертой
стою невидимой,
в плену у подсознанья...
Дышу бугристым пульсом грёз.
Дугой
по Млечной Пыли чёрный след манит...
и чую плоти моей хруст...
Багровая кулиса дрогнула —
смотрюсь!
А за канканом пенного огня,
где пасть свою явила Бездна,
чьей глубины постичь нельзя,
Адам, в первичном лоне Бытия,
глаза в глаза передо мной возник...
Приник
с засохшими цветами...
Каменья взгляд мерцающий его
от ног сбивал,
полынь сметал,
готовил путь... к возврату?
 
Он чувствует меня, я это слышу, знаю!

— Кругом весна, а ты печален...
— Лилит, возлюбленная Тьма,
дань мигу, Ночь Крылатая,
твоею страстью ранены уста,
с тобой объятия
и первое проникновение,
касанья терпкие
храню в веках, родная!
 
Сказал заветное «родная» —
ближе стал,
чем день вчерашний
в бесконечном.
 
— Я непорочна для тебя?
— Добро и Зло, сквозь спазм времён,
предел их глубины я испытал —
щедротами они мне чýжды.
Расплатой — смертная межа.
Я выбор осознал:
с тобой едино Небо!
Украв мой Свет,
могла ты заслонить
от лжи и бед,
быть тишиной в ночи́...
 
Безмолвьем заклубился крик во мне.
Иссякли бунты...
 
— Судьба нас развела...
— Но подлинная — ты!
— А как же...
— Не от тебя отравленная кровь
с искрóю Люцифера — эйцехоре*,
и лютый Каин не тобой рождён...
Во мне вина — Завет попрал...
— Нарциссы* для меня?
Вдохнула.
— Оживают!
 
Адам, погубленный любовью,
прибил воззваньем ко кресту
чернь моих крыльев.
 
Краями раненного сердца
склонился он к моим губам...
Мольбою зазвучал
наш недостроенный когда-то храм...
 
***
 
Другое небо за окном
и своевольная луна,
и шёпот ветром обнимал издалека...
А рядом, на столе, — цветы,
с растрёпанными головами,
пророчили рассвет тугими лепестками...
 
 
 
 

 
*Плеро́ма (др.-греч. πλήρωμα — «наполнение, полнота, множество») — может означать и некоторую сущность в её неумаленном объёме, без ущерба и недостачи, и множественное единство духовных сущностей, образующих вместе некоторую упорядоченную, внутренне завершённую «целокупность»;
*Эйцехоре — вирус Люцифера, вирус Эго. Сущность эйцехоре состоит в непреодолимом для самого обладателя мучительном стремлении всё поглотить в своём самостном Я. В пределе — он хочет быть во вселенной один, всю её поглотив в себе.
*Нарциссы — здесь: символ возрождения. 
 
 
 
 
 
Рейтинг: 0 59 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!