14
Благодаря часам-ходикам с медведями я всегда мог узнать, когда проснулись родители. Часы висели на стене напротив печки, где я спал. Гирю на цепочке батька подтягивал с лёгким шумом. Случалось это в четыре часа. Зажигалась керосиновая лампа. Мать затапливала печь. С появлением первых углей ставила туда большой чугун с бульбой для живности, а нам – кастрюлю супа да махотку компота из яблок.
Батька, если не надо ехать на работу, приносил из сеней затирашку. Это приспособление к изготовлению валенок, вроде растянутой деревянной гармони. Доставал из-под кровати металлический гранёный прут, рубель и колодки. Последние – разного размера. Мужские, женские, детские. Все изготовлены из дерева, гладкие и не раз проверенные. Одинаковыми были лишь клинья для голенищ.
Фитиль лампы для нас кнот. Он позволял регулировать свет, чтоб не будить спящих. Выступающая головка со штифтиком при вращении могла выдвинуть кнот или, наоборот, спрятать его в фитильной трубке, ведущей туда, где находился керосин. Сияние от стекла, вставленного в галерейку, после регулировки тускнело, а горючее меньше расходовалось. Разгорался в печи огонь, освещавший полхаты, начиная от порога.
Мы спали, между тем как лавка возле побелённой стены превращалась в мастерскую. Под лавкой находился чан с замоченными в горяченной воде валенками. При этом в неё не добавлялся купорос, как поступали на фабриках. Батька извлекал мокрое, будто пушистый зверёк, изделие, выжимал, начинал валять с применением железного стержня. Мял, раскатывал. Рёбра прута прохаживались поперёк и вдоль по валенку.
Резких звуков при этом не создавалось. Можно было спать безмятежно. Даже если в дело шла затирашка с широкими, острыми деревянными клиньями. Её черёд наступал тогда, когда обработанный валенок набивался колодками, клинья расширяли голенище до нужного размера. Их без молотка не вставить с нужной прочностью, и всё-таки мы, дети, привыкли, спали до рассвета. К тому времени поспевали и еда, и питьё.
Я рано начал задумываться, какой смысл в нелёгком послеполуночном бодрствовании батьки и матери. Вставать ни свет ни заря. Заводить канитель с рубелем, затирашкой, тяжёлым прутом, колодками. В новозыбковском магазине доступны чёрные, красивые валенки, похожие по крепости своей на сапоги.
Поехав на ярмарку, родители успешно распродавали товар. Он как будто хранил тепло от спозаранку затопленной печки и батькиных рук, катавших, матросивших новую обужу. Я знал, что валенки получались мягкими, надёжными. Ноги с портянками либо носками не замерзали при двадцатиградусном морозе. Вот это, наверное, и привлекало покупателей. Долго носились и давали возможность не бояться зимы.
[Скрыть]Регистрационный номер 0516796 выдан для произведения:
14
Благодаря часам-ходикам с медведями я всегда мог узнать, когда проснулись родители. Часы висели на стене напротив печки, где я спал. Гирю на цепочке батька подтягивал с лёгким шумом. Случалось это в четыре часа. Зажигалась керосиновая лампа. Мать затапливала печь. С появлением первых углей ставила туда большой чугун с бульбой для живности, а нам – кастрюлю супа да махотку компота из яблок.
Батька, если не надо ехать на работу, приносил из сеней затирашку. Это приспособление к изготовлению валенок, вроде растянутой деревянной гармони. Доставал из-под кровати металлический гранёный прут, рубель и колодки. Последние – разного размера. Мужские, женские, детские. Все изготовлены из дерева, гладкие и не раз проверенные. Одинаковыми были лишь клинья для голенищ.
Фитиль лампы для нас кнот. Он позволял регулировать свет, чтоб не будить спящих. Выступающая головка со штифтиком при вращении могла выдвинуть кнот или, наоборот, спрятать его в фитильной трубке, ведущей туда, где находился керосин. Сияние от стекла, вставленного в галерейку, после регулировки тускнело, а горючее меньше расходовалось. Разгорался в печи огонь, освещавший полхаты, начиная от порога.
Мы спали, между тем как лавка возле побелённой стены превращалась в мастерскую. Под лавкой находился чан с замоченными в горяченной воде валенками. При этом в неё не добавлялся купорос, как поступали на фабриках. Батька извлекал мокрое, будто пушистый зверёк, изделие, выжимал, начинал валять с применением железного стержня. Мял, раскатывал. Рёбра прута прохаживались поперёк и вдоль по валенку.
Резких звуков при этом не создавалось. Можно было спать безмятежно. Даже если в дело шла затирашка с широкими, острыми деревянными клиньями. Её черёд наступал тогда, когда обработанный валенок набивался колодками, клинья расширяли голенище до нужного размера. Их без молотка не вставить с нужной прочностью, и всё-таки мы, дети, привыкли, спали до рассвета. К тому времени поспевали и еда, и питьё.
Я рано начал задумываться, какой смысл в нелёгком послеполуночном бодрствовании батьки и матери. Вставать ни свет ни заря. Заводить канитель с рубелем, затирашкой, тяжёлым прутом, колодками. В новозыбковском магазине доступны чёрные, красивые валенки, похожие по крепости своей на сапоги.
Поехав на ярмарку, родители успешно распродавали товар. Он как будто хранил тепло от спозаранку затопленной печки и батькиных рук, катавших, матросивших новую обужу. Я знал, что валенки получались мягкими, надёжными. Ноги с портянками либо носками не замерзали при двадцатиградусном морозе. Вот это, наверное, и привлекало покупателей. Долго носились и давали возможность не бояться зимы.
Тяжел был крестьянский труд, а труд кустаря не легче. Потом, а то и кровью добывался хлеб насущный, и цену ему знали. Конечно, с заводами, фабриками им было трудно конкурировать: те брали количеством, относительной дешевизной товара. Но штучный товар ремесленников был не в пример качественнее, потому и расходился он на ярмарках "на ура". Очень интересно все, что вы описываете, Дмитрий Сергеевич!
Доброй первомайской радостью, Валентин, стал Ваш вдумчивый анализ содержания моей продолжающейся биографии. В нём - понимание и правды жизни, и её подспудной философии. Спасибо за чистоту восприятия, высокую оценку. Хорошего праздничного настроения! Замечательного дня!